Текст книги "Дорога в небо"

Автор книги: Виктория Шавина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Глава II

– Многоуважаемый господин из семьи Биё! – старомодная манера, человеческий голос, уже не молодой и ещё не старый. Так же почтительно, но громко – чтобы перекрыть шум вокзала – он повторил на униле: – Со-Биё-сиэ!

Сил'ан остановился, в его взгляде раздражение сменилось слабой тенью улыбки. Она быстро исчезла, и тогда высокое существо обернулось с плавной, предупреждающей и враждебной грацией змеи.

Люди в нарядных халатах – пассажиры поезда и те, кто пришёл их встретить – проходили мимо, не спеша. Кто-то беседовал, кто-то, ещё не свыкшийся с красотами столицы, со сдержанным любопытством осматривал большой уютный вокзал. Стоило только выстроить крышу над путями, как он превратился бы в ангар. И всё же архитектор нашёл удачное решение – тонкие, хрустальные колонны, несущие прозрачные арочные перекрытия пролётов и обрамляющие заполнение из бежевого, жёлтого и розового стекла.

Раннее утро пахло мокрой травой, цветами и прохладной свежестью. В разноцветном небе купались мощные кучевые облака, а на земле вокзал окружали удивительные сады Маро: коренные растения зоны лишь к вечеру покрывались листьями, но утро встречали нераспустившимися почками.

Возмутитель спокойствия остановился там, где велел ему чужой немигающий взгляд – в полутора шагах —, и с достоинством поклонился в пояс. Он оказался русоволосым, как все весены, и невысоким, как все люди. Сил'ан посмотрел на согнутую спину, на шлейф верхнего церемониального халата, затем на макушку человека, на которой, возвышаясь над сложной причёской, сидела маленькая, похожая на домик шапка, расшитая драгоценными камнями. Старая работа – такой шапке могло быть и двести, и пять сотен лет. Весен понимал язык тела чужой расы, что, вкупе с одеждой, выдавало в нём представителя высшего сословия. Шапка стала последней подсказкой.

– Я тебя[5]5
  В морите нет уважительной формы второго лица единственного числа. «Вы» – это исключительно множественное число.


[Закрыть] узнал, – после секундной паузы сказал Сил'ан на морите, и не думая кланяться в ответ. – Ты – помощник хранителя научной библиотеки.[6]6
  Центральная научная библиотека Академии наук Маро.


[Закрыть] Что тебе нужно от меня?

Человек выпрямился и запрокинул голову, чтобы смотреть собеседнику в лицо. С вежливой и простодушной улыбкой он уточнил:

– Ты секстен-командир?

– Полковник, – поправил Сил'ан.

– Ах да, – спокойно согласился весен, отвязывая от пояса футляр для свитков, – в воздушных войсках это так называется. Прошу, – он протянул резную лакированную трубочку. – Глава Биё заверил, что семья будет счастлива нам помочь.

Сил'ан придирчиво осмотрел футляр и печать, перечитал послание несколько раз. Помощник хранителя ожидал с вежливым и словно бы безграничным терпением.

– Дело недолгое, – обнадёжил он, встретив недовольный взгляд полковника. – К началу собрания в Академии наук мы, полагаю, как раз закончим. Небольшое опоздание допустимо. Ты ведь слышал о комиссии по закрытиям?

– Кто не слышал? – Сил'ан, смирившись, попытался вернуть футляр.

Весен ответил отрицательным жестом:

– Нет-нет, оставь, – он спрятал руки в рукава и как-то неопределённо кивнул головой: – Пойдём, co-Биё-сиэ. Нас ожидает экипаж.

– Ты объяснишь, что я должен делать?

– Конечно, – помощник хранителя сдержанно улыбнулся. – Возникла небольшая неприятность: был полный состав, но потом представитель от военных – семья Каэр – уехал, никого не предупредив, не подыскав замены.

– Они могут себе это позволить, – спокойно заметил Сил'ан.

– Без сомнения, со-Биё-сиэ, – чуть поклонившись, согласился весен и повторил с чуть слышным вздохом. – Без сомнения.

Солнце сверкало, отражаясь от лакированных бортов щёгольски-белого экипажа. А тот, миновав ворота внутреннего города, летел над безлюдной, узорно вымощенной красным и белым камнем мостовой.

– Аристократия так рано не встаёт, – пошутил помощник хранителя.

Дорога его успокоила и даже развеселила: времени нигде не потеряли, стража быстро проверила документы и транспорт, не найдя к чему придраться. А теперь вокруг шумела вечная листва деревьев, привезённых из Гаэл, летних зон и даже Осени. Жёлтая, голубая, красная, она сплеталась с тёмной зеленью хвои.

Ранним утром дорога всегда оказывалась в тени. Солнце смеялось через листья, лишь изредка касаясь лица или руки шальным лучом. Где-то журчала вода, свистели и заливались птицы. Пушистые любопытные звери блестели глазами, перебегая по чёрным ветвям.

Весен, блаженно жмурясь, откинулся на спинку своего сидения, мягкого, обтянутого ярко-красным бархатом. Сил'ан отвернулся, словно ему было неуютно посреди красочного великолепия, поправил подол строгого серого платья – военной формы.

– Вы не волнуйтесь, – хранитель так расслабился, что перешёл на общий язык. – Ваше мнение сейчас ни при каких условиях решающим не будет. Правит у нас всё-таки аристократия.

– Мне известно, – был неохотный ответ на морите.

К продолжению разговора он не располагал. Человек открыл глаза, сел, доверительно наклонился вперёд и сложил руки на коленях:

– Уже бывали здесь?

– Несколько раз.

Они по-прежнему говорили на разных языках. Весен улыбнулся, и впервые выражение его холёного надменного лица смягчилось, а светло-голубые глаза оживились:

– Похоже, вам не доводилось осмотреться. А ведь над этим комплексом трудилось в разное время четыре величайших архитектора. Двое из них принадлежали к вашему народу.

Он собирался продолжить рассказ, но экипаж остановился перед широкой лестницей; на ступенях из светлого камня лежали опавшие листья. Сил'ан взглянул на лестницу с таким видом, словно чудище, которое он давно поджидал, наконец, выползло из-за угла.

Пока помощник хранителя о чём-то беседовал с кучером, изящное существо подплыло к табличке с надписью на униле, белевшей за перилами среди древесных стволов. Экипаж улетел прочь, ни звуком не нарушая покой заповедного парка. Весен взглянул на часы и вежливой тенью остановился в шаге позади Сил'ан.

– Целебные травы, – не сразу пояснил тот.

Помощник хранителя ничего не ответил, любуясь чужой, влекущей и опасной красотой. Ветер гладил листву, и она отзывалась тихим, ласковым шорохом. Сил'ан ещё несколько минут стоял, склонив голову к левому плечу, затем протянул руку и кончиками пальцев провёл по трещине в коре дерева. Весен тихо кашлянул. Полковник убрал руку и поплыл наверх по склону.

Комиссия по закрытиям собиралась в просторном одноэтажном доме. Все внешние перегородки – каркасы из деревянного камня, обтянутые тонкой бумагой – были отодвинуты, открывая вид на веранду по периметру фасада и парк.

Расписные ширмы делили дом на две просторные залы, размером никак не меньше бальных. В одной с документами и материалами дожидались изобретатели. В другой, окружённые звуковым барьером,[7]7
  Звуковой барьер – создаётся представителями ментальных профессий (магами, жрецами, ведунами, ведьмами). Может быть настроен по-разному. В данном случае пропускает внутрь все звуки, но не выпускает их изнутри.


[Закрыть] вокруг низкого стола сидели пятеро: три человека и два Сил'ан. Одно место пустовало. На столе был развёрнут декоративный свиток: иероглифы морита заточили в пергамент древнее наставление. «Двигаются, взвесив всё на весах», – прочёл полковник. Помощник хранителя заметил, как дрогнули и чуть опустились веки чужого существа, и тотчас осведомился, негромко и предупредительно:

– Вам что-то не нравится?

Сил'ан с интересом взглянул на человека, но удержал встречный вопрос:

– Всё в порядке, – отговорился он и снова посмотрел на свиток.

Казалось, письмена в любой момент могли утратить вековую неподвижность, ожить, разлететься, словно потревоженный рой.

Статуя женщины, высотой в человеческий рост, обернулась навстречу вошедшим. Её гладкая белизна и пышность форм не вязались с красочным, но строгим убранством дома. Всё то, что весены скрывали и сглаживали множеством одежд, статуя, облачённая лишь в лёгкую тунику, с гордой улыбкой открывала взгляду, словно провозглашая: «Смотри! Таков человек».

– Это Страж – независимый, контролирующий элемент, – негромко и словно даже неловко пояснил помощник хранителя и вежливо указал ладонью на пустующее место у стола.

Полковник неглубоко поклонился аристократу, изучавшему ногти на правой руке, и женщине, немолодой и не скупившейся на косметические ухищрения. Он уже понял, отчего так удобно перенесли собрание Академии наук. У людей всё те же сильные фигуры контролировали дела повсюду, куда только могли дотянуться. Другое дело двое Сил'ан – молодые, они, уж конечно, держали собственное мнение при себе и действовали по указке глав семей. Полковник никак не ожидал, что его поставят с ними в один ряд.

Женщина и аристократ ответили вежливыми улыбками. Трое других членов комиссии, приглашённые ради сохранения числа, а значит традиции, низко поклонились, коснувшись лбами крышки стола. Не успел полковник сесть, как женщина заговорила на общем языке, словно отвечая на чей-то вопрос:

– Совершенно точно, не каждое открытие ведёт ко благу. Данный тезис не требует доказательства – достаточно изучить рассказы чужаков. О, многих открытий мы сумели избежать благодаря им. Сия одарённая Бейта-Чо из Трав полагает, что чужаки не вполне бесполезны, и по замыслу высшей воли направлены к нам – служить предупреждением.

Аристократ по-прежнему тщательно рассматривал ногти. Когда женщина договорила, он возразил полушутя-полусерьёзно:

– Сей благородный Ин-Хун из Сокода позволит себе поправить вас. Нам сегодня в Академии ещё предстоит обсуждение того, сколь важны точность и однозначность в мерах и весах. Ин-Хун не видит, почему не должны мы так же точно измерять и взвешивать наши слова. Ин-Хун считает вольности в определениях недопустимыми. Вы сказали, он изволит цитировать точно: «многих открытий мы сумели избежать». Позвольте, возражает вам Ин-Хун, он не считает возможным «избегать» открытий. Иначе едва ли возникла бы нужда в комиссии и всей организации, неустанно наблюдающей за тем, чтобы закрытия никогда получили широкого применения. Ин-Хуну хотелось бы сказать: не получили применения вовсе – но он слишком осведомлён о неразумном упрямстве, присущем иным неудачливым авторам, сотворившим то, в чём общество по нашему разумению не нуждается и не будет нуждаться никогда.

Помощник хранителя переговорил с писцом, сидевшим в углу, и вернулся к столу:

– Можем ли мы начинать? – вежливо осведомился он у аристократа. Получив разрешение, негромко кашлянул и зачитал без тени торжественности: – Собрание комиссии по закрытиям. Девятый день Фэри, год двадцать четвёртый, эпоха пятнадцатая. Состав полный. От ментальной власти представитель со стороны людей – многомудрая жрица Лаа Старшей, госпожа Бейта-Чо из Трав.

Женщина, корреная вéсни,[8]8
  Вéсни – уроженка Весны.


[Закрыть] была далёким потомком первых союзников Основателя. Родословные мужчин оказались скромней, да и сами они – на пару десятков лет моложе жрицы. Представитель военных, терцен-командир в отставке – из славного, но неудачливого рода Тосá – сутулился от привычки кланяться. Его ровесник, благородный Ин-Хун из Сокóда: холёный, обаятельный аристократ с сытым выражением на лице – представлял светскую власть и по этой причине обладал в комиссии решающим голосом.

Что до Сил'ан, всё определяли имена семей. Омиа – от аристократов, Хётиё – от «ментальщиков». Если добавить неизвестного Каэр, который почему-то уехал, вместо того, чтобы терять здесь своё время, получалось три семьи из Маро и ни одной из Гаэл. Вот что полковнику в самом деле не понравилось.

– От военной ветви власти, представитель со стороны народа Океана и Лун, полковник Сюрфюс Биё Ийлоньо, – довершил традиционное вступление помощник хранителя.

Ради удобства записи протокола он говорил на общем. Полковник слышал байки, будто когда-то второй представитель – человек – служил лишь переводчиком. Сейчас эта почётная обязанность легла на стража, цепко следившего за живыми. Впрочем, Сюрфюс сомневался, что кто-либо из Сил'ан возьмёт слово.

– Сегодня на повестке два вопроса, – заговорила жрица из Трав красивым, прекрасно поставленным голосом. – Оба касаются культурных аспектов. Один новый, другой – апелляция.

– Какого рода? – с ленивым достоинством осведомился благородный Ин-Хун.

Женщина легко улыбнулась:

– На решение хранителя.

Всё это напомнило полковнику кокетливый разговор за чаем в беседке, всенепременно с видом на дикий пруд, в котором бы романтично плавало что-нибудь.

– О, – аристократ позволил себе степенную улыбку в ответ, – если всемилостивейшие господа не имеют возражений, сей благородный Ин-Хун из Сокода предложил бы начать со второго вопроса. Дело практически решённое, как ему видится.

Помощник хранителя, даже не сделав вид, будто в самом деле ждёт возражений, вышел за обозначенную нитью призрачных голубых огней границу барьера и подозвал изобретателя. Тот по наивности своей ещё не понимал, насколько «практически решённым» было его дело и, после низкого поклона, пустился в объяснения:

– Простому человеку не рассказывать вам, мудрейшие, какой тягой к музыке наделён наш род. Если обратиться к примеру ресторанов, домов увеселений или даже дорогих гостиниц, можно заметить, что держатели их завсегда нанимают музыкантов. Музыкантам, как и всяким слугам, нужно платить, а успешные владельцы, скажем, гостиниц – люди практичные: они не стали бы тратить деньги, если бы музыка не приносила во много раз бóльших доходов. Иной раз, ради привлечения взыскательных и респектабельных постояльцев, нанимают известного исполнителя, а тот, ясное дело, за свою работу запросит недёшево. А что если бы люди получили возможность платить за музыку, а не за тщеславие музыканта? Что если полюбившуюся мелодию можно было бы слушать снова и снова, совершенно в том же исполнении? Ваш покорный слуга ручается, что люди многое готовы отдать за маленькую уступку их желаниям.

Жрица из Трав самодовольно улыбнулась и прикрыла глаза веками. Аристократ поначалу хмыкнул и качнул головой. Изобретатель уже ободрился, когда Ин-Хун холодно заметил:

– Хранитель довёл до вашего сведения, что около тридцати лет назад осены не только осознали, но и воплотили ту же идею.

– Да но…

Аристократ поднял ладонь. Самоуверенность простолюдина начинала его раздражать.

– Полагаю, вам также известно, что осены обращались в комиссию. Там открытие стало закрытием. Сей благородный Ин-Хун из Сокода не желает терять время попусту. Он требует, чтобы вы ясно изложили те отличия вашего проекта от осеннего, которые побудили вас оспаривать мнение хранителя, требовать апелляции, очевидно, полагая, что мы – комиссия – дадим открытию ход.

Изобретатель ничуть не смутился:

– Простому человеку не рассказывать вам об основной причине того закрытия. Кто стал бы отдавать в руки осенам право на технологию обогащения?

Аристократ снова вернулся к ногтям. Жрица обратилась к просителю, пытаясь выдать пренебрежение за снисхождение:

– Вы, как сия Бейта-Чо из Трав видит по имени рода, торговец?

На лице изобретателя, розовощёком и полноватом, впервые явилось выражение озадаченности.

– Простой человек происходит из торгового рода, – подтвердил он, не отыскав подвоха, – но его обучали мудрые наставники, так что по достижению совершеннолетия он был допущен к испытаниям и получил аттестаты удовлетворительной образованности и зрелости.

Похвальба заслугами, более чем посредственными, позабавила Бейту-Чо. Женщина высокомерно улыбнулась, её тон удивительным образом, сохранив внешнюю мягкость и вежливость, обратился в уничижительный:

– Значит, подобные успехи побудили учёного торговца искать наживы в библиотеке?

Кровь прилила к лицу изобретателя, отчего оно сделалось неприлично красным. Однако, он смолчал, плотно сжав губы.

– Очевидно, – с насмешливым сочувствием продолжила жрица из Трав, – сей случай показался вам донельзя подходящим.

– Разве вы способны проживать те моменты жизни, что пришлись вам по нраву, «снова и снова в совершенно том же исполнении»? – вмешался аристократ. – Отчего же считаете, что вправе музыку, выражение мира, из искусства превратить в, – он запнулся, только этим и выдав своё возмущение, а затем, подобрав слова, довершил степенно, – в матрицу для тиражирования?

– Положить тем самым начало массовой культуре, – подхватила жрица. – Этой психической эпидемии, одной из причин духовного вырождения чужаков в своих мирах.

– Как вам только в голову пришло заменить музыканта машиной? – мрачно вопросил Ин-Хун. – Практичней! Дешевле! Этими ли понятиями станем оценивать прекрасное? Дойдём до того, что поставим вопрос об экономической ценности культуры? – он резко нахмурился и отрезал: – Отклонено.

Жрица эхом повторила за ним, полковник присоединил свой голос. Остальные трое сотворили согласные жесты.

– Вы свободны, – прокомментировал помощник хранителя, обращаясь к изобретателю.

Тот угодливо поклонился, пряча глаза, и вышел за границу барьера, втянув голову в плечи.

– Если бы взгляды могли убивать… – негромко прокомментировал аристократ. Не договорив, опомнился и, оглянувшись на писца, велел: – Исключите из записи.

– Можно ли пригласить следующего? – вежливо осведомился помощник хранителя. – Или изволите желать чаю?

– Чаю, – без витиеватых формулировок решил Ин-Хун. – Остановите запись.

Писец послушно отложил пергамент и палочку. Помощник хранителя вышел на веранду. Слышно было, как он требует у стражи послать кого-нибудь за мастером чайной церемонии. Полковник прекрасно понимал недовольство в ответах военных: те заняли позиции для наблюдения задолго до начала собрания, причём так искусно, что даже Сил'ан не заметил их. И вот появляется штатский, который стражу тем более не видит, но просто знает, что она должна где-то быть. Он спрашивает, они вынуждены отозваться, тем самым сводя на нет все труды по маскировке. Как тут было не вспомнить слова последнего предстоятеля совета Гильдии от военной власти: «Нам очень трудно понять друг друга». Впрочем, немного тому удивляясь, полковник находил возмущение аристократа оправданным.

– Сей Ин-Хун из Сокода не первый год и даже десятилетие входит в комиссию, – говорил тот, и слышно было, как унимается волнение в его голосе – словно море после шторма. – Он хотел бы не замечать всё возрастающую наглость и невежество иных просителей. Они всерьёз полагают, что комиссия действует к собственной выгоде и выносит запреты тогда, когда проситель забывает подкинуть ей жирный кусок. Что привело к подобным заблуждениям? К возмутительным, но столь же стойким мнениям среди простого народа о нас, высшем сословии?

«Я думаю, некоторые из особенностей светской власти, – мог ответить полковник, если бы он и человек остались наедине. – Отсутствие требования, а зачастую и возможности, подтверждать обещания делами. Вольность в поведении и нравах вместо дисциплины».

Он промолчал, ответила – на самом деле не отвечая, а уводя разговор в сторону – Бейта-Чо:

– Представьте, если вся эта грязь смогла бы без контроля воплощать замыслы в жизнь? Кто стал бы думать о дальних последствиях для общества, природы, для каждого из людей? Без сознательной поддержки выживает только один критерий: выгоды. Как ни печально, вот что мы должны признать и избавиться от иллюзий. И тем больше внимания уделять правильному воспитанию отпрысков влиятельных родов – только с его помощью можно прочно вложить в сознание приоритет других критериев.

Слуги принесли чай, и разговор оборвался. Весены, прекрасно обученные искусству глубоких размышлений, неторопливо отпивали по глотку, бережно держа маленькие чашки в ладонях, и любовались видом сада. Сил'ан, не сговариваясь, поднялись и выплыли на веранду, а оттуда – к дорожке из крупных камней, утопленных в неглубоком пруду.

Омиа опустился наземь, отключил маску и с недовольным видом запрокинул голову, позволяя солнечным лучам ласкать лицо. Он закрыл глаза: ему хотелось свернуться в уютный клубок и задремать на камне. Прекрасное утро, если бы не люди, придумавшие испортить его собранием. Непостижимые, даже сейчас, когда их ничто не держало в доме, они предпочитали оставаться в клетке и лишь смотреть на сад.

Сил'ан из семьи Хётиё маску не тронул. Он наблюдал, как по небу, отражённому в воде, расходились круги – словно незримый дождь, вопреки природе, возвращался в облака. Это шустрые мальки ловили низко летающих мошек. Порыв ветра пригнул кусты и древесные кроны. Под тихий, доверчивый шорох пруд подёрнулся рябью, на Солнце наползло облако с серым как тень пухлым брюхом и тающими, теперь золотыми, краями. Оно плыло куда-то размеренно и быстро, словно корабль.

Хётиё обернулся к полковнику:

– Ты и Нэрэи – одного поколения. Правда ли, что он возвращается из Осени?

Сюрфюс задумчиво улыбнулся, глядя в небо:

– Скорее всего. Он отходчив.

– Передай, что я хотел бы повидаться с ним.

– Он будет рад.

Хётиё сел на камень, расположив хвост так, словно поджал ноги под себя. Его вновь что-то увлекло в воде – быть может, собственное отражение.

Сил'ан вернулись, когда увидели, что слуги уносят чайные кружки.

– …конечно, никто не может им запретить наладить выпуск записей в своей стране. Хотя нужно справедливо заметить, что у них нет соответствующей ментально-технической базы и культуры производства, – говорил Ин-Хун на униле.

– И расточительная экономика, – добавила жрица из Трав.

Вмешался помощник хранителя:

– Технология совсем простая. Недаром когда ввоз и распространение записей в Весне запретили, изъяли более сотни уже проданных. И это наверняка не все. Оставшиеся пока не представляют проблемы, но если о них станет известно, за дело примутся уже Стражи. Каждому ясно, чем это грозит.

– Не понимаю, кто мог бы купить подобную вещь? – лениво и благодушно удивился аристократ. – Сей Ин-Хун из Сокода прочёл результаты испытания образца: низкое качество записи в дешёвый камень, невысокая долговечность. Первое неминуемо должно было отвратить людей Весны с их развитым вкусом. Второе – является обманом потребителя: подобное качество продукции в Весне недопустимо по закону.

– Ты расположен выслушать второго изобретателя? – вдруг спросил полковник на морите.

Щебетание птиц снаружи стало явственно слышным. Жрица смерила Сил'ан холодным взглядом; аристократ – цепким:

– А ты торопишься?

– К полудню я должен быть в Гаэл. Полк переводят.

Весен поджал губы и молчал не меньше минуты. Потом всё же неохотно качнул головой и обратился к помощнику хранителя на общем:

– Что ж… – долгая, недовольная пауза. – Пригласите номер два.

Собрание в Академии наук для Ин-Хуна тянулось скучно. Аристократ уже знал о происшествии, которое в красках расписывала Бейта-Чо, а вопрос метрологического обеспечения производства интересовал его донельзя мало. Со своего места на возвышении он разглядывал залу: пустой амфитеатр – здесь порою проводились популярные научные чтения – и партер, три первых ряда которого заполнили академики с правом голоса, но без права речи. Каждый из них пришёл сюда, чтобы стать свидетелем беседы старших и, если те не сойдутся во взглядах, голосовать за одно из мнений, то ли наиболее убедительное, то ли наиболее похожее на его собственное.

Ин-Хун скользил по русым головам весенов ленивым взглядом, ни на ком не задерживаясь, пока вместо очередной сложной причёски и традиционной шапки ему не бросался в глаза чёрный шёлк распущенных волос. Сил'ан среди академиков было немного, и каждым аристократ любовался, не торопясь. Он не сомневался, что дети Океана и Лун прекрасно чувствуют его взгляд, но вида никто из них не подавал до тех пор, пока Ин-Хун не добрался до полковника. Рассматривать существо, хоть немного знакомое по разговору, оказалось интересней. Образ дополняло воспоминание о звуке голоса: восхитительно чистом и сильном, мужском, но не слишком низком; о манере речи: спокойной, уверенной, собранной. Один взмах синих густых ресниц, и Сюрфюс, прежде внимательно смотревший на того из старших, кто брал слово, встретился взглядом с Ин-Хуном. Тот даже вздрогнул. Чужие, колдовские глаза показались несчастливыми омутами, но раз заглянув в них, нельзя было уйти.

Аристократ, вопреки обыкновению, не задержался перекинуться с другими старшими парой слов. Сразу по окончанию собрания он поднялся с места и, попрощавшись, пошёл к выходу, не теряя из виду высокую, нечеловечески изящную и гибкую фигуру в серой военной форме. Полковник очень скоро остановился, подождал в проходе между рядами, чтобы не мешать людям, а когда Ин-Хун поравнялся с ним, медленно, приноравливаясь к шагу человека, поплыл к выходу.

– Вы чувствуете интерес ко мне? – почему-то на общем произнёс положенную фразу-приглашение аристократ.

Он и сам знал, что вопрос излишен. Сюрфюс чуть опустил веки, так что вечная улыбка маски показалась тёплой.

– Нам по пути, – продолжил весен.

– Хорошо, – отозвался Сил'ан на морите, пресекая дальнейшие объяснения.

Ин-Хун первым поднялся в карету и протянул руку. Сюрфюс задумчиво посмотрел на его ладонь, но всё же аккуратно, едва касаясь, накрыл её своей. Кучер мягко притворил золотисто-зелёную узорчатую дверцу, и карета тронулась. Внутри всё утопало в белизне: шёлк мягких сидений, меховая шкура на полу, туман полупрозрачных занавесей на окнах, невидимых снаружи.

Человек потянул Сил'ан к себе, но тот с неожиданной лёгкостью выскользнул из захвата, сам опустился рядом, позволил аристократу целовать яркие губы маски, не отстранился, когда горячая рука легла на спину, притягивая ближе. Он спокойно снял перчатки, запустил пальцы под воротник баснословно дорогого халата и прижал их к ключицам весена. Пульс того забился чаще, но сам Ин-Хун вдруг замер, взгляд его затуманился. Сюрфюс, не отнимая рук от чужой кожи, легко и бережно развернул человека так, чтобы тот мог откинуться на спинку сидения. Аристократ часто дышал, вздрагивал, потом начал стонать, словно от искусных ласк; его сбивчивое бормотание напоминало горячечный бред. Полковник задумчиво созерцал одурманенное выражение на раскрасневшемся, вспотевшем лице. Наконец, весен судорожно втянул в себя воздух, напрягся, задрожал всем телом и, медленно расслабившись, затих. Голова его свесилась на грудь, дыхание постепенно выравнивалось. Сил'ан отнял руки, тщательно вытер их платком, пропитанным очищающим зельем, но надел перчатки лишь тогда, когда пульс человека успокоился.

Начальник штаба ждала у клумб перед контрольно-пропускным пунктом. Завидев летевшую над мощёной дорожкой карету, причудливо и богато изукрашенную, Марлиз насмешливо приподняла бровь. Чего ей не хватало в отсутствие командира, так какого-нибудь высокомерного столичного неженки.

Карета, впрочем, остановилась, не доехав до поворота. Кучер соскочил с козел и отворил дверцу. Динозавры – два холёных красавца с лоснящимися зелёными шкурами – стояли смирно, но озирались любопытно. Марлиз подумала про них: «Гадают – и куда занесло?»

Первым из кареты вышел разодетый в десяток халатов, один другого краше и дороже, мужчина в расцвете лет – никак не старше пятидесяти. Даже слабый загар не тронул бледного лица. Марлиз мысленно поздравила себя с верной догадкой.

Мужчина протянул руку, и девушка узнала второго пассажира раньше, чем смогла его увидеть. Каждый Сил'ан двигался по-своему, во всяком случае, Марлиз легко отмечала разницу. Многие на её глазах чуть касались пальцами ладони спутника, будто бы принимая его галантную помощь, но только один – так как сейчас.

Человек заговорил о чём-то, полковник ему ответил. Весен негромко, мягко рассмеялся, довольный. У него хватило такта не задерживать собеседника. И всё же в длинном пожелании благоволения Дэсмэр, девушке почудилось нежелание прощаться.

Карета развернулась и полетела назад, лихо шлёпали лапы динозавров. Полковник, не торопясь, поплыл к металлическим воротам. Марлиз шагнула к нему навстречу:

– Облачного дня! Их сейчас не откроют – сказали через проходную.

– Кто сказал? – осведомился Сюрфюс, повернув к ней.

– Майору Марлиз-Чен из Кел – стража, а тем, по их выражению, новые хозяева.

Сил'ан не стал это комментировать и всё так же степенно направился к маленькому одноэтажному каменному дому, похожему на приплюснутый кубик. Из его боковой стены крылом разворачивалась левая створка ворот. Массивная плита, служившая дверью, ушла в стену, отвечая на прикосновение пальцев. Два невыспавшихся хмурых солдата подняли головы и втянули животы, изобразив тем самым стойку «смирно».

– Откуда эти увальни? – спросил полковник, когда миновали проходную.

Девушка, сама не понимая зачем, сотворила недоумённый жест, но ответила чётко:

– Нас сменил пехотный полк. «Новые хозяева» нашли прежние меры обеспечения безопасности неудовлетворительными. У них распоряжение за подписью начальника авиации. Их начштаба уже спрашивал Марлиз-Чен, что тебя задержало.

– Печатный станок.

Девушка недоверчиво улыбнулась, пытаясь понять шутку. Сюрфюс посмотрел в её сторону:

– Не для денег, а, вряд ли поверишь, для книг. Что стало бы тогда с архитектурой?

– Что? – Марлиз надеялась на подсказку, которая могла бы вывести её к свету понимания.

– Это убьёт то, – полковник, судя по тону, повторил чью-то мысль и пояснил. – У людей есть легенда о человеке, который придумал знаками записывать слова. Он с гордостью сказал местному владыке: «Это поможет людям помнить то, что иначе кануло бы в реку времени». Правитель не был рад и так ответил на похвальбу: «Память – дивный дар, её надо постоянно поддерживать. Из-за твоего изобретения она испортится у людей. Они будут вспоминать не благодаря внутреннему усилию, а благодаря внешней поддержке», – Сюрфюс замолк, отвлекшись на какую-то мысль, потом негромко заметил: – У нас не было письменности, мы и сейчас едва ли нуждаемся в ней. Никто не доверяет фээру пергаменту. И всё же мы создали униле, когда люди пожелали изъясняться на нашем языке не только лишь устно.

– О, – тихо рассмеялась Марлиз, – вот почему не найдёшь и трёх слов, в которых те же знаки читались бы одинаково.

– Преувеличение, – благосклонно отметил полковник, возвращаясь к прежней теме. – Чтобы выразить идею в камне, требуются десятки, а то и сотня лет. На стороне книг и так преимущество подвижности. Если копий каждой из них немного, они не угрожают архитектуре, – он выдержал паузу, прежде чем подвести черту: – К счастью, книгопечатного станка в Весне уже не будет.

Оба свернули на аккуратную, окаймлённую цветами дорожку к длинному дому, окна которого по традиции Гаэл были обведены белыми прямоугольниками. Неподалёку двое солдат под наблюдением жреца Богини плодородия рыхлили землю для новой клумбы. Ещё один пехотинец прошёл мимо с холщовым мешком в руках.

– Так ты что-нибудь узнала о Коздеме? – проводив его взглядом, спросил полковник.

– Мало, – призналась Марлиз. – Глухое место на севере зоны почти у самого Кольца рек, в регионе Фориль. Дядя Марлиз-Чен там служит – комендантом института. Он квинтен-командир. Говорит, от института осталось только название и несколько сотрудников – хорошие люди. А чтобы окрест какая-нибудь часть располагалась, этого он, говорит, не застал, но могут помнить старожилы. Дядя спросит.