Текст книги "Тайна поместья"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

V

Я заснула только под утро, но около шести часов проснулась и встала, чтобы отпереть дверь. Затем я снова легла и задремала, и меня разбудила Мэри-Джейн, которая принесла мне на подносе завтрак.

– Миссис Грентли сказала, что вам лучше полежать сегодня утром, – объявила она мне.

Спросонья я с трудом поняла, что она мне говорила, потом, наконец, я пришла в себя и поблагодарила ее.

Она подняла мне подушки, прислонив их к изголовью кровати, чтобы мне было удобнее сесть в постели, и поставила мне на колени поднос.

– Вам что-нибудь еще нужно, мадам?

Она была не похожа на себя – казалось, ей не терпелось выйти из комнаты. Боже мой, не иначе ей уже рассказали про мои ночные похождения!

Я отпустила ее и налила себе чай. Есть я все равно не могла, поэтому, выпив несколько глотков чаю, я поставила поднос на пол рядом с кроватью и снова легла, вспоминая ночные события. Может, все-таки мне все это приснилось или померещилось? Нет, мне не мог померещиться сквозняк из открытой двери и задернутый кем-то полог кровати. А если я сама задернула его, не зная, что делаю, как это бывает у сомнамбул? Что если я встаю во сне, что если я и есть сомнамбула? Нет, это чепуха, этого не может быть, иначе и Дилис, с которой я жила в одной комнате в пансионе, и Габриэль сказали бы мне об этом. Нет, я здесь не при чем, и мне ничего не померещилось. Моему жуткому приключению должно быть логическое объяснение – всему на свете есть логическое объяснение, надо только постараться его найти.

Я встала и позвонила, чтобы принесли горячую воду. Когда я приняла ванну и уже заканчивала одеваться, в дверь постучали. Я крикнула:

– Войдите! – и в комнату вошла Рут.

– Доброе утро, Кэтрин, – сказала она, с беспокойством глядя на меня. – Как вы себя чувствуете?

– Немного усталой.

– Да, вы и выглядите соответственно. Ночь была для вас очень беспокойной.

– Боюсь, и для вас тоже. Мне очень неловко, что я устроила такой переполох.

– Это неважно – вы ведь действительно испугались. Я рада, что вы меня разбудили, если, конечно, вам это помогло.

– Даже очень помогло – мне надо было с кем-то поговорить, одна я бы с ума сошла от страха.

– Теперь самое лучшее – это забыть обо всей этой истории. Я попрошу Деверела Смита дать вам что-нибудь, чтобы выпить перед сном сегодня вечером. Как только вы по-настоящему выспитесь, вам станет лучше.

Я не собиралась больше с ней спорить, так это было бессмысленно. Она вбила себе в голову, что мне приснился дурной сон, и, что бы я не говорила, ее это не переубедит.

– Спасибо за то, что вы прислали мне завтрак, – сказала я.

– Да, но вы к нему почти не притронулись – я знаю, потому что встретила Мэри-Джейн, когда она уносила поднос.

– Я выпила две чашки чаю.

– Но есть тоже надо, моя дорогая. Что вы собираетесь сейчас делать?

– Пойду погулять.

– Ну что ж, только недалеко и, – не обижайтесь, Кэтрин, – но я бы посоветовала вам не ходить больше к аббатству.

С этим она оставила меня, и я пошла вниз, чтобы выйти на улицу. Мне хотелось поскорее выбраться из дома и оказаться где-нибудь подальше от него хоть на короткое время. Больше всего в этот момент я жалела, что мне нельзя было ездить верхом, иначе я ускакала бы на вересковую пустошь, и мне сразу стало бы веселей.

Когда я спустилась в холл, я увидела Люка, вошедшего в дом с улицы. Он был в костюме для верховой езды и в этот момент был так похож на Габриэля, что в полумраке холла я почти готова была подумать, что это он и есть. Я даже чуть не вскрикнула – мои нервы после вчерашнего были в таком напряжении, что мне уже могло почудиться что угодно.

– Доброе утро! – весело приветствовал меня Люк. – Еще каких-нибудь страшилищ видели?

Он ухмыльнулся своим собственным словам – или мыслям, – и от его легкомысленного равнодушия мне стало слегка не по себе.

– Одного раза было вполне достаточно, – ответила я как можно более небрежным тоном.

– Это же надо, монах в капюшоне! Бедная Кэтрин, вы на себя были не похожи от страха.

– Мне очень жаль, что я вас побеспокоила.

– Не надо жалеть. Когда бы вам ни понадобилась помощь, дайте мне знать. Я терпеть не могу монахов. Все эти их глупости… – посты, власяницы, обет безбрачия и тому подобное… все это полная чепуха. Я люблю хорошую еду, тонкое белье и красивых женщин. Так что, если вам будет нужна помощь, чтобы справиться с каким-нибудь монахом, зовите меня, не прогадаете!

Он явно смеялся надо мной, и я решила, что мне самой следует взять такой же тон. Мое собственное мнение о том, что случилось, не изменится, но навязывать его другим бесполезно, да и не нужно. Пусть они думают, что это был сон или игра моего воображения, это их дело. Я же постараюсь узнать, кто из обитателей этого дома сыграл со мной такую злую и опасную шутку.

Я с улыбкой поблагодарила Люка и поспешила выйти на улицу. В первые же несколько минут на воздухе мое настроение улучшилось и сами собой улетучились страхи. Гуляя по дорожке мимо клумб с хризантемами и поздними маргаритками, я говорила себе, что, если буду настороже, я смогу противостоять любой угрозе. Прежде всего, раз я уверена, что ко мне приходил человек, а не призрак, я должна завести привычку перед сном осматривать свою комнату и гардеробную и запирать на замок все двери и окна. Если и после этого кто-нибудь появится, значит, мне придется поверить в привидения.

Во время обеда, который я ела в обществе Рут и Люка, кто-то из них вскользь упомянул о моем «сне», и я не возразила против этого слова, что вызвало явное облегчение у Рут. Она сказала, что благодаря прогулке я выгляжу лучше, чем утром, и я ответила, что и чувствую себя гораздо лучше. Это было правдой и прежде всего проявилось в том, что я по-настоящему проголодалась и за обедом съела даже чуть больше, чем обычно.

Как только мы встали из-за стола, в столовую вошел Уильям и сказал, что меня хотел бы видеть сэр Меттью. Я ответила, что готова навестить его тотчас же, если он может меня принять.

– Я провожу вас к нему, мадам, – сказал Уильям.

Он повел меня на второй этаж – в комнату, расположенную недалеко от моей спальни. Я уже знала, что почти все члены семьи жили в южном крыле дома: сэр Мэттью – на втором этаже, там же, где и я, Рут и Люк – на третьем, на четвертом же этаже была комната, в которой я прежде жила с Габриэлем. Тетя Сара была единственной из всей семьи, чьи комнаты были в восточном, а не в южном крыле. Большинство комнат в доме было не занято, хотя мне говорили, что в прежние времена сэр Мэттью устраивал пышные приемы, и тогда дом заполнялся гостями, жившими по нескольку дней.

Кухни, пекарня и разные подсобные помещения располагались на первом этаже, а комнаты слуг были на последнем этаже западного крыла дома. Сама я там ни разу не была, но мне сказала об этом Мэри-Джейн.

Сэр Мэттью принял меня, сидя в постели. На нем была застегнутая на все пуговицы шерстяная пижамная куртка, а на голове красовался ночной колпак. При виде меня его глаза радостно блеснули.

– Пододвиньте стул для миссис Габриэль, Уильям, – сказал он.

Я поблагодарила Уильяма и села.

– Я слышал, ты провела беспокойную ночь, моя дорогая, – обратился он ко мне, когда Уильям вышел в смежную комнату. – Рут говорит, тебе приснился кошмарный сон.

– Теперь уже все позади, – ответила я.

– Ужасно неприятная вещь, эти кошмары. И ты босиком выбежала в коридор, – он покачал головой.

– А как вы сегодня себя чувствуете? – спросила я, чтобы изменить тему.

– Лучше – особенно благодаря тому, что вижу тебя, моя милая. Но что обо мне говорить – я стар, и неважное самочувствие для меня естественно. А вот ты – молоденькая, и мы не можем допустить, чтобы что-то тебя огорчало, или…

– Больше я так не испугаюсь, – перебила я его. – Просто со мной раньше никогда такого не случалось.

– Ты должна беречь себя, Кэтрин. Помни, что ты теперь очень важный член семьи.

– Я помню, – сказала я. – Я не сделаю ничего, что может повредить моему ребенку.

– Мне очень нравится твоя откровенная манера говорить, моя милая. Благослови тебя, Господь, и спасибо тебе, что нашла время навестить старика.

Он поцеловал мне руку, и я вышла из комнаты с неприятным сознанием того, что Уильям через открытую дверь смежной комнаты должен был слышать весь наш разговор. Весь дом уже знает о ночном инциденте, подумала я, представив себе, как живо он, наверное, обсуждается на половине слуг. Тетя Сара тоже скорее всего уже услышала о нем, и странно, что она до сих пор не навестила меня, чтобы удовлетворить свое любопытство.

Я вернулась к себе в комнату, думая, чем бы заняться. Мне не давали покоя мысли о том, что случилось ночью, и я вдруг подумала, что эта история рано или поздно достигнет ушей Саймона и Хейгэр Редверс.

Меньше всего мне хотелось, чтобы они услышали версию, отличную от моей собственной. Я дорожила мнением Хейгэр и понимала, что рассказ о том, что я устроила панику из-за какого-то дурного сна, будет расценен ею вовсе не в мою пользу.

Я решила тут же пойти к ней и все рассказать, прежде чем чья-либо интерпретация сможет повлиять на ее восприятие этой истории.

Не теряя времени, я вышла из дома и отправилась пешком в Келли Грейндж.

Горничная – все та же Доусон – впустила меня в дом и провела в небольшую комнату на первом этаже, чтобы я подождала там, пока она известит Хейгэр о моем приходе.

– Если она отдыхает, – сказала я, – пожалуйста, не беспокойте ее. Я могу подождать.

– Я сейчас узнаю, мадам, – ответила горничная и вышла.

Через несколько минут она вернулась с известием, что миссис Редверс ожидает меня в гостиной.

Хейгэр сидела в том же кресле с высокой резной спинкой, в котором я увидела ее в свой первый визит в Келли Грейндж. В знак моего уважения к ней и нашей растущей дружбы я поцеловала ей руку, как это при мне делал Саймон. Я уже не боялась, что она будет говорить со мной свысока – теперь, не считая разницы в возрасте, мы были на равных и общались абсолютно непринужденно и без первоначальной настороженности.

– Как хорошо, что вы решили меня навестить, – сказала Хейгэр вместо приветствия. – Вы пришли пешком?

– Да, здесь ведь совсем недалеко.

– Вы что-то не так хорошо выглядите, как в прошлый раз.

– Я плохо спала сегодня ночью.

– Это не годится. Вы не посылали за Джесси Данкуэйт?

– Это не имеет никакого отношения к Джесси Данкуйэт. Этой ночью кое-что произошло, и я хотела вам об этом рассказать, чтобы опередить другие возможные версии – из иных источников.

– Вы слишком возбуждены, – сказала она сухо.

– Возможно. Но, тем не менее, я сейчас гораздо спокойнее, чем была с тех пор, как это случилось.

– Я хочу знать, в чем дело. Расскажите мне все, пожалуйста.

Итак, я подробно и стараясь ничего не упустить, рассказала ей о том, что произошло ночью. Она выслушала меня, не перебивая, затем кивнула и произнесла с видом судьи, выносящего приговор:

– Совершенно очевидно, что кто-то в доме пытается вас напугать.

– Но чего ради? Это так глупо!

– Не так уж и глупо, если за этим стоит какая-то цель.

– Да, но какая может быть цель?

– Напугать вас и таким образом, возможно, лишить надежды родить ребенка.

– Таким странным способом? Но кто же…?

– Это, может быть, только начало, поэтому мы должны быть готовы к тому, что произойдет что-нибудь еще в таком же духе.

В дверь постучали.

– Войдите! – крикнула Хейгэр, и вошел Саймон.

– Я узнал от Доусон, что у нас миссис Кэтрин, – сказал он. – Вы не будете возражать против моего общества?

– Я не буду, – ответила Хейгэр, – а вы, Кэтрин?

– Нет… нет, не буду.

– Похоже, вы сомневаетесь, – сказал Саймон, с улыбкой глядя на меня.

– Это просто потому, что мы с Кэтрин обсуждали кое-что, что она мне рассказала. Я не знаю, захочет ли она посвящать тебя в это.

Я посмотрела на него и подумала, что никогда не видела никого, кто выглядел бы столь земным и столь крепко стоящим на ногах. Он казался воплощением спокойствия и здравого смысла.

– Я не возражаю против того, чтобы Саймон услышал о том, что произошло.

– В таком случае мы ему об этом расскажем, – сказала Хейгэр и начала пересказывать мою историю.

Меня очень порадовало то, что она ни разу не сказала: «Кэтрин показалось, что она видела…» или «Кэтрин думает, что это было…» – она говорила обо всем так, как говорила я сама, то есть как о реальном событии, а не как о моей фантазии. Я была ей очень за это благодарна.

Саймон внимательно слушал, и, закончив рассказ, Хейгэр спросила его:

– Что ты об этом думаешь?

– Кто-то в доме решил «пошутить», – сказал он.

– Вот именно! – воскликнула Хейгэр. – А как ты думаешь, с какой целью?

– Мне кажется, это как-то связано с наследником, который должен появиться на свет в недалеком будущем.

Хейгэр бросила на меня торжествующий взгляд.

– Бедная Кэтрин пережила очень неприятные минуты, – сказала она.

– А почему вы не попытались поймать этого «шутника»? – спросил меня Саймон.

– Я пыталась, – ответила я, – но к тому времени, когда я пришла в себя, он уже исчез.

– Вы говорите «он». У вас есть какие-то основания считать, что это было существо мужского пола?

– Нет, но ведь как-то надо его называть, и «он» почему-то скорее приходит на ум, чем «она». Так вот, он был необычайно проворен, потому что, выбежав из моей двери, он должен был очень быстро пробежать коридор, чтобы…

– Чтобы что? Куда он потом делся?

– Не представляю. Если бы он побежал вниз по лестнице, я бы его увидела, потому что он никак не мог бы за такое короткое время успеть спуститься по лестнице и пробежать через холл, чтобы скрыться из моего поля зрения.

– Значит, он забежал в какую-то из комнат на вашем же этаже. Вы искали его там?

– Нет.

– А зря.

– Я не могла, потому что вышла Рут.

– А Люк появился позже, – со значением сказала Хейгэр.

– И у него был запыхавшийся вид? – спросил Саймон.

– Вы подозреваете Люка? – спросила его я в ответ.

– Я просто интересуюсь. Ведь в конце концов это должен был быть кто-то из живущих в доме, не так ли? Если этот спектакль был разыгран с целью вас напугать, то следует подозревать Рут, Люка, Мэттью или Сару. Вы их всех видели после того, как вышли из своей комнаты?

– Нет, не всех – я не видела сэра Мэттью и Сару.

– Ага!

– Но я не думаю, что кто-то из этих двоих стал бы ночью бегать по дому, переодевшись монахом.

Саймон наклонился ко мне и сказал:

– Рокуэллы все помешаны на своих семейных традициях. – Он улыбнулся Хейгэр. – Все до одного. Если дело касается Киркландского Веселья, то никому из них доверять нельзя. Они все живут своим прошлым, а не настоящим, что неудивительно – ведь это не дом, а мавзолей. Проживя в нем подольше, кто угодно начнет бредить призраками прошлого.

– И вы думаете, что я тоже брежу?

– О нет, только не вы! Вы связаны с этой семьей только через брак, а на самом деле вы ведь настоящая йоркширка – разумная, откровенная, и ваш здравый смысл рано или поздно должен развеять затхлую атмосферу этого дома.

– Я очень рада, что вы не думаете, что мне это все почудилось. Они-то все пытаются меня в этом убедить и твердят, что это был всего-навсего кошмарный сон.

– Разумеется – ведь тому, кто сыграл эту шутку, такая версия на руку.

– В следующий раз он меня врасплох не застанет.

– В следующий раз он наверняка придумает что-нибудь другое, можете не сомневаться.

– У него не будет возможности. Я теперь буду на ночь запирать дверь.

– Да, но он может изобрести что-то совсем иное, – повторил Саймон.

– Не знаю, как вы, – перебила наш разговор Хейгэр, – но я непрочь выпить чаю. Позвони Доусон, Саймон, и мы вместе попьем чай, а потом ты отвезешь Кэтрин домой. Сюда она пришла пешком, так что обратно ей лучше доехать.

За чаем Хейгэр рассказала, как однажды в детстве она пережила нечто подобное моей ночной истории. Она подралась с Мэттью, и он, чтобы отомстить ей за разбитый нос, решил ее напугать. Он явился к ней ночью в костюме, который должен был изображать призрак одного из их предков – сэра Джона, который и послужил поводом их спора, приведшего к драке.

– Я проснулась от его голоса, но так как спросонья я не сразу поняла, что это его голос – тем более, что он старался его изменить, изображая сэра Джона, – я сначала здорово испугалась. Представляете, полог в ногах кровати был слегка раздвинут и в щель просунулась голова в огромной старинной шляпе с перьями – в первый момент я и правда подумала, что сэр Джон вышел из могилы, чтобы проучить меня (а я сказала Мэттью, что он был трусом). Но затем я, конечно, узнала голос Мэттью, выскочила из-под одеяла, вцепилась в поля шляпы и натянула ее Мэттью на самый лоб, после чего я надрала ему уши и вытолкала из своей комнаты.

Она рассмеялась своим воспоминаниям, потом, словно спохватившись, бросила на меня извиняющийся взгляд.

– Я просто вспомнила это по ассоциации, хотя, конечно, ваша история – это совсем другое дело, и это вовсе не смешно.

– А где он взял шляпу с перьями? – спросила я.

– В доме всегда хранилось множество всякой старинной одежды – в разных сундуках и шкафах можно найти много интересного.

Саймон перевел разговор на другую тему, и постепенно моя тревога прошла. В обществе этих двоих я всегда чувствовала себя спокойнее и увереннее, а в этот день уверенность в себе мне была нужна, как никогда.

В пять часов Саймон привез меня домой. В это время уже начинало темнеть, и войдя с улицы в сумеречный холл, я опять почувствовала себя неуютно, и мое недавно обретенное спокойствие сменилось неприятными предчувствиями.

За ужином мне показалось, что все семейство как-то особенно внимательно за мной наблюдает, хотя тетя Сара при этом была на удивление молчалива и, вопреки моим ожиданиям, не сказала ни слова о ночном происшествии. Я, в свою очередь, старалась вести себя так, будто ничего и не произошло, и, по-моему, мне это удалось.

После ужина приехали доктор Смит и Дамарис, и Рут предложила им выпить с нами вина. Я подумала, что они приехали не случайно, а потому, что Рут уже успела оповестить доктора о том, что было ночью. Дамарис тут же начала о чем-то шептаться с Люком, а Рут под каким-то предлогом увела сэра Мэттью в другой конец комнаты, чем сразу воспользовался доктор Смит, который подошел ко мне и сказал:

– Я слышал, что у вас была тревожная ночь.

– Да нет, ничего страшного, – ответила я.

– А-а, значит, вы забыли свои ночные страхи – это хорошо, – сказал он. – Миссис Грентли сочла нужным рассказать мне об этом, потому что я просил ее следить за вашим состоянием и самочувствием и держать меня в курсе.

– Ну уж об этом она могла вам и не рассказывать.

– Стало быть, вам приснился дурной сон? Так мне сказала миссис Грентли.

– Из-за дурного сна я не стала бы выбегать из своей комнаты и поднимать всех на ноги. Я как раз уверена в том, что мне это вовсе не приснилось.

Он оглянулся туда, где сидели остальные, и шепотом попросил меня рассказать ему, как все было. Выслушав мой рассказ с серьезным видом, он, впрочем, никак не прокомментировал его и только предложил дать мне снотворное, чтобы я хорошо спала эту ночь.

– В этом нет необходимости, – ответила я. – Я намереваюсь запереть на ночь свои двери, так что сегодня ко мне уже никто просто так не войдет, и я смогу спать спокойно и без снотворного.

– Все-таки возьмите на всякий случай, – сказал доктор Смит, протягивая мне небольшой пузырек. – Оттого, что оно будет стоять на столике у кровати, вреда не будет, не правда ли, а зато если оно понадобится, то будет под рукой. И не бойтесь, что вы привыкнете – можете мне поверить, одной небольшой дозы для этого мало. Сон и покой для вас сейчас очень важны – даже не столько для вас, сколько для малыша.

– Вы очень внимательны ко мне, доктор Смит.

– Я очень хочу, чтобы у вас все было хорошо, и потом это же мой долг – заботиться о вас, – ответил он.

Перед тем как лечь спать, я, выполняя данное доктору обещание, поставила пузырек со снотворным около кровати. Затем я тщательно осмотрела свою комнату и заперла двери. После этого я легла, но, вопреки своим надеждам, долго не могла уснуть. Пролежав без сна до полуночи, я все-таки приняла снотворное и вскоре после этого заснула.

* * *

Прошло несколько дней, и я совершенно оправилась от пережитого страха, но продолжала быть настороже и, в частности, взяла себе за правило запирать на ночь двери своей комнаты. Благодаря этому я снова начала спать спокойно, легко обходясь без снотворного.

Но я по-прежнему была полна решимости выяснить, кто нарядился монахом, чтобы сыграть со мной эту недобрую шутку, и как-то утром, размышляя об этом, я вспомнила, что по словам Хейгэр, в доме должны быть сундуки со старинной одеждой. Что если в одном из этих сундуков лежит монашеская ряса? Найдя ее, я, может, хоть на шаг приблизилась бы к ответу на вопрос, кому понадобилось меня напугать. Кроме того, у меня в руках появилось бы доказательство реальности того, что произошло той ночью.

Только один человек мог мне помочь найти то, что мне нужно, – тетя Сара, и я отправилась к ней.

Она явно обрадовалась моему приходу и сразу показала мне голубое атласное одеяльце, которое она шила для моего ребенка. Ее рукоделие, как всегда, было на высоте, и я искренне похвалила ее работу.

– Я боялась, – сказала она, с довольным видом выслушав мою похвалу.

– Боялись? А чего вы боялись?

– Что ты умрешь, и получится, что я зря потратила столько времени.

Я посмотрела на нее с изумлением, и она пояснила:

– Ты же была босиком на каменном полу. Ты могла простудиться и умереть.

– Так значит, вы слышали о том, что произошло. И что вы об этом думаете?

– Вся работа оказалась бы напрасной, – повторила тетя Сара, и я поняла, что я не смогу от нее ничего добиться, и перевела разговор на другую тему.

– На днях я навещала вашу сестру, и она рассказала мне, как однажды на Рождество Мэттью нарядился призраком и напугал ее. Вы помните эту историю?

Она рассмеялась.

– Наша гувернантка была вне себя – весь следующий день они оба просидели на хлебе и воде за то, что разбудили ее среди ночи.

Вдруг она взглянула на меня и спросила:

– Что ты собираешься делать, Хейгэр? Как ты собираешься поймать… монаха?

Я поняла, что в ее сознании эти две истории слились в одну, но не стала ее поправлять, а сказала:

– Я хочу найти его рясу.

– Я знаю, где шляпа, я была с ним, когда он нашел ее.

– Ну, а где ряса, вы знаете?

На ее лице появилось испуганное выражение.

– Ряса? Я не видела никакой рясы. Мэттью нашел шляпу и сказал, что он наденет ее ночью и напугает Хейгэр. Эта шляпа и сейчас в том сундуке.

– А где этот сундук?

– Ты же знаешь, Хейгэр, – в маленькой комнате около классной.

– Пойдемте посмотрим.

– Ты хочешь нарядиться и напугать Мэттью?

– Я не собираюсь наряжаться. Я просто хочу посмотреть.

– Хорошо, идем, – сказала она и вышла из комнаты.

Мы прошли мимо двери в классную комнату, вдоль стен которой стояли большие сундуки и комоды. В комнате было душно, и затхлый воздух говорил о том, что ее не проветривали, по крайней мере, несколько лет.

Войдя и оглядевшись, я увидела, что на всей мебели, включая и все сундуки, лежал толстый слой пыли. Сара тоже это заметила и сказала:

– Все в пыли. Сюда давно никто не заходил – может, с самого нашего детства.

Уже поняв, что желаемой улики в этой комнате я не найду, я все-таки, любопытства ради, с трудом подняла крышку одного из сундуков. В нем лежали всякие старинные платья, накидки и даже туфли, а поверх всего этого красовалась шляпа с перьями. Увидев ее, тетя Сара издала торжествующий возглас и, схватив шляпу, надела ее себе на голову.

– Представляю себе, как испугалась Хейгэр, – сказала я, смотря на нее и поражаясь ее внезапному перевоплощению: в этой шляпе Сара казалась сошедшей с одного из старинных фамильных портретов в галерее.

– Хейгэр не из тех, кто может испугаться надолго, – медленно произнесла Сара, пристально глядя мне в лицо. – Бывают такие люди – они могут сначала испугаться, но ненадолго – их страх быстро проходит. Ты и есть такой человек, Хейгэр.

Я вдруг с новой силой ощутила духоту комнаты, в которой находилась, и странность женщины, которая стояла передо мной и детские голубые глаза которой смотрели то бессмысленным, то невероятно пронзительным и ясным взглядом. Мне стало нехорошо, и я испугалась, что опять, как тогда у Хейгэр, потеряю сознание.

– Мне пора идти, – сказала я. – Это было очень интересно.

Она протянула мне руку, словно я была ее знакомая, заехавшая к ней с визитом.

– Пожалуйста, заходите еще как-нибудь, – ответила она, и я, быстро пожав ее руку, поспешила выйти из комнаты.

* * *

В эти дни стояла очень сырая погода. Даже когда не было дождя, над землей висел густой влажный туман, но я все равно старалась гулять как можно больше. Несмотря на то, что на календаре был ноябрь, настоящие холода еще не начались, и дул теплый южный ветер.

Как-то раз, вернувшись домой после очередной прогулки, я пошла к себе, чтобы отдохнуть перед ужином. Было уже довольно поздно, и на улице сгущались сумерки. Я поднялась по полной теней лестнице и, открыв дверь своей комнаты, вдруг ощутила какой-то необъяснимый страх, сразу напомнивший мне о том, как я проснулась ночью и увидела в ногах своей кровати фигуру монаха. Еще не осознавая, чем вызвано это ощущение присутствия чего-то недоброго в моей комнате, я вошла в нее, огляделась и тут же поняла, что именно было не так: полог моей кровати был задвинут, точно как в ту памятную ночь.

Я подошла к кровати и резким движением отдернула полог. В этот момент я, наверное, не удивилась бы, увидев за ним «монаха» – в какой-то момент я была почти уверена, что так и будет, но, конечно, там никого не оказалось. Я быстро прошла через комнату и распахнула дверь в гардеробную, но там тоже было пусто. Тогда я позвонила в звонок, и через несколько минут появилась Мэри-Джейн.

– Зачем вы задвинули полог вокруг моей кровати? – раздраженно спросила я.

Мэри-Джейн посмотрела в сторону кровати. В ее взгляде было недоумение.

– Но… мадам, полог вашей кровати раздвинут.

– Что вы этим хотите сказать? Что у меня галлюцинации? Конечно, он раздвинут – потому что я только что его раздвинула.

– Я… я не закрывала его, мадам. Вы же не велели мне этого делать.

– Кто еще мог здесь быть? – продолжала я свой допрос, не в силах успокоиться.

– Больше никто, мадам. Я всегда сама убираю вашу комнату – так распорядилась миссис Грентли.

– Стало быть, вы и задвинули полог, – сказала я. – Как еще он мог оказаться закрытым?

Мэри-Джейн, казалось, была готова расплакаться, но она продолжала упорно отрицать то, на чем я столь же упорно настаивала.

Наконец, в который уже раз повторив, что это она задвинула злополучный полог, я отпустила ее, и она ушла на грани слез.

Оставшись одна, я вдруг вспомнила, как тетя Сара как-то сказала мне: «Человек сердится, когда он чего-то боится». Да, так оно и было: именно страх заставил меня быть резкой с Мэри-Джейн, ну а страх был вызван тем, что полог моей кровати оказался задвинут, и я знала, что ни я, ни бедная Мэри-Джейн, на которую я так набросилась, его не закрывали. Кто же это сделал?

Думая об этом, я начинала понимать, что моему относительному покою пришел конец и впереди меня ожидают новые страхи и волнения. Поняла я и другое: как бы я ни нервничала и ни боялась, я не имела права срывать все это на ни в чем не повинной Мэри-Джейн. Мне стало совестно того, как я говорила с ней, и я снова позвонила в звонок. Она не замедлила появиться на мой зов, но на ее лице не было ее обычной улыбки, и глаза глядели в сторону.

– Простите меня, Мэри-Джейн, – сказала я.

Она посмотрела на меня с удивлением.

– Я не имела права так разговаривать с вами. Я знаю, что если бы вы задвинули полог, вы бы сказали мне об этом. Я не знаю, что это на меня нашло.

У нее все еще был растерянный вид, и она пробормотала:

– О, мадам, это не имеет значения.

– Нет, имеет, – возразила я. – Это было несправедливо, а я ненавижу несправедливость. Я вышла из себя не потому, что вы были в чем-то виноваты, а потому что этот проклятый полог напомнил мне о том, как кто-то нарочно испугал меня той ночью. Мне было бы легче знать, что это вы по забывчивости задернули полог, чем думать, что кто-то сделал это специально, чтобы вывести меня из равновесия.

– Но это правда была не я, мадам. Я ведь не могла сказать, что это сделала я, если я этого не делала.

– Конечно, Мэри-Джейн. Но вот, кто это сделал…

– Мало ли кто мог зайти сюда, мадам, вы же днем не запираете двери.

Дальнейший разговор на эту тему был бесполезен, тем более что я не хотела полностью посвящать Мэри-Джейн в свои тревожные мысли. Поэтому, чтобы отвлечь и окончательно умиротворить ее, я подарила ей одно из своих платьев и затем отпустила ее, радуясь тому, что нашла в себе силы извиниться перед ней и тем самым восстановить наши хорошие отношения.

Но мой разговор с Мэри-Джейн не избавил меня от страха и от тревожных предчувствий. Я по-прежнему не знала, кто побывал в моей спальне, и не могла спросить об этом ни у Рут, ни у кого бы то ни было другого, так как не хотела, чтобы в доме думали, что я помешалась на фантазиях.

* * *

Спустя несколько дней я неожиданно обнаружила еще одну странность: из моей спальни исчезла латунная грелка, которая висела на стене над комодом.

Когда именно она пропала, я не знаю, но заметила я ее исчезновение как-то утром, когда я сидела в постели и ела принесенный Мэри-Джейн завтрак. Случайно бросив взгляд на противоположную стену, я с удивлением увидела, что там нет грелки. Я спросила у Мэри-Джейн, куда она ее дела.

Мэри-Джейн оглянулась и с явным изумлением уставилась на опустевшую стену.

– Надо же, мадам, она пропала!

– Что значит, пропала? Что, она свалилась, что ли?

– Не знаю, мадам, – она подошла к стене и добавила: – По крайней мере крючок на месте.

– В таком случае, кто же… Ладно, Бог с ней. Я потом спрошу у миссис Грентли – может, она знает, куда делась грелка. Мне она очень нравилась – она очень оживляла комнату.

Вскоре я забыла про грелку и вспомнила о ней только уже ближе к вечеру, когда мы вдвоем с Рут пили чай и она рассказывала мне о том, как в Киркландском Веселье раньше справлялось Рождество.

– У нас всегда было так весело! Как правило, дом был полон гостей, которые приезжали на все праздники. В этом году из-за траура, разумеется, не будет никого, кроме родственников. Наверное, приедут тетя Хейгэр и Саймон – они всегда проводят Рождество у нас. Думаю, что тете Хейгэр пока еще по силам это путешествие.

Я с удовольствием думала о предстоящем Рождестве, вспоминая о том, как невесело я встречала этот праздник в дижонском пансионе, когда почти все мои подруги разъезжались по домам и во всей школе оставалось четверо или пятеро несчастных, которые не могли себе позволить поехать на каникулы домой.