Текст книги "Ты будешь моей (СИ)"
Автор книги: Виктория Победа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
– Я же сказала, что не боюсь, – коснулась его лица, провела по еле заметной, но уже ощутимой щетине. Боже, какой же он все-таки красивый. Такие четкие черты лица, правильные что ли, темные густые волосы, в которые то и дело хочется зарыться пальцами, огромные голубые глаза, в которых можно утонуть и я тонула, тонула каждый раз, стоило Матвею посмотреть на меня с безграничной нежностью во взгляде.
– А чего трясешься? – взглянул на меня недоверчиво.
– Разочаровать тебя не хочу, ты ведь такой…а я…
– Дурочка, какая же ты у меня дурочка, – прошептал и запечатал мои губы поцелуем, вклинился меж моих бедер и окончательно подмял под себя. А я таяла в его объятьях, в горячих, обжигающих поцелуях, растворялась в тихом шепоте, и теряла связь с реальностью. – Глупенькая, разве можешь ты разочаровать, – подхватил меня под бедра и двинул своими, толкаясь туда, где все горело от предвкушения и даже сквозь ткань его штанов я почувствовала, как сильно он меня хотел. Толчок. Еще один. И, казалось, лучше и быть уже не может. Все что я могла – просить его не останавливаться. Но он остановился, вырывая из меня громкий стон разочарования.
– Что-то не так? – открыв глаза, заерзала на постели.
–Тшшш, – приложил палец к моим губам, заставляя замолчать и потянулся к прикроватной тумбочке. Выдвинул один из ящиков и вынул из него большую упаковку презервативов. И я покраснела пуще прежнего. Переводила полный непонимания взгляд с Матвея на коробку в его руках. – Я знал, что рано или поздно это случится, мышонок, – ответил на мой немой вопрос, словно это что-то само собой разумеющееся.
– А ты самоуверенный тип, – расслабилась.
– Еще какой, – он усмехнулся, а потом в миг избавился от одежды и перед глазами внезапно возник образ другого обнаженного мужчины и не одного. В мыслях пронеслись одно за одним воспоминания из тех дней, когда хотелось умереть. Когда даже кричать сил не было. Когда я лежала на окровавленных простынях, молясь всем богам и умоляя тех зверей остановиться. И эта боль словно вернулась, напомнила о себе. Я дернулась, вскрикнула громко и зажмурилась, страшась повторения.
– Тихо-тихо, маленькая, – Матвей в ту же секунду оказался возле меня, его голос, его тепло и родной запах помогли успокоиться, открыть глаза и взглянуть на обеспокоенного парня. Я сквозь землю провалиться была готова, снова все испортила. Глупая. Никчемная. Он же все для меня, а что я? – Тихо, Мышонок, я не буду. Хочешь, хочешь я оденусь и ляжем спать. Хочешь? – говорил, покрывая поцелуями влажные от слез щеки.
– Нет, – замотала головой, обвила его шею руками и притянула к себе. – Прости, прости меня пожалуйста, я такая дура, я…
И снова поцелуй. Яростный. Глубокий. Настойчивый. Он сметал все на своем пути, стирая страхи, уничтожая сомнения. Матвей обнимал меня, гладил, ласкал нежно. Шептал на ухо нежности, перемежая нежные поцелуи с обжигающими укусам. И все остальное стало таким неважным. Пустым. Главное он рядом был. В какой-то момент Матвей остановился, потянулся за отброшенными в сторону презервативами.
– Я буду осторожен, хорошо? – произнес, устраиваясь между моих бедер. Снова набросился на мои губы, лицо, шею и пока я сгорала от нахлынувших эмоций, от непередаваемых ощущений, он опустился к груди, обвел языком вершинку, прикусил осторожно, одновременно погружаясь в меня. – Тшш, вот так, маленькая, вот так, – успокаивал меня, пока входил медленно, не торопясь, внимательно всматриваясь в мое лицо.
– Все хорошо, – выдохнула тихо, когда он полностью оказался во мне.
– Не больно? – спросил, стиснув зубы и заставив меня улыбнуться. Я видела, как сложно ему было сдерживаться, не двигаться и это подкупало настолько, что, обняв его, я сильнее прижалась к нему, сама потянулась к его губам. Мой жест он понял правильно и в следующую секунду по телу пронесся сильнейший разряд тока. Матвей задвигался, медленно, размеренно вызывая мой ответный стон. Я окончательно расслабилась, отдалась во власть мужчины, лишь сильнее выгибаясь в спине и постанывая от невероятных ощущений. Каждый его толчок отдавался сладкой судорогой, зарождавшейся где-то в низу живота и разлетавшейся по всему телу. – Блядь, Мышонок, не делай так, – прорычал вдруг остановившись. Что я сделала? Ему не понравилось? Ну вот и все, Лара, закончились твои несколько минут безграничного счастья. Стало холодно, совсем не уютно как-то.
– Прости, я …
– Малыш, если ты еще раз его сожмешь, я просто позорно кончу, – взял меня за подбородок, заставляя смотреть в глаза и снова задвигался, вновь разжигая почти потухшее пламя. Его взгляд удерживал мое внимание, а каждый толчок выбивал воздух из легких.
– Еще любимый…– лишь на секунду прикрыла глаза и снова он остановился.
– Что ты сказала? – открыла глаза и наткнулась на потемневший взгляд, в котором больше не было той небесной синевы. – Повтори.
– Я…– до меня наконец-то дошло. Я только что призналась ему в любви, неосознанно, само вырвалось, и я не жалела. Да, я полюбила его, так сильно полюбила, что душа разрывалась на части и захотелось кричать о своей любви.
– Повтори, – произнес настойчиво, словно от моих слов по меньшей мере жизнь его зависела.
– Я тебя люблю, – улыбнулась и неважно, какой будет его реакция, это ничего не изменит.
– Твою…– запнулся, вдохнул глубоко, – что же ты со мной делаешь, малышка, я же и так…я же из последних сил сдерживаюсь.
– Не надо, – коснулась его губ, провела ладонями по шее, плечам, груди. Так хорошо. Только с ним могло быть так хорошо. – Не сдерживайся, мне хорошо, очень хорошо, не надо меня жалеть.
И он больше не сдерживался, с громким рыком подхватил меня под бедра, приподнял их выше и задвигался в бешенном ритме. Жестко и в тоже время нежно. Каждым своим движением, каждым обжигающим поцелуем он стирал из моей памяти воспоминания о прошлом, заменяя их новыми. Приятными. Незабываемыми.
Толчки становились все жестче, грубее. Руки на моих бедрах все сильнее их сжимали, до синяков, до легкой боли. А я с ума сходила от понимания, что именно я так на него действую, что ему хорошо. Обняла крепче, нашла его губы и весь мир перестал существовать, когда он ускорился до предела возможностей, когда разорвав поцелуй он простонал отрывистое «давай» и я разлетелась на мелкие кусочки, умерла и снова воскресла. Меня трясло словно в лихорадке, штормило так, что не держи меня Матвей, я бы просто слетела с кровати.
– Хорошо, господи, как же хорошо, – я не выдержала и расплакалась от разрывавших меня эмоций, а еще через секунду послышался глухой стон, Матвей, шумно дыша, прижал меня к себе, уткнулся лбом в подушку и сделав еще несколько толчков, догнал меня в этом бешенном марафоне. А я лежала и рыдала, как последняя идиотка, потому что не бывает так хорошо. Просто не бывает.
– Лара, лара, девочка моя любимая, ты чего? Блядь, я идиот да, я… больно... черт. Идиот. Кретин…прости, прости меня, слышишь, черт…малышка...
Мне ничего не оставалось, как закрыть ему рот поцелуем, потому что слова никак не хотели складываться в предложение.
– Мне хорошо, очень хорошо, – улыбнулась, когда мы наконец нашли силы оторваться друг от друга– А ты…тебе понравилось? – выдавила из себя, пряча лицо в его груди.
– Дурочка ты моя любимая, маленькая, любимая дурочка, – он гладил меня по волосам, шептал признания в перемешку с пошлостями и обещаниями, от которых к щекам то и дело приливала кровь. – Люблю, я так сильно тебя люблю, – было последним, что я услышала прежде, чем отдаться во власть Морфея.
Глава 21
Матвей
– Перестань, а если кто-нибудь увидит, стыд-то какой, – вяло сопротивляясь, малышка сделала попытку меня остановить, а мне башню от сорвало. Хотел ее везде, всегда, каждую долбанную минуту и плевать, на все и на всех плевать. – Матвей, ну давай дома, это же…– поцеловал, в последнее время это был единственный действенный способ отключить ее сомнения, подавить сопротивление. Какое нахер дома, я взорвусь, пока мы до дома доберемся.
– Никто не увидит, большая часть домов в этом поселке ближайший месяц будет пустовать, здесь практически никого нет, а так далеко и вовсе никто не заберется, – я снова привел ее в то самое место у озера. Место, скрытое от чужих глаз. Здесь я впервые ее поцеловал и не встретил сопротивления. – Не думай ни о чем.
– Ты сумасшедший.
Сумасшедший да. Как только ее увидел, так и сошел с ума. И это не поддается лечению и не нужно, чтобы меня лечили. Я болен ею, дышу ею одной с той самой первой встречи, когда ничерта еще не понимал, а уже тянуло, колбасило так, что внутренности наружу выворачивало. Я просто повернулся на ней, поехал крышей окончательно и бесповоротно. И нет от этой болезни лекарства, не придумали еще. А теперь она моя, только моя и я дурею от ее запаха, вкуса, слетаю с тормозов от ее стонов. Моя девочка, моя любимая девочка, больше не прячется, не боится. Лишает меня последних остатков рассудка.
Подцепил осторожно края ее платья и стянул его. Шелкова материя полетела в сторону.
– Матвей, – еще одна вялая попытка меня остановить. Ну что же ты, малышка, сама ведь хочешь. Ну же, отключи голову, хватит думать. Удерживая на себе мышонка, набросился на ее губы: сладкие, желанные. Я готов был целовать их вечно. – Матвей…– откинулась слегка, открывая доступ к груди, потрясающее зрелище и я больше не был способен сдерживаться, перевернул ее и уложил спиной на мягкий плед.
– Прости, малыш, нежности компенсирую позже, – вынул из кармана презерватив, подавляя в себе желание войти в малышку без защиты и каждую секунду повторяя самому себе, что рано, что у нас еще будет время. Мозг практически отключился и слился в штаны, плохо соображая, трясущимися руками раскатал ненавистную резинку по члену, черт, как же хотелось без нее. Одежда мигом полетела в сторону. – Иди сюда, – приподнял малышку за бедра, стянул последнюю преграду в виде трусиков и медленно начал погружаться в свою девочку, наблюдая за ее реакцией, все еще боясь причинить боль, все-таки не весь мозг в штаны стек. – Все хорошо?
– Я не хрустальная, не нужно сдерживаться, я хочу знать какой-ты, – все, привет здравому смыслу. Ну вот что ты со мной делаешь, я же нежно хотел, а с тобой не получается, срываюсь, как подросток впервые получивший доступ к женскому телу и ловлю нереальный, просто запредельный кайф, когда ее глаза распахиваются, словно в первый раз, когда зрачки расширяются, а с губ срывается протяжный стон удовольствия. И невозможно становится себя контролировать. И снова жесткие, глубокие толчки и каждый словно маленькая смерть. Чистый кайф, ни с чем несравнимый. Ни с кем так не было, никогда. Чтобы вот так: ярко, остро, запредельно.
– Покричи для меня, малыш, не надо, не сдерживайся, давай же, – и она кричала, царапала спину и повторяла, как ей хорошо, пока я вбивался в нее с бешенной, просто запредельной скоростью. И чуть сам не застонал в голос, когда малышку затрясло в моих объятьях и она начала кончать, громко, ярко, сжимая меня внутри до белых пятен перед глазами. Только с ней так, только с ней… – Маленькая, моя, самая любимая девочка, – шептал ей на ушко, после оглушительного оргазма, даже не знал, что так бывает, чтобы настолько остро. Не знал до нее. И каждый раз с ней был словно открытие. Не отпущу, никогда, не смогу.
Лара
–Я не готова, – прошептала, с ужасом глядя то на своего физиотерапевта, то на стоящего рядом и улыбающегося Матвея. – Я не смогу.
–Сможешь, Лар, я буду рядом, все будет хорошо.
Было страшно. Нет, я не боялась боли, я научилась с ней жить, научилась пропускать через себя и принимать ее. Я боялась другого – боялась провала. Продолжала твердить себе и всем вокруг, что еще рано, что я не готова к тому, чтобы встать с кресла. Чувствительность восстановилась окончательно, и двигательная функция постепенно улучшалась, но встать – пусть даже с опорой – это что-то из области фантастики. Так мне казалось. А вот Николай Иванович и Матвей так не считали. И их уверенность ни разу не помогала. Скорее наоборот, удручала. Потому что если не получится, если я не все-таки не смогу…
Я прочла о своем состоянии столько, что в пору было писать диссертацию, возращение чувствительности и способность двигать конечностями еще не означали полное восстановление. И как не гнала от себя эти мысли, они никак не хотели оставлять меня в покое.
Каждый день, каждый божий день я делала все, чтобы встать. Терпела адскую боль, выполняя упражнения, способный вызвать болевой шок у самого Дьявола и скрипя зубами повторяла себе, что не могу сдаться. Не теперь. Не тогда, когда обрела счастье в лице Матвея, не тогда, когда он смотрел на меня полным восхищения взглядом.
Я могла подвести себя, но только не его. Столько лет я жила в собственноручно сплетенном коконе из боли и страданий, никого к себе не подпуская, ненавидя весь белый свет и желая умереть и наконец освободиться. Не той свободы я желала, неправильной. И только сейчас, рядом с ним, с Матвеем, я наконец чувствовала себя живой, освободившейся от оков, столько лет державших меня в своих тисках.
План на сегодня был прост – встать, опираясь на перекладину тренажера, с которым мне только предстояло начать работу. Не сейчас, позже. И на котором мне в последствии придется учиться заново ходить, но видя мою нерешительность, физиотерапевт вдруг поменял решение.
– Планы меняются, Лара, – сообщил он, когда я уже готова была потерять сознание от скопившихся внутри переживаний, – опираться вы будете на руки Матвея Александровича. А вы в свою очередь будете служить для нее опорой, удержите? – перевел взгляд на Кирилла.
–Удержу, – не секунды не сомневаясь, коротко и уверенно. Он всегда такой, всегда уверен в успехе. Даже, когда кажется, что шансов нет. Он не сомневался, ни тогда в больнице, ни сейчас.
–Может не стоит? Давайте будем делать так, как было задумано.
–Нет, – отрезал Николай Иванович, – как я понял, Матвей Александрович – тот самый стимул, который был так нужен все то время, пока вы находились в центре. С переездом в этот дом ваше состояние значительно улучшилось, а потому я делаю вывод, что будет лучше, если опираться вы будете на него. Ему вы доверяете, а железяке, – он кивнул в сторону тренажера, – нет.
Сложно было спорить с таким аргументом, Матвей действительно был тем самым стимулом, чтобы начать бороться, чтобы жить... С помощью физиотерапевта-садиста и опоры в виде сильных рук Матвей я наконец решилась. Сейчас или никогда. Было больно, невыносимо больно, но я терпела, скрипя зубами терпела.
Все мышцы в теле напряглись до предела, чувствовалась невероятна тяжесть, но я встала, черт побери встала, несмотря на боль, встала. И это было так невероятно, так странно, чувствовать опору под ногами, и пусть, основная масса сейчас приходилась на руки, плевать, я стояла и хотелось визжать от нахлынувших эмоций. Стояла, глядя в глаза любимого и взгляда от него оторвать не могла.
–Думаю, на сегодня достаточно, – донесся голос Николая Ивановича. – Видите, Лара, все не так страшно, как казалось. Скоро начнем заново учиться ходить, – подмигнул он мне, когда я в одно мгновенье оказалась на руках у Матвея.
А после тренировки Матвей забрал меня на пикник, в то самое место, наше место. Сидя у воды, мы поглощали приготовленный Аней мясной рулет. Пальчики оближешь, где только она научилась так готовить.
Взглянула на Матвея, он казался таким расслабленным, умиротворенным. И тут, не выдержав, я вдруг разревелась от переизбытка чувств, видимо. Слишком много для одного дня. Несколько месяцев я была прикована к креслу, а сейчас наконец осознала, что не останусь калекой до конца своей жизни, что даже несмотря на то, что ходить я смогу не скоро, у меня есть все шансы быть здоровой. Полноценной. Счастливой.
–Мышонок, ты чего плачешь? – Матвей в ту же секунда оказался рядом и заключил меня в свои объятия. – Тебе больно малыш? Где болит? Я сейчас отвезу тебя в центр, – конечно он запаниковал, забеспокоился не на шутку. Еще бы, сегодняшняя нагрузка была для меня в новинку и черт его знает, какими могли быть последствия.
–Не надо в центр, – зашептала, покрывая поцелуями его лицо и сильнее прижимаясь к мощному родному торсу. – У меня ничего не болит, правда
–Тогда почему…
–От счастья Матвей, я плачу от счастья. Ты, ты так много для меня сделал, это все благодаря тебе, я так рада, что ты появился в моей жизни, ты даже представить не можешь, – разрыдалась еще сильнее, как дура последняя. И чего, спрашивается, реветь? Все ведь хорошо. Вот он, рядом. Родной. Любимый. Самый лучший. А я…
–А я как рад, – он рассмеялся громко, стискивая меня в кольце своих рук.
–Я люблю тебя, Матвей, я так сильно тебя люблю, – я готова была повторять это каждую секунду. Слова сами рвались наружу и мне совершенно не хотелось сдерживаться. Хотелось кричать о своей любви, громко, чтобы все вокруг знали.
– И я тебя люблю, Мышонок, – он потянулся ко мне, чтобы соединить наши губы в поцелуе, но кому-то было очень нужно нарушить наше уединение. Телефонный звонок раздался в самое неподходящее время.
Глава 22
Матвей
– Твою…извини, малыш, – нехотя выпустил Лару из объятий, и достал из кармана раздражающий гаджет. Будь все иначе, послал бы всех подальше, забрал бы свою малышку и свалил бы с ней на какой-нибудь необитаемый остров, подальше от назойливых звонков и проблем. Но проблема оставалась, и как не крути, решить ее было необходимо. – Слушаю.
– Надо встретиться, через двадцать минут я буду у тебя, – коротко и по делу.
– Жду.
– Что-то случилось? – настороженный, даже испуганный взгляд Лары вновь заставил меня улыбнуться. Обнял ее, притянул к себе и уткнулся носом в макушку, вдыхая неповторимый аромат любимой женщины. Ради ее спокойствия я был готов на все. Раздавить, уничтожить любого, лишь бы больше не видеть этот страх в глазах. Рискованно? Да. Но пока все трое ублюдков не будут в моих руках, пока каждый из них не будет прикован к цепи, пока они не будут молить о смерти валяясь в ногах у той, кому сломали жизнь, не будет мне спокойствия.
– Все нормально, Лар, но пора возвращаться, у нас сегодня гости.
– Гости? – очередная порция неуверенности во взгляде не заставила себя ждать.
– Ничего не бойся, ладно? Тебе не обязательно ни с кем встречаться, – улыбнулся, помогая ей вернуться в кресло. Еще немного и оно ей не понадобится. Сам был готов разрыдаться от переполнивших меня эмоций, когда она решилась, когда поднялась с кресла. Ни разу я не усомнился в том, что она встанет, теперь поверила и она, поверила и захотела. И жить снова захотела.
Вернулись мы как раз к приезду брата, я лишь успел передать Лару в руки заботливой Натальи. Звонок и появление Демьяна в моем доме означало одно – беззаботные деньки подошли к концу. Нам предстоял очередной конфликт, вполне способный перерасти в войну. Я ждал, долго ждал, как не крути, а Кир был прав, подобраться к Беркуту можно, но я не один такой умный, у него таких как я дюжина. Будь все иначе, наши пути бы никогда не пересеклись, но имеем, что имеем.
Вышел на крыльцо, встречать гостей. Четыре черных джипа как раз въехали на территорию дома, еще два остановились за его приделами. В который раз порадовался тому, что большинство домов в поселке пока пустовали, лишнее внимание нам было ни к чему, а вот такой кортеж непременно бы это самое внимание привлек.
– Здравствуй брат, – сухое приветствие и рукопожатие. Никаких любезностей и каменное выражение лица, заставившее меня напрячься. Прошелся взглядом по людям брата – все те же идеально выдрессированные верные псы. Что не говори, мы всегда поражались умению Воронцовых строить своих людей. Роботы без изъянов и слабостей. Без семьи и привязанностей.
– Твои люди не обидятся, если в дом я их приглашать не стану?
– Они подождут здесь, – кивнул и больше не оборонив ни слова, прошел в дом.
– Ань, сделай нам кофейку, покрепче, – обратился к домработнице, которая так кстати появилась на кухне.
– Хорошо, Матвей Александрович, – устремив взгляд в пол, девушка промчалась мимо нас с Демьяном к кухонным шкафчикам, вызвав у брата усмешку на губах. Его подобная реакция окружающих всегда веселила. Они на каком-то подсознательном уровне чувствовали, что этого человека лучше обходить стороной. Теперь вот девчонку мне напугал.
– Присаживайся, – указал на стул, сам сел напротив. – Беркут? – не стал тянуть и ходить вокруг да около. Все было предельно понятно. Брат бы не покинул столицу, не будь на то причин.
В нашу последнюю встречу он попросил меня не нарываться, попросил подождать и тогда, немного остыв, я с ним согласился. Беркута я своей выходкой разозлил, но по факту ничего не добился. В тот день я руководствовался отнюдь не доводами рассудка. Я был в ярости, я ведь поклялся себе достать этих тварей и обосрался на ровном месте.
Стоило брать их сразу, тепленькими, а мне захотелось поиграть, загнать в угол, чтобы почувствовали себя жертвами, дичью, которой вот-вот грозит опасность оказаться в зубах хищника. Если бы я знал наперед. Откуда у них черт возьми такие знакомства? Без денег, без связей и вдруг под защитой Беркутова. Чудеса, млин, не иначе.
– Он самый, – кивнул. – Я пытался договориться, но, скажем так, он все еще обижен и на контакт не идет. Сейчас его нет в стране, но двое голубков все еще в его доме, покинуть родину я им не дам, но достать их на территории Беркута мне не по силам.
– Я это понял в прошлый раз, ты приехал напомнить? – усмехнулся, кивая в благодарность Ане, вновь оказавшейся в поле нашего зрения. Не поднимая взгляд, девушка молча расставляла кружки на стол. Громкий визг вдруг нарушил недолгое молчание. Я даже не понял, как тонкое запястье девушки оказалось в большой ладони брата. – Это что, Ань? – напрягся, заметив свежие синяки на запястье, которые девушка так старательно скрывала под длинными рукавами.
– Ничего, – вырвав руку из ослабленной хватки, девушка завела ее за спину и стыдливо опустила голову, снова вперившись взглядом в пол. Только сейчас заметил плотный слой косметики на лице девушки, тянувшийся ниже к шее. Раньше я за ней любви к штукатурке не замечал.
– Ты ведь домой ездила, Ань? Тебя обижают? – спросил, наверняка зная, что не ответит. Жертвы абьюза часто молчат, покрывая обидчиков, страшась нарваться на их гнев.
– Нет, я просто неудачно упала, – очевидный ответ, я даже не сомневался, что соврет.
– Интересные следы, для неудачного падения, – добавил брат, рассматривая девушку. – Вы бы, Анна, были впредь осторожнее.
– Можно я пойду? – проигнорировав выпад Демьяна, девушка взглянула на меня с мольбой во взгляде. Не расскажет же все-равно. Ладно, с этим позже разберусь.
– Иди, Ань, работай, – кивнув, она пулей вылетела из кухни, словно боялась, что я передумаю и продолжу допрос.
– Ты бы помог девочке, брат, ее явно запугали.
– Раньше я за ней этого не замечал, разберемся. Давай к нашим баранам.
– Как я и сказал, наш друг отдыхает за границей и придется нам попросить его вернуться, – азарт во взгляде, я не сомневался в том, что этот черт уже что-то придумал. Как и не сомневался в том, что Беркутов ему нужен не меньше, чем мне.
– Что вы не поделили?
– Я перешел ему дорогу, не нарочно, но так вышло, с тех пор он немного в обиде, а мне нужно с ним помириться.
На последних словах я подавился кофе. Какой нахрен помириться, когда я к войне готовлюсь. За просто так он мне своих гостей не отдаст. О каком мире вообще может идти речь? Хорошо, если отделаемся малой кровью и относительно небольшими потерями. Какой к черту мир с человеком, укрывающим в своем доме насильников?
– Ты в своем уме? На солнце перегрелся? – подскочил с места и отошел от брата на несколько метров, от греха подальше.
– Остынь, – все также спокойно. – Я знал, что именно так ты отреагируешь, но Беркут не так прост, с ним нам сейчас лучше дружить, чем воевать.
– О какой дружбе ты говоришь, Граф? Он, блядь, прячет в своем доме тварей Молоховых, ты, млин, хоть представляешь, что они с ней сделали…– уточнять о ком идет речь было не нужно, она все прекрасно понимал.
– Успокойся, их ты получишь, но с Беркутом нам нужен мир.
– И как ты себе это представляешь? Думаешь он сам придет и принесет их головы на блюдечке с голубой каемочкой?
– Я на это надеюсь. Послушай, Матвей, нам не нужна эта война, никому она не нужна и в первую очередь она не нужна твоей девочке, – знал на что давить, хренов черт. Конечно, ее вообще все это не должно коснуться. Слишком много сил у меня ушло на то, чтобы вернуть ей душевное спокойствие, хотя бы какую-то его часть. До полного исцеления у нас еще долгий путь.
– Что ты предлагаешь? – немного остыв, я вернулся за стол.
Однажды я уже действовал на эмоциях, ничем хорошим это не закончилось. Демьян, конечно, прав. Но отчего-то я сомневался, что Беркут пойдет нам на встречу, во всяком случае без веской на то причины.
– Для начала нам нужно вынудить его вернуться в страну. Придется нам подчистить пару его счетов.
– Считаешь, мы с тобой одни такие умные? Если бы я мог нанести ему весомый ущерб, я бы уже нанес. Думаешь, я не прощупывал почву и за все это время не пытался найти его слабое место? У него нет дыр в защите, официальные активы – капля в море, а остальное хорошо спрятано.
– Ты плохо его знаешь, – откинувшись на спинку стула, ухмыльнулся брат. – У господина Беркутова обостренное чувство справедливости, когда дело касается его денег. Ущерб будет невелик, но разобраться с вором он будет рад лично, к тому же зуб на тебя он все еще имеет.
– Хочешь, чтобы я побыл наживкой? – покачал
головой, понимая к чему он клонит.
– А ты против?
– Я очень даже за. Только хрень вся эта затея, слушать он нас не станет, да и говорить нам с ним не о чем. Как бы там ни было, он прячет от меня Молоховых.
– Посмотрим. Тебе нужны только братья, а нам всем нужен мир. Постарайся меня сейчас услышать.
– Молоховых? – тоненький голосок со стороны двери, и я готов провалиться сквозь землю.
Глава 23
Лара
– Ну что ж, Лариана Николаевна, за вас можно только порадоваться, – пожилой седовласый профессор, сидящий напротив, широко улыбнулся. – Не успеете оглянуться, как не то, что ходить – бегать начнете.
Я лишь кивнула в ответ, стараясь выдавить из себя хоть какое-то подобие улыбки. Держать лицо выходило из ряда вон плохо. Мужчина тем временем продолжал. Говорил что-то о травмированных сегментах, возможных рисках, задавал вопросы, а я словно не здесь была, не в этой клинике, а там, в доме Матвея, в нашей спальне.
Перед глазами так и стояла наша ссора. В тот день мы впервые так сильно повздорили. На меня тогда словно помутнение нашло, услышав фамилию своих насильников, я будто в трансе оказалась. Паника. Злость. Страх. Все это вылилось в грандиозный скандал.
Помню, как кричала, как требовала объяснений. Матвей же молча стоял и сверлил меня полным гнева взглядом голубых глаз. А после он впервые наорал на меня, напугав до чертиков. Он не был похож на себя, его крик эхом разносился по всему дому, даже Наталья с Аней прибежали, но быстро были выставлены из спальни под угрозой увольнения.
Матвей был зол, не слышал меня совершенно, впрочем, как и я его. В тот момент мы говорили на разных языках и как-то в миг отдалились. Я не желала воротить прошлое, даже не так, нет, я не желала, чтобы это прошлое воротил Матвей. Не хотела, чтобы пачкался об эту грязь. И я просила оставить, просила не лезть и забыть то, что было, но по одному лишь взгляду понимала, что он не услышит, что он все решил.
Мне дали понять, что в этом вопросе мое мнение не учитывается, а после он просто хлопнул дверью. Появился лишь на следующее утро, чтобы переодеться и снова исчезнуть. Даже не смотрел на меня, а я и слова произнести не смела, просто смотрела на него молча, сдерживая слезы.
Потому что опять все испортила и понятия не имела, как все это исправить. Я ведь обещала больше не устраивать сцен и нарушила данное слово. Всего за несколько дней мы стали чужими, совершенно чужими. В его взгляде больше не было того восторга и обожания.
Он больше не улыбался этой своей особенной мальчишеской улыбкой, предназначавшейся только мне одной, а спать и вовсе уходил в другую спальню. Я же заливала слезами подушку не в силах взять себя в руки и поговорить. Попросить прощения в конце концов.
Так прошла неделя. За ней другая.
Одним из вечеров, вернувшись домой, он сухо сообщил, что отвезет меня в клинику на полное обследование, просто поставил перед фактом, а на следующее утро, собрав небольшую сумку с моими вещами, молча отвез в центр.
– Лара, вы меня слушаете?
– Да, простите, я все слышала, – сказано это было без особого энтузиазма, как-то все равно было.
Ничего не хотелось. Матвей не появлялся с тех самых пор, как привез меня в центр. Писал только. Ничего лишнего, лишь справлялся, все ли в порядке. Хотелось кричать, потому что не все в порядке, от боли и неведения в пору было лезть на стену, но каждый раз пересиливая себя, я писала короткое «да», на которое не получала ответ. А что, собственно, отвечать. Мы все друг другу сказали.
– Вас отвезут в палату, сегодня мы вас выпишем, Матвея Александровича я предупредил.
А надо ли меня выписывать? Нужно ли снова забирать в тот дом, когда все рушится, словно карточный домик. Рушится, потому что я позволила себе слабость, снова. Потому что позволила себе очередную истерику, которая, должно быть, стала последней каплей. Для него. Для нас…
Пустая палата встретила меня гробовой тишиной, а ведь все могло быть иначе. Мне лишь нужно было промолчать, а не накидываться с вопросами и обвинениями.
За собственными размышлениями не сразу заметила, что в палате я больше не одна. У двери стоял Матвей.
– Привет, – поджав губы, подняла на него взгляд. Ответа не последовало. Мужчина буравил меня взглядом, рассматривал, словно видел впервые, с ноткой презрения во взгляде. Или мне показалось? Легкая усмешка на губах, слегка выгнутая бровь. Он стоял, опираясь плечом о дверной косяк и молчал. Что-то странное было в его позе, мимике, взгляде. Что-то чужое. Будто он это и одновременно не он. Так не бывает. А после пришла догадка, совершенно безумная и невероятная. – Кто…кто вы?
– Кто? – он удивился, но я знала, я просто уверенна была, что стоявший передо мной человек – не Матвей. И пусть похожи они были, как две капли воды, не он это, я чувствовала.
– Вы не Матвей. Кто вы? – ответ был очевиден, но в тот момент ничего кроме идиотских вопросов на ум не приходило.
– Ну надо же, интересно, – покачав головой, мужчина оторвался от дверного косяка и проследовал внутрь. Чем ближе он подходил, тем больше я убеждалась в своей правоте. – Меня зовут Кирилл Авдеев, – подвинув стул и усевшись напротив меня, ответил мужчина.
