Текст книги "Проклятие рода Тремейн (СИ)"

Автор книги: Виктория Лейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Пойдёмте отсюда, миссис Дафф, – Винсент, смерив хозяина презрительным взглядом, зашагал к выходу, – сегодня останетесь у меня, миссис Труди о вас позаботится. Сейчас отнесу обратно ваши вещи.

В любой другой ситуации она бы, конечно, ни за что не поехала среди ночи в дом незнакомого мужчины, но выбора не осталось. Не ночевать же ей на улице, в конце концов?

–Суеверный идиот, – пробормотал Чейз, подхватывая чемоданы.

Уже на пороге Анна обернулась. Керджесс, оперевшись о край стойки, провожал её хмурым взглядом.

– Не желаете объяснить, что всё это значит? – спросила она, усевшись в машину.

Винсент, сжимая руль, напряжённо вглядывался в дорогу.

– Небось, слышали легенду о вашем поместье?

Анна невесело усмехнулась:

– Моя матушка поминает её с завидной регулярностью. – Она резко осеклась, – постойте, постойте… Вы же не хотите сказать, что?… – Анна нервно усмехнулась, – на дворе двадцатый век, неужели, кто-то здесь ещё в это верит?

– Скажите это им, – Винсент криво ухмыльнулся, – они до сих пор живут как в средневековье. А о вашем доме такие слухи ходят, что закачаешься.

Анна не знала подробностей легенды о семейном проклятии – матушка рассказывала об этом урывками, так как сама была не в курсе. В целом, история сводилась к тому, что больше века назад одна местная ведьма прокляла тогдашнюю леди Тремейн и всех её потомков, но как, за что и где – неизвестно.

– Деталей у нас в семье не знает никто, поговаривают лишь, что все женщины Тремейн обречены оставаться вдовами.

– А это так? – спросил Винсент, но тут же опомнился, – простите, мне не следовало…

– Люди умирают каждый день, мистер Чейз, – вздохнула Анна, – и далеко не всегда с подачи тёмных сил.

Пару минут они ехали в молчании. Анне до сих пор не верилось, что из-за каких-то местных баек её среди ночи в буквальном смысле выставили за порог. А ведь ей здесь ещё жить! Но о возвращении в Лондон она не думала, во всяком случае, в ближайшее время. Сейчас ей вообще не хотелось думать – лишь искупаться и рухнуть в постель.

– Говоря о местных, вы сказали “они”, – вспомнила Анна, – вы не из Торнтона?

– Я вырос в Ливерпуле, а здесь всего второй год. Так что, как и вы, новичок, – рассмеялся Винсент.

– Это будет слишком личным, если я спрошу, что заставило вас уехать в эту глушь, да ещё и остаться? – поинтересовалась она.

– Отнюдь нет, миссис Дафф, – ответил он, – я хотел самостоятельности и не желал трудиться в конторе отца. А здесь мой прадед когда-то владел книжным магазином, вот я и решил открыть его заново, а получилось так, что ещё и стряпчим сделался. Не пропадать же оксфордскому диплому!

Анна видела, что он не врал, скорее, недоговаривал, но лезть в душу не собиралась – сама знала, какую боль это может принести.

– А ваша супруга не будет против, когда вы заявитесь домой среди ночи, да ещё и с незнакомой женщиной?

– Я не женат.

Так она и думала. И хотя отсутствие обручального кольца ни о чём не говорило, Анна ещё с первых минут знакомства поняла – перед ней холостяк. Не вдовец, не разведённый, а именно холостяк. И дело не в молодости – её Уильяму было двадцать два года, когда они поженились, а самой Анне всего восемнадцать. Но её новый знакомый выглядел как человек, совершенно точно, никогда не состоящий в браке, а в психологии Анна разбиралась.

– Приехали, – Винсент остановил машину.

По правую сторону Анна увидела небольшой особняк в два этажа. Мощёная булыжником тропинка упиралась в гранитное крыльцо с коваными перилами. Над дверью тускло мерцал фонарь.

Сказать, что она чувствовала себя некомфортно – не сказать ничего. Всё это было странно, неуместно, и от этого становилось тревожно. Быть может, ей и в самом деле стоило уехать в Гастингс? Хотя, что теперь думать…

Винсент открыл дверь и отошёл, пропуская её вперёд.

– Располагайтесь. Сейчас позову миссис Труди.

Недавно отремонтированный холл был чистым и довольно уютным, но в то же время чувствовалось отсутствие женской руки: ни ажурных салфеток, ни безделушек и фотографий на комоде, только самое необходимое.

В глубине дома послышались шаги, и через несколько секунд в холл вышла полноватая женщина с румяным добродушным лицом. На вид ей можно было дать около пятидесяти. Увидев Анну, женщина резко остановилась, но быстро взяла себя в руки:

– Добрый вечер, мисс. Позвольте, я отнесу ваше пальто в гардероб.

Она мельком, с удивлением взглянула на хозяина, очевидно, не ожидая увидеть его в компании женщины, и Винсент поспешил внести ясность:

– Миссис Труди, познакомьтесь. Это Анна Хасли.

Домработница так и застыла на месте.

– Сама Анна Хасли?! – неверяще переспросила она, – та самая?

Анна улыбнулась.

– Вообще-то, моя фамилия Дафф. А Хасли девичья фамилия, я взяла её в качестве псевдонима.

– Вы уж простите меня, – затараторила Труди, – мистер Чейз сказал, что вы остановитесь в гостинице, и я даже не думала…

– Увы, туда меня не пустили. Хозяин, очевидно, побоялся, что я наведу на него порчу. Вы-то, надеюсь, не из суеверных? – усмехнулась Анна.

Домработница важно подбоченилась:

– Я верю в торжество разума, – гордо объявила она, – вы не думайте, у нас в Торнтоне не все такие невежды.

– Смею на это надеяться. Я планирую остаться здесь на весьма длительный срок и не хотелось бы заработать репутацию ведьмы. Кстати, вы случайно, не знаете, что там за история с проклятием?

– Ужин ещё горячий, – Труди неожиданно сменила тему и направилась в кухню, – сейчас накрою стол.

– Благодарю, но я не голодна.

Анна говорила правду. После всех событий она не могла думать ни о чём, кроме уютной постели.

– Труди, проводите миссис Дафф в комнату для гостей, – распорядился Винсент. – Она наверняка устала.

Анна посмотрела на него с благодарностью.

Комната для гостей располагалась на втором этаже между кабинетом и спальней хозяина. Небольшая, лаконично обставленная и безупречно убранная. Судя по тому, что постельное бельё лежало в комоде вместе с одеялом, подушкой и пледом, пользовались ею нечасто.

– Я сейчас быстро управлюсь, – заверила Труди, застилая матрас белой хлопковой простынёй, – а вы пока ванну примите. Налево и до конца коридора. Последняя дверь справа, – проинструктировала женщина.

…В комнату Анна вернулась минут через пятнадцать. Труди к тому времени уже ушла. Кровать была заботливо расстелена, подушка взбита, а на тумбочке, рядом с включенной лампой стояли графин и стакан.

Анна улеглась в постель, думая о том, что завтра же отправится в Райдхайм, и если это окажется возможным, в тот же день и переедет. Интересно, матушка уже заметила её отсутствие? На этом мысли её стали путаться, и через несколько минут, она провалилась в крепкий глубокий сон.

========== Глава 3 ==========

Кап-кап.

Кап-кап.

Он сморщился и перевернулся на другой бок. Звук каждой капли вонзался в мозг и, Винсенту казалось, что дождь стучит внутри его головы.

Кап-кап.

Кап-кап.

Он впился ногтями в простыню и стиснул зубы. Ещё одна попытка сменить положение, сорвала с его губ болезненный стон. На глазах невольно выступили слёзы.

Кап-кап.

Кап-кап.

Он кое-как перевернулся на спину и уставился в потолок. Тяжело дыша, откинул одеяло и осторожно согнул правую ногу. В бедро вонзился раскалённый штырь. Винсент, морщась, глубоко вдохнул, медленно приподнялся и взял с тумбочки стакан воды. За последний месяц это был уже четвёртый или пятый рецидив – прежде так часто боль не возвращалась никогда. Влажность. Проклятая северная влажность. Доктор Кавендиш, что лечил его в Ливерпуле, пришёл в праведный ужас, когда узнал, что Винсент уезжает в Западный Йоркшир. “Тамошний климат вас убьёт!” воскликнул он тогда. “Тепло. Тепло и сухость” раз за разом повторял Кавендиш, вбивая это в голову Чейза как таблицу умножения. Винсент не послушал, такой уж он был всю свою жизнь – самонадеянный, решительный и упрямый, как мул. Или осёл – Кристиан чаще всего использовал именно это сравнение. Вспомнив о старшем брате, Винсент разозлился ещё больше, и боль, ликуя, с удвоенной силой вцепилась в плоть, как изголодавшийся волк-одиночка.

Кап-кап.

Кап-кап.

Спасение находилось близко. Так близко, что Винсент, стиснув зубы, царапал ногтями живот. Протянуть руку, открыть верхний ящик, и боль уйдёт. Пусть не навсегда, не надолго, но у него будет несколько счастливых дней, а если совсем повезет, то и недель. Доктор Кавендиш говорит, что терпеть нельзя – вроде бы в такие моменты внутри головного мозга гибнут какие-то клетки и уже никогда не восстанавливаются. Когда их умрёт слишком много, умрёт и он. Винсент Чейз не хотел умирать, он хотел жить.

Вздохнув, он открыл верхний ящик, где терпеливо ждал своего часа его верный друг – серебряный футляр, обитый внутри алым бархатом, хранящий такое желанное и ненавистное содержимое. Привычным движением Винсент достал шприц, приладил чистую иглу и открыл заветный пузырек с пожелтевшей этикеткой “Morphine”[1]. Несколько секунд он в раздумьях держал шприц, пока наконец очередная вспышка боли не пронзила ногу. Винсент без труда, даже не включая свет, попал в вену и, прикрыв глаза, медленно ввёл лекарство. Положил использованный шприц на тумбочку и откинулся на подушку. Ему казалось, что он чувствует, как этот яд разливается по телу, направляясь туда, к источнику боли, замораживая и заставляя разжать свою раскаленную хватку.

Через несколько минут стало легче. Нога больше не пульсировала, мышцы расслабились, прошла и испарина на лбу. В такие моменты Винсент ненавидел себя. Он яростно презирал всякую зависимость, считая её проявлением слабости, и вот, словно в насмешку сам сделался её рабом.

Как глупо. Желание проявить себя, доказать самому себе, что он не трус, обернулось пулей в бедре. И дёрнул же его чёрт нарушить приказ командира и броситься вперёд. Тогда Винсенту казалось, что он держит всё под контролем. Секунд пять. А потом он даже не сразу понял, что случилось – ноги просто перестали его слушаться и, упав лицом в грязь, он ещё несколько мгновений думал, что просто споткнулся. Вскочил, побежал, не обращая внимания на стекающую по ноге струйку крови. Наверное, просто царапина. А потом… Потом кто-то выключил свет, а когда мир вернул себе привычные звуки и краски, он уже лежал на больничной койке в полевом госпитале. И было больно. Очень больно. Настолько, что хотелось умереть. Если бы он мог кричать, то закричал бы, но голос пропал.

Гильзу вытащили, рану промыли и зашили, но проклятый немецкий “маузер” [2] задел помимо артерии нервное окончание, на котором впоследствии образовался рубец, что вот уже третий год напоминал о себе. Эдакий прощальный подарок безымянного рядового, за несколько секунд до того, как Винсент всадил пулю ему в глаз. Теперь тот бедняга лежит в земле, и ничто его больше не тревожит, а Винсент накачивает свое тело отравой, чтобы не сойти с ума от боли. Интересно, кому из них повезло больше?

Доктор Кавендиш говорит, что причина таких вспышек не только в сырости: волнение и входящее нынче в моду понятие “стресс”, что в общем-то одно и то же, провоцируют рецидив. Если избегать этих раздражающих факторов, то есть все шансы дожить до старости, но когда он, Винсент Чейз, отличался благоразумием?

Теперь, когда боль ушла, он подумал, что такого “стрессового” произошло за последнее время, отчего приступы участились? Болезнь Джорджианы, будь она неладна, хотя сейчас Винсент вспоминал о ней без злобы и отчаяния; кризис в юридической фирме отца и раздражающие попытки Кристиана наладить братские отношения. Ещё письма матери и Флёр, в которых они умоляли его вернуться в Ливерпуль, зная, что этого не случится. Винсент представлял их, сидящих в полумраке у камина: леди Чейз, всхлипывая, просит дочь подать ей сердечных капель, Флёр вздыхает и, опустив плечи, идёт к ящичку с микстурами. В такие минуты Винсент чувствовал себя последним мерзавцем на этом свете, но знал, что не вернётся домой. Чтобы они сказали, увидев его в таком состоянии? И это была ещё одна причина, по которой он не хотел возвращаться.

– Я с самого начала говорил тебе, что это плохая идея.

Это было первое, что сказал ему Кристиан, когда в шестнадцатом году Винсент вернулся в Ливерпуль, комиссованный с фронта. “К службе негоден” стояла печать в его медицинской карте.

Родители и Флёр, казалось, даже обрадовались такому повороту событий – Винсент дома, живой и почти не покалеченный, и уж теперь-то наверняка одумается и займётся семейным бизнесом.

Его невесты Джорджианы не было ни на вокзале, ни дома на ужине, который миссис Чейз устроила в честь возвращения сына. Не то, чтобы он так сильно любил её, но неприятно было осознавать себя брошенным.

В день его отправки на фронт на ней было лиловое платье и шляпа с искусственными цветами из фетра и атласа. Джорджиана плакала и клялась, что будет ждать его.

А на следующий день после ужина Винсент узнал, что она теперь помолвлена с Кристианом. “Джорджиана и Кристиан” даже имена их были созвучны друг другу. Мистер и миссис Чейз. Голубоглазая блондинка с кукольным личиком и холёный, словно выставочный кот Кристиан, сверкающий как новенький пенни. Правда, синяк под глазом и выбитый зуб немного испортили идиллическую картину, но помолвка от этого, конечно, не расторглась.

– Вот, что война делает с людьми, – пробормотал Кристиан, отплевываясь от крови, – превращает в зверей.

…А через полтора месяца Винсент, послав к чертям старшего брата и юридическую контору, уехал в Торнтон. Больше они не виделись.

Кристиан и Джорджиана, очевидно, все же чувствовали за собой вину: писали письма и телеграммы, заказывали телефонные звонки. Но конверты нераспечатанными летели в камин, телеграммы оставались непрочитанными, а телефон он, в конце концов, выкинул. Номер того, что был в его новой конторе никто не знал.

Полгода назад Винсент получил письмо от матери: скандал с помолвкой Кристиана распространился по Ливерпулю, и семейный бизнес стоял на грани краха. Плюс ко всему тяжело заболела Джорджиана, а денег на её лечение не было. Винсент выслал им чек на триста фунтов и навсегда вычеркнул из своей жизни. Через два месяца пришла телеграмма от Флёр – она писала, что Джорджиана поправилась, а через семь месяцев станет матерью. “Да, я знаю, они с Кристианом поступили отвратительно, но тебе будет легче, если вы поговорите. Хотя бы в письмах”. – “Мне это не нужно. Пусть живут счастливо, только подальше от меня”.

Винсент не лгал. К тому времени от его чувств почти ничего не осталось, лишь горьковатый привкус разочарования.

Он повернулся на бок и прислушался. За стенкой стояла тишина, очевидно, его гостья уже спала, да и неудивительно – после всех событий Анна выглядела измотанной и уставшей. Винсент не знал наверняка, что привело её в Торнтон, но был уверен – миссис Хасли, как и он, бежала с поля боя. Она привезла с собой всего два чемодана и пару дорожных сумок, словно собиралась в большой спешке.

Когда месяц назад он осматривал Райдхайм, то пришёл в праведный ужас – имение лет тридцать, если не больше стояло покинутым, грязь и паутина затянули каждый угол, полы угрожающе скрипели, а электричество не работало, хоть он и обнаружил провода. Водопровод исторгал чёрную жижу, мебель изгрызли мыши… В тот же день он нанял рабочих, тех немногих, что согласились сунуться в “дьявольский особняк” и велел работать за семерых. За три недели дом, конечно, не вернул себе былое великолепие, но несколько комнат на втором и третьем этажах были вполне пригодны для жилья.

“Не удивлюсь, если она сбежит оттуда в первую же ночь”, подумал Винсент, прежде, чем провалился в сон.

***

Проснувшись, она не сразу поняла, где находится. Зелёные портьеры вместо нежно-голубых, незнакомая мебель и зеркало почему-то стоит в другом углу… События минувшей ночи вихрем пронеслись в голове: ночь, станция, Винсент, гостиница… Анна поднялась и, потирая виски, встала с кровати. Распахнула наглухо задёрнутые шторы, и в спальню хлынул солнечный свет. Она зажмурилась. Окна гостевой комнаты выходили в небольшой палисадник, засеянный газоном. У забора рос куст сирени, готовый вот-вот распуститься. От калитки убегала вперёд грунтовая дорога, та самая, по которой они и приехали. Ещё несколько тропинок уводили в разные стороны. За кронами деревьев проглядывались соседние дома – на узкой улочке их было немного, но прошлой ночью, в темноте Анне показалось, что дом вообще стоит на какой-то окраине. На соседнем участке копошилась возле клумбы пожилая леди и, увидев Анну, с любопытством прищурилась.

– Доброе утро! – Анна поприветствовала старушку и только потом поняла, что та, должно быть, подумала, увидев сонную молодую женщину в окне своего неженатого соседа.

В горле пересохло, а желудок урчал от голода – Анна вспомнила, как прошлой ночью отказалась от ужина. Что ж, пожалуй, будет не грех попросить у миссис Труди что-нибудь на завтрак.

Просить, впрочем, и не пришлось. Едва только Анна спустилась на первый этаж, как горничная, заслышав её шаги, выглянула из арки, ведущей в столовую.

– Миссис Дафф! Доброе утро! – женщина улыбнулась, – ступайте скорее за стол, сейчас я вас как следует накормлю.

От аромата горячих блинчиков и свежесваренного кофе есть захотелось ещё сильнее. Миссис Труди, несмотря на внушительное телосложение, порхала по комнате как пчёлка, с ловкостью огибая углы и мебель.

– Мистер Чейз ещё не спускался? – поинтересовалась Анна, думая о том, уместно ли завтракать раньше хозяина.

– Так он уже час, как уехал в контору! – рассмеялась Труди. – Уходит – ещё темно. Приходит – уже темно. Так и живёт, – вздохнула она, – нисколечки себя не жалеет! Ну, точно мой супруг, упокой Господь его душу. – Горничная махнула рукой, – мужчины, что с них взять? Упрямые как не знаю кто. Вы кушайте, кушайте, а то худая, прямо жуть! Ветром унесёт.

Анна задумалась. Конечно, они с мистером Чейзом ни о чём не договаривались, но она планировала как можно скорее лично увидеть Райдхайм и надеялась обсудить этот вопрос с Винсентом.

– Далеко отсюда его контора?

– В центре городка. Как раз рядом с книжным магазином, которым так же владеет мистер Чейз, – с гордостью пояснила Труди.

– Он ничего не просил мне передать?

Домработница растерянно покачала головой:

– Вроде бы ничего, миссис Дафф.

– Ну, ладно, – она хлопнула себя по бокам и поднялась из-за стола, – спасибо за завтрак, миссис Труди.

Анна зашагала к выходу, но уже в арке обернулась:

– Не подскажите, как добраться отсюда до Райдхайма?

– Дело немудрёное, – отмахнулась женщина, – прямо по дороге и до самой окраины. Имение-то на отшибе стоит… – тут она резко опомнилась, – подождите-ка! Уж не хотите ли вы сказать, что сунетесь туда в одиночку?!

– Именно это я и хочу сказать, – улыбнулась Анна. – И думаю, что местные призраки меня не тронут, всё-таки я их родственница.

Труди, однако, не оценила её шутки. Добродушное лицо горничной стало вдруг непривычно серьёзным.

– Не пущу, – заявила она, уперев руки в бока, – а ну, как, ежели с вами беда приключится? Доски провалятся или перила треснут? Или чего доброго с потолка на голову кусок штукатурки ухнет? Что я тогда скажу мистеру Чейзу?

– Что я уже большая девочка и могу о себе позаботиться. К тому же он ведь не запрещал вам выпускать меня из дома? – Анна хитро прищурилась, – так что формально никаких правил вы не нарушите.

Отчасти она понимала нежелание миссис Труди отпускать её, но перспектива провести день в четырёх стенах или бесцельно слоняться по деревушке ей не улыбалась. Познакомиться с Торнтоном можно и позже, а сейчас ни к чему досаждать Винсенту своим присутствием – чем раньше она осмотрит дом, тем раньше съедет. А потом, конечно, пригласит его на чай, да и сама наверняка будет захаживать в гости по выходным. В глубине души Анна понимала, что лукавит перед самой собой. В ней проснулся азарт, какое-то почти детское любопытство и жажда приключений. Последние месяцы её существование было чередой серых безликих дней, и вот наконец, она вновь начала проявлять интерес к жизни. Анна боялась упустить внезапное чувство и потому торопилась.

Миссис Труди, очевидно, прочла это в её глазах – вздохнув, покачала головой и сказала:

– Ох, что поделать! Не запирать же мне вас в спальне в самом-то деле. Только подождите немного, я кое-кого с вами отправлю.

Прежде, чем Анна успела возразить, что в провожатом не нуждается, Труди громко позвала:

– Верáса!

Откуда-то из гостиной донёсся цокот коготков по паркету, и через несколько секунд в столовую вбежала собака породы шотландский сеттер. Её чёрная с рыжими подпалинами шерсть блестела на солнце. Увидев Анну, она замерла, принюхалась и, решив очевидно, что чужачка не представляет угрозы, осторожно вильнула хвостом.

– Не бойтесь, не укусит, – успокоила Труди, – она у нас добрая девочка, правда, Вераса? Добрая и бесстрашная, – горничная посмотрела на Анну и улыбнулась, – ну, что, мэм, от такой-то компании вы не откажитесь?

Комментарий к Глава 3

[1] morphine (morphinium, morphini) – морфий, он же морфин (совр. название)

[2] “маузер” – разновидность немецких патронов времен Первой Мировой Войны

========== Глава 4 ==========

Анна не возражала. Животных она любила, да и всё веселее, если рядом живое существо.

– Это собака мистера Чейза? – спросила она, поглаживая Верасу за ухом.

– Ага, – кивнула миссис Труди, – завёл в прошлом году. Одно плохо: томится она здесь, порода-то охотничья, им бегать надо, а мистер Чейз целыми днями пропадает в конторе. Правда, раз в месяцок выбирается на охоту, ну и эту с собой берёт, вот уж где ей раздолье!

Анна присела на корточки и ласково потрепала собаку по загривку:

– Добычи не обещаю, но поиски будут захватывающими.

Вераса радостно замотала хвостом.

Перед уходом Труди ещё раз спросила, точно ли Анна не передумала насчёт своего сумасбродного решения, и не лучше ли будет дождаться мистера Чейза и, получив ожидаемый ответ, демонстративно вздохнула.

– Я постараюсь вернуться к обеду.

Стрелка часов едва подобралась к девяти, и Анна полагала, что первичный осмотр не займёт у неё много времени.

Для “экспедиции” она выбрала синюю юбку и голубую блузку из хлопка. Шляпку надевать не стала – все более или менее приличные головные уборы остались в Лондоне, а с собой Анна привезла лишь дорожную, да чёрную вдовью. Последние несколько месяцев этот цвет был её неизменным спутником – глухие, застёгнутые под самое горло платья и блузки прибавляли ей несколько лет, подчёркивая нездоровую бледность и опухшие глаза.

Сейчас же, смотрясь в напольное зеркало, Анна поняла, что возвращается к себе прежней. На щеках заиграл лёгкий румянец, а глаза уже не смотрели так пусто и отрешённо. Подумав, она распустила тугой пучок и заплела волосы в свободную косу. “Так гораздо лучше. Ты же знаешь, я люблю, когда ты отпускаешь волосы”. Она улыбнулась и, закрыв глаза, на мгновение представила стоящего за спиной Уильяма. Ей даже показалось, что она чувствует его дыхание на своей шее. Анна открыла глаза и, глядя в зеркало, провела рукой по плечу. Странное ощущение, будто рядом и впрямь кто-то был. Ах, если бы… Она не могла сказать, что верила в загробную жизнь, но если таковая всё же имелась, Анна была уверена, что она не имеет ничего общего с тем, чему её учили. И если бы кто-то спросил, верит ли она в Бога, Анна ответила бы, что допускает его существование. Вот только… её Бог не имел отношения ни к одной из религий. Анна усмехнулась. Хорошо, что на дворе прогрессивная эпоха – три-четыре века назад ей с подобными рассуждениями была бы одна дорога – на костёр.

– Будьте осторожны! – крикнула миссис Труди, когда Анна была уже за калиткой.

Помахав домработнице, она поманила за собой Верасу:

– Ну, что? Вперёд навстречу приключениям?

При свете дня Торнтон понравился ей куда больше. Утопающие в зелени и цветах переулки, каменные дома, увитые плющом, и свежий воздух, пропитанный запахом самóй природы. Немногочисленные прохожие, что попадались ей на пути, глядели заинтересованно, но без агрессии – в местах, где все знают друг друга в лицо, появление нового человека вызывает неподдельный интерес: кто он, откуда и зачем пожаловал в эти края? Анна дежурно улыбалась, кивала головой, а двоим из встретившихся на пути пожелала доброго утра.

Но вот, грунтовая дорога вышла за пределы деревушки, и дальше пролегала через поля. Путь оказался неблизкий, но усталости Анна не чувствовала – ей нравились долгие прогулки. Глядя вокруг, она подмечала для себя разные мелочи, которые потом можно использовать в книге. Работа писателем научила её видеть необычное в обычном: витиеватые узоры на коре старого дуба; шелест ветра в траве, похожий на звук крыльев бабочек; переливы солнца в ручье, что бежал под каменным мостом… Анна дышала полной грудью и чувствовала, что живёт. Это место нравилось ей всё больше и больше – возможно, она даже останется здесь навсегда. Уильяму бы здесь тоже понравилось. Они могли бы поселиться в Райдхайме, купить пару лошадей и по вечерам объезжать окрестности, устраивать пикники под дубом и гулять по лесу в погожие деньки. Анна вздохнула и грустно улыбнулась собственным мыслям.

Наконец, дорога привела её к небольшому перелеску, и дальше сужалась до заросшей бурьяном тропинки. Если бы не примятая трава и следы ботинок на мокрой от дождя земле, Анна, верно и не приметила бы её. Окинув беглым взглядом свои дорожные туфли, явно не предназначенные для прогулок по лесу, Анна, подобрав юбку, бодро шагнула в заросли.

Подол цеплялся за высокую траву, ноги проваливались в грязь, и несколько раз Анна едва не упала, но отступать не собиралась. Вераса бежала впереди, припав носом к земле, выхватывая неподвластные человеческому обонянию запахи, изредка вскидывала голову и принюхивалась. Когда Анна, в очередной раз спотыкалась или проваливалась в рытвину, Вераса останавливалась и терпеливо ждала. Деревья и кусты здесь стояли близко друг к другу, ветки царапали лицо и одежду, но свет всё равно находил дорогу сквозь молодую листву, и Анна щурилась от яркого утреннего солнца. Перелесок расступился, так же неожиданно, как и начался – раздвинув ветки, Анна вышла на поляну, а подняв глаза, увидела возвышающийся футах в пятнадцати дом.

– С ума сойти… – вырвалось у неё.

Своими размерами особняк мог вполне конкурировать с небольшим замком – по обеим сторонам от фасада выступали вперед два крыла, с каминными трубами, и ещё одна виднелась где-то позади. Потемневшие от времени каменные стены затянул вездесущий плющ, а окно небольшого мезонина на уровне третьего этажа и вовсе скрывалось за густой зеленью. Грязно-серые, помутневшие стёкла контрастировали с новыми, поставленными по распоряжению мистера Чейза. Перед домом тут и там валялся строительный мусор, ящики с инструментами и несколько пивных бутылок.

Тропинка вывела её к боковой стороне дома и, посмотрев влево, Анна увидела покосившиеся ворота с сорванным замком.

Вокруг царило безмолвие – лишь тихий шорох гравия под её ногами да ветер в молодой листве нарушали эту тишину. На фоне ослепительно голубого неба Райдхайм выглядел несокрушимой громадиной, древней и молчаливой. Он будто рассматривал новую хозяйку, глядя мутными глазницами старых окон, и Анна вдруг почувствовала себя песчинкой рядом с этим каменным монолитом.

Вераса стояла рядом, настороженно принюхиваясь, глядя то на дом, то на Анну.

– Да, согласна, выглядит мрачновато, – согласилась она, – но мы же с тобой не трусишки, правда?

Внутренний двор хранил остатки былой роскоши – тут и там виднелись груды камней, некогда бывшие клумбами и цветочными куртинами, прямо по центру декоративный пруд с фигурами купидонов и античных героев – только теперь вместе чистой воды в нем застыла чёрная жижа с сухими листьями, ветками и прочим мусором.

Гранитная тропинка, ведущая к дому, растрескалась, местами провалилась в землю, и на стыках плит зеленела трава. Мраморные ступени крыльца сохранились лучше, но были усыпаны ветками и прошлогодней листвой, та же картина обнаружилась и на самом крыльце.

– Чёрт! – выругалась Анна, только сейчас понимая, что у неё нет ключей.

Безо всякой надежды на успех, она потянула массивную бронзовую ручку и, к своему удивлению поняла, что дом не заперт. Возможно, ей стоит сделать выговор нерадивым рабочим, подумала Анна, чувствуя, однако, всплеск адреналина. Было бы глупо проделать такой путь, испортить туфли и юбку, а потом вернуться ни с чем. Вдохнув полной грудью, она потянула тяжёлую дубовую дверь.

***

– Да, да, я прекрасно вас понял, – повторил Винсент в телефонную трубку, – нет, нет, всё в порядке, уверяю.

Он стряхнул пепел с сигареты, но промахнулся и тлеющий уголёк упал на поверхность стола.

– Чёрт, – вырвалось у него, – простите мэм, это не вам, – тут же извинился он. – Конечно, я поговорю с ней, леди Хасли, – Винсент бросил уголёк в пепельницу, но на крышке стола уже успел остаться след.

– Я передам миссис Дафф ваши слова, – он с трудом удержался от смешка. – Сегодня за ужином и передам. Да, да, хорошо. – Винсент посмотрел на часы и нетерпеливо вздохнул. Разговор длился уже пятнадцать минут, – не вполне понимаю, какое это имеет значение, но отвечаю на ваш вопрос: я не женат.

Дверь кабинета открылась, и заглянул его помощник – пожилой ирландец МакГрегор. Винсент махнул ему рукой, давая понять, что занят. Мужчина улыбнулся и понимающе кивнул.

– Думаю, что это будет несколько проблематично, миссис Хасли, – Винсент покачал головой, – не уверен, что мне удастся “притащить Анну на вокзал и запихнуть в поезд”, но обещаю, что попробую. Доброго дня, мэм!

Винсент положил трубку на рычаг и наконец перевёл дух. Плюнув на формальности, уселся прямо на стол и достал ещё одну сигарету.

– Выходит, эта дамочка и правда сбежала, – задумчиво проговорил он, обращаясь к портрету Анны Болейн, оставшемуся здесь ещё от прошлого владельца.

Вторая жена Генриха VIII не вписывалась в интерьер, но Винсент так и не снял портрет – сначала было не до того, а потом просто привык к задумчивому взгляду карих глаз, смотрящих прямо в лицо, в каком бы углу комнаты он ни находился. Удивительно, но это не напрягало: женщина на холсте глядела с хитрецой, но явно без злого умысла, скорее, ей было просто любопытно. Интересно, кто позировал Доусону, имя которого значилось в нижнем правом углу?

– Хотя, почему это “сбежала”? – продолжал рассуждать Винсент, – ей же не пятнадцать лет.

Тёзка его новой гостьи, судя по лицу, разделяла эту точку зрения.

– Мистер Чейз?

МакГрегор беспрестанно роптал на возраст и плохой слух, умудряясь при этом быть в курсе всего и вся. Услышав, что начальник закончил разговор, юркий старик опять заглянул в кабинет: