Текст книги "Герой Бродвея (сборник)"

Автор книги: Вилли Конн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– Вы должны знать, Джо, – шведка строго сдвинула брови, – эта девочка почти наверняка станет Королевой Красоты.

– Вот это да! – Ковбой опустил на лоб свою широкополую шляпу, – скажу Вам по-честному, мисс, мне тоже одна ваша приглянулась. Но если это не она, я не в обиде. Сойдет и другая, Вы не сомневайтесь.

– Джо, Вы должны понять, что эта особа не может накануне Конкурса Красоты рисковать своей репутацией. Поэтому она будет в несколько необычном наряде. И Вам, кстати, придется надеть такой же. Ну, как. Вы согласны?

– Ноу проблем, мисс! Ради такого дела я готов надеть сиреневые кальсоны на голову!

– Отлично, Джо, Вы настоящий ковбой! Только не забудьте принять ванну. Пока!

* * *

Вечерней порой Блемонтин прокрался в бассейн пансионата «Роза». Здесь, за вентиляционными решетками, нависшими над водой, он устроил свой «будуар». Невидимый для окружающих, он сладострастно разглядывал купающихся претенденток. Это зрелище доводило его до экстаза.

Ему казалось, что, благодаря каким-то таинственным чарам, он совокупляется с красотками и безраздельно обладает всеми ими одновременно. Его чувства были так сильны и реальны, что, впадая в беспамятство, он тянулся за флейтой, чтобы выразить себя в звуках. А потом, успокоившись и остынув, с ужасом думал о том, что едва не выдал свое присутствие в женской купальне.

Разлегшись на импровизированном ложе, Блемонтин засунул в рот ломтик ананасовой жвачки и принялся мечтательно ждать появления новых девочек, обожавших ночные купания нагишом.

* * *

Тем временем Ковбой Джо, чуть дыша лежал в комнате Лони. На нем был черный балахон, который он безропотно надел на голое тело, и парик из белых волос, не отличимых от локонов шведки. От пряных запахов лосьонов и кремов, которыми он был обильно умащен, нестерпимо щипало в носу, и конюх, то и дело, замирал, боясь чихнуть, потому что от его «чиха» у непривычного человека вполне могли бы лопнуть барабанные перепонки.

Со все возрастающим нетерпением он ждал появления будущей Королевы Красоты.

Наконец в коридоре раздались шаги. Дверь открылась, и на пороге появилась гибкая женская фигура в таком же балахоне, как у него. Дыхание Ковбоя замерло, словно на горло ему наступил мустанг.

– Я вампир, я вампир, где ты, мой пони!..

Хуанита, откинув полы балахона, ловко оседлала лежащего на спине конюха:

– Сейчас мы поскачем, моя лошадка, в страну грез, – она откинулась назад, словно натягивая поводья. И тут же ощутила, что-то жесткое и неудобное, чего не должно было быть у прекрасной шведки.

– Какая мерзость! Мужик! Ай… ай…! – взвизгнув на весь пансионат, Хуанита растрепанным комом вылетела из комнаты.

Следом за ней в коридор выскочил Ковбой Джо и бросился в другую сторону галопом, которому позавидовали бы жеребцы из его конюшни.

* * *

Когда бедняга Блемонтин заметил суматоху, вызванную бегством конюха, пути спасения были отрезаны. Разъяренные красотки все ближе подбирались к его убежищу, явно разыскивая кого-то. Проворнее других орудовала Хуанита, вооруженная каминными щипцами.

Блемонтин зажмурился, ожидая развязки. И она наступила! Вентиляционная решетка распахнулась, и множество рук вцепилось в его одежду. За несколько минут он получил затрещин больше, чем за всю предыдущую жизнь.

– А теперь, мерзкий мужичонка, ты узнаешь, что такое венесуэльский колокольчик. Разденьте его! – распорядилась Хуанита.

Брезгливо оттянув щипцами банан и сливы Блемонтина, она защелкнула на них замочек с никелированным колокольчиком.

– А ключ, дружочек, придется поискать! – Миньос швырнула его в мусорный бак, стоявший под окном.

Испуганный Блемонтин помчался вниз, на поиски ключа. Усевшись на куче мусора, он принялся перерывать его с усердием, неведомым золотоискателям Клондайка.

За этим занятием и застал его сержант Браун.

– Что, парень, совсем дела плохи? – спросил он голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

– Подайте бывшему музыканту, – прогнусавил в ответ Блемонтин.

– А ну-ка, уматывай отсюда, да поскорее! – сержант звякнул наручниками.

Резво выскочив из бака, Блемонтин побежал прочь.

– Что за черт? – сержант Браун недоуменно посмотрел на свои наручники.

Оставаясь неподвижными, они продолжали позвякивать в такт прыжкам удаляющегося бродяги.

– Наверняка они плачут по этому типу, – решил Браун, слыша, в действительности, затихающий колокольчик Блемонтина.

* * *

Служба в полиции научила Майка Нормана разбираться в психологии людей. Слушая их голоса, он безошибочно выделял интонации, говорившие о том, что его собеседникам угрожает опасность, даже тогда, когда они старались это скрыть. Поэтому, услышав в телефонной трубке как будто спокойный, но, в действительности, чертовски наэлектризованный голос Бонни, Майк, схватив оружие, кинулся к автомобилю, почти не сомневаясь, что одновременно с ним из другого конца Нью-Йорка к ней мчится преступник, ведь женщина имела неосторожность упомянуть в разговоре пансионат «Роза». Она так и сказала: «Я могу пролить свет на происшествие в пансионате „Роза“. К нему имеет отношение мой бывший муж».

Майк, очертя голову, несся на красный свет, едва успевая уворачиваться от встречных машин, оставляя за собой черный след тормозящих «вглухую» шин чужих автомобилей, и не менее черный след проклятий, посылаемых ему вдогонку.

Тревога Нормана усилилась, когда он начал обгонять двигающиеся в попутном направлении пожарные машины.

Майк понял, что опоздал…

Стоя у развалин одноэтажного дома, снесенного взрывом, Майк ругал себя за медлительность, понимая в то же время, что никто не мог бы сделать больше того, что сделал он. Однако это было для него небольшим утешением.

В зловещей игре, навязанной ему преступниками, важной фигурой становился бывший муж Бонни.

* * *

Торопливой рысцой Блемонтин бежал к клинике профессора Мотичелли. Когда колокольчик в его штанах звякал особенно громко, он приседал, хватаясь за член, чем сильно шокировал встречных старушек. Профессор был давним покровителем флейтиста, с тех пор, как несколько лет назад они познакомились на концерте.

Суровый и властный профессор, с густыми бровями и угловатой фигурой плотника, неизменно вызывал у Блемонтина внутренний трепет. Но разве такие мелочи идут в расчет, когда тебе по дружбе устраивают бесплатное лечение!

Однако на этот раз флейтист предпочел бы иметь дело с незнакомыми людьми. Было ужасно стыдно. Стараясь не качнуть колокольчик, Блемонтин переступил порог профессорского кабинета.

– Цзынь!.. – раздался предательский звук.

Блемонтин присел, схватившись за прибор, но он извернулся в его руках, и нагло, во всеуслышанье, звякнул снова.

– У Вас стало неважно с чувством юмора, Блемонтин, – нахмурился профессор, – раздевайтесь.

Дрожащими руками музыкант расстегнул пуговицы.

– Разрази меня гром, что я вижу! – взревел Мотичелли, увидев замок. – А колокольчик-то зачем? Вы что, вообразили себя барашком, Блемонтин? Немедленно ложитесь.

В руках Мотичелли мелькнули хищные челюсти инструментов.

– Профессор, не надо! – Блемонтин приподнял голову с топчана.

– Лежать! – рявкнул Мотичелли.

– Не надо!

Блемонтин, подобно наседке, закрывающей крыльями свои драгоценные яйца, накрыл ладонями колокольчик.

– Нет, профессор! – Блемонтин взглянул в глаза Мотичелли.

Холодная, жестокая тайна профессора открылась вдруг музыканту. То непонятное, что всегда вызывало в нем дрожь, обрело ясную, зловещую форму. «Смерть!» – прочел он в глазах Мотичелли.

– Получай, мерзавец! – изловчившись, профессор вогнал в Блемонтина шприц.

Бедняга тут же потерял сознание.

Тщательно заперев дверь, профессор извлек из шкафа мешок, в котором обычно увозят трупы в мертвецкую. Приподняв тело, он облачил его в мешок.

– Эксперимент закончен! Ты неплохо потрудился, Блемонтин!

Задернув молнию на мешке, Мотичелли повернулся к крану.

– Руки на голову! – в дверях возникла грозная фигура с револьвером.

– Это Вы, Норман? – не оборачиваясь, спросил Мотичелли, и Майк узнал голос, напоминавший рычание гризли.

– Угадали, профессор.

– В чем Вы меня обвиняете, знаменитый сыщик?

– Для начала, в умышленном убийстве этого несчастного, – Майк открыл молнию на мешке.

– Ну, здесь-то Вы просчитались, Норман, я не так прост. Этот подопытный всего лишь усыплен, – игнорируя наведенный на него револьвер 38 калибра, Мотичелли повернулся к детективу, – хотя, не скрою, я собирался увезти его подальше и там прикончить.

– Какая трогательная откровенность.

– Разрешите мне сесть, Норман?

Майк кивнул и, не выпуская из рук оружия, сел напротив.

– Пожалуйста, не воображайте, что я у Вас в плену. Я сам собирался с Вами встретиться.

– Вот как? – усмехнулся детектив.

– Вы нужны мне по двум причинам, Норман, во-первых, как донор, во-вторых, как преданный подручный.

– Вы не в своем уме, Мотичелли, какой подручный? Или хотите разыграть сумасшествие? Тогда Вы поторопились. Делать это надо не перед полицейскими, а перед судебно-медицинскими экспертами.

Детектив щелкнул курком, желая посмотреть на реакцию профессора.

– Перестаньте меня проверять, Майк. Здоровая психика сейчас будет нужнее Вам, чем мне. Постарайтесь сами не сойти с ума после того, как кое-что услышите от меня.

– Неплохое начало, Мотичелли, можете продолжать, – Майк перебросил револьвер в другую руку, – но имейте в виду, Вы у меня на мушке.

– Бросьте, Майк, эти глупые игры в полицейских и воров. Скажите лучше, что Вы знаете о сперматозоидах? И не вздумайте краснеть, как барышня, у нас серьезный мужской разговор. Отвечайте, как студент своему профессору.

– Давненько мне не приходилось краснеть. Извольте: сперматозоиды – это мужское семя – живчики, которые выделяются при половом акте.

– Отличные познания, Норман, я уже мог бы аттестовать Вас на уборщика больничных туалетов. Вы правы, при половом акте двести миллионов живчиков устремляются к женской яйцеклетке. Эта бешеная гонка сперматозоидов драматичнее, чем все наши войны. Потому что лишь один из них будет жить – тот, кто достигнет яйцеклетки первым. Остальные погибнут.

После длительных экспериментов, которые я проводил на Блемонтине, мне удалось вывести новый вид сперматозоидов, напоминающих летучих муравьев. Они не погибают. На своих малюсеньких крылышках они летят на поиски женщин. Им все равно, королева это, или посудомойка, девственница или шлюха. Они прогрызают ткань, лезут во все щели…

– Значит там, в пансионате «Роза»…

– Совершенно верно, Норман. Мой подопытный «опылил» всех претенденток, – Мотичелли раскатисто расхохотался.

– Стоило ли взрывать машины, убивать людей, чтобы нагадить этим девчонкам?

– Мне не нравится ваш полицейский жаргон, Норман. Неужели Вы еще не поняли, что в моих руках оружие более грозное, чем водородная бомба? Возьмите, к примеру, моего пса Норман. Этот разжиревший увалень не желает поднять свой зад, когда я зову его. Не правда ли, он мало похож на голодных уличных собачек, которые будут бежать за Вами целую милю, выпрашивая колбасную шкурку?

То же самое – наши зажиревшие соотечественники. Они пошлют ко всем чертям любое, не понравившееся им правительство. Запомните, Норман, командовать можно только стаей голодных людей. За кусок колбасы и рюмку алкоголя они вылижут Вам анальное отверстие. По вашему приказанию они будут вешать и расстреливать себе подобных, они сочинят в вашу честь хвалебные гимны.

Вот для чего мне понадобились летучие сперматозоиды, чтобы вызвать в Штатах демографический взрыв – тысячекратное увеличение населения.

– Вы хотите, чтобы собак было значительно больше, чем корма?

– Да, Норман. Они сами отдадут власть мне – единственному человеку, который будет в состоянии приостановить это бешеное размножение. Я знаю о ваших миллионах, Норман. Но даже с ними Вы – никто. Застрелите какого-нибудь подлеца, и Вас отправят на электрический стул точно так же, как любого бродягу. Деньги без власти – ничто, Майк, потому что их могут отнять.

Теперь слушайте внимательно. Я предлагаю Вам неограниченную власть над людьми. Подчинитесь мне, и больше никому не надо будет подчиняться. Мне нужен такой оберполицейский, как Вы. Это первое. И второе – Вы нужны мне, как донор. Используя Вас, я получу тысячи отличных служак. Решайте.

Некоторое время детектив молчал, потрясенный услышанным.

– Я родился в свободной и богатой стране, – начал он наконец, – а должен буду умереть в рабской и нищей. Не так ли, профессор?

– Умереть в окружении собственных рабов – не худшая участь, Норман.

– Заманчиво. Вы – настоящий змей-искуситель, Мотичелли. То, что Вы говорите – не для слабых душ! Уверен, найдется немало больших чинов, которые захотят Вам продаться. Именно поэтому я должен убить Вас. Молитесь, еще есть время, – Майк приставил ствол револьвера к затылку профессора.

– Я ошибся в Вас, Норман. Я считал Вас рыцарем, а Вы – грязная полицейская ищейка. То, что Вы делаете, хуже, чем выстрел из-за угла. Стреляйте, вонючий ублюдок!

Оружие дрогнуло в руке детектива:

– Вы правы, Мотичелли, я за всю жизнь не отмылся бы от вашей крови.

– Браво, Норман! Я помогу Вам. Я нападу на Вас первым, и если Вы убьете меня защищаясь – то будете чисты перед законом и людьми, а, возможно, и перед Господом Богом.

– О’кей, выбирайте оружие, Мотичелли.

– Я больше привык к скальпелю, чем к револьверу. Держите, – профессор открыл сверкающий стерилизатор. На дне его лежали два скальпеля.

– Выбирайте, Норман.

Майк взял тоненький, никелированный стержень. Его стальное жало не шло ни в какое сравнение с бритвами лучших фирм.

– Да, Вы, кажется, левша, Норман? Все левши талантливы. Мне будет жаль убивать Вас, с Вами погибнет многообещающая генетическая линия.

– Постараюсь этого не допустить, профессор, – усмехнулся Майк.

Наблюдая, как неторопливо Мотичелли снимает и укладывает на топчан свой пиджак, Майк поразился его спокойствию. «Как будто он собирается вскрывать фурункул», – подумал детектив.

– Это у меня профессиональное, – словно угадав его мысли, сказал Мотичелли. – Когда отрежете столько рук и ног, сколько отрезал я, Вы тоже будете относиться к этому без лишних эмоций.

«Дьявол!» – прошептал про себя Майк.

– Вы разрешите мне обработать мой скальпель спиртом? – профессор открыл флакон и погрузил в него лезвие. – Ничего не могу поделать со своим профессионализмом. Впрочем, это в Ваших же интересах, Норман – не будет нагноений, если Вы останетесь в живых.

– Ну, начали? – Майк резко повернулся к детективу.

«И, правда, дьявол!» – пронеслось в мозгу Майка.

Степенного профессора больше не было. Перед ним стоял настоящий пират.

Выставив перед собой непропорционально длинные руки, профессор пошел вперед, поигрывая скальпелем, как легким блестящим перышком. Майк медленно отступил в угол, готовясь к своему коронному броску. Но в это время Мотичелли неожиданно выбросил вперед свою длинную волосатую руку со скальпелем. Это был неопасный выпад, и лезвие лишь оцарапало пальцы Нормана. Но они вдруг начали разжиматься!

Невесомое оружие детектива стало вдруг неимоверно тяжелым. Напрягая силы, он старался удержать его в руке. Но силы иссякли. Скальпель, звякнув, упал на пол.

«Яд!» – догадался Норман.

Пошатнувшись, он рухнул к ногам Мотичелли…

* * *

Приветливо помахав рукой охраннику, профессор Мотичелли, не останавливаясь, проехал на летное поле частного аэродрома. Здесь, в пластиковом ангаре, хранился его спортивный самолет. Запустив мотор, Мотичелли привычно скользнул взглядом по приборному щитку – электрооборудование работало нормально, а бак был полон. Его должно было хватить до живописной виллы Норманов, расположившейся на Атлантическом побережье в двадцати милях от Портленда.

– Бедняжка Эола не слишком обрадуется моему подарку, – профессор пристегнул резинкой миниатюрный контейнер, выполненный в виде шкатулки для драгоценностей. В ней хранились летучие сперматозоиды, подобные тем, что наделали столько неприятностей в пансионате «Роза».

Исследования Мотичелли говорили о том, что инопланетянка должна была забеременеть с той же легкостью, что и девчонки из «Розы».

– О, если бы это случилось! – профессор, предвкушая успех, потер руки в пилотских перчатках одну о другую, – тогда его власть распространилась бы далеко за пределы Галактики. «Размножай и властвуй!» – собственная шутка пришлась по душе профессору.

Дав газ, он вырулил на старт. Полет занял немного времени. Скоро под крылом показался аэродром Норманов и желтая песчаная дорожка, идущая от ангаров к вилле.

Двое дюжих охранников с овчарками не слишком смутили удачно приземлившегося профессора.

– Привет, мальчики! Передайте миссис Норман, – он протянул фотографию Эолы, которую извлек из кармана Майка, свою визитную карточку.

– Слушай, Чарли, что-то мне не нравится этот парень, – вполголоса сказал один из охранников, принимая фото, – смотри, как ведут себя собаки.

– Мне тоже это кажется странным, – ответил его напарник.

– Не спускай с него глаз, пока я хожу к хозяйке.

Не ожидавшего столь холодного приема Мотичелли заставили вылезти из самолета и отдать ключи зажигания. С четверть часа ему пришлось простоять перед щелкающими челюстями беснующихся и брызгающих слюной собак. Наконец пискнула рация. Не выпуская Мотичелли из поля зрения, готовый уложить одной очередью с полдюжины таких, как он, пилотов, охранник приложил рацию к уху:

– Слушаю, мэм. Хорошо, мэм, сейчас он будет у вас.

«Серьезные ребята, – подумал про себя профессор, – видна выучка Нормана».

Когда Мотичелли ввели в холл, навстречу ему поднялась женщина-облако, женщина-солнце, абсолютная красавица, каких не должно было быть в природе. Но она была. И уже подавала ему руку. Первым чувством профессора при виде ее была не зависть к Майку и даже не мечта когда-нибудь овладеть ею, а желание прооперировать Эолу. Как ребенку, порой, хочется разобрать любимую игрушку, так и ему, вдруг, безудержно захотелось посмотреть, как устроено это совершенство внутри.

– Что с Майком, профессор? Как попала к Вам моя фотография? – тревожно спросила Эола.

– Не беспокойтесь, миссис Норман, он дал мне ее по той простой причине, что у него не было времени писать рекомендательное письмо.

– Узнаю моего мужа, – облегченно вздохнула Эола.

– Майк услышал, что я лечу в Портленд и попросил передать Вам это, – Мотичелли протянул шкатулку со сперматозоидами…

В ту же секунду овчарки бросились на профессора с таким остервенением, что охранники едва удержали их.

– Одну минуточку, мэм, – тот, кого звали Чарли, предельно вежливо, но, вместе с тем, властно взял шкатулку из рук Мотичелли.

– Извините, профессор, это причуды моего мужа, – виновато улыбнулась Эола.

«Проклятый легавый!» – выругался про себя Мотичелли.

Охранник, внимательно осмотрев контейнер снаружи, зашел с ним за угол и там открыл его. И тотчас невидимые для человеческого глаза крылатые сперматозоиды торопливым роем выпорхнули наружу!..

На секунду Эола почувствовала тяжесть в области живота и легкое недомогание.

– Что с вами? – с трудом скрывая ликование, спросил Мотичелли.

– Ничего. Наверное, я вчера перегрелась на солнце, – ответила миссис Норман. – Ну, где Вы, Чарли? – позвала Эола.

– Извините, мэм, но в такую штучку может войти изрядный заряд взрывчатки, которая разнесет весь ваш дом, – Чарли протянул ей шкатулку.

– Ах, какая прелесть! – Эола вытащила из нее бриллиантовые сережки. – Может быть. Вы выпьете с нами кофе, профессор? К тому же Вы не осмотрели наши космические трофеи.

– Нет, нет, мне пора, – заторопился Мотичелли.

– Ну, как хотите. Проводите профессора, – распорядилась Эола.

* * *

Очнувшись, Майк был удивлен темнотой и неудобством своей позы. Он попытался поднять руку, но она уперлась во что-то.

– Никак я лежу в покойницком мешке? Такого со мной еще не бывало, – он начал активно двигать локтями и коленями.

– Господи, Вы живы?! – Блемонтин раскрыл застежку-молнию на мешке Майка. – Добро пожаловать на тот свет, мистер.

– Теперь я знаю, как чувствуют себя воскресшие. А где же наш друг – профессор? – спросил Норман, выбираясь из мешка.

– Не знаю, мистер, я сам только что очнулся. Мы проспали не меньше суток.

– Вам что-нибудь снилось, Блемонтин?

– Мне могла сниться только яичница с ветчиной – я ужасно голоден.

«О, Блемонтин, наивная душа, ничего не знающая об эксперименте, жертвой которого он едва не стал», – сочувственно подумал Майк.

– Мистер, а откуда Вы знаете мое имя? Вы, наверное, бывали на моих концертах? – простодушно, но не без некоторого самолюбования, спросил Блемонтин.

– Я знаю не только это, но и еще кое-что, – улыбнулся Майк. – Знаю, например, где Вы носите свой колокольчик. Держите!

Детектив кинул Блемонтину ключ на сиреневом шнурке.

– Мистер, неужели это он? – Блемонтин расцеловал ключ. – Отвернитесь на минутку, мистер.

– И Вы тоже, Блемонтин.

– А это еще зачем?

– Не хочу, чтобы были свидетели того, как я вскрываю чужие шкафы, друг мой.

Обшарив кабинет Мотичелли, Майк, наконец, нашел две любопытные вещицы – счет на техобслуживание частного самолета и пилотскую карту. Внимательно осмотрев ее, он обнаружил едва заметную царапину против поселка Хелвуд.

– Ого! – присвистнул Норман.

Он отлично знал, что именно здесь находится ранчо господина… Майк тревожно взглянул на Блемонтина, все еще возившегося с замком, словно тот мог прочесть в его мыслях имя высокопоставленного лица, которого собирался навестить профессор. Заполучи Мотичелли такого сторонника, и его бредовые планы вполне могли стать реальностью.

«Интересно, какой пост и сколько рабов предложит ему в своем всемирном правительстве профессор?».

Майк решительно поднялся. Надо было спешить.

* * *

Получив известие о том, что самолет с Мотичелли поднялся аэродрома Портленда и взял курс на Хелвуд, детектив немедленно вылетел на перехват с другого частного аэродрома.

Подняв самолет на максимальную высоту, Майк долго крутил головой, боясь пропустить Мотичелли. И, когда его самолет серой тенью мелькнул по правому борту, немедленно послал «стрекозу» вдогонку за профессором.

Настигнув его, Норман приблизился настолько, что разглядел гримасу удивления на лице Мотичелли. Однако растерянность профессора была недолгой. Вильнув влево – вниз, он попытался уйти от преследования. Ревя моторами, рискуя сорваться в «штопор», самолеты носились друг за другом. С земли это было похоже не на смертельный поединок, а на проделки подвыпивших воздушных хулиганов.

Чиркнув винтом по хвосту профессорского самолета, Норман, наконец, вынудил его пойти на снижение. Детектив пристроился рядом с ним. Крыло в крыло.

И тут дверь пилотской кабины распахнулась – Норман увидел направленное на него дуло автомата. Пули защелкали по обивке «стрекозы». Выхватив полицейский «кольт», Майк выстрелил в массивную фигуру Мотичелли. Подавшись вперед, тело профессора упало на приборный щиток. Его самолет накренился и, набирая скорость, стал падать.

Пламя и дым, поднявшиеся над кукурузным полем, были бесспорным свидетельством гибели профессора и его чудовищных планов. Сделав несколько кругов над местом катастрофы, Майк развернул «стрекозу» и лег на обратный курс – его ждали в пансионате «Роза».

– Сэр, у меня для Вас неважные новости – звонили охранники…

Недослушав сержанта Брауна, открывшего дверь пансионата, Майк бросился к телефону. Предчувствуя недоброе, дрожащей рукой он набрал номер Эолы. Три томительных гудка показались вечностью. Тихий щелчок автоответчика прозвучал, как выстрел в упор – если с ним говорит аппарат, значит Эола исчезла.

Норман напряг слух:

– Майк, – услышал он голос любимой, записанный на пленку, – случилось непоправимое. Судьба разлучает нас. Помнишь, ты хотел детей, а я не соглашалась? Тому была причина: беременность означала бы конец моего земного бытия. Но это произошло. В твое отсутствие, Майк. Сама не знаю как, но поверь, любимый, я чиста перед тобой. Я возвращаюсь туда, откуда пришла – в чуждые вам, землянам, миры. Прощай, мой любимый. Да хранит тебя Бог – единый во всей Вселенной!

Автоответчик умолк. Майк выронил трубку. Подпрыгивая, она закачалась на телефонном шнуре.

– Боже, за что? Пусть я не был примерным христианином и пивную посещал чаще, чем храм Твой, но я всегда чтил Твои заповеди, защищал людей от негодяев и подлецов, нарушающих закон. Боже, лучше бы Ты взял мою жизнь!

Майк заледенел в безутешном горе, забыв о том, что провидение Божие посылает свои щедроты страждущим лишь до тех пор, пока они не начинают пренебрегать ими, считая чем-то само собой разумеющимся.

«Будь честен, Майк, разве не ловил ты себя на мысли, что, уезжая от прекрасной инопланетянки даже на одну ночь, ты теряешь невосполнимое?».

Норман стиснул кулаками виски. Имея – не ценим, потерявши – плачем…

Как мог он оставлять Эолу на долгие месяцы, азартно охотясь за преступниками, отстаивая чужое счастье и упуская свое? Майк, не задумываясь, отдал бы сейчас жизнь – нет, не за ночь, проведенную с любимой – только за то, чтобы увидеть ее лицо и, обняв, пролить к ее ногам слезы, душившие его и не находившие выхода.

Волны горечи и отчаяния бились о плотину его рыцарства, и она не выдержала. Уронив голову на руки, Майк зарыдал. Невиданные душевные страдания, не сравнимые с тем, что ему приходилось пережить прежде, заставили Майка позавидовать тихому сну покойников на Арлингтонском кладбище. Будь ты проклят, Мотичелли!

Резкая боль пронзила вдруг голову. Дыханье замерло. Пуля? Но почему он не слышал выстрела? Что-то заставило его встать и идти в сад. Не понимая, что с ним происходит, он шел по аллее навстречу восходящему солнцу. Ласковые лучи, пробиваясь сквозь цветущую сирень, своими теплыми перьями щекотали его лицо, словно кто-то прикладывал к нему тончайший душистый платок.

У теннисного корта он набрел на стайку претенденток. Обычно его холодный взгляд безразлично скользил по ним, не замечая деталей – привздернутой грудки или трогательной лодыжки – ведь они были всего лишь «сорной травой». Но на этот раз глаза Майка были широко открыты. Он с удовольствием, как будто облизывая мороженое, разглядывал черные, как угольки, глаза и курносый нос пуэрториканки. Еще недавно он казался ему уродливым, но теперь Майк нашел его прелестным.

– Что за черт?

Не понимая себя, Майк коснулся все еще болевшего лба. Разве мог он знать, что со дня свадьбы в его голове сидел «предохранитель», отвращавший его от всех женщин мира. Поставленный рукой инопланетянки, он гарантировал ей верность мужа. Не будем осуждать ее за это, ибо найдется ли в вашей стране и городе женщина, которая, имея такой «предохранитель», не воспользовалась бы им?

Но любовь милосердна. И, покидая Землю, Эола сняла свои чары. Мучаясь ревностью и тоскуя о любимом, она вернула ему взамен себя всех девушек Земли. Теперь, сам того не зная, Майк превратился в настоящего американского Дон-Жуана. Его тянуло мять «сорную траву», рвать ее сладкие стебельки и наслаждаться неведомой ему ранее жизнью.

– Привет, Майк!

Норман обернулся. За его спиной стояла улыбающаяся Лони Дидрихсон.

– Привет! – ответил Майк, почувствовав, как предательски екнуло сердце.

– Вы курите, Майк? – спросила Лони. – Конечно, курите! – она притворно нахмурилась. – Плохо, плохо. Вообще-то она любит некурящих. Дело в том, что одна девочка влюбилась в вас.

Майк взглянул на стоящую поодаль пуэрториканку:

– Подозреваю, что это мисс Миньос? Но, насколько я знаю, она лесбиянка.

– Всему приходит конец, Майк, и этим глупостям тоже. Скажу Вам, по секрету, она из тех пяти.

– Плохо, плохо, Лони, – передразнил Майк, – пожалуй, она ничего не умеет?

Покраснев, прекрасная шведка бесстыже поглядела в глаза Майка:

– Хуанита умеет все!