Текст книги "Ночь до дедлайна (СИ)"

Автор книги: Винни Фред

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– А это ты мне расскажи, от кого. Неделю дома не появлялась, на празднике с Ирой пила, с хмырями всякими обнималась.

– Они Иркины друзья, – я вернулась за стол и попыталась поесть, мама ответила:

– Все они друзья. А потом пользуются как вещью и сбегают, и выясняется, что у него таких десять штук подстилок, и все с пузом и без алиментов. И он всегда останется хороший, потому что коварная женщина соблазнила, а женщина навсегда останется дурой, потому что с ребёнком ты никому уже не нужна.

– Мама, я не беременна.

– Это пока. Найдётся и на тебя какой-нибудь. Всем им одного надо, а свадьба и дети не надо, это женщине остаётся.

– Мам, хватит.

– Ты слушай, и на ус мотай, пока своего ума нет. Ешь.

Есть мне хотелось меньше всего. Я подождала, пока доест мама, она ушла из кухни, я вылила суп и сделала себе чай, ушла в комнату. В голове был ужасающих размеров колодец, где я сидела на дне и держалась за голову, пытаясь не заорать изо всех сил.

Спать не хотелось, но я легла, укрылась с головой, открыла нашу с Мишей переписку. Казалось, что у компьютерных букв есть почерк, как будто я слышу интонацию, даже если там одно слово и точка. Я его так безумно любила, что эта любовь превращалась в мистический ужас, как будто она досталась мне по ошибке, и на самом деле, я её не достойна, и очень скоро её у меня отберут, чтобы вернуть всё на свои места. И всё станет так, как было до этого. Это казалось самым страшным.

Я набрала Мишу, с ума сходя от своей смелости, услышала его голос, растекаясь сиропом от звучащей в нём улыбки – он был рад меня слышать, по какой-то непонятной мне причине, и это выглядело тем более пугающе, как будто я вытягиваю выигрышные билеты один за другим, вопреки математической логике, и судьба вот-вот поймёт свою ошибку и заставит жестоко заплатить.

– Ты поела, всё хорошо?

– Да.

– Когда познакомишь меня с мамой?

Я молчала, боясь сказать, что в идеале – никогда. Он может обидеться.

– Алиса?

– Я здесь.

– Как прошёл день?

– К маме поехала.

– Здорово. Чем занималась? Я надеюсь, ты не работала над моим заказом всю ночь? Бойцова?

Я молчала, он поражённо выдохнул и сказал чуть менее весело:

– Ты с ума сошла, женщина?

– Я хотела тебе помочь.

– Ну не ночь же напролёт!

Я молчала. Он вздохнул и сказал:

– Алис, серьёзно. Я уже чувствую себя тираном каким-то, не делай так больше. Хорошо?

– Хорошо.

Ну вот, я опять напортачила. Хотела как лучше, получилось как всегда.

– И я тебе за это заплачу, не спорь.

– Нет…

– Алиса, я тебя не в рабство взял. Работа – это работа, она заканчивается в офисе, а отношения – это другое. Ты меня поняла?

– Да. Спокойной ночи, уже поздно.

Я положила трубку и зажала ладонью рот и нос, чтобы не издать ни звука – всё плохо, это случилось, он понял, что я ему совсем не подхожу…

Телефон зазвонил опять. Я выключила звук и смотрела на экран, бездумно перечитывая имя, фамилию и должность. Всё плохо. И что бы я ни сказала, будет только хуже.

Телефон позвонил ещё немного и перестал.

Пришло сообщение, я не стала его открывать. Пришло ещё одно. И ещё. Я подумала о том, что будильник на завтра не поставила, и не поставлю – если я разблокирую телефон, то увижу сообщения.

Что-то щёлкнуло по стеклу, заставив вздрогнуть, щёлкнуло ещё раз, сильнее. Я встала и подошла к окну – во дворе стояла машина, у машины стоял Миша с телефоном.

Пришло ещё одно сообщение.

В окно прилетел ещё один камень, гораздо больше. Следующим точно разобьёт…

Я пыталась представить, что будет страшнее – открыть сообщения или объяснить маме, почему мой начальник в двенадцать ночи кидает мне камни в окно. Открыла сообщения.

"Не бросай трубку, это невежливо."

"Бойцова, ты нормальная? :)"

"Или ты возьмёшь трубку, или я иду знакомиться с твоей мамой."

"Какие цветы любит твоя мама? =)"

Он стоял внизу и осматривался, как будто искал камень побольше. И вдруг резко посмотрел вверх, заставив меня покрыться мурашками, как тогда на парковке – увидел, не просто увидел, а взгляд поймал, я это спинным мозгом чувствовала. Телефон зазвонил, я взяла трубку и молча прижала к уху.

– Бойцова, у тебя всё нормально?

Я молчала, я даже о том, чтобы выйти в окно не могла мечтать – он бы меня внизу встретил, а я хотела не видеть его никогда больше, мне было дико стыдно, я даже уже сомневалась, что пойду на работу. Не смогу.

– Бойцова? Или ты сейчас спустишься, или я поднимусь. У тебя три секунды на то, чтобы ответить "да, Миша, я сейчас спущусь". Две секунды. Одна. Ты упустила свой шанс, Бойцова.

Он положил трубку, спрятал телефон и открыл дверь машины. Я думала, что он сейчас уедет, даже стало немного легче. Но он просто достал из машины букет.

У меня ноги подкосились от ужаса при мысли о том, что сейчас будет, я рванула к двери в чём была, спотыкаясь и задыхаясь, чуть не сломала ноготь об замок, распахнула дверь и рухнула Мише на грудь. Успела.

Поднимать глаза было страшно, я хотела отодвинуться, но он прижал меня к себе, пришлось стоять так. Он молчал и медленно гладил меня по спине, я постепенно расслабилась, сердце успокоилось, Миша наклонился к моей уху и шепнул:

– Всё нормально?

– Да.

Хотела сказать "отпусти меня", но испугалась, что он действительно отпустит, и не стала. Он обнял меня удобнее, протянул руку с букетом и нажал на звонок.

У меня челюсть отпала, если бы он меня не держал, я бы рухнула. В квартире раздались мамины шаги, она открыла дверь и уставилась круглыми глазами на нас обоих. И Миша жизнерадостно сказал:

– Добрый вечер. Меня Миша зовут, а вас?

– Маргарита Ильинична, – слегка дрожащим голосом ответила мама. Миша улыбнулся ещё доброжелательнее и протянул ей букет:

– Очень приятно. Это вам, – мама взяла букет, Миша взял меня на руки. – А это – мне. Не волнуйтесь, я буквально через полчаса верну.

Мама застыла с раскрытым ртом, Миша понёс меня вниз, я чувствовала, что у меня сейчас истерика начнётся от этой картины.

Он открыл заднюю дверь, посадил меня внутрь, оставил дверь приоткрытой, обошёл машину и сел рядом со мной. Тихо сказал:

– Бойцова, приём. Я здесь. Ты можешь посмотреть на меня?

Я попыталась, он закрыл глаза и протянул ко мне руки, как будто вообще ничего не случилось, я поверить не могла.

– Ну? Я долго ещё буду так сидеть? У меня руки затекли. Бойцова, ты меня вообще не любишь?

Я шмыгнула носом и осторожно обняла его, он тут же прижал меня к себе, взял удобнее и посадил на колени, стал гладить по голове и приговаривать, как тогда в офисе:

– Хорошая Бойцова, лучше всех Бойцова…

Я разрыдалась так, что у меня самой уже не осталось никаких сомнений в том, что у меня проблемы с головой. Это не должно так быть, это что-то очень странное. И это может всё испортить, именно так, как говорила Ирка – я ему помешаю, он делает всё, что от него зависит, и делает идеально, проблемы создаю я. И его терпение однажды кончится, и он бросит меня. Надо что-то делать с этим. Срочно.

– Миш…

– Что, радость моя?

– У меня проблемы.

– Рассказывай, сейчас всё решим.

– Нет, у меня с головой проблемы. Я не знаю, что со мной, но я понимаю, что это странно.

– То есть, раньше тебе это не приходило в голову? Проблемы с речью, всё такое? Тебя это не насторожило?

Он говорил весело и спокойно, с крохотной долей иронии. Я подняла глаза, чтобы посмотреть ему в лицо, опять обожглась об его взгляд и опустила. Он рассмеялся и обнял меня, поцеловал куда-то в волосы, зарылся в них носом, горячо прошептал:

– Это хорошо, Алиса, признание проблемы – уже шаг на пути к решению. А если ты встала на этот путь, то всё получится, ты вообще молодец, и со всем всегда справишься, вот увидишь. Всё решаемо, даже грёбаные доски. Я за сегодня пятнадцать контрактов подписал, и за вчера ещё восемь, за неделю разделаюсь со всеми. С твоей помощью, между прочим.

– А зачем тебе доски вообще? – я впервые заинтересовалась этим вопросом, он ответил, с неожиданной каплей смущения:

– Я делаю ящики, бизнес такой. Объёмы небольшие, есть постоянные клиенты, я ищу новых, но очень медленно и постепенно. У меня два наёмных сотрудника и один партнёр, мой друг, мы вместе начинали, сами их делали, сами грузили, сами развозили. Потом объёмы выросли, пришлось нанять джамшутов. А они мне вот такую свинью подложили. Ну ничего, я справлюсь. Ты в меня веришь?

– Конечно…

– Правильно делаешь. Я тоже в себя верю. И в тебя, на всякий случай. А то есть у меня подозрение, что ты в этом пока не очень сильна. Да?

– Наверное.

– Ты научишься, это не сложно. Ну что, пойдём ещё раз шокируем твою маму? Время уже.

– Ты с ума сошёл, – я подняла на него глаза, невольно улыбаясь от мысли о мамином выражении лица, когда он сунул ей букет. – Зачем ты это сделал?

– А что, ты собиралась меня прятать от неё? Ты меня стесняешься?

– Моя мама просто… мужчин не любит. Очень сильно.

– Полпланеты не любит, серьёзно? – он рассмеялся, растрепал мне волосы: – Не переживай, я ей понравлюсь. Если человек не любит собак, это значит только то, что он ещё не встретил свою собаку.

– Ты – не собака, – шмыгнула носом я, он гордо выпятил грудь и кивнул:

– Малыш, я лучше собаки. Пойдём.

Я посмотрела на свои ноги – босые, выбежала в одной пижаме. Он вышел из машины и подошёл с моей стороны, взял меня на руки, понёс наверх. Я молчала и пыталась поверить в то, что мне это всё не снится.

Миша опять нажал на звонок, я даже не спорила – поздно. Вышла мама, с всё тем же выражением стабильно зашкаливающего охренения, Миша ей широко улыбнулся:

– Возвращаю, как обещал.

– Спасибо, – сказала мама. – А могу я поинтересоваться, какие у вас отношения?

– Очень хорошие.

– И давно они у вас?

– Почти два дня.

– И насколько далеко они за два дня зашли?

– Мама, – я попыталась её остановить, она поморщилась и бросила мне:

– Помолчи, я не с тобой разговариваю.

– Не особенно далеко, но у нас большие планы, – Миша улыбался, мама хмурилась:

– Насколько большие?

– Я могу называть вас мама? – его доброжелательность уже из ушей выплёскивалась, мама кривилась всё сильнее:

– Это несколько преждевременно.

– Как скажете, буду ждать с нетерпением. Когда созреете, зовите на чай, можно даже семьями. Только учтите, у меня пятеро братьев и две сестры, большой получится праздник.

– Родителей будет достаточно, – процедила мама.

– Любой каприз, дорогая Маргарита Ильинична. Запишите мой номер, на всякий случай, и свой мне продиктуйте.

Я переводила взгляд с одного на другую и постепенно проникалась Мишиным весельем – я в первый раз в жизни видела, как мама не знает, что сказать. Весь её негатив просто разбился в дребезги, у неё не было аргументов, и не было поводов выступать, я поверить не могла.

Наконец, они обменялись номерами и последними любезностями, и Миша поставил меня на пол, помахал ручкой, попрощался с мамой, и ушёл. Я посмотрела на маму, не дождалась реакции, и тоже пошла спать.

= 10. Понедельник второй, тяжёлый

Понедельник начался ужасно. Ночью я долго не могла уснуть, и потом утром долго не могла встать, чувствовала себя полностью разбитой. Потом мама за завтраком пыталась просверлить во мне взглядом дыру, а я пыталась ей доказать, что я уже лет десять как не завтракаю, и именно поэтому я не хочу есть, а не потому, что я беременна. Она делала вид, что вчерашнего визита Миши не было, но разговаривала так язвительно, как будто я не просто беременна, а уже родила неизвестно от кого, и сижу теперь с ребёнком у неё на шее.

Когда мне удалось выйти из дома, я на нервах свернула не в ту сторону, и почти что села на автобус в лицей, но вовремя вспомнила, что мне теперь туда не надо, и пошла к метро. В метро все толкались и ругались, мне в каждой случайной женщине чудилась мама, а в каждом мужчине в чёрной куртке – Миша. До ужаса сильно хотелось ему позвонить, но я держалась.

На выходе из метро он позвонил мне сам. Я схватилась за трубку дрожащими руками, как пьяница, как наркоман, я настолько хотела его услышать, что самой становилось страшно от мощи этого желания, казалось, оно было больше меня самой. И казалось тем более странным, что я не решалась набрать его сама, хотя так хотела.

– Алло?

– Привет! Опаздываешь, Бойцова-Стажёр? – его голос звучал так жизнерадостно, как будто он живёт в каком-то другом мире, в котором ничего никогда не бывает плохо, я туда ужасно хотела.

– Привет.

– Всё нормально? Ты где?

– Я… иду. Выхожу из метро.

– Опаздываешь, Бойцова, ай-яй-яй! Я сегодня даже не работаю, а всё равно тебя жду, а ты берёшь и опаздываешь. Не стыдно?

– Нет… в смысле… – я оглядывалась, пытаясь понять, где я и куда мне надо, я почему-то умудрилась выйти из метро в другом месте, или это станцию по-новому разграничили сегодня, я ничего не понимала. Бардак в мире дополнялся бардаком в голове, где было море того, что я не хотела там видеть, я хотела Мишу, везде, снаружи рядом с собой, и у себя в голове.

– Ты дорогу переходишь?

– Да.

– Так переходи внимательно! Бойцова, убери телефон от уха и перейди, я подожду. Сейчас.

– Хорошо.

Я опустила телефон, осмотрелась, и наконец нашлась – ничего в метро не переставили, это я потеряшка. Загорелся зелёный, я перешла, дальше было только прямо, и никаких переходов, так что я опять прижала телефон к уху:

– Всё, я перешла.

– Отлично. А теперь рассказывай, почему ты опоздала.

– Я по привычке пошла на автобус в лицей.

Он рассмеялся, мне стало так хорошо от его смеха, что хотелось глаза закрыть, чтобы утонуть в нём полностью. Но я сдержалась – дорога ужасная, не хватало ещё свалиться, надо смотреть под ноги.

– Миш.

– А?

– Говори.

– Что тебе сказать?

– Что-нибудь. Мне нравится твой голос. Я так рада, что ты позвонил…

– Воу-воу, Бойцова, полегче! Я же так загоржусь и нос задеру, – он опять смеялся, я растекалась мёдом, брела нога за ногу, всё равно уже опоздала.

– Задирай.

– Не страшно? Тебе ещё жить со мной таким, с задранным носом.

– Переживу.

– Ох и Бойцова… – Он насмеялся, и сказал чуть серьёзнее: – Как вчера всё прошло?

– Нормально.

– А утром? Ты сразу от мамы на работу поехала, или из дома?

Я хмыкнула – показалось странным разделять маму и дом. Но что-то в этом было.

– От мамы.

– И как утро?

– Я – само несовершенство.

– Лихо. Это тебе мама сказала?

– Ага.

– Мамы иногда не правы.

– А кто всегда прав?

– Я!

– Лихо, – я тоже начала смеяться, он протянул:

– Зачем отрицать то, что всё равно рано или поздно раскроется? Я эксперт в любых вопросах, и я тебе гарантирую – ты почти совершенство.

– Почти?

– Над этим "почти" мы ещё поработаем, и всё получится, я гарантирую.

– Какой ты уверенный.

– Говорил же, нос задеру. Ты сказала – задирай. Я задрал. Всё правильно сделал. Какие-то проблемы?

– Никаких. Продолжай.

– А я тебя вижу.

Я подняла голову и тоже его увидела – он шёл навстречу, в той майке, в которой был в клубе, и в каких-то очень потёртых джинсах, я их раньше не видела. Выглядел счастливым, хотя и немного уставшим, мне так нравилось на него смотреть, что я частично пересилила смущение от того, что он смотрел на меня. Я сегодня уехала от мамы в том же, в чём приехала, и голову не вымыла, и макияжа не нанесла ни капли – утром было наплевать, а сейчас вдруг стало стыдно. Но Миша смотрел на меня с таким обожанием, как будто всего этого не видит, и я решила не заострять на этом внимание.

– А почему ты говорил, что не идёшь на работу?

– Я взял отпуск на две недели, у меня столько заказов, что придётся материалы докупать ещё раз – эти домики, беседки и лесенки внезапно оказалось очень востребованы. Я твой конспект распечатал, ту часть, где приложения со схемами, и заказчикам показываю, они просто пальцем тыкают, очень удобно. Уже думаю держать на складе парочку готовых, чтобы только собирать на месте. Заказал ещё джамшутов, тоже должны скоро доставить, будем работать быстрее. Времени "Стим" верстать, короче, нету, – он смеялся, я тоже, мы подошли достаточно близко, чтобы слышать друг друга, и убрали телефоны. Он сказал: – Всё равно в "Стиме" все балду пинают, первая неделя после сдачи всегда на расслабоне, иногда даже материалов нет, редакторы не успевают их утвердить. "Стим" ничего не теряет, в общем.

Мы стояли напротив друг друга, я смотрела то на горы на его майке, то на папоротник за забором. Тихо спросила:

– То есть, ты сейчас в отпуске?

– Ага.

– А зачем приехал тогда?

– Тебя увидеть.

Я залилась краской так, что лицо аж пульсировало, Миша рассмеялся, протянул ко мне руки, я шагнула ближе и уткнулась лбом ему в плечо, он обнял меня, стал гладить по спине, легкомысленно сказал:

– Расслабься, у меня склад на соседней улице, здесь близко. Можем даже пообедать вместе. Пойдём, – он повёл меня дальше к офису, продолжая обнимать за талию, я напрягалась всё сильнее, потом осторожно убрала его руку. Он шутливо возмутился: – Бойцова, в чём дело? Ты меня стесняешься?

– Нет…

– Боишься, что тебя будут подкалывать коллеги?

– Да.

– Ой, Бойцова… – он остановился, развернул меня к себе и взял за плечи, немного наклоняясь, чтобы наши лица оказались на одном уровне, заглянул в глаза и сказал: – Запомни первое и главное – ты такой же сотрудник, как и все остальные в твоём кабинете. Ирина тебе не начальник, твой начальник – я, требовать от тебя что-то показать или переделать могу только я, остальные могут тебе что-то посоветовать, слушать их или нет – полностью твоё дело. Ирина – не мой заместитель, она занимается стажёрами, потому что сама захотела и попросила, официально это в её обязанности не входит. Ты имеешь полное право слать её лесом в ответ на любые требования и любые придирки, в крайнем случае, звони мне, я её сам пошлю, если ты не сможешь. Но лучше учись сама, тебе пригодится. Она уверенно себя ведёт, потому что работает там дольше всех, но поверь моему опыту, трудовой стаж с компетентностью вообще никак не коррелирует, особенно в её случае. Можно десять лет сидеть на одном месте и делать одни и те же ошибки десять лет. Тоня с первой недели стала работать лучше всех и делать больше всех, хотя пришла вообще без опыта, у неё просто руки прямые и вкус есть. Ну и желание работать, в отличие от всех остальных. Советуйся с ней, если хочешь, но помни, что она тебе тоже не начальник, никто тебе не начальник, только я. Запомнила?

– Да.

– Пойдём.

Он довёл меня до дверей, весело рассказывая приколы из жизни своих работников, а на пороге офиса внезапно взял за подбородок и быстро поцеловал в губы, я была не готова, и отдёрнулась так, что чуть не упала, стало дико стыдно. Он тоже напрягся и стал извиняться, от этого я чувствовала себя ещё ужаснее, ситуация становилась всё более неловкой, и я сбежала почти в слезах. Не стала заходить в офис, пошла в туалет и закрылась в кабинке, достала телефон, умирая от желания позвонить Мише, и от прочности невидимого барьера, который не давал мне это сделать. Но телефон зазвонил сам.

Я сначала с диким облегчением открыла глаза, а потом увидела надпись – это была мама, а не Миша. Я сбросила. Совру потом, что с начальником разговаривала.

И эта ложь дала неожиданный толчок – мне не придётся врать, если я действительно поговорю с начальником. И я набрала его.

– Алло?

– Да. Привет.

Он фыркнул и с улыбкой ответил:

– Утречко, ага. Ты только с поезда?

– В смысле?

– Ну, так говорят, когда человек потерянный. Второй раз за день здоровается, например.

– А. Ясно.

– Бойцова?

– Что?

– Ты что-нибудь делаешь?

– В смысле?

– Со своей проблемой в голове. Я могу тебе как-нибудь помочь? Что-нибудь придумать, какую-нибудь систему, по которой тебе проще?

– Я не знаю.

– Ну подумай. Давай вместе подумаем, поэкспериментируем, например, – в его голосе появились мурлычущие нотки, как тогда утром после клуба, у меня мурашки прокатились по всему телу, как будто по спине провели ногтями. Я наверное, как-то по-другому стала дышать, потому что Миша рассмеялся, тут же изобразил невинный голос: – Чисто в целях эксперимента, практически ради науки. На выходных не получилось куда-нибудь сходить, и на неделе, наверное, не получится… Блин. Ладно, я найду время, и тогда тебе позвоню уже с конкретной датой. У тебя есть какие-нибудь планы на вечер после работы, ты никуда не ходишь по расписанию?

– Никуда. Если надо будет, я освобожусь.

– Хорошо. Иди трудись тогда, и я пойду.

– Счастливо.

– Давай, звони-пиши, я всегда на связи.

– Хорошо. Пока.

Я спрятала телефон, привела себя в порядок и пошла работать.

Рабочий день прошёл совершенно бестолково, все вокруг страдали ерундой, пили бесконечный чай и обсуждали всякие бытовые вопросы. Я застолбила себе одну красивую полосу в следующем номере "Стима", и даже начала делать, но забросила – работать в такой атмосфере оказалось невозможно, я сама себе казалась унылой старой бабкой на молодёжной вечеринке. Поэтому я просто сидела так, чтобы камерам не было видно мой стол, и рисовала в блокноте качельки, лесенки и замки своей мечты, представляя, как мы с Иркой там ползаем, и лет нам примерно по пять, это было страшно увлекательно.

Ближе к шести я сфоткала всё на телефон, но Мише решила не отправлять, а то будет опять ругаться. На обеде он не позвонил, и я не стала – боялась отвлечь. По пути от офиса до метро со мной разговаривала Тоня, так что повод не звонить опять нашёлся. А дома ждала Ира – и вот он ещё один повод не звонить. Я разрывалась от этого, но держалась.

Ира принесла мне булочек, и они стали моим ужином, я пообещала себе, что через часик поем нормально, а пока просто не хочу. Мы с Ирой вышли на балкон с чаем, она закурила, но молчала, иногда поглядывала на меня странным взглядом, но когда я ловила его, она сразу делала вид, что рассматривает вечернее небо. Я постояла молча, нервно тиская телефон, и наконец решилась:

– Какой у тебя был первый поцелуй?

– Ужасный, – без раздумий ответила Ирка, – и второй тоже, и третий. Некоторые люди этого просто не умеют, и не учатся, им не дано. Но таких мало, я не из них, я научилась со временем. А что?

Я собралась с силами и шёпотом призналась:

– Я не могу целоваться.

Ирка фыркнула:

– Все могут. Не умеешь, может быть?

– И не умею тоже. Но с Мишей именно не могу, у меня какой-то ступор включается. И я, наверное, к психологу пойду. Или психиатру, не знаю, как это называется.

Ира округлила глаза, я кивнула, с видом решительным и обречённым:

– Мне надо, Ир. Я должна избавиться от этого, срочно. Иначе я всё испорчу, я именно ему помешаю, как ты говорила. Он делает всё, а я не делаю ничего, он такой классный, что я до него сильно не дотягиваю, даже если бы была полностью в порядке, а я не в порядке. Я должна от этого избавиться.

Ирка посмотрела на меня долгим серьёзным взглядом, я мялась, готовая к потоку заверений, что я красотка и умница, и это ему повезло, что я обратила на него внимание, и что мне надо бросить себя ругать и накручивать, и всё наладится. Она часто говорила что-то подобное, я никогда ей не верила.

В этот раз она решила даже не пробовать. Посмотрела на закат, посмотрела на меня, и кивнула:

– Молодец. Давно пора.

У меня отпала челюсть. Ирка рассмеялась, я пробурчала:

– Серьёзно? Ты меня поддержишь?

– Поддержу.

– И не будешь меня стебать?

– Не буду.

– И никому не расскажешь?

– Если ты не хочешь, – она пожала плечами, как будто мы пиццу заказывали, а не решали вопросы моей жизни и здоровья. Я неуверенно поморщилась и шепнула:

– Это странно, ходить к мозгоправу.

– Не странно. Я ходила.

– Правда?!

– Угу.

И опять она выглядела так, как будто речь о чём-то несущественном. Я решила, что это защитная реакция такая, придвинулась ближе и сочувственно спросила:

– Почему не рассказала?

– Я никому не рассказала. Мне казалось, что это странно. Сейчас не кажется.

– Ты же здорова?

– Я тоже так думала. Но сейчас здоровых почти нет.

– А что тебя заставило пойти?

Она потушила сигарету, задумчиво посмотрела на пачку, но брать вторую не стала, взялась двумя руками за чашку, стала рассказывать, глядя на небо, как будто пересказывала фильм, или что-то такое, что её лично вообще не касалось:

– У меня появился шум в ушах. Такой странный шелест, как будто сахар сыпешь тонкой струйкой, оно вроде жить не мешало, но через время стало сильнее, мне стало тяжело засыпать, и я пошла к ушному доктору. Он ничего не нашёл и  направил к другому доктору, я прошлась по целой цепочке, и в итоге оказалась у психотерапевта, который мне волшебные таблетки прописал и назначил курс терапии. Я не буду тебе рассказывать, что там было, это не особенно приятно вспоминать… По ощущениям, как будто твой ленивый жирный мозг пошёл в спортзал, и там жим, становая, растяжка, кардио, вот это всё, в поту, через боль и жалость к себе. Но я эффект почувствовала сразу, а в итоге вообще такое спокойствие внутри появилось, и такая цельность, как будто до этого я была роем пчёл, которые носятся и сталкиваются как бешеные, а теперь стала одной большой пушистой пчелой, сижу себе спокойно на цветке, созерцаю свою жизнь. Вот это поведение с перепадами настроения, психами, криками, швырянием вещей – это тоже оттуда, сейчас я себя так веду, потому что мне нравится себя так вести, а до терапии я не могла по-другому, это не контролировалось, если меня крыло, то я не могла с собой ничего сделать, вообще никак. А теперь могу. Чаще всего, не хочу, но если надо будет, я смогу, я это знаю, и это знать очень приятно, вселяет уверенность. Так что, рекомендую. Могу номерок дать.

– Давай.

Я стояла как оглушённая, минуту назад казалось, что моя проблема – конец света, а тут внезапно оказывается, что я такая не одна, и с этим справляются, для этого есть специалисты, это действительно решаемо, Миша был прав. Такой шок.

В руках пиликнул телефон – Ира прислала визитку. Я сохранила номер, прочитала имя и должность, посмотрела на Иру:

– Спасибо.

– На здоровье. Давно пора, – она всё-таки достала ещё одну сигарету, я отодвинулась на своё обычное место, спросила:

– Ты знала, что со мной что-то не так?

– Я догадывалась.

– А почему не отправила меня к доктору раньше?

Она изобразила неоднозначный жест, выдохнула дым и медленно ответила:

– Понимаешь… Терапия – это такая штука, к которой надо прийти только добровольно, иначе она не сработает. Надо понять, что у тебя проблема, осознать, что она сама не пройдёт, захотеть её решить, и пошевелить булками ради этого, даже деньги потратить. Многие сливаются ещё на первом пункте, а уж остальные пункты пройти – вообще подвиг. Люди очень странные, они бьют тревогу, когда видят сыпь на коже, но нелады в голове предпочитают игнорировать до упора. Какая-то ошибка у нас в менталитете, то ли привычка страдать, то ли страусиная тактика по отношению к проблемам, особенно со здоровьем. И от этого все кругом больные, вот все, посмотри на людей на улице, в любого пальцем ткни, спроси – ты здоров? Он скажет – да. Отведи к психотерапевту – он через час будет рыдать и рассказывать, как его жизнь обижала с детства и до сегодняшнего дня. Все такие, за очень редким исключением. И над этим надо работать, оно само не проходит, это не простуда… – Она медленно глубоко вдохнула, посмотрела на сигарету, как будто забыла о ней, посмотрела на меня, улыбнулась точно как Миша, как будто неразрешимых проблем не бывает, сказала: – Тяжкий тебя ждёт путь. Но оно того стоит, поверь, ты увидишь результат сразу, и захочешь продолжать. И всё у тебя получится.

Она смотрела на меня, как будто ждала ответа, я решительно кивнула:

– Так и будет.

Ирка улыбнулась и отвернулась, закрыла глаза. Я наблюдала за её лицом, за пальцами, за движением ветра в растрёпанных волосах. Спросила с предвкушением:

– Сейчас что-то будет?

Она тихо рассмеялась, кивнула:

– Ща спою, готовься.

Я открыла в телефоне заметки, Ирка глубоко вдохнула и выдала:

В безумных дней круговороте,

Где стресс впитался прочно в жизнь,

Мой каждый первый друг – невротик,

Спасибо хоть, что не нарцисс.

Мы обсессивно-компульсивны,

Обижены всю жизнь на мать,

Слегка пассивно-агрессивны,

И не умеем выбирать

Друзей, подруг, мужчин, работу,

Свой личный стиль, еду, шмотьё,

Считаем праздником субботу

А тело – временным жильём.

Давай, мой друг, посмотрим правде

В её бесстыжие глаза -

Лечить нас всех, конечно, надо,

Лечить насильно, блин, нельзя.

Я дописала, показала большой палец, собралась с силами и набрала доктора.