Текст книги "Сагарис. Путь к трону"

Автор книги: Виталий Гладкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Глава 2
ПРАЗДНИК ИЗИДЫ

Валерий сидел в гордом одиночестве и предавался возлияниям. Небольшой ухоженный сад во внутреннем дворике благоухал цветочными запахами, но безутешный Валерий совершенно не обращал внимания на окружающие его природные красоты. Иногда он тяжко вздыхал, и тогда его высокое чело прорезали морщины, предполагавшие мрачные мысли. А они крутились вокруг Сагарис.

С её появлением в Риме он только и думал про амазонку. Валерий время от времени посещал школу гладиаторов, чтобы с закрытой галереи понаблюдать за тренировками Сагарис. Восхитительное полуобнажённое тело девушки притягивало его со страшной силой. Он готов был бросить к её ногам всё своё состояние, но сдерживал эти порывы, так как точно знал, что амазонку золото не прельщает. Она была полной противоположностью римских куртизанок.

Как почти все богатые граждане Рима, Валерий пользовался услугами распутных девок. Это было древней традицией. Проституток с берегов Тибра прозывали волчицами – «лупа». К ним принадлежала и кормилица Ромула. На куртизанке по имени Флора даже женился один из богатейших патрициев Рима – Таруций. Умирая, она завещала своё огромное состояние Риму. Приняв золото куртизанки, город в знак благодарности установил празднество в её честь – Флоралес. Оно происходило в цирках под руководством эдилов[92]92
  Эдил – в Древнем Риме должностное лицо (магистрат), ведавший общественными играми, надзором за строительством и содержанием храмов, водопроводов, раздачей хлеба гражданам.


[Закрыть] и проституток.

Прежде Валерий с удовольствием посещал такие зрелища. Куртизанки во главе с трубачами выходили из своих домов целым кортежем, одетые в просторные одежды на обнажённом теле, украшенные всеми своими драгоценностями. Они собирались в цирке, где их окружал со всех сторон теснившийся народ. Там куртизанки сбрасывали с себя одежду и показывались совершенно обнажёнными, с готовностью выставляя напоказ всё, что угодно было зрителям. И вся эта бесстыдная постановка сопровождалась самыми непристойными телодвижениями. Куртизанки бегали, танцевали, боролись, прыгали, точно атлеты или шуты, и каждый раз новая сладострастная парочка вызывала крики и аплодисменты из уст неистовствующего народа. А затем на арену при звуках труб бросалась толпа нагих мужчин и при восторженных воплях толпы происходила ужасающая оргия разврата.

Всё это было, было...

Валерий недовольно поморщился, будто съел что-то очень кислое, и поторопился испить кубок до дна. Куртизанки перестали его волновать, прежнее вожделение к распутным жрицам продажной любви как рукой сняло. По вечерам, укладываясь на своё ложе, он мысленно ласкал Сагарис, а затем бесился, что он, имея полное право распоряжаться её судьбой, не в состоянии даже пригласить девушку на пир, не говоря уже про ублажение плоти.

Валерий боялся доноса; рабыня, которая участвовала в восстании, не может быть даже служанкой в приличном доме. Её место на арене, где жизнь гладиатора коротка и большей частью бесславна. Осторожный негоциант, конечно, мог дать ей волю, но он хотел, чтобы Сагарис добыла её своим мечом и чтобы сам император вручил ей рудис – меч свободы. Тогда никакие наветы ему не страшны. Действия императора не подлежат обсуждению или отмене...

Мрачные размышления Валерия прервал раб-нубиец, который охранял виллу.

– Господин, к тебе гость...

– Кто? – раздражённо спросил Валерий.

Если это кто-нибудь из параситов[93]93
  Парасит – в Древней Греции помощники при исполнении религиозных культов, которые участвовали в общих застольях. В Риме во времена Империи парасит был непременным гостем за столом богатого римлянина, развлекая хозяев лестью и остротами.


[Закрыть], он прикажет выгнать его взашей. Ему хотелось побыть наедине со своими мыслями.

– Высокочтимый Тит Корнелий.

– Приглашай...

Тит из патрицианской семьи Корнелиев был давним другом Валерия. Они сошлись накоротке ещё в юности, посещая куртизанок. Пиры и застолья в обществе падших женщин для Тита были едва не главным развлечением; конечно, не считая гладиаторских игр. Он относился к столичным прожигателям жизни, благо родовитость и богатство семьи позволяли не задумываться о будущем.

Если Валерий добывал своё богатство каждодневными трудами, что называется, в поте лица, Титу Корнелию это было без надобности. В юности он некоторое время служил в XI Клавдиевом легионе контуберналом, но затем жёсткий армейский регламент стал ему претить, и он перешёл на гражданскую службу, которую исполнял спустя рукава.

– Приветствую тебя, мой дорогой друг! – бодро воскликнул Тит. – Да ты, я вижу, опять в тоске!

– С чего ты взял? – вяло откликнулся Валерий.

– A y тебя всё написано на лице.

– Хандра замучила... – признался Валерий.

И наполнил Титу серебряный кубок почти доверху. Тот не стал смешивать вино с холодной ключевой водой (с некоторых пор среди римских аристократов пошла мода пить вина неразбавленными) и жадно прильнул к чеканному краю.

– Уф! – выдохнул Тит, отставив пустой бокал в сторону. – Жажда мучает с раннего утра.

– Никак вечер провёл у гречанки Калипсо?

– Нетрудно догадаться... О боги! Она пьёт вино, как лошадь воду. И главное – почти не пьянеет.

– И ты старался не ударить в грязь лицом...

– А по-иному никак. Калипсо (да ты и сам это знаешь) предпочитает любовные игры в полуневменяемом состоянии. Но что она творит в постели! Потрясающая женщина!

– Когда-нибудь она доведёт тебя до врат Аида. Ты ведь уже не молод.

– Иногда я и сам об этом думаю. Но что мне делать, если моя жена – бесчувственный чурбан? Она подпускает меня к себе лишь раз в неделю. Представляешь – всего четыре раза в месяц! С ума сойти!

– Так выгони её.

– Ты пошутил?

– Прости, это и впрямь глупая, неуместная шутка...

Тит Корнелий был женат на родовитой патрицианке из семьи Юлиев. Избавиться от своей супруги для него значило потерять очень многое. Юлии не простили бы ему такой вольности, хотя жена так и не родила ему ни одного мальчика. Это было настоящее горе, позор. Оставалось уповать лишь на то, что жена Тита сама решится провести три ночи подряд вне его дома. Тогда он был вправе освободиться от законных брачных уз. Но о таком «подарке» для Тита его властная мужеподобная жена, конечно же, даже не помышляла. К тому же супруга Тита Корнелия получила богатое приданое, и ему совсем не хотелось его терять. Иначе со своим разгульным характером он мог запросто оказаться на мели. В принципе, можно было затеять выгодный для него развод, тем более что супруга пристрастилась к одному из восточных мистических культов. Но она не была замечена, как некоторые другие матроны, ни в порочных связях с пользующимися успехом актёрами, ни с гладиаторами, ни с возницами колесниц, а также была добра по отношению к рабам, обслуживающим дом.

Титу очень хотелось, чтобы жена обратила внимание на домашнюю прислугу. Он специально покупал красивых юношей и втихомолку наставлял их, как обращаться с хозяйкой, чтобы она обратила на кого-нибудь свой благосклонный взгляд. В таком случае сбившаяся с праведного пути жена могла быть продана как рабыня, или придерживающиеся древних традиций Юлии просто лишили бы её жизни, а виновного раба Тит обязан был сжечь заживо. Зато приданое осталось бы в его распоряжении.

Но супруга была настолько холодна и безразлична к мужчинам, что надеяться на измену Тит никак не мог.

– Ты по-прежнему отдаёшь предпочтение альбанскому, – заметил Тит, когда раб-виночерпий принёс очередной кувшин с вином.

– У меня есть и доброе хиосское. Если желаешь...

– Брось! На похмелье сойдёт любая гадость. Чего нельзя сказать о твоём альбанском. Дома я выпил только мульс, но этого оказалось недостаточно. Хотя мой эконом – просто волшебник. Мульс у него получается великолепным.

Валерий скептически фыркнул.

– Подумаешь, проблема... – сказал он со смешком. – Смешиваешь вино с мёдом – и мульс готов.

– Э-э, не скажи! Мой эконом смешивает мёд не с вином, а с виноградным суслом. И сусло нужно брать до того, как из него будет выдавлен весь сок целиком.

– Как по мне, так это всё едино. Мульс, конечно, это хорошо, но чистое, без примесей вино всё-таки лучше.

– Кто бы спорил... Слушай, у меня есть предложение как развеять твою хандру! – оживился Тит.

– Благодаря общению с тобой, мой друг, я уже немного ожил.

– Это всего лишь цветочки. Ты забыл, что сегодня праздник Изиак, посвящённый богине Изиде!

Валерий скептически поморщился и завздыхал, вспомнив о Сагарис.

– Только не говори мне, что сегодня ты никуда не пойдёшь! Обижусь, – сердито сказал Тит Корнелий.

– Откровенно говоря, участвовать в Изиаке у меня нет никакого желания...

– Стареешь?

– Не то чтобы... В общем, есть причина.

– Э, мой друг, да ты никак влюбился! И кто она, эта прекрасная наяда? Ты ведь весьма щепетилен и разборчив по части женщин, поэтому я не сомневаюсь, что твоя пассия – абсолютное совершенство.

– Позволь мне промолчать на эту тему, – уклонился Валерий от ответа. – Врать тебе как лучшему другу постыдно, а всю правду сказать не могу. Но! – Тут он перебил возмущённого Тита, который уже намеревался пристыдить Валерия за его скрытность.

Они дружны были с давних пор и никогда не утаивали друг от друга личные секреты. По обоюдному согласию друзья лишь старались не касаться денежных вопросов – по возможности. Негоции Валерия и откуда Тит черпает деньги (весьма немалые) для своей разгульной жизни были для них Табу.

– Но! – продолжил Валерий. – Я готов составить тебе компанию на время таинств, посвящённых Изиде!

– Узнаю старого солдата! – радостно воскликнул Тит, мигом забыв о своём недовольстве. – Вино и женщины – что может лучше утешить его душу, задубевшую в походах, как старая кожа калиг. Тогда вперёд, друг мой! И не забудь прихватить с собой бурдючок с твоим альбанским. Не думаю, что жрецы Изиды, эти нищенствующие развратники, угостят нас добрым вином.

Они быстро собрались и вскоре уже шагали в сторону городской околицы – туда, где росли леса, подступавшие к стенам Вечного города. Именно там, на отшибе, и находился просторный храм Изиды.

Друзья были не одиноки в своём стремлении. К храму богини стекались со всех концов города посвящённые в таинства мужчины и женщины, одетые в прозрачные белые одежды. Они шли небольшими группами, потрясая металлическими систрами[94]94
  Систр – ударный музыкальный инструмент без определённой высоты звука. Состоит из металлической пластины в форме продолговатой подковы или скобы, к более узкой части которой прикреплена ручка. Сквозь небольшие отверстия, сделанные по бокам этой подковы, продеты металлические прутья разной величины, концы которых загибаются крючком. Надетые на крючки металлических стержней тарелочки или колокольчики звякают или бряцают при встряхивании. Систр использовался в религиозных процессиях и других церемониалах, приуроченных к культу Изиды.


[Закрыть]. Валерий и Тит ради конспирации не стали облачаться во всё белое, тем более – прозрачное. Для предстоящих оргий вполне достаточно было белой туники с шитьём золотыми и серебряными нитями, которое подчёркивало аристократическое происхождение друзей.

Внешний вид туники зависел от социального положения её владельца. У крестьян и рабов одеяние было простым, тёмного, в основном коричневого, цвета. Аристократы предпочитали белый цвет и украшали свою одежду вышивками, инкрустациями камней и драгоценными застёжками. По тунике можно было отличить сенатора от полководца, а того – от рядового солдата или жреца. Мужские туники шились без рукавов, поскольку наличие рукавов считалось признаком изнеженности. Но юноши из аристократических семей временами любили шокировать общество, появляясь на улице в женском варианте туники с рукавами и покрывалом на голове. Именно в таких одеждах шли к храму Изиды многие отпрыски патрицианских семей. Они хотели быть неузнанными, потому что в последнее время общество (в том числе и сам император) начало косо посматривать на участников оргий.

Валерий и Тит успешно делали вид, что направляются по своим делам, поэтому маскироваться не сочли нужным. К тому же они держались несколько поодаль от страждущих поклониться развратной богине.

Наконец появились и жрецы Изиды. Они выросли, словно из-под земли, возглавив толпу. Жрецы несли в руках фаллос, сделанный из золота – почитаемое изображение Изиды. Жрецам Изиды – нищим и сводникам – предназначалась главенствующая роль и на празднествах в честь Вакха – вакханалиях.

Главная церемония вакханалий состояла в шествии, во время которого крепкие мужчины несли сосуды с вином, украшенные виноградными лозами. Затем шли девушки с корзинами, наполненными плодами и цветами. За ними следовали музыкантши, играющие на флейтах и цимбалах, женщины и мужчины, замаскированные и переодетые сатирами, панами, фавнами, силенами, нимфами и вакханками. Все они были с растрёпанными головами, увенчанные фиалками и листьями плюща.

Придя в назначенное место, будь то в тихом лесу или в глубокой долине, окружённой скалами, вся масса фанатически настроенных людей вытаскивала из особого ящика изображение Вакха-Бахуса. Оно водружалось на столб и в жертву ему приносили свинью. За этим следовало обильное угощение фруктами и вином. Мало-помалу под влиянием выпитого вина, усиливавшихся криков, неумеренных восторгов и общения двух полов появлялось чувственное возбуждение, и безумие охватывало жрецов божества. Нагие женщины бегали взад-вперёд, возбуждая мужчин телодвижениям и бесстыдными предложениями. Мужчины в эти моменты не заботились о том, что делали в этих собраниях их жёны, сёстры и дочери. Бесчестье не трогало их, так как оно было взаимным...

Нечто подобное начало твориться, едва толпы людей ввалились в широко распахнутые двери храма. Те, кто был ранее посвящён в таинства Изиды, начали любовные забавы сразу же, а неофитов стали приобщать, да с таким усердием, что Валерию едва не стало дурно при виде отвратительных картин человеческого грехопадения.

– Что с тобой, мой друг? – удивлённо спросил Тит, к которому прилипло полуобнажённое существо, у которого едва начали наливаться перси.

Девочка-плебейка была изрядно пьяна, тем не менее сразу определила, что Тит – патриций, и вцепилась в него, как клещ. Она точно знала, что богатый дяденька не только ублажит её плоть, но ещё и денег даст. Так было принято на празднике Изиды. Богиня не любила жадных, поэтому девочка надеялась, что патриций осыплет её золотом. И была недалёка от истины – Тит и впрямь не жалел денег на любовные забавы. А симпатичная малышка явно ему приглянулась.

– Ничего... всё хорошо, – ответил Валерий, мимоходом отмахнувшись от старой мегеры, которая вызывающе трясла перед ним своими отвисшими грудями – пыталась привлечь внимание.

Тит успокоился, удалился в дальний угол, подвинул разгорячённую парочку, освобождая необходимое пространство, и с удовольствием занялся своим любимым делом, на которое у него всегда хватало и времени и денег.

– Валерий, ты ли это, мой милый шалунишка? – раздался вдруг знакомый воркующий голос над ухом негоцианта, который был уже не рад, что поддался на уговоры друга и посетил Изиак; ему почему-то совершенно расхотелось предаваться плотским утехам.

Впрочем, причина этому была, что называется, налицо. Перед его внутренним взором вдруг возникла Сагарис, притом настолько явственно, что он даже испуганно вздрогнул. Естественное для храма Изиды желание найти себе вторую половину испарилось мгновенно; разве можно было сравнить пышные формы женщин, участвующих в оргии, с божественной статью гордой амазонки?

Валерий резко обернулся и увидел знаменитую на весь Рим куртизанку Филенис. Конечно, это было не её имя. Раньше девицу звали Лелия, и носила она прозвище Замарашка. Поднялась она из плебейских низов как раз благодаря Валерию, который сумел рассмотреть в совсем юной нищенствующей проститутке благородный, но неогранённый адамас[95]95
  Адамас – несокрушимый (лат.); алмаз. Адамасом называли минерал, который, как полагали в начале новой эры, превосходил по качеству прочие камни. Во времена Средневековья адамас называли диамантом.


[Закрыть].

Какое-то время она была его единственной любовницей, которой он платил столь щедро, что Лелия обзавелась собственным домом и прислугой. Но затем дела позвали Валерия в дальние края, где он изрядно задержался. Валерий отсутствовал в Риме больше года, а когда возвратился, то вместо преданной ему до мозга костей Лелии он застал ветреную куртизанку Филенис, в клиентах которой значились самые выдающиеся сенаторы и негоцианты Рима.

Этот удар мнительный Валерий перенести не смог (он был влюблён в Лелию, хотя не признавался в этом даже самому себе) и резко прервал с ней все отношения. Лелия-Филенис понять не могла, с какой стати Валерия обуяла ревность (при том разнузданном образе жизни, которую вели практически все аристократы Рима), и долго преследовала его, пытаясь опять завлечь богатого и щедрого негоцианта на своё ложе. Но Валерий в своём решении был несокрушим, как скала. Мало того, он пригрозил спустить на неё собак, если она вздумает явиться к нему на виллу.

– Сальве... – из вежливости буркнул Валерий стандартное приветствие и вознамерился удалиться.

– Постой! – Куртизанка придержала его за тунику. – Разве ты не хочешь вспомнить наше прекрасное былое? Посмотри на меня! Воспылай прежней страстью!

Валерий нехотя глянул.

Филенис блистала красотой. Её густые и пышные волосы цвета старой меди с позолотой выгодно оттеняли несколько бледноватый овал лица, на котором под влиянием винных паров играл лёгкий румянец. Фигура у Филенис тоже была безупречной (естественно, по римским канонам): округлые пышные плечи, широкие бёдра и небольшая грудь, правда, не плоская, как у рожавших матрон, а похожая на два больших наливных яблока. Росту она была среднего, двигалась с изяществом – легко и непринуждённо, а из её удивительно глубоких, бездонных глаз, похожих на маслины, исходил легко читаемый призыв предаться низменным страстям, против которого устоять было практически невозможно. И куртизанка это знала.

Тем не менее Валерий резко освободил край туники из цепких ладошек Филенис и ответил:

– Извини, мне недосуг. Прощай!

Переступая через тела совокупляющихся почитателей Изиды, он торопливо направился к выходу из храма. Ему вдруг всё стало противным: и вонь догорающих жертвенников, и миазмы от потных тел, пребывающих в свальном грехе, и даже запах благородного лавра, которым перед празднованием Изака жрецы украсили храм. Выскочив наружу, он задышал полной грудью, широко разевая рот, как рыбина, выброшенная на берег бурным потоком.

Филенис задумчиво посмотрела ему вслед, а затем резким, неприятным голосом позвала:

– Прискилла! Поди сюда!

Служанка куртизанки вырвалась из объятий козлобородого мужчины, похожего на фавна, и подбежала к госпоже.

– Поправь одежду, сучка! – приказала Филенис.

Прискилла торопливо накинула на голые плечи остатки изорванной одежды (козлобородый оказался слишком горяч и нетерпелив) и покорно опустила голову.

– Валерия видела?

– Да, моя госпожа.

Служанка никогда не забывала о своих обязанностях, даже в пылу страстей, и, естественно, заметила короткий диалог между Филенис и богатым негоциантом, давним любовником куртизанки.

– У него, похоже, появилась постоянная пассия... Как думаешь?

– Похоже на то, – осторожно ответила Прискилла.

Она хорошо знала, что Филенис никак не может выбросить из головы Валерия, который обошёлся с ней грубо и бесцеремонно. Куртизанка, как и многие женщины, обладала скверной особенностью – забывать всё хорошее, что делали для неё мужчины. Зато мелкие обиды, не говоря уже о крупных, копила, словно скупец свои сокровища, чтобы в определённый момент вывалить их на голову ничего не подозревающего бедолаги, заставив его вертеться как угорь на сковородке. Мстительность была её второй натурой, которую она тщательно скрывала.

– Так узнай! С этого дня не спускай с Валерия глаз! Тебе понятно?

– Как не понять...

– Проваливай!

Прискилла удалилась, а Филенис, занятая своими думами, начала пробиваться к выходу из храма. Именно пробиваться, потому что к ней тянулось множество жадных мужских рук. Но куртизанка утратила приподнятое настроение, и мысли её были заняты не похотью, естественной во время Изака, а чувствами гораздо более сложными, противоречивыми и отнюдь не праздными.

Глава 3
ПИР В «ЛУДИЙ ГЛАДИАТОРИ»

Валерий был взволнован, как никогда прежде. Сегодня Сагарис впервые появится на арене цирка! Прошло почти полтора года с той поры, как она оказалась с его подачи в школе Публия Нумиция, и наконец ланиста с полной уверенностью сказал, что амазонка готова сразиться не только с лучшими гладиаторами Рима, но даже с самим трёхглавым псом Цербером, охранявшим вход в царство мёртвых.

Объявления о предстоящих играх гладиаторов двух лучших школ Рима были представлены не только в самом городе, где они должны были состояться на главной арене, но и далеко за его пределами. Эдитор – устроитель игр – Тит Флавий Веспасиан, сын императора Веспасиана Августа и фактически его соправитель, поручил столь важное мероприятие опытным людям. Они начали свою работу с того, что сочинили короткий, но доходчивый текст, который специально обученные рисовальщики большими буквами писали красной краской на видных местах – у городских ворот, на стенах домов и даже на надгробиях:

«20 мая в Риме выступят бойцы знаменитых “лудий гладиатори” Публия Нумиция и Авла Септимия. Гладиаторы этих школ приводят в восхищение весь мир! Под навесом амфитеатра состоится травля диких зверей. Удачи всем, идущим на смерть! Писал Всесбин, стену белил Тимотеус, помогал Неро, по поручению Нумы Пробуса».

Тит очень заботился о том, чтобы ублажить плебс, и устраивал роскошные зрелища. К людям он был внимателен и старался удовлетворить просьбы просителей, проявляя большую доброжелательность. Однажды за обедом он вспомнил, что за целый день никому не сделал ничего хорошего, и произнёс свои знаменитые слова: «Друзья мои, я потерял день!»

Валерий был дружен с Титом и хорошо знал его биографию. Детство Тита прошло при дворе Клавдия, где он воспитывался вместе с сыном императора – Британиком. Он обучался тем же наукам и у тех же учителей и был таким другом Британика, что даже отравленное питьё, от которого тот умер, Тит слегка пригубил прежде него и от того долго мучился тяжкой болезнью.

Его отличали замечательная красота, в которой было столько же достоинства, сколько приятности. Он обладал отменной силой, несмотря на небольшой рост и слегка выдающийся живот, конём и оружием владел отлично. Кроме того, произносил речи и сочинял стихи по-латыни и по-гречески с охотою и лёгкостью, даже без подготовки, был знаком с музыкой настолько, что пел и играл на кифаре искусно и красиво.

Службу Тит начал войсковым трибуном в Германии и в Британии, прославив себя великой доблестью. После военной службы он стал выступать в суде – больше для доброй славы, чем для практики. В это же время он женился на Аррецине Тертулле, а после её смерти – на Марции Фурнилле из знатного рода, с которой развёлся после рождения дочери. За должностью квестора Тит получил начальство над легионом и в 66 году отправился вместе с отцом в Иудею. Он покорил здесь две сильнейшие крепости – Тарихею и Гамалу.

Уезжая в 69 году в Египет, Веспасиан оставил Тита с войском в Иудее, поручив ему самое трудное дело – штурм Иерусалима, который представлял собой первоклассную крепость. Построенный на четырёх обрывистых холмах, он был окружён тройной стеной. Внутри располагались дворец Ирода, крепость Антония и Храм, имевшие собственные мощные укрепления, не уступающие городским.

С огромным трудом римляне подвели валы к наружной стене и разбили её таранами. Но чем дальше продвигались они внутрь города, тем отчаяннее сопротивлялись осаждённые. Сражение не прекращалось ни днём ни ночью. Римлянам было бы нелегко выдержать такое напряжение, но Тит постоянно вдохновлял и подбадривал их. Он разрабатывал планы, руководил работами, отражал вылазки иудеев, сам сражался в передних рядах и снискал великое уважение и любовь своих солдат. Разрушив вторую стену, римляне ворвались в город, но вскоре были окружены со всех сторон иудеями. Легионеры дрогнули и стали отступать. Сам Тит в этом бою отходил в последних рядах, разя из лука нападавших и прикрывая отход. Через три дня он повторил атаку, приказав снести предварительно большой кусок стены, и на этот раз добился успеха.

Тит же решил сосредоточить свои усилия на взятии Храма, так как, овладев этой господствовавшей над Иерусалимом крепостью, он получал ключ ко всему городу. После того как часть стены Антония рухнула вследствие подкопа, римляне смелым штурмом взяли и разрушили эту крепость. Так они приблизились непосредственно к укреплениям самого Храма. После этого война стала ещё ожесточённее: иудеи заманили ложным отступлением большой отряд римлян на галереи Храма, а затем зажгли их и уничтожили большое количество нападавших. Но этим они только подсказали римлянам средство к успеху. Так как мощные камни, из которых были сложены стены Храма, не поддавались даже таранам, Тит велел поджечь ворота. Огонь неожиданно перекинулся на галереи, и вскоре весь Храм оказался объят пламенем.

Римляне, ворвавшиеся вслед за огнём, предали всех защитников поголовному истреблению. Солдаты захватили столько сокровищ, что в Сирии цена золота упала в два раза. Поверженный Иерусалим, бывший до войны одним из богатейших и красивейших городов Азии, Тит приказал сравнять с землёй, оставив только три башни, возвышавшиеся над местностью, чтобы использовать их как укрепление для римского лагеря.

С тех пор Тит бессменно был соучастником и даже блюстителем власти. Вместе с отцом он справлял триумф, был цензором, делил с ним и трибунскую власть и семикратное консульство. Тит принял на себя заботу почти о всех ведомствах и от имени отца сам диктовал письма, издавал эдикты, зачитывал вместо квестора речи в Сенате. Он даже принял начальство над преторианцами, хотя до этого столь ответственная должность поручалась только всадникам[96]96
  Всадники, эквиты – одно из привилегированных сословий Древнего Рима. Первоначально – в царскую эпоуу и в раннереспубликанский период – это была сражавшаяся верхом патрицианская знать. Позже всадники стали вторым после сенаторов сословием. С развитием торговли и ростовщичества в разряд всадников стали вступать (по цензу) владельцы крупных мастерских и ростовщики. Со временем всадники превратились в финансовую аристократию, материальной базой которой было владение крупными денежными средствами.


[Закрыть].

Тем не менее благодаря проискам врагов и недоброжелателей Тит приобрёл себе дурную славу. В нём подозревали не только жестокость, но и распущенность из-за его попоек до поздней ночи с самыми беспутными друзьями (среди которых часто присутствовал и Валерий, хотя он и был старше Тита), а также сладострастие – из-за множества его мальчиков и евнухов и по причине пресловутой любви к иудейской царице Беренике, на которой он даже обещал жениться, находясь в Иудее. Кроме того, Титу приписывали чрезмерную алчность, так как было известно, что в судебных делах, разбиравшихся отцом, он торговал своим заступничеством и брал взятки. Но в этом вопросе он находил понимание у Валерия – для ублажения плебса никаких средств не хватит, если пользоваться только личной казной. Именно Тит пригласил Валерия в свою ложу, чтобы вместе насладиться превосходным зрелищем гладиаторских поединков...

Валерий с трудом проталкивался к зданию цирка. Кроме будущих зрителей гладиаторских боёв, по улицам ходили взад-вперёд рабы с флажками и плакатами, на которых были написаны имена участников. А поскольку большинство зрителей не умели ни читать, ни писать, о предстоящем событии извещали народ своими криками уличные глашатаи. Они так орали, что уши закладывало.

Валерий морщился, и старался побыстрее удалиться от голосистых глашатаев, что было весьма затруднительно – народ пёр толпами. Всем было известно, что «лудий гладиатори» Публия Нумиция и Авла Септимия всегда дают самые интересные зрелища; оба ланисты знали толк в театральных постановках.

Несмотря на то что в их «лудий гладиатори» не обучались бестиарии, – гладиаторы, предназначенные для боя с хищниками, – они пригласили лучших бойцов из императорской Утренней школы, чему поспособствовал сам Тит Флавий Веспасиан, весьма заинтересованный в захватывающем зрелище.

Первые бестиарии были слабо вооружены, обычно их представляли осуждённые на смерть преступники. Они принадлежали к категории наименее подготовленных гладиаторов и не пользовались уважением зрителей. Вооружением первых бестиариев было всего лишь копьё, а тело почти ничем не защищено. Эти бои мало напоминали поединки; это была просто травля осуждённых хищниками, фактически один из видов казни. Но преступников, выступавших в роли бестиариев-смертников, было маловато, да и гибли они, как осенние мухи, поэтому оборотистые ланисты начали создавать специальные школы-бестиариорумы, бойцы которых сражались со зверями за деньги, притом вполне профессионально. Битвы с их участием чаще заканчивались победой бестиариев, тем не менее занятие это было смертельно опасным. Трудно не дрогнуть в последнее мгновение перед тем, как сразиться с громадным львом...

Вчерашним вечером Валерий присутствовал в школе Публия Нумиция на торжественной трапезе. Это было обязательное действо перед поединками. В «лудий гладиатори» был объявлен день открытых дверей, и все желающие могли прийти туда, где пировали гладиаторы, для которых завтрашний день мог стать последним в жизни.

Любопытствующие посетители, переходя от одного стола к другому, с восхищением рассматривали вблизи героев арены. Это и впрямь было интересное зрелище, даже для искушённого Валерия. Как обычно, лучшие бойцы ланисты Приск и Ютурна бравировали и заигрывали с женщинами, другие пели и шутили, иногда через силу (это было хорошо заметно), но остальные просто угрюмо напивались, обжираясь яствами, а некоторые на изрядном подпитии даже начинали рыдать. Это были новички.

Сагарис среди пирующих Валерий не заметил. Он подошёл к Публию Нумицию и тихо спросил:

– Где?..

Тот сразу понял, о чём речь.

– В своей комнате, – ответил ланист.

– Не захотела присоединиться к остальным?

– Отнюдь... – Публий Нумиций хитро осклабился. – Амазонка – мой сюрприз на предстоящих играх.

– Это как? – заинтересовался Валерий.

– Она выступит в качестве тёмной лошадки, когда начнутся единоборства лучших гладиаторов.

– Но её пока нельзя выставлять против опытных турнирных бойцов!

– Не волнуйся, глубокоуважаемый Валерий. Твоя гладиатрикс произведёт фурор! В учебных боях она одолела всех моих лучших бойцов. Сагарис станет выше даже легендарной Герардески Манутис. Я в этом уверен! Так что мой тебе совет – поставь на неё крупную сумму и приумножь свои богатства. Я, к примеру, так и сделал.

Валерий задумчиво покивал, весь в сомнениях и тревоге.

Герардеска Манутис... Величайшая девушка-гладиатор прошлого века, убийца-амазонка, зарезавшая на арене более двухсот соперников. Пламенная красавица с чёрными, как смоль, волосами и идеально пропорциональным торсом, радовала каждого завсегдатая гладиаторских боёв в Риме. Попав на арену, она сразу стала знаменитостью. Двадцативосьмилетняя Герардеска Манутис была среди девяноста тысяч рабов, объединившихся под командованием Спартака, взбунтовавшегося гладиатора, сбежавшего из школы в Капуе и прятавшегося на горе Везувий. Довольствуясь ролью куртизанки, она находилась в его отряде, когда бунтовщики двигались к Альпам, и потом, когда они пытались грабить богатства Вечного города. Всё это время упрямая от природы Герардеска брала уроки борьбы с мечом у лучших гладиаторов и быстро стала опытным бойцом. В яростной битве при Лукании, в которой Спартак был убит, Герардеска была захвачена в плен Марком Лицинием Крассом. Он приказал распять её вместе с беглыми рабами, которых насчитывалось шесть тысяч. Но позже Красе изменил своё решение в отношении прелестной бронзовокожей Герардески в тот самый момент, когда она была уже привязана к кресту около Аппиевой дороги.

Он провёл с ней ночь в своей палатке, а на другой день послал её в Капую для обучения гладиаторскому искусству с надеждой, что однажды она сможет обрести свободу. Видимо, Герардеска произвела на него неизгладимое впечатление. Собственно говоря, Валерии поступил как Красе, только у того было больше прав делать по-своему, вопреки закону.