Текст книги "Тарутинское сражение"

Автор книги: Виталий Бессонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Виталий Бессонов
ТАРУТИНСКОЕ СРАЖЕНИЕ

Введение

Село Тарутино, давшее название военному лагерю русской армии и сражению, располагалось на Старой калужской дороге примерно в 80 км от Москвы, на правом берегу реки Нары. Этот населенный пункт, оказавшись в центре разыгравшихся в октябре 1812 г. событий, стал олицетворением важного для исхода войны переломного периода. В это время в противоборствующих армиях произошли неожиданные метаморфозы. Главнокомандующий Великой армией, император французов Наполеон, вступивший в Москву победителем, оказался к началу октября в положении побежденного, ищущего мира, полководца. Напротив, главнокомандующий русскими армиями светлейший князь М.И. Голенищев-Кутузов, не решавшийся подвергать армии риску сражения и оставивший первопрестольную без боя, к началу октября имел реорганизованную и боеспособную армию, готовую продолжить борьбу с войсками Наполеона.

Характеризуя этот блестящий для русского оружия период, Кутузов в письме к владелице Тарутино А.Н. Нарышкиной писал в конце 1812 г.: «Село Тарутино, вам принадлежащее, ознаменовано было славною победою русского войска над неприятельским. Отныне имя его должно сиять в наших летописях наряду с Полтавою, и р. Нара будет для нас так же знаменита, как и Непрядва, на берегах которой погибли бесчисленные ополчения Мамая. Покорнейше прошу вас, милостивая государыня, чтоб укрепления, сделанные близ с. Тарутина, укрепления, которые устрашали полки неприятельские и были твердою преградою, близ коей остановился быстрый поток разорителей, грозивший наводнить всю Россию, – чтобы сии укрепления остались неприкосновенными. Пускай время, а не рука человеческая их уничтожит; пускай земледелец, обрабатывая вокруг их мирное свое поле, не трогает их своим плугом; пускай и в позднее время будут они для россиян священными памятниками их мужества; пускай наши потомки, смотря на них, будут воспламеняться огнем соревнования и с восхищением говорить: вот место, на котором гордость хищников пала перед неустрашимостью сынов отечества!»[1]1
  Кутузов. 4.2. С. 650–651. Часть укреплений Тарутинского лагеря сохранилась до сегодняшнего дня. На одном из них в 1834 г. был открыт памятник, посвященный событиям, происходившим на тарутинской земле. Инициатором создания памятника был граф С.П. Румянцев. В феврале 1829 г. он освободил без выкупа от крепостной зависимости крестьян села Тарутино и деревни Гранищево, поставив им условие внести 44 тысячи рублей ассигнациями на постройку монумента «в память знаменитого события, совершившегося при сих селениях в войну 1812 г.»(Калужский край: Документы и материалы. Калуга, 1976. Кн.1. С.219). Построенный на средства крестьян памятник был торжественно открыт 7 июля 1834 г. В 1839 г. чугунная колонна монумента лопнула. В 1852 г. было принято решение изготовить новый памятник, который был открыт в 1854 г. Автором памятника считается архитектор Д.А. Антонелли (Ивашко Н.В. О памятнике в селе Тарутино // От Тарутино до Малоярославца. Калуга, 2002. С. 262–264).


[Закрыть].

Началом этого переломного периода можно считать 14 сентября 1812 г.[2]2
  Все даты в тексте приводятся по новому стилю. В цитатах сохраняется стиль первоисточника и в скобках указывается дата по новому стилю.


[Закрыть] – день оставления русскими войсками Москвы и вступления в нее Великой армии. А завершился он 18 октября, когда на границе Московской и Калужской губерний при реке Чернишне русские войска с успехом атаковали оторванный от главных сил отряд маршала империи И.-Н. Мюрата.

Этот бой во Франции был назван боем у Винькова. В России первоначально существовали различные варианты обозначения. С одной стороны, наблюдалось стремление указать непосредственное место боя (сражение при реке Чернишне или селе Рождественно), с другой – подчеркнуть, что победа русского оружия явилась закономерным следствием усиления войск в Тарутинском лагере, находившемся примерно в 8 км от места противоборства (сражение при селе Тарутино, Тарутинская битва, Тарутинское дело и т. д.). Впоследствии наибольшее распространение получило название Тарутинское сражение, которое в конечном итоге и утвердилось в российской историографии.

Тарутинское сражение открыло новый этап Отечественной войны 1812 г. Оно положило конец бездействию главных сил противоборствующих армий и ознаменовало собой переход к заключительному периоду кампании, который завершился отступлением и практически полной гибелью Великой армии. Поражение, нанесенное русскими войсками 18 октября 1812 г. Мюрату, стало своеобразным символом скорой победы над противником. Именно такую оценку дали впоследствии Тарутинскому сражению участники событий. Например, командующий артиллерией 3-го корпуса кавалерийского резерва полковник Ш.П. Гриуа, описывая в своих воспоминаниях вечер 18 октября 1812 г., отметил, что «встревоженные последствиями, какое могло иметь это дело, мы были все же очень далеки от мысли о длинном ряде ужасов, ожидающих нас. Увы! Это дело было только предвестием наших бед: начиналось злосчастное отступление». Вспоминая Тарутинский бой, начальник штаба 16-й пехотной дивизии 5-го армейского корпуса Я. Вейссенгоф писал, что «с этого дня началось наше отступление к польским границам и те бедствия, которые невозможно описать». В свою очередь состоявший при Главном штабе русских армий поручик М.М. Евреинов заметил: «Можно сказать, что Тарутинское дело положило начало всех наших будущих побед и причинило совершенную гибель Наполеона и всей его армии»[3]3
  Гриуа. С. 97; Вейссенгоф. С. 231; Евреинов. С. 454–455.


[Закрыть].

Однако, несмотря на важное место, которое занимает Тарутинское сражение в истории войны 1812 г., оно до сих пор остается недостаточно изученным. В изданных как в России, так и за рубежом научных и популярных работах период подготовки сражения и его описание носит поверхностный, а нередко противоречивый, характер. Наличие фактических ошибок и спорных вопросов, слабость источниковой базы, недостаточность детализации и полноты описаний делает Тарутинское сражение малоизученной страницей истории войны 1812 г., исследование которой позволит получить более полное представление о событиях, оказавших влияние на дальнейший исход кампании.

Данная работа имеет своей целью с возможной полнотой реконструировать ход военных событий переломного периода, акцентировав особое внимание на сражении 18 октября 1812 г. В ней, на основе архивных и опубликованных документов военного командования, а также – на введенных в научный оборот воспоминаниях участников сражения, дневниках и письмах, рассматривается фланговый маневр и движение русских войск к Тарутино, анализируется процесс подготовки и ход Тарутинского сражения[4]4
  Автор выражает искреннюю признательность В.М. Безотосному, Д.И. Горшкову, В.Н. Земцову, Н.В. Котляковой, А.И. Попову, А.А. Смирнову, В.М. Типикину, И.С. Тихонову, А.М. Рязанову и Е.А. Щебиковой за ценные советы и помощь, оказанную при подготовке данной работы, а также благодарит свою жену Татьяну и детей, Вячеслава и Никиту, за неизменную поддержку.


[Закрыть].

От Москвы до Тарутино

Русские войска вступили в Тарутинский лагерь 3 октября 1812 г., после совершения флангового маневра и отступления по Старой калужской дороге. Этим событиям предшествовало оставление Москвы, которую русские армии[5]5
  На главном направлении в 1812 г. действовали 1-я и 2-я западные армии. Приказом от 28 сентября 1812 г. главнокомандующий армиями М.И. Кутузов присоединил 2-ю армию к 1-й, оставив за ней прежнее название (ВУА. Т. 18. С.84).


[Закрыть] покинули 14 сентября 1812 г. Войска проследовали через город и вышли на главную почтовую дорогу, ведущую в Рязань. Анализ документов Главного штаба показывает, что фланговый маневр, осуществленный в сентябре 1812 г. русскими войсками, не был заранее спланирован, как считали некоторые современники и многие историки. Еще 13 сентября, на военном совете в Филях, были названы два возможных направления действия войск. Первое – восточное, на Владимир, было предложено главнокомандующим 1-й западной армией М.Б. Барклаем де Толли. Это движение обеспечивало прямое сообщение с Санкт-Петербургом и прикрывало территории к северу и востоку от Москвы. Второе направление – южное, на Калугу, давало возможность воздействовать на коммуникационную линию армии Наполеона и сохранить связь с войсками, военными ресурсами и продовольственными базами, расположенными в южных и западных регионах. Это направление было предложено по одним данным бароном Л.Л. Беннигсеном, исполнявшим должность начальника Главного штаба соединенных (1-й и 2-й западных) армий, по другим – К.Ф. Толем – генерал-квартирмейстером 1-й западной армии, фактически исполнявшим должность генерал-квартирмейстера соединенных армий[6]6
  Беннигсен. № 9. С. 502–503; Ермолов. С. 203–205; Клаузевиц. С. 86–88; (Толь К.Ф.) Журнал военных действий / / Кутузов. 4.1. С. 220–221 (сравни: Бутурлин 2. 4.1. С.309). Сам М.Б. Барклай де Толли в составленном им «Изображении военных действии 1-й армии» ничего не говорит о возможном пути отхода русских войск (Барклай де Толли. С. 190–191).


[Закрыть].

Преимущество фланговой позиции на одной из Калужских дорог[7]7
  В начале XIX в. из Москвы в Калугу можно было следовать тремя направлениями. По главной почтовой, так называемой Новой калужской дороге, которая проходила через село Шарапово, деревню Быкасово, города Боровск, Малоярославец и село Семейкино. По главной почтовой дороге через город Подольск, село Молоди, деревню Сафоново и город Серпухов, от которого в Калугу можно было добраться по побочным почтовым или проезжим большим дорогам через города Тарусу, Алексин и село Покровское. Последняя дорога – проезжая большая или Старая калужская дорога шла через деревни Мостовая (Десна), Вороная (Вороново), Чернишня (Виньково), села Литашова (Леташево), Недельное, Гурьево (Вистицкий 2. С. 31–32).


[Закрыть] было очевидно. Но реализация этой идеи всецело зависела от дальнейших действий Наполеона: будет он продолжать активно преследовать русские войска или остановится в Москве. Поэтому умудренный военным опытом главнокомандующий армиями Кутузов, отличавшийся осмотрительностью и избегавший рискованных шагов, принимал свои решения в соответствии со складывающейся обстановкой, а не действовал слепо по заранее спланированной схеме. Очевидно, что Кутузов первоначально предполагал сохранить сообщение с Рязанью и Владимиром. Именно к этим пунктам 13 сентября 1812 г. он распорядился направлять подкрепления и провиант[8]8
  Кутузов. 4.1. С. 222–223, 227.


[Закрыть]. Показательно, что еще 10 сентября главнокомандующий приказал весь собранный в Калуге запас продовольствия отправить к Владимиру. Это предписание было получено калужским губернатором П.Н. Кавериным 12 сентября и в тот же день он сообщил Кутузову, что транспорты будут направлены к месту назначения через города Алексин, Каширу, Коломну и Егорьевск[9]9
  ГАКО, ф.32, оп.19, д.510, л.26; Кутузов. 4.1. С.178.


[Закрыть]. 14 сентября Кутузов предписал командиру 9-го резервного полка следовать «на Богородск к Владимиру, куда и армия с Рязанской дороги поворачивает»[10]10
  Кутузов. 4.1. С.227.


[Закрыть].

М.И. Кутузов (1747–1813). Гравюра Ф. Боллингера, 1811 г.

Данные распоряжения показывают, что Кутузов заблаговременно предпринимал шаги по формированию коммуникационной линии, опирающейся на Владимир. Следовательно, именно этот путь первоначально был выбран им для отхода войск.

Но уже 15 сентября, видя, что противник фактически прекратил преследование, главнокомандующий избирает новое направление движения армий. В этот день он указал формировавшему резервные части генералу князю Д.И. Лобанову-Ростовскому, что армия переходит на Тульскую дорогу и новые полки следует «направить поспешнее» к Коломне и Серпухову[11]11
  Кутузов. 4.1. С.230.


[Закрыть]. Более обстоятельно о своих намерениях Кутузов 15 сентября сообщил генерал-майору Ф.Ф. Винцингероде, командовавшему отрядом, назначенным для прикрытия северного направления. «Я намерен, – писал Кутузов, – сделать завтра переход по Рязанской дороге, далее вторым переходом выйти на Тульскую, а оттуда на Калужскую дорогу на Подольск[12]12
  В данном случае М.И. Кутузов, говоря о Тульской дороге, имеет в виду проезжую большую дорогу, проходившую через Каширу. Под Калужской дорогой он понимает главную почтовую дорогу до Серпухова (далее она шла на Тулу), откуда несколькими путями можно было добраться до Калуги. Возможно, главнокомандующему важно было подчеркнуть, что, став в Подольске, он получал возможность иметь прямое сообщение с Калугой, где была создана крупная продовольственная база. (Вистицкий 2. С.73).


[Закрыть]. Сим движением я намерен привлечь все внимание неприятеля на свою армию, угрожая его тылу. Подольск – такой пункт, где я надеюсь найти позицию и получить подкрепления, и оттуда я смогу высылать партии на Можайскую дорогу»[13]13
  Кутузов. 4.1. С.231.


[Закрыть]. Как видно, Подольск, находившийся на главной почтовой дороге, по которой через Серпухов можно было добраться до Калуги, рассматривался 15 сентября Кутузовым, как конечный пункт движения армий.

Сделав окончательный выбор в пользу южного направления, Кутузов 16 октября пишет первый, после оставления Москвы, рапорт императору. В нем он достаточно подробно раскрывает свои планы, сообщая, что движение к Тульской дороге «приведет меня в состояние защищать город Тулу, где храниться важнейший оружейный завод, и Брянск, в котором столь же важный литейный двор, и прикрывает мне все ресурсы, в обильнейших наших губерниях заготовленные». Кроме того, избрав это направление, главнокомандующий сохранял связь с армиями А.П. Тормасова и П.В. Чичагова, которые могли угрожать правому неприятельскому флангу. «С дорог Тульской и Калужской, – продолжает Кутузов, – партиями моими буду пересекать всю линию неприятельскую, растянутую от Смоленска до Москвы, и тем самым, отвращая всякое пособие, которое бы неприятельская армия с тылу своего иметь могла, и обратив на себя внимание неприятеля, надеюсь понудить его оставить Москву и переменить всю свою операционную линию»[14]14
  Кутузов. 4.1. С. 233–234. О переходе армий на Тульскую дорогу М.И. Кутузов поставил в известность и великого князя Константина Павловича. Это не датированное сообщение составителями сборника документов «М.И. Кутузов» было отнесено к 18 сентября, хотя упоминание о движении войск на Тульскую дорогу позволяет датировать время написания этого документа 16 сентября (Кутузов. 4.1. С.246).


[Закрыть].

Этот тактический замысел, избранный, в конечном счете, главнокомандующим, становился еще более эффективным с приближением к коммуникации противника. Поэтому, после того, как русские армии прибыли 6 сентября к Подольску и выяснилось, что неприятель, не обнаружив флангового движения войск, остался на Рязанской дороге, Кутузов принял решение о дальнейшем продвижении во фланг противника. Теперь, он намеревался перейти на проезжую большую, иначе Старую калужскую дорогу. О своем решении 18 сентября главнокомандующий сообщил императору. «Завтре, – писал он, – армия, сделав фланговый же марш 18 верст на Калужскую дорогу и послав сильные партии на Можайскую, весьма озаботить должна тыл неприятельский»[15]15
  Кутузов. 4.1. С.243.


[Закрыть].

Фланговый маневр. Движение русских армий от Москвы к Красной Пахре. Сентябрь 1812 г. Карта выполнена В.М. Типикиным и В.А. Бессоновым.

В этот же день о своих планах Кутузов поставил в известность главнокомандующих армиями Чичагова и Тормасова, начальника арьергарда генерала М.А. Милорадовича, калужского гражданского губернатора П.Н. Каверина и командующего в Калужской губернии войсками В.Ф. Шепелева[16]16
  Кутузов. 4.1. С.244, 245, 247, 248.


[Закрыть]. Однако, намеченный на 19 сентября переход войск на Старую калужскую дорогу не состоялся, и армии еще один день оставались в Подольске. Движение войск было назначено на 20 сентября. Согласно принятой диспозиции, армии должны были покинуть Подольск в 5 часов утра и двумя колоннами проследовать до деревни Красная Пахра, лежащей на проезжей большой дороге на Калугу[17]17
  Кутузов. 4.1. С. 252–253.


[Закрыть]. В этом месте Кутузов завершил фланговый маневр и, приводя в исполнение свои замыслы, уже 21 сентября направил отряд под командованием генерал-майора И.С. Дорохова к Можайской дороге для проведения диверсий и наблюдения за движениями неприятеля[18]18
  Кутузов. 4.1. С.254.


[Закрыть].

Но не все в окружении главнокомандующего считали маневр законченным. Например, по мнению Барклая де Толли и Беннигсена он должен был завершиться не на Старой, а на Новой калужской дороге. Последний, со слов А.П. Ермолова, еще в Подольске советовал расположить войска у Боровска или Малоярославца. О переходе на Новую калужскую дорогу говорил и Барклай, предлагавший оставить в укрепленном лагере 2/3 армии, а остальную часть направить для пересечения коммуникации противника[19]19
  Ермолов. 211 (сам Л.Л. Беннигсен в своих записках ничего не говорит о преимуществах позиции на Новой калужской дороге); Барклай де Толли. С. 192.


[Закрыть]. С выходом русских армий на Новую калужскую дорогу создавалась реальная угроза коммуникационной линии противника, для предотвращения которой Наполеон был бы вынужден выступить из Москвы и дать русским войскам сражение. Именно этого результата добивался Кутузов, как можно заключить из его слов, сказанных в рапорте от 16 сентября императору. Однако, провоцируя Наполеона на борьбу, Кутузов снова ставил под угрозу еще не укомплектованные и деморализованные отступлением войска[20]20
  После оставления Москвы в русских войсках мародерство и дезертирство стало столь распространенным явлением, что Кутузов был вынужден принять самые строгие меры по восстановлению порядка в армии и доложить об этом негативном явлении императору в рапорте от 18 сентября 1812 г. Причину падения воинской дисциплины видели в длительном отступлении армий и оставлении Москвы, нанесших сильный моральный удар по состоянию боевого духа войск. Меры, принятые главнокомандующим, дали положительные результаты, и 22 октября Кутузов рапортовал Александру I, что «мародерство вовсе, как кажется, прекратилось» (Кутузов. 4.1. С.243; 4.2. С.69).


[Закрыть].

Военный совет в Филях. Художник А.В. Кившенко.

Ему приходилось рисковать армией в сражении, исход которого нельзя было предугадать. Кроме того, в случае отступления на Калугу по Новой калужской дороге, войскам пришлось бы проделать более длинный путь, так как Старая калужская дорога короче Новой примерно на 20 км. Это давало Наполеону преимущество в осуществлении флангового обхода, в результате которого русские армии могли быть отрезаны от своей коммуникационной линии.

В свою очередь, принятое Кутузовым расположение русских войск на Старой калужской дороге, между дорогами на Можайск и Рязань, давало ему возможность наблюдать за всеми следующими из Москвы на Тулу и Калугу путями. Тем самым главнокомандующий занял с одной стороны выжидательную позицию, позволявшую выиграть время для приведения армий в порядок, а с другой сосредоточил свое внимание на ведении против неприятеля «малой войны». Уже 23 сентября в рапорте Александру I главнокомандующий, сообщив о выходе армий на Старую калужскую дорогу, отметил, что «главная забота, которую теперь занимаемся, есть укомплектование войск». И вместе с тем привел императору ряд сообщений частных начальников, в которых рассказывалось об успешных действиях против отдельных отрядов неприятеля, особо подчеркнув эффективность деятельности партии Дорохова[21]21
  Кутузов. 4.2. С.277.


[Закрыть]. Этой новой тактики, принятой после выхода на Старую калужскую дорогу, Кутузов придерживался до Тарутинского сражения, положившего конец бездействию главных сил противоборствующих армий.

Следует отметить, что совершая фланговое движение, главнокомандующий постарался максимально прикрыть его от неприятельских войск, чему в немалой степени способствовала слабая активность противника. Наполеон, войдя в Москву, на время потерял интерес к отступающим русским войскам. Московский пожар и ожидание мирных предложений отвлекли его внимание от действий Кутузова. Преследование отступающих русских армий было возложено на авангард под командованием Мюрата. Последний, полагая, что кампания подходит к концу, перестал вести активные боевые действия, отдав предпочтение мирным переговорам. Еще 14 сентября, перед Москвой, между Мюратом и командующим арьергардом Милорадовичем, было заключено перемирие, с условием свободного выхода русских войск из города, которое должно было завершиться на следующий день в 7 часов утра[22]22
  Акинфов Ф.В. Из воспоминаний Акинфова // Харкевич В. 1812 г. в дневниках, записках и воспоминаниях современников. Вильна, 1900. Вып. 1. С. 205–212; Клаузевиц. С. 85–86; 4.2. С. 316–322; Щербинин. С. 23–29.


[Закрыть]. После истечения срока перемирия, как свидетельствует главный квартирьер императорского двора граф Ф. де Сегюр, Мюрат «тотчас же приказал нарушить его выстрелами из карабинов. Но наши кавалеристы думали, что война уже окончена. Москва казалась им пределом, поэтому аванпостам обеих империй не хотелось возобновлять враждебных действий. Новый приказ Мюрата открыть огонь – и новые колебания кавалеристов! Тогда он, раздраженный, скомандовал сам, и опять возобновились выстрелы, которыми он как будто грозил Азии, но которым суждено было прекратиться только на берегах Сены»[23]23
  Сегюр. С. 131.


[Закрыть]. Однако, несмотря на решимость продолжить преследование русских войск, которая, как видно, не находила особой поддержки среди солдат авангарда, Мюрат 15 сентября вновь вступил в переговоры. По свидетельству Милорадовича, в этот день Мюрат обратился к нему с просьбой оставить без боя занятое русским арьергардом место. Милорадович ответил отказом, но предупредил Мюрата о болотистой местности с левой стороны, которая может помешать его кавалерии при атаке. Мюрат, удивленный откровенностью противника, отказался от нападения на позицию, которая была вечером оставлена Милорадовичем. 16 сентября переговоры возобновились, и на этот раз Мюрату была уступлена деревня[24]24
  Михайловский-Данилевский 2. 4.3. С. 2–3; Fain. С. 109.


[Закрыть].

И во время движения по дороге на Рязань и позже, при Тарутинском лагере, Мюрат неоднократно встречался с Милорадовичем. При этом вид и манеры общения двух знаменитых авангардных начальников были настолько необычны, что не могли оставить равнодушными наблюдавших за ними людей. Особенно ярко свои впечатления об этих встречах передал начальник штаба 1-й армии Ермолов. «Генерал Милорадович, – писал он, – не один раз имел свидание с Мюратом, королем неаполитанским. Из разговоров их легко было заметить, что в хвастовстве не всегда французам принадлежало первенство. Если бы можно было забыть о присутствии неприятеля, казалось бы свиданье их представлением на ярмарке или под качелями.

Жоб. Встреча И. Мюрата с казаками на аванпостах в 1812 г.

Мюрат являлся то одетый по-гишпански, то в вымышленном преглупом наряде, с собольей шапкою, в глазетовых панталонах. Милорадович – на казачьей лошади, с плетью, с тремя шалями ярких цветов, не согласующихся между собою, которые концами обернуты вокруг шеи, во всю развевались по воле ветра. Третьего подобного не было в армиях!»[25]25
  Ермолов. С.210.


[Закрыть].

16 сентября, в тот же день, когда русские любезно уступили часть своей позиции Мюрату, Ермолов, по повелению Кутузова, сообщил Милорадовичу о намечавшемся фланговом марше русских войск и указал, какие меры должны быть приняты для прикрытия этого движения. Между прочим, начальник штаба 1-й армии объявил о необходимости оставаться на занимаемой позиции на левом берегу реки Пахры «ибо легко случиться может, что неприятель долго не предпримет атаки, а уступая без понуждения ему место, заставить можно себя преследовать»[26]26
  Кутузов. 4.1. С.237.


[Закрыть]. Как видно, русское командование с целью скрыть от противника фланговое движение, поощряло миролюбивые демонстрации на аванпостах. Все это позволило усыпить бдительность и настойчивость Мюрата. Обер-шталмейстер Наполеона А. Коленкур (герцог Виченцский), слышавший о событиях в авангарде, в том числе и от императора французов, писал в своих мемуарах, что во время преследования русского арьергарда «казачьи начальники продолжали все время расточать комплементы неаполитанскому королю, который в свою очередь не переставал выказывать им свою щедрость. Авангарду не было надобности сражаться; казачьи офицеры являлись к королю за указаниями, чтобы осведомиться, до какого пункта он намерен продолжать переход и где он хочет расположиться со своим, штабом.

А. Каращук. Генерал от инфантерии М.А. Милорадович, 1812 г.

Дело доходило до того, что они охраняли назначенный им пункт до прибытия его отрядов, чтобы там ничего не случилось». Кроме того, казаки убеждали Мюрата в том, что они больше не хотят воевать против войск Наполеона, отказываются по ним стрелять и в ближайшее время намерены покинуть русскую армию. Сообщив в присутствии начальника Главного штаба Л.А. Бертье (князя Ваграмского и Невшательского) подробности обхождения казаков с Мюратом, Наполеон спросил Коленкура, что он по этому поводу думает. «Что над неаполитанским королем издеваются», – был его ответ. Наполеон и Бертье были вполне согласны с этим мнением[27]27
  Коленкур. С.145, 155. О казаках см. также: С.136, 156–157.


[Закрыть].

Подобным образом отношения между Мюратом и казаками описывает и Сегюр. «Русские начальники, – свидетельствует главный квартирмейстер, – ничуть не высказывали к нему (Мюрату – В.Б.) отвращения; напротив, они осыпали его знаками внимания, поддерживавшими эту иллюзию. Он мог командовать их караульными, точно французами. Если ему нужно было занять какое-нибудь место, они немедленно уступали ему». Казачьи командиры убеждали Мюрата, что они подчиняются только тому, кто царствует в Москве, и старались внушить начальнику авангарда свое нежелание сражаться против него. «Он зашел так далеко, – вспоминал Сегюр, – что Наполеон, читая его письмо, однажды воскликнул: „Мюрат, король казаков? Что за глупость! Людям, которые всего достигли, могут приходить в голову всевозможные идеи!“»[28]28
  Сегюр. С. 151. Это повествование Ф. де Сегюр отнес к периоду пребывания русских войск в Тарутинском лагере, хотя представленные в нем описания событий больше подходят ко времени следования авангарда за русскими армиями по дороге на Рязань. Помимо явных параллелей с мемуарами Коленкура, обращает на себя внимание то обстоятельство, что в Тарутинский период уже изменился тон общения между противниками. При встрече на аванпостах, русские больше говорили о своей решимости продолжить войну, а не усыпляли неприятеля словами о желанном для всех мире (см. например: Вильсон. С.71, 162). Об этом же пишет и сам Сегюр (Сегюр. С. 152).


[Закрыть].

Сложившееся в авангарде положение дел, когда взаимная любезность неприятелей пришла на смену грому орудий, оказало важное влияние на успех отвлекающего маневра. 17 сентября, во время движения русских армий к Подольску, Кутузов предписал Милорадовичу выступить на следующий день до рассвета вслед за войсками на Серпуховскую дорогу и встать впереди Подольска, в селе Знаменском. «Движение всего вашего ариергарда, – писал Кутузов, – должно быть так скрытно в ночи сделано, чтобы ни малейшего следа на фланговой нашей дороге неприятель не открыл, но желательно, чтобы неприятель сим движением остался в недоумении». Кроме того, главнокомандующий указал Милорадовичу оставить на Каширской дороге в селе Ям (Юм) 7-й корпус Н.Н. Раевского для прикрытия фланга, а на Рязанской дороге, на месте арьергарда, один полк казаков, «которые отступить должны, когда неприятель их к тому принудит, и то по Рязанской дороге, которые потом могут опять присоединиться к армии тогда, когда неприятель откроет их фальшивое движение»[29]29
  Кутузов. 4.1. С. 240–241.


[Закрыть]. В соответствии с распоряжением Кутузова 18 сентября арьергард Милорадовича оставил дорогу на Рязань, которую с этого момента прикрывали лишь иррегулярные полки под командованием полковника И.Е. Ефремова[30]30
  В приказе М.И. Кутузова от 2 октября 1812 г. указано, что в составе отряда полковника М.И. Ефремова находились донской казачий полк И.И. Андриянова 2-го, Симферопольский конно-татарский и 1-й башкирский полки, которые 26 сентября нанесли сильное поражение неприятелю, взяв в плен 500 человек (ВУА. Т. 18. С.95). Вероятно, именно первые два полка были оставлены 17 сентября с Ефремовым на Рязанской дороге, а 1-й башкирский полк в ночь на 17 сентября был направлен наблюдать дорогу на Серпухов, где он находился до 24 – 25 сентября. Этот полк мог быть направлен на усиление отряда Ефремова и вместе с двумя другими полками принять участие 26 сентября в атаке неприятеля у села Вышневского (Вишняково) (ВУА. Т.18. С.33, 74, 82; Кутузов. 4.1. С.237, 240, 270, 337–339).


[Закрыть]. Они находились на этом направлении, играя роль аванпостов несуществующего арьергарда и отвлекая на себя внимание противника. В свою очередь неприятельский авангард, следовавший по Рязанской дороге за арьергардом Милорадовича, а затем – за конницей Ефремова, продолжал занимать позиции, оставляемые русскими армиями, не подозревая, что на этом направлении с 17 сентября никаких войск уже нет. Более того, видя безостановочное отступление армий Кутузова, Мюрат посчитал возможным дать отдых своим войскам, а сам отправился в Москву. Наблюдение за русскими было возложено на графа империи О.Ф. Себастьяни[31]31
  Fain. Р. 109; Chambray. Р. 148; А. де Коленкур в своих мемуарах пишет, что Мюрат приезжал в Москву один раз, встретился с императором и утром следующего дня вернулся к авангарду (Коленкур. С. 154). Ф. де Сегюр свидетельствует, что Мюрат был в Кремле у Наполеона вечером 16 сентября (Сегюр. С. 136).


[Закрыть].

Действия авангарда после 16 сентября можно примерно представить по движениям Вислинского легиона, входившего в состав отряда Мюрата. Капитан 2-го пехотного полка этого легиона Г. Брандт вспоминал, что утром 17 сентября они прибыли в Панки. В тот же день на аванпостах появился парламентер. «Говорили, – пишет Брандт, – о мирных предложениях, и многие готовы были поддаться надежде». 18 сентября с раннего утра Вислинский легион начал продвигаться вперед, не видя перед собой русского арьергарда (заметим, что в этот день арьергард Милорадовича уже покинул Рязанскую дорогу и перед неприятелем оставался только отряд Ефремова). Остановившись при Вершне и Мишкове (вероятно, речь идет о Верее и Михневе – населенных пунктах, расположенных восточнее Рязанской дороги в 2 км от реки Москвы), поляки простояли там до 20 сентября. В этот день они перешли Москву-реку и продвинулись по дороге на Рязань более 10 км. На аванпостах снова появился русский парламентер (посланный, по всей видимости, от отряда Ефремова). «Не знаю, – продолжает Брандт, – вследствие ли того наступил перерыв в наших движениях, но мы простояли в нашей позиции и 21 число, и только производили усиленные рекогносцировки вверх и вниз по реке. Погода была суровая; холодный мелкий дождь с ветром много беспокоил нас»[32]32
  Брандт. С.245, 246.


[Закрыть].

Возможно, польская дивизия была выдвинута вперед вместе с кавалерией Себастьяни для разведки местности, в то время как основные силы авангарда оставались за Москвой-рекой. 22 сентября в штабе Кутузова стало известно о появлении неприятельских разъездов в окрестностях Коломны, отстоящей от Москвы-реки примерно на 70 км. Об этом дежурный генерал П.П. Коновницын сообщил Милорадовичу и командиру 7-го пехотного корпуса Н.Н. Раевскому, оставленному 20 сентября вместе с 4-м кавалерийским корпусом при Подольске для прикрытия фланга русских войск[33]33
  Кутузов. 4.1. С.253.


[Закрыть]. Коновницын писал о недоумении Кутузова относительно полученных сведений и бездействия казаков Ефремова[34]34
  Кутузов. 4.1. С. 270–271.


[Закрыть]. Вероятно, эти разъезды принадлежали отряду Себастьяни, который в поисках русских войск прощупывал местность вдоль Рязанской дороги. В ходе этих разведок, проводившихся, по всей видимости, 20–21 сентября, неприятелю удалось установить, что стоявшие против него казаки никаких войск в действительности не прикрывали. По крайне мере, по свидетельству барона империи А. Фэна, секретаря-архивиста в личном кабинете императора, известие об исчезновении русских армий было получено Наполеоном в ночь с 21 на 22 сентября. Мюрат в это время находился в Москве. С этого момента вопрос о местоположении русских армий встал перед французским императором с особой остротой. К этому прибавились неприятные известия о нападении казаков на коммуникационную линию[35]35
  Fain. Р. 110–111.


[Закрыть].

Развитие событий заставило Наполеона предпринять энергичные меры по поиску пропавшего противника. Полагая, что Кутузов мог занять какую-либо позицию для прикрытия южных губерний, император французов сосредоточил свое внимание на обследовании именно этого направления[36]36
  Fain. P.110; Chambray. P.148; Коленкур. С. 155–156.


[Закрыть]. Еще 20 сентября 5-й армейский корпус под командованием князя Ю. Понятовского был выдвинут по дороге на Серпухов, к Подольску. С получением известия об исчезновении русских армий, Наполеон 22 сентября создает сводный корпус для наблюдения Старой калужской дороги. Этот корпус, в состав которого были включены 4-я пехотная дивизия 1-го армейского корпуса (командующий барон Ж.П. Фридрикс), 1-я бригада легкой кавалерийской дивизии 1-го армейского корпуса (командир граф А.Л. Жирардэн д'Эрменонвиль), 3-й корпус кавалерийского резерва (командующий барон А. Лебрен де Ла Уссе (Лагуссе)) и сводная бригада (4-я и 5-я бригады) гвардейской кавалерии (командующий барон П.Д. Кольбер-Шабанэ), был поручен командующему гвардейской кавалерией маршалу Ж.Б. Бессьеру (герцогу Истрийскому)[37]37
  Сводный корпус маршала Бессьера имел в своем составе следующие части. 4-я пехотная дивизия 1-го армейского корпуса: 1-я бригада (85-й полк линейной пехоты), 2-я бригада (108-й полк линейной пехоты), дивизионная артиллерия. 1-я бригада легкой кавалерийской дивизии 1-го армейского корпуса: 2-й конно-егерский полк, польский 9-й уланский полк. 3-й корпус кавалерийского резерва: 3-я дивизия легкой кавалерии – 10-я бригада легкой кавалерии (6-й и 25-й конно-егерские полки), 11-я бригада легкой кавалерии (6-й гусарский, 8-й конно-егерский полки), 17-я (иностранная) бригада легкой кавалерии (баварский 1-й шеволежерский полк, баварский 2-й шеволежерский полк «Таксис», саксонский шеволежерский полк «Принц Альбрехт»), дивизионная артиллерия; 6-я дивизия тяжелой кавалерии – 1-я бригада (7-й и 23-й драгунские полки), 2-я бригада (28-й и 30-й драгунские полки), дивизионная артиллерия. Сводная бригада (4-я и 5-я бригады) гвардейской кавалерии: 1-й шеволежерский-уланский (польский) полк, 2-й шеволежерский-уланский (голландский) полк.


[Закрыть].

А.И. Остерман-Толстой (1771–1857).

Ему Наполеон предписал следовать к деревне Десна и стараться всеми силами разведать движение русских сил, пока не будут найдены следы исчезнувших армий. Мюрат, в свою очередь, 22 сентября двинулся с авангардом по дороге на Рязань с целью обнаружить противника. Так как мост в Боровском перевозе был сожжен, то войска перешли реку Москву в брод у деревни Заозер. Об этом движении Ефремов, наблюдавший дорогу на Рязань, доложил 22 сентября Милорадовичу, сообщив, что в 3 часа дня противник подходил уже к селу Становому, лежащему примерно в 10 км от Бронниц. К вечеру авангард подошел к городу, где и остановился на ночь. Не обнаружив у Бронниц русских армий, Мюрат двинулся к Подольску. В ночь с 23 на 24 сентября Наполеон писал Мюрату, что перед ним должна стоять только одна цель – напасть на след противника. При этом император французов предписал выступить в сторону Калуги, так как в этом направлении, как его уверили, двигались от Серпухова русские армии. После того, как войска Кутузова будут обнаружены, Наполеон предполагал выйти из Москвы и отбросить их на несколько переходов от города. Это должно было уменьшить исходившую от русских армий угрозу[38]38
  Fain. Р.111, 177–178; Chambray. Р.145, 148–149; ВУА. Т.18. С.55; Кутузов. 4.1. С.271, 337; Васильев А.А. Первого армейского корпуса кавалерия // Энциклопедия. С.558.


[Закрыть].

Расположив главные силы у Красной Пахры, Кутузов, в ожидании действий неприятеля, выдвинул в разных направлениях два сильных авангардных отряда. К 22 сентября отряд, при котором находился Милорадович, располагался впереди армий в деревне Десне на Старой калужской дороге. Он состоял из 8-го пехотного корпуса М.М. Бороздина и 1-го кавалерийского корпуса, находившегося под командованием барона Е.И. Меллера-Закомельского[39]39
  В 1812 г. барон Е.И. Меллер-Закомельский был командующим 1-м кавалерийским корпусом, в то время как командир корпуса Ф.П. Уваров являлся командующим регулярной кавалерией 1-й западной армии. Официально начальником 1-го кавалерийского корпуса Е.И. Меллер-Закомельский был назначен 16 октября 1812 г. приказом Кутузова по армии. (ВУА. Т. 19. С.333; Васильев, Елисеев. С.31, 62, 87, 96; Энциклопедия. С.455).


[Закрыть]. Второй отряд, под командованием Раевского, стоял в деревне Луковне, на левом берегу реки Пахры, прикрывая путь от Подольска к Красной Пахре. В этом отряде находился 7-й пехотный корпус Раевского и 4-й кавалерийский корпус под командованием И.В. Васильчикова.

Ф.К. Корф (1773–1823).

Кроме того, авангардные отряды имели в своем составе казачьи полки, которые наблюдали все, лежащие к югу от Москвы, дороги: на Рязань, Каширу, Серпухов и Калугу (Старую и Новую)[40]40
  ВУА. Т. 18. С. 45–46, 48; Кутузов. 4.1. С.253; Богданович. Т.2. С.334, 337.


[Закрыть].

Уже 21 сентября Милорадович сообщил Беннигсену об обнаружении казаками неприятеля на Серпуховской дороге. В последующие дни было замечено продвижение сил противника со стороны Каширской дороги. Начались схватки на аванпостах. Все это заставило Кутузова насторожиться. Не имея точных сведений о перемещении неприятеля и видя его активизацию со стороны Подольска, в Главном штабе предположили, что противник, двигаясь по дороге на Чириково, готовится зайти в тыл русской позиции. Поэтому было принято решение приблизить авангард Милорадовича, и войска, находившиеся в Десне, отступили примерно на 3 км к армии[41]41
  Кутузов. 4.1. С.271, 282–284, 337–338; Барклай де Толли. С. 192–193; Беннигсен. № 9. С.512.


[Закрыть]. После этого в Десну вступили передовые части сводного корпуса Бессьера. Стремясь активизировать боевые действия, Беннигсен тогда же, 24 сентября, предписал Милорадовичу произвести 25 сентября в 5 часов ночи нападение на деревню Десну. От него требовалось отбросить неприятельские войска от Десны и занять этот пункт. При этом, от первых пленных он должен был узнать «о действительных неприятельских силах», чтобы можно было выслать, в случае необходимости, достаточно войск для поддержки отступления авангарда. Одновременно Раевскому предлагалось сделать фальшивую атаку для отвлечения на себя внимания противника. В подкрепление Милорадовичу направлялись 4-й пехотный корпус графа А.И. Остермана-Толстого и 2-й кавалерийский корпус[42]42
  Приказом по 1-й западной армии от 12 сентября 1812 г. 2-й и 3-й резервные кавалерийские корпуса были объединены в один корпус под начальством командира 2-го резервного кавалерийского корпуса генерал-майора барона Ф.К. Корфа. После этого 3-й кавалерийский корпус существовал в армии лишь номинально. (Бородино. С. 147; Крейц. С.75; Богданович. Т.2. С.472; Васильев, Елисеев. С.32).


[Закрыть] барона Ф.К. Корфа[43]43
  Кутузов. 4.1. С. 291–292.


[Закрыть]. В тот же день, в 7 часов вечера, Кутузов, придерживавшийся выжидательной тактики, направил Милорадовичу предписание, ограничивавшее рамки его инициативы. Главнокомандующий указывал на необходимость выяснить у пленных, нет ли поблизости крупных сил неприятеля, чтобы избежать возможности завязать генеральное сражение. «Я, – писал главнокомандующий, – ожидая большие подкрепления, хочу сим повременить, а подкрепясь новыми силами, дать неприятелю генеральное сражение, и потому избегайте сего случая»[44]44
  Кутузов. 4.1. С. 292–293.


[Закрыть].