Текст книги "«Подводный волк» Гитлера. Вода тверже стали"

Автор книги: Вильгельм Шульц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

– Ади, милый, иди, пожалуйста, спать! – взвизгнула она.

Дверь сильно хлопнула, и по гостиной раздался топот убегающих босых ног.

– Черт! – выругалась Анна. – Теперь его спать не уложишь! Кто просил тебя препираться!

* * *

Густой бор глухо шумел, покачивая своими ветвями, и казалось, что вот-вот с них начнут падать листья. После каждого порыва ветра в лесу становилось как-то светлее, словно деревья в самом деле теряли часть своей листвы. Верхушка сосны, в которой жили пчелка Майя и короед Фридолин, сердито гудела.

Короед вздохнул.

– Я работал всю ночь напролет, – произнес он. – Что делать? Нелегко добиться намеченной цели. Я не совсем доволен своим жильем. Мне следовало бы поселиться в елке. – Он вытер лоб и как-то виновато улыбнулся.

– Как поживают ваши детки? – дружелюбно осведомилась пчелка.

Фридолин поблагодарил ее за внимание.

– Я теперь не имею возможности следить за ними, – прибавил он. – Но надеюсь, что они делают успехи.

Пчелка слышала, что короеды истребляли порой целые леса. Она задумчиво рассматривала Фридолина, охваченная странным чувством при мысли о том, каким могуществом обладало это маленькое, ничтожное на вид насекомое. Вдруг Фридолин тяжело вздохнул и озабоченно сказал:

– Да, жизнь была бы хороша, если бы на свете не было дятла.

Ройтер плохо читал вслух. Внимание рассеивалось. Он делал над собой видимое усилие, чтобы хотя бы понимать, о чем идет речь. Делать плохо он не любил. А хорошо – в данном случае не умел. Человек, именем которого пугают детей по ту сторону Ла-Манша… Да только ли детей! У отцов их тоже очко играет, когда его ребята выполняют свою неприятную, но очень нужную работу. Сам был весьма трогательным, пусть и неумелым отцом…

– Папа, а ты много-много англичан потопил? – вдруг перебил его Ади.

– Да, знаешь, много…

– А сколько?

– Ну как их посчитаешь… Можно только очень приблизительно сказать… Команда эсминца – человек 150–200. Танкер, ну 50…

– Стотыщмиллионов?

– Столько англичан, слава богу, нет на свете, – улыбнулся Ройтер. – Спи, наконец.

Ночь и усталость сделали свое дело. Ади уснул. Анна защелкнула дверь в детскую и еще раз прислушалась.

– Суп будешь? – шепотом спросила она. Как будто не было этих трех лет, как будто он сегодня утром уезжал в город по делам и только что возвратился. – А то Магда завтра все равно выливать собиралась…

Что же в ней ему нравилось? Может быть, эта бесцеремонность, это презрение к условностям? Или эти глаза, которые сейчас блестели отраженным блеском луны? Эти мальчишеские плечи?

Луна плыла в огромном окне и освещала гостиную и каминный зал. Темных штор на окне не было. Весьма рискованное пренебрежение светомаскировкой. Ройтер обнял Анну. Она не сопротивлялась. Он попытался увлечь ее к дивану, но Анна остановила его руку. «Здесь!» На полу, на ковре. Что и говорить, ковер был вовсе не плох… Чем-то это напоминало их встречу 9 ноября, Ади тогда исполнился год. ^[49]Тогда в ход пошла медвежья шкура. Интересно, где она сейчас? Ее перевезли с берлинской квартиры?

* * *

Впервые за последние три года Ройтер просыпался без щемления в сердце. Больше не было навязчивой тянущей боли «Нет ее!!!». Он ощутил, что счастлив, когда по привычке, еще не открыв глаза, он ощущал себя еще не бодрствующим, но уже не спящим: «Нет ее!!!» – он уже приготовился принять этот неизбежный удар, как принимают ледяную волну, накатывающую на крохотный мостик подлодки, но тут вдруг волна отступила. «А вот есть!!!» – вот она. Обнимает тебя, как ребенок, и скрипит зубами во сне. Да, она даже во сне сжимает зубы, как будто ведет страшную войну со всем миром. Почему? Да какая разница, главное, что она теперь здесь, со мной, и никто ее у меня не отнимет… Ну и пусть, когда обед готовит не Магда, а случалось и такое – его есть невозможно, ну и пусть война, и жить осталось, может, недели две. Теперь он хотя бы знает, кого следует упомянуть в завещании. ^[50]

– Ты кто? – открыла глаза Анна. (Это она так шутила.)

– Прохожий, – тоже пошутил Ройтер, гладя ее золотые волосы. Анна едва заметно улыбнулась. – Ты хоть любишь меня?

Анна задумалась. И не в шутку. Казалось, что ее мозг был занят каким-то сложным анализом.

– Да, – утвердительно кивнула она наконец и нахмурилась. – Да, – добавила она более уверенно. – Пожалуй, да. – Подвела она окончательную черту.

Глава 14

КАК УМИРАЛА ЗАЙЧИХА

Влюбленная женщина скорее простит большую нескромность, нежели маленькую неверность.

Ларошфуко

«Система предлагаемых нами „железных вкладов“ весьма выгодна частному инвестору, особенно в условиях текущей экономической ситуации. Вы получаете более 3 % годовых и государственную гарантию. Я уже не говорю о патриотической составляющей подобного вклада. Ваши деньги работают не просто где-то… Они обеспечивают оборонную мощь Германии». Щелк! Анна выключила приемник. Транслировали беседу какого-то банковского деятеля. Местами его интонации и аргументы очень походили на рёстлеровские, и Ройтер решился заговорить о нем. Ему было очень интересно, насколько прочно связывает их, его и Анну, эта странная ниточка.

– Ну да, – флегматично ответила Анна, – такой же подонок, только не на радио…

– Почему подонок?

– Потому… Не хочу об этом говорить, – отмахнулась она. – Ой! Мне же нужно сегодня быть обязательно на приеме, который устраивает отец для американцев. – она засуетилась. Надо было собираться. День уже погружался в серые зимние сумерки.

– Тебе сегодня на поезд?

– Да.

– Я тебя подвезу. Как раз поеду мимо Центрального вокзала.

– Веселая компания там у вас собирается? – спросил Ройтер, когда кабриолет DKW мчался по автобану на северо-восток. Тент местами неплотно прилегал, и оттуда задувал морозный воздух, оставляя белые заиндевевшие обводы по краям. Видно было, что хозяйка этого авто не отличалась аккуратностью. Следовало бы просто смазать шарниры, а не тянуть что было сил. Вот кронштейны и покривились. Ладно. В следующий отпуск разберемся.

– Не знаю… Это отец там все устраивает… Я так только, журналист… Каких-то жидов американских будет обхаживать…

– Ну да, – пробормотал Ройтер, – главное, чтобы не переусердствовал…

– Как это?..

– Ну как? Объединение капиталов… Найдет тебе какого-нибудь перспективного жениха… (он помнил, что Анна не любит тему брака, но решил ее слегка подразнить).

– A… – отмахнулась она. – Чушь какая… Нельзя же выйти замуж… (она осеклась, подыскивая подходящую метафору). Ну, например, за собаку…

Анна бросила короткий взгляд из-под бровей. В этом неровном мерцающем свете встречных фар, очень походившем на аварийку на подлодке, прищуренные зеленые глаза, плотно стиснутый рот и кожаные перчатки на руле делали ее очень похожей на подводную «морскую волчицу». «„Томми“ бы точно не поздоровилось, будь у нас такая боевая единица», – подумал Ройтер.

* * *

Для мужчины самый простой и одновременно самый надежный способ нажить себе пламенного врага – это обойти вниманием женщину, которая на него рассчитывает. Еще более сильное средство – сначала внимание проявить, а потом решить, что это была не совсем хорошая идея. Эрика, столь несправедливо обойденная вниманием известных читателю героев морей, уже давно приобрела свойства уменьшенной копии Сатаны. Она по-прежнему пользовалась популярностью у младших офицеров, но ей хотелось птицу покрупнее. По крайней мере – кавалера рыцарского креста. Ну и идеально было бы не лейтенанта, а хотя бы каплея. Имея несколько очень неудачных опытов личного сведения счетов и с Ройтером, и с недавно получившим U-203 Рольфом Мюцленбургом, служившим ранее вахтенным на лодке Шепке, она не нашла ничего лучше, как избрать объектом мщения ни в чем не повинную Веронику. В этом не было ничего сложного. Вероника не была искушена в «светской» грызне и не умела платить той же монетой. Скажем прямо, ее интересы, в основном ограниченные служебными делами и семьей, мало пересекались с бьющей ярким фонтаном жизнью гарнизонной «львицы». Но именно с подачи Эрики к Веронике прилипло обидное прозвище «заморыш». Прямо скажем, Вероника проигрывала пышным формам Эрики и не умела столь виртуозно играть мужскими желаниями. Но «заморыш» это как-то уж слишком. Тем не менее во всем гарнизоне Бреста за глаза Веронику называли именно так.

Ройтер не мог себе позволить звонить в Потсдам каждый день, но когда это получалось – он чувствовал себя столь примерным семьянином, что даже Вольфганг Лют ^[51]– известный поборник патриархальных семейных ценностей – не нашел бы в чем его упрекнуть. А у того всегда находилось. Но однажды случилась беда…

– Слушай, не звони больше. И не появляйся никогда.

– Что случилось за эти две недели с Рождества?..

– Это была минута слабости. Больше такого не повторится.

– Но я люблю тебя…

– Скажи мне, тебе что, парижских б…дей не хватает?

Вот те на!.. Откуда она узнала про Париж? Почему именно она? Получается, что кто-то, ведущий эту дьявольскую игру, очень хорошо был осведомлен о его слабых местах. А что эти фотографии появились в Потсдаме и до сих пор не появились в Лориане, в Бресте, в Берлине, говорило о том, что этот кто-то затеял не просто компрометацию командира подводной лодки – это был личный удар. Но кто? И, главное, зачем… Хотя это могло ведь значить и то, что фотографии попали в прессу. Анна ведь работает в информационном агентстве… Ну немного не по ее теме, но мало ли…

Все, все усилия пошли прахом… В ушах звенел металлический голос Анны «…да что объяснять! Ты не меняешься. Люди вообще не меняются!»…

В общем так: худшее уже произошло. На фоне этого возможность лишиться шевронов не представлялась ему серьезной потерей. Но если такой удар будет нанесен, то защититься от него может помочь только один человек – Рёстлер.

* * *

Представитель от партии быстро ходил по кабинету. Туда, потом – очень быстро – сюда. В такт его шагам подрагивал блестящий кубок на шкафу – предмет гордости. Рёстлер, оказывается, был отменным стрелком. Этот кубок на партийном чемпионате в 1936 году вручал ему сам Гейдрих. Спортивный год. Тогда все в чем-то соревновались: от кегельбанов до пивных. Рёстлер останавливался, разворачивался и продолжал ходить… За все это время он не проронил ни слова…

– Баран! – выговорил он наконец. – Дурья башка! Во! – Он постучал костяшками пальцев по своей голове, потом по большому красивому дубовому столу, что находился в кабинете. Он внимательно просмотрел фотографии еще раз. Ухмыльнулся. Затем резко хлопнул по стопке рукой.

– Вот что я думаю… – заключил он. – Подделка! Фотомонтаж! Провокация англичан! – Ройтер смотрел на него, широко раскрыв рот. Ну не ребенок же он, в самом деле, какая подделка? Лепет младенца… еще нелепее, чем он тогда отмазался с падением с брусьев. Но та постройка имела под собой хоть какой-то реальный фундамент, а тут… Да любой эксперт криминальной полиции, даже вчерашний курсант, мгновенно раскусит, что это подлинные снимки. Но партайгеноссе не унимался. Невольно подражая рейхсминистру манерой держаться и жестикуляцией, он почти выкрикивал:

– Подонки! Вот, вот оно настоящее лицо нашего врага! Проигрывая в открытом бою нашим доблестным морякам, они решили развернуть беспрецедентную кампанию очернительства, причем избрали для этого самый гнусный способ…

За Рёстлером можно было смело стенографировать – получилась бы отличная статья для Angriff. Казалось, еще несколько секунд, и Ройтер сам поверит в то, что ничего не было. И в это, казалось, уже свято верил сам Рёстлер. Осталось, чтобы в это все поверила Анна.

– Кстати, скажи-ка мне, Казанова, а как у тебя с книжкой? Идут дела?

Ройтер покачал головой. Книжкой заниматься у него не было ни времени, ни особого желания.

– Ну и зря… – вздохнул Рёстлер. – Тебе вон, – щелкнул он пальцем по стопке фотографий, – даже ничего придумывать не надо. Просто сиди и записывай, – ухмыльнулся он.

– Что делать-то?

– Ладно, придумаем, что делать… Я замну дело, если вдруг это всплывет. Но уж и ты меня тоже не подводи. М-да… все-таки досье у вас, молодой человек, какое-то несолидное… Колбаса… Это вот… Тьфу! Был бы гомосексуалистом хотя бы, или растлителем малолетних, или евреем на худой конец… А то… только жену и пугать, а общественный резонанс – никакой… Ни-ка-кой… – по слогам произнес Рёстлер и хлопнул рукой по конверту, и как бы случайно смахнул всю пачку в ящик своего стола.

– Вы будете в Берлине в ближайшее время?

– Вроде собирался. Вообще-то у меня есть дело к рейхсминистру. А ты что хотел?

– Может, если удастся повидаться с Демански…

Рёстлер глубоко вздохнул и выразительно посмотрел на Ройтера. Мол, сказать-то я скажу, но ты же сам понимаешь, ктоэто будет слушать.

Звонить в Потсдам было бессмысленно. Ехать – тоже, да его бы и не отпустили. Оставалось лишь изменить судьбу с помощью оккультных методов, но этого Ройтер не умел. Почему, почему все это случилось именно сейчас?

Он просидел за письменным столом шесть дней, делая короткие перерывы только на еду и сон, но на седьмой он смог представить на суд потенциальных читателей необычную рукопись около ста страниц. О войне и флоте там не было ни слова, зато с надрывом и чувством описывалась история их с Анной страсти, а по сути, не что иное, как история его прихода во флот. Может, не так гладко, как у Прина, но настоящего чувства там было больше, да и жизненной правды – тоже. Рёстлер оценил поступок лейтенанта. Рукопись взял, очень аккуратно упаковал и сложил в свой потертый желто-коричневый портфель. На улице его уже ждала машина. Он ехал на вокзал. В Берлине его ждал рейхсминистр.

* * *

– Вы к нам давно не заходили, – улыбнулась Вероника, она вся как будто засветилась изнутри, когда с противоположной стороны ее стойки появился «санитар моря».

– Хочу вот что-то подобрать для команды… – как бы оправдываясь, сообщил Ройтер.

– О, конечно! – обрадовалась Вероника. – Что бы вы хотели?

– Да я скорее не себе, а ребятам. У нас командир очень редко когда имеет возможность расслабиться с книжкой в руках. Можно даже сказать «никогда», – грустно улыбнулся Ройтер. – Другое дело – матрос, свободный от вахты. А ведь бывают ситуации, когда часами не слезаешь с этой шконки…

– Откуда?

– Ну… спальное место на корабле. Все должны быть по местам… А бывают походы, когда сутками нет ни одного контакта, а ты их ждешь, ждешь, ждешь… Тут ты все что угодно, даже автобусное расписание Дортмунд – Кассель будешь читать с увлечением… А я бы не хотел пускать этот процесс на самотек. Мозги подчиненных – это то, что обеспечивает качество выполнения поставленной задачи, и я хочу, чтобы они были в порядке.

– Как вы серьезно подходите к вопросу, – удивилась Вероника. Увы! В этой дыре не было никого, с кем можно было бы поговорить о чем-то, кроме шнапса, амурных сплетен и войны. Ни один из пунктов Веронику не привлекал. Она всегда была готова посоветовать ту или иную книгу, а если надо, то и выписать ее через межбиблиотечный абонемент. Благо что-что, а библиотечное дело в Германии было поставлено отменно. Но особой потребности в этом не было. Исправно приходила партийная пресса, журналы «Die Kriegsmarine», «Adler», ^[52]который пользовался популярностью у летчиков.

Командир отобрал для своей команды целый ящик книжек, который с трудом несли трое матросов. Предложенный Вероникой перечень он подверг некоторой цензуре. Так, он сразу отвергал левых публицистов, излишне «заумные» книжки и богословскую литературу. Нечего ребятам мозги засорять! С другой стороны, английская переводная литература, наоборот, приветствовалась: чтобы побеждать врага – его нужно знать! Приветствовались рыцарские романы, приключения, натуралистические заметки. Особенно запомнилась Ройтеру книжка модного профессора из Тюбингена Людвига Коль-Ларсена «Волшебный рог. Мифы и сказки бушменов хадзапи». Там были очень смешные сказки. Таких он не встречал больше нигде. На борту лодки в Атлантике, особенно когда Функ читал их по громкой связи, матросы смеялись до колик.

Как умирала зайчиха

Так рассказывают. Один человек убил антилопу канна, вынул из нее кишки и отнес их зайчихе, которая жила с ним в его хижине. (Уже довольно необычная ситуация. (Здесь и далее коммент. Вильгельм Функ.)

Вместе с зайчихой они отправились к пруду, захватив с собой водяной корень. (Интересно, что это такое?) Они напились из пруда, и зайчиха стала мыть водяной корень, сильно расплескивая воду, а потом бросила его – вот так швырнула его в пруд, и он упал в воду. Потом зайчиха принесла воды и оставалась в хижине, где лежала убитая антилопа канна. (То есть всю антилопу человек тоже притащил.) Пришел ее муж, он принес мясо, а кишки отдал зайчихе. Она полизала их, натерла ими шкуру, а муж смотрел, что она делает. (Просто идеальная семья!)

–  Жена моя, что ты делаешь? – спросил он и убежал. (О как!) А зайчиха осталась дома и плакала: «Тшва, тшва, тшва!»

Когда муж заснул, она прислушалась, взяла обломок палки и воткнула его в землю. Она легла на палку. Опять она заплакала:

–  Тше, тше, тше! Что это колет меня?

Сказав это, она умерла.

Ее мать сказала:

– Поднимите ее! Она спит смертным сном. Дочь моя уже давно умерла. Возьмите, поджарьте ее на огне, а когда поджарите, съешьте!

Глава 15

КОГДА ВОЙНА ЗАКОНЧИТСЯ…

Поистине женщина – это огонь… Лоно – его топливо. Волоски – дым. Детородные части – пламя. Введение внутрь – угли. Наслаждение – искры. На этом огне боги совершают подношение человека. Он живет, сколько живет. Когда же он умирает, то несут его к погребальному огню… На этом огне боги совершают подношение человека. Из этого подношения возникает человек. Покрытый сиянием.

«Упанишады». (Древнеиндийский ведический текст.)

В походы лодку буквально набивают провиантом. Занято все. Занят камбуз, заняты проходы. Занят даже один из гальюнов. Этого Ройтер старался не допускать. Поход долгий – экономить на пище для 48 глоток нельзя. Но и оставлять эту пищу в кишечниках тоже нельзя. Тем более что долго это и не получится. Пусть лучше недоедят, пусть недоспят. Но постоянно слышать от радиста с акустиком «Что там с красной лампочкой?» ^[53]– Ройтер не желал. Пусть лучше в центральном с потолка свешивается эта долбанная колбаса. Между пиллерсами натягивали сетки, в которых, подобно кроликам, висели буханки хлеба. Сходство с кроликами усиливалось, когда эти буханки начинали покрываться белой пушистой плесенью. Влажность в море, а особенно в этой чертовой трубе, даже не 100 %. 100 – это очень мало. В одном из походов Ройтер заметил, что второй вахтенный отскребает плесень с некоторых буханок и сохраняет ее в пробирке. К алхимическим опытам Карлевитца уже давно привыкли. Он имел с собой на лодке целую походную химлабораторию. Пользу от нее уже имели возможность ощутить все. Оберфенрих умудрялся контролировать содержание углекислого газа и прочей дряни куда точнее, чем это делали штатные приборы. Был случай, когда во время бомбежки образовалась течь в аккумуляторном. Пока ее ликвидировали, воды налилось в батареи прилично, и ремонтники серьезно потравились образовавшимся хлором. Карлевитц сумел нейтрализовать ядовитое облако какой-то комбинацией солей натрия. И, соответственно, привел в чувство ребят – всех до одного. Вот и говори после этого еврей-не-еврей. Даже Унтерхорст успокоился после такого. Ройтер в моменты особого расположения в шутку произносил его фамилию с акцентом, похожим на идиш, получалось что-то вроде «Карлевич». Оберфенрих не обижался. Своей мини-лабораторией он очень дорожил. Ящик был специально оборудован так, чтобы склянки и пробирки ни при каких, даже самых сильных сотрясениях, которых на лодке полным-полно, не дай бог, не треснули и не побились. Для всего, что можно, – металлическая герметичная тара, для того, что разъедает металл, – стеклянная посуда в специальных отсеках, проложенных толстой пористой резиной. В нескольких таких пробирках Карлевитц держал хлебную плесень. Зачем? Да черт его знает. Делал из нее какие-то лекарства. Он их вообще делал из всего – в море – из водорослей, на берегу – из трав, когда на камбузе появлялась свежая рыба, Карлевитц обязывал кока отдавать ему то, что обычно не идет в дело – желчные пузыри, молоки и пр. Он брал с собой в походы несколько свежих журналов по медицине и химии. (По крайней мере у него точно было чем заняться в свободное от вахты время.) Он мог обойтись и без Вероники. Впрочем, нет. Как раз не мог. Именно через нее он выписывал работы Говарда Флори, ^[54]книги по гипнозу и магнетизму и много чего другого. Странные пристрастия оберфенриха тотчас послужили основанием для нескольких доносов (мало ли? А вдруг он и по иудаизму или каббале литературу собирает?), но почему-то последствий никаких не имели. Ройтер еще раз убедился в том, что кадровое решение его правильное. Но вот сам обращаться к своему же судовому врачу до последнего времени не спешил. И не спешил бы и дальше, если бы он вновь не ощутил то же, что тогда, в Атлантике, ночью во время охоты за конвоем. А было это при следующих обстоятельствах. В ту рождественскую ночь, когда они с Анной были абсолютно, казалось бы, счастливы, когда он прижимал ее к себе, чувствовал ее учащенное дыхание, когда ее золотые волосы разметались по ковру, он вдруг, и это было очень натуралистично, на мгновение перенесся в Брест, в свою комнату в отеле, и все было точно так же, он обнимал жаркое девичье тело, и дыхание ее сбивалось, и так же волосы разметались по подушке, но вот только вместо Анны была… Вероника… Ничего себе видение… Потом все вернулось: и Потсдам, и луна, бьющая из окна, как корабельный прожектор, и ворс дорогого ковра. Он был готов согласиться с тем, что отключился и видел сон. Он же постоянно недосыпал, да и амфетамины, которые подводники применяли в качестве допинга, теоретически могли вызывать какие угодно галлюцинации, вот только почему все было так натурально? Он ведь не просто сон видел. Он ощущал тактильный контакт, запахи, и это было не во сне. Не надо рассказывать подводнику, какиемогут быть сны, а какими они уж точно быть не могут. Все это, естественно, не называя имен, он передал оберфенриху. Карлевитц очень внимательно выслушал командира, сделал несколько анализов, но ничего катастрофического не обнаружил. Ну, разве что слабо выраженную дискинезию надпочечников.

– Карлевич, надеюсь, вы понимаете, что то, что я вам рассказал, не должно стать достоянием кого-либо, кроме вас. Мне совсем не нужно, чтобы на лодке заговорили о том, что нашему командиру приходят по ночам «глюки».

– Да, командир, понимаю. Но мне кажется, что никаких оснований вам беспокоиться о своем здоровье нет. У вас если и расстройства, то исключительно психосоматического характера. А видения… может быть, как раз наоборот, может быть, вы умеете заглядывать за горизонт?

– Что вы имеете в виду?

– Известны случаи, когда великим полководцам «привиделся» исход будущей битвы, когда благодаря различным «откровениям» они избегали опасности, вовремя отступали, уклонялись от удара противника. Очень возможно, что тогда, с конвоем, вам подсказало правильное решение нечто свыше?

– Карлевич… ну вы-то куда! Я понимаю, Унтерхорст – мистик, но вы-то! Дрезденский университет посещали…

– Ни грамма мистики. Наш мозг улавливает всю информацию, что есть вокруг, но анализирует, выбирает для принятия решений лишь маленькую часть. На это влияет очень многое, мы чему-то учились, имеем какие-то предрассудки. Они и выступают фильтром этой информации, прежде чем передать ее наверх. Мы все находимся в плену этой особенности, и зачастую даже не даем себе труда посмотреть на дело чуть шире. А информация все копится и копится. И вот в какой-то момент, как правило в критический, когда все существо напряжено, находится не в своем естественном состоянии, а на гребне волны, она прорывается. Можно это назвать интуицией, можно – и высоким профессионализмом, и опытом. А можно – и даром предвидения… Я думаю, никто не будет иметь ничего против того, что командир обладает даром предвидения?

С аргументами оберфенриха было трудно поспорить. Ладно. Посмотрим, что будет дальше, а пока… Но вот при чем тут Вероника? Неужели он, сам того не замечая, как-то двигался в том направлении, в котором показывало видение? Вроде нет. Да, с Вероникой можно было очень мило болтать о море, об искусстве, да о чем угодно… Но видеть в ней замену Анне? Притом замену в такоймомент… И, собственно, почему она? Ладно, со всяким может случиться. Но уж если бы он вознамерился изменить Анне, то почему именно Вероника? Логичнее было бы для этой цели избрать ту же Эрику. У этой одни ляжки чего стоят! Но Эрику он отверг сразу же. Более того, его оскорблял сам факт того, что на место сошедшей с небес Анны рвется какая-то недалекая, пусть красивая, но бесцеремонная дура. Она хочет проникнуть в сердце, в душу, в мозг, овладеть им… Ты кто вообще такая?

А Вероника? Да, милая, добрая, немного наивная. Но первое – воцерковленная католичка, а второе – замужем, а третье – «заморыш». Или в другой последовательности, как кому понравится, но от перемены мест слагаемых – сами понимаете.

И все-таки не «заморыш»… Шепке все правильно нарисовал. Вот что значит художник! Ведь именно тогда его что-то кольнуло. Как, как это его друг сумел разглядеть то, что для Ройтера оставалось за кадром? Он же ничего не видел и не хотел знать, кроме своей Анны. И что теперь? Все пришло на круги своя. Они как две кометы, каждая летит по своей орбите, встречаясь раз в 1000 лет. Вот и это Рождество было такой встречей. И еще 1000 лет, наполненных болью, без любви, без тепла, без света, во мраке холодного космоса. Все случилось именно так, как должно было случиться – всяк сверчок знай свой шесток…

«Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков»

Обергруппенфюреру СС Рихарду Вальтеру Дарре

Копия:

Рейхсфюреру Генриху Гиммлеру

<…> Убедительно прошу вас разрешить серию предварительных экспериментов с целью выявления необычных способностей у ряда офицеров 1-й флотилии U-Boot. Полагаю, что результаты этих экспериментов могут стать основой для более глубокого исследования возможностей сознания истинного арийца, что может иметь чрезвычайно важное оборонное значение. Если исходить из того, а лично для меня этот факт непреложен, что древние германцы владели магией, ясновидением и иными способами неконтактного воздействия на врагов, то логично предположить, что их потомки, возможно, сохранили часть этих знаний и следуют им интуитивно. Наша задача раскрыть эти возможности, изучить их, изучить возможность внедрения их в широком масштабе.

Развитие надчувствительных или «сверхчувствительных» способностей будет, несомненно, выгодно как подводному флоту, так и всей Германии в целом. Во-первых, становится возможной бесперископная атака противника по данным тонких энергий (ясновидения), а не по неточным данным радиоакустики. Во-вторых, при использовании сверхчувствительных способностей членов экипажа облегчается задача разведки целей. В-третьих, открывается возможность противодействия радиоэлектронным приборам обнаружения ПЛ посредством их блокирования и введения в заблуждение с помощью микроэлектрических импульсов мозга. В-четвертых <…>

Представитель от НСДАП в 1-й флотилии Ганс Рёстлер

Резолюция Дарре:

Представить конкретные предложения в недельный срок.

– Скоро в море, – задумчиво проговорил Ройтер. Они с Вероникой отменно поработали сегодня – сформировали целый ящик книжек для команды. Они шли по пустынной набережной. В это время здесь всегда дуют западные ветра и море постоянно штормит. Осадков выпадает под 150 мм в месяц.

– Когда? – встревоженно спросила Вероника.

– Это секретная информация, – улыбнулся Ройтер. – Хотя, конечно, все эти секреты – глупость. Французы знают, когда какая лодка выйдет в море, ничуть не хуже, чем в Корневеле, а раз знают французы – знают и англичане.

Вероника вдруг остановилась и пристально посмотрела ему в глаза. Она хотела сказать что-то важное, но не решалась…

– Можно, – наконец выдавила она из себя. – Можно я буду молиться за вас, когда вы там?

– М-да… – рассеянно процедил Ройтер. Что еще можно было от этой блаженной ждать? – Молитесь, не повредит это уж во всяком случае.

Их глаза еще раз встретились и тут же разошлись… Вероника избегала встречаться с ним взглядом.

– Как у вас дома? – вдруг спросила она.

– Дома?

– Ну, да, в Берлине…

«Дома» – это не в Берлине. «Дома» – это во Фленсбурге. Но там ничего нового, все тот же маленький домик на Нордштрассе, мама и фиалки на окошке…

– Вы такой счастливый, – вздохнула Вероника, – у вас есть сын…

– А почему у вас нет детей? – вдруг спросил Ройтер.

– Бог не дает пока… Но обязательно даст… Знаете, я думаю, это его промысел. Он просто не хочет, чтобы маленький видел войну, все эти ужасы… А как война закончится…

Она с надеждой посмотрела на Ройтера. Ей хотелось, чтобы он подтвердил ее слова. Ройтер кивнул. Он вспомнил, как они подростками завидовали старшим братьям, которым удалось сделать хотя бы один выстрел на тойвойне.

– А мне вот кажется правильным, что Ади живет и растет именно сейчас. Мальчики должны уметь воевать. Это так естественно… Он тут нарисовал меня в бою, – усмехнулся Ройтер, – забавно получилось. Наверное, сейчас его мать уничтожила это художество.

– Почему? – воскликнула Вероника.

– Потому что у нас с матерью ребенка большие проблемы с взаимопониманием.

Вероника опять отвела взгляд.

– Как вы точно сказали…

– Не понял…

– Как вы точно умеете говорить, – задумчиво протянула Вероника, тыкая в прибрежную гальку носком туфельки. – Вы назвали эту женщину «мать моего ребенка». Сразу ясно, какое место занимает в вашей жизни эта женщина…

Глава 16

À LA GUERRE СОММЕ À LA GUERRE ^[55]

Я призываю Уранию, Деву с улыбкой бессмертной.

О Афродита, воспетая в гимнах, Несущая благо!

Морем рожденная Матерь-Богиня, Владычица ночи,

Ты укрываешь любовников страстных туманной завесой.

Ты сокровенные нити обманов сплетаешь искусно

В сеть золотую, о Матерь Ананки, приятная взору.

Ибо – всего Ты исток, что являет нам Космос бездонный.

Орфический гимн Афродите

Гюнтер Прин покинул Лорьян на своей U-47 19 февраля. Через три дня военный оркестр играл «Марш Кречмера» на проводах U-99 Кречмера, 9 марта из Киля вышла в свой шестой по счету поход U-100 Шепке. Она проследовала через Кильский канал в Брунсбюттель. Там лодка задержалась до 12 марта, после чего вышла в море, имея на борту 12 торпед. Получив по радио сообщение от Кречмера об обнаружении конвоя, U-100, находившаяся в Северном море, последовала на перехват, прошла мимо Фарерских островов и через четыре дня вошла в соприкосновение с ним. 14 марта из Бреста в патруль должен был выйти Ройтер. А тремя неделями раньше на зеленое сукно массивного резного стола первого лорда Адмиралтейства в Лондоне лег следующий любопытный документ: