Текст книги "Подозреваемые"

Автор книги: Вильям Дж. Каунитц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

Харрис сделал страшные глаза.

– Не лезь в мою личную жизнь, Скэнлон.

– Лейтенант Скэнлон, сержант. – Он отыскал зеленую с белым коробку под справочником «Правила и процедуры».

– Управлению нет дела по моей личной жизни, – заявил Харрис, хотя, как и любой другой полицейский, знал, что это ложное утверждение.

Скэнлон неторопливо разглядывал сидевшего перед ним человека. Потом встал и подошел к полке с книгами. Открыв стеклянную дверцу, взял с верхней полки «Устав патрульной службы». Положив толстую книгу на ладонь, вытянул руку.

– Сержант, вот библия нашей Службы. Особо обращаю твое внимание на пункт сто четыре дробь один. Шесть убористо исписанных страниц с запретами. Все что угодно, от частных бесед на дежурстве до долгов, которые невозможно выплатить. Не знаю, в какой это главе и каком параграфе, но уверяю тебя, что где-то на этих шести страницах есть приблизительно такое правило: «Если ты женат, не обманывай свою жену с другой».

Он поставил книгу на место, довольный своим маленьким спектаклем и предложением величать себя лейтенантом Скэнлоном. Вероятно, законники правы: малые дозы драматизма согревают душу.

– Эта дама замужем, – неохотно сдался Харрис.

– Да они обе замужем, Джордж.

Замигала лампочка телефонного аппарата, Скэнлон ударил по ней и снял трубку.

Заместитель начальника следственного управления Макаду Маккензи надтреснутым голосом сообщил, что комиссар хочет видеть Скэнлона и Харриса у себя. «И немедленно», – зловеще добавил он.

– Хорошо, – ответил Скэнлон и повесил трубку. Он с тревогой взглянул на Харриса. – Я знаю, что Галлахер спал с двумя бабами одновременно и одна из них – твоя любовница.

Харрис отмахнулся.

– Луиза со странностями. Оргия – ее затея, она это любит. Детей и тех не пожелала иметь, потому что роды растягивают влагалище.

– Она и в задницу дает?

– Куда угодно.

– Как Джо угораздило связаться с ней?

– Сначала Луиза сказала о своей идее мне. Добавила, что у нее для этой цели имеется подружка. Но я ответил, что это занятие не для меня, и предложил обратиться к Джо. Она приняла это на ура.

– Тебя не волновало, что твоя подруга перекинулась на другого?

Харрис устало взмахнул рукой.

– То, что у нее между ног, не изнашивается и не оборудовано счетчиком. До тех пор, пока я могу снять ее, когда захочу, пусть занимается чем хочет и с кем хочет.

«Странная это штука, истинная любовь», – подумал Скэнлон.

– Что ты там говорил насчет ее мужа?

– Они не венчались. Он – психоаналитик, практикует в Манхэттене. Луиза говорит, что он не из тех, кто переживает, и за обедом они обычно обсуждают свои похождения.

– Значит, мужу было известно все о тебе, Джо и оргиях?

– Полагаю, что да.

– Мне необходимо поговорить с ними обоими, – сказал Скэнлон.

– Делай что хочешь, лейтенант. Я на твоей стороне. – Он принялся шлифовать ногти маленькой пилочкой. – Я попросил начальника, чтобы он разрешил мне заняться этим делом. Ты не возражаешь?

– Нет. Но если ты действительно хочешь помочь, сиди тихо. Побольше общайся с полицейскими на твоем участке. Мне нужны уши везде. Я должен узнать, откуда у Джо взялись эти деньги.

– Сделаю, что смогу, но это непросто. Стоит легавому почуять неладное, и он прячется в кокон, как моллюск в раковину.

Глава 6

Приемная комиссара полиции в управлении была окружена стеклянной стеной. Всю ее площадь занимали синие кушетки, низкие белые столы из пластика и трубчатые плевательницы, наполненные песком. В ожидании приема посетители или тихо переговаривались, или сидели уткнувшись в журналы и повторяя про себя доводы, которые выдвинут в разговоре с комиссаром.

По другую сторону стеклянной стены, слева от двустворчатой двери, сидел помощник комиссара – высокий худой мужчина с коротко подстриженными волосами. Время от времени он поднимал глаза от стопы рапортов и смотрел на красный фонарь. Тот еще горел.

Заместитель начальника следственного управления Макаду Маккензи тоже следил за красным фонарем. Ему казалось, что эта проклятущая штуковина горит уже целую вечность, хотя на самом деле фонарь вспыхнул три минуты назад. Рядом сидел Скэнлон, просматривая последние номера «Полицейского журнала». Его внимание привлекла статья, озаглавленная «Успех девятого отдела». Ему вдруг пришла в голову мысль, что собаки могли бы избавить полицию от всех хлопот. Выдрессировал большую свору, да и выпускай ее ночью в неблагополучном районе. Преступность сразу пойдет на убыль. Ему понравилась эта мысль. И даже очень. Если уж эти твари унюхают след – пиши пропало.

Седовласый пастор баптистской церкви Табернакл в Гарлеме хотел спросить комиссара, возможен ли перевод набожного племянника пастора с патрульной службы в южном Бронксе в отдел детективов. Парень признался дяде, что его очень устроило бы назначение в отдел уголовных расследований. Пастор намеревался напомнить комиссару об одной услуге, оказанной ему.

Председатель и секретарь планового совета съежившись сидели на диване, прокручивая в голове доводы, способные убедить комиссара усилить 61-й участок.

Торнтон Грей, исполнительный директор Американского союза гражданских прав, коротал время, листая «Уолл-стрит джорнел». Он был доволен и имел на то все основания. Вчера при закрытии биржи было двадцать восемь пунктов на акцию, а в январе он купил пять тысяч акций по пятерке за штуку.

Торнтон много знал о будущем предпринимательства и направлениях его развития. С ним хотели бы дружить многие капитаны индустрии. И они знали, как использовать дружбу: непринужденная болтовня за коктейлем, неосторожное слово после аперитива, а в итоге – звонок брокеру.

Грею хотелось встретиться с комиссаром, потому что до него дошли слухи, будто в управлении испытывают утяжеленные пули. Несколько лет назад Грей пытался убедить полицию использовать менее тяжеловесные боеприпасы, что уменьшало убойную силу. Полицейское начальство уступило давлению политиканов. В итоге много полицейских погибло или получило увечья. Когда на углу в Гарлеме дезертир затеял перестрелку с детективом, полицейские пули отскакивали от его жилета, и беглеца уложил агент ФБР, но полицейский уже был ранен. Полиция несла все более тяжелые потери, на это уже нельзя было закрывать глаза. Пули полицейских были бесполезны в нынешней обстановке, когда кругом враги. Полиция начала борьбу за перевооружение, и управление, напуганное ростом потерь, неохотно согласилось провести испытания утяжеленного патрона. Торнтон Грей намеревался положить все силы на то, чтобы сорвать эти испытания.

Скэнлон бросил журнал на столик и оглядел комнату. Его взгляд остановился на человеке, сидевшем в противоположном углу и показавшемся лейтенанту смутно знакомым. Сурового вида мужчина с мощной грудью и пепельно-каштановыми волосами. Скэнлон попытался вспомнить, где видел его, потом толкнул локтем Маккензи:

– Это, кажется, инспектор Лойд?

– Мэр приставил его нянькой к комиссару, – прошептал Макаду Маккензи.

– Неужели дошло до этого?

– Да. Не проходит и недели, чтобы Малыша Бобби не остановил патруль за управление машиной в нетрезвом состоянии. Пока полицейские его спасали, но стоит чему-нибудь случиться, и он попадет на первые полосы газет.

– Да, плохи его дела, – произнес Скэнлон, украдкой бросив взгляд на инспектора Лойда. Ему было наплевать на пьянство комиссара, но он огорчился, узнав, что Лойду поручили такую мерзкую работу.

– Но это еще не все. Раньше он скрывал свои любовные похождения, а теперь таскается с подружками по всему городу. Несколько недель назад он появился в суде с одной из своих кармелиток. Оба изрядно нагрузились. Гомес начал скандалить в зале суда, мешать ходу заседания, и судья едва не арестовал его на десять суток за неуважение к суду. К счастью, полицейские вывели его из зала. Вот бедного Лойда и приставили приглядывать за ним.

Боб Гомес расхаживал по своему прекрасно обставленному кабинету, перед огромным столом, доставшимся ему от предыдущего комиссара, Тедди Рузвельта. Кабинет был залит солнечным светом. Гомес выглядел весьма внушительно: высокий, стройный, с лицом цвета жженого сахара, благодаря которому он казался моложе своих пятидесяти трех лет. Он был прекрасно сложен и, как всегда, облачен в сшитый на заказ пиджак спортивного покроя и слаксы.

Сегодня его мучило особенно тяжкое похмелье. Лоб будто сдавили обручем. С каждым разом было все хуже и хуже. Эдак ему просто придется бросить пить, иначе мэр рано или поздно выгонит его. А ему так нравилось стоять во главе самого большого в стране полицейского управления. Но он знал, что Служба больше не сможет защищать его. Нет, отныне – никакого пьянства.

Гомеса злило то, что он выглядел дураком перед телекамерами, когда говорил об убийстве Галлахера и Циммерман. Надо было прислушаться к шепоту заместителя, который предупреждал о возможных осложнениях и советовал не выпячивать геройство убитого. Если смерть Галлахера приведет к скандалу, он, Гомес, не должен в нем участвовать. Пока ему везло с газетчиками и другими торговцами властью. Он из кожи вон лез, сохраняя тесные связи с репортерами и политиками, и это окупалось. Он угодничал перед ними, продвигал по службе их чертовых родственничков и дружков, держал речи на их проклятущих банкетах, давал этим напыщенным болванам эскорты мотоциклистов по первому требованию. А они за это расхваливали его как лучшего полицейского комиссара в истории города. Подтасовывая цифры, он сумел создать видимость, будто благодаря ему преступность и впрямь резко сократилась. Мы побеждаем, перелом наступил. Очковтирательство. Он удивлялся, как это ни один комиссар до него не догадался прибегнуть к этому средству. На первом совещании начальников участков он туманно намекнул, что шестьдесят первый формуляр следует заполнять «осторожно». Умудренные опытом люди, годами постигавшие тонкости полицейского языка, поняли его. Вскоре крупные хищения стали называться мелкими кражами, разбои – уличными драками, кражи со взломом – хулиганством. Выдающийся комиссар Гомес язвительно скривил губы и сел за свой стол. Сейчас одной из его главных забот были проклятые полицейские. Вечно они выкидывали какие-нибудь номера, о которых потом писали в газетах. Вчера ему передали рапорт о патрульных из 10-го участка, которые не только оставили без присмотра вверенную им территорию, но и вообще уехали из города. Они рванули в Саффолк, повеселиться с девочками. Причем в полицейской машине, ни больше ни меньше. Но сейчас его заботило дело Галлахера. Он чувствовал страх при мысли о том, что это дело, возможно, еще не скоро будет предано забвению.

Встав перед огромным окном, он старался рассмотреть сквозь белые вертикальные жалюзи, что творится на улице. Лучи заходящего солнца все еще ярко освещали крыши домов Манхэттена. Внизу он увидел конного полицейского, проверяющего припаркованные на Уорт-стрит машины. Группу туристов вели по переходу к ратуше. В парке на Полис-Плаза оркестр из пяти человек наигрывал рэгтайм. Он подумал о предстоящем дне. Нужно было навестить вдову Галлахера и вручить ей пять тысяч долларов, выделенных полицейским благотворительным фондом. Газетчики наверняка окружат ее дом. Он наденет темный костюм и состроит грустную мину, когда пойдет к осиротевшим жене и ребенку. А может, там не один ребенок? Он не знал, да и какое это могло иметь значение, в конце концов? Важно, что он будет очень внимателен к ним. Отойдя от окна, он подошел к столу с многочисленными кнопками.

Увидев зеленый сигнал, дежурный помощник подал знак. Макаду Маккензи вскочил с кресла и кивнул Скэнлону.

Боб Гомес заметил, что дверь открывается, быстро схватил из корзинки срочной входящей документации рапорт и начал его читать. В рапорте говорилось об аресте мексиканской полицией беглого террориста Хосе Торреса, известного под прозвищем Безрукий, потому что он случайно взорвал свой цех по производству бомб в Ист-Виллидж и лишился обеих рук.

Медленно читая, Гомес даже не поднял голову, когда его помощник ввел в комнату двух офицеров полиции и бесшумно вышел из кабинета. Они стояли перед столом и ждали, пока комиссар дочитает и пометит последнюю страницу своими инициалами. Наконец он отложил рапорт и жестом пригласил их сесть в мягкие кресла.

– Рад, что вы оторвались от своих неотложных дел и пришли сюда, – произнес он.

За спиной комиссара было окно, выходящее на университет. Около здания толпились студенты, жаждавшие знаний. Их обучали всему, чему только можно, в том числе и оценке роли правительства в современном обществе. «Как мало все же они узнают», – подумал Скэнлон, готовясь к уроку гражданственности, который им сейчас будет преподнесен.

– Я хотел бы знать, почему меня не ввели в курс событий, когда я был на месте убийства Галлахера, – зловеще промолвил Гомес и укоризненно посмотрел на Маккензи, который сразу же съежился и побледнел. Поборов робость, он выдавил:

– Я подумал, что ваш первый заместитель знает о возможных осложнениях.

– Первый заместитель – не полицейский комиссар. Я – вот кто комиссар. И именно мне надо было сказать, что Галлахер, возможно, не совсем чист.

Скэнлон взглянул на свой протез. Затем, подняв голову, посмотрел в сердитые глаза комиссара.

– Вам об этом докладывали.

Встрепенувшись, Гомес враждебно посмотрел на Скэнлона и забарабанил пальцами по столу.

– Никто мне ничего не говорил, лейтенант. – Его подергивающееся лицо свидетельствовало о том, что он лжет. – Но надеюсь, что вы расскажете все сейчас. Я хочу знать определенно, какого мнения придерживается отдел по делу Галлахера – Циммерман. Я хочу знать все.

Невозмутимо, как и полагается полицейскому, Скэнлон рассказал комиссару о притоне в Джексон-Хайтс, о плотских утехах Галлахера, его любовницах, азартных играх, долге Уолтеру Тикорнелли. Описав все подробности, Скэнлон расслабился и стал ждать.

Усваивая сказанное, комиссар закрыл глаза и откинулся на спинку высокого кресла с подголовником.

Прошла минута. Наконец Гомес открыл глаза и произнес:

– Вчера федеральный суд обвинил детектива Альфреда Мартина в похищениях и ограблениях ювелиров. «Дейли ньюс» посвятила этому целую страницу. Статья была напечатана рядом с рекламой собачьего корма. «Таймс» тоже не обошла вниманием этот случай. Когда Мартина арестовали в прошлом году, это дело смаковали в прессе три дня, а потом оно умерло. Но с делом Галлахера все будет по-другому. Пресса долго не отцепится от него. «60 минут» будут обязательно смаковать тему, связанную с сексуальными извращениями американского полицейского. – Его лицо приняло суровое выражение. – Господа, как комиссар, я не желаю, чтобы это дело было предано огласке. – Подняв указательный палец, он добавил: – Хватит нам гнилья. Кто нам нужен – так это герои. И я буду очень вам благодарен, если лейтенант Джо Галлахер останется героем, настоящим героем. – Затем, вздернув левую бровь, он перевел взгляд со Скэнлона на Маккензи. – Я достаточно ясно выражаюсь, господа?

Вытащив из бокового кармана грязный платок, Макаду Маккензи вытер пот с лица и шеи.

– Мы поняли вас, комиссар. Как вам будет угодно.

Скэнлон улыбнулся. Хорошо известно, что все начальники чином выше капитана одним миром мазаны. А случись что-то серьезное, они останутся в стороне.

– А что будет, если факты не позволят причислить Галлахера к лику святых? – спросил он.

Комиссар помолчал.

– Спасибо, господа, за то, что нашли время прийти ко мне.

Отодвинув стул, Гомес направился к двери. За ним последовал Маккензи.

– Лейтенант, а вы разве не собираетесь уходить? – спросил Гомес.

– Я бы хотел, чтобы вы ответили на мой вопрос, комиссар, – ответил Скэнлон.

Подойдя к нему сзади, Гомес прошептал:

– Делайте, лейтенант, как я сказал. И не впутывайте меня в ваши дурацкие игры, иначе вам не поздоровится.

Кивнув, Скэнлон встал.

– Возьмите это дело под особый контроль, – произнес Гомес и, кивнув в сторону Маккензи, добавил: – Вы будете докладывать лично мне. А вы, лейтенант, непосредственно Маккензи, и никому больше.

– А как мне быть с начальником следственного управления, если он позвонит и захочет узнать, как дела?

– Пусть этот коротышка позвонит мне лично. «Кажется, они друг друга терпеть не могут», – подумал Скэнлон, выходя из кабинета.

В пятницу, в шесть часов вечера, Скэнлон приехал к Луизе Бардвелл, жившей в фешенебельной квартире в Бэттери-Парк. Она уже ждала его, когда он вышел из лифта. Лет пятьдесят семь, а то и больше, прикинул он. Стройная, белозубая, с очаровательной улыбкой, она предстала перед ним босая, в обтягивающих шортах и белой блузке.

– Привет, – весело прощебетала она.

– Луиза Бардвелл? – спросил Скэнлон, засовывая руку в карман, чтобы вытащить удостоверение.

– Да.

– Я лейтенант Скэнлон. Это я звонил вам.

– Пожалуйста, лейтенант, проходите.

Они стояли в просторном коридоре с белыми мраморными стенами. Потом она провела его в гостиную со стеклянными стенами, камином и скульптурой в стиле артдеко.

– Какой вид, – произнес он.

– Да, мило, – сказала она, открывая стеклянную дверь оранжереи, выходящей на Гудзон. Как только Скэнлон очутился в мансарде, в нос ударила влажная, теплая вонь с реки. Здесь было теплее, чем на улице. На столах стояли горшки с цветами, а между столами – кадки с высокими растениями.

Усевшись на мягкий диван, Луиза Бардвелл жестом пригласила Скэнлона сесть рядом с нею. Прижав к груди подушку, произнесла:

– Не возражаете, если мы побеседуем здесь?

– Разумеется. Нечасто приходится бывать в таком райском уголке, – ответил он, устремив взгляд на реку.

– Сочетание ароматов растений и прекрасного вида очень хорошо успокаивает нервы. Итак, чем могу помочь?

– Я хочу, чтобы вы рассказали о своей связи с Джо Галлахером, Джорджем Харрисом, Валери Кларксон и Донной Хант. – Он взмахнул рукой и добавил: – Ну и с остальными.

На ее лице появилось удивленное выражение.

– Полицию не должна интересовать моя связь с этими людьми.

– Я расследую убийство, миссис Бардвелл, а не невинную шалость. Буду очень признателен, если вы ответите мне на некоторые вопросы.

– Я обязана отвечать?

– Разумеется, нет. Но в таком случае вы будете обязаны явиться в суд и отвечать там. Если мы с вами договоримся, я обещаю вам, что ни ваше имя, ни имя вашего мужа не появятся в газетах.

– Я в гражданском браке.

– Расскажите подробнее.

Симпатичное лицо. Милая улыбка и маленький курносый носик. Светлые волосы коротко подстрижены.

– Я и мой муж – бисексуалы. Мы оба берем от жизни все, что можно.

– Вы расскажете мне о Галлахере и остальных, с кем имели дело?

– Да, но обещайте мне, что все останется между нами.

– Конечно.

– Моего мужа сейчас нет. Вы бы, наверное, хотели побеседовать и с ним тоже?

– Для начала только с вами.

– С кого мы начнем?

– Думаю, что с Харриса.

Опустив голову и застенчиво улыбнувшись, она заговорила и в течение пятидесяти минут, не умолкая, рассказывала о своих связях во всех подробностях.

Закончив, она уткнулась подбородком в подушку.

– Я и впрямь, познала в жизни все.

– У вас нет детей?

– Нет. У Макса трое детей от прошлого брака. Я прекрасно знаю, что из меня вышла бы ужасная мать. Ну а мое предназначение на земле – приносить наслаждение мужчинам и женщинам. Лейтенант, вы верите в перевоплощение?

– Я никогда об этом не думал.

– Я знаю, что в прошлой жизни была египетской принцессой. Меня звали Айзис, а сына – Хорус. Я уверена в этом так же, как и в том, что вы сейчас сидите передо мной.

У Скэнлона заныла культя.

– Скажите, что из себя представляет Джордж Харрис?

– Самолюбивый и честолюбивый тип.

– А Джо Галлахер?

– Этот человек всегда любил быть в центре внимания. Он неизменно был на высоте, в постели тоже.

– Это как?

– Он любил делать все не так, как остальные. Но секс не доставлял ему наслаждения. Он нравился ему лишь как представление, спектакль.

– Откуда такое заключение?

– Я хороший психолог, а мой муж – психиатр, к тому же очень неплохой.

– Харрис или Галлахер разговаривали с вами о работе?

– В общем, нет. Лишь иногда Джордж упоминал о своих коллегах, особенно в тех случаях, когда Джо отменял решения Джорджа.

– А это случалось часто?

– Нет, изредка, но Джордж всегда приходил в ярость.

– Джордж и Джо ладили между собой?

– Наверное, да. – Она поставила ногу на кушетку и принялась покачивать коленом. Шорты обтягивали ее бедра. Казалось, она хотела подразнить Скэнлона.

– Джо обсуждал с вами денежные дела? – спросил Скэнлон, заставив себя посмотреть ей в глаза.

– Он никогда не интересовался деньгами.

– А Харрис?

– Этот – другое дело. Помню, сразу после развода Джордж хвастался, что ему удалось утаить от жены доходы.

Скэнлон ничего не знал о разводе Харриса. Тот никогда не говорил о нем.

– Сколько лет Харрис в разводе?

– Точно не знаю. Кажется, два года.

– Он рассказал вам, что именно ему удалось утаить от жены?

– Нет. Да я об этом и не спрашивала. Я не обсуждаю с любовниками их личную жизнь.

– Во время встреч с Харрисом вы пользовались комнатой Галлахера в Джексон-Хайтс или ездили в мотель?

Она с удивлением посмотрела на него.

– Джордж отвозил меня в свою собственную квартиру.

– В Стейтен-Айленде?

– Нет. У него есть квартира в Бруклине, на Оушэн-парквей.

– Вы всегда встречались с Галлахером в Джексон-Хайтс?

– Да, с ним и с другими женщинами.

– Как я понимаю, это вам пришло в голову заниматься любовью втроем?

– Совершенно верно. Обычно я не имела дела с бисексуалами, и мне было интересно узнать, каково это.

– Вот почему вы встречались с Харрисом и Галлахером?

– Именно поэтому.

Вдруг из-за какого-то куста появились два громадных кота, каких Скэнлон прежде и не видывал. Они прыгнули ему на колени.

– Это мои малышки, – произнесла она. – А я искала вас. Это Писс. – Она погладила кота. – А это Фелляция. Не правда ли восхитительны?

«Бешенство матки», – подумал Скэнлон, беря одного кота и спуская его на пол. Потом он схватил второго и отправил туда же.

– Вам не нравятся мои крошки?

– Нравятся, но только когда не сидят на мне. А что вы можете сказать о тех женщинах, которые занимались с вами любовью?

– Рина Бедфорд – молодая особа, любительница острых ощущений. Она довольно активный участник.

– А Донна Хант?

– Домохозяйка средних лет, мечтающая урвать кое-что от жизни, пока та не кончилась. И брак, и муж уже у нее в печенках.

– Она была активным или пассивным участником оргий?

Улыбнувшись, Луиза Бардвелл прижала подушку к груди.

– Она была очень активной. Думаю, она сама удивилась, обнаружив в себе бисексуальные наклонности. И даже немножко испугалась.

Дверь оранжереи открылась, и Скэнлон увидел толстого мужчину с седоватой бородкой и лицом эльфа. На нем были широкие черные брюки и рубашка с расстегнутым воротником. На шее висела золотая цепочка с фигуркой Будды.

– Позвольте представиться. Меня зовут Макс Бардвелл. Вы, наверное, тот полицейский, которого ждала моя жена, – произнес он.

Скэнлон встал, и они пожали друг другу руки.

– Выпьете кофе или чего-нибудь покрепче? – спросил Макс Бардвелл.

– Кофе, пожалуйста, – сказал Скэнлон.

– В таком случае, почему бы нам не пройти на кухню? Я приготовлю всем кофе, – произнесла Луиза Бардвелл, вставая.

Скэнлон последовал за ними на кухню. Женщина варила кофе, двое мужчин сидели за длинным белым столом.

– Продолжайте, лейтенант, – сказала Луиза Бардвелл, заливая воду в кофейник.

– Макс, вы знали о связи вашей жены с Галлахером, Харрисом и этими женщинами?

– Конечно. У нас с Луизой нет тайн друг от друга. Многие, включая, наверное, и вас, считают наш брак необычным. И в общепринятом понимании это так и есть. Но нас он устраивает, и это главное.

– Разве вас не беспокоит, что ваша жена встречается с другими? – спросил Скэнлон, наблюдая за Луизой, расставлявшей чашки и блюдца.

– Конечно нет, – ответила она. – Мой муж знает, что я люблю только его одного.

– Луиза права, лейтенант. Наша любовь – вот что важно.

– Значит, у вас удачный брак, – произнес Скэнлон, глядя на Луизу. – Расскажите мне о Валери Кларксон.

– Это я втянула Валери в наши дела, – сказала Луиза, разливая кофе и присаживаясь рядом с мужем. – Она лесбиянка. Думаю, осознав это, она почувствовала себя лучше.

Похлопав Луизу по руке, Макс сказал:

– Ты мой маленький лекарь.

«Еще один осел», – подумал Скэнлон.

– Вы все еще встречаетесь с Джорджем Харрисом?

– Нет. Я уже около месяца ни с кем не встречаюсь.

– На это есть причина?

– Я подумала, что пришло время расширить свой горизонт, если можно так выразиться.

– Так вы говорите, миссис Бардвелл, что больше не встречаетесь ни с Харрисом, ни с женщинами?

– Нет, не встречаюсь.

– Лейтенант, мы узнали из газет и радио, что Галлахер и миссис Циммерман погибли во время разбойного нападения. Я не могу понять, при чем тут связь моей жены с Галлахером, Харрисом и остальными.

– Когда сталкиваешься с убийством двух человек, нужно быть очень бдительным. Лишние факты нам не помешают.

– Вы сказали, что не уверены, будто это было убийство с целью ограбления, – произнес доктор.

– Я хотел сказать вовсе не это, – ответил Скэнлон. – Действительно, все говорит за то, что мы имеем дело с неудавшимся ограблением. Но я все же обязан вести следствие и задавать вопросы, чтобы убедиться, что мы не упустили чего-то важного. Полиция любит действовать дотошно. – Он смерил Бардвелла взглядом. – Скажите, док, вам случайно не знаком доктор Стэнли Циммерман? Это сын женщины, которую убили.

– Нет. – В голосе Макса Бардвелла послышались враждебные нотки. – Нет, не знаком.

Скэнлон встал.

– Разрешите воспользоваться вашим телефоном. Мне нужно позвонить на работу.

– Конечно, – сказала Луиза Бардвелл. – Вот он, на стене. Но есть и другой телефон, в гостиной. Пройдите туда, там вам никто не помешает.

Скэнлон стоял, устремив взор на камин, и ждал, пока кто-нибудь в бригаде подойдет к проклятущему телефону. Неужели люди, жившие в пятнадцатом и шестнадцатом веках, были такими же озабоченными, как наши современники? – думал он. «Египетская принцесса»! С ума сойти!

Наконец раздался щелчок. Кто-то поднял трубку.

– Девяносто третий. Сакиласки.

Скэнлон узнал голос Колона.

– Сакиласки, есть кто-нибудь?

– Нет, почти все уже ушли.

– Я не буду заходить. Если что, звоните домой, – сказал Скэнлон.

– Хорошо, лейтенант.

Вернувшись на кухню, он увидел, что Луиза Бардвелл сидит за столом рядом с мужем и читает последний номер журнала «Трах».

– Не хотите попробовать конфеты? – спросила она Скэнлона. – Очень вкусные. Настоящий молочный шоколад.

Он взглянул на коробку, и его передернуло. Конфеты имели форму половых губ.

– Нет, спасибо. Я на диете. Где вы их покупали? – спросил Скэнлон, глядя, как Луиза берет из коробки конфету и подносит ко рту.

– Мне подарил их Джо Галлахер, – ответила она.

– Можно посмотреть?

Она поставила коробку перед ним.

Перевернув ее, он прочитал в правом углу: «Лавджой компани, Бруклин, Нью-Йорк».