Текст книги "Третий Георг"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)
Какой счастливый случай предоставился ему – шотландскому пэру, лишенному во многих отношениях возможности повышения в чинах по той лишь простой причине, что он шотландец, а не англичанин – найти покровительство в столь высоких кругах! И это продолжалось много лет. Его отношения с принцессой стали уютными, почти семейными; она была предана ему, возможно, даже больше, чем он ей, а Георг относился к нему как к отцу. А теперь… все изменилось.
Необходимо немедленно сообщить об этом принцессе, может быть она разъяснит ему, в чем дело. Проезжая по улицам города, Бьют забился в угол кареты. Правда, теперь люди относились к нему менее враждебно, но они не забывали об его отношениях с принцессой Уэльской и в любой момент могли наброситься на него. Если они устроят потасовку или начнут возмущаться – такая угроза была и это дойдет до ушей короля, он еще больше прежнего настроится против него. Георг даже может запретить ему встречаться с вдовствующей принцессой. О, нет, она никогда не допустит этого, в этом она сможет повлиять на короля.
Принцесса приняла его также тепло, как и прежде.
– Почему ты взволнован? – спросила она. – Прошу тебя, расскажи, что случилось. Иди сюда, мой дорогой, садись со мной рядом. Мне не нравится, когда ты так встревожен.
Слуги принцессы предусмотрительно исчезли, как делали это всегда, когда приезжал ее любовник.
– Крайне неприятное письмо от короля. Он не желает меня больше видеть.
– О, нет!
– Это правда. Вот оно.
Принцесса прочла письмо и прищелкнула языком.
– Георг – дурак! – воскликнула она. – Всегда был дураком, дураком и останется. Он не представляет себе, что значит быть королем.
– Почему же, постепенно он начинает понимать это, – возразил Бьют. – Сейчас у него уже сложилось представление о том, каким должен быть король. И, поверь мне, именно таким королем он и собирается стать. Он сделался чересчур упрямым. Если уж он принял какое-то решение, то ничто на свете не заставит его отказаться от него. К тому же… он настроен против меня.
– На Георга как-то повлияла его болезнь, – задумчиво сказала принцесса. – Он стал очень странным. Эта обрывистая… почти раздражительная манера говорить. Прежде он никогда не был таким. Он был медлительным и даже иногда заикался. Боюсь, что болезнь изменила его характер. Но, возможно, это временное явление и перед нами вскоре предстанет прежний Георг.
Бьют покачал головой.
– Не думаю. Кажется, он очень невзлюбил меня, и когда я думаю о той привязанности, которую он некогда питал ко мне…
– Мой дорогой, он оказался неблагодарным, но ведь мы есть друг у друга.
– Боюсь, что он может попытаться прекратить мои визиты к тебе.
– А вот этого я никогда не допущу.
Бьют улыбнулся и нежно обнял ее, но при этом подумал, что былое волнение уже ушло из их отношений. Теперь они больше походили на степенную, пожилую пару.
Уехав от вдовствующей принцессы, лорд Бьют по пути домой заглянул к мисс Вэнситтарт, весьма привлекательной леди из добропорядочной семьи. И все же Бьют, которому перевалило за пятьдесят, был гораздо старше ее.
Она приняла его с радостью и без удивления, потому что он ее навещал уже в течение некоторого времени, находя встречи с ней своего рода контрастом после общения с вдовствующей принцессой.
Мисс Вэнситтарт – женщина скромная, всем сердцем была привязана к Бьюту. Она не предъявляла к нему никаких требований, и это особенно радовало его.
Они не так уж давно стали любовниками, но встречались без особой страсти и нерегулярно, что соответствовало и ее характеру, и преклонным годам Бьюта.
Лорд Бьют поделился с мисс Вэнситтарт, что король настроен против него. Она утешала своего любовника, а он рассказал ей о верности вдовствующей принцессы, о прочности их отношений. Мисс Вэнситтарт откровенно восхищалась им, а он пообещал ей, что поговорит с принцессой, и когда освободится место в ее окружении, его займет мисс Вэнситтарт.
Мисс Вэнситтарт пришла в восторг от перспективы служить женщине, которая в течение нескольких лет была фактически женой, за исключением разве что имени, восхитительного лорда Бьюта. А тот явно уже забыл обиду, нанесенную ему королем и наслаждался обществом своей обаятельной подруги. Объяснял, какими привилегиями пользуются те, кто служит при дворах членов королевской семьи. Она обо всем этом еще узнает, а он научит ее, как заслужить особые почести.
После визита к этой даме у него стало значительно легче на душе, но когда он пришел домой к своей жене, эта самая сговорчивая женщина спросила его, не от мисс Вэнситтарт ли он вернулся?
Лорд Бьют не стал отрицать, поскольку она никогда не возражала против его отношений с вдовствующей принцессой, то почему теперь она должна роптать? Но все оказалось иначе.
– Ты должен прекратить посещать ее, – заявила она ему. – Эта женщина – не вдовствующая принцесса. Там было совсем другое дело.
– Мне кажется, что ты ревнуешь, – ответил ей его светлость.
– Конечно, ревную.
– К этой бедной молодой женщине?
– Вот именно. Что может предложить тебе эта бедная молодая женщина, кроме себя самой? Вдовствующая принцесса – иное дело.
– Боже, что за низменные, корыстные взгляды!
Но его жена рассмеялась и заявила, что не готова к тому, чтобы выслушивать сплетни о своем муже и мисс Вэнситтарт.
Лорд Бьют приуныл: похоже, жизнь перестала улыбаться ему.
Через четыре дня после получения письма от короля Уильям Питт попросил аудиенции у Его Величества.
– Пригласите его, пригласите его, – вскричал Георг. – Разве вы не знаете, что я не хочу заставлять мистера Питта ждать, а? Что?
Вошел, прихрамывая, Уильям Питт, и король посмотрел на него с волнением. Да, в свое время он допустил величайшую ошибку, позволив Бьюту убедить себя, что необходимо избавиться от Питта.
Но Питт не проявил своего недовольства. Король осведомился о его семье и рассказал ему о своей.
– Маленький Георг держится самоуверенней с каждым днем. Фредерик во всем подражает ему. Не сомневаюсь, что маленький Уильям со временем будет делать то же. Знаете, а королева ждет в сентябре еще одного ребенка, ха! Здорово, просто здорово! Скоро у нас будет большая семья, а? Что?
Мистер Питт как всегда элегантный, несмотря на болезнь, снисходительный и манерный произнес небольшую речь о радостях семейной жизни и добавил, что королевская чета подает достойный пример всей стране.
Это доставило удовольствие Георгу. Глаза его наполнились слезами при мысли о своих собственных и его жены добродетелях и о том, как хорошо они выполняют свою роль во славу Англии.
Затем разговор перешел на предмет, ради которого бывший министр прибыл в Лондон, при этом король ясно дал понять, что целиком полагается на мистера Питта. Георг откровенно признал, что разочаровался в кабинете Рокингема; фактически, он был неудовлетворен работой правительства с тех пор, как Питт перестал возглавлять его.
Глаза Питта засветились торжеством, когда он услышал это признание. Он приготовился к компромиссу, но теперь понял, что в нем нет никакой необходимости. Все будет так, как он – Питт – захочет.
Питт сказал королю, что готов составить список членов кабинета и представить его на одобрение Его Величества.
– Это для меня большое облегчение, – заявил Георг, тепло пожимая его руку. – Вы понимаете, а? Большое облегчение.
– Я понимаю, сир, и надеюсь, что у Вашего Величества не будет повода сожалеть о своем решении. Ваше Величество хорошо знает, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы это правительство работало успешно.
– Да, да, да! – поспешно заверил его Георг. – Я никогда в этом не сомневался, а? Что? Что?
Мистер Питт откланялся и вышел из покоев короля. Король изменился, и Питт не мог избавиться от неясного чувства тревоги. Он заметил появившуюся у короля манеру говорить очень быстро с неизменными «А? Что? Что?» в конце каждой фразы. Перемены в нем наступили после его недавнего недомогания… той загадочной болезни, в которой не разобрался ни один из врачей и о которой ходило столько слухов.
Неужели регентство? – подумал Питт, но про себя усмехнулся и решил, что займется этим вопросом, если возникнет такая необходимость. А сейчас он получил карт бланш на формирование нового правительства.
Питт представил свой список министров королю, и тот одобрил его. Первым лордом-казначеем назначался герцог Графтон. Возможно, это был несколько опрометчивый выбор, но вовсе не потому, что у герцога не хватало способностей или можно было сомневаться в его поддержке, а из-за его образа жизни. Будучи одним из потомков Карла Второго, Графтон унаследовал многие черты этого монарха, главной из которых была любовь к женщинам. Его нынешняя связь стала притчей во языцех при дворе. Любовница Графтона – известная куртизанка, дочь портного с Бонд-стрит, Нэнси Парсонс вначале жила с вест-индским купцом по имени Хор-тон, с которым она уехала на Ямайку. Однако Ямайка пришлась ей не по вкусу и вскоре она вернулась в Лондон, где у нее сразу же появилось много любовников, главным из которых и был герцог Графтон. Герцог флиртовал с ней в открытую, его постоянно видели с ней на ипподроме. Помимо женщин, он очень увлекался скачками на лошадях и полностью игнорировал свою жену – мать троих детей. О его похождениях всем было хорошо известно, это стало притчей во языцех. Известный остряк Хорас Уолпол сказал, что Графтон «отказался от светского общества ради проститутки и скачек»; Уолпол то и дело направлял острие своей критики против «миссис Хортон герцога Графтона, миссис Хортон герцога Дорсета, миссис Хортон каждого встречного-поперечного». И вот такого человека Питт выдвинул на пост Первого лорда казначейства.
В качестве лорда-президента предлагался граф Нортингтон, министра финансов – мистер Чарлз Таусенд, а пост лорда-хранителя печати Питт оставил за собой.
Когда стали известно о новых назначениях, по всему Сити начались праздники. На улицах жгли костры. Мэр решил устроить в Гилдхолле банкет в честь мистера Питта – Великого простолюдина. На банкете много говорилось о процветании Сити, чему способствовал мистер Питт, будучи министром. Мистер Питт сделал Англию империей, а Сити знал, что империя – это развитие торговли и процветание.
На улицах громко выкрикивали имя Питта, поджидали его карету, а завидев ее, спешили к ней, приветствуя Питта одобрительными возгласами. Огромная волна оптимизма прокатилась по городу.
– Теперь все будет хорошо, – говорили люди. – Вернулся мистер Питт.
За шитьем, чтением, небольшими прогулками по своим апартаментам в Кью, посещением детей в детской, их визитами к ней медленно тянулись для Шарлотты трудные месяцы беременности.
Хотя, подумала она, я должны была бы к этому уже привыкнуть. Одно, правда, было утешительно: чем больше она рожала детей, тем легче у нее это получалось.
Своего мужа она видела не часто. Он был занят новым правительством и мистером Питтом.
Когда он навещал Шарлотту, она засыпала его вопросами, потому что вокруг было столько волнительных разговоров и новости доходили даже до Кью. Ей хотелось знать, что заставило мистера Питта вернуться и на каких условиях. Шарлотта слышала, что он ушел в отставку с первого поста в государстве из-за разногласий с королем и большинством министров.
Когда Георг приезжал, они вместе гуляли в парке. Он интересовался малейшими подробностями их быта. Это вошло у него в привычку. Почему розы посадили на этом месте? Он посылал за садовником и расспрашивал его, а у того всегда были готовы ответы для него.
Но если Шарлотта расспрашивала его о делах в правительстве, он слегка краснел и со вздохом говорил:
– О, эти государственные дела… государственные дела.
– По-видимому, все взволнованы этим новым поворотом событий.
– Не стоит столько говорить об этом. Поживем – увидим, а?
– У мистера Питта должно быть много планов.
– Не сомневаюсь, не сомневаюсь. Послушай, а ты регулярно делаешь упражнения? Тебе необходимо. Очень необходимо, а? Чувствуешь себя хорошо? Чувствуешь жару, а? Что? Обычно в твоем положении, а?
– Я чувствую себя как всегда в эти периоды, но я хотела бы знать…
– Будь осторожна. Не бери себе в голову то, чего не следует. Нехорошо для ребенка. Нехорошо для тебя, а? Я думаю, тут неплохо бы проложить тропинку. Ты как думаешь, а?
И все продолжалось в таком же духе.
По временам Шарлотте казалось, что она – пленница, которую баловали, окружали комфортом, удовлетворяли почти все ее физические потребности, но лишили свободы.
Я похожа на королеву – пчелу-матку в улье, думала Шарлотта. Обо мне заботятся, чтобы я могла давать потомство.
Через несколько дней после того, как Уильям Питт сформировал свое правительство, он допустил величайшую ошибку в своей жизни и карьере. Он принял титул пэра, стал виконтом Питтом из Бертон-Пинсента в графстве Сомерсетшир и графом Чатем в графстве Кент.
Его друзья не могли с уверенностью ответить на вопрос, что побудило его пойти на такой шаг. Улеглись первые волнения по поводу того, что Питт вновь оказался в упряжке; он знал, что его старый враг – подагра – не отпустит его и не даст ему возможности довести до конца свои планы; он чувствовал себя старым, утомленным человеком; и, поскольку большинство его коллег имели высокие титулы, ему казалось вполне справедливым и правильным, чтобы и он, так много сделавший для своей страны, не отличался в этом от них.
Во всяком случае, он принял эти титулы и, сделав это, потерял один, который так много значил в глазах людей. Теперь он являлся графом Чатемом, но уже больше не был Великим простолюдином.
«Иллюминация в честь милорда Чатема! – кричали жители Лондона. – Банкет в Гилдхолле! Не может того быть! Это же в честь мистера Питта, а не лорда Чатема. Он оказался таким же корыстолюбивым, как и все остальные. Питт вернулся в правительство не для того, чтобы служить стране. Просто он хотел получить звучный титул и все, что за этим следует.»
На улицах его уже не встречали с прежним восторгом. Никто не выкрикивал Питту «Ура!». Люди угрюмо молчали.
Лорд Честерфилд написал в те дни своему сыну: «Он упал вверх и сам, сам себе настолько навредил, что уже больше никогда не сможет встать на ноги». Проницательный Хорас Уолпол указал на то, что приняв новый титул графа, он нанес больший вред стране, чем себе. «Пока он пользовался любовью народа, в Европе не было ничего более внушительного, чем его имя. Когда лев втянул когти, он уже больше не страшен в своем лесу».
Немощный человек, доведенный почти до отчаяния своей болезнью, Питт старался не обращать внимания на общественное мнение, которое прежде целиком было на его стороне, и попытался управлять своим правительством, составленным из представителей обеих партий. Но именно потому, что он включил в правительство вигов и тори, друзей и врагов, заставив их работать вместе; потому, что он сам, приняв титул графа, разрушил свой собственный имидж, а главное, потому, что его болезнь прогрессировала, он был обречен на провал.
Эдмунд Берк впоследствии описал это правительство «как разноцветную мозаику, не скрепленную цементом; тут немного черного, там – немного белого; патриоты и придворные льстецы; добрые друзья и республиканцы; виги и тори; вероломные друзья и открытые враги – все это весьма любопытная картина, но крайне опасно до нее дотрагиваться и очень ненадежно стоять на ней».
Тот год выдался неурожайным, а обстоятельства вынудили Чатема наложить эмбарго на импорт зерна. Это был очень тяжелый для него период, и когда миновало лето и наступила осень, подагра начала мучить его сильнее прежнего.
В сентябре Шарлотта переехала в Букингемский дворец, чтобы подготовиться к родам. Королевский отпрыск должен рождаться в Лондоне, и теперь, когда Букингемский дворец стал такой широко известной королевской резиденцией, у Шарлотты уже больше не было необходимости возвращаться в этот мрачный, старый Сент-Джеймс.
Хотя ей и не разрешали соваться не в свои дела, она, конечно, знала о том, что случилось. Шарлотта слышала, что мистер Питт стал лордом Чатемом и что это мало кому понравилось.
Как ей хотелось бы, чтобы Георг советовался с ней. С какой радостью она беседовала бы с ним о политике. Ведь, в конечном счете, она не так уж глупа. Ей немного не хватает знаний, но ей же не разрешали учиться. Она понимала, что решение держать ее подальше от всех дел, исходит от вдовствующей принцессы. Эта женщина была откровенно ревнива. Шарлотта торжествовала, услышав, что любовник принцессы лорд Бьют впал в немилость у короля, и что Георг кажется, наконец-то, перестал цепляться за мамину юбку.
Какое счастье, что она теперь понимает английскую речь и может черпать разного рода информацию из разговоров своих фрейлин. Самая несдержанная на язык, конечно, мисс Чадлей. Мне это на руку, подумала Шарлотта.
Поразмыслив, она пришла к выводу, что жизнь в Англии совсем не похожа на ту, которую она себе представляла. Она-то думала, что приехала сюда, чтобы править вместе со своим мужем, но до сих пор ей не пришлось заниматься почти ничем кроме того, как вынашивать и воспитывать детей.
Ну что ж, у нее есть три сына, на которых она не могла нарадоваться. В конечном счете, быть матерью – гораздо более благородное занятие, чем быть политиком, хотя некоторым женщинам удавалось стать и тем и другим.
На деревьях начали желтеть листья. Ей не хотелось задумываться, по какому поводу все эти крики на улицах. Не хватает хлеба? Нарушил свой долг лорд Чатем? Какое все это имеет значение, когда вот-вот должна зародиться новая жизнь.
На этот раз я хочу девочку, сказала она мисс Чадлей, и та ответила ей, что непременно это будет девочка, если судить по тому, как Ее Величество носит этого ребенка, и кроме того, после трех мальчиков должна наконец появиться девочка.
Двадцать шестого сентября Шарлотта родила ребенка. Маленькую девочку. Ее желание исполнилось. Девочку назвали Шарлоттой Августой Матильдой. Королева радостная и счастливая, в тот момент не желавшая быть ни с кем, кроме матери, заявила, что этот ребенок – ее маленький «Михайлов гусь».[6]6
В конце сентября отмечается Михайлов день; по традиции в этот праздник на стол подается жареный гусь.
[Закрыть]
ДОМАШНИЙ УЮТ В КЬЮ
Георг решил быть настоящим королем, и все окружающие должны научиться считаться с этим фактом. Вдовствующая принцесса неохотно выпустила его из своих рук, все еще отказываясь верить, что окончательно утратила свое влияние на сына.
Она думала, что главное не позволить Шарлотте захватить ее место при короле, а добиться этого было не трудно, учитывая просто феноменальную способность Шарлотты заполнять королевские ясли. Казалось, не успеет она родить одного ребенка, как уже на подходе следующий. За Шарлоттой Августой Матильдой последовал Эдвард, и почти сразу же после этого она вновь была беременна. Она словно и не страдала от беспрестанного ношения детей, а некоторые считали, что Шарлотта даже расцвела.
– Она просто предназначена для этого, – сказала вдовствующая принцесса лорду Бьюту, когда он навестил ее. – И надо отдать ей должное, делает она это с удивительной скоростью и умением.
– Приятно сознавать, – заметил лорд Бьют, – что королева хоть чем-то может порадовать вдовствующую принцессу.
– О, да, – ответила принцесса и милостиво улыбнулась Бьюту. – Шарлотта оказалась именно той, что и была нужна. И пока она не вмешивается в политику, мне не на что жаловаться.
Принцесса Августа все еще до безумия любила этого человека. Он был ей мужем, а она – из тех женщин, которым нужен муж. Разборчивая в знакомствах и не слишком чувственная, она нуждалась в дружеском общении, в единодушии, которые можно найти только в преданном супруге. Лорд Бьют дал ей все это даже в большей мере, чем ее настоящий муж – принц Уэльский, хотя и на Фредерика она не смогла бы пожаловаться.
Недавно вдовствующая принцесса приняла в число прислуживающих ей дам мисс Вэнситтарт.
Эта неболтливая, благоразумная молодая женщина оказалась ей весьма полезной в довольно деликатном деле – торговле почестями. Вдовствующая принцесса не хотела отказываться от денег, которые ей приносила эта торговля, но сама она, конечно, не могла заниматься столь низким делом.
Поскольку мисс Вэнситтрат была другом лорда Бьюта, принцесса знала, что может полностью положиться на нее. И когда лорд Бьют посещал принцессу, они в присутствии этой женщины никогда не выдавали своих чувств и не показывали, что между ними есть что-то большее, кроме чисто платонической дружбы.
Принцесса любила Бьюта с подобающей жене преданностью; они были вместе уже много лет, и она считала их союз настоящим браком.
Однако недавно принцесса Августа ощутила в своем горле болезненную сдавленность, которая встревожила ее. Она никому не сказала об этом, так как не хотела услышать от врачей неприятную правду. У нее возникли неутешительные подозрения, поскольку ей прежде уже приходилось слышать о подобных симптомах.
Если ей предстоит умереть – о, нет, нет, еще не сейчас, а возможно, через год или около того, – она хотела быть уверенной, что найдется женщина, которая утешит лорда Бьюта. Милая, сдержанная, спокойная мисс Вэнситтрат очень подойдет на эту роль.
Поэтому, отнюдь не расхолаживая их дружбу, она держала мисс Вэнситтрат при себе. Ее любовь к лорду Бьюту, столько лет занимавшему все ее мысли, была слишком безгранична и постоянна, чтобы проявлять эгоистичность.
А тем временем никто, даже лорд Бьют, не должен догадаться, о ее болезни, которая, как ей казалось, с каждым днем подступала все ближе.
Личность Георга наложила свой отпечаток на весь двор, который, по мнению многих, был скучным, мрачным, прозаичным и лишенным всех внешних атрибутов королевского двора. Не было ничего величественного ни в Георге, ни в Шарлотте. Из него получился бы хороший фермер, поскольку он интересовался сельским хозяйством; а Шарлотта вполне могла бы сойти за жену сквайра, воспитывающую в своем деревенском доме целую кучу ребятишек.
У Георга стала проявляться еще одна, вовсе не королевская черта: его постоянно заботили какие-то пустяковые суммы денег. Он интересовался, сколько стоят те или иные вещи, а услышав ответ, часто качал головой, приговаривая, что это слишком дорого и нужно жить экономно. Хотя и в прошлом хватало жалоб на причуды королей, но бережливость Георга считалась чем-то более предосудительным. И Шарлотта, по словам фрейлин, с каждым днем становилась скаредней.
В действительности же, семья Шарлотты в Мекленбурге требовала от нее постоянной помощи. Она стала королевой Англии, и им там казалось, что у нее совсем иная жизнь, чем та, которую она вела в Мекленбурге. Так на самом деле и было, и Шарлотта радовалась, что ее семье известно об этом. Она посоветовалась с королем, и он благосклонно согласился оказывать помощь ее семье. Ее самый старший брат получил пенсию, другого брата сделали губернатором Селля, третьему была пожалована должность в Ганноверской армии. Родственники вовсе не считали ее скаредной, но в своих собственных апартаментах, где она следовала привычке Георга просматривать счета, ее, конечно, считали скупой, а иметь такую черту характера для членов королевской семьи было еще более предосудительным, чем для простых смертных.
Георг решил вернуть людей к более религиозному образу жизни.
– Я хочу, чтобы каждый ребенок в моих владениях прочел Библию, – заявил он.
Затем он выразил желание, чтобы воскресный день считался святым днем; в этот день не следовало устраивать никаких развлечений, и по всей стране он должен был соблюдаться как церковный праздник.
Тяга к религии усиливалась в нем, когда он вспоминал о скандалах, связанных с его семьей. Его брат Эдуард, с которым он был так близок в пору юности, умер около года назад, но до этого он приводил Георга в ужас своей беспутной жизнью. Два других его брата – Уильям Глостер и Генри, ставший после смерти своего дядюшки Виктора Каллоденского герцогом Камберлендом, – постоянно впутывались в скандальные истории из-за связей с женщинами. Об отношениях его матери с лордом Бьютом до сих пор говорили на улицах и распевали непристойные песни о способностях Бьюта в постели и о том, что вдовствующая принцесса находится у него в зависимости. По-прежнему в ходу оставались хорошо известные оскорбления «сапог» и «юбка».
– Нужно, чтобы наш образ жизни служил примером, – сказал король Шарлотте в один из тех редких случаев, когда он разговаривал с ней о чем-то еще, помимо погоды и детей. – Мы должны показать им пример, а? Понимаешь, Шарлотта? Что? Ты понимаешь, что мы должны быть безупречны, а?
Шарлотта понимала это и заметила, что от женщины, у которой одна беременность следует за другой, вряд ли можно ожидать что-нибудь иное.
Георг ответил, что он выполняет свой долг, также как она свой. Но несмотря на свою решимость вести абсолютно добропорядочную жизнь, он ничего не мог с собой поделать: его сердце начинало биться быстрее всякий раз при виде хорошенькой женщины.
Георг разволновался, узнав, что Сара Леннокс родила девочку, которая, как утверждали, была не от мужа Сары, а от ее кузена Уильяма Гордона.
– Возмутительно! Возмутительно! – вскричал король и с тоской подумав о Саре, про себя добавил: «Мне просто повезло. Я правильно поступил, что отделался от нее».
Но это не помешало ему думать о ней. Несмотря на свою добродетельность и твердое намерение придерживаться ее, он не мог избавиться от эротических видений, приходивших ему на ум, хоть он и старался подавить их.
Затем он думал о Элизабет, леди Пемброук, которой всегда восхищался. Красивая женщина эта Элизабет, и тем не менее очень неудачно вышла замуж. Ее муж – граф несколько лет тому назад сбежал с некой мисс Китти Хантер. Георг сочувствовал Элизабет и изо всех сил старался утешить ее; он говорил ей, что если муж не оценил ее достоинства, то он – Георг – считает ее одной из прекраснейших женщин, с которыми ему доводилось встречаться. Элизабет была благодарна ему, и если бы он оказался чуточку меньше добропорядочным, то вполне мог бы стать ее любовником. Но граф вернулся, и отношения между супругами уладились, брак был восстановлен. И все же Георг часто мечтал об Элизабет Пемброук.
Была еще Бриджит, старшая дочь лорда Нортингтона – очаровательная девушка, в которую король тоже был немного влюблен.
В те моменты, когда Георг бывал откровенен с самим собой, он признавался, что Шарлотта некрасива и не вызывает у него никаких эмоций. Но он должен помнить, что долг короля – подавать пример своим подданным, и поэтому подавлял в себе вожделение к другим женщинам, ужесточая контроль за своими домочадцами. Он сам следил за соблюдением воскресных ритуалов, как и за тем, чтобы при игре в карты не делали высоких ставок.
Вскоре пошли разговоры о том, что он ведет себя несколько деспотично с членами своей семьи, и его преследует навязчивая идея быть добропорядочным, и от всех остальных он требует того же.
Георга одолели политические заботы. Он пережил громадное разочарование в лорде Чатеме, который, как все ожидали, возьмет кормило власти в свои руки и приведет страну к процветанию. Но лорд Чатем оказался не тем человеком, каким был Уильям Питт. Его новый титул стал своего рода маской, которая удушила его, как блестящего политика. Он потерял доверие народа, и им овладела физическая немощь.
Питт не выходил из своего дома на Бонд-стрит, лежал в темной комнате, проклиная свою подагру, которая подвела и унизила его. Им овладела меланхолия. Он знал, что в своем нынешнем состоянии, даже если бы ему удалось доковылять до парламента, его ум уже не тот, чтобы решать проблемы государства.
Вплоть до самого последнего времени Георг искренне верил в лорда Чатема. Но леди Чатем постоянно писала королю, что если бы только здоровье мужа соответствовало его преданности Его Величеству и его желанию служить ему, то лорд Чатем в настоящий момент находился бы рядом с ним.
А между тем возникли проблемы с американскими колониями, которые жестоко сопротивлялись вмешательству со стороны Лондона и заявляли, что не могут и никогда не смогут подчиниться налогообложению, навязанному им британским правительством.
Англия как никогда нуждалась в Питте, а он превратился в лорда Чатема, и лежал на своей кровати, корчась от боли.
Все лето Чатем никого не принимал. Если кто-нибудь из коллег пытался навестить его, леди Чатем неизменно уверяла их, что муж слишком болен и не может никого принять. Ходили всякие разговоры о причинах, побудивших его скрываться от людей. Уж не поссорился ли он с королем? Не сошел ли он с ума? Графтон попытался взять дело в свои руки, но у него ничего не получилось. Предложение лорда Чатема не брать налоги с американских колоний и установить с ними дружественные отношения было отвергнуто, и Таунсенд – канцлер казначейства – ввел эти налоги.
Чатем лежал в своей темной комнате, будучи физической и умственной развалиной, а его жена пыталась скрыть этот факт от всего света.
В моменты просветления Чатему больше хотелось сложить с себя обязанности и написать королю об этом, но ведь Георг не позволит ему уйти.
«Вашего имени достаточно, чтобы облегчить работу моего правительства», – писал король Чатему. Он решил, что даже несмотря на болезнь Чатем должен оставаться номинальным главой правительства.
Но долго это не могло продолжаться, и после двух лет такого пребывания на посту премьер-министра, Чатем настоял на своей отставке и сдал печать.
Король настолько расстроился, получив от него письмо, что в течение нескольких часов метался по своему кабинету из угла в угол. Имя Питта было магическим для него и он продолжал верить, что все будет хорошо, пока этот человек возглавляет правительство.
Георг горел желанием урегулировать требующую кропотливого подхода проблему американских колоний, и не сомневался в том, что Питт – единственный человек, способный справиться с ней.
Но волей-неволей королю пришлось принять отставку лорда Чатема и лидером парламента стал Фредерик, второй граф Норт.
Норт был старинным другом Георга. Они вместе играли в детской, когда отца Норта определили его воспитателем. Георг вспомнил, как участвовал в пьесе «Като», когда они были совсем юными и увлекались любительскими спектаклями. Георг тогда исполнял роль Порция, а его сестра Августа – роль Марсии. Все так отчетливо представилось ему; а как было приятно поговорить о тех днях с Фредериком, ставшим весьма незаурядным человеком.
Фредерик к тому же обладал добрым нравом и внешне казался даже похож на Георга; в молодости их вполне можно было принять за братьев. Принц Уэльский шутил тогда, что их схожесть весьма подозрительна и говорил отцу Норта, что одна из их жен, вероятно одурачила их. Георг и Фредерик по сей день были удивительно похожи друг на друга; сходство их не ограничивалось только внешними данными. Норт часто оказывался таким же упрямым как и Георг. Как и у Георга, у Норта были большие выпуклые глаза, правда, он страдал сильной близорукостью. Большой рот, полные губы, пухлые щеки и «бесцельно вращающиеся глаза, по словам Уолпола, придавали ему сходство со слепым голубем-трубачем».
