Текст книги "Корпорация "Третий Глаз" (СИ)"
Автор книги: Виктория Кош
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)
– Мамочки, мне же домой пора.
– Разве? – Андрей обернулся к часам. – Подумаешь, всего-то полдвенадцатого.
Но Маринку было не остановить. Она с сожалением сняла чистые вещи Андрея и переоделась в свой разодранный костюмчик. Ехать через весь город в таком виде не хотелось, но еще сильнее не хотелось расставаться с Андреем вот так, ни о чем не договорившись и даже не обменявшись телефонами. Но он молчал, а Маринка скорее согласилась бы снова залезть в кабинет Добрышевского, чем заговорить о новой встрече.
Она вышла в коридор и увидела, что Андрей стоит у двери в куртке и ботинках.
– А ты куда собрался? – удивилась Маринка.
– Тебя провожать. Ты же не думаешь, что я тебя одну отпущу, да?
По ночному Горечанску они гуляли два часа. Три раза Маринке звонил папа и со значением интересовался, когда же она все-таки соизволит вернуться домой. Маринка отвечала, что скоро, но умоляющие глаза Андрея каждый раз превращали это «скоро» в полчаса.
В третьем часу они наконец дошли до Маринкиного дома.
– Мне действительно пора, – улыбнулась она.
Андрей задержал ее руку в своей.
– Оставишь телефон?
Маринка продиктовала номер. Андрей записал в телефонную книгу «Марина» и вопросительно посмотрел на девушку.
– Бекетова, – подсказала она.
Он нажал на кнопку, вздрогнул, открыл рот...
– Да-да, та самая. Василий Васильевич – мой прапрадед.
И, махнув рукой на прощанье, Маринка скрылась в подъезде.
Часть 4. История незадачливого политика. Глава 8
Когда Денис положил перед женой папку с фотографиями, которые Маринка сделала в кабинете Добрышевского, Оля настолько растерялась, что даже не спросила, откуда они у него.
– Это потрясающе, Денис... потрясающе, – шептала она, разглядывая снимки будущего липового заключения и архитектурного проекта. – Фантастика.
– Клиент попросил моего приятеля понаблюдать за Белым домом, – пояснил Денис. – Я подумал, что твоему Кошмарикову может пригодиться.
Олины глаза подозрительно заблестели.
– Дениска, ты не представляешь себе, что это значит! Это же бомба! Добрышевский вылетит из кресла со скоростью света.
– Думаешь? Мне кажется, он и здесь как-нибудь выкрутится.
– Не выкрутится, – сказала Оля с уверенностью опытного политтехнолога. – Не позволим.
– Умница ты моя. – Денис потянулся к губам жены, но она резко отстранилась.
– Погоди. А что это за друг у тебя странный? Кто он?
Смотреть в любимые глаза и лгать было нелегко, но сказать правду Денис не мог.
– Парнишка один, которого я иногда консультирую. Занимается жучками и прочей шпионской аппаратурой.
– Опасная у него профессия.
– Опасная – не то слово, – засмеялся Денис, пытаясь разредить обстановку, – но очень интересная. И, как видишь, полезная.
Он показал на фотографии, рассыпанные на столе.
– А твоему другу не повредит, если мы обнародуем фотографии? – вдруг испугалась Оля.
– Конечно, нет, малышка. – Денис потрепал жену по плечу. – Не беспокойся. Считай, что их с неба на тебя скинули. Или фея наколдовала.
На Олиных щеках появились лукавые ямочки.
– Да, только фея. И никак иначе.
– Неужели? – поднял брови Денис. – Я чего-то не знаю? Хочешь что-нибудь рассказать?
Она засмеялась и стала собирать фотографии.
– Ну уж нет. Пусть у меня тоже будет маленькая тайна.
В понедельник Владимир Добрышевский устроил пресс-конференцию, пригласив представителей исключительно промэрских газет. Местные телевизионщики приехали сами по себе, без приглашения, и на затравку потерзали Владимира Григорьевича по поводу предполагаемого нападения банды сумасшедших террористов на Белый дом. Мэр отшучивался и открещивался, намекал на погоню за дешевыми сенсациями, но впервые в жизни выглядел немного растерянным. Нелепицу с машиной, облитой обычной водой, постарались замять, а невольным свидетелям из охраны посоветовали держать рот на замке. Куда сбежал маньяк с зажигалкой и что он хотел от бедного Владимира Григорьевича, так и осталось загадкой. Добрышевскому очень хотелось спросить приставучего корреспондента, откуда он пронюхал об эпизоде с машиной, но тема пресс-конференции была слишком серьезной, чтобы отвлекаться на мелочи. Экологическая катастрофа была поважнее шутовского нападения на машину мэра.
Добрышевский выстрелил в журналистов фирменной улыбочкой, произнес вступительное слово, подготовленное Леночкой-разумницей, и размеренно зачитал заключение экологической экспертизы, из которого следовало, что район Дома Культуры опасен для проживания. Мэр клятвенно пообещал обеспечить жителей достойным жильем «полностью за счет городского бюджета» и выплатить компенсацию «в качестве добровольного извинения за грехи прошлых горечанских властей».
Журналисты слушали. Внимательно, молча. Ловили каждое слово и не перебивали вопросами. Как всегда. За годы своего царствования Добрышевский приучил пишущую братию уважать его. Пусть радуются, что попали в число избранных, что их допускают к телу мэра и разрешают получать информацию из первых уст.
Закончив читать, Владимир Григорьевич поднял голову. Состроил приличествующее случаю выражение лица – сочувственное, но решительное, приготовился к заранее согласованным вопросам. И заметил парочку улыбок в зале, увидел перешептывающихся людей. Добрышевский скривился. Не внешне, нет. Он бы никогда не позволил себе выразить неудовольствие в присутствии толпы журналистов. Он же демократ, а не самодур. И все-таки атмосфера в зале неуловимо отличалась от той, к которой он привык. Раньше почтение светилось в глаза, читалось в жестах и позах, капало с потолка и растекалось по полу. Сейчас Добрышевский ощущал себя лектором, который внезапно обнаружил, что студенты бодро пропустили мимо ушей его доклад и занимаются своими делами. А самые активные еще и подхихикивают над ним.
Владимир Григорьевич обвел зал недовольным взглядом. Чурилин из «Горечанска в XXI веке» вскочил с места. Он без запинки отбарабанил вопрос и плюхнулся обратно с видимым облечением. Добрышевский ответил. Ни один из журналистов не потрудился записать его слова. Конечно, у всех были диктофоны, но Владимир Григорьевич привык наблюдать за тем, как они быстро строчат в блокнотиках, стараясь не упустить ни одну крупицу мудрости великого мэра.
Перед вторым вопросом повисла неловкая пауза. Владимир Григорьевич сам корректировал список вопросов и мог бы отвечать на них, не дожидаясь журналистской инициативы. Но это выглядело бы странно, и Добрышевский, взяв себя в руки, терпеливо ждал. И мысленно прикидывал, какую взбучку он устроит Елене, которая ведала распределением вопросов, и как отыграется на простофиле-журналисте, пропустившем свою очередь.
С заднего ряда взметнулась тонкая женская рука. Добрышевский оживился.
– Да, слушаю вас.
– Анна Шарапова, еженедельник «Наша молодежь». Скажите, пожалуйста, чья подпись стоит на заключении экологической экспертизы.
Это был самый безобидный вопрос на свете. В самом деле, общественность имеет право знать имя героя, который потревожил многолетнюю архивную пыль и храбро сразился с монстром экологической угрозы. Но этот вопрос в списке не значился, и Владимир Григорьевич с удивлением помедлил, прежде чем ответить:
–Заключение подписал ведущий специалист Экологической Службы Виктор Сергеевич Позин.
– Спасибо.
Девушка улыбнулась, но не села. Ее короткие рыжие волосы и очки в темной оправе действовали Добрышевскому на нервы. Несмотря на любовь к женскому полу, он уже ненавидел назойливую журналистку.
– Мы можем снять копию с заключения?
– Конечно. – Владимир Григорьевич был сама любезность. – Я распоряжусь, и моя помощница сделает ее для вас после конференции.
– Не стоит. Я могу сейчас сфотографировать.
Высокая и гибкая, она с независимым видом прошла через весь зал и защелкала фотоаппаратом. За ней подтянулись другие. Так желающие проститься с покойным по очереди подходят к гробу и кладут цветы.
Добрышевский поежился. Его феноменальное чутье било тревогу: где-то в самой глубине политической машины заело винтик, хотя на первый взгляд все было в идеальном порядке. Владимир Григорьевич покосился на Елену, та чуть заметно пожала плечами. Мол, понятия не имею, что происходит.
А журналисты все фотографировали и фотографировали. Даже верный Чурилин при виде небывалой активности коллег подошел к столу, глянул на заключение, растерянно посмотрел на мэра...
Пора сворачивать лавочку, понял Владимир Григорьевич. И разбираться с виновными.
Для приличия он помедлил еще пару минут, великодушно давая заблудшим душам возможность реабилитироваться. Но никто не пожелал.
Одним из многочисленных талантов Добрышевского было умение вовремя заканчивать. Он поблагодарил собравшихся за внимание, посетовал на дела и уже вставал из-за стола, когда рыжая ведьма из «Нашей молодежи» сунула ему под нос диктофон:
– Последний вопрос, Владимир Григорьевич. Что вам известно о компании «ГоречанскСтройКом» и предполагаемом строительстве на северо-востоке коттеджного поселка?
Зал поплыл перед глазами Добрышевского. Узкое бледное лицо журналистки потеряло свои очертания, лишь темная оправа очков четко выделялась в сгустившемся тумане.
Она не может этого знать...
Усилием воли Добрышевский разогнал туман, заставил себя посмотреть прямо в спрятавшиеся за очками глаза.
– Я... я не могу знать названия всех компаний в городе... и уж тем более их планов...
Сердце болезненно билось в груди, и Владимир Григорьевич не мог думать ни о чем, кроме спасительной тиши своего кабинета. Сбежать бы сейчас от журналистов, от их липких странных вопросов, от ловушек, которые мерещатся в таких невинных на первый взгляд словах. Но нельзя. Очкастая змея только и ждет, чтобы он споткнулся, слабину показал. Не выйдет.
– Что ж, на сегодня предлагаю закончить. У меня в плане теледебаты, мне нужно подготовиться, – преувеличенно бодро произнес Владимир Григорьевич и быстренько, быстренько пошел со сцены, не дожидаясь, пока рыжая снова откроет рот.
– Какого черта, Лена? Ты должна была проследить, чтобы каждый получил экземпляр списка и очередность выступлений! – Добрышевский летел по коридору и выплевывал слова, как будто бурное возмущение могло компенсировать позорный испуг во время конференции.
– Я все сделала, как нужно, Владимир Григорьевич. – Новикова едва успевала за широким шагом мэра. – Не понимаю, что вдруг пошло не так.
– Это все та рыжая выдра. И насчет Позина что-то разнюхала, и про «СтройКом» знает. – Мэр остановился так резко, что Елена, не успев притормозить, чуть не врезалась в него. – Еженедельник «Наша молодежь». Ты слышала о таком?
– Д-да... тираж тысяча, объем шесть страниц. Позиционирует себя как рупор горечанской молодежи. Зарегистрирован полгода назад.
– Все-то ты знаешь, – неодобрительно хмыкнул Добрышевский. – Чтобы завтра эта мымра осталась без работы. Ясно?
Он двинулся дальше, и Новикова привычно побежала за ним.
– Владимир Григорьевич, нельзя же так! Выборы на носу. Представляете, что с нами оппоненты сделают за издевательство над свободой слова?
– Кто сделает? Линдаков или Шорлидзе? Кстати, напомни, кто из них сегодня со мной дискутирует.
– К-кошмариков. Родион Анатольевич Кошмариков. – Елене было не до смеха, но она не могла не улыбнуться.
– Кто? – фыркнул Добрышевский, на секунду забыв и неприятную конференцию, и ретивую журналистку.
– Кошмариков. Независимый кандидат. Главный редактор «Горечанска сегодня».
– А, паршивая газетенка. – Мэр моментально потерял интерес к оппоненту. – Вообщем, подготовь мне все на эту журналисточку. Займусь ею после выборов.
На дебаты Добрышевский приехал в новом темно-коричневом костюме и приподнятом настроении. Предстояла публичная схватка с противником, и Владимир Григорьевич жаждал проявить себя во всем блеске, чтобы окончательно избавиться от неприятного осадка пресс-конференции. С остальными политическими оппонентами Владимир Григорьевич был прекрасно знаком. Сами по себе люди достойные, они служили ему выгодным фоном, никогда не зарывались, не пытались откусить больше положенного. Родион Кошмариков был неизвестной величиной, но Добрышевский не ожидал от него никаких сюрпризов.
Кому, скажите на милость, придет в голову опасаться человека по фамилии Кошмариков? Он должен бы сидеть на одном месте и не высовываться, чтобы людей не смешить. Или, в крайнем случае, сменить имя. А Родион свет Анатольевич взалкал внимания общественности, возомнил себя могущественным, сильным. Не побоялся свою кошмарную фамилию на плакатах напечатать. Позор, да и только.
По дороге в телестудию Елена коротко рассказывала мэру о Кошмарикове. Добрышевский слушал внимательно, кивал и время от времени расплывался в улыбке. Биография кандидата была под стать фамилии: нелепая и жалкая.
– Жаль время на такого тратить, – емко подытожил он, когда Елена закончила. – Два часа псу под хвост.
Горечанская телестудия встретила Владимира Григорьевича знакомым блеском огней, суетой и чашкой зеленого чая, заботливо приготовленного для него в гримерке. Добрышевский спокойно отдался в руки мастера, зная, что из его неплохих внешних данных та способна сотворить изумительную красоту. После прошлого выступления он долго выслушивал комплименты о том, как роскошно он смотрится на экране.
Прикосновения гримера помогли Владимиру Григорьевичу расслабиться, и вместо Кошмарикова он сосредоточился на Елене, которая в студии следила за тем, чтобы все было устроено, как нужно. Максимально выгодное освещение – Добрышевскому, а у его оппонента пусть вытягивается лицо и утяжеляется подбородок. Для мэра удобное кресло нормальной высоты, а Кошмариков обойдется низеньким мягким диванчиком, который выглядит так уютно, но на котором так тяжело сидеть. Елена успела выяснить, что наглый претендент на голову выше Добрышевского, поэтому постарается раздобыть самый низкий диван из всех возможных.
– Владимир Григорьевич, пора. – Елена заглянула в гримерку. – Начинаем через пять минут.
В студии было очень жарко, и Добрышевский тут же пожалел, что не выбрал костюм полегче. Он предпочитал прохладу, и обычно в студии повсюду ставили вентиляторы, создававшие обманчивое впечатление свежести.
Впрочем, изменения коснулись не только климата. Вместо своего любимого кресла Добрышевский увидел обычный стул с жесткой спиной. Второй такой же стул был приставлен к столу с другой стороны. В минималистском декоре студии комбинация «стол плюс два стула» напоминала камеру допросов из американских боевиков.
– Что случилось с мебелью? – вполголоса поинтересовался Добрышевский у Елены.
– Не знаю. Говорят, формат дебатов поменялся.
Она выглядела встревоженной, но времени на разговоры уже не осталось. Владимиру Григорьевичу указали на место, с которого он должен будет выйти к ведущему, зазвучал привычный обратный отсчет. В кадре появился третий стул, для ведущего, а затем к столу вышел и сам золотой голос горечанского телевидения Альберт Рокотов.
– Удачи, – шепнула Елена в спину мэра.
Поначалу все шло чудесно. Альберт острил и тонко льстил Добрышевскому, лишая Кошмарикова возможности блеснуть умом или находчивостью. Владимир Григорьевич доброжелательно изучал лицо кандидата и не видел в нем ни одной отметины власти. Ничего, что сказало бы ему, что это зверь его породы, достойный противник, с которым придется повозиться. Ни малейшего намека. Родион Кошмариков – милый человек лет сорока или чуть меньше, из того самого сорта порядочных людей, что ничего не добиваются в жизни. Нет, он не страшен. Наивный дуралей, решивший поиграть с хищниками. С какой стати он полез в политику? Надеется что-то изменить? Дважды идиот. Такие, как он, никогда ничего не меняют. Они – расходный материал, которым сильные пользуются в своих целях.
Знаменитое чутье Добрышевского свернулось в комочек как кошка, дремлющая на теплом подоконнике. Владимир Григорьевич расслабился, потерял бдительность, решил, что Кошмариков безобиден как полевая ромашка.
И не поверил собственным ушам, когда услышал, что ромашка обвиняет его в фальсификации документов.
– У меня есть проверенная информация, что заключение Горечанской Экологической Службы – липа, сделанная для того, чтобы подешевле купить землю в северо-восточном районе и выстроить на ней элитный коттеджный поселок.
Владимир Григорьевич рассмеялся, но смех вышел натянутым, неубедительным. Две щекотливые ситуации за один день – чересчур для человека, который привык держать все под контролем.
– Давайте не будем рассказывать телезрителям сказки, Родион Анатольевич. – Добрышевский покачал головой. – Нет ничего опаснее бездоказательного обвинения...
Для того, кто его выдвигает, собирался закончить мэр, но Кошмариков невежливо перебил его:
– А я всегда был уверен, что самое опасное – это доказанное обвинение.
Добрышевский мог поклясться, что кто-то за его спиной хихикнул.
– Так давайте рассмотрим ваши доказательства, – ледяным тоном произнес он. – Я не сомневаюсь, что у Экологической Службы нет ни одной причины подделывать заключение экспертизы.
Кошмариков полез в портфель.
– У Экологической Службы причин нет, – пробубнил он из-под стола. – А у вас, Владимир Григорьевич, есть.
Это был конец. Кошмарный конец. Фамилия безобидного Родиона Анатольевича больше не казалась Добрышевскому смешной. На фотографиях, которые он все выкладывал и выкладывал на стол, были запечатлены проклятые пустые бланки Экологической Службы, черновик заключения, написанный рукой Позина, архитекторский план будущего поселка «Рассветный сад» с пометками мэра, проект договора о купле-продаже земли, где покупателем была обозначена компания «ГоречанскСтройКом», уставные документы «ГоречанскСтройКома», генеральным директором которого числился Олег Бобырев, зять и безвольная пешка Добрышевского...
– Я не понимаю, какое это имеет отношение ко мне... Это грязные инсинуации... Где вы взяли эти снимки? Не желаю отвечать на провокации...
Владимир Григорьевич защищался как мог, но сегодня удача переметнулась на сторону другого. Он неумело парировал доводы Кошмарикова и все глубже увязал в болоте собственной лжи. Альберт Рокотов, как и подобает звезде экрана, безошибочно чуял победителя. На его глазах рождался новый герой. Для старого на пьедестале почета больше не было места.
Никогда еще у передачи горечанского телеканала не было столь высокого рейтинга. К телевизорам прилипли домохозяйки и бизнесмены, учителя и врачи, рабочие и колхозники. Все, кто в воскресенье собирался идти на выборы, с открытым ртом наблюдали, как развенчивают кумира.
Корпорация «Третий Глаз» собралась в полном составе дома у Антона и ловила каждое слово Кошмарикова. Они чувствовали себя причастными к великому делу и все никак не могли прийти в себя после громадного гонорара, который на радостях отвалил госпоже Кристиане фонд независимого кандидата.
Бомба с экологической экспертизой запустила цепную реакцию. Ко двору пришелся и Андрей Кузнецов со своим проектом раскопок. Горечанцы внезапно вспомнили о прославленном Василии Бекетове и его теории и возжаждали археологических сенсаций. Мэр, планировавший закатать наследие далеких предков в асфальт, был во всеуслышание объявлен преступником.
В прессе развернулась масштабная кампания по разоблачению делишек Добрышевского. Кое-кто из тех, кто молчал раньше, теперь заговорил, и белоснежный имидж Добрышевского в считанные дни был основательно заляпан грязью. Белый дом было впору переименовывать в черный, столь похоронная атмосфера там царила. Добрышевский тщетно пытался реабилитироваться, заигрывал с соперниками в надежде пристроиться к кому-нибудь заместителем, но его репутация как «Титаник» медленно и неуклонно погружалась в ледяные воды политического забвения.
Двадцать восьмого мая избирательная комиссия Горечанска объявила, что новым мэром города на четырехлетний срок стал Родион Анатольевич Кошмариков.
Часть 4. История незадачливого политика. Глава 9
С момента основания горечанский Дом Культуры не был свидетелем такого наплыва VIP-персон. А все потому, что новоизбранный мэр Родион Анатольевич, для которого руины здания стали чем-то вроде знамени в борьбе с продажным Добрышевским, своеобразным талисманом и залогом успеха, решил, что будет символично провести первую пресс-конференцию и фуршет в зале спасенного Дома Культуры. Протокольные службы пришли в ужас и намекнули на антисанитарные условия и аварийное состояние здания, на что мэр сказал:
– Давайте отходить от стереотипов. Модельеры устраивают показы в заброшенных цехах. Почему бы мне не организовать фуршет в разрушенном Доме Культуры?
Службы пришли к выводу, что это будет «концептуально», и за четыре дня попытались максимально спрятать убогость зала. Разбитые окна занавесили роскошными шторами, стулья поменяли, отсыревшую штукатурку на стенах прикрыли плакатами, на сцене с прогнившими досками соорудили полированную кафедру для выступлений.
Оля Коврижко, повысившая свой статус одновременно с шефом, делала сто дел одновременно и жутко нервничала из-за того, что Родион решил пойти наперекор правилам. Ей было бы намного уютнее в прекрасно отремонтированном конференц-зале Белого дома, но «нет» значит «нет». Оля, как и ее предшественница Елена Новикова, училась не спорить с мужчинами, имеющими власть, а смягчать их категоричность всеми доступными способами. Как сейчас, когда она распорядилась полностью задрапировать стены в фойе, где Родион после выступления планировал устроить фуршет.
– Не хочу, чтобы в тарелки падали ошметки старой краски, – говорила она каждому, кто утверждал, что мэр распорядился оставить все как есть.
Второго июня к Дому Культуры подкатывала одна машина за другой. Были роскошные новехонькие иномарки вроде «БМВ Х5», на которой приехал главный спонсор Кошмарикова Сергей Головин, но чаще встречалась продукция отечественного автопрома, да и гости, бредущие пешком от автобусной остановки, тоже были не редкость.
Маринку на пресс-конференцию пригласил Андрей, который теперь был официально включен в команду нового мэра. Упоминать о том, что благодарная Оля принесла в корпорацию целую кипу приглашений, Маринка не стала и предвкушала приятный вечер.
Но вместо этого получилась сплошная головная боль. Для начала они столкнулись на входе с Олей Коврижко, и та, обрадовавшись Маринке как близкой подруге, потащила их знакомиться с Денисом. Маринке очень хотелось предупредить Андрея, чтобы ни в коем случае не «узнавал» Олиного мужа, но, увы, это было невозможно. Сама она разыграла свою роль прекрасно, да и Денис был на высоте, но Андрей игру не поддержал.
– Как тесен мир, – рассмеялась Оля, когда выяснилось, что Маринкин спутник и ее муж знакомы.
Маринка с Денисом обменялись мрачными понимающими взглядами, и она пообещала себе держаться подальше от Оли всю пресс-конференцию.
Но если у Оли не возникло и тени сомнения, Андрей был удивлен и не скрывал этого.
– Ты что, не узнала Дениса? Он же с Никитой на пару работает, помнишь?
Маринка помнила. И судорожно придумывала логическое объяснение тому, что никак нельзя было объяснить.
– Понимаешь, Оле вряд ли понравится, что Денис установил прослушку в кабинете бывшего мэра. Поэтому ей лучше не знать, что мы... э-э... знакомы.
Андрей поверил или сделал вид, что поверил, но у Маринки все равно было нелегко на сердце. Рано или поздно ей придется рассказать ему, чем на самом деле занимается корпорация «Третий Глаз». И кто знает, что из этого получится.
В зале, во время вступительной речи Кошмарикова Маринка немного успокоилась. Андрей держал ее за руку и внимательно смотрел на сцену, а Маринка исподтишка поглядывала на его сосредоточенное лицо и не понимала ни слова из выступления мэра. Только теперь ей было ясно, в каком напряжении живет Денис. Постоянно следить за собой, взвешивать каждое слово, помнить, о чем можно рассказывать, а о чем нет, обманывать любимого человека – такого и врагу не пожелаешь. Но разве можно открыть секрет, который принадлежит не ей?
– О чем ты думаешь? – шепнул Андрей ей на ухо. – У тебя такой серьезный вид.
– Устала от официальной части, – улыбнулась Маринка.
– Значит, во время перерыва сбежим. Надеюсь, на нас никто не обидится.
Но сбежать оказалось не так-то просто. В величественном фойе, где столы ломились от закусок, Андрей разглядел за батареей винных бутылок Никиту. А за его спиной маячила Соня, которая при виде Маринки расцвела словно роза поутру. Она вцепилась в Маринкину руку и принялась вываливать на ее голову последние новости о подготовке к свадьбе.
– Ты с Андреем придешь? – внезапно спросила она, хитро подмигнув Маринке. – Ох, ты и не представляешь, как я за тебя рада. Он замечательный.
В другое время Маринка с удовольствием бы расспросила Соню о замечательном Андрее но сейчас ее интересовал лишь такой близкий и недоступный выход. Она с тоской поглядывала на дверь и вдруг увидела... Антонио и Галку, красивых, нарядных, с горящими глазами и сияющими улыбками. Трагедия заключалась в том, что Соня заметила их одновременно с Маринкой и с истинно женской проницательностью разглядела в Галке госпожу Кристиану.
– Мамочки, – пролепетала она, прижав ладошку к губам. – Это же она.
Маринка не успела и рта раскрыть, как Соня завизжала и бросилась к Никите.
– Смотри, смотри, скорей. Это же она, гадалка! Она пришла, посмотри, Никита!
Маринка с радостью бы придушила Соню, но была вынуждена мило улыбаться и делать вид, что ничего страшного не происходит. А страшное как раз происходило. Появление госпожи Кристианы в легкомысленном платьишке не произвело особого впечатления на Никиту и Андрея, а вот ее спутник, неотразимый Антонио, их безусловно насторожил.
– Марин, а что Антон делает рядом с гадалкой? – спросил Андрей.
– Не знаю. Может, они встречаются.
Но как бы Маринка ни махала густыми ресницами, убедить Андрея, что все в порядке, она не смогла.
– Что-то здесь нечисто, – покачал он головой. – Может, расскажешь?
Спасла Маринку от неминуемого разоблачения Оля Коврижко. Она подлетела к ним как раз в тот момент, когда Маринка больше всего нуждалась в помощи, и отозвала ее в сторону.
– Мариночка, у меня к вам личная просьба. Вы не могли бы после того, как Родион Анатольевич закончит говорить, выйти на сцену и подарить ему цветы?
– Цветы?
– Да. Как поздравление от избирателей, понимаете? Мне только сейчас эта идея в голову пришла, – призналась Оля. – Водитель уже побежал за букетом. Нужна молодая и красивая девочка вроде вас.
Маринка была готова расцеловать Олю в обе щеки. Объяснение с Андреем откладывалось.
Через пять минут Маринка заняла место за импровизированными кулисами рядом с Олей. Букет из лилий, роз и зеленой травки оттягивал руки и дурманил голову. Речь мэра доносилась обрывками, и Маринка не представляла себе, как она определит время своего появления.
– Идите, – прошептала Оля и чувствительно ткнула Маринку в спину.
Освещение сцены ослепило ее, но Маринка стиснула букет и твердо пошла вперед. Возбужденное лицо Кошмарикова с крупными каплями пота на лбу выплыло из тумана. Оно было единственным реальным объектом в окружающем Маринку мире, потому что ни зрителей в зале, ни самого зала она не видела. Вокруг был густой обволакивающий туман, сквозь который прорывались отдельные звуки: слова Родиона, аплодисменты, щелканье фотоаппаратов, выкрики. Как во сне Маринка протянула мэру букет, пробормотала что-то вроде «поздравляю» и уже собралась идти обратно, но Кошмариков остановил ее, повернулся к микрофону, энергично заговорил...
О чем, Маринка имела самое отдаленное представления. То ли о горечанской молодежи, то ли о планах на ближайший год, то ли о фуршете в фойе. Она уловила только последнее:
– ... наш замечательный Горечанск!
и увидела, как Родион с силой ударил кулаком по кафедре.
Это было похоже на замедленную съемку. Кулак, крепкий, белый, взметнулся над поверхностью и с грохотом опустился вниз, разрывая туман. Доска прогнулась от удара, и Маринка скорее почувствовала, чем услышала или увидела, как гнилой пол просел под тяжелой кафедрой, как затрещали переборки и доски, как посыпалась вековая пыль со стен под их ногами. Она вдруг ощутила огромную пустоту внизу, древнюю и торжественную, которая ждала ее, распахнув объятия, и Маринка рухнула в царство пыльной трухлявой древесины.
Падение было стремительным и неинтересным. Насладиться ощущением свободного полета Маринка не успела, как не успела и испугаться. Все закончилось слишком быстро. Вот она стоит на сцене и вручает благоухающий букет Кошмарикову, и вот уже лежит на куче тряпья в кромешной темноте, а высоко над головой пробивается сквозь дыру жалкий электрический свет.
У Маринкиных ног кто-то зашевелился, и она вспомнила о Родионе. Тут же проснулся страх: а что если его приземление было не столь легким?
– Родион Анатольевич, вы как? – тихо позвала она и сползла с края своего импровизированного ложа.
Кошмариков привалился к груде тряпья, его голова свесилась на грудь.
– Родион Анатольевич, – снова позвала Маринка и дотронулась до его плеча.
Легкого прикосновения хватило, чтобы привести его в чувство.
– Что? – встрепенулся он. – Что случилось? Где мы?
– Не знаю. Какой-то подвал. Как вы себя чувствуете?
– К-кажется, нормально. Только рука болит.
Маринка осторожно ощупала больное место.
– Кажется, ничего страшного, обычный ушиб. Попробуйте встать.
Родион послушно поднялся, держась здоровой рукой за Маринку.
– Да, все в порядке, – рассмеялся он. – Ох, вы только посмотрите, куда мы попали!
Она огляделась. Глаза уже настолько привыкли к темноте, что все вокруг было видно как при дневном свете. Подвал, в который они так некстати рухнули, был просторным, с низким потолком и аркой, которая угадывалась невдалеке. Он был основательно захламлен строительным и прочим мусором, и первое, что бросалось в глаза – это толстенный слой пыли, бережно окутывавшей каждый предмет.
– Вы гляньте, какая красота. – Родион поднял с пола нечто, похожее на шкатулку. – Похоже, мы с вами нечаянно наткнулись на клад.
Они принялись рыться в пыли, кашляя и задыхаясь. Чего только не попадалось им под руки! Потемневшая посуда, массивные цепи и брошки, старинное оружие, прогнившая ткань, книги в кожаных переплетах – все это было безжалостно свалено на пол вперемешку с щебенкой и ржавой арматурой.
– Какое варварство... – шептал Родион. – Как можно... это же культурное достояние...
Маринка не слушала его. Она брала и кидала в сторону один предмет за другим. Снова шкатулка, и обломок вазы, что-то вроде бус, несколько ржавых ножей. В это невозможно было поверить. Значит, прав оказался Андрей насчет клада. Значит, есть шанс, что теория Василия Бекетова подтвердится и ее прадед наконец займет достойное место в истории города...
