Текст книги "Без имени (СИ)"
Автор книги: Виталина Кулишева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
Его ноги подгибаются, и Мятежник летит вниз. Я срываюсь с места и успеваю поймать его за локоть. Молодой человек на мгновение недоумевает, но затем, видимо, решает оставить размышление на потом. Я тяну его вверху, кажется, будто он весит тонну. Мятежник поднимается по грудь, затем ему самому удается подняться. Я отпускаю его и облегченно вздыхаю.
Вскакиваю на ноги, вспоминая о втором пистолете. Выхватываю его и направляю на юношу. Он тяжело дышит, колени разодраны, джинсы покрываются кровью.
– Ты сейчас меня спасала для того, чтобы продырявить? – говорит он, указывая пальцем на пистолет.
– Рядовой Гриневская, – доносится до меня голос Марго, она где-то поблизости.
Я тихо обращаюсь к Мятежнику.
– Ты сейчас меня толкнешь, я упаду, а ты рванешь изо всех сил. Я буду стрелять, но целиться не собираюсь.
Глаза у юноши сужаются в сомнении.
– Передай Мятежникам, что мне нужно с вами связаться.
– Гриневская! – кричит Марго. – Мы уложили нескольких, где ты?
– Бей!
Юноша толкает меня сильнее, чем нужно, я теряю равновесие и падаю, сильно ударяясь спиной. Он срывается с места и бежит вниз, перепрыгивая ступени. Я стреляю, но пули летят мимо. Слышу голос Марго, она что-то кричит, а затем начинает стрелять в молодого человека, но он уже выбежал из здания.
– Какого хрена ты разлеглась? – орет девушка.
Я с трудом встаю, внутренности скручиваются в тугой узел, и меня начинает тошнить от ударов Мятежника по животу.
– Понятно, – слышу хриплый голос Марго полный гнева и отвращения.
Мышцы горят, боль пульсирует во всем теле, а мой настоящий враг рассержен.
Найти Мятежников – сделано.
Глава 5.
Я просыпаюсь в холодном поту, тяжело дыша. Мне приснился Мятежник, которому пустили пулю в голову во время налета на базу в Чистилище. Стеклянные глаза, кровь, стекающая по мертвенно-бледному лицу, рот, приоткрытый от беззвучного крика. Ком встает в горле.
Откидываю одеяло в сторону и сажусь, свешивая ноги с кровати. Каждое движение дается с трудом, живот и спина покрылись синяками. Плечи до сих пор пульсируют от боли. Я восстанавливаю дыхание. Жуткая усталость накрывает с головой. Интриги, обманы, драки. Как бы мне хотелось, чтобы все это поскорее закончилось, порой я думаю о том, какой могла бы быть моя жизнь.
Я хочу влюбиться, хочу иметь детей, хочу состариться, но если смотреть правде в глаза, то моим желаниям не суждено сбыться. В этом мире каждый человек, даже самый потерянный достоин любви, просто ей нужно подходящее время. Я свой шанс упустила еще с Алексом.
Делаю глубокий вдох и встаю с кровати. Мысль о Мятежниках не дает покоя, не знаю, передал ли тот парень другим о том, что я ищу их, но то, что его не поймали, дает мне небольшую надежду. Сейчас остается только ждать.
Поднимаю с кресла халат, натягиваю на себя и выхожу из комнаты, мне нужно пройтись. В последнее время это случается все чаще. Не могу заснуть или просыпаюсь в холодном поту, а после никак не могу сомкнуть глаз. Я устала от постоянных кошмаров, ночь заставляет старые раны кровоточить.
Я скучаю по сестре, ее улыбке, никогда бы не подумала, что буду тосковать по Содержательному дому и ночам, когда Рейчел возвращалась в бункер, а я пела, поглаживая ее длинные волосы. Мне не хватает стычек с Марией, колких замечаний и тычков локтями. Смех Хлои мучает меня, звуча в голове непрерывной мелодией, когда я хочу забыть о том, кто я и в чем виновата.
Иногда я смотрю в зеркало и не вижу себя. Еву будто стерли с лица земли, на ее месте появилась другая девушка. Более холодная и такая же фальшивая, как все Безлицые. От этого становится тошно. Я ничем не лучше Марго.
Спускаюсь вниз по лестнице и слышу музыку. Нежная мелодия заставляет сердце медленно пропускать удары. Я чувствую, как мое тело расслабляется, не могу думать ни о чем другом. Пытаюсь понять, откуда доносятся звуки.
Направляюсь в большой зал, где прежде видела рояль.
Я замираю, когда вижу, кто играет. В свете луны он совершенно на себя не похож. Дмитрий водит пальцами по клавишам. Его спина напряжена, кажется, будто то, что он делает, очень многое значит для него. В музыке столько нежности и боли, что ей совершенно не нужны слова. Это не тот Дмитрий, которого я знаю. Не желая прерывать его и быть замеченной, я отступаю назад, но наступаю ногой на свой длинный халат и падаю.
Безлицый прекращает играть, он вскакивает с места. В темноте не вижу его глаз, но чувствую пристальный взгляд. Я быстро поднимаюсь, поправляя халат.
– Что ты делаешь? – у Дмитрия хриплый голос, если бы не знала Безлицего, то подумала, что напугала его.
Я приглаживаю волосы руками.
– Извини, не могла заснуть.
– Поэтому решила понаблюдать за мной? – уверена, что он приподнял бровь.
– Гуляла и услышала музыку, – я мотаю головой.
У Дмитрия ослаблен галстук и расстегнуто несколько верхних пуговиц на рубашке, а волосы в ужасном беспорядке. Он выглядит плохо, похоже, ни одну меня мучают кошмары.
Несколько минут мы стоим в тишине. Я чувствую неловкость между нами, только что я застала Дмитрия за личным занятием. Не хочу портить и без того, наши с ним напряженные отношения.
– Не знала, что ты умеешь играть, – наконец произношу я.
Дмитрий облегченно вздыхает, улыбка появляется на его лице.
– Удивлена, что у меня есть и другие увлечения помимо девушек? Знаешь, я ведь должен уметь еще их как-то завлекать.
– Мне кажется, тебе это вовсе не нужно. Даже прислуга в твоем присутствии не в состоянии держать руки при себе, – ухмыляюсь я.
Дмитрий садится ко мне спиной, но играть не начинает.
– Этого больше не повторится, – говорит он серьезно.
Мне неприятно говорить со спиной, поэтому я подхожу к нему и встаю рядом.
– Что именно?
Дмитрий поднимает голову, и наши глаза встречаются.
– Между мной и той девушкой ничего не было, кроме того, что ты видела. В любом случае такого больше не случится.
– Меня это не волнует, у нас ненастоящий брак. Ты волен делать то, что хочешь.
– Может быть, – многозначительно отвечает Дмитрий. – Даже если мы фальшивые жених и невеста, я все равно не буду таким, как он.
Дмитрий не сводит пристального взгляда. Я начинаю дрожать, когда понимаю, что он имеет в виду Алекса.
– Изменять своей девушке, все равно, что изменять самому себе.
Я проглатываю ком в горле, стараясь сдержать внутреннее волнение, а затем опускаюсь рядом с Дмитрием.
– Ты умеешь играть? – спрашивает он, не глядя на меня.
Безлицый переворачивает страницы нотной тетради.
Отрицательно качаю головой, но потом понимаю, что он не видит моего жеста, поэтому просто отвечаю отказом.
– Могу научить, – Дмитрий поворачивается ко мне лицом.
Мое дыхание учащается, я чувствую необъяснимое волнение, думая о том, что его руки буду касаться моих, ставя в правильное положение. Это не то чем занимаются враги, один не учит другого делать прекрасные вещи, они не проводят вместе время за прослушиваем музыки, не улыбаются, глядя друг другу в лицо, отпуская глупые шутки, но поскольку Дмитрий не знает о том, что он мой враг, то я лишь покачиваю головой, вместо того, чтобы сделать ему больно.
– Нет, лучше сыграй что-нибудь такое же красивое.
Крики и свист не стихают уже несколько часов. Комиссары не справляются с количеством людей, собравшихся прямо перед резиденцией Совета. С плакатами в руках, громкими лозунгами «СКАЖЕМ, НЕТ! ВЫСОКИМ НАЛОГАМ» рабочие добиваются справедливости.
Марго стоит рядом со мной у окна и смотрит на творящийся внизу хаос. Девушка нервничает, она постоянно перебирает руками шторы. Элеонора сидит в кресле, не шевелясь уже несколько минут. Женщина с закрытыми глазами тяжело дышит, пытаясь понять, как справиться с разъяренной толпой людей.
СКАЖЕМ, НЕТ!
СКАЖЕМ, НЕТ!
СКАЖЕМ, НЕТ!
У меня внутри все скручивается. Элеонора может дать приказ, открыть огонь по людям, но пока она этого не делает. Мой пульс учащается, боюсь решения проблемы, которое она может предложить.
– Почему бы просто не дать им то, что они хотят? – говорю я прежде, чем успеваю хорошенько подумать.
Элеонора медленно открывает глаза, и смотрит на меня, как на маленького ребенка.
– Мы не можем, – женщина поднимается с кресла, направляясь ко мне. – Сегодня они не захотели платить налоги, а завтра не пожелают выходить на работу, а еще через некоторое время начнут творить то, что хотят, без страха попасть в Чистилище, – Элеонора останавливается напротив, глядя прямо мне в глаза, одним вставным, другим – настоящим. От страха у меня перехватывает дыхание. – Каждое решение несет за собой цепочку событий. Вопрос в том, сможем ли мы справиться с последствиями этого решения, – в этот момент мне кажется, будто она говорит, вовсе не о бастующих рабочих, не об их лозунгах или свисте комиссаров.
СКАЖЕМ, НЕТ!
Марго задергивает шторы и отходит от окна. В комнате становится темнее.
– Это ответ, – говорит она, задумчиво.
Элеонора обращает свое внимание, поворачиваясь лицом к девушке.
– Мы накрыли завод, а Мятежники спровоцировали хаос среди рабочих, – женщина медленно кивает.
Звук разбивающегося стекла заставляет меня вздрогнуть. Крики становятся громче и отчетливее. Марго настораживается, что-то разбилось в коридоре. Девушка достает оружие и подходит к двери. Несколько мгновений она медлит, прислушивается, а затем резко открывает ее. Марго выходит в коридор, я смотрю ей в спину, задерживая дыхание. Она опускает пистолет.
– Они разбили окно, – говорит Марго, поворачиваясь к нам лицом.
Под ее обувью лопаются осколки стекла.
Элеонора направляется к своему столу, Безлицая поднимает телефонную трубку и начинает набирать номер, пока идут гудки, она дает нам указания:
– Присоединяйтесь к Александру, Дмитрию и комиссарам. Думаю, пока не приедут военные, вам обеим лучше стоять на защите нашего дома.
Марго кивает, а затем переводит взгляд на меня и хмыкает. Скорее всего, она думает о том, что я буду болтаться под ногами. После той поездки на завод, ее недоверие ко мне только увеличилось. Это создает проблему. Мне нужно быть одной из них, я должна влиться, чтобы суметь ударить по Безлицым со всей силы.
Мы спускаемся к черному входу, где толпятся молодые комиссары. Они полностью сосредоточены, ожидая чего-то особенно опасного. Комиссары следят за соблюдением законов, отправляют преступников в Чистилище, организовывают рейды по проверке документов. Их форма черного цвета, в то время как у нас, – военнослужащих, – она зеленая. Мы нужны в ситуациях, когда комиссары не справляются с проблемой.
– Здравия желаю, товарищ капитан! – обращаются комиссары, охраняющие черный вход.
Марго поджимает губы.
– Вольно. Доложите обстановку, – велит девушка одному из молодых людей.
Пока он связывается по рации с теми, кто снаружи, я тщательно проверяю свое оружие, затем застегиваю китель и сверху надеваю бронежилет, который подает один из комиссаров.
– Мы ждем подкрепления со стороны военных. Люди слишком агрессивно настроены. Я не сомневаюсь в том, что они пойдут в атаку, это лишь вопрос времени, – доносится голос из рации.
Я замираю. Это говорит Алекс. Несмотря на то, что мы буквально живем под одной крышей, я с ним нигде не пересекаюсь. Признаться, после нашего последнего разговора, мне бы меньше всего хотелось, чтобы Алекс подумал, будто я буду пытаться сблизиться с ним.
Между нами все кончено. Я говорю себе об этом каждый раз, когда вспоминаю о его существовании. Больше никто и никогда не предаст меня, потому что я не позволю никому подобраться достаточно близко. Я благодарна Безлицему за преподанный мне урок, благодаря его предательству, я поняла, что нужно делать, дабы не остаться у разбитого корыта. Не доверяй людям, и тогда тебе не будет больно, правило, которым я пользуюсь ежедневно.
Марго надевает бронежилет, проверяет оружие, а затем мы выходим через черный вход. Ледяной ветер ударяет в лицо, глаза начинают слезиться. Мокрый снег падает с неба, путается в волосах и затрудняет видимость. Меня пробирает до костей, зубы начинают стучать. Я сразу же жалею о том, что не осталась внутри.
– Никогда не думала, что Безлицые тоже подвергают свою жизни риску и принимают участие в рейдах или стоят в обороне, – говорю я, пока мы обходим угол, направляясь к комиссарам, сдерживающим толпу разгневанных рабочих.
Марго, как всегда, идет впереди. Не вижу выражения ее лица, но могу представить.
– Никто нас не знает в лицо, поэтому проще следить за всем, что происходит. Нельзя полностью полагаться на людей, которые на тебя работают. Они делают это только из-за денег, а значит, их в любой момент могут перекупить враги, – ее плечи напрягаются, но голос звучит очень сдержанно, скорее всего, она пытается совладать с собой.
Мне не нравится ее отношение ко мне, из-за ее недоверия я не приближаюсь к собственной цели ни на шаг. Какой бы сильной не была моя ненависть к ней или моей биологической матери, я должна быть сильнее, умнее и хитрее их вместе взятых.
Я прибавляю шаг и сравниваюсь с Марго.
– Ты имеешь в виду Мятежников? Среди тех, кто служит у нас, могут быть шпионы?
– Теоретически это возможно, – кивает девушка.
– А что показывает практика?
– У шпионов, которые были здесь до твоего приезда, низкий болевой порок.
Я замолкаю, больше не задаю вопросов по тому, как в случае, если меня увлекут в измене, мне придется пройти девять кругов ада. Остаться наедине с Марго, – а я не сомневаюсь, что пытать меня будет именно она, – перспектива не из приятных. Более того, я предпочитаю молчать, когда мы приближаемся к комиссарам, среди которых выделяются две фигуры в военной форме.
Алекс и Дмитрий разговаривают на повышенных тонах. Их голоса сливаются с криками толпы, но, несмотря на то, что не слышно их разговора, напряжение в воздухе не ускользает из-под моего внимания. Как только мы подходим достаточно близко, они успокаиваются. Алекс сверлит взглядом Дмитрия, в то время как Дмитрий сжимает руки в кулаки. Я заметила, что между ними было неладно еще два года назад, но, похоже, что сейчас их взаимная неприязнь только возросла. Я должна радоваться, что Безлицые ссорятся и не доверяют друг другу, это делает их слабее, но по какой-то причине, глядя на раздраженного Дмитрия, сама начинаю злиться. На Алекса.
Марго, похоже, это совсем не волнует. Девушка подходит к своему молодому человеку и, привстав на носочки, поворачивает его лицом к себе, а затем целует. Я предпочитаю не смотреть, как губы парня, в которого я когда-то была влюблена, накрывают губы убийцы моей сестры.
Дмитрий, кинув в сторону влюбленных многозначительный взгляд, открывает рот, чтобы что-то сказать, но затем, передумав, закрывает его.
– Евгения, – он обращает внимание на меня, Дмитрий так сильно раздражен, что его глаза метают молнии, – не могла бы ты помочь мне?
Мы отворачиваемся от парочки и отходим подальше, чтобы они не смогли нас услышать. Дмитрий меня за плечи, оказывая поддержку, в которой я так сильно нуждаюсь, находясь в компании Марго и Алекса.
– Что случилось?
– Мы говорили о тебе.
Эта новость приводит меня в недоумение. Я широко распахиваю глаза.
– Если Алекс волнуется за его отношения с Марго, то напрасно, – говорю я, скрещивая руки на груди.
Невольно отвожу взгляд от Дмитрия и смотрю на Безлицых. Марго качает головой, пока Алекс ей о чем-то говорит.
– Думаю, ты его в этом смысле не интересуешь, – ухмыляется Дмитрий. – Он просил, чтобы я поговорил с Элеонорой. Эта парочка, – Безлицый кивает в сторону Марго и Алекса, – хочет отправить тебя куда-нибудь подальше от Столицы. Они ждали, что я поддержу их.
Я опускаю глаза на свои ботинки.
– Тебе не доверяют, – сдавленно произносит Дмитрий.
Он поднимает руку и касается моего подбородка, заставляя меня посмотреть в его карие глаза.
– В какой-то степени я согласен с ними, – Безлицый делает паузу, которая дает мне понять, что внутри него происходит маленькая борьба, он хочет что-то сказать, но не может решить, стоит ли, – я тоже тебе не верю, но это не значит, что я откажусь от моего единственного слушателя.
Его слова придают мне сил, я собираюсь поблагодарить его за доброту, с которой он ко мне относится, но прежде чем успеваю произнести хоть слово, крики прерывают мою попытку высказаться. Комиссары разбегаются в разные стороны, размахивая руками и вопя что-то невнятное, как раз в этот момент раздается оглушительный взрыв.
Глава 6.
Дым очерняет и без того серое небо, время будто останавливается. Одни люди разбегаются в стороны, другие набрасываются на комиссаров, но все это отходит на второй план, поскольку происходящее кажется нереальным. Я практически ничего не слышу, лишь отголоски раздающихся криков боли и звуков взрыва. Чувствую только головокружение, тяжесть во всем теле и куски гравия под ладонями. Пытаюсь подняться, но спотыкаюсь о собственные ноги. Каждое движение отдается болью в груди.
– Держись, – кто-то кричит мне на ухо, но до меня доходит лишь шепот.
Сильные руки обвивают меня за талию и тянут вверх. Я не могу вздохнуть. Дмитрий поднимает меня на ноги и притягивает к себе.
– Идти сможешь? – я киваю не в силах выдавить из себя хоть слово. Мне с трудом удается держаться в вертикальном положении.
Похоже, никто не замечает нас в царящем хаосе. Дмитрий прихрамывает, я опускаю глаза вниз и замечаю кровь. Он ловит мой взгляд и губами произносит:
– Все в порядке, – несмотря на то, что из-за визга и свиста пуль я не слышу слов, уверена, что его голос дрожит.
Мы двигаемся медленно. Дмитрий поддерживает меня за плечи, сделав несколько глубоких вздохов, я восстанавливаю контроль над собственным телом. Голова перестает кружиться, слух приходит в порядок. Если кто-то из нас и нуждается в помощи, так это Дмитрий. Я оглядываюсь и вижу дорожку крови, что тянется за нами. Знаю, что Безлицему очень больно, но Дмитрий этого не показывает. Его выдает мертвенно бледное лицо и тяжелое дыхание.
Одной рукой я поддерживаю его за талию, а другой беру под руку. Мы двигаемся к зданию, не оглядываясь назад. Мне хватает звуков выстрелов, взрывов гранат и предсмертных криков. Военные покончат с этим, главное, чтобы комиссары смогли продержаться до их приезда. Это хорошо спланированное восстание, а не забастовка. Я хочу положить конец Совету, но сегодняшний мятеж не сможет этого сделать, по той простой причине, как отсутствие Безлицых. Каждый член Совета прибывает в той резервации, за которую несет ответственность, а умирать, как одна из них, я не намерена.
Мы огибаем угол, где крики уже не такие громкие, а дорога свободна от обезумевших протестантов.
– Я вроде как пытался выглядеть героем, – ухмыляется Дмитрий.
Его дыхание становится тяжелее, он с трудом стоит на ногах.
– Ты ранен, не время для этого, – отвечаю я.
Дмитрий облокачивается о стену здания и закрывает глаза.
– Ещё немного, – говорю ему я.
Я смотрю на его лицо, даже в копоти, грязи и крови оно остается привлекательным. Безлицый делает глубокий вдох и распахивает глаза.
– Хватит меня рассматривать, – предъявляет он.
Я беру его под руку и помогаю восстановить равновесие. Ему тяжело передвигаться, кажется, с Безлицым прежде такого не случалось, и, судя по количеству потерянной крови и его сдержанностью, у Дмитрия высокий болевой порок.
– Беги, – Безлицый отпускает мою руку, доставая пистолет из кобуры.
Я не сразу понимаю, что происходит, но затем поднимаю глаза на Дмитрия. Он смотрит куда-то вперёд. Его взгляд напряжен и сосредоточен. Обычно люди так смотрят на соперника – с готовностью и неприязнью.
– Беги внутрь.
Я поворачиваю голову в ту сторону, куда направляет пистолет Безлицый, и вижу Мятежника. Того, кому помогла сбежать. Он весь измазан в грязи и крови, как и в прошлый раз. Думаю, именно поэтому я его и узнаю. Молодой человек держит оружие в руке. Он собирается стрелять.
Я не успеваю подумать о том, кому предназначается первая пуля.
Не успеваю прикинуть, что в случае смерти Безлицего, я стану на шаг ближе к выполнению плана.
Не успеваю взвесить все за и против: я просто кидаюсь на Дмитрия. Мы падаем на землю, закрывая уши руками.
Раздаются выстрелы над нашими головами. Пули попадают в стену. Мятежник плохо обращается с оружием с такого расстояния. Он делает ещё несколько выстрелов, а затем у него кончаются патроны.
Я должна его поймать.
Пока он возится с пистолетом, я вскакиваю и бегу к нему, выхватывая из-за пояса оружие. Мятежник не отрывает взгляд от пистолета, пока не слышит, как Дмитрий кричит моё имя, и чтобы я остановилась.
Но я этого не делаю.
Я чувствую каждую клеточку тела, каждое биение сердца и каждый вздох. Адреналин разливается по крови и я, несмотря на боль в груди, прибавляю скорость. Мятежник убегает. Мы все дальше отдаляемся от центра, где крики становятся менее слышны.
Он направляется к населенному району. Здесь много людей, ездит транспорт, что удивительно, ведь в нескольких кварталах отсюда царит настоящий хаос. Мятежник то и дело пропадает из виду, я практически теряю его в толпе.
Мне гораздо проще пробиться, люди расступаются, когда видят пистолет у меня в руке. Они шарахаются в стороны и начинают кричать. Я рада, что благодаря военной форме, никто из мужчин не пытается меня остановить или обезоружить.
Мое дыхание сбивается. Мятежник временами поворачивает, пытаясь понять, отстала я от него или нет.
– Стой! – я кричу ему, собирая остатки сил.
Молодой человек оборачивается и прибавляет скорость, он поворачивает в какой-то закоулок. Я следую за ним, надеясь на то, что не потеряюсь и смогу вернуться обратно.
Голые стены из красного кирпича, мусорный банк, переполненный отходами и тупик. Стена между домами насмехается надо мной. Куда он подевался?
Уверенная, что окончательно его потеряла, я сдаюсь. Наклоняюсь, упираясь руками в колени, и стараюсь отдышаться. Кажется, будто мои легкие наполнили металлом, я чувствую тяжесть во всем теле. Спустя несколько мгновений мне удается взять контроль над собой, и я выравниваюсь.
– Евгения Гриневская, значит, – сзади раздается сиплый голос с сильным акцентом.
Я поворачиваюсь на звуки собственного имени. Передо мной стоит высокий, худощавый мужчина. У него чёрные сальные волосы, вытянутое лицо, узкий разрез глаз. Он из Восточной резервации, не сомневаюсь. На нем штаны цвета хаки и чёрная кожаная куртка. Его лицо не выражает абсолютно никаких эмоций. В отличие от мужчины, мое сердце бешено колотится, я чувствую, как уголки рта нервно подрагиваются.
По бокам от него стоят два Мятежника. Один тот, за которым я гналась, а другой больше Дмитрия, со шрамами от ожогов на лице и практически без волос.
Представшая картина вселяет ужас.
– Рад, наконец, встретиться с вами, – говорит мужчина.
Он скользит взглядом по мне снизу вверх, уделяя внимание пистолету в моей руке. Затем наши глаза встречаются, я чувствую себя мышью в мышеловке. Это была ловушка.
Мужчина щелкает пальцами, и прежде чем я успеваю среагировать, на меня набрасываются другие Мятежники. Бороться не приходится, мне с трудом удается вздохнуть. Они завязываю руки за спиной и засовывают кляп в рот, хотя опешив, я не успеваю издать ни звука.
– Меры предосторожности, – говорит молодой Мятежник, подмигивая, прямо перед тем, как накинуть мешок мне на голову.
Я погружаюсь в полную темноту.
Остается полагаться только на слух. Мятежники берут по бокам меня за локти и куда-то ведут, наверное, думают, что я буду сопротивляться. В любом случая, связанная и незрячая даже при сильном желании не смогу ничего сделать. Передвигаться вслепую нелегко, но благодаря поддержке мне удается идти ровно. Я слышу звук работающего двигателя автомобиля. Щелчок: открывается дверь.
– Пригнись, – говорит Мятежник.
Он подталкивает меня вперед, я наклоняю голову и усаживаюсь на сидение.
Хлопок: дверь закрыли.
Руки больно сводит за спиной, я пытаюсь их вывернуть, но Мятежник рядом не дает мне этого сделать.
– Лучше не ерзай, – говорит он.
Я чувствую, как в бок упирается что-то твердое. Пистолет.
Автомобиль приходит в движение, и я начинаю считать. Мы едем приблизительно двадцать минут. Поворачиваем три раза направо и один налево. На светофоре стоим дважды. За это время я строю теории о том, что меня ждет впереди. Если вдруг Мятежники не захотят со мной сотрудничать, то, вероятно, убьют. Или будут пытать, чтобы я выдала информацию о Безлицых.
Машина сбавляет скорость, делает еще один поворот и, наконец, останавливается. Гравий хрустит под шинами, когда двигатель глохнет. Пистолет, давящий в бок, исчезает. Слева от меня открывается дверь. Я чувствую, как рядом прогибается сидение, а затем кто-то берет меня под руку и вытаскивает из автомобиля.
Хлопок. Дверь закрывается. Машина отъезжает.
Человек держит меня за локоть, мы направляемся куда-то. Гравий под ногами сменяется грязью и камнями. В воздухе витает запах краски, мочи и отходов. Есть несколько теорий о том, где мы находимся, либо в заброшенном месте, наподобие завода, в котором Безлицые устроили рейд, или в бедном районе Столицы.
– Не споткнись о порог, – раздается голос Мятежника.
При шаге я поднимаю ноги выше. Мы заходим в какое-то помещение. Здесь пахнет так же, как и на улице, но нет ветра. Судя потому, как Мятежник замедляет шаг, внутри темно. Под ногами валяются камни и всякий мусор, о который я то и дело спотыкаюсь. Значит, заброшенное здание или здание с таким видом.
Конечно, проще спрятаться там, куда ни один человек в здравом уме не сунется.
Мы проходим несколько поворотов, а затем Мятежник велит мне остановиться. Он протискивается мимо, мысленно я делаю еще одну галочку: здесь тесно. Узкий проход. Два поворота ключом, металлический скрип открывающейся двери. Парень толкает меня вперед, оно придерживает, чтобы я не упала, затем он закрывает дверь с другой стороны.
– Впереди лестница, осторожно, – предупреждает Мятежник.
Мы преодолеваем три лестничных пролета, чем ниже спускаемся, тем температура в помещении становится выше, а запах терпимее.
Еще одна дверь. Мятежник не открывает ее, он стучит.
Длинный – длинный – длинный – пауза – длинный – пауза – длинный – короткий – длинный – пауза – короткий – длинный – короткий – пауза – длинный – длинный – длинный – пауза – короткий – длинный – длинный – длинный.
Думаю, это Азбука морзе. Нас обучали этому, но очень поверхностно. Для меня точка и тире всегда сливалось во что-то одно целое, хотя для многих рядовых отличить их не составляло труда, я была исключением.
Дверь открывается. Свет виден даже сквозь ткань мешка, который накинули мне на голову. Мятежник подталкивает меня вперед, я спотыкаюсь, но он удерживает меня. Чувствую на себе взгляды, слышу перешептывания. В помещении есть другие люди. И их много.
Мятежник усаживает меня на стул. Руки за спиной затекли, я вожу ими, пытаясь найти что-то острое, о что можно расслабить веревки.
К нам кто-то подходит, судя по запаху, это девушка, у нее сладкие духи.
– Это она? – спрашивает она молодого человека. Ее голос раздается прямо над моей головой, из чего я делаю вывод, что она стоит слишком близко. Как раз для того, чтобы в случае проблемы, свернуть мне шею.
– Идем, не хочу, чтобы эта, – думаю, он кивает в мою сторону, – нас подслушивала.
Они отходят на столько, что я могу слышать их голоса, но разобрать слова мне не удается. Их прерывает стук в дверь, кто-то делает это с той же последовательностью, как и Мятежник, когда затащил меня в это место.
Шаги.
Поворот ключа.
Скрип.
Посторонний шепот стихает, и в помещении воцаряется мертвая тишина. Напряжение, витающее в воздухе, настолько сильное, что мне начинает мерещиться, будто в меня тыкают иголками. Вошедший направляется ко мне, я слышу его приближающиеся шаги, он идет медленно и уверенно. Мне становится страшно, пульс учащается.
Он срывает с меня мешок. Свет режет глаза, и я щурюсь. Мне требуется время, чтобы привыкнуть.
– Кто ты? – задает вопрос мужчина, которого я видела в переулке.
Он наклоняется ближе, от него неприятно пахнет. Он сужает глаза, из-за чего выглядит очень нелепо, поскольку, как я догадываюсь, сам из Восточной резервации.
– Евгения Гриневская, – выдыхаю я.
Его ноздри широко раздуваются, он тяжело дышит.
– Говори правду, – медленно произносит он.
– Меня зовут Евгения Гриневская.
Мужчина отворачивается, делает глубокий вдох.
– Хотел по-хорошему, – бурчит он себе под нос.
Он резко поворачивается ко мне, впивается своими длинными и худыми пальцами в шею. Я задыхаюсь. Мужчина поднимает меня со стула. Я пытаюсь сделать вдох, но тщетно. Его руки вцепились мертвой хваткой. Мое лицо горит, глаза наполняются слезами. Он толкает меня назад на стул. Я начинаю откашливаться и отчаянно вдыхать воздух. Шея, горло и легкие пылают.
– Кто ты?! – кричит он, сжимая мои плечи.
Вдох.
Выдох.
Вдох.
Я поднимаю глаза, и наши взгляды встречаются.
– Мертвая, – все, что я способна произнести.