Текст книги "«Подводный волк» Гитлера. Вода тверже стали"

Автор книги: Вильгельм Шульц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

«Сэр! Сообщаю вам, что провидение дает нам уникальный шанс в ближайшее время нанести серьезный ущерб германскому подводному флоту. Сразу 4 ведущих аса: Кречмер, Прин, Ройтер и Шепке, сумма потопленного британского тоннажа каждого из которых составляет около 200 тыс. тонн, выходят в квадраты, юго-западнее Исландии, о которых я сообщал ранее. Отправление из баз с разрывом в 3–4 суток. Полагаю целесообразным направить в указанные точки группы эсминцев и усилить эскорт конвоев, особенно в квадратах AD, АЕ, AL. Пропагандистский эффект от такой акции трудно будет переоценить. Вполне вероятно, что это послужит началом коренного перелома в войне в Атлантике. Подробности о передвижении боевых единиц германского флота буду сообщать по мере поступления достоверной информации».

«Фрайбол»

Прин, выйдя в предписанный квадрат, обнаружил в нескольких сотнях миль к югу от Исландии идущий с запада большой конвой с необычно сильным эскортом. Около полуночи следующего дня он всплыл на поверхность и под прикрытием сильного ливня приблизился к конвою. Прин был готов атаковать, но ливень вдруг внезапно кончился. Пришлось срочно сыграть погружение. В цистерны главного балласта хлынула вода.

– Глубина 1–2, – сообщил вахтенный.

– Ровный киль, – приказал Прин. Вместо ответа раздался оглушительный треск. Воздух, казалось, сплющил все, что находилось в тот момент в лодке. В три отсека, в том числе и в главный пост, потоком хлынула вода. С поверхности в этот момент был заметен лишь оранжевый свет, который несколько мгновений сверкал внизу, а затем бесследно растворился в пучине.

* * *

Ройтер давился четвертой чашкой кофе. Еще одна, и он окончательно перестанет соображать. Лучше уж пить коньяк. Благо этого добра во Франции полным-полно.

Никогда еще выход в море не вызывал у него такой странной смутной тревоги. Не было этого ни в первый раз, ни в Нарвике, ни перед прорывом через Канал. Да еще это постоянное нагнетание Вероникой какой-то истерии. То перекрестится, то на распятье взглянет. Как будто нас трое. Не стоит беспокоить вселенского Гросс-Адмирала, начальство это не любит. Сейчас еще поручит чего-нибудь…

– Вот вы говорите – евреи… А ведь вдумайтесь только… Сколь трагична судьба этого народа. Ведь они ждали бога. Он к ним пришел, а они его не узнали. Так до сих пор и ждут. Вы представляете, насколько это страшно.

«Завтра обязательно спрошу у Карлевича, ждет он бога или как, – подумал Ройтер. – Сегодня, боюсь, оберфенрих меня не поймет. Надо валить уже. Еще не хватало с майором столкнуться».

– Спасибо, Вероника, мне уже пора идти. Еще, чего доброго, нарвусь на патруль…

– Ничего страшного, оставайтесь. Действительно уже полночь… Знаете, к тому же я очень боюсь находиться дома одна… (она слегка покраснела).

– Как одна? А муж?

– Дитрих уехал получать продукты. Будет только завтра вечером. Правда, оставайтесь. Мне будет не так страшно… Хотя я все равно не выключаю свет.

– Чего же вы боитесь?

– Всего… (она опять отвела взгляд и покраснела). Знаете, на днях был сильный ветер, так жутко в трубе выло. Я никак уснуть не могла.

– Я бы на вашем месте куда больше боялся завывания «Ланкастеров». ^[56]

– Их я как раз не боюсь, – твердо сказала Вероника.

– Напрасно… Последняя бомбежка была очень опасной. Такое впечатление, что «томми» отлично осведомлены о всей системе нашей ПВО. Так что могут и накрыть, – Ройтер попытался показать, видимо, как британцы собираются накрыть жилище майора Лутца, но предательская чашка с остатками кофе соскользнула с тарелки. Несколько секунд балансировала на краю блюдца и наконец плюхнулась на белоснежную рубашку лейтенанта.

– Вот, черт! – непроизвольно выругался Ройтер.

Вероника была в таком ужасе от произошедшего, что даже пропустила упоминание имени агента противника мимо ушей. А ведь в ее департаменте считается, что его именно так можно призвать…

– Я сейчас. Сейчас все сделаю… все… – засуетилась она. – Давайте скорее рубашку. Я все выведу, у меня есть «Persil»…

– Как глупо получилось…

– Скорее пойдемте в ванную…

Спору нет. Ситуация идиотская. В чужом доме, с чужой женой… Без рубашки… Еще сюда одного фотографа, и все будет в ажуре… А ведь вот ничего плохого не хотел. Просто пролил кофе. Слава богу, что на китель не попало…

– Сейчас, я все сделаю… – бормотала Вероника. – Вы знаете… это такое счастье что-то делать по дому… Ведь все это делаешь для своего мужчины, понимаете, я считаю в этом самое высокое предназначение жен…

В тесной ванной их лица оказались слишком близко, чтобы сделать вид, что ничего не произошло.

Чем-то походило это помещение и тусклый свет на матросский кубрик на подлодке.

– Скажите, сударыня, – прошептал Ройтер, – вы не боитесь ваше руководство?

– Какое руководство? – в тон ему прошептала Вероника.

– Вон то, – Ройтер поднял палец, указывая в направлении вселенского Гросс-Адмирала. – Вы не боитесь… согрешить?

Дыхание Вероники стало чаще. Она вовсе не собиралась покидать ванную, во всяком случае, не делала для этого никаких попыток.

– Согрешу – покаюсь… – едва слышно прошептала она.

* * *

В Штабе Дёница, в Корневеле, было тихо. Слышалось только монотонное гудение электрогенераторов и бой часов. Дежурный офицер кодировал сообщение: «Всем субмаринам, преследующим конвой, сообщить свои координаты!» «U-47! Приказываю, сообщите координаты!» Прин не отозвался. Еще не осознав, что случилось, дежурный офицер повторял сообщение. Прин молчал. Единственный раз в жизни герой Скапа-Флоу позволил себе игнорировать приказ…

Дёниц понимал, что в море сейчас идет тяжелая битва, может быть, самая тяжелая за всю войну. Он еще раз окидывал взглядом карту, на которой выделялся один красный флажок – U-47 – Прин… И вроде бы ему нечего было найти себе в укор и все же… все же… все же… Прин – лучший из лучших. Ройтер ведь тоже исчезал из эфира. Дважды! Да и не только Ройтер. Потом оказывалось, что повреждена антенна. Естественно, она, пожалуй, самая уязвимая часть лодки. Но то Ройтер – «капитан-колбаса». А то Прин… И как только Клаус мог додуматься проситься на лодку к этому психу? Все так или иначе свое дело знают, но этот глумится, он играет со смертью, и эта опасная игра составляет смысл его жизни. Нет, нет и еще раз нет. К Ройтеру на лодку шли добровольцы. То есть такие же сумасшедшие, как и он сам. Но Клауса среди них не будет. Он не допустит. Да, его сын – солдат, и если суждено ему погибнуть, то пусть сделает это с честью, достойной тевтонца, а не по-глупому, ради бравады. В подводной войне никогда нельзя точно знать, что случилось с лодкой. Почему не отвечает? Может быть, сражается с глубиной и огнем, может, затаилась и ждет, когда у «томми» притупится внимание, а может, израненная и покореженная, ковыляет в базу, не в состоянии отвечать на запросы. И потому официальные похороны подводников обычно запаздывают на 2–3 месяца. Сначала напротив номера лодки ставится звездочка. И это еще не конец, еще есть шанс, что звездочка эта будет стерта. Затем, если ничего не меняется, по прошествии двух недель появляется вторая. Это уже много хуже. Но сейчас пока еще только красный флажок на карте – даже не звездочка… Нет, Прин – опытнейший подводник, хитрый, ловкий, инициативный. Бык Скапа-Флоу. Он не позволит с собой расправиться…

Уж кто-кто, а Карл Дёниц знал, что в море шанс есть почти всегда. Он вспоминал, как в далекие годы сам атаковал конвой в Средиземном море и как лодка предательски провернулась вокруг продольной оси и пошла на дно. Чего стоило ее вытолкнуть на поверхность! Да и плен – это ведь тоже не конец. Вот он сам побывал в английском плену. Но он жив! Жив и, невзирая ни на что, задушит этого чванливого британского льва. Надо было его убить еще тогда, в 18-м, в лагере, когда время от времени среди британцев возникали настроения «перевешать всех пленных командиров подлодок»! А зря вы это не сделали, дорогие «томми», – сейчас бы вам жилось куда как слаще!

* * *

Все. Дождались. Сегодня в 14.00 лодка отваливает от пирса и устремляется в Северную Атлантику. «Берегись, Англия!» – так думал «санитар моря», когда утром собирался посетить гальюн. Не тут-то было! Дикая резь, как электрическим током, прошила все тело с ног до головы. Вторая попытка помочиться была еще хуже. Не помогали ни стиснутые зубы, ни ницшеанское презрение к боли любого рода. Моча просто отказывалась выходить наружу. Обычно в таких случаях начинают лихорадочно перебирать «кто?». Здесь и перебирать-то было нечего. В его мозгу не укладывалось, как такая тихая и набожная девица, как Вероника, могла наградить его триппером. При этом довольно странным обстоятельством выглядело то, что ее законный муженек был в полном порядке… Вот так-то вот! Все бабы б…и, как можно было в этом сомневаться! Медкомиссия, привыкшая мыслить штампами, естественно, завернула его, разразился скандал. Но этот скандал хоть и скандал, конечно, честь флота и все такое, но все же – не апокалипсис. Случались такие истории в Кригсмарине и раньше. Можно даже сказать, такие истории встречались достаточно часто. Можно даже сказать, что триппер – почти что профессиональная болезнь подводников.

Хуже было с тем скандалом, который разразился в семье Лутц, центром которого стала несчастная Вероника. В относительно небольшом гарнизоне базы шила в мешке было не утаить, и хотя явных доказательств не было, но ведь много кто догадывался, если до гестапо дело дошло, и посмеивались втихомолку. Как всегда бывает в таких ситуациях, последним, кто что-либо подозревает, оказывается, собственно, муж… А тут доброжелатели нашлись. И Дитрих потребовал объяснений. Вероника не могла лгать и выложила ему все, как было… (ну глупо, могла бы и соврать. Эрика бы так и поступила. Сказала бы что-то типа: «А этот милый лейтенант за корицей для булочек заходил»… – «Чего это вдруг»? – «А они в экипаже перед походом решили провести конкурс на самую вкусную булочку»…) Лучше бы уж рассказала своему другу-кюре. Тот – хоть француз, ему подобное каждый день выслушивать. А вот исповедоваться мужу – глупо, даже если решила покаяться. В общем – доверяйте профессионалам!

* * *

Лодка Шепке, преследующая конвой, столкнулась в море с редким явлением – «огнями святого Эльма». Светилось все. Штормовки вахтенных, леера, стекла ПНП. Это жутковатое свечение неприятно насторожило Шепке. Это было крайне скверно. По морским поверьям, «огни святого Эльма» – почти гарантированно – гибель корабля. Он не подал виду, и матросы имели возможность ощутить лишь гранитную решимость капитана. Может быть, в этот момент он вспоминал слова Ройтера: «Мистики нет. Есть люди…» «Ну, да, Хельмут, остается только на тебя теперь надеяться». Он был практически уверен, что и сам Ройтер где-то поблизости. К вечеру U-100 нагнала группу. Теперь конвой обречен. Это несколько разрядило напряженную обстановку – все-таки не мы одни такие здесь – это был вовсе не путь в ад, – вон люди, такие же, как и мы, и каждый делом занят. Однако дело не заладилось. В 20.00 U-100 обнаружила эсминец и, срочно погрузившись, оставалась под водой в течение часа.

Когда она снова всплыла, было уже совсем темно. Через некоторое время снова был обнаружен эсминец. Шепке опять нырнул. Овсяночник тотчас начал швырять бочонки. Неточно. Сыпал абы куда. Глубинные бомбы не причинили лодке повреждений, и она прорвалась к хвосту конвоя. Всплыли, начали готовить атаку. Около 22.00 U-100 снова была обнаружена «томми». На этот раз серия глубинных бомб пришлась на момент погружения. Бомбы взорвались в непосредственной близости от корпуса. U-100 сильно тряхнуло. На палубу посыпалось битое стекло, погас свет. Через минуту Шепке доложили, что в два носовые отсека поступает вода. Судя по всему, балластные цистерны тоже повреждены. Папенберг ^[57]показывал 12 метров. Значит, сломан. Мы погружаемся, и погружаемся значительно быстрее, чем следовало бы…

– Полный назад! – скомандовал Шепке. Похоже, было уже поздно. Пробоины были слишком серьезные, чтобы можно было быстро откачать воду. Нос погружался все глубже, сваливая лодку в чудовищный подводный «штопор». Корабль удалось стабилизировать на глубине метров 200. Корпус трещал, но не сдавался. По пиллерсам стекали капли воды. Эсминец все еще кружил поблизости. Он не хотел уходить, не получив полной уверенности в уничтожении лодки. Она оставалась в неподвижности три часа. В любой момент корпус мог просто сложиться под давлением воды. Надо было что-то предпринимать, и Шепке решился на подрыв балластных цистерн. ^[58]Больше ничего не оставалось. Выпрыгивать на поверхность и попытаться все-таки атаковать эсминец. Оставалось надеяться лишь на надводную маневренность, на безбашенную тактику Ройтера и на ночь. И еще на очень-очень большое везение, на которое мог рассчитывать только Шепке. Столкновение с эсминцем в надводном бою – верная смерть. Шепке понимал, на что идет. Но другого выхода, чтобы спасти хотя бы часть экипажа, он не видел. А там дальше – как повезет. До сих пор везло. И две с половиной сотни тысяч тонн английской стали, лежащих на дне Атлантики, – не шутка… А может быть вполне, что этот эсминец накроет торпеда кого-то из наших, тоже рвущихся в центр конвоя. Того же Ройтера, например. Он всегда начинает с эскорта.

* * *

– Командир, – обратился к Ройтеру Карлевитц на утро этой неспокойной, полной надежд и тревожных ожиданий ночи, после того как сделал необходимые анализы – он был единственный, кто с ходу отверг теорию триппера. – Скажите, вы не пользовались мылом… э… э… ну как-то необычно?

– Что вы называете необычным, Карлевич?

– Не для того, чтобы что-то мыть… – сказал он и еще раз прильнул к своему походному микроскопу.

«А ведь – разнеси меня на куски – использовал!» Еврейский эскулап свое дело знал. Когда их с Вероникой в ванной накрыла страсть, а может, это поглумился тот самый,которого вызвал Ройтер, а Вероника пропустила. Не все шло гладко. То есть души-то их были в полнейшем экстазе, а вот тела как-то не очень… Имеется в виду преимущественно тело Вероники. Возможно, она была просто насмерть перепугана всем, что происходило. Ройтер не нашел ничего лучше, как воспользоваться обычным мылом. А почему нет? Помогает же мыло насадить резиновую кишку на металлический патрубок. Просто лейтенант забыл,что сам-то он не железный. Оберфенрих довольно быстро устранил воспаление с помощью марганцевых спринцеваний. Честь Кригсмарине была спасена, и можно было бы расслабиться, но в тот же вечер майор Дитрих Луц застрелился. А это уже не хиханьки… Началось расследование…

* * *

Удивительные порой шутки выкидывает судьба. Ройтер в очередной раз обманул смерть, на этот раз благодаря простому куску мыла! Или это были козни Киприды… Кому-то она вкладывала в руку меч, спасая от смерти, ну а кому-то – кусок мыла… Что ж, раз так – не будем противиться воле богов. Но что и говорить, в этот злополучный март 41-го боги вели себя очень странно. Просто смеялись, и не только над Ройтером. На всем необъятном пространстве Атлантики они выбрали одну точку, в которой оказались в последний час Шепке и Кречмер. Когда из черной пучины выпрыгнул нос U-100, Кречмер находился по другую сторону того самого эсминца. Он, закрывшись «парусом» от слепящего прожектора и пом-помов «томми», курил и ждал своей участи. Лодка уже была не боеспособна. Она вот-вот должна была пойти ко дну, но все никак не шла. И это было очень плохо. Даже хуже, чем если бы она пошла на дно вместе со всем экипажем, потому что если она останется на поверхности, то англичане сделают все, чтобы отбуксировать ее к себе, и тогда… тогда пошли прахом все усилия сотен инженеров, рабочих, миллионы рейхсмарок, которые должны были бы обеспечить победу Германии. «Только бы успеть ее затопить!» – стучало в висках Кречмера.

Оператор эсминца заметил на радаре зеленую кляксу – это была лодка Шепке. Всплытие, обычно вводящее в заблуждение «асдик», для нее, с появлением такой штуковины как радар, оказалось роковым.

– Молитесь, суки! – сквозь зубы процедил Шепке. – Сейчас покажем вам, что такое артиллерийская дуэль с немецкой подлодкой. К палубному орудию! – прокричал он матросам. Ботинки артрасчета застучали по палубе. Пушка ожила, она почти мгновенно развернулась на англичанина, но острый нос эсминца «Вэйнок» уже нацелился в середину лодки. На баке раздались крики ужаса. Кто-то из матросов прыгнул в воду.

– Лево на борт! Самый полный вперед! – Шепке был верен себе. Он был невозмутим. Как будто это не английский эсминец двигался на него, а учебный корабль на Балтике. Он верил в успех, и, казалось, еще совсем немного, и этот успех наступит.

– Отставить панику! – выкрикнул Шепке. – Они промахнутся! Пройдут за кормой! Кормовой – товьсь! – «Вот сейчас мы посмотрим, кто кого!»

В темноте ночи было трудно определить точный курс эсминца, и на секунду Шепке показалось, что он действительно проходит за кормой, не причиняя никакого вреда лодке. «Слава богу! Обошлось…» – мелькнуло в голове. И вдруг ограждение прямо перед глазами разорвалось, нос стал быстро сминать обшивку рубки. От сильного удара Иоахима сбило с ног. Он повалился на ограждение перископа. Жуткий пресс эсминца продолжал крушить обшивку, как будто она была картонной. Через несколько мгновений все было кончено. Шепке, все еще в сознании, с раздробленными ногами вывалился за борт. Он пытался плыть, оставляя вокруг себя кровавое пятно. Волна накрыла его, смыв с него фуражку. Она еще какое-то время качалась на волнах, затем намокла и пошла ко дну. Никто больше не видел ее владельца. Из экипажа U-100 англичане выловили шесть человек. Шепке среди них не было.

Ночью в Корневель пришла радиограмма от Кречмера: «Два эсминца… глубинные бомбы… 53 000 тонн, захват… Кречмер». Ее истолковали как «Потоплено 53 000, в том числе два эсминца. Атакован глубинными бомбами. Сохранил боеспособность. Кречмер». ^[59]

Через некоторое время английские газеты сообщили, что захвачен в плен экипаж U-99 Кречмера.

Выход Ройтера задержали еще на двое суток – на всякий случай. И этот случай произошел. К вечеру второго дня на лодке прогремел взрыв, который повредил ГОН ^[60]и прочный корпус. Это был очевидный акт саботажа. Не водород же сдетонировал! Мог бы и водород, но так и не «вдруг»! Хорошо еще никто из экипажа не пострадал. Такая авария в море – 100 % уничтожение лодки со всеми, кто на борту. Лодка встала на прикол надолго. Гестаповцы начали трясти обслугу. Но еще до них бурную активность в расследовании инцидента проявил Рёстлер. Методы его были таковы, что гестапо пришлось его усмирять. Однако «душка-Ганс» все-таки успел пристрелить одного француза.

– Вы следуете букве закона, а есть еще и дух закона. И согласно этому духу предатель должен быть наказан, причем неотвратимо наказан, независимо от процессуальных тонкостей! – не унимался он.

«Вот тебе и адмирал Кречмер, хорошо хоть остался жив – но адмирал ему теперь точно не светит… стало быть, и мне банкиром не быть… И теперь понятно почему… Сука, поймать бы этого предсказателя – ведь наврал, специально все наврал. Чтоб денег получить… Цыган херов!»

– Ну… не факт… – заметил Рёстлер, слегка успокоившись. Неужели Ройтер произнес все это вслух. Или партайгеноссе просто взял и угадал его мысли?

– Мы захватим Англию, освободим Кречмера, и он еще послужит фюреру, – высказался, как обычно, в своем духе Рёстлер. – Так что зря вы поносите медиума… зря… еще не вечер…

Ройтер грустно покачал головой.

– Не знаю. Такое впечатление, что вы присутствовали при этом гадании.

– Да что гадание, что вы такое особенное могли спросить у этого «дельфийского оракула». Один – карьерист, другой – романтик, третий – пылкий влюбленный, которого застают в борделе. (Ройтер вспыхнул и набрал в рот воздуха, чтобы что-то возразить, но не успел.) Нет, конечно, грустно, – продолжал Рёстлер, как бы не слыша его, но, с другой стороны, – ты можешь праздновать победу – ты теперь первый в подплаве по сумме потопленного тоннажа…

– Знаешь, я бы дорого дал за то, чтобы быть последним…

Не вязалось это как-то все одно с другим. Шепке – и вдруг мертв. Это было какой-то глупой шуткой. Вполне в стиле Шепке, с другой стороны… «Все будет чики-пуки!» Ой ли?.. Что осталось от этого веселого неунывающего парня? Остались этюды, наброски и портрет Вероники… Да-да. Но больше такой портрет никто не нарисует. Больше не будет ничего. Надо будет передать все это во Фленсбург. Скоро май, на День Матери ^[61]он обязательно должен появиться дома. Но как им объяснить? Иоахим погиб, а ты? Триппер фальшивый лечил? – ай, молодец!

– Что теперь? – пробормотал Ройтер.

– À la guerre comme à la guerre, – прищурился партайгеноссе. – Уж не хочешь ли ты сказать, что смерть друзей помешает нам достичь великой цели? Смерть друзей – это жертва на нашем великом пути.

– Нет, конечно. Но Шепке жаль, он бы много мог сделать и для Рейха, и для фюрера… Он был очень талантливый художник.

– В этой войне мы потеряли многих талантливых людей, к сожалению. Наша цель оплачивается дорогой ценой. Но придет время, и благодарные потомки вспомнят всех их. Когда-нибудь в Германии будет заложен огромный линкор с новейшим вооружением, и будет он называться «Иоахим Шепке».

Ройтер не стал ждать так долго. На следующий день у парящего орла на его «парусе» клюв и лапы были покрашены в красный цвет, символизируя кровавую добычу, и к композиции добавилось Flensburg rächt sich ^[62]– каллиграфически выписанное готической вязью. Возможно, это было чересчур брать на себя заявления от имени целого города, но Ройтеру было все равно. Теперь он твердо знал, за что сражается.

Глава 17

«ОТСТАВИТЬ „ОТКРЫТЬ КИНГСТОНЫ“!»

Mit Gewitter und Sturm aus fernem Meer —

mein Mädel, bin dir nah!

Über turmhohe Flut vom Süden her —

mein Mädel, ich bin da!

^[63]

Хор матросов из оперы Вагнера «Летучий Голландец»

Благим порывам по отношению к семье несчастного Шепке не дано было осуществиться, потому что 15 мая 1941 года Ройтер вышел на боевое дежурство. Он задумал немного отклониться от курса, чтобы отдать последний долг другу. Так и было сделано. Они шли в квадрат, где последний раз выходил на связь Шепке. Двум смертям все равно не бывать. Опять же, дальше фронта не пошлют… Да и надоело все это. Почему именно он за все в ответе? Ну, пустил себе пулю в лоб старый идиот. Так сам и виноват. Эка невидаль – жена изменила… Что за сопли штатские! Конечно, Веронику жалко. Ей вообще в чутком пиру похмелье: ни мужа – ни меня – ни хрена, короче, у бабы не осталось. А почему, собственно, «ни тебя»? Да потому что ты – в море. А, как известно, все люди на земле делятся на три типа – живые, мертвые и моряки. То есть ты, получается, «соскочил». Да уж… что и говорить, – замечательно! Соскочил… В ад!..

Примерно так он рассуждал в короткие минуты, когда мог себе это позволить. Вскоре они достигли искомой точки, Ройтер построил команду на баке. После короткой речи из носового орудия было сделано три выстрела осветительными. На этом официальная часть и закончилась. Ройтер велел разойтись и вышел на нос. Команда поняла – началась неофициальная церемония прощания друзей – и не мешала. Командир достал специально припасенную для этого бутылку травяного шнапса и, отпив большой глоток, вылил остаток в серые волны. «Эх, Шепке, Шепке… хорошо, наверное, тебе ТАМ. Вотану ^[64]скоро, очень скоро, понадобятся хорошие подводники, а пока развлекайся…» Он размахнулся и забросил пустую бутылку подальше в серые буруны. Море шевелилось острыми краями невысоких волн, красный закат вполнеба освещал высокие горы лиловых туч на горизонте. «Как же красиво-то, твою мать!.. – подумал Ройтер. – Жалко, что я не могу нажраться как свинья…» – и через минуту скомандовал:

– Ложиться на прежний курс! Квадрат BE 38…

Надвигался нешуточный шторм. Все вокруг говорило о том, что в скором времени небо рухнет в океан.

На следующие сутки, когда шторм уже был в самом разгаре, ему пришло радио от командующего. Сообщили приоритетные цели – крупные английские военные корабли. Собственно, грузовики он топить и так не торопился. Тем более что и не было их. Жесточайший шторм и туман не позволяли эффективно патрулировать на поверхности, и он отдал приказ на погружение… Ройтер никогда не шел наперекор погоде. Раз туман, так лучше ориентироваться по гидрофону, по крайней мере, не столкнешься ни с чем. Да и зачем сношать людей? Когда надо будет, они не смогут выполнить задачу. В сильном тумане лодка слепа, а эсминец вооружен радаром и мощным прожектором. Ориентируясь по сонару, Ройтер прилежно патрулировал квадрат, время от времени всплывая, пока вдруг акустик не нашел прямо по курсу шум винтов групповой цели. Полночи они шли на предельной скорости и только утром погрузились. В 9.00, когда к шуму винтов еще добавились звуки артиллерийской дуэли, высунули перископ. А там бушевал ад. Океан бурлил от разрывов. Огромные волны накрывали трубу. В полумраке свинцового утра был виден силуэт красавца-«Бисмарка». Его-то уж ни с чем не спутаешь! Серое небо, серый туман, серо-черный силуэт, вокруг которого время от времени загорались ярко-желтые фонари орудийных вспышек. Создавалось впечатление, что корабль шел под всеми огнями. В первую секунду Ройтер не понял, почему у него на мачте белый огонь, да еще таких размеров. Потом догадался – мостик горит.

«Бисмарк», готовый драться до последнего снаряда, в одиночку атаковал. Выгодный курсовой угол давал неоспоримое преимущество. Линкор с такого угла узкий, а «томми» подставлялись бортом под главный калибр. Только вот преимущество это быстро ускользало, и к моменту появления лодки обратилось в ничто. «Бисмарк» был скован в маневре и не мог противостоять огневой мощи целой эскадры. Ройтер появился на сцене, когда занавес был уже готов опуститься.

– Идентифицирую цель, – выкрикнул командир БЧ. – Линкор, тип «Нельсон», эсминец, линкор, тип неизвестен. Еще эсминец…

Медлить было нельзя – счет шел на секунды.

Ройтер оказался слишком близко к цели. С такого неудобного угла контактный взрыватель скорее всего просто не сработает. А магнитный… Ну с ним еще в Нарвике намучились. «Обе машины – на полный реверс!» – скомандовал он. И, надо сказать, очень вовремя. Англичанин шел на полном, в перископ было видно, как мечутся черные фигурки у торпедных аппаратов. Выдержат ли були «Бисмарка»?

Ройтер с некоторых пор не любил залповый огонь. Торпеды были слишком ценны для того, чтобы их так безрассудно тратить. Вдруг цель удастся поразить с одного выстрела? Тогда второе попадание будет лишним, и именно этой «свинки»-то нам и не хватит, когда очередной эсминец выйдет на атакующий курс. Но тут было дорого время. У борта «Бисмарка» взметнулся высокий белый фонтан. Все-таки эта падла разрядила свои торпедные аппараты! Пока мы корректируем курс – там, на «Бисмарке», гибнут наши товарищи. Каждый «тик» секундомера – это чья-то жизнь. И Ройтер выдал «беглым» последовательно из четырех аппаратов, чтоб мало не показалось.

Цель – линкор, тип «Нельсон».

Первый – пли!

Второй – пли!

Третий – пли!

Цель – линкор № 2.

Четвертый – пли!

Одна за одной в правый борт «Нельсона» почти в упор, с расстояния в 450 метров, вошли три торпеды, две из них в кормовую часть. Яркая вспышка на мгновение ослепила Ройтера. От удара невероятной силы задрожали переборки. Это сдетонировал пороховой погреб британца! Лодка завибрировала. На палубу сыпалось битое стекло, погас свет. На секунду воцарилась полная тишина, в которой раздался вой акустика, переходящий в скуление. Парень катался по полу. Из ушей текла кровь. Черт! Надо было снимать наушники… Но кто мог угадать, что мы достанем пороховой погреб!

– Карлевитц! Сделайте с ним что-нибудь… – крикнул Ройтер.

Карлевитц с матросами бросились к раненому. Ройтер тем временем мог видеть в перископ следующее: англичанин как будто задумался. Наверное, так удивленно глядит на свою кровь из раны сиятельный лорд, получивший перо под ребра от хулиганов-отморозков. Он неуклюже роняет свою трость, которая еще пару минут назад была изящным оружием аристократа, падает на одно колено… Если бы у корабля было лицо, на нем бы, наверное, запечатлелся вопрос «Как же это онипосмели?» Так, толком не поняв, что же это было, и не успев передать SOS, корабль начал быстро крениться на правый борт, оседая в огромные волны.

Не часто доводится видеть, как тонет линкор. «Нельсон» кренился в сторону наблюдателя, из-под надстроек и палубы валил дым. На мгновение стало видно все его великолепие, орудийные башни 380 калибра, мачты, как хлысты, с размаху прорубающие воду. Сквозь дым, пламя и пар едва различимы были черные фигурки. Потом все это опрокинулось, линкор обернулся вокруг продольной оси и недолгое время находился на волнах вверх килем…

– Функ! – позвал Ройтер радиста.

– Здесь, командир!

– Передавайте в эфир на открытой частоте все что угодно – пусть думают, что нас тут лодок не меньше десятка. Что угодно, поправки на курсы липовые, отдавайте приказы… принимайте.

На перископной глубине антенна на некоторое время оказывалась на поверхности при таком волнении.

Неизвестно, что послужило причиной – возможно, что ройтеровская «военная хитрость», но только весь боевой строй английской эскадры рассыпался, пришел в движение… Еще бы! Никто не мог предположить, что экзекуция будет прервана таким неожиданным образом… По такой погоде видимость очень плохая. Липкий туман не дает возможности толком прицелиться. Ориентироваться приходится по вспышкам выстрелов. Вдруг один из ваших лидеров как бы «спотыкается». Он за считаные мгновения исчезает в туманной дымке. И уже не видно мачт, антенн, по которым с ним держали контакт. Наконец он исчезает из эфира, не успев передать SOS… Похоже, немцы выкинули крапленого туза из рукава. Эсминцы стали спешно перестраивать порядки. И никто не задумался над тем, почему это немецкие сообщения пошли на открытых частотах.

На этом фоне торпеда (4-я из залпа), полученная линкором «Король Георог V», как будто бы и не была замечена… Ройтер уравнял шансы. «Бисмарк» сейчас дрался один на один с представителем старейшего монаршего дома Европы, только тот теперь был тоже ранен, и исход этой битвы был вовсе не так очевиден. Пока эсминцы настраивали свои «асдики» – лодка разворачивалась на угол атаки из кормового аппарата.

– Дистанция – 800 метров.

– Командир! Нас обнаружили! – отозвался вахтенный.

– Эсминец на атакующем курсе!

– Товьсь, кормовой!

Ройтер оказался теперь между «Георгом V» и атакующим эсминцем.

Кормовые торпеды по традиции уже заранее готовились для кораблей эскорта, и потому еще в базе на ней ставили минимальную глубину – два метра.