355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вильям Козлов » Когда боги глухи » Текст книги (страница 40)
Когда боги глухи
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 01:56

Текст книги "Когда боги глухи"


Автор книги: Вильям Козлов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 47 страниц)

Глава двадцать четвертая
1

–Вот полюбуйтесь на них, голубчиков! – кивнул старший лейтенант милиции на Андрея и Петю Викторова, смирно сидевших у стены под плакатом, на котором был изображен бравый дружинник с метлой. Он безжалостно выметал с ленинградских улиц разную нечисть: хулиганов, пьяниц, тунеядцев.

Мальчишки были на себя не похожи: у Андрея голубел здоровенный синяк под глазом и вспухла верхняя губа, у Пети кровоточил нос, одна скула в два раза больше другой. В довершение ко всему у обоих разодраны на груди рубахи, а джинсы извожены в земле.

– Вот они, герои нашего времени, – иронизировал старший лейтенант. – Борцы за справедливость… Если бы не они, то наш прекрасный город просто погиб от нашествия хулиганов! Послушаешь их, так нужно обоих представлять к медалям «За отвагу».

Полчаса назад Вадиму Федоровичу позвонили из отделения милиции и сообщили, что задержаны его сын Андрей с приятелем, мол, они учинили безобразную драку в сквере напротив Пушкинского театра. Вадим тупо слушал незнакомый голос, подозревая, что его кто-то неумно разыгрывает. Чтобы Андрей ввязался в драку? Такого еще не было. Сын всегда избегал конфликтов со своими сверстниками, у него даже на этот счет была своя теория: только примитивные люди пускают в ход кулаки, воспитанный современный молодой человек действует логикой, убеждением, интеллектом, а драка – это варварство. И он, Андрей, ни за что не поднимет руку на ближнего… Вадим только усмехнулся, слушая разглагольствования сына, он-то прекрасно знал, что все это чепуха! Удивительно, что подобные чересчур уж здравые мысли приходят в голову сына в самом драчливом возрасте. В детстве и юности Вадиму не раз приходилось отстаивать свои права и достоинства кулаками. Есть люди, на которых никакие слова не действуют, только – сила. По крайней мере, после войны было так. Но времена меняются, кто знает, может, молодежь теперь иная? И вот вдруг драка, милиция… Что же все-таки случилось?

Андрей рассказал, что они с Петей Викторовым играли в шахматы в сквере у Пушкинского – там каждый день собираются любители…

– На деньги? – перебил старший лейтенант.

– Мы на деньги не играем, – бросив на него исподлобья взгляд, проворчал Петр.

– Спорт и деньги – это несовместимо, – вставил Андрей.

– Другие-то играют на интерес, – заметил старший лейтенант.

– У нас своя компания, – сказал Петя.

– От деляг мы держимся подальше, – поддержал его Андрей.

Выиграв две партии – победу в любительском турнире одержал Андрей, – они пошли мимо театра на улицу Зодчего Росси, там увидели, как трое парней – им лет по пятнадцать-шестнадцать – привязались к двум младшеклассникам, требуя у них мелочь. Насупленные ребятишки выворачивали карманы, доставая монеты, а парни, дурачась, пинали на асфальте их портфели…

– Наши рыцари, конечно, тут же вступились за малышей… – ввернул старший лейтенант.

– По-моему, так поступил бы каждый порядочный человек, – невозмутимо взглянул на него Андрей. – Вообще-то я противник физического воздействия на личность. Сказал, чтобы они оставили ребят в покое.

– Очень даже вежливо им сказал, – подтвердил Петя.

Хулиганы действительно отвязались от малышей, которые, подхватив с асфальта портфели, бросились наутек, и подошли к ним. Белобрысый парень в батнике и джинсах – у него белый перстень на пальце – тоже вполне миролюбиво заметил, что они решили заглянуть в пивную, но у них не хватает рубля, а в пивной, к сожалению, в долг не наливают, так что, мол, выкладывайте рубль, да поживее, у них в глотках пересохло… Андрей стал им говорить, что все это похоже на грабеж среди бела дня, Петя молчал, чуя неладное. У Андрея на голове была модная шапочка с целлулоидным козырьком и надписью по-английски: «Мальборо». Белобрысый неожиданно сорвал, с него шапочку и надел на себя, удовлетворенно сказав при этом: «Тютелька в тютельку!» Когда Андрей попытался отобрать свою собственность, парень с ухмылкой заехал ему в глаз, остальные двое набросились на Петю. В общем, началась беспорядочная драка, какая-то женщина, выйдя из парадной, закричала, и тут как раз вышел из под арки милиционер, ну и хулиганы убежали вместе с шапочкой в сторону площади.

– А вы чего же остались? – поинтересовался старший лейтенант.

– Зачем нам-то было бежать? – удивился Андрей.

– Мы – пострадавшие, – пощупал скулу Петя и шмыгнул носом.

– В общем – жертвы, – заключил старший лейтенант.

Вадим знал: сын говорит правду, он вообще никогда не лгал, считая это ниже своего достоинства. Но старший лейтенант этого не знал, да и такая у него работа, что приходится во всем сомневаться и проверять. А в данном случае проверить было нечего, потому как свидетелей не оказалось, даже женщина, что вышла из парадной, куда-то подевалась, а сержант, доставивший ребят в отделение, как говорится, попал к шапочному разбору. Ему даже не пришло в голову фамилию женщины записать. Старший лейтенант считал, что произошла обыкновенная драка, – в их районе никто школьников не останавливал и денег у них не отбирал, – те, кто похитрее, как это водится, удрали, а Андрею и Пете не повезло, их задержал сержант.

Вадиму Федоровичу все же удалось переубедить старшего лейтенанта, и он отпустил с ним мальчишек. Пришлось показать свое журналистское удостоверение и пообещать серьезно поговорить с сыном дома. А у Пети милиционер потребовал телефон и адрес. Тот назвал другую фамилию и несуществующий телефон. Вадим приехал сюда на «Жигулях» – уже три месяца, как он ездит на новой машине, – мальчишки забрались на заднее сиденье.

– Почему он нам не поверил? – задумчиво спросил Андрей. – Мы же ему правду говорили.

– И надо было тебе заступаться за этих пацанов? – упрекнул приятеля Петя. – Хоть бы спасибо сказали – смылись и даже не оглянулись! А мы теперь с разбитыми рожами будем ходить…

– Что же твои словесные убеждения не подействовали на хулиганов? – насмешливо осведомился Вадим Федорович.

– Я тоже одному, кажется, глаз подбил, – вспомнил Андрей.

– Ты все-таки поднял руку на ближнего? – деланно удивился отец.

– Я бы не назвал этих подонков своими ближними, – пробурчал сын. – Истинные гориллы – вот кто они.

– Причем старше нас и их было три лба, – заметил Петя.

– Я должен честно признаться, мы с тобой, Петя, совершенно не умеем драться, – сказал Андрей, ощупывая созревающую шишку на лбу.

– Я этого, с жиденькими усиками, укусил за палец, – подхватил тот.

– Укусил… – презрительно пожал плечами Андрей. – И не противно тебе было грязный палец в рот брать?

– Как-то само собой получилось, – смутился Петя.

Улыбаясь про себя, Вадим Федорович с интересом слушал их.

– Так не годится, – после продолжительной паузы сказал Андрей. – Не знаю, как ты, а я завтра же пойду в спортивное общество и запишусь в секцию бокса. Настоящий мужчина должен уметь постоять за себя. Сегодня я это очень отчетливо понял.

– Ты же был хоккеистом, – напомнил отец.

– Но дрались мы не на льду, а на асфальте, – криво улыбнулся сын.

– Бокс – это хорошее дело, – согласился Петя. – Пожалуй, и я запишусь.

– А может, лучше в секцию самбо?

Петя смотрел Андрею в рот и во всем признавал его превосходство. Викторовы жили в их же доме, на последнем этаже. Петин отец – художник. Под самой крышей у него большая мастерская, Петя занимался в специальной школе при Академии художеств, Андрей учился в английской школе. Помнится, Ирина места себе не находила, пока его не определила в такую школу, – в то время это было очень модно, она с гордостью заявляла всем знакомым: «Наш Андрюша учится в английской школе!» Учился Андрей средне, но по-английски уже мог довольно свободно говорить и читать. В его комнате всегда можно увидеть какой-нибудь английский роман или детектив. Особенно любил он Агату Кристи.

– И тебе нравится эта… дамская литература?

– Она пишет не хуже Сименона.

Продолжать спор было бесполезно: сын знал английский и читал в подлиннике, а Вадим Федорович – нет. Впрочем, Андрей никогда не кичился знанием иностранного языка. Когда к ним приходили гости и Ирина, узнав, что кто-либо из них знает английский, просила гостя побеседовать с сыном, тот всегда уклонялся. Вадим понимал, что Андрею стыдно за мать, и потакать ее мелкому тщеславию он не собирался. А Ирина расстраивалась и потом упрекала сына, что гости могут подумать, будто Андрей ничего не знает…

– А это так важно? – улыбался сын.

– Что важно? – восклицала мать.

– Что подумают гости?

– Ты ставишь меня в дурацкое положение.

– Я ведь не попка в клетке, чтобы забавлять гостей, – возражал он.

Рассуждения пятнадцатилетнего сына иногда поражали Вадима Федоровича: Андрей рассуждал, как взрослый. В его словах была железная логика, недетская убежденность в своей правоте. Ирина – в общем-то не вздорная женщина и, как говорится, за словом в карман не лезет – зачастую в разговоре с сыном становилась в тупик. Андрей считал, что она способная художница, он часто хвалил ее рисунки, но сам к этому делу не обнаруживал никаких наклонностей. А вот десятилетняя Оля с увлечением рисовала, в школе у нее были по рисованию отличные отметки. Оля любила старшего брата, он часто помогал ей по математике, в которой она плохо соображала. Разговаривал Андрей с ней, как с ровней, что девочке очень льстило, вообще, он умел со всеми находить верный тон. Вот только с хулиганами потерпел поражение! В душе Вадим Федорович был доволен, что жизнь преподнесла самоуверенному юноше наглядный урок. И радовался, что у Андрея возникла мысль заняться спортивной борьбой. Сам Вадим Федорович с детства мог постоять за себя, шрамы, оставшиеся на руках, лбу, правой щеке, напоминали ему об отчаянных схватках со сверстниками, да и сейчас он мог приструнить хулигана или распоясавшегося пьяницу. Если он одергивал бузотера, то тот, как ни странно, утихомиривался, – очевидно, по лицу Вадима видел, что тот не боится его. И жена говорила, что в таких конфликтных ситуациях – а он болезненно не терпел хамства – у Вадима лицо становилось жестоким, а серые глаза пронзительно-холодными. И потом, в Вадиме угадывалась сила, у него рост выше среднего, широкие плечи, крепкие кулаки.

Андрей тоже будет рослым, сильным парнем с широкой костью, хотя сейчас он худощав и долговяз.

Он поставил машину у тротуара, Петя Викторов, что-то шепнув Андрею, убежал домой, а отец и сын присели на скамью в сквере напротив их дома. Глаз у сына совсем заплыл, губа отвисла, на кого же он сейчас похож?

Андрей, по-видимому, почувствовал настроение отца, улыбнулся, и, облизнув губы, заметил:

– Это первая драка в моей жизни… Не то чтобы я растерялся или перепугался, но когда тебя бьют по физиономии – очень неприятная штука! Во мне поднялось дикое желание свалить их на асфальт и пинать ногами! Недостойное желание… Их удары попадали прямо в цель, а мои кулаки летали по воздуху. Одного я, наверное, случайно задел по скуле. И главное – я чувствовал себя беспомощным!

– Я рад, что ты займешься боксом или самбо. Настоящий мужчина должен уметь постоять за себя… Что может быть отвратительнее, когда в общественном месте распояшется хам, а мужчины делают вид, что ничего не замечают!

– Где-то я прочел, что добро тоже должно быть с кулаками, – раздумчиво проговорил сын. – Наш учитель физкультуры говорил, что у меня длинные руки и хорошая реакция, а это немаловажно для боксера.

– Бокс так бокс, – улыбнулся отец. – Я в училище попробовал, но…

– Тебя демобилизовали, – подсказал сын.

– Бокс – штука жестокая, – продолжал Вадим Федорович. – Может, все-таки лучше самбо?

– Я не собираюсь становиться профессиональным боксером. Из меня Мухаммеда Али не получится, но до первого разряда я дотяну, кровь из носа! – твердо сказал Андрей.

Откуда-то появилась Оля с хозяйственной сумкой, она что-то напевала себе под нос. Приблизившись к ним танцующей походкой, остановилась напротив и, явно подражая матери, певуче произнесла:

– Вы что тут на скамеечке замышляете против нас, женщин? – Тут она заметила синяк под глазом брата и уродливую багрово-синюю губу. – Господи, никак под машину попал? Или свалился откуда-нибудь?

Вадим Федорович отметил, что дочери даже в голову не пришла мысль о драке.

– На меня кирпич сверху упал, – сказал Андрей.

Брат и сестра совсем не похожи: он – темноволосый, светлоглазый, с удлиненным лицом, прямым носом, черными бровями вразлет, а она – светленькая, круглолицая, с маленьким ртом, большими темными глазами. Наверное, будет высокая, статная, а пока просто длинная, нескладная девчонка с тонкими ногами-руками. Характер у нее легкий, веселый, никогда не унывает. Сидя в кабинете, Вадим Федорович часто слышит ее звонкий голосок во дворе, где девчонки играют в классы, дома она тоже не скучает: шьет платья своим куклам, вырезает из «Огонька» иллюстрации и наклеивает на толстые листы ватмана, которые выпрашивает у матери. Но чаще всего рисует цветы, разных рыб и ящериц. Свои рисунки охотно раздаривает подружкам.

– Меня мама научила никогда не ходить близ домов, – нравоучительно заявила она. – Сверху всегда какая-нибудь гадость может упасть на голову. Надо ходить по самому краю тротуара – тогда ничего с тобой не случится. Весной одному дяденьке на Суворовском проспекте упала на шляпу сосулька…

– Слышали, – остановил этот поток словоизвержения Андрей. – Шляпа цела, а беднягу с оркестром похоронили.

– Он же не фараон, чтобы его хоронили с женами, слугами и музыкантами, – блеснула Оля сведениями, почерпнутыми из учебника по древней истории.

– Какая у нас растет филологиня! – ухмыльнулся Андрей. То, что появилось на его исказившемся лице, никак нельзя было назвать улыбкой.

– А это кто еще такая? – округлила карие глаза девочка. – Кинозвезда?

Андрей только головой покачал, а Вадим Федорович объяснил дочери значение слова «филолог».

– А звучит красиво, – разочарованно сказала Оля и с удовольствием повторила: – Фи-ло-ло-гиня! Почти богиня.

– Ты только матери не ляпни, что мне на голову кирпич упал, – предупредил Андрей.

– Я ей скажу, что на тебя напала летающая тарелка из созвездия Гончих Псов, – хихикнула Оля.

– Почему Гончих Псов? – спросил брат. – А скажем, не с Туманности Андромеды?

– Потому, что ты врешь как сивый мерин! – засмеялась девочка.

– Не вижу логики, – пожал Андрей плечами.

– Пора бы знать: у женщин своя собственная логика, – явно повторяя чьи-то слова, важно произнесла девочка.

– У меня нет слов, – развел руками брат. Улыбнуться он на этот раз не решился.

Вадим Федорович достал из кармана смятую трешку, протянул дочери:

– Сбегай в аптеку и купи порошок бодяги.

– Бо-дя-ги? – вытаращила та на него большие глазищи. – А что это такое?

– Андрею понадобится, – улыбнулся Вадим Федорович. – Сделаем мазь, которую втирают в ушибленные места.

– Не забыть бы: бо-дя-га! – снова повторила она по слогам и уставилась на брата: – Андрюша, знаешь, на кого ты сейчас похож? На Чебурашку из мультика! – Весело рассмеялась и убежала из сквера.

– Забивают детям головы глупыми фильмами, – проворчал Андрей. – Чебурашки, Электроники, крокодилы Гены, хитроумные винтики-болтики. Есть же Баба Яга, Кащей Бессмертный, Змей Горыныч, Василиса Прекрасная…

Вспомнился тут Вадиму Федоровичу спор с молодым художником, показавшим свои иллюстрации к книжке современных сказок. Носителями добра были жабы, клопы, гусеницы и даже пиявки. Художник с видимым удовольствием показывал иллюстрации. Бородавчатая жаба была в нарядном платочке и с усами, а клоп держал в тонких лапах вожжи запряженных в тарантас кузнечиков…

Вадим Федорович стал высмеивать пристрастие автора сказок к безобразному, отвратительному: дескать, что почерпнут дети из подобных сказок? Любовь к клопам-тараканам?

– При чем тут дети? – возражал художник. – Дети проглотят все, что им предложат взрослые… Зато это оригинально! А что бабы-яги, кащеи бессмертные, иванушки-дураки – все это надоело…

Вот тогда еще Вадим Федорович подумал о том, что некоторые авторы детских книг в погоне за оригинальностью, а вернее, за оригинальничанием уничтожают настоящую детскую сказку, на которой воспитывались поколения…

Зачем же лишать детей восприятия прекрасного, где добро побеждает зло? И носителями добра всегда были в русской сказке не жабы, крысы и клопы, а добры молодцы, жар-птицы, доктор Айболит, Иваны-царевичи и Василисы Прекрасные…

Мысли со сказки перескочили на Василису Степановну Красавину. И она явилась в жизнь Вадима Казакова будто из прекрасной сказки…

Василиса Прекрасная… Она уже с месяц как в детдоме на озере Белом. Вадим Федорович отвез ее туда на машине. Вместе с ними навестил своих бывших воспитанников и Дмитрий Андреевич Абросимов. Его все там помнили и встретили, как отца родного. На что он, мужественный человек, даже прослезился, когда его толпой окружили воспитатели и ребята.

В Ленинграде жаркий день, на листьях лип – солнечные блики, невзрачные бабочки порхают над клумбой, стайки воробьев чирикают в ветвях. На подоконнике распахнутого окна на пятом этаже виднеется металлическая клетка, на жердочке сидит желтая канарейка. По обе стороны сквера шелестят машины, запах выхлопных газов смешивается с благоуханием деревьев. Особенно хорошо пахнут липы сразу после дождя. А в Андреевке сейчас в разгаре сенокос. С далекого детства остался у Вадима Федоровича в памяти необъятный луг у речки, ивы, макавшие в тихую темную воду свои изогнутые коромыслом ветви, горьковатый дымок костра, огромный, в расстегнутой до пупа цветастой рубахе, Андрей Иванович Абросимов с поварешкой в одной руке и пучком зеленого лука в другой, молчаливая бабушка Ефимья Андреевна, нарезающая на доске длинным ножом с деревянной ручкой хлеб, ни на что не похожий волнующий запах свежего сена, которое ворошили граблями мать и тетки… Разве можно забыть, как могучий дед подхватил его у почти завершенного стога и легко закинул на самую вершину, где стоял дядя Дмитрий Андреевич! А ночную рыбалку, когда лунный свет на стрежне посеребрил воду, очертил желтой каймой мрачно отражающиеся в чернильной глубине редкие облака! И фигура деда с бреднем в камышах, в белой исподней рубахе и по-бабьи повязанном на голове платком от зудящих комаров…

Вадим Федорович любил сенокосную страду, с удовольствием косил, ворошил граблями сено, носил огромные охапки на вилах и подавал на стог, который обычно метал дед. Все это было давно, теперь нет у многих коров, каждый косит в одиночку, выкашивая траву с железнодорожных откосов, на опушках бора, ну еще на пожнях и у близких озер. Не трубит в свой рожок рано утром и пастух. Жители поселка договариваются между собой и по очереди пасут десяток или два коров, которые остались в Андреевке.

В Ленинград Вадим Федорович приехал из-за оформления документов на заграничную поездку: он осенью собирается побывать в ГДР и в ФРГ. Ему необходимо повидать Гельмута Бохова, а если повезет, то и бывшего абверовского контрразведчика Бруно фон Бохова. С Гельмутом он списался, объяснил ему причину своего приезда в Берлин и попросил помочь связаться с братом, написал, что работает над книгой о советском разведчике Иване Васильевиче Кузнецове, погибшем в 1944 году. Написал и своему другу, журналисту Курту Ваннефельду, чтобы тот постарался помочь ему, Казакову, познакомиться с архивными материалами за 1944 год. От Союза писателей и АПН он заранее запасся всеми необходимыми бумагами и документами, в которых просили ему в ГДР оказывать всяческое содействие.

Вадим Федорович рассчитывал приехать в Ленинград дня на три, а вот уже торчит здесь десять дней. У Андрея практика в «Интуристе», вместе с гидами возит по городу иностранцев, а Оля в городе, жена привезла ее с дачи. Вадим Федорович захватит и Андрея и Олю с собой, когда поедет в Андреевку, Ирина обещала приехать в конце августа. Сейчас у нее горячая пора: сдает в производство иллюстрации сразу к двум книжкам.

Вадиму Федоровичу не раз приходила в голову мысль купить в поселке отдельный дом, но боялся этим обидеть родителей: они так мечтали, чтобы летом все собирались в дедовском доме… Там и сейчас гостит сестра Вадима Галя с двумя дочерьми и мужем, офицером, в конце августа подъедут из Великополя братья Гена и Валера, да и обе замужние дочери Дерюгина, Нина и Надя, вот-вот должны прибыть. В общем, опять наберется куча народу…

Вадиму Федоровичу нравилось наблюдать за детьми, их играми, разговорами.. Он уже давно пришел к выводу, что новые поколения сильно отличаются от них, родившихся здесь и выросших в этом доме. Но, в отличие от стариков, он не осуждал молодежь, наоборот, старался понять ее. У стариков часто проскальзывало недовольство современными отношениями молодых людей, их взглядами на жизнь, им почему-то казалось: раз они не нюхали войны, то, по крайней мере, должны быть благодарны старшим, которым довелось воевать. Дерюгин при каждом удобном случае старался напомнить ребятам, что для них сделали они, бывшие фронтовики. И того не замечал, что его слова вызывают лишь снисходительные улыбки: мол, дядя опять сел на своего любимого конька…

– … Ладно, я научусь боксировать, но ведь спортсменам применять приемы в драке нельзя? – сказал Андрей. – Я где-то читал об этом.

– Я не знаю, как тебе это объяснить, но когда ты чувствуешь себя сильным, ловким, способным выстоять перед любым, к тебе перестанут привязываться.

– Чувствовать себя сильным, никого не бояться… – задумчиво повторил он. – Это замечательно! Живет на свете человек, ходит по земле и никого на свете не боится. Так, наверное, себя чувствует в джунглях тигр, лев или слон… Ты думаешь, если бы они почувствовали, что я с ними справлюсь, не пристали бы?

– Мне кажется, что подлость, жестокость всегда трусливы, – ответил отец.

– Лучше быть в этом мире львом, чем ягненком, – сказал Андрей, облизнув свою разбитую губу.

– Быть человеком, – вставил Вадим Федорович. – Человеком с большой буквы. Вот к чему следовало бы всем нам стремиться, Андрей!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю