Текст книги "Сагарис. Путь к трону"

Автор книги: Виталий Гладкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Несмотря на свой скудный запас латинских слов, девушка поняла, что сказал правитель Мёзии. Она перевела взгляд на раненого нубийца и увидела умоляющее выражение на его чёрном лице. Туау понял, что смерть близка, и надеялся на милость победительницы.

В душе Сагарис словно что-то перевернулось. Ненависть к сопернику улетучилась и обратилась против надменных римлян. Ей совсем не улыбалась перспектива стать рабыней. А что может быть почётней для девы-воительницы, чем гибель в бою? Она бросила быстрый взгляд на охрану. Легионеры были не менее удивлены, чем легат и его гость, поэтому утратили на какой-то момент бдительность. Этим Сагарис и воспользовалась.

Она ворвалась в строй легионеров, как безумная фурия. Легко отбив направленные на неё копья, она нанесла несколько сокрушительных ударов, и два солдата получили ранения. Но большего сделать Сагарис не успела.

– Сеть! – рявкнул легат своим громоподобным голосом, которым он мог перекрыть даже шум битвы. – Оставить в живых! – тут же последовал второй приказ, потому что обозлённые ранением товарищей легионеры уже приготовились поднять амазонку на копья.

Один из солдат, исполнявший обязанности ретиария[62]62
  Ретиарий – гладиатор с сетью. Минимальная экипировка ретиария состояла из трезубца или гарпуна длиной 1,6 м, фашины и небольшого кинжала-пугио. Кроме того, он имел сетку диаметром 3 м, с помощью которой ему нужно было опутать противника, чтобы сразить его.


[Закрыть], ловко набросил на Сагарис мелкоячеистую сеть, в которой девушка, незнакомая с этим видом гладиаторского арсенала, и запуталась. Возможно, будь у неё в руках меч, она могла бы вырваться из сети, но топор на длинной рукояти не позволял ей даже развернуться. Спустя считанные мгновение легионеры спеленали Сагарис, как малое дитя, и беспомощным кулём бросили к ногам легата.

– И это мой будущий вилик? – с сарказмом спросил Валерий. – Да она мне глотку ночью перережет!

– Не нужно поспешных выводов, – ответил легат, когда солдаты унесли раненых товарищей, а две рабыни быстро смыли кровь с пола. – Эмилий, ещё вина!

Контубернал убежал, а Плавтий Сильван продолжил:

– Если сумеешь укротить её дикий нрав, – а это вполне возможно, – то лучшего управителя найти нечего и желать. Она будет держать нерадивых рабов в ежовых рукавицах. Попробуй перечить этой дикой кошке...

– Умеешь ты убеждать... – Валерий лихорадочно прикидывал в голове выгоды от такого «подарка» своего родственника.

Он быстро сообразил, что такой вилик ему точно не нужен, но можно будет продать её за большие деньги какому-нибудь любителю экзотики из патрициев. Это будет гораздо выгодней, нежели отправить деву-воительницу в школу гладиаторов. В любом случае ланиста вряд ли сможет заплатить больше, нежели богатый, пресыщенный развлечениями разного рода аристократ. Дальнейшего разговора Сагарис не слышала. Её волоком потащили из атрия и бросили в эргастул, даже не сняв сеть. При этом обозлённые солдаты не без удовольствия немного попинали её своими калигами. Хорошо, что из-за тёплого климата Таврики солдатская обувь была облегчённой, иначе девушка могла бы получить серьёзную травму...

Спустя неделю одномачтовая корбита[63]63
  Корбита – грузовое римское судно. Имело округлые обводы и всего одну мачту. Корбиты регулярно снабжали Рим хлебом. Несовершенство парусов компенсировалось применением вёсел, которые использовались только для прибрежных манёвров. Длина корбиты составляла 27-30 м, ширина – примерно 7,5 м, осадка – 2-2,5 м. Судно имело вместимость не менее 250-300 т. Мачта несла прямой парус, который был усилен двумя треугольными парусами, похожими на более поздние лиселя. В носу находилась короткая наклонная мачта типа бушприта с небольшим парусом – артемоном. Круто изогнутая корма венчалась акростолем в виде головы лебедя. На выступающих кормовых балконах – кринолинах – крепилась пара мощных рулевых вёсел. На римских зерновозах впервые появилось надпалубное помещение – прообраз мостика. Там же располагались хозяин и пассажиры.


[Закрыть] – тяжело нагруженный торговый корабль-зерновоз римлян – подняла якорь и покинула Харакс. Матросы с удивлением разглядывали единственного пассажира своего судна – девушку, которую почему-то приковали к мачте железной цепью.

Это была Сагарис.

Часть II
РАБЫНЯ

Глава 1
ОСТИЯ

Накануне декабрьских ид[64]64
  Иды – в римском календаре так назывался день в середине месяца. Иды были посвящены Юпитеру, которому в этот день жрец бога приносил в жертву овцу.


[Закрыть] в латифундии Гая Рабирия Постума царило оживление. В начале декабря закончились практически все сельскохозяйственные работы, и для земледельцев наступило время недолгого отдыха и весёлых праздников. Пастухи принесли козлёнка в жертву Фавну – покровителю стад – и чествовали бога гуляньями и плясками. А вскоре намечались сатурналии[65]65
  Сатурналии – праздник, посвящённый богу Сатурну. Первоначально отмечался только 17 декабря, а позднее торжества были продлены до 23 декабря.


[Закрыть], когда веселье и вовсе начинало перехлёстывать через край.

Согласно легенде в далёкие незапамятные времена Землёй правил Сатурн, и она считалась всеобщим достоянием. Не было на ней ни бедных, ни богатых, ни господ, ни рабов. Поэтому в память об этом счастливом «золотом веке» рабам на празднике сатурналий разрешалось свободно шутить с господами, пировать за их столами и выбирать своего шутовского императора. Только во время сатурналий сельские рабы могли немного отдохнуть, досыта поесть и выпить. Обычно в этот праздник Гай Рабирий выдавал им по конгию (кувшину) вина на человека и выставлял сытное угощение. А в будни раб получал несколько лепёшек или кусок хлеба, по секстарию[66]66
  Секстарий мера объёма жидких тел. Секстарий равен ¹/₆ конгия или 0, 55 л.


[Закрыть] перекисшего (из отжимок винограда) вина в день, секстарий оливкового масла в месяц, негодные для продажи маслины и немного дешёвого рыбного маринада. Если раб болел, то его скудный паёк ещё более уменьшался.

Гай Рабирий Постум часто посещал своё имение, так как твёрдо придерживался старинных взглядов, по которым земледелие, если к нему относиться с постоянным вниманием, должно всегда приносить большие доходы. Его латифундия была хорошо устроена, и место для неё он выбрал весьма удачно.

Вилла Гая Рабирия Постума, достаточно роскошная и вполне удобная для господского отдыха, была построена у подножья холма, дающего защиту от зноя и ветров. Зимние спальни и столовые были обращены на юг, летние – на север. Библиотека выходила окнами на восток, чтобы предохранить книги от сырости. В приёмной комнате был настелен мозаичный пол с изображением охоты на льва, её стены украшала превосходная живопись, щедро украшенная позолотой. Дом огибала широкая колоннада для прогулок, между колоннами стояли мраморные статуи знаменитых мудрецов древности работы греческих мастеров, которые вызывали восхищение гостей хозяина латифундии, понимавших толк в высоком искусстве. Зимой комнаты обогревались горячим паром, который по трубам подавался из котлов, расположенных в подвале. В термах – любимом месте времяпрепровождения Гая Рабирия – всегда была горячая и холодная вода. Хорошо распарившись, он выходил на свежий воздух, где и сибаритствовал за мраморным столиком, созерцая красивый сад, разбитый перед домом. Сад спускался с холма четырьмя террасами, деревья были посажены правильными аллеями, тщательно подстриженные садовником-фригийцем родом из Гиераполиса[67]67
  Гиераполис – город во Фригии, пергамская военно-опорная крепость. Известен благодаря термальному курорту, превосходным садам, а также культу Асклепия и Гигиен.


[Закрыть] кусты изображали фигуры зверей и буквы имени хозяина, а на клумбах росли самые разнообразные цветы.

Маленький водопад возле терм чуть слышно журчал и плескался, наполняя водой небольшой бассейн, выложенный мрамором и украшенный каменными дельфинами, и хозяин латифундии под его неумолчный говор предавался мечтаниям (нередко бесплодным), не забывая о кубке с вином. На столе разложили яблоки, абрикосы, персики, гранаты, айва, инжир... И всё это фруктовое великолепие произрастало в саду латифундии. Плоды хорошо ухоженного сада не только украшали стол Гая Рабирия Постума, но и с выгодой продавались в соседнем городе.

Если на веранде, где был накрыт стол, становилось жарко, хозяин виллы (нередко вместе со своими гостями) перебирался в одну из искусственных пещер, сооружённых в саду. Они позволяли отдохнуть от летнего зноя, а вид из пещер был не хуже, нежели со стороны терм.

Служебные постройки находились позади дома: большая кухня для рабов, баня, где они мылись по праздникам (благо у римлян их было немало), зимние хлева, летние загоны для скота и птицы, а при них помещения для пастухов, птичников и скотников. Все рабы жили в нескольких бараках, чтобы легче было наблюдать за ними.

Несколько в стороне были сооружены кладовые для сельскохозяйственных орудий и амбары для зерна и сена, давильня для винограда, погреб для масла и винный погреб, в котором хранились засмолённые и запечатанные амфоры с вином. За оградой усадьбы располагались мельница, рига, хлебная печь, ямы, где собирались удобрения, и два пруда. В одном из них мокли прутья для плетения корзин и очищенные от семян и листьев стебли конопли, а в другом плескались гуси и утки.

За усадьбой начиналось поле, засеянное пшеницей и ячменём, дальше тянулись невысокие холмы, покрытые виноградниками, а за ними виднелись оливковая роща и дубовый лесок, дающий прекрасные жёлуди для свиней и корм для коз и овец. Что касается крупного скота, то пастухи угоняли его в горы, где находились общественные пастбища. Удобная дорога, ведущая в город, куда отвозятся на продажу продукты из латифундии, шла через владения достопочтенного Флавия, что было очень выгодно для его хозяйства.

Прибыв на свою виллу и поклонившись домашним богам – ларам, Гай Рабирий Постум отправился осматривать своё хозяйство. За ним почтительно следовал вилик – немолодой, изрядно уставший раб, которого звали Нисей. Когда-то он был самым сообразительным, старательным и расторопным среди рабов, поэтому и получил престижную должность управителя имения. Нисей хорошо знал сельское хозяйство, замечал ошибки господина в управлении латифундии, но никогда не позволял себе оспаривать его распоряжения.

Он был неграмотен. Это обстоятельство не было его недостатком, скорее относилось к достоинствам. Достопочтенный Гай Рабирий считал, что для вилика это даже хорошо – не будет подделывать счётные книги и присваивать деньги. Нисей жил со своей семьёй в крохотном домике при входе в усадьбу и видел всех входящих и выходящих, что было весьма полезно – так легче выявить рабов-бездельников, увиливающих от работы. Вилик был почтителен с друзьями господина и не позволял себе сплетничать о нём с недоброжелателями, не заводил дурных знакомств и очень неохотно брал или давал взаймы.

Нисей первым вставал и последним ложился, убедившись, что всё заперто и убрано. Следить за домашним хозяйством, провизией, кухней, прядильщицами и ткачихами помогала ему жена, довольно молодая и сварливая особа. Скорее, она управляла виллой, нежели её слабохарактерный муж.

Управляющий виллой разбирал ссоры рабов, назначал обязанности и проверял выполненную работу. Прилежных, работящих рабов он поощрял, приглашая к своему столу, ленивых и непокорных наказывал розгами или заковывал в цепи и отправлял в подземную тюрьму – эргастул. Это был большой и тёмный подвал, освещённый лишь маленькими окошками, расположенными высоко над полом, чтобы узники не могли до них дотянуться. Присматривал за ними раб-эргастуларий, тупая, безмозглая скотина. Он был похож на быка – и мощной статью, и большими выпуклыми глазищами, которые ничего не выражали, а только отражали, и отличался чёрствостью и бессердечием по отношению к своим товарищам по несчастью.

Обычно закованных рабов, будучи при всей своей бесхарактерности весьма мстительным, Нисей посылал на самые тяжёлые работы под бдительное наблюдение надсмотрщиков. Впрочем, и остальные рабы всегда находились под присмотром. Их никогда не посылали на работу поодиночке или даже вдвоём, чтобы они не ускользнули из поля зрения управляющего.

Как правило, рабов делили на десятки – декурии, так легче было выявлять ленивых и старательных, чтобы наказывать первых и поощрять вторых. Каждому рабу отводится свой участок работы, дабы у того не возникло соблазна обвинить в нерадивости своего напарника.

Гай Рабирий Постум всегда очень строго проверял, не проявил ли вилик излишней расточительности или попустительства.

Ссылки на плохую погоду на него не действовали. Ведь и в дождь можно с пользой занять людей: свозить навоз, конопатить бочки, ремонтировать инвентарь, убирать хлева и амбары, сучить верёвки, чинить одежду и обувь...

Однако, выжимая из раба всё, что только возможно, приходилось заботиться и о его здоровье. На вилле существовало небольшое по размерам помещение для больных рабов, которых лечила и за которыми ухаживала жена вилика, которую звали Клита. Ведь за раба были заплачены деньги, и немалые. Ей эта нагрузка пришлась не по нраву, и она долго наседала на мужа, пока тот за бесценок не купил у разорившегося крестьянина старую бабку, не пригодную к тяжёлой работе.

Она оказалась не только знахаркой, но ещё и самой настоящей ведьмой с задатками пророчицы-сивиллы. Вилик старался не заходить к больным, опасаясь её дурного глаза. Что касается его жены, то ей было всё нипочём; своей вредностью она не уступала любой колдунье. Жена вилика боялась лишь одного – что её престарелого муженька лишат престижной должности, и тогда ей придётся влачить жалкое существование рабыни наряду с другими женщинами. Поэтому Клита и проявляла такое рвение в исполнении своих обязанностей – то есть обязанностей вилика. Рабы боялись её, как огня. Она находила недостатки в работе даже там, где их и в помине не было. И всегда придумывала для нерадивых рабов весьма изощрённые наказания.

Гай Рабирий Постум был не просто богат, а сказочно богат. Он давал деньги взаймы под большие проценты и имел корабли, возившие товары из Африки и Испании. Земля у него была не только в Италии, но и почти во всех провинциях Рима. Целые города могли разместиться на его апулийских пастбищах для овец, на сицилийских хлебных полях, в африканских оливковых рощах, на галльских льняных плантациях и виноградниках. На вилле достопочтенного Гая Рабирия в окрестностях Рима большие пространства были заняты под увеселительные парки с целыми полями роз и фиалок. Всевозможные птицы разводились в его лесах, редкостные рыбы вскармливались в садках. Он так любил одну из них, красивую мурену, что вдел ей в плавники драгоценные серьги, и гости специально приезжали, чтобы полюбоваться на неё.

Тем не менее Гай Рабирий Постум любил эту отдалённую виллу за тот покой и умиротворённость, которых так не хватало ему в Риме. Годы брали своё, богатство уже не радовало его в такой мере, как прежде, и простая сельская жизнь неожиданно стала отрадой при правлении сумасбродного Нерона.

Позади хозяина виллы шла девушка. Клит время от времени бросал на неё тревожные взгляды, но спросить хозяина, кто она, не решался. Девушка была одета небогато, однако что-то подсказывало вилику, искушённому в житейских передрягах, что она не относится к числу гостей господина. Тем не менее девушка вела себя независимо, а когда она посмотрела на Клита, вилик невольно втянул голову в плечи – на него словно подуло морозным ветром.

«Кто это, новая рабыня? – лихорадочно соображал Клит. – Но почему тогда девушку не отвели в барак, где ей самое место?»

Загадка разрешилась просто и буднично. Повернувшись к вилику, хозяин небрежно бросил:

– Передашь ей дела, – и кивком головы указал на незнакомку, и тут же упредил вопрос, готовый сорваться с уст вилика: – Всё остаётся на своих местах, за исключением того, что теперь она вилик. Ты же станешь её помощником, введёшь в курс дела. Я ценю твои заслуги, поэтому, когда она заменит тебя полностью, я дам тебе свободу... скажем, за три тысячи денариев[68]68
  Денарий название римской серебряной монеты времён Республики (с 268 г. до н.э.) и первых двух веков Империи. Одна из наиболее распространённых монет на территориях, находившихся под властью или влиянием Рима. Вес денария был установлен на уровне 4 скрупулов (примерно 4,5 г. серебра) и в период Республики практически не изменялся. Выпускались также фракции денария квинарий (2 скрупула) и сестерций (I скрупул).


[Закрыть]. В эту сумму входит выкуп за всю твою семью. Своим верным служением мне ты этого достоин.

Вилик встал, словно поражённый громом. Он и его семья получат свободу! Клит готов был целовать ноги милостивому господину: всего лишь три тысячи серебряных монет – и он может отправляться на все четыре стороны!

За долгие годы в качестве управляющего поместьем Клит скопил гораздо большую сумму, и теперь денег ему и его семье хватит на долгую и безбедную жизнь. Жизнь свободного человека! Не об этом ли он мечтал долгими зимними вечерами, когда время не бежало, а истекало медленными тяжеловесными каплями? «О боги, как вы милостивы ко мне!» – мысленно возопил вилик.

Новым видиком поместья патриция стала Сагарис. Эта неожиданная метаморфоза произошла с подачи Валерия.

Путешествие из Таврики в Италию на грузовой корбите не прошло даром для девушки. Поначалу она пребывала в состоянии полной отрешённости от окружающего мира. Со стороны могло показаться, что она живой труп. Её голова была пуста, отчаяние, которое охватило воительницу, когда она попала в плен, превратилось в тупое равнодушие к своей дальнейшей судьбе, девушку ничто не радовало, даже вполне сносная еда, которую ей подавали благодаря строгому приказу Валерия. Ела Сагарис машинально, не ощущая вкуса пищи, и оживлялась лишь тогда, когда сердобольный келевст из вольноотпущенников, начальник гребцов, украдкой подливал ей в кувшин для воды доброго вина.

Вино пробуждало её к жизни, и уже на пятый день плавания Сагарис начала прислушиваться к незнакомой речи матросов. Она обладала удивительной способностью к овладению чужими языками. Когда впереди показалась Остия – римский порт и город, Сагарис уже понимала латынь и даже пыталась составлять целые фразы из прежде незнакомых слов; правда, шёпотом, потому как до конца путешествия она оставалась объектом пристального внимания экипажа корбиты, от которого нельзя было избавиться ни днём, ни ночью – как от комаров в камышах.

Не все матросы относились к ней благосклонно. Они уже знали, что рабыня, прикованная к мачте, амазонка, и это обстоятельство лишь подогревало к ней интерес. Некоторые жалели Сагарис – те, кому пришлось испить чашу рабства в полной мере и свою свободу они отрабатывали на длинных и тяжёлых вёслах корбиты, но большинству она казалась диковинным животным, коих немало было в императорских зверинцах.

Приближаться к ней на расстояние длины цепи матросы не решались после одного случая. Помощник келевста из сабинян[69]69
  Сабиняне – древний и сильный народ средней Италии, живший севернее Лациума. Они разделялись на собственно сабинян, сабеллов и самнитов, из которых самыми воинственными были самниты, отличавшиеся любовью к свободе. Римляне вели с ними постоянные войны, и только Сулла окончательно победил их.


[Закрыть], злобное, недалёкое существо, взял за моду дразнить пленницу – бросал в неё обгрызенные кости, будто она была собакой, когда Сагарис погружалась в сон, он тихо подкрадывался к девушке и обливал её холодной водой, а однажды он настолько осмелел, что попытался пнуть амазонку ногой.

Этот подлый поступок оказался его трагической ошибкой. Реакция девушки была молниеносной. Она схватила негодяя за ногу, подтянула к себе, и её сильные руки сомкнулись у него на горле. Хорошо, этот момент видел один из матросов. Он поднял крик, и вооружённая охрана корбиты с трудом вырвала обеспамятевшего помощника келевста из мёртвой хватки девушки. Оклемавшись, он преисполнился злобой и, схватив копьё, хотел с нею расправиться. Но тут на шум вышел из каюты кормчего Валерий и остановил озверевшего помощника келевста. А когда ему объяснили, как обстояло дело, он приказал негодяя выпороть – в назидание другим. Как тот посмел поднять руку на господское добро?! Никто даже не пытался вступиться за сабинянина: он был чересчур жесток, и матросы терпеть его не могли. К тому же корбита была не наёмным судном, а принадлежала лично Валерию. Перечить хозяину – себе дороже...

По прибытии в порт Сагарис расковали и со всеми предосторожностями проводили на небольшую виллу Валерия. Собственно говоря, это была даже не вилла, а контора, главное здание целого складского комплекса, где хранились товары купца и где он совершал разнообразные торговые сделки. Там ей выделили вполне уютную комнатку и приставили старую служанку, по всем признакам – ведьму. Что и неудивительно – она была самниткой, а самниты в Риме всегда считались связанными с нечистой силой. Наверное, потому, что они не раз бивали хвалёные римские легионы.

Остия поразила девушку своим имперским великолепием. В удобном шестиугольном заливе толпились сотни судов, мощённые камнем широкие улицы, многоэтажные дома, храмы, таверны, рынки, большой театр, обрамленная мраморными портиками площадь Форума и даже некрополь носили на себе отпечаток огромного богатства Рима. Остия располагалась на месте впадения Тибра в Тирренское море. От порта до Рима было рукой подать, поэтому город был многолюдным и шумным. Присутствие вблизи Остии огромных солончаков составляло ценный источник дохода, что было веским поводом для многочисленных распрей среди народов, населявших эти территории ещё до образования Рима. Солеварни работали днём и ночью, и воздух в порту был пропитан запахами древесного дыма и соли.

Остия имела трое ворот: Римские ворота, откуда шла дорога на Рим, Лаурентские ворота – отсюда начинался путь в Лаурентум, и Морские ворота – начало путешествия в Ойкумену. Из Остии начинались морские походы Рима к полисам Великой Греции, разбросанным по Апеннинскому полуострову и Сицилии, из её порта отправлялись корабли в Испанию во главе с Публием Корнелием Сципионом для победоносных сражений против карфагенских войск во второй Пунической войне, отсюда шли торговые суда в Таврику, чтобы привезти оттуда пшеницу и накормить постоянно голодающий римский люд.

Около месяца на Сагарис никто не обращал внимания. За исключением слуг Валерия, которые относились к ней весьма предупредительно. Ей дали хорошую одежду (к сожалению, шаровары, принятые у дев-воительниц, в её гардеробе отсутствовали), чисто отмыли в термах и кормили превосходной едой – будто каждый день был праздник. Иногда её выводили в атрий, чтобы показать каким-то важным господам, но почему Валерий устраивал такие смотрины, ей не говорили.

Она смирилась со своим положением. По крайней мере, внешне. Сагарис хорошо понимала, что из виллы сбежать не удастся, ведь её постоянно охраняли огромные нубийцы, вооружённые до зубов. Да и куда бежать? В Таврику ей точно не попасть, а Италию она не знала. Да и с латинским языком у неё были затруднения, хотя она жадно впитывала новые слова и понятия. Впрочем, в Риме многие говорили на койне, здесь было немало греков, но это вряд ли помогло бы ей в случае бегства.

Конечно, Сагарис не сомневалась, что с двумя верзилами-нубийцами, торчавшими у двери её узилища денно и нощно, она легко справится с помощью подручных средств. Девушка незаметно для повара (спустя какое-то время ей позволили посещать хозяйственные помещения виллы) умыкнула длинный железный вертел, хорошо наточила его остриё, и теперь этот с виду мирный кухонный инструмент вполне мог заменить меч. А в качестве щита она наметила большой бронзовый кувшин с широким туловом, в котором находилась вода для омовения.

Однако Сагарис обладала здравым умом, и после долгих дней и ночей отчаяния, охватившего её после пленения и терзавшего девушки всю дорогу до самой Остии, она будто заледенела и стала размышлять хладнокровно и беспристрастно. Воительница вдруг вспомнила слова предсказательницы Фарны, что Язата к ней по-прежнему благосклонна. А значит, всё то, что с ней происходит – это наказание за нечестивую любовную связь с сыном царицы Томирис и тяжкое испытание, ниспосланное богиней для укрепления её духа.

Валерий только диву давался. Совсем недавно амазонка напоминала грязного зверька, который угодил в капкан, – запаршивевшего, беспомощного, вялого и безразличного к окружающим, а теперь перед ним, гордо выпрямившись, стояла красивая, прилично одетая девушка (правда, более мускулистая, нежели римские матроны) с бездонными чёрными глазами, в которых время от времени посверкивали колючие льдинки.

«А не оставить ли её в качестве наложницы? – подумал смущённый Валерий, но тут же его мысли приняли иной оборот: – О нет! Только не это! Она вполне способна зарезать меня на моём ложе, притом недрогнувшей рукой. М-да... Однако в таком виде амазонка стоит немалых денег».

Тут его торговая натура превозмогла неожиданную страсть, и он начал лихорадочно вспоминать богатых патрициев, которые могут дать за девушку увесистый кошелёк с ауреусами[70]70
  Ауреус – древнеримская золотая монета. Первоначально использовалась исключительно в качестве награды – для раздачи в войсках за одержанные победы. Находилась в обращении более 500 лет, за это время неоднократно девальвировалась. После последней девальвации, проведённой императором Константином, стала называться «солид». В описываемое время 1 ауреус равен ¹/₄₅ либры, или 25 денариям.


[Закрыть]...

Так Сагарис оказалась рабыней Гая Рабирия Постума, одного из богатейших людей империи и большого любителя экзотики. Валерий был ещё тот искуситель, он мастерски обрисовал выгоды столь ценного приобретения, а у кого из его друзей и клиентов есть в услужении настоящая амазонка? И патриций не устоял перед соблазном.

Тем не менее купец честно предупредил Гая Рабирия, что пускать змею в постель не стоит. Впрочем, престарелый патриций уже не горел желанием разделить ложе даже с девственницей (именно так Валерий отрекомендовал Сагарис). Пресыщенному аристократу хватало других наложниц, которых хватало в его многочисленных имениях.

Сагарис, уже будучи собственностью Гая Рабирия Постума, около трёх месяцев оставалась на вилле Валерия. Для неё наняли учителей, которые обучали девушку латыни, арифметическому счёту и правилам ведения хозяйства в большом поместье. Она не понимала, зачем ей нужно вникать в различные сельскохозяйственные тонкости, тем не менее училась прилежно, потому что Валерий пообещал ей награду за успехи в учёбе – прогулки по Остии. Это стало великолепным стимулом для Сагарис, изнывающей в четырёх стенах своей комнаты.

В основном она гуляла в сопровождении солидной матроны, потому что служанка была похожа на огородное пугало и никак не соответствовала статной девушке, на которую засматривались молодые мужчины. Матрона тоже была довольно симпатична и выразительные взгляды мужчин принимала на свой счёт, тем более что Сагарис игнорировала заигрывания и была холодна, как лёд. Её больше интересовали нравы и обычаи римлян (среди волков жить – по-волчьи выть; эту древнюю премудрость Тавас накрепко вбила в голову своей расме, которая большей частью занималась разведкой), а также прекрасная архитектура. Ведь ничего подобного в Таврике не было.

Большей частью Сагарис и матрона прогуливались по главной улице Остии, вымощенной камнем. Она была очень длинной – около двух с половиной тысяч шагов, а её ширина составляла чуть более двадцати локтей. На главной улице находился великолепный театр, у входа в который стояли статуи нимф, а за фасадом располагались шестнадцать лавок. Трибуна, ниши и колонны театра были украшены мрамором, но Сагарис больше интересовали торговые помещения, где продавались всевозможные товары из разных концов Ойкумены.

Этот интерес проснулся в ней неожиданно. Прежде она увлекалась только оружием и лошадьми. Одежда и украшения для неё не представляли особой ценности. Да и деньги девам-воительницам не были особо нужны. Всё необходимое для себя они не покупали, а брали в набегах. Но, глядя на увешанных драгоценностями патрицианок, на их великолепные платья, Сагарис невольно почувствовала себя уязвлённой.

Её приодели в новую белоснежную тунику, с короткими (по локоть) рукавами, которая подчёркивали великолепные формы девушки и оттеняла её степной загар, но окаймлённые красивой вышивкой столы[71]71
  Стола – особая форма широкой женской туники с короткими рукавами (иногда – без рукавов) с множеством складок и длиной до щиколоток; внизу обязательно пришивалась пурпурная лента или оборка. На талии стола повязывалась поясом. Такую одежду носили матроны из высшего общества и не смели надевать ни вольноотпущенницы, ни женщины лёгкого поведения, ни рабыни.


[Закрыть] богатых патрицианок с многочисленными складками, длинным шлейфом и поясом, украшенным драгоценностями, конечно же, не шли ни в какое сравнение со скромной одеждой Сагарис.

Конечно, воительница с её быстрыми, резкими движениями, широким разворотом прямых плеч и высокой девичьей грудью, сильно отличалась от величественных и медлительных римских матрон, у которых прекрасной считалась фигура с округлой линией плеч, широкими бёдрами и плоской грудью. Но именно эта непохожесть и привлекала внимание мужчин, тем более что гордый, независимый вид Сагарис никак не ассоциировался с её низким статусом рабыни.

Чего только ни было в лавках на главной улице Остии! Свитки папируса, стеклянные флаконы и кубки, шерстяные и льняные ткани, мирра и ладан, слоновая кость, страусовые перья, различная бронзовая утварь, серебряная посуда (кубки, чаши, вазы), пряности – корица, имбирь и перец, черепаховые панцири, золотой песок, тонкие восточные ткани, в том числе китайский шёлк. Слепили глаза драгоценности и золотые ювелирные изделия невиданной красоты, на прилавках лежали горы разнообразной обуви, в том числе женской, украшенной вышивкой и мелким жемчугом, на специальных подставках высились большие амфоры с дорогими заморскими винами, блистала полированными боками медная посуда, а мраморные статуэтки богов были выполнены настолько мастерски, что с некоторого отдаления они казались живыми.

А какие умопомрачительные запахи издавала разнообразная снедь, которую продавали лоточники, располагавшиеся возле лавок! Горы пирогов, жареная рыба, оливки, разнообразные сыры, колбаски, копчёное и вяленое мясо, пышные хлебцы с пылу с жару... У Сагарис рот наполнялся голодной слюной при виде такого изобилия пищи. Хотя её кормили вполне сносно, однако ей очень хотелось купить пирожок с начинкой, немного горячей требухи, кувшин вина и, присев на скамью в тени деревьев, наслаждаться вкусной едой и видом пёстрой толпы, толкущейся возле прилавков.

Но гордая матрона хоть и располагала средствами, тем не менее на выразительный взгляд своей подопечной (что-либо попросить Сагарис не позволяла гордость) лишь презрительно фыркала и отворачивалась. Ещё чего – уподобиться простолюдинам, которые едят, как свиньи, где ни попадя, и всякую гадость! Требуха! Фи! Зато сопровождавшие их стражи (Гай Рабирий Постум строго следовал совету Валерия – не оставлять амазонку без присмотра) жадно жевали всё, что только успевали схватить по пути.

Вдоль главной улицы стояли инсулы – большие кирпичные дома с мозаичными полами, достигавшие пяти этажей в высоту. В них жили римляне, большей частью весьма состоятельные. Были там и другие дома, в которых одновременно располагались склады, конторы и жилые помещения. Но особенно красивыми были термы, богато украшенные мрамором, мозаикой и скульптурами. Их было не счесть: Термы на Форуме, Митры, Термы Нептуна, Морские и множество других. И почти на каждом шагу встречались таверны, которые никогда не пустовали.

Но наступил день, когда пришлось расстаться с Остией, где жизнь в качестве рабыни не была чересчур обременительна для Сагарис. Она не понимала, для чего нужна учёба – этого ей не удосужились объяснить. Наверное, Валерий хотел преподнести сюрприз своенравной амазонке, которая очень ему понравилась. Он уже начал сожалеть, что продал её Гаю Рабирию. Но что сделано, то сделано, и теперь купец, что называется, кусал локти, с удивлением наблюдая за тем, как хищная степная кошка постепенно превращается в красивую, умную женщину, спокойную и рассудительную, успехи Сагарис в учёбе потрясли даже его, немало повидавшего на своём веку.

Валерий удивился бы ещё больше, узнав, что престарелый учитель, который готовил девушку к должности вилика, восхищенный незаурядными способностями своей подопечной, заставил её изучать трактат «О сельском хозяйстве» Луция Юния Колумеллы[72]72
  Луций Юний Модерат Колумелла (4 г. н.э. – 70 г. н.э.) – один из древнейших древнеримских авторов, осветивших в своих произведениях тему сельского хозяйства. В молодости был на военной службе. В своём главном сочинении – трактате «О сельском хозяйстве» («De re rustica») – он подробно, со ссылками на собственный практический опыт, опыт дяди Марка Колумеллы и на труды своих римских и греческих предшественников, рассказывает об основах сельскохозяйственной деятельности.


[Закрыть], состоящий из двенадцати книг. Помимо садоводства, Колумелла в своём трактате давал ценные советы по виноделию, выращиванию оливок, разведению крупного и мелкого скота, птицы и рыбы, по пчеловодству.

Сагарис буквально проглатывала знания, хотя понятия не имела, зачем ей нужно знать, как выращивать плодовые и лесные деревья в питомниках, как их сажать и обрезать. Но благодаря занятиям время в заточении шло быстрее и не столь болезненными были воспоминания о её прошлой жизни, так как мысли Сагарис занимали совсем иные проблемы.

Иногда уставшей девушке к вечеру казалось, что от тех сведений, которыми пичкали её учителя, голова распухла и вот-вот лопнет, как перезрелый плод, но утром она поднималась бодрая и весёлая, как жаворонок, и с охотой выслушивала нудные сентенции учителей, которые на поверку оказывались широко распахнутым окном в новый для неё мир.

Когда Сагарис узнала о своей будущей участи, её удивлению не было предела. Она будет хоть и в качестве рабыни, но управляющей большим поместьем Гая Рабирия Постума! Впервые в её душе проснулась благодарность к Валерию, и на прощальном ужине, который устроил купец, она была с ним мила и разговаривала весьма приязненно, хотя до этого глядела на него исподлобья, а в её пронзительно чёрных глазах искрился лёд.