Текст книги "Страсть (СИ)"
Автор книги: Виктория Вайс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
ГЛАВА 13
Этот вкус Вика запомнила навсегда. И не потому что он ей понравился, а потому что это было впервые… В животе бурлило, а в голове гудело от большого количества выпитого домашнего вина. Они лежали в высокой траве и целовались так долго, что губы распухли, потрескались и стали напоминать оголённый нерв, который реагирует на каждое новое прикосновение. Он исцеловал её всю – от кончика носа до ногтя на мизинце, ласкал языком набухшие соски, дышал в пупок, чем вызывал волну взбесившихся мурашек, которые толпой пробегали по всему телу, и это было намного приятнее, чем даже когда он погружался лицом в её прелесть… Но вот его руки обхватили её голову и нежно, но властно направили вниз – вот молоденькая щетина на его подбородке, трепещущий кадык, редкие волоски на груди, прыщик на животе… Вика замерла, почувствовав щекотание жёстких волосков на своём подбородке, инстинктивно сделала усилие, попытавшись остановить давление его рук, но было поздно… ОН был уже совсем рядом, покачивался из стороны в сторону и источал тепло. Она прикоснулась к нему кончиками пальцев и провела сверху вниз, любуясь надувшимися венами. ОН не был велик, чуть больше её ладошки, но очень красив. Розовый, чистенький и такой твёрдый. Вика сжала его и оттянула шкурку, обнажив самую волшебную его часть… И губы сими собой, без её на то желания, прикоснулись к головке, обхватили её и только после того, как язычок тоже прикоснулся к ней, она почувствовала тот самый вкус… Его невозможно описать, но можно назвать – вкус страсти. Нет не любви, а именно страсти или даже похоти, но он был божественен… Всё испортил фонтан, который уже через мгновение заполнил её рот, обжог своей кислой горечью, заставив плеваться и откашливаться… Вика вскочила на ноги, схватила одежду, вмазала своему милому по морде, и голяком побежала по полю, на ходу натягивая джинсы и футболку…
Так закончился первый день поездки в новый мир, где студентов-первокурсников принуждали к бесплатному сбору колхозной картошки или помидоров. Ну, суть поездки была не в том, что собирать, а в том, как проводить свободное от повинности время. Большинство из прыщавых отличниц с Викиного потока понятия не имели, как это делается. Словно понимая это, руководство распорядилось, как им показалось, мудро, и в соседний барак заселило целое стадо перезревших юнцов со строительного отделения. Хотя даже с первого взгляда трудно было назвать взрывоопасной смесью стайку целочек и толпу юных дрочеров. Но на их счастье в семье было не без уродов. И этими уродами были Вика и две её новые подружки Рита и Людка.
Рита была уникальная девушка. Вика познакомилась с ней ещё на вступительных экзаменах по рисованию. В свои шестнадцать Рита уже успела лишиться девственности, курила только дорогие сигареты и пила исключительно армянский коньяк. Она ни с кем не целовалась, и трахалась только с презервативами. И если у того, кого она выбрала не было этого набора, он мог даже не мечтать о прикосновении к её прелестям. А прикасаться было к чему! Обалденная фигурка, точёное личико в обрамлении чёрных волос, всегда обтягивающая одежда и полное игнорирование всяких лифчиков. Мальчики покрывались пунцовой краской, когда она проходила мимо них, а мужики распускали слюни, но почти всегда получали такой отпор, что ретировались, как побитые собачонки. Рита умела так отбрить наглецов, что иногда их было просто жалко.
Это она научила Вику всем интимным премудростям. Непонятно откуда она об этом знала – все эти оргазмы, минеты, коитусы и куннилингусы. Да она и не спрашивала. Слушала её с открытым ртом, внимая неведомое. Вика стала для Риты, как оруженосец, всегда была рядом, всегда была готова кинуться на её защиту, но чаще случалось так, что защищать приходилось её. Особенно после того, как Рита подарила подружке на день рождения офигенные джинсы Lee, одев которые, та превратилась из серой мышки в объект вожделения.
Рита научила её правильно ходить на высоких каблуках, не пошло краситься, следить не только за тем, что видно, но и за теми местами, которые скрыты одеждой. Она говорила – ты всегда должна быть во всеоружии, потому что не знаешь, где и когда тебя застанет любовь…
И ещё, Рита никогда не позволяла себе опьянеть. Пила много, наравне с парнями, но в определённый момент вставала из-за стола, шла на кухню, брала там чайник с кипячёной водой, запиралась в туалете и рвала. Через несколько минут, совершенно обновлённая, она снова появлялась за столом…
Однажды, после очередной неслабой вечеринки, Вика проснулась утром и обнаружила, что лежит на кровати голая, а рядом, уткнувшись в её плечо сладко посапывает Рита… Она тоже была голая… Неизвестно, было ли что-то между ними, но это был первый звоночек.
Если Вика считалась оруженосцем Риты, то её оруженосцем была Людка. Маленькая такая со страшненькой курносой рожицей и фигуркой богини. За что природа так надругалась над ней? Представляете картину – она идёт по улице, а позади неё стайка самцов, возбуждённая её формами и походкой, они восторженно улюлюкают и швыряются скабрёзными комментариями, но поравнявшись, и взглянув ей в лицо, затихали, менялись в лице и ускорив шаг исчезали за поворотом. Так было до тех по, пока на её пути не возникли Рита и Вика, вернее, они были рядом, но вот попасть в их круг у неё не было никаких шансов. Помог случай.
Однажды Людка вошла в аудиторию, прикрыв лицо волосами, но Вика сразу заметила огромный бланш у неё под глазом. Она целый день пыталась выяснить, что случилось. Наконец, прижала её в туалете к стенке и потребовала всё рассказать. Людка задрала рукава и показала свои руки, испещрённые кровоподтёками и царапинами, то же самое было на ногах и на всем теле.
– Помогите мне, – взмолилась она, – Я так больше не могу… Я повешусь… Он ебёт меня в жопу каждый день… И лупит… Сказал, что удушит, если кому скажу…
– Почему в жопу? – с дуру спросила Вика.
– Не хочет лишать меня девственности. Говорит, что заботится о моем будущем. Козёл.
И как вы думаете, кто был этим сексуальным маньяком? Не поверите… Её папаша! Невинный с виду очкарик, работавший бухгалтером в проектном институте, эдакий уродец, прикрывающий свою лысину пучком длинных волос, зачёсанных от уха. Когда Людке исполнилось четырнадцать и её формы приобрели завидные очертания, у этого извращенца окончательно упала планка. Он потерял интерес к своей толстой и дурно пахнущей жене, и переключился на дочь, а та, дура, не посмела пикнуть, ведь это же её папочка. Ну и запугивания с конфетками дали свой результат… Это продолжалось почти два года. Два года непрерывной ебли, страха и унижений…
В общем, пацаны с параллельного потока его так отметелили, что живого места на нем не осталось. Людка стояла рядом и с блуждающей улыбкой наблюдала за всем происходящим, а потом подошла к лежащему в луже крови отцу, наклонилась и тихо спросила:
– Надеюсь, тебе было приятно?
Домой она больше не вернулась, жила на съёмной квартире вместе с Ритой и Викой, устроившись на кухне на раскладушке.
Поступив в техникум, Вика мечтала переселиться в общагу, но увы, бабушка с мамой костьми легли на защиту её чести, над которой, как они считали, общага может грязно надругаться. Тут же нашлись ещё две безумные мамаши, пожелавших сохранить невинность своих чад… В общем, они в складчину сняли для них трёхкомнатную квартиру недалеко от места учёбы. Ох как они ошиблись… Уже через неделю, после вселения, квартирка источала аромат порока и соседи по вечерам в кровь разбивали руки о дверь, с требованием прекратить шуметь, а по ночам, когда все стихало, грели стены ушами, прислушиваясь к сладострастным стонам. И через месяц они всё равно переехали в общагу, как и мечтали.
Группа, в которой училась Вика, была самой необычной, поскольку в ней помимо двадцати особей женского пола, которые, как выяснилось позже, все поголовно курили и баловались портвейном, но при этом большинство умудрялись сохранять девственность, было аж пять самцов. Самцами их можно было называть, конечно, условно: очкарик-заучка, толстяк, дембель с горящим взором, хлопец из села и странный дядька лет тридцати. Вот такой был контингент. Да и на них уже после первой дискотеки началась настоящая бабская охота, поскольку в большинстве групп не было ни одного мальчика, но разговор был короткий – это наша добыча. Группа негласно, по мере крутизны, разделилась на четыре подгруппы, и выстроив чёткий график, приступила к методичному осексуаливанию абсолютно асексуальных одногруппников… И уже через год их было просто не узнать. Жалко было только одного – толстячка Валерку, он, дурачок, по уши был влюблён в Вику и не поддавался ни на какие провокации.
На втором курсе Вика решила, что пора вступить в клуб сбитых целок, уж слишком затянулся процесс ожидания и познания. Она думала, что уже на следующий день после ЭТОГО жизнь станет совсем другой и обретёт новые краски… Но прошла неделя и ничего не изменилось в лучшую сторону, а наоборот, стало ещё хуже. Её «герой» ходил задравши нос и на каждом углу рассказывал, как он был крут той ночью, а она «лежала как бревно», так ни разу и не подмахнув, а он… а он… а он… В общем пополз слух среди пацанов, что с Викой не стоит иметь дел, и на каждой вечеринке, которая обычно заканчивалась попарным расползанием по свободным комнатам, её упорно игнорировали. Что самое смешное, игнорировал даже «герой». Глаза Вике открыла Рита, уже давно вступившая в это клуб.
– А он действительно был так крут, как рассказывает? – спросила она.
– Да какое там, – ответила Вика, – кончил ещё на подлёте.
– А может быть ничего и не было? – лукаво спросила Рита…
Плановый осмотр у гинеколога подтвердил её предположения. Викина девственная плева оказалась настолько эластичной, что вступление в клуб пришлось отложить до следующего раза. Слушок о её возрождённой невинности разлетелся моментально. Её «герой» был унижен и посрамлён, а Вика снова стала фавориткой в рейтинге домогательств. Ведь каждому хотелось быть первым…
Как-то, на одной из вечеринок, Вика решила пожалеть Валерку, сама подошла к нему и уселась рядом, держа в руках два стакана вина. Протянула один ему. Он смущённо посмотрел на Вику, и залпом выпил содержимое, моментально опьянел, схватил девушку за руку и начал её гладить своей влажной ладошкой, словно именно этого она ждала и именно этого хотела.
– А хочешь меня трахнуть? – неожиданно спросила Вика.
– Нет, – ответил он, не задумавшись ни на секунду.
– Почему? – не унималась её стервозная натура.
– Я слишком сильно тебя люблю, – ответил Валерка, отдал ей пустой стакан и ушёл…
ГЛАВА 14
Развод сильно повлиял на Софу, хотя она думала, что жизнь после него только начинается, и её ждёт новая любовь, страстная и беззаветная, без оглядки на прошлое и на сделанные ошибки. Но возвращение в родительский дом, казавшееся благом, превратилось в кромешный ад, выхода из которого она не видела. Отношения с постаревший за годы её отсутствия матерью не заладились с первого дня. Она словно мстила, доводя дочь до белого каления своими придирками, назиданиями и упрёками, мол, не так живёшь, не так воспитываешь Вику, не вкусно готовишь…
Шли годы, а Софа продолжала оставаться одна. Она была готова кинуться на любого, кто хоть косо посмотрит на неё, вымаливала у начальства командировки, не только в надежде встретить в другом городе подходящего человека, но и для того, чтобы избавить себя от одиночества в четырёх стенах своей, когда-то, детской комнаты, в которой она выросла, и в которой, по всей видимости, умрёт.
Иногда ей казалось, что она совершила самую большую ошибку в своей жизни, бросив Павла. Ну погулял бы и вернулся, но нет, взыграла гордыня… И вот результат. А ведь как всё было мило. Эта случайная встреча на вокзале, так быстро превратившаяся в любовь, эти страстные ночи на скрипучей кровати в питерской общаге, прогулки по набережной, этот растущий не по дням, а по часам живот, рождение дочери, и как вершина счастья – отъезд в Венгрию, к новому месту службы мужа и почти семь лет совместного счастья. Могла ли она предположить тогда, что спуск с этой вершины окажется таким болезненным.
Занятая своими проблемами, Софа не заметила, как потеряла дочь. Вика перестала быть милой девочкой и незаметно превратилась в оторву. Она не понимала, когда это случилось и где она проморгала. Может быть тогда, когда нашла у дочери томик Ги де Мопассана, обёрнутый в оторванную от учебника русской литературы обложку, который та взахлёб читала, делая вид, что озабочена изучением влияния разночинцев на формирование характеров будущих революционеров. Так, таясь друг от друга они почти одновременно прочли «Пышку». Начинали читать, как какой-то порнографический рассказик, а в конце ревели, не понимая, отчего жизнь так подло поступает с людьми, и почему обычная проститутка, порой может оказаться гораздо чище, чем самая благочестивая и высокоморальная особа.
Софа не понимала, как могла проморгать тот момент, когда Вика стала ощущать себя женщиной, а это случилось рано, дочери и 13-ти не было. Она как-то решила пошутить и тихонько зашла в детскую комнату утром, и резко сдёрнула одеяло… Софа явно не ожидала увидеть голой свою дочь, о которой была очень высокого мнения и считала её особой весьма сдержанной и нравственной. Она не кричала и не ругалась, а просто выбежала из комнаты и целый день не подходила к дочери, а перед сном принесла пакет, из которого достала умопомрачительную шёлковую пижамку в крупный горох. После этого инцидента Софа больше не вламывалась к Вике без стука, а та всё равно спала голяком, отбрасывала в сторону одеяло и лежала, наслаждаясь созерцанием собственного созревающего тела. Ей было приятно наблюдать за ежедневными изменениями – то там прибавилось, то там округлилось. И ни что не мешало исследовать это, наполняющееся сексуальностью, тело… Но в ванну Вика шла демонстративно вырядившись в подаренную мамой пижаму. Такая вот была у них игра.
Всё это можно было терпеть ещё много лет, но развязка наступила внезапно, как гром среди ясного неба. Софа, как обычно, была в командировке, валялась на кровати в гостинице и читала какой-то бабский роман, когда стоящий на тумбочке телефон громко задребезжал. Она спокойно сняла трубку, мало ли что могло понадобиться дежурной.
– Добрый вечер. Это Софья Тимофеева? – услышала она в трубке женский голос.
– Да, а что случилось.
– Спуститесь срочно вниз, вас вызывают по межгороду.
– А кто?
– Откуда я могу знать. Спускайтесь быстрее, – раздражённо ответила дама на том конце провода и бросила трубку.
– Хорошо… Бегу, – автоматически произнесла Софа в гудящую пустоту.
Она набросила халат, всунула ноги в тапочки и быстрым шагом направилась к лестнице, решив не ждать лифт. Заспанная дежурная с недовольным лицом поставила телефон на стойку и положила рядом трубку.
– Я слушаю, – бодро крикнула в неё Софа.
– Мам, это я, – услышала она глухой голос дочери.
– Ты чего звонишь, Викуля?
– Мама… У нас беда!
У Софы затряслись руки.
– Что-то с тобой?
– Нет, – едва слышно ответила Вика, – бабушка умерла…
– Что ты сказала? – переспросила Софа, словно пытаясь оттянуть момент понимания услышанного.
– Бабушка умерла, – так громко повторила Вика, что даже дежурная услышала и вскочила со своего места, скривив лицо в жалобной гримасе.
– Как… умерла? Ничего не понимаю… Что случилось? – едва подбирая слова, шептала Софа.
На самом деле она не хотела ничего понимать и ничего слышать. В голове как колокол звенели слова дочери: Ба-буш-ка у-мер-ла… Какая бабушка, встрепенулась Софа. Мама умерла!
– Вика, я выезжаю, – собравшись, произнесла она, и положив трубку на телефон, повернулась к дежурной, которая продолжала стоять с лицом облачённым в фальшивую скорбь, – выпишете меня, пожалуйста.
Бабушка ещё до войны развелась, и осталась одна с двумя детьми. Поскольку развод был жёстким, то о своём реальном дедушке, Вика ничего не знала, даже его имя было вычеркнуто из семейной истории. А вот о дедушке с фамилией Райс она знала много, бабушка рассказывала…
Ещё не кончилась война, а на стройках во всех городах Советского Союза работали пленные немцы. Не обошло это приятное явление и их город. Бывшие воины непобедимого вермахта оказались хорошими рабочими, и дома, построенные ими стоят по сей день. Бабушка работала на станции сцепщицей вагонов и жила недалеко от железнодорожного вокзала, который был почти полностью разрушен, и на его восстановление прислали несколько сотен пленных немцев. Сердобольные бабы часто подкармливали их, Викина бабушка тоже была сердобольной и каждый день брала с собой на работу пару кусочков чёрного хлеба и варенную картошку с луком и отдавала половину одному и тому же белобрысому парню, на которого обратила внимание ещё в самый первый день приезда этой строительной бригады. Охрана не особо лютовала и разрешала подкармливать измождённых пленных. Немец был молчалив, жевал хлеб и смотрел на молодую бабушку глазами побитой собаки, даже не подозревая, чем все это закончится. А закончилось тем, что они влюбились друг в друга и когда пришло время возвращаться в Германию, он написал заявление с просьбой навсегда остаться в Советском Союзе и принять гражданство. Вика не помнила всех деталей, но в 50-ом году они поженились, и в его новеньком паспорте красовался теперь не только штампик ЗАГСа, но новое имя – Андрей. А думаете легко жить в стране победившей фашизм с именем Адольф? Когда бабушка сильно злилась на деда, то обзывала его Гитлером.
В этом же году родилась Софа, и в её метрике рука того же работника ЗАГСа написала её новую фамилию. До войны Адольф работал в школе преподавателем немецкого языка, но ещё в юности, поддавшись моде на революцию, самостоятельно изучил русский и это ему сильно помогло позже. Его призвали в 43-м и воякой он оказался некудышним, попав в плен в одном из первых боев. Семейная легенда утаивает, как это произошло, что было с ним и где он был до того, как попал на стройку… А никто особо и не расспрашивал. Дед Андрей умер в 80-м и Вика, родившаяся семью годами раньше, даже один раз видела его, когда родители приезжали в отпуск из Венгрии, запомнила его копну седых волос, отметив для себя, что дедушка очень похож на Аркадия Райкина. У него была такая забава, он по субботам одевал свой самый лучший костюм, напяливал тёмно-зелёную фетровую шляпу, брал тросточку и уходил гулять, каждый раз сообщая бабушке, что идёт искать ей замену. Он гордо шествовал по улице, элегантно размахивая тростью, а вслед ему оглядывались дамы. Бабушка сильно ревновала.
И вот теперь в доме пахло ладном, туда-сюда сновали незнакомые тётки в чёрном и кто-то в голос выл в комнате, где стоял гроб. Софа долго не решалась войти, пока не почувствовала, как ей кто-то крепко сжал локоть и подтолкнул вперёд. Мало приятное зрелище, видеть вот такой свою маму, с которой ещё пару дней назад ругалась из-за того, что дочь не так заправила борщ, с которой толком и не попрощалась, уезжая в командировку, какая ерунда, вернусь помиримся, не в первый раз, а вот и не помирились… И что теперь делать? Как жить дальше? Софа положила цветы в ногах мамы, присела на табуретку рядом с гробом и опустив голову, тихонько заплакала.
Всё случилось настолько неожиданно, что придя вечерком за вещами и заодно попить с бабушкой чай, Вика не успела даже понять, что произошло. Они разговаривали о всяких глупостях; ругали Райку Горбачеву, жалели Ельцина, сетовали, что пропал куда-то хек из рыбного напротив, как вдруг из бабушкиных рук выскользнула чашка, грохнулась об стол и следом за ней, в лужу кипятка, растёкшегося по скатерти, упала её голова.
Сначала Вике показалось, что бабушка пошутила, прикинулась, как обычно, чтобы напугать, как в детстве, когда падала на диван и задерживала дыхание, а Вика пугалась, решив, что та умерла. Но в этот раз все было по-настоящему.
Вика попыталась поднять бабушку, но тяжёлое обмякшее тело выскользнуло из её рук, и с грохотом упало на пол. Звук был такой, что Вике стало плохо, и она еле сдержалась, чтобы не вырвать. Спас истошный вопль, который вырвался из её гортани. Так Вика впервые увидела смерть, не где-то на стороне, не в кино, а рядом. И это было страшно.
Она подошла к маме, обняла её и тихо шепнула на ухо:
– Не плачь, все равно уже ничего не изменишь. Я наверное вернусь домой, будем жить вместе. Я тебя одну не оставлю.
И она не обманула. Действительно, сразу после похорон, собрала вещички, попрощалась с подружками и поехала к маме, то ли успокаивать её, то ли искать спокойствия для себя. Но ничего из этого не вышло. Месяца два они приходили в себя, тайком друг от друга напиваясь перед сном, чтобы забыться, а по утрам делали вид, что все хорошо. Задушевные разговоры, чаек, сюсюканье и поцелуйчики, все было фальшиво и наиграно, как в плохом спектакле с дешёвыми декорациями за которыми скрывается пыльная пустота.
Вика заметила, что мама сильно изменилась, похудела, осунулась, глаза впали, волосы стали редкими и сальными. Она поначалу не придала этому значения, списав все на стресс и её ежедневные алкогольные излияния. И только когда, проснувшись однажды ночью от страшного воя, который доносился из маминой комнаты, Вика поняла, что все очень серьёзно… Скорая увезла маму в онкологию, откуда та уже не вышла, сгорев за несколько недель.