Текст книги "Страсть (СИ)"
Автор книги: Виктория Вайс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
ГЛАВА 27
Дембель для солдата – это счастье, сравнимое разве что с первым сексом, его ждут, о нём мечтают, к нему готовятся, о нём потом вспоминают всю оставшуюся жизнь. Именно это должен был испытывать Валерка, выходя за ворота части, но события последних месяцев не позволили ему всласть насладиться долгожданной свободой, радость омрачило молчание Вики, а окончательно его добило письмо от матери, пришедшее за несколько дней до увольнения, в котором, помимо всего прочего, она вскользь упомянула о том, что Вика собирается куда-то уезжать. Деталей, конечно же, не было, да и откуда ей было знать детали, а он и не стал расспрашивать в письмах, пока дойдут, он уже вернуться успеет.
Валерка с вокзала прямиком помчался к Вике, в надежде застать её дома. Все это время, пока троллейбус полз по изнывающему от майского зноя городу, он, наверное, в тысячный раз прокручивал в голове заученную фразу: «Выходи за меня». От волнения он теребил в руках купленный у вокзальных торговок букетик белых ромашек, от чего они вяли просто на глазах.
Перепрыгивая через ступеньку, Валерка влетел на третий этаж, и даже не отдышавшись, надавил на кнопку звонка. За дверью послышалось шаги и через секунду клацнул замок, сердце заколотилось от предвкушения встречи. Сияющий взгляд потух, как только он увидел перед собой незнакомую женщину, появившуюся в дверном проёме.
– А Вика дома? – с надеждой в голосе спросил Валерка.
– Ну что вы сюда всё ходите и ходите, – недовольно заворчала дамочка, – нет здесь никакой Вики.
– А она скоро вернётся?
– Нет, вы только посмотрите на него. Я же русским языком сказала – нет здесь никакой Вики. Не живёт она здесь!
– Как не живёт? Это же её квартира…
– Была её, – перебила Валерку женщина, – а теперь моя.
– Почему? – не унимался он.
– Потому что выселили твою шалаву. Она жила здесь незаконно. Превратила квартиру в притон какой-то, еле отодрала грязь, которую дружки её натаскали. Всё, надоел. Иди к участковому, пусть он тебе подробности рассказывает, а сюда больше не ходи, скажу мужу, он тебя с лестницы спустит.
Она с грохотом захлопнула дверь, а Валерка ещё долго стоял, уткнувшись взглядом в дермантиновую обшивку. Поднимающийся снизу мужчина спросил:
– Чего задумался, солдатик? Нет её. Уехала.
– Куда?
– Не знаю, но говорят уехала.
– А вы не знаете, где участкового найти?
– Кто ж не знает. В соседнем доме, во втором подъезде. Только вход с улицы, а не со двора.
– Спасибо, – крикнул Валерка, быстро спускаясь по ступенькам.
Вход он нашёл не сразу, неприметная синяя табличка с гербом СССР скрывалась среди веток, помог плакат с милиционером, наклеенный на фанерный лист, который был вставлен между ржавой решёткой и окном. Валерка постучал, и не дождавшись ответа, вошёл. За обшарпанным столом, заваленным всяким хламом сидел молодой милиционер и что-то писал в журнале. Даже не повернувшись в сторону вошедшего, он грубо произнёс:
– Разве я сказал «входите»?
– Извиняюсь, но у меня срочное дело…
– А я здесь, значит, для красоты сижу и делать мне совершенно нечего, – нараспев продолжил участковый, продолжая писать.
– Мне сказали, что вы должны знать, куда уехала Виктория Тимофеева из 46-й квартиры.
Михаил отложил в сторону ручку и перевёл взгляд на Валерку.
– Вы знакомы с Викторией? – подозрительно спросил он.
– Знаком. А что здесь такого?
– Что-то я вас среди её окружения не встречал.
– Я в армии служил. Сегодня вернулся.
– Поздравляю с дембелем.
– Спасибо, товарищ лейтенант, но всё-таки, где мне найти Викторию. Мы друзья, учились вместе, она мне в армию писала, а пол года назад я получил от неё последнее письмо.
– И что она ничего не рассказывала?
– Нет. А что-то случилось?
– Тебя как зовут?
– Валера.
– Садись. Меня Михаил. Ты ничего не знаешь?
А ведь он действительно ничего не знал, ни про то, что у Вики умерла бабушка и мама, ни про то, что у неё отобрали квартиру, ни про попытку самоубийства, ни про то, что она уехала к отцу в Венгрию, и уж, конечно, он не знал, от том, что было между Мишей и Викой. Об этом участковый в своём рассказе благоразумно умолчал, хотя подмывало похвастаться.
– Так что же теперь делать? – озабоченно спросил Валерка.
– А ничего делать не нужно. Она уехала неделю назад, виза у неё на 15 дней, значит уже через дней десять должна вернуться. Я помог ей с общагой, вещи перевезли. Так что не переживай, всё наладится.
– Скажи, с чего это такая забота? Ты что запал на Вику?
– Глупости. Я же участковый… Да и с подругой её я встречаюсь. Помнишь Люду?
– Помню, конечно, – Валерка пытался подобрать нужные слова, хотелось сказать «страшненькая», но он выкрутился. – Та, что с обалденной фигуркой?
– Ну да.
– А Рита? Где она?
– Ой, я не сказал…, – всполошился Миша, – тут такая история тёмная. Сразу после отъезда Виктории, Рита пропала. Думали, уехала к родителям или завертела с кем-то, но вот уже сколько дней прошло, а от неё ничего. У родителей не появлялась, в общаге не была, на занятия не ходит. Людка бучу подняла. В общем подали в розыск.
– И как?
– Пока ничего.
– А до какого числа у Вики виза?
– Вроде до 30-го. Скоро приедет. Оставь номер телефона, если что-то узнаю – позвоню. И заходи, поболтаем, мы вроде как теперь одна компания.
Валерка посмотрел на участкового, что он имел ввиду под «одной компанией», ну спит он с Людкой, это ещё не повод дружить
– Хорошо. Загляну как-нибудь.
Вот кто мог предположить, что всё так обернётся, что так тесен мир и так всё в нём переплетено. Откуда же Валерка мог знать, что Павел Андреевич в тот же день, когда узнал на фотографии свою дочь, напишет ей слезливое письмо и пригласит к себе. Задержись Валерка в части ещё не несколько дней, то обязательно бы встретился там с Викой, а теперь нужно ждать. Хорошо, что недолго. Это слегка успокаивало, но вот история с Ритой, наоборот тревожила. Во скольких передрягах она побывала за время их знакомства и всякий раз выходила сухой из воды. Умела она разрулить ситуацию с самыми крутыми и бескомпромиссными, будь то новоявленные бандиты, уголовники со стажем, нефтяники с бешеными бабками или просто шпана дворовая. Знала Рита на что надавить, когда нужно промолчать, а когда нужно просто убежать. Кто угодно, только не она… Скорее всего, какой-то несчастный случай…
– О, господи, Валерка, это ты?
Перед ним стояла Людка, и улыбалась во весь свой некрасивый рот.
– Привет, Людок, я. Ты всё хорошеешь, – он постарался произнести это как комплимент, без всякой иронии.
– Есть повод, – радостно произнесла она, – замуж выхожу.
– За лейтенанта?
– А ты откуда знаешь?
– Болтливый он у тебя очень. Всё выложил, и про тебя и про Риту…
– И про Вику? – перебила его Людка
– Ну да. Что ж за херня такая у вас? Везде искали?
– Менты по полной подключились. Больницы, морги, всё обзвонили и оббегали. Голяк.
– Вика не звонила, не писала?
– С чего это она должна звонить или писать? Приедет скоро. Ты только её не упусти, а то закрутит с кем-нибудь, останешься опять с носом.
– Не закрутит.
– Знаю я её, палец в рот не клади, откусит по самые яйца. Думаешь она тебя тут ждала, верность берегла. Куда там.
– А мы и не договаривались, что она будет меня ждать, – бодро произнёс Валерка, но всё равно изменился в лице.
– Ты себя то не обманывай. Уж кто кто, а я знаю, как ты к ней относишься. Я со своей стороны сделаю всё, чтобы она с тобой была.
– Спасибо, Людок, но думаю, что я и сам справлюсь.
– Смотри, моё дело предупредить. А Мишка тебе про самоубийство рассказывал?
– Про какое самоубийство?
– О, мой друг, ты самого интересного не знаешь…
Валерка брёл домой почти в бессознательном состоянии. Всё услышанное ранее померкло по сравнению с тем, что он узнал только что от Людки. Он ненавидел себя, ненавидел не за то, что не был в тот момент рядом с Викой и не мог ей помочь, а за неспособность увидеть между строк её писем, крик о помощи. Теперь всё будет по-другому. Он ни на минуту не отпустит её от себя, будет всё время рядом, заставит её полюбить себя.
Валерка зашёл на почту прямо там написал письмо, где в очередной раз признавался Вике в любви, корил себя и просил прощения, писал, что ждёт её приезда и верит в то, что она сможет после возвращения быть с ним. Написал на конверте адрес своей воинской части и получателя – подполковник Тимофеев П. А., приписав в скобках «лично для Виктории». Оплатил самое дорогое письмо, заказное, с отправкой авиапочтой и уведомлением о получении, будучи уверенным, что уже завтра-послезавтра оно будет в Венгрии.
Во дворе дома, где Валерка родился и вырос ничего за эти два года не изменилось, разве что краска на качелях окончательно облезла, а в песочнице, вместо кучи чистенького песка зияла пустота, в которой всё так же копошилась детвора, выкладывая из серой жижи ровненькие пасочки. На лавочке возле подъезда рядом с вечными бабками, которые, кстати, совершенно не изменились, сидела Людка и перелистывала страницы журнала «Бурда». Можно было проскочить мимо, сделав вид, что не заметил её, но раз она здесь, значит, что-то не договорила.
– Здравствуйте, – нарочито громко сказал Валерка, обращаясь скорее не к бабкам, а привлекая внимание Люды.
– Ой, посмотрите кто вернулся, – в один голос запричитали старухи, – Валерочка. Как ты возмужал. Похудел то как. Мама как обрадуется. Гостинцев привёз из-за границы?
– Привёз, конечно.
Он достал из сумки коробочку с конфетами и протянул бабулькам:
– Угощайтесь.
– Спасибочки, сынок, что не забыл, – снова заголосили они и принялись потрошить коробку, тут же забыв о Валерке.
Воспользовавшись этим, он отвёл Люду в сторону:
– Ты что-то хочешь ещё сказать?
– Ну да, – замешкавшись ответила она, беря его под руку, и отводя подальше от любопытных старушек, – в общем такое дело…
– Не мямли. Я ещё дома не был. Что-то важное?
– Для меня очень важное.
– Говори, – нетерпеливо подгонял её Валерка.
– Я про Вику и… Мишу.
– Только не говори мне, что они переспали…
– Хуже, – Людка оглянулась по сторонам, словно опасаясь, что их кто-то подслушивает, – Мишка втюрился в неё.
– Так ты говорила, что у вас вроде свадьба намечается.
– Это я её намечаю, а он постоянно талдычит о Вике, только сексом и могу его отвлечь.
– От меня чего хочешь? Чтобы я ему морду набил?
– Нет, просто поговори с ним, убеди, что Вика твоя, что ему ничего не светит с ней, а дальше я сама. Он только должен понять, что не нужно ему в её сторону смотреть и портить отношения с другом… Я хочу, чтобы ты с ним подружился.
– С человеком, который трахал мою девушку пока я был в армии?
– Ну да, что тут такого. Все мы люди. Слабость иногда проявляем. Если вы подружитесь, он не сможет больше о ней думать, чтобы другу не навредить. А я буду всё время рядом, он и привыкнет ко мне. Будь человеком. Помоги. Мне с моей рожей вообще ничего не светит, а тут такой случай.
– Ладно, Людка. Расстроила ты меня, конечно, но сам виноват, Правильно Вика сказала, не нужно было тогда уходить. Просрал свой шанс, вот и расплачиваюсь. Всё, считай, что Мишку твоего я записал в друзья. С тебя поляна.
– Замётано. В воскресенье у меня. Люблю тебя, – она повисла у Валерке на шее и крепко поцеловала в губы, – только не подумай чего лишнего, это я по дружески, – хихикнула она и убежала.
ГЛАВА 28
Поезд плёлся уже вторые сутки. Вика устала любоваться однотипными красотами, проплывающими за грязными стёклами купе, перечитала все газеты и журналы, разгадала все кроссворды, которые продавали глухонемые, выпила ведро отвратительного чая и выспалась на несколько лет вперёд. На каждой станции, где останавливался поезд, её угнетала одна и та же картина – снующие по перрону люди с сумками и тележками. В любом городе, днем и ночью у вагонов было не протолкнуться, люди носились вдоль окон и умоляли утомлённых долгой поездкой пассажиров купить хоть что-то, из того, что есть в их сумках и тележках: варёную картошку с луком, вареники с капустой, пиво, ситро, жаренную курицу, раков, пирожки. Среди ночи мог разбудить крик, пробегающей по вагону женщины: «Хрусталь!» Вика представила, как просыпается от этого крика, лезет в кошелёк, и покупает резную хрустальную вазу, а потом счастливая засыпает с мыслью о том, как ей несказанно повезло, что именно сейчас и именно здесь подвернулась такая возможность купить ночью хрустальную вазу. Жалко было этих людей. Вика даже больно пнула кулаком в спину и обматерила мужика, который забавлялся тем, что на каждой остановке высовывался в открытую дверь тамбура и кричал: «Хочу пиво» или «Хочу мороженое», и со всех сторон, толкая друг друга, к нему неслись люди, держащие в руках пиво или мороженое, а он дожидался, когда все они столпятся вокруг него, у каждого спрашивал цену и сорт, а потом разворачивался и уходил. Толпа медленно расходилась и было видно, что у каждого на глазах слезы.
Второй раз в жизни Вика ехала в спальном вагоне, где в купе было только два места, и первый раз в жизни ехала одна, без соседа, который бы всю дорогу бухал и изливал душу. А вот свою первую поездку в этом поезде она уже забыла, они тогда ехали с мамой из Венгрии после развода, а что может запомнить ребёнок, когда вокруг замкнутое пространство, скукотища и постоянно плачущая мама. А вот эта поездка в обратном направлении могла бы и запомниться, если бы тот мужик, которого Вика ударила на одной из остановок, добился бы своего и перебрался на свободное место в её купе. Но проводница сжалилась и послала мужика, хотя тот даже предлагал ей деньги. Не получив желаемого, он сконцентрировался на вылавливании Вики вне купе, приставал в коридоре, подкарауливал возле туалета, отпускал сальные шуточки и постоянно порывался облапать. Закончилось всё тем, что Вика согласилась пойти с ним в вагон-ресторан, а там так напоила дурочка, подмешивая в пиво водку, что он через час отключился, а когда на мгновение пришёл в себя, то обрыгал всё вокруг, после чего уснул под столом в вонючей луже. В эту же ночь наряд милиции ссадил его на какой-то станции, и оставшееся время Вика провела в блаженном созерцании заоконных красот.
Оказалось, что Будапешт не стёрся из её памяти. Она без посторонней помощи добралась до воинской части, благо ничего за время её отсутствия не изменилось. На КПП заспанный дежурный набрал номер политотдела, а в промежутках, пока диск телефона возвращался на прежнее место, украдкой бросал взгляды на Вику, и уже через несколько минут, она заметила бегущего по аллее отца, вот он изменился сильно, говоря одним словом – постарел.
– Викуля! – задыхаясь от быстрого бега, крикнул он и сжал дочь в объятиях.
И первое, что она ощутила, неприятный запах прелой, плохо выстиранной одежды, а уже потом всё остальное. Но сказать, что её обуревали чувства, было бы неправдой, скорее радость встречи с тем, кого давно не видела, но ощущения, что вот этот человек, который стоит рядом и не может оторвать от неё глаз, её отец, не было.
– Как ты выросла, – млел отец, разглядывая Вику, – какая ты красавица.
Она хотела сказать что-то приятное в ответ, но видела перед собой постаревшего, обрюзгшего и неухоженного мужчину, у которого только и осталось из прошлого, что эти горящие, восторженные глаза.
– Я так соскучилась, папа, – ласково произнесла Вика и поцеловала отца в небритую щеку.
– Пойдём скорее, я дома стол накрыл, отпросился на сегодня, чтобы не отвлекаться на работу.
– А кто-то ещё будет? – уклончиво спросила дочь, пытаясь понять, живёт ли с кем то отец.
– Нет. Никого не будет. Я же один. Так и не женился после вашего отъезда.
– Ну ты даёшь, – удивилась Вика.
– Как-то не получилось…
Они шли по знакомым до боли аллеям части, где тоже ничего не изменилось, только деревья, всё так же выкрашенные снизу белой краской, стали немного толще и выше, из-за этого какая-то щемящая боль сжимала сердце, сколько же с тех счастливых пор прошло времени. Стало ли лучше от того расставания? Судя по тому, как выглядит отец, ему лучше не стало. Вика незаметно сдвинула чуть ниже часы на широком кожаном ремешке, прикрыв шрам на своём запястье. На всякий случай, чтобы не было лишних вопросов. Солдаты, марширующие на плацу, сбились с ритма, засмотревшись на её ножки, слегка прикрытые развевающейся на ветру лёгенькой юбочкой. Вот это ей было приятно.
Вика ни чуть не удивилась, увидев, что и квартира сохранилась почти в первозданном виде, такое ощущение, что и обои были те же самые. А вот и её последняя зарубка на дверной лутке, где папа каждый год отмечал на сколько подросла дочка. Стол, действительно, уже был накрыт. В хрустальной салатнице лежала горка котлет из офицерской столовой, рядом стояли две открытые баночки со шпротами, на тарелке были разложены неаккуратно нарезанные кружочки сырокопчёной колбасы, с краю стола, рядом с корзиной хлеба, красовались бутылки «Столичной» и «Советского шампанского», в центре, композицию венчала ваза с тремя красными гвоздиками.
– Да у тебя здесь просто как в ресторане, – с небольшой долей иронии произнесла Вика.
– Я старался, – гордо ответил Павел Андреевич, поправляя поникший цветок, – я тебе приготовил комнату. Можешь пока переодеться, умыться с дороги, и сразу за стол.
– Хорошо, – ответила она.
Уже через полчаса они сидели друг напротив друга, отец заботливо накладывал в тарелку дочери адскую смесь из котлет, колбасы и рыбы, и разливал выпивку, себе полный стакан водки, а дочери шампанское.
– За встречу! – по-армейски громко и торжественно произнёс он, и залпом опрокинул содержимое стакана, занюхав куском чёрного хлеба. – Как ты там одна?
– Справляюсь, – обманула Вика, – вот отпросилась с занятий, чтобы съездить к тебе.
– А где учишься?
– В строительном техникуме. Попробую стать архитектором.
– Ух ты! – восхитился Павел Андреевич.
– Ну а ты как? – для проформы спросила Вика, отламывая вилкой кусочек от остывшей котлеты.
– А, ничего хорошего, – в сердцах ответил он, и налил ещё пол стакана водки, – ты же сама всё видишь. Тут ещё беда…
– Что случилось?
– У меня то ничего, а вот венгры, суки, снова замутили революцию. Надо было их, как пятидесятые, танками, – Павел Андреевич одним глотком осушил стакан.
– А что тебе от их революции?
– Так наши войска выводят! Понимаешь?! Мы уходим, – он грохнул кулаком по столу, – а я не хочу уходить. Мне здесь нравится.
– Так оставайся.
– Как ты себе это представляешь? Я, советский офицер, должен дезертировать?
– Ну не знаю, – вздохнула Вика.
– Вот я не знаю.
Он снова потянулся за бутылкой.
– Па, не напивайся, пожалуйста.
– Хорошо, доця, не буду больше. Хотя на душе так хреново. Ты мне лучше расскажи про Валерку.
Вика подняла глаза и недоумённо посмотрела на отца.
– А откуда ты знаешь про него?
– А он что тебе не говорил, – удивился отец, – он же у меня под началом служил. Художником политотдела был. Нормальный пацан такой.
Глаза Вики от удивления увеличились до невообразимых размеров.
– Как такое может быть? Удивительно! И что он тебе обо мне рассказывал?
– Не особо, то он и рассказывал. Я вообще только пред его дембелем узнал, что та, с кем он переписывался всю службу – это ты.
– Интересно, и как же ты узнал?
Павел Андреевич замешкался, подбирая правильные слова.
– По фотографии узнал.
– А что за фотография, я вроде ему ничего не посылала… – Вика осеклась, вспомнив, что посылала. – О боже, ты видел это?
– Пришлось.
Он открыл ящик в серванте, достал оттуда папку для бумаг, развязал тесёмочки и положил на стол помятую фотографию, ту самую, из автомата. Вика покраснела до кончиков волос. Ей было ужасно стыдно и неловко, но оправдываться не хотелось.
– Красивая ты у меня, – неожиданно для неё сказал отец, разглаживая края фотографии. – Из-за этого твой Валерка мог вообще в штрафбат загреметь.
– Па, он вовсе не мой. Мы просто договорились писать друг другу, чтобы скучно не было.
– Ну, конечно, с этим не заскучаешь, – как-то странно улыбнулся он, – да не смущайся ты так, что я тебя голой не видел.
– Когда это было. Сравнил.
– Ну да, изменилась ты, конечно, сильно, – он заржал как салдафон, – но баловаться таким больше не надо. Хорошо?
– Попробую, – улыбнулась Вика. – Давай я помою посуди, а ты иди спать. Завтра поговорим, что-то я устала, да и ты уже готов…
– А можно я допью? – он потянулся за бутылкой с остатками водки на дне.
– Да пей ты уже. Всё равно не остановишься.
Павел Андреевич выпил, закусил шпротиной и сальными губами поцеловал дочку в щеку.
– Всё, я спать.
Уже через минуту из спальни доносился его храп. Вика взяла в руки помятую фотографию. Это же какой надо было быть дурой, чтобы послать такое в армию. Она повертела её в руках, и вместо того, чтобы положить обратно в папку, разорвала на мелкие кусочки и вместе с объедками выбросила в мусорное ведро.
Спать не хотелось. Вика включила телевизор… О боже, это был тот самый «Электрон», который отец купил перед школой. Она пощёлкала переключателем каналов, и остановилась на новостях. Откуда-то из подсознания медленно начали всплывать, знакомые венгерские слова и фразы, это было удивительно, но Вика понимала всё, что звучало с экрана. Диктор чеканил фразы о свободе, о движении в новом направлении, о правах человека, и о скором выводе советских войск из Венгрии, назывались даже конкретные даты. Значит это уже не просто планы, всё решено. Может так получиться, что они почти одновременно поедут домой, хотя, где дом для отца, это ещё вопрос. Она посидела ещё немного, наслаждаясь тем, что мозг не отторг полученные в детстве знания, потом положила папку, в которой хранилась её фотография, на прежнее место, и пошла к себе в комнату, которая так и осталась детской, с цветными обоями, маленькой кроваткой и игрушками разложенными по полкам, как-будто она только вчера вышла отсюда.
Проснувшись утром, Вика не застала отца дома. На столе лежала записка: «Ушёл на службу. Погуляй до вечера в городе сама. Деньги возьми в тумбочке. Купи что-нибудь себе и домой перекусить… И выпить. Целую. Папа». Погода была прекрасная, почему бы не погулять. Тем более если есть деньги. Оставив за скобками всякие там парламенты, дворцы и соборы, которые она и так сто раз видела в детстве, Вика нацелилась на магазины. И это оказалось изнурительно и непривычно, так не похоже на то, с чем жилось дома, когда и выбирать то было не из чего, бери что есть, но чаще и брать было нечего. У Вики разбегались глаза, хотелось купить всё, и голова начала болеть уже после первого универмага, стало жалко себя, вернее даже не жалко, а стыдно, и не только за себя, но и за тех, в ком она с первого взгляда определяла своих.
Купив умопомрачительные джинсы и маечку с рисунком, Вика решительно вышла из очередного магазина, дав себе зарок больше не поддаваться соблазнам. Она заказала кофе глясе и устроилась за столиком уличного кафе, недалеко от знаменитого будапештского рынка. Кстати, зайти туда нужно будет обязательно, такого гуляша, как на втором этаже не найти нигде в Венгрии. Так говорил когда-то отец, когда водил маленькую дочку гулять. Интересно, работает ли ещё та столовая…
– Здравствуйте, разрешите присесть за ваш столик.
Вика подняла взгляд. Родом стояла улыбающаяся во весь рот девушка. Огромные очки с толстенными стёклами, нескладная фигура и лицо изъеденное прыщами.
– Ну садитесь, – недовольно буркнула Вика.
Девушка села, и не отрывая взгляд уставилась на неё.
– Меня зовут Сильвия.
– Очень приятно, Виктория, но зачем эти формальности..
– Виктория, – напевно произнесла назойливая девушка, – у вас странный акцент. Откуда вы?
– Я из Советского Союза.
– Ой, как здорово! А откуда вы знаете венгерский?
– Я здесь долгое время жила. Мой отец военный.
– Понятно… Сейчас они уходят, – сокрушённо покачала она головой.
– Вам от этого станет легче?
– Конечно! Мы же обретём свободу!
– А до этого, значит, сидели в тюрьме?
– Смешно… Но я не об этом. Я работаю в одной кинокомпании, и мы ищем симпатичных девушек для съёмки. Я слежу за вами уже больше часа. Вы очаровательны. И я очень хочу пригласить вас на пробы.
– А что такое пробы?
– Ну это когда вас фотографируют и смотрят, так ли вы хороши на снимках, как и в жизни. А ещё, мы в одном из журналов хотим сделать большой фото репортаж о самой красивой актрисе нашей студии.
– Вы так интересно рассказываете, что хочется с вами пойти. Тем более, что уже сами для себя решили, что я самая красивая актриса вашей студии.
– Так пойдёмте, – радостно взвизгнула девушка, – мой шеф будет в восторге. У нас офис совсем рядом, в двух кварталах отсюда.
Сильвия постучала в дверь кабинета, и они вошли. Виктория взглянула на толстого мужчину, который вскочил с кресла и кинулся ей на встречу, и её как током ударило – это же клоун Монти из её любимой детской программы.
