Текст книги "Подозреваемые"

Автор книги: Вильям Дж. Каунитц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Глава 16

На скамейках в уголовном суде Манхэттена тесно сидели дремлющие полицейские, ждавшие беседы с прокурором. Пустые стаканчики из-под кофе и окурки валялись на полу; разбросанные листы журналов дополняли общую картину беспорядка. Лучи утреннего солнца тщетно пытались проникнуть сквозь грязные окна.

Пятеро судебных приставов, работавших в этой комнате, были назначены в помощь полицейским, чтобы писать рапорты на арестованных, протоколировать подробности преступлений, составлять предварительные обвинения. Закон требовал, чтобы на предварительное слушание представлялись полностью оформленные дела.

Было 10.15, но один пристав все никак не приходил на работу. Остальные сидели около длинной стойки, заваленной формулярами. Один из них обсуждал с кем-то по телефону свой банковский счет, другой читал вчерашнюю «Нью-Йорк пост» и высасывал повидло из пончика, остальные двое печатали письменные показания.

Очередь ждущих полицейских уже не умещалась в комнате, конец ее был в коридоре.

Скэнлон и Броуди вошли в здание суда и сразу же направились к регистратору. Увидев очередь, Скэнлон велел Броуди заняться обвинением против Хэмила, а сам пошел в коридор, чтобы позвонить в несколько мест и встретиться с Броуди уже в комнате. Скэнлону очень хотелось, чтобы дело Хэмила завершилось как можно скорее.

Скэнлон прошел по коридору, напоминающему мрачную пещеру, украшенному витиеватой конструкцией из мрамора. Он уже давно не был в уголовном суде Манхэттена. Джейн тогда занимала большое место в его жизни, а сейчас превратилась в болезненное воспоминание. Он увидел массу знакомых лиц. Адвокаты на утреннем заседании занимались тем, что у них получалось лучше всего: вымогали деньги у наивных граждан. Он заметил в коридоре Сэмми Голда, известного букмекера, не вылезавшего из суда. Он принимал сегодняшние ставки. Шаги Скэнлона эхом отдавались в коридоре. «Здесь ничего не меняется», – подумал он, останавливаясь возле журнального столика, чтобы просмотреть утренние газеты.

Полиция Нью-Йорка наконец-то исчезла с первых полос. Комиссар оказался прав: арестовать кого-нибудь – самый лучший способ свести на нет интерес общества к какому-либо происшествию.

Он подошел к телефонам и набрал номер своего участка. Когда детективы ответили, он приказал Крошке Биафра и Кристоферу проверить, не называлась ли раньше «Лавджой компани» с Дюмон-авеню «Стивенс мэньюфэкчуринг компани» и не владел ли этими компаниями один и тот же человек.

Выходя из телефонной кабины, Скэнлон увидел в вестибюле Хиггинс и Колона и приветственно помахал им рукой. Приблизившись, он заметил смущение на лице Гектора Колона, сосредоточенно рассматривавшего лепнину в стиле рококо на потолке.

– Как ты сегодня, Гектор? – спросил Скэнлон.

– Я не знаю, что сказать, Лу. Ну, в общем… Спасибо за то, то ты сделал для меня. Ну, я думал… эти чертовы тараканы вывели меня из себя. А где Броуди? – спросил Колон, явно желая переменить тему и убежать от Хиггинс.

– Он в зале суда. Можешь пойти и помочь ему подать обвинение.

– Конечно, Лу, – обрадовался Колон и быстро удалился.

– Что случилось прошлой ночью в больнице? – обратился Скэнлон к Хиггинс.

Долго сдерживаемый смех вырвался наружу.

– Крутой мужчина был привязан к больничной каталке. Он еле утихомирился.

Скэнлон и Хиггинс пошли в зал суда и присели в углу на скамейку. Полицейские бездельничали в ожидании начала слушаний. Одинокий пристав сидел перед скамейкой, уточняя повестку дня.

Быстрым шагом в комнату вошли адвокаты. Некоторые приблизились к приставу и стали о чем-то шепотом договариваться, последовало быстрое рукопожатие, а потом пристав переложил какие-то письменные показания на верх стопки.

«Уголовное судопроизводство в действии», – подумал Скэнлон, складывая газету.

Время шло. Скэнлон разгадывал кроссворд. Хиггинс читала любовный роман. В дверях появился мужчина в сером костюме и старомодном галстуке, с охапкой папок в руках. Он окликнул Скэнлона.

– Я здесь, советник, – отозвался тот.

– Я помощник окружного прокурора Рабинович, – представился подошедший и присел на скамейку рядом с Хиггинс. – Меня назначили обвинителем в деле Хэмила.

Он раскрыл одну из папок и прочел подробности ареста.

– Есть что-нибудь еще полезное для меня?

Скэнлон посмотрел на Хиггинс. Они поразмыслили над вопросом прокурора и покачали головой.

– Это все, – подытожил Скэнлон.

– Если я правильно понял, Хэмил не подозревается в убийстве Галлахера и Циммерман? – поинтересовался Рабинович.

– Пока нет, – ответил Скэнлон, – но расследование продолжается.

– Что это значит?

– Это значит, что расследование продолжается.

– Вы подсунули мне кота в мешке, – раздраженно сказал Рабинович.

– Мы только делаем свою работу, прокурор, – парировала Хиггинс.

– Я попробую ускорить дело. Мне хочется побыстрее спихнуть его.

В 11.2 °Скэнлон, прокурор, Эдди Хэмил и предоставленный ему защитник стояли перед столом судьи и слушали, как пристав оглашает обвинение. Тот бубнил:

– …Все вещественные доказательства будут приняты как улики по делу обвиняемого…

Судья определил размер залога – двести тысяч долларов. Мрачного арестанта увели два офицера суда.

Скэнлон вышел из зала суда. Колон и Хиггинс поджидали его. Колон смущенно оглядывался, Хиггинс улыбалась.

– Привет, Скэнлон, – раздался вдруг до боли знакомый голос.

Он услышал его и замер, радостное возбуждение охватило его.

– Я вас догоню, – крикнул он детективам.

Джейн Стомер стояла справа от дверей в зал заседаний. На ней была плиссированная юбка нежно-сиреневого цвета, легкая шелковая блузка и белые туфли. Он увидел ее улыбающиеся глаза и влажные губы. Она была без чулок, стройные загорелые ноги лоснились. Он вспомнил, как она разбрасывала их для него, и почувствовал сердцебиение.

– Привет, Джейн, – смущенно произнес он.

Она улыбнулась.

– Ты в хорошей форме, Скэнлон.

– Ты тоже.

– Я слышала о твоем великом аресте, – сказала она. – Ходят слухи, что это дохлое дело.

– Как ты жила?

Она странно посмотрела на него, словно хотела удостовериться, что перед ней прежний Тони Скэнлон.

– Хорошо. Как твоя мама?

– Хорошо, спасибо. А твои родители?

– Тоже.

– Я очень скучал по тебе.

– Явно недостаточно, чтобы позвонить. – Она усмехнулась.

Он опустил глаза.

– У меня все те же трудности.

– Их можно было разрешить. Но, как я предполагаю, ты до сих пор не обратился за помощью к профессионалу.

Скэнлон вздохнул.

– Пока нет.

На ее лице появилось выражение безнадежности.

– Было приятно снова увидеть тебя, Скэнлон. – Джейн кивнула и пошла к двери. Скэнлона охватило ужасное ощущение потери. Вдруг он услышал свой голос и увидел, как Джейн остановилась. Он побежал за ней, расталкивая толпу, схватил ее за руку и повлек за собой, стараясь отыскать местечко, где они могли бы спокойно поговорить. Не найдя укромного уголка, он провел ее через здание и вывел на Бейкер-стрит.

– У меня через пять минут заседание, – возмущалась она, пытаясь высвободить руку.

– Ну, пожалуйста, одну минутку.

Улица была забита полицейскими машинами, фургонами, автобусами с шумными ватагами туристов. Скэнлон лихорадочно огляделся. Покрепче ухватив Джейн за руку, он увлек ее за собой в проход к между машинами и усадил на скамейку в скверике на Бейкер-стрит.

Японские туристы с фотоаппаратами сновали по парку, снимая Чайнатаун.

– Ну? – спросила она, устраиваясь возле Скэнлона.

Он не репетировал свою речь, но слова текли рекой. Понимая, что времени мало, Скэнлон говорил быстро и горячо, не испугавшись ее сердитой мины и сурового взгляда. Он рассказал ей, что очень тяжело переживает свою ущербность, что не в силах перенести потерю ноги и мужественности, что в больнице его мучили кошмары, что ему снилось, как обнаженная Джейн садится верхом на его ноги, но, увидев культю, с хохотом убегает прочь. Он рассказал, как тосковал, какой пустой стала его жизнь без нее.

– Я наделал так много глупостей, – закончил он, сжимая ее руки.

– Да, и впрямь. – Она высвободила руку и взглянула на часы. – Ну-с, и к чему все это?

– Я люблю тебя, Джейн, и хочу, чтобы ты вернулась в мою жизнь.

Она тяжело вздохнула. Ее голос смягчился.

– Не могу, Тони. В моей жизни теперь другой мужчина. – Она встала. – Прощай.

Детектив Элис Гереро была стройной тридцатилетней женщиной. Стрижка а-ля мохаук подчеркивала ее высокие скулы. У нее были умные, кошачьи глаза и узкий подбородок. Она стояла перед Сигрид Торссен, держа указательный палец на уровне глаз свидетельницы.

– Сигрид, я хочу, чтобы вы остановили взгляд на моем пальце, а потом опустили веки.

Они были в звуконепроницаемой комнате научно-исследовательского отдела на одиннадцатом этаже управления. Закончив, детектив Гереро отошла и села за стол.

– Для чего мы это делаем? – спросила Сигрид Торссен, отбросив с лица светлые пряди.

– Этот тест помогает определить, хорошо ли вы поддаетесь гипнозу.

– И как? Вы смогли определить?

– Да, вы сумели смотреть на мой палец не отрываясь.

Она закинула ногу на ногу и подалась вперед.

– Сигрид, мы пользуемся расслабляющим гипнозом. Я помогу вам расслабиться, чтобы раскрепостить ваше подсознание. Так я уведу вас в прошлое, верну в тот четверг и в парк Макголдрик. Но прежде я хочу, чтобы вы рассказали мне о том дне все, что помните.

Сигрид Торссен заговорила. Когда свидетельница умолкла, детектив-гипнотизер вновь обратилась к ней:

– Я хочу, чтобы вы знали: под гипнозом вы не будете говорить и делать то, чего не хотите. У всех нас есть что-то сокровенное, поэтому если я задам вам вопрос, на который вы не хотели бы отвечать, так и скажите, хорошо?

– Ладно.

– У вас есть вопросы?

Свидетельница повернулась и кивнула в сторону большого встроенного в стену зеркала.

– Это стекло с односторонней светопроводимостью?

– Да.

– И нас видно сквозь него?

– Да, лейтенант Скэнлон и детективы Хиггинс и Колон находятся в соседней комнате. Вам это мешает?

Сигрид Торссен улыбнулась стене.

– Мне это не мешает.

– Начнем, – сказала гипнотизер, указывая рукой на диван у стены.

Свидетельница глубоко вздохнула, еще раз посмотрела на стену и опустилась на диван, скрестив длинные ноги.

– Удобно? – спросила детектив.

– Очень.

– Я хочу, чтобы вы закрыли глаза и расслабились.

Ее успокаивающий голос стал тише, в нем появились мягкие, усыпляющие нотки.

– Расслабьте свое тело. Почувствуйте, как это приятно. Почувствуйте, как расслабляются ваши члены и мозг. Ощутите тепло, разливающееся от лба по щекам и губам. Я хочу, чтобы вы поудобнее устроили язык во рту. Ощутите, как расслабляется ваш язык, ваша шея, грудь, руки, пальцы, живот, все органы. Расслабьтесь, расслабьтесь…

За стеклянной стеной Колон слегка толкнул локтем Скэнлона.

– Меня дрожь пробирает.

– Это потому, что она усыпляет всех твоих тараканов, – съехидничала Хиггинс.

Колон укоризненно взглянул на нее, пробормотал что-то нечленораздельное и снова повернулся к свидетельнице.

– …Почувствуйте, как проясняется в голове, а тело расслабляется. Я хочу, чтобы вы представили себе часы. Смотрите, как стрелки движутся назад, уносят вас в прошлое, в тот четверг в парке Макголдрик. Видите себя в парке? Скажите мне, что вы делаете?

– Я играю с Дженифер. «Красивая маленькая девочка. Мама любит тебя. Взгляни-ка на эти щечки! Какие они хорошенькие!»

– На соседней скамейке сидит старый человек, – сказала детектив. – Расскажите мне о нем. Сосредоточьтесь на нем и расскажите все, что можете.

– Он одет в мешковатые черные брюки, заляпанные краской. На нем грязный белый пуловер и какая-то армейская куртка. Ему, наверное, жарко во всей этой одежде. Волосы у него седые и нечесаные, лицо изборождено морщинами. Я улыбнулась ему. Он мрачно взглянул на меня. Пошел он к черту! У него на коленях сумка, набитая тряпьем и старыми журналами. Он запустил руку в сумку и достал пакет с орешками. У него женские часы на тонком золотом браслете. Он бросил пакет от орешков на землю. Один голубь схватил орешек. Подбежали другие голуби.

Детектив Гереро пристально посмотрела на стену.

– Продолжайте.

– Его ноги сдвинуты, как у женщины, а не расставлены. У нее старое лицо, но ее глаза молодые и подвижные, так и стреляют туда-сюда, ищут кого-то в парке.

Скэнлон побелел от злости и ударил кулаком по стене.

– Женщина!

– Похоже, что это действительно так, – согласилась Хиггинс. – Помните следы крема на ореховой скорлупе?

– …Что еще вы можете сказать мне об этой женщине?

– Она только что поднялась со скамейки. Она уходит. Где Том? Он очень долго ставит машину. Дженифер, ты описала маму!

Глава 17

Во второй половине дня Скэнлон вернулся из научно-исследовательского отдела к себе в участок и тотчас сел просматривать папку с делом. Особенно его интересовали свидетельницы. Если то маловыразительное лицо было женским, вполне вероятно, что преступница – одна из них.

Изучение места преступления в доме Циммерманов показало, что убийца весил около ста восьмидесяти пяти фунтов и его рост составлял примерно пять футов и одиннадцать дюймов.

Ни одна из причастных к расследованию женщин не подходила под эти параметры. «Значит, убийц было двое, – рассудил Скэнлон. – Но в таком случае, как же связаны оба преступления?»

Скэнлон раскрыл показания двух женщин, шедших в универсам и видевших, как преступник выбежал из кондитерской и бросился к фургону. Сомнений в их полной непричастности к преступлению не было.

Так, теперь показания Донны Хант. Скэнлона интересовало, почему Донна не попросила его вернуть весьма смелую фотографию, сделанную Галлахером. Могла ли эта скромная домохозяйка участвовать в убийстве? Скэнлон перечитал фразу из показаний: «Свидетельница нервничает, ерзает на стуле. Колон подал свидетельнице стакан воды».

Затем Скэнлон открыл показания Мэри Энн Галлахер, вдовы погибшего лейтенанта, внимательно прочел их, обдумывая и взвешивая каждое слово. Придя к выводу, что вдова Галлахера вконец убита горем, он отложил бумаги и уже протянул руку к следующему протоколу, когда в кабинет легкой поступью вошел Лью Броуди и сообщил:

– По радио сейчас сказали, что кто-то подложил бомбу в ассоциацию патрульных.

– Кто-нибудь пострадал? – с любопытством спросил Скэнлон.

– Пока не сообщали. Доклады все еще поступают.

– Забавный город, – пробурчал Скэнлон и опять взялся за дело.

Перед ним лежали показания Рины Бедфорд, студентки колледжа, лихо водившей «порше», обожающей острые ощущения и пришедшей в участок в сопровождении своего ушлого дядьки. Скэнлон вспомнил ее нежное девичье лицо и словно бы услышал уверенный голос, каким Рина описывала свои любовные похождения. Он был бы удивлен, окажись такая девица способной на убийство.

Затем он раскрыл показания Мэри Познер, жены управляющего Сая Познера. Эта дама с острым язычком отрицала всякое участие в плотских утехах Галлахера. Она сказала Скэнлону, что Сай Познер – ее последняя надежда. А что, если Галлахер пытался шантажировать ее? Доллары в обмен на фотографии с обнаженной Мэри Познер? Галлахеру нужны были деньги, Чтобы расплатиться с Тикорнелли. Две тысячи сто пятьдесят долларов – именно столько было обнаружено в машине Галлахера спрятанными в запасном колесе. Шантажировал ли он ее?

Циммерманы… Он все время возвращался к ним, хотя все говорило за то, что убийства совершены разными людьми. Но где-то в глубине души он знал, что связь существует. Он был уверен в этом. Скэнлон подумал о Линде Циммерман, жизнь которой оказалась разбита после убийства родных. Она служила в банке и занималась денежными делами некоторых весьма влиятельных граждан США. Может быть, она впуталась в аферу и, нуждаясь в деньгах, сама организовала убийство своей семьи? У нее хватило силы воли, чтобы на другой день после убийства пойти и привести в порядок квартиру матери. Она сказала, будто надо было забрать оттуда что-то очень личное. Скэнлон подумал, что, будь он на месте Линды, его мысли были бы полностью поглощены ужасным событием. Он понял, что никогда не смог бы заниматься финансовыми операциями, как Линда Циммерман. Он знал: случись с ним такое, он вообще не смог бы заниматься какими-либо делами, потрясение было бы слишком велико.

Все это побудило его позвонить своей матери. Когда та ответила, Скэнлон нежно заговорил с ней по-итальянски, сказал, что очень любит ее. Мать воспользовалась случаем и пригласила его на обед в ближайшее воскресенье. Скэнлон согласился.

Потом он занялся показаниями Валери Кларксон, официантки из ресторана «Санторини-дайнер». Он вспомнил ее чудесные каштановые волосы и пристрастие к жемчугу. Скэнлон попытался ответить на вопрос, была ли Валери причастна к убийству Галлахера.

Последними были показания Луизы Бардвелл, подружки сержанта Джорджа Харриса. Луиза Бардвелл, замужняя бисексуалка, бывшая постоянной третьей участницей плотских забав Галлахера. Луиза Бардвелл хвасталась Скэнлону, что она вытащила Валери Кларксон из сточной канавы.

Скэнлон подумал, что в этом деле слишком много разрозненных фактов и домыслов, не складывающихся в единую картину. Почему не существует простых и легких ответов на все вопросы, которых в этом деле хоть отбавляй? Скэнлон отложил протокол в сторону и задумчиво черкнул в блокноте: «Сержант Джордж Харрис». Потом стал перечислять: «Лицо, схожее с фотороботами шофера фургона и усатого мужчины, выбежавшого из „Кингсли-Армс“. Усы – грим. Невзрачное женское лицо – грим. Следы ковбойских сапожек. Харрис – ковбойские сапожки».

Справа от имени Харриса он написал: «Вещественные доказательства – винтовка М-16, инструмент для вскрытия двери, винтовка, использованная для убийства Циммерманов. Грим, где приобретен?»

На другой странице Скэнлон выписал имена всех женщин, проходящих по этому делу. Подумав, подчеркнул жирной линией имя Луизы Бардвелл. Это была единственная женщина, связанная с большинством людей, проходящих по делу.

Луиза Бардвелл предложила ему выпить и, когда он отказался, опустилась рядом с ним на мягкую софу. Она была одета в темно-вишневую блузку и обтягивающие белые слаксы. Луиза кокетливо улыбнулась.

– Рада снова видеть вас, лейтенант.

– Взаимно, – сказал Скэнлон, разглядывая ее изящную руку, лежавшую на софе.

Женщина пододвинулась к нему.

– Я никогда не отказывалась поговорить с миловидным мужчиной.

– Приятно слышать.

– Какие вопросы вы хотели мне задать?

– Как вы познакомились с Джорджем Харрисом?

– Как-то летом, года два назад, я поехала в город за покупками на своей машине. На перекрестке я остановилась на красный свет. Кондиционер в машине не работал, и я открыла окно. Тут несколько мальчишек подбежали и схватили мою записную книжку с переднего сиденья машины. Я позвонила в полицию. Приехавшие полицейские проводили меня в участок, чтобы составить протокол. Там я и встретила Джорджа.

– Как он вел себя, не приставал к вам?

– Нет, он был очень профессионален. Однако я поняла, что он заинтересовался мной.

– Как вы это поняли?

– Это было видно по тому, каким тоном он задавал вопросы и как смотрел на меня. Его интересовало, замужем ли я и где работает мой муж. Я думаю, тот случай был обычной детской шалостью. Но Джордж устроил целое разбирательство.

Это было любимым развлечением офицеров полиции – приводить симпатичных молодых женщин в участок для дачи показаний.

– Когда он сделал первый шаг к сближению?

– Он позвонил мне на следующий день.

– И вы встретились с ним?

– Его заносчивое высокомерие и надменность показались мне забавными. Я подумала, что в этом человеке что-то есть.

– Так и оказалось?

Она огляделась, потянулась и сказала:

– Нет, ваш сержант оказался никудышным любовником.

– Джордж был переведен в отдел наркотиков вскоре после вашего знакомства? – спросил Скэнлон.

Он вспомнил слова Германа Германца о том, что Харриса перевели в отдел наркотиков два года назад.

– Да, это так. Харриса действительно перевели и, по-моему, Галлахер перевел его без предварительного согласия самого Джорджа.

– Как вы узнали об этом?

– Мы провели ночь с Джорджем сразу же после его перевода. Он всю ночь рассказывал о том, как устал быть мальчиком на побегушках у Галлахера, как ему надоело работать за двоих и смотреть, как Галлахер разыгрывает из себя крутого полицейского.

– Говорил ли он еще что-нибудь о своих взаимоотношениях с Галлахером?

– Ничего. Он только бывал очень недоволен в тех случаях, когда Галлахер отменял его приказы.

– Расскажите мне еще раз о том, как вы приобщились к забавам Галлахера.

Она положила руку ему на плечо и кокетливо сказала:

– А вы уверены, что не хотите сделать перерыв?

– Попозже, – отказался Скэнлон, отодвигаясь.

Луиза медленно облизала губы.

– Мы с Джорджем уже были любовниками, когда я предложила ему встретиться втроем: я, он и одна из моих подруг. Он сказал, что его не интересуют подобные развлечения, и предложил Галлахера.

– А кто приводил женщин?

– Джо Галлахер.

– Но ведь вы предлагали свою подругу?

– Да, конечно. Но когда Галлахер сказал, что он сам приведет женщину, я обрадовалась возможности расширить круг знакомств.

– В этом принимала участие Линда Циммерман?

– Нет, я не знакома с этой дамой. – Она сердито взглянула на него. – Это начинает смахивать на допрос.

– Так оно и есть.

– Вы серьезно? – спросила она и разинула рот.

– Ваше имя всплывает на всех этапах расследования.

– Какого расследования? – поинтересовалась Луиза. – Галлахер и Йетта Циммерман были убиты при ограблении. Неужели вы думаете, что я грабительница?

– Когда убили доктора и его жену, мы направили все усилия на то, чтобы тщательно расследовать гибель Галлахера. Й знаете, что мы при этом обнаружили?

Она засунула руки между колен, бросив на него сердитый взгляд.

– Нет. Расскажите мне.

– Мы нашли вас.

– Я вас не понимаю.

Скэнлон поднял руки и стал загибать пальцы.

– Вы знали Галлахера, Харриса, Донну Хант, Рину Бедфорд, Валери Кларксон. Почти каждый, связанный с этим убийством, знаком вам.

– Неужели вы думаете, что я действительно была убийцей? – дрожащим голосом прошептала она.

– Я думаю, что вы, быть может, кое-что скрываете от нас.

Женщина поднялась, подошла к огромному окну и устремила взгляд на реку. Скэнлон стал рядом. Желтые блики мерцали на воде.

– Зачем мне делать это? – Ее глаза следили за одинокой яхтой.

– Любовь? Страсть? Ненависть? Выбирайте сами.

– Когда был убит Галлахер?

– В четверг, девятнадцатого июня восемьдесят шестого года, в четверть третьего пополудни.

– Ну ладно, я избавлю вас от ваших подозрений. С восьмого по девятнадцатое июня мы с мужем были в Сан-Франциско. Мы останавливались в гостинице «Пальма», и я платила карточкой «Америкэн экспресс». Я могу указать вам имена и адреса по крайней мере дюжины людей, которые подтвердят это.

Она отошла от окна, а Скэнлон все смотрел вдаль. Луиза Бардвелл подошла к софе и присела. Наконец и он, наглядевшись, сел рядом.

– Вот имена и телефоны людей, с которыми мы были в Сан-Франциско, – сказала она, передавая ему листок бумаги.

– Почему вы скрыли это от меня в прошлый раз?

– Потому, что в прошлый раз вы не говорили, что я под подозрением.

Луиза подняла руку и посмотрела на золотые часы на золотом же браслете.

– Очаровательные часики.

– Спасибо. Когда тебя подозревают в убийстве, это очень возбуждает, не так ли? – сказала она, пододвигаясь.

– Правда? – спросил Скэнлон, поглядывая на часы.

Вдруг Луиза поцеловала его, погладив при этом по колену.

Скэнлон отпрянул.

– Мне пора возвращаться на службу.

– Я вам не нравлюсь? – проворковала она.

– Я не могу расслабиться. Вдруг ваш муж вернется.

– Тогда нас станет трое. – Она хихикнула и расстегнула «молнию» на его брюках.

Скэнлон оттолкнул назойливую руку.

– Может, вы позволите мне…

– Вы мне нравитесь, но я правда не могу расслабиться. В другой раз.

– Вы хотите меня?

– Я на дежурстве. Я не могу.

– Что? – Луиза сделала большие глаза.

– Я при исполнении, – повторил Скэнлон. – Устав запрещает делать это на службе.

– Легавый. Все вы импотенты.

Дверь была приоткрыта. Скэнлон толкнул ее ногой и заглянул внутрь. Он увидел мебель, покрытую толстым слоем пыли, почувствовал чье-то присутствие. Скэнлон вошел в приемную. Линда Циммерман сидела в кресле, играя крышкой зажигалки «зиппо». Она выглядела изможденной: всклокоченные волосы, темные круги под глазами и отсутствующий взгляд. Дорогое коричневое платье изящно облегало ее фигуру, но подол провис, и она зажимала его ногами. Скэнлон видел боль в ее глазах. Он подошел к ней и присел рядом на корточки.

– Вы в порядке?

– Я чувствую себя опустошенной. Во мне все онемело. Почему вы хотели встретиться со мной именно в кабинете брата?

– Есть несколько вопросов, и хотелось бы еще раз взглянуть на его документы. Быть может, я что-то упустил.

– Вчера Андреа очнулась и узнала меня. Врачи считают, что это добрый знак.

– Я рад за вас.

Она взглянула на него.

– Почему вы тратите так много времени, копаясь в прошлом нашей семьи?

Скэнлон встретился с нею взглядом.

– Почему? Потому, что это моя работа.

Ее губы тронула смиренная улыбка.

– Вы хотите сначала проглядеть записи Стэнли?

– Это было бы замечательно. Мы можем поговорить, пока я знакомлюсь с ними.

Скэнлон указал пальцем на вырез ее платья.

– Вы всегда носите это? У вас нет наручных часов?

– Мне неудобно, когда что-то болтается на руке, – ответила она, ведя его в кабинет брата.

Дверь архива была открыта, телефон молчал. Линда Циммерман вошла в комнату и включила свет.

– Вот папки, которые можно просмотреть. – Она указала на полки слева и справа.

– В кабинете вашего брата есть сейф?

Линда протиснулась мимо него в комнату, стены которой были покрыты розовой штукатуркой. Посреди стены между полками висела писанная маслом картина с изображением балерины. Женщина сняла картину и прислонила ее к полке. Скэнлон увидел встроенный сейф с кодовым замком. Линда сняла папки с полки слева и прочла нацарапанные на стене цифры, потом набрала шифр, и сейф бесшумно открылся. Заглянув внутрь, Линда Циммерман достала содержимое и разложила перед Скэнлоном.

Он увидел несколько деловых бумаг, акции компаний, о которых никогда не слыхал, десять стодолларовых купюр и пачку любовных писем Рэчел к своему будущему мужу.

Скэнлон просмотрел бумаги и вернул их обратно.

– Ничего интересного, – заключил он.

Линда сложила все обратно в сейф, кроме писем.

Она прочитала одно из них.

– Ох, Рэчел, – произнесла она, засовывая письмо обратно в конверт.

Следующие два часа Скэнлон просматривал папки. Линда стояла в дверях и наблюдала за ним. Только один раз она вышла позвонить тете, чтобы справиться о состоянии Андреа.

Закончив, Скэнлон погасил свет и вышел из комнаты. Разглядывая обставленный по последнему слову техники кабинет врача, он гадал, не упустил ли чего-то важного в прошлый раз.

– Где теперь секретарша вашего брата?

– Я уволила ее. Мне не нужна секретарша.

Скэнлон вспомнил, что в прошлый раз не заглянул в шкаф. Он открыл дверцу шкафа и отпрянул, когда на него дождем посыпались африканские кинжалы. Вздохнув, Скэнлон опустился на колени и стал собирать оружие. Линда помогла ему.

– Стэнли работал в Африке по линии ООН. Там ему часто дарили такие вещи, – пояснила она.

Они перешли в спальню. Линда стояла и смотрела, как Скэнлон копается в гардеробе ее брата. Кровать, покрытую запекшейся кровью, уже убрали, на ее месте лежал квадратный коврик.

– Вы хоть знаете, что ищете? – осведомилась Линда, прислонившись к стене.

– Не уверен.

Закончив свои поиски, он поднялся и привалился к стене рядом с нею.

– Вы знакомы с Луизой Бардвелл?

– Думаю, что нет.

– Донной Хант?

– Нет.

– Риной Бедфорд?

– Нет.

– Валери Кларксон?

– Нет.

– Мэри Познер?

– Нет. Почему вы спрашиваете меня об этих людях?

– Этих людей я допрашивал в ходе расследования. Мне хотелось узнать, знакомы ли вы с кем-нибудь из них.

– Не знакома. К чему все эти вопросы?

– Да просто ищу кое-какие ответы. – Он отошел от стены. – А Джордж Харрис? Вы знакомы с ним?

– Нет, – ответила она, раздражаясь.

– У вашего брата был автомат или винтовка?

Она махнула рукой.

– Довольно вопросов, мне необходимо вернуться к племяннице.

Скэнлон подвез Линду Циммерман до квартиры ее тетки – на Саттон-Плейс и вернулся в участок.

Он прошел через дежурку к себе в кабинет, взял все документы, связанные с Линдой Циммерман, и стал изучать их. «Почему она сразу побежала в квартиру своей матери забирать вещи? – подумал он. – Что ей так понадобилось, если она не могла подождать?»

Он позвал Лью Броуди.

– Я хочу, чтобы ты последил за Линдой Циммерман.

Он записал адрес тетки Линды Циммерман на клочке бумаги и вручил детективу.

– Ты знаешь, как она выглядит?

– Да, знаю, – ответил Броуди. – Установить круглосуточную слежку?

– У нас не хватит людей. Следите за ней ежедневно до шести вечера.

– Против нее нет никаких улик, Лу, – заметил Броуди, кладя клочок с адресом в карман рубашки.

– Я знаю. Но все равно следи за ней.

– Как прикажешь. – Броуди пожал плечами.

Скэнлон вышел в дежурку и окликнул Хиггинс.

– Возьми свой блокнот, Мэгги. Поедем прокатимся.

Донна Хант стояла в дверях своего дома в Бэйсайд, Куинс, и в отчаянии смотрела на фотографию, которую ей протянул Скэнлон. Снимок был сделан Джо Галлахером в его квартире в Джексон-Хайтс. Голая Донна лежала на кровати, раздвинув ноги и держа в руке искусственный член.

Она переводила испуганный взгляд с Хиггинс на серый седан, стоявший неподалеку, потом опять на Хиггинс, которая стояла рядом со Скэнлоном. Наконец она молча шагнула в дом и впустила детективов. Донна жила в кирпичном флигеле со слуховыми окнами на крыше и небольшой лужайкой перед дверью. На женщине были джинсы и синяя рабочая рубаха с болтающимися полами. В руке она сжимала тряпку.

Проходя мимо нее, Хиггинс улыбнулась, и свидетельница сумела выдавить тусклую ответную улыбку.

Скэнлон огляделся. Обычная пластмассовая мебель, золоченая приступочка, перегородка, на которой стояли куклы.

– Я надеялась, что больше вас не увижу, – заикаясь, проговорила свидетельница. – Что-нибудь не так?

Ее маленькое личико было мертвенно-бледным, губы дрожали. Скэнлон понимал ее тревогу, ведь она могла потерять все. Кроме того, ее подозревали в убийстве. И вот к ней пришли. Скэнлону и самому было неприятно.

– Миссис Хант, – начал он, – кое-что случилось, и мы думаем, что вы сумеете помочь нам разобраться.

Скэнлон подошел к полке и стал рассматривать кукол.

– Я собираю их, – обронила Донна Хант, повернувшись к Хиггинс в поисках поддержки.

Скэнлон осторожно взял одну из фигурок: розоволицая малышка в традиционной широкой юбке и желтом платке. Она доставала воду из белого кирпичного колодца. Скэнлон изучил фигурку и поставил на место, взял семейный альбом с фотографиями, который лежал на полке.