Текст книги "Сагарис. Путь к трону"

Автор книги: Виталий Гладкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Остальные два хищника оказались более хитрыми и благоразумными. Конечно, они были голодны, и запах живой плоти действовал на них возбуждающе. К тому же им не раз приходилось участвовать в травле несчастных осуждённых. Тигры какое-то время выбирали момент для атаки, и когда он наступил, звери действовали молниеносно. Уж непонятно, как они определили самое слабое звено в построении бестиариев, но напали на двух скифов, которые хоть и повиновались командам римлянина, но перебороть страх не могли. Ведь для них тигр был животным неизвестным, так как не водился в Дикой степи, поэтому они испытывали перед невиданными зверями священный ужас.

Тигры ухитрились избежать удара копьями, лишь один из них был легко ранен, из-за чего зверь ещё больше рассвирепел. Прорвав спасительный круг, хищники наносили ужасные раны осуждённым. Их полосатые мускулистые тела так быстро мелькали перед возбуждёнными зрителями, что за ними невозможно было уследить. Звериный рык превратился в сплошной рёв, вопли раненых бестиариев и их предсмертные крики взметнулись к безоблачному небу и докатились до порта, где разгружались иноземные суда, и моряки с трепетом прислушивались к этой страшной какофонии.

Вскоре из всех бестиариев на ногах остался только римлянин. Он успел подхватить второе копьё из рук умирающего сармата, и хотя ему тоже досталось тигриной лапой, мужество не покинуло бывалого солдата. Примерившись, он с силой метнул копьё, которое поразило одного из тигров. Но второй зверь мощным прыжком опрокинул римлянина на арену, вознамерившись вцепиться ему в горло. Отбросил бесполезное оружие, бывший солдат из последних сил схватил зверя за челюсти, при этом сильно поранившись о его клыки, и они начали клубком кататься по орхестре.

Тигр рвал тело римлянина когтями, но освободиться от мёртвой хватки ему никак не удавалось. В предсмертном порыве руки солдата стали железными. Неизвестно, как закончился бы этот захватывающий (для зрителей) поединок, но глубокие раны на груди бестиария сильно кровоточили, и в конце концов он ослабел. Тигр освободился от его хватки, но, вместо того чтобы убить свою жертву, он неожиданно отскочил на безопасное расстояние и озадаченно уставился на бестиария. Тот с трудом встал на колени и посмотрел прямо в глаза зверю с удивительным бесстрашием.

Поединок взглядами продолжался недолго. Тигр опустил свою лобастую башку, покрутил ею в замешательстве и неожиданно для всех присутствующих в театре медленной трусцой отправился в своё подземное жилище! Какое-то время зрители молчали, потрясённые столь невероятным оборотом поединка человека и зверя. А затем на арену словно обрушился камнепад. Любители кровавого зрелища орали так, что у Дюрге уши заложило:

– Свободу!!! Свободу бестиарию!!! Он её заслужил! Сво-бо-ду, сво-бо-ду!.. – скандировали зрители, подняв вверх большие пальцы, что означало пощаду.

Обессилевшего римлянина помощники распорядителя представления подхватили под руки и поставили на ноги, и военный трибун Таврики нехотя вскинул правую руку вверх – раскрытой ладонью к арене. Под одобрительные возгласы зрителей сильно израненного бестиария увели в подсобное помещение, где получившего свободу осуждённого ждал врач. Обычно гладиаторам, которые получали свободу за свои боевые заслуги, вручали деревянный меч – рудис, после чего они назывались рудиариями. Но осуждённый на смерть римлянин не был рабом, поэтому рудис ему не полагался.

Продолжение поединков Дюрге уже мало интересовало. Он всё ещё был под впечатлением победы человека над зверем. С голыми руками против тигра! Что прочитал зверь в глазах обречённого на смерть бестиария, почему проявил не свойственное кровожадным хищникам милосердие?

Это было большой загадкой...

После небольшого перерыва на арену вышли профессиональные бестиарии, скорее всего, доставленные из самого Рима. Похоже, трибун не жалел денег на устройство разных зрелищ, чтобы поднять свой авторитет в глазах солдат и жителей Таврики – бестиарии, которые прошли специальную подготовку в школах-бестиариорумах, стоили очень дорого. Сражения с хищниками с их участием чаще всего заканчивались победой бестиария. Так случилось и в этот раз.

Гладиаторы были защищены поножами, маниками (наручами) и овальными щитами. Из оружия они имели копья-гасты[47]47
  Гаста – древнеримское (изначально сабинское) тяжёлое копье. Лишение солдат гасты означало их разжалование в велиты – лёгкую, слабо вооружённую пехоту.


[Закрыть] и мечи-гладиусы. На них напустили двух медведей и двух львов. Вид у хищников был не ахти какой: похоже, для приезжих бестиариев выбрали из зверинца худших. Наверное, таким был уговор. Профессиональным гладиаторам, избалованным вниманием граждан Рима и почестями, рисковать жизнью в далёкой, забытой богами провинции не хотелось...

Вместо того чтобы как следует развлечься, Дюрге покинул театр в скверном расположении духа, не дожидаясь окончания представления. Возможно, этому обстоятельству способствовал подслушанный разговор двух херсонеситов, сидевших рядом, которые разговаривали на «койне»[48]48
  Койне – общегреческий язык повседневного общения, впитавший в себя многие диалекты, в том числе и «варварские».


[Закрыть] – языке, бывшем в широком употреблении во всех греческих колониях. Дюрге владел им вполне сносно, наравне с латынью.

Оказалось, что бестиарии, выступавшие во втором отделении представления, не просто профессионалы, а циркачи, которые путешествовали от города к городу, зарабатывая таким способом себе и ланисте[49]49
  Ланиста – хозяин школы гладиаторов в Древнем Риме.


[Закрыть] на жизнь. Поэтому и звери для них были подобраны старые, и сражение изобиловало эффектными позами гладиаторов, рассчитанными на публику, чего они не могли бы себе позволить во время серьёзной схватки не на жизнь, а насмерть с молодыми, сильными хищниками. Тем не менее один из медведей всё-таки добрался до бестиария и хорошенько его помял, прежде чем вмешались служители арены и спасли незадачливого гладиатора из когтей рассвирепевшего зверя...

Спускаясь по крутому откосу к порту, разозлённый Дюрге бранился, вспоминая нехорошими словами хитроумного Огненного Лиса. Похоже, Биарта предполагал, что сопровождать амазонку в Виминациум придётся фракийцам.

Дюрге никак не улыбалось путешествие в столицу Мёзии. Он терпеть не мог водные преграды, а штормовое море и вовсе приводило декуриона в ужас. Конечно, пока Понт Эвксинский спокоен, но фракиец хорошо знал его изменчивый нрав. Шторм мог налететь внезапно, в любой момент дня или ночи, и тогда море становилось сущим адом.

Глава 7
ПОЕДИНОК

Боевая трирема мёзийского Флавиевого флота под командованием триерарха Луция Эмилия Аттиана резала тёмные воды Понта Эвксинского, как огромный нож. Дюрге впервые попал на большой военный корабль, поэтому для него всё было интересно и внове.

В длину трирема была не менее восьмидесяти локтей, а в ширину – около четырнадцати. Фракиец лично измерил корабль шагами. Над водой на носу триремы находился заострённый медный таран в виде кабаньей морды. Декурион насчитал сто семьдесят вёсел. При этом он несколько раз сбивался со счёта из-за качки.

Пообщавшись с кормчим, Дюрге узнал, что гребцов верхнего ряда вёсел называют транитами (они были наиболее сильными и выносливыми), среднего – зигитами, нижнего – таламитами, а начальник над ними именовался гортатором. Траниты были самой высокооплачиваемой и привилегированной частью экипажа корабля.

Парусное вооружение триремы состояло из парусов большого прямого и малого на наклонной мачте в носовой части. Имелась также башня для стрелков, которую немедля заняли фракийцы, и перекидной мостик на носу корабля, длиной не менее двадцати пяти локтей. Он назывался «вороном» и применялся при абордаже. Кроме того, на вооружении корабля находился подъёмный кран, к которому была прикреплена тяжёлая гиря для разрушения палубы вражеского судна.

Все три яруса вёсел работали только во время боя. Даже при небольшом волнении таламиты втягивали свои вёсла внутрь корабля, и вёсельные порты закрывались кожаными фартуками. Во время путешествия благодаря попутному ветру все гребцы отдыхали и блаженствовали, а траниты с надеждой поглядывая на тугой парус, – лишь бы Аквилон, бог северного ветра, не отправился почивать в свои ледяные чертоги. Идти по бурному Понту Эвксинскому на вёслах пришлось бы только им, а это была тяжелейшая работа.

Не всем фракийцам пришлось по нутру морское путешествие. Некоторые из них заболели «морской болезнью» и теперь с ненавистью посматривали на Сагарис, прикованную к мачте триремы, считая её виноватой в том, что их оторвали от земной тверди. Дюрге не без основания начал побаиваться, что может не доставить её к месту назначения живой, поэтому на ночь располагался на отдых рядом с Сагарис, прямо на палубе триремы, закутавшись в овчинный плащ, который был в ходу у пастухов у него на родине.

Девушка словно окаменела. Все её чувства сжались в комок и спрятались под толстой скорлупой, словно ядрышко грецкого ореха. Она даже к еде стала относиться безразлично, начала отказываться, и декуриону пришлось пригрозить, что будет кормить её силой, если она не изменит своего поведения.

Питалась Сагарис гораздо лучше членов экипажа и фракийцев, но она этого не замечала. Еда ей казалась безвкусной, а вино, которое полагалось к трапезе, горчило полынью...

Виминациум с трёх сторон окружала вода – две реки (Истр[50]50
  Истр – древнее название реки Дунай.


[Закрыть] и Йезава) и глубокий ров. Цитадель, в которой размещался гарнизон, была обнесена стеной толщиною более трёх локтей с каменными башнями, их насчитывалось более двух десятков. В самом каструме – военном лагере, который практически превратился в город (хотя таковым официально пока не считался), – строились красивые храмы, его мощённые камнем улицы были просторны, а площади – обширны.

Со временем Виминациум изрядно разросся благодаря удачному расположению. Цитадель продолжилась предместьем, где бурлила торговая и ремесленная жизнь. Каструм располагался в очень важном для военной стратегии и экономики месте, на дороге, которая связывала метрополию с восточными территориями. Кроме того, местные земли были богаты рудой и давали хорошие урожаи, а практически под стенами цитадели протекал судоходный Истр.

Сдав амазонку на руки лично Плавтию Сильвану (из-за чего Дюрге поссорился с контуберналом[51]51
  Контубернал – молодой знатный римлянин, поступивший на военную службу.


[Закрыть], который представился секретарём легата: тот не хотел, чтобы загоревший до черноты под степным солнцем варвар предстал перед светлыми очами его господина), декурион первым делом направился в термы. У фракийцев не было принято долго мыться, тем более горячей водой, но длительная служба в качестве римского легионера приучила Дюрге наслаждаться водными процедурами. А они в термах были весьма разнообразны.

Термы Виминациума поразили Дюрге высокими сводчатыми потолками, настенными росписями и мозаичными полами, выложенными причудливыми разноцветными узорами. Они были гораздо краше термов Херсонеса. И если в Таврике общественные бани использовались только по прямому назначению – чтобы смыть грязь и пот с тела и оказаться в сильных руках массажиста, то в термах Виминациума народ проводил целые дни. Здесь велись длительные беседы на разные злободневные темы и даже заключались торговые сделки.

Но оставим фракийца наслаждаться заслуженным отдыхом и сибаритствовать в предбаннике за столиком, уставленным кувшинами доброго вина и вазами с фруктами, и отправимся в резиденцию Плавтия Сильвана. Это было отдельно стоящее двухэтажное строение с колоннами в греческом стиле, сооружённое по приказу трибуна, предшественника легата, который происходил из знатного патрицианского семейства и любил роскошь.

Тиберий Плавтий Сильван Элиан принимал своего родственника – Валерия Плавтия Сильвана Страбона. Прозвище Страбон (Косой) тот получил после того, как вражеская стрела попала ему на излёте в надбровную дугу, чудом не выбив левый глаз. В память об этом событии остались рваный шрам на лбу и косоглазие.

Впрочем, это обстоятельство лишь сыграло на руку Валерию, который не очень рвался положить свою жизнь за очередного императора Римской империи. С юных лет он пристрастился к ростовщичеству, а выйдя в отставку по причине ранения, организовал торговую компанию, которая успешно вела дела с греческими колониями Понта Эвксинского и Меотиды.

– ...И всё же я предпочитаю цекубу[52]52
  Цекуба, цекуб – это знаменитое вино делалось из винограда, выращенного в болотистой области Южная Латия.


[Закрыть], – глубокомысленно заметил Валерий, любуясь на свету рубиновой жидкостью в дорогом стеклянном кубке.

– Хиосское вино гораздо лучше, – возразил ему легат.

– Согласен. Оно напоминает мне наше фалернское. Но что мы сейчас пьём? Уж не альбанское ли?

– Мамертинское. Лучшее из того, что можно найти в Виминациуме.

– И впрямь, оно превосходное... – Валерий сделал несколько глотков и продолжил: – Я привёз тебе в подарок несколько амфор вина из Сетии.

– Премного благодарен! – с воодушевлением ответил легат.

Это вино было дорогим подарком. Его делали из винограда, который произрастал в небольшом количестве на холмах над форумом Аппия. Оно считалось едва не лучшим великолепной цекубы. Валерий знал, чем угодить родственнику, который считался знатоком и большим ценителем хороших вин. Легат оказывал ему помощь в торговых делах (конечно же, не безвозмездно), поэтому Валерий не скупился на подношения.

Они пиршествовали в атрии[53]53
  Атрий – закрытый внутренний двор в средней части древнеиталийского и древнеримского жилища, куда выходили остальные помещения. В центре Атрия находился бассейн, над которым оставлялось отверстие для стока дождевой воды.


[Закрыть] – внутреннем дворике здания. Он же был и залом приёмов, где Плавтий Сильван исправлял свои служебные обязанности правителя Мёзии. На втором этаже здания располагались спальни – для самого легата и его высокопоставленных гостей. Атрий был достаточно просторным. Его украшали греческие статуи и оружие, развешанное по стенам.

В одном из углов атрия находилась бронзовая угольная жаровня, благодаря которой в зимнее ненастье Плавтий Сильван мог не дрожать от холода, в отличие от его подчинённых, которые приходили на приём к легату. Неподалёку от неё стоял высокий бронзовый светильник с четырнадцатью подвесными лампами, в которые наливали дорогое оливковое масло. Они представляли собой плоские керамические блюдца изящной формы, имеющие ручку с одного конца и носик с другого, откуда выступал фитиль из перекрученных волокон льна.

Главным предметом торговли Валерия (как и многих других римских купцов) было зерно. Тысячи римлян находились в столь опасной близости к черте бедности, что их главным стремлением в жизни было лишь раздобыть достаточно хлеба на каждый день. Несмотря на огромную власть и богатство Рима, язва хронической бедности разъедала его правителей и умеряла блеск их имперского величия. Немногие римские правители осознавали рост безземельного плебса. В своё время за решение этой проблемы энергично взялись братья Тиберий и Гай Гракхи. Их судьба, как и многих других, которые пытались помочь беднякам за счёт богатеев, уготовила им смерть от рук противников-аристократов.

Но до этого младший брат, Гай Гракх, сделал так, чтобы раз в месяц правительство республики продавало пять модиев[54]54
  Модий – мера объёма жидкостей и сыпучих тел, применявшаяся в древней арабской, греческой, римской и некоторых других системах мер (примерно от 6 до 40 кг). Римский модий равен 8754 см³.


[Закрыть] пшеницы каждому гражданину по раз и навсегда установленной цене, составлявшей чуть больше шести ассов[55]55
  Асс – древнеримская медная монета. Первоначальный вес асса равен 0,32745 кг. Но с течением времени он всё убавлялся и в более позднее время империи сохранил только ¹/₃₆ своего первоначального веса.


[Закрыть]. Государство должно было оплачивать транспортировку зерна и любые другие затраты, если вследствие плохого урожая цена превышала эту гарантированную стоимость. Всё это благодеяние оплачивалось, конечно же, не из мошны богатых патрициев, а за счёт провинций, которые облагались высокими налогами. А во времена Юлия Цезаря чтобы заручиться поддержкой народа, его сторонник, демагог Клодий, провёл закон, по которому зерно должно было раздаваться бесплатно. Гракх даже в самом благосклонном настроении никогда не предлагал ничего подобного. После этого очень скоро триста тысяч римлян впервые получили свой основной продукт питания бесплатно и за счёт других людей.

«Хлеба и зрелищ!» – таков был метод Цезаря для счастья римлян. В результате этого бедные земледельцы в окрестностях Рима прекратили борьбу за выращивание собственного жалкого урожая и стали стекаться в город. Так начал быстро расти праздный, полуголодный городской плебс, который нужно было кормить при любых обстоятельствах.

Однако, несмотря на то что многие получали бесплатно зерно, они не могли позволить себе горячую пищу, если только их не приглашали на обед более состоятельные друзья или покровители. Или если у них имелись деньги, чтобы купить себе закуску вместе с чашей подогретого вина в какой-нибудь захудалой харчевне. Поэтому хлеботорговцы пользовались особым вниманием и поддержкой властей. В особенности купцы, которые привозили зерно из метрополий. Всех военачальников обязали оказывать им всестороннюю поддержку и защиту. Что они и делали, не забывая о своих личных интересах.

– Я знаю, тебе нужен раб, который мог бы рачительно вести хозяйство на твоей вилле... – начал издалека легат.

Ему хотелось отблагодарить своего родственника за щедрый подарок – амфоры с превосходным вином – и за увесистый кошелёк с серебряными денариями[56]56
  Денарий – название римской серебряной монеты времён Республики (впервые отчеканена в 268 г. до н.э.) и первых двух веков Империи. Вес динария равен 4,5 г.


[Закрыть], которые Валерий вручил ему как компаньону.

– Именно так, – ответил ему купец и сердито продолжил: – Мой вилик[57]57
  Вилик – раб или вольноотпущенник, являвшийся управляющим всем сельским хозяйством виллы, за исключением скота.


[Закрыть] – из вольноотпущенников, совершеннейший болван и вор! Благодаря ему хозяйство стало убыточным. Рабы распустились, делают, что хотят. А вернее, ничего не делают, только набивают себе брюхо и предаются возлияниям. Они научились делать из виноградного жмыха, которым кормят скот, какой-то дрянной, но крепкий напиток, и теперь дня не обходится без выяснения отношений и драк.

– Что ж, у меня есть для тебя подарок, – сказал легат. – Однако учти, он с норовом! Но если сумеешь совладать с ним и приручить, лучшего вилика тебе не сыскать.

– Ты заинтриговал меня! И что это за чудо?

– Амазонка!

– Ы-ы... – У Валерия отвисла нижняя челюсть от изумления.

Легат рассмеялся. На такой эффект он и рассчитывал. Тиберий Плавтий Сильван не стал говорить своему родственнику, что идея подарить Валерию пленённую амазонку пришла ему в голову спонтанно, в последний момент. Собственно говоря, заказ на таинственных и неуловимых воительниц, отличающихся жестокостью и потрясающими бойцовскими качествами, пришёл к легату от знакомого ланисты[58]58
  Ланиста – учитель и хозяин гладиаторов. Он покупал и опытных гладиаторов, и рабов, которые у него обучались гладиаторскому искусству, продавал их и отдавал внаём устроителям игр.


[Закрыть], который даже дал ему солидный задаток.

Хитроумный легат быстро смекнул, что можно одним выстрелом убить двух зайцев: выполнить указание Сената, обеспокоенного участившимися набегами амазонок на колонии Рима у Понта Эвксинского, которые разоряли дома земледельцев, угоняли их скот и сжигали хлебные посевы, а также обеспечить аппетит ланисты, страстно возжелавшего видеть среди своих подопечных легендарных воительниц. Ведь на сражения с их участием граждане не пожалеют никаких денег.

Увы, выгодная сделка оказалась пустышкой – чересчур жестокого ланисту убили взбунтовавшиеся гладиаторы. Весть об этом печальном событии привёз Валерий Страбон. Конечно, задаток остался у легата – не его вина, что вторая договаривающаяся сторона не в состоянии выполнить свои обязательства. Но амазонка была чересчур большой ценностью, чтобы просто продать её с торгов в Мёзии, где за воительницу дадут всего ничего. Не везти же её в Рим. А вот потрафить родственнику было хорошей идеей.

Если Валерию удастся приручить дикую степную кошку, честь ему и хвала. Но ежели он не справится с трудной задачей, то, по крайней мере, выгодно продаст амазонку, тем самым вернув часть денег, которые Валерий отсыпал от своих щедрот легату. Что тоже неплохо – родственник был весьма прижимистым во всём, что касалось финансов, и скрупулёзно подсчитывал свои прибыли и убытки, среди которых числилась и мзда правителю Мёзии.

– Умеешь ты удивлять, Тиберий... – Валерий покачал головой. – Подарок, и впрямь потрясающий воображение. Живая амазонка! До сих пор о них мы знали только со слов греков-колонистов да смотрели на изображения, которые выходили из рук ремесленников, расписывающих горшки и вазы. А там больше вымысла, нежели реалий.

– Ну так как, принимаешь подарок?

– Отказаться не могу. Только у меня есть некоторые сомнения...

– Подойдёт ли она на роль вилика? – догадался легат.

– Именно так.

– Не сомневайся, амазонка быстро наведёт порядок на твоей вилле. Если, конечно, ты сумеешь с нею поладить.

– Этот момент меня как раз и смущает. В Риме и так достаточно бунтовщиков. Как бы мне потом не пришлось пожалеть о своём решении. Но так ли она хороша, как ты мне тут расписываешь?

– Хочешь убедиться в этом? Чего проще. Эмилий! – позвал легат.

В атрий быстрым шагом вошёл юный контубернал.

– Наш гость хочет посмотреть на амазонку.

Контубернал сдержанно кивнул и уже хотел выйти, но тут легату пришла в голову интересная мысль, и он остановил его.

– Постой! По-моему, в нашем эргастуле[59]59
  Эргастул – в Древнем Риме помещение для содержания опасных или провинившихся рабов. Как правило, эргастул располагался под землёй и имел вид крытой ямы достаточного размера, чтобы рабы могли работать и спать.


[Закрыть] находится чересчур дерзкий раб-нубиец. Я ещё не придумал для него достойного наказания, поэтому сейчас в самый раз. Приведи сюда амазонку и нубийца. Дай им мечи и щиты и пусть сражаются за свою жизнь. Но прежде прикажи дежурному декану[60]60
  Декан – начальник контуберния, подразделения из 8—10 солдат.


[Закрыть], чтобы в атрии присутствовали его солдаты, вооружённые пилумами. И один из них должен хорошо владеть сетью. Тебе всё понятно?

– Да, мой господин! – вытянулся в струнку контубернал.

– А теперь иди, – сказал легат и обернулся к гостю. – Ну, как тебе моя идея?

– Гладиаторское сражение в атрии... это что-то! – восхищённо воскликнул Валерий. – Превосходно!

Но тут его лицо несколько омрачилось, и он спросил:

– Всё это, конечно, хорошо, однако ты уверен, что победит амазонка?

Легат снисходительно улыбнулся. Он видел своего родственника насквозь. Купеческая натура Валерия Страбона проявилась во всей своей красе. Конечно, зрелище смертельного поединка в атрии было превосходным десертом для завершения пира. Однако терять свою собственность (теперь уже свою; тем более такую ценную!) Валерию не хотелось. Он быстро сообразил, что воительницу можно выгодно продать какому-нибудь ланисте, если она не справится с обязанностями вилика.

– Уверен! – бодро ответил легат. – Но если амазонка проиграет, то я верну тебе твой кошелёк с денариями.

Услышав ответ, Валерий приободрился. Он ничего не терял в любом случае. Что касается Плавтия Сильвана, то его сильно впечатлил доклад декуриона Дюрге, который рассказал, как пленённая амазонка лихо разобралась с добрым десятком воинов фракийской спиры. А ведь там были лучшие из лучших! Поэтому легат несильно беспокоился за участь кошелька с денариями. Он был уверен в победе амазонки над нубийцем.

Однако, когда Сагарис и нубиец, которого звали Туау, предстали перед легатом и его гостем, легат сильно поколебался в своём мнении. Нубиец был высокого роста, с хорошо развитой мускулатурой. Мало того, легат знал, что перед тем, как его пленили, Туау был личным телохранителем вождя племени. А значит, владел оружием превосходно. Что касается амазонки, то она не впечатляла физическими данными. Впрочем, о них трудно было судить, так как на Сагарис, в отличие от нубийца, который из одежды имел только набедренную повязку, была надета рубаха, подпоясанная тонким ремешком, и узкие шаровары. Но ростом она оказалась ниже гиганта-нубийца на добрых две головы.

– Может, не будем устраивать здесь представление с заранее известным исходом? – весело спросил Валерий. – Увы, увы, мой дорогой Тиберий, ты проиграл. Этот чёрный бык просто задавит твою малышку своей массой.

– Увидим... – недовольно буркнул легат и приказал резким голосом: – Эмилий, объясни им, что они будут драться за свою жизнь! И чтобы без бунтовских шуточек! Иначе их четвертуют. Но прежде поджарят в большом котле.

Эмилий принялся втолковывать амазонке и нубийцу условия легата. Нубиец приободрился и, хищно ухмыльнувшись, глянул на Сагарис с выражением превосходства на чёрном, как смоль, лице.

Что касается девушки, то она мало что поняла из объяснений контубернала (девушка свободно владела койне, но латынь знала весьма поверхностно, только некоторые слова), и лишь когда ей вручили меч и щит, её вялость и покорность судьбе мигом исчезли, и Сагарис тихо зашипела сквозь зубы – и впрямь, как дикая кошка. Она наконец сообразила, что ей предстоит сражаться за свою жизнь.

Сагарис бросила быстрый оценивающий взгляд на легата и его гостя. Но до них добраться она не имела никакой возможности, так как десяток легионеров были настороже и держали свои длинные смертоносные пилумы наготове. Тогда девушка перевела взгляд на нубийца. Туау с удовольствием оглаживал рукоять своего меча. Это было весьма странное оружие, древнее, как и его народ. Так пожелал легат, чтобы уравновесить шансы гладиаторов поневоле.

До того, как легат увидел соперника амазонки, он совершенно не сомневался в том, что она быстро разделается с рабом. А это не входило в его планы. Изрядно подогретому добрым вином легату хотелось, чтобы схватка длилась как можно дольше, дабы доставить удовольствие Валерию, который не пропускал ни одного гладиаторского турнира.

Меч нубийца назывался кхопеш[61]61
  Кхопеш – разновидность холодного оружия длиной 50-70 см. Имел внешнее сходство с ятаганом. Состоял из серповидной рубяще-режущей части (полукруглого клинка) и длинной рукояти. По форме и функциональным возможностям кхопеш – нечто среднее между мечом и топором. Но, в отличие от боевого топора, кхопеш можно было наносить противнику более глубокие раны, схожие с разрезами от сабли.


[Закрыть]. Он был оружием искусных бойцов и элитных воинских подразделений, к которым в прежней жизни относился и Туау. Кхопеш был для него привычным, и он не сомневался в своей победе.

Сагарис меч не понравился. Это был обычный солдатский гладиус, чересчур короткий для того, чтобы сражаться с бойцом, у которого в руках кхопеш. Она подозвала Эмилия и резко сказала на койне:

– Мне нужен топор!

Контубернал беспомощно пожал плечами – он не знал койне, так как совсем недавно прибыл в Мёзию. Но легат понял девушку. И обрадовался – действительно, искусный боец с топором против кхопеша может выстоять. Что было только на руку легату.

– Она просит топор! – сказал правитель Мёзии. – Принеси. Только одна нога здесь, другая там!

Он заметил, что Валерий недовольно поморщился. Уж его родственник точно знал, что короткий гладиус против кхопеша с его мощными рубящими ударами – совершенно ничтожное оружие. Легат победоносно ухмыльнулся: вот теперь и посмотрим, чья возьмёт...

Заполучив в свои руки топор, Сагарис оживилась. Она несколько раз взмахнула ним, да с такой силой, что в атриуме раздался тихий угрожающий свист. Топор имел длинное топорище, усиленное полосками металла. Таким оружием обычно сражались северные германцы. Широкое лезвие топора имело форму полумесяца, а на задней стороне его боевой части, где обычно находится обух, был расположен острый шип. Этим топором можно было легко пробить любой панцирь, а при необходимости стащить всадника с коня. Он был несколько тяжеловат для Сагарис, но боевой азарт, охвативший девушку, придал ей сил, и она хищно посмотрела на нубийца, который, встретив её взгляд, пренебрежительно сплюнул себе под ноги.

Туау совершенно не сомневался в своей победе, потому как не знал, кто ему противостоит. Его не насторожило даже то, как девушка легко управлялась с топором. Впрочем, людям страны Нуб не были известны амазонки. Для мужчин племени Туау женщина была чем-то вроде домашней утвари.

Контубернал вопросительно глянул на легата, тот одобряюще кивнул, и Эмилий, взмахнув рукой сверху вниз, резко скомандовал своим высоким юношеским голосом:

– Начали!

Как и ожидалось, нубиец немедленно бросился в бой, стремясь подавить девушку своим грозным видом, необычным оружием для Таврики и главное – массой. Он и впрямь на фоне стройной амазонки выглядел гигантом. Но Сагарис не оправдала его надежд. Немыслимо лёгким, изящным движением она пропустила Туау мимо, и его кхопеш врубился в мозаичный пол атриума, да с такой силой, что полетели искры. Такой прыти нубиец не ожидал. У него даже мелькнула надежда, что девушка просто боится его и избегает схватки. Приободрившись, он издал рёв, похожий на львиный рык, – это был боевой клич его народа – и снова набросился на предполагаемую жертву. Но на этот раз его кхопеш встретился с топором Сагарис. Удар древним мечом был очень сильным, им можно было перерубить топорище, но металлические полоски не дали этого сделать.

Отбив удар нубийца, Сагарис провела молниеносную атаку, и лишь в последний момент Туау сумел защититься щитом. Что ему не сильно помогло. Щиты сражающихся не шли ни в какое сравнение с большими и прочными щитами легионеров. Они были сплетены из лозы и покрыты лишь бычьей кожей без единой металлической части – только железные заклёпки. Такими щитами обычно вооружались отряды вспомогательных подразделений римской армии, набранные из иноземцев. Комплектование их производилось частью наймом, частью обязательной поставкой воинов. Эти солдаты не входили в состав легионов, они составляли отдельные отряды – ауксилии, которые делились на когорты. Это были в основном критские лучники, балеарские пращники, галльская и фракийская конницы.

Тяжёлый германский топор проделал в щите нубийца дыру, и только мощные мускулистые руки Туау не позволили девушке лишить его этого средства защиты. Он отскочил на безопасное расстояние и впервые посмотрел на девушку с опасением. Такой прыти нубиец от неё не ждал. Но мужской гонор и ярость, которая вспыхнула в груди опытного бойца, затмили ему разум. Туау не стал сражаться по всем правилам боевого искусства, а снова набросился на Сагарис, как бык на красную тряпку.

Всё дальнейшее произошло настолько быстро и неожиданно, что ни легат, ни Валерий не смогли уследить за движениями амазонки. От поразившего их дикого изумления они даже открыли рты.

Сагарис приняла рубящий удар кхопеша на верхнюю часть топорища, а затем, вместо того чтобы всего лишь парировать смертоносный выпад, она крутанулась на месте и, подцепив топором меч нубийца, невероятно резким и сильным движением вырвала его из рук Туау. Сверкнув в воздухе серебристым металлом хищно изогнутого клинка, словно выпрыгнувшая из морских глубин большая рыбина чешуёй, кхопеш с металлическим звоном брякнулся о пол и отлетел к дальней стене.

Нубиец растерялся, наверное, впервые в жизни встретился с таким противником. Он не мог поверить в случившееся. С тупым недоумением Туау перевёл взгляд на свою правую руку, которая только что крепко сжимала рукоять меча. Что он в этот момент подумал, трудно сказать, но, похоже, его переклинило. От столь нежданной напасти у него обмякли мышцы, он невольно опустил щит, и в этот момент Сагарис нанесла ему разящий удар – сбоку, обухом топора, который представлял собой трёхгранный шип.

Туау рухнул, как подкошенный. Шип сокрушил ему рёбра и достал до внутренностей с правой стороны. Удар был несмертельным, но очень опасным, так как из раны бурно хлынула кровь. Опытный врач мог легко остановить кровотечение, и жизнь нубийца была бы спасена, тем более что Сагарис не стала его добивать. Однако легат и Валерий думали иначе.

– Однако... – наконец молвил потрясённый Валерий.

– Да уж... Честно говоря, я не ожидал такого конца. – Легат потёр глаза, словно пытаясь избавиться от наваждения.

– И что теперь? – полюбопытствовал Валерий.

Плавтий Сильван думал недолго.

– От этого раба теперь уже не будет никакого прока, – ответил он резко. – Лечить его нет смысла. – Он посмотрел на Сагарис, поднял правую руку на уровень плеча и большим пальцем показал вниз. – Добей его! – приказал легат.