Текст книги "Тайна поместья"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– Надо, пожалуй, послать к тете Хейгэр и узнать, собирается ли она к нам, – продолжала Рут. – Если да, то я должна буду проследить, чтобы как следует проветрили ее постель. В прошлый раз она жаловалась, что ее уложили на сырые простыни.

Это напомнило мне о замеченной утром пропаже, и я спросила:

– Кстати, что случилось с грелкой, которая висела у меня в комнате?

– С грелкой? А что с ней случилось?

– Так вы не знали… Я думала, что, может, вы велели ее убрать.

Она покачала головой.

– Должно быть, это кто-то из слуг. Я узнаю. Она вам, кстати, может пригодиться, когда похолодает, ведь эта теплая погода рано или поздно кончится.

Я поблагодарила ее и сказала ей, что на днях собираюсь съездить в Хэрроугейт или Райпон, чтобы купить рождественские подарки.

Она подняла брови и выразительно посмотрела на мой живот.

– Может, все-таки, вам не стоит ехать так далеко – ведь срок у вас уже немалый. Кто-нибудь из нас мог бы купить то, что вы скажете.

Я покачала головой.

– Нет-нет, я прекрасно себя чувствую, и мне очень хочется поехать и все самой купить.

Она, видимо, поняла, что спорить со мной бесполезно, и сказала:

– Ну что ж, как знаете. Может, мы съездим все вместе. Я сама тоже собиралась, и Люк что-то говорил о том, чтобы свозить Дамарис в город за покупками.

– Да, давайте поедем все вместе – это будет замечательно.

На следующее утро, выйдя из своей комнаты, чтобы пойти погулять, я встретилась с Рут на лестнице.

– Идете на прогулку? – сказала она. – На улице очень хорошо. Да, между прочим, мне не удалось выяснить, куда делась грелка из вашей комнаты.

– Странно.

– Я думаю, что кто-то убрал ее и забыл об этом, – она издала короткий смешок и, как мне показалось, уж очень пристально посмотрела на меня. На этом мы разошлись, я вышла на улицу и там, правда, было так тепло и хорошо, что я тут же забыла и о пропавшей грелке, и о разговоре с Рут.

* * *

Вечером, когда наступило время ужина и я вошла в столовую, вся семья была в сборе, кроме Рут, и все гадали, где она может быть.

– Опаздывать совсем не в ее духе, – сказал сэр Мэттью недовольным тоном.

– У нее много дел, – вступилась за нее тетя Сара. – Она говорила, что она должна решить, какие комнаты готовить для Хейгэр и Саймона на Рождество.

– Чепуха, – сказал сэр Мэттью, – Хейгэр всегда ночует в своей бывшей комнате, а Саймон – в той, в которой он всегда ночевал с тех пор, как первый раз появился в этом доме. Так что, что тут решать, я совершенно не понимаю.

– Я думаю, она беспокоится из-за Хейгэр, – ответила Сара. – Ты же знаешь Хейгэр – она будет повсюду совать свой нос и делать нам замечания по поводу того, как содержится дом.

– Хейгэр всегда любила вмешиваться не в свое дело, – ворчливо проговорил сэр Мэттью. – Если ей здесь не нравится, она может вообще не приезжать. Мы вполне можем обойтись без ее советов и замечаний.

В этот момент в столовую вошла слегка запыхавшаяся Рут.

– Мы тут гадали, что с тобой могло случиться, – сказал ей сэр Мэттью.

– Представляете, – начала она, обводя взглядом всех присутствующих, – я зашла… в комнату Габриэля и заметила, что на кровати под покрывалом что-то лежит. Как вы думаете, что это было?

Я почувствовала, как кровь прилила к моему лицу, потому что я поняла вдруг, о чем она говорит.

– Медная грелка из вашей спальни! – объявила она, пристально глядя на меня. – Интересно, кто мог туда ее положить?

– Какая нелепость… – пробормотала я.

– Ладно, как бы то ни было, но она нашлась, и теперь все в порядке. – Обернувшись к остальным, Рут пояснила: – Кэтрин на днях хватилась грелки, которая висела на стене в ее спальне. Она думала, что я велела кому-то из слуг ее убрать, а на самом деле грелка все это время, оказывается, была в комнате Габриэля. Ума не приложу, кому пришло в голову там ее спрятать!

– Надо это выяснить, – резко сказала я.

– Я уже опросила всех слуг. Никто из них ничего об этом не знает.

– Но кто-то же ее туда положил! – воскликнула я, злясь на себя за то, что так разволновалась из-за какой-то грелки.

Рут пожала плечами.

– Но мы должны это выяснить! – продолжала настаивать я. – Ведь это кто-то опять решил «подшутить» надо мной. Разве вы не видите, что это – «шутка» в том же духе, что и задернутый полог?

– Задернутый полог?

Я поняла, что проговорилась, и расстроилась еще больше, потому что мне вовсе не хотелось вдаваться в объяснения по этому поводу, а теперь этого избежать уже было нельзя.

Я в двух словах рассказала, в чем дело.

– Так кто же задернул полог? – скрипучим голосом произнесла тетя Сара. – Кто положил грелку на кровать Габриэля? А ведь это и ваша кровать была, Кэтрин, не так ли? Кто же все это делает?

– Я бы очень хотела это знать! – запальчиво воскликнула я.

– Похоже, кто-то здесь очень рассеян, – небрежно бросил Люк.

– Я не думаю, что это делалось по рассеянности, – возразила я.

– Но позвольте, Кэтрин, – нарочито терпеливым тоном начала Рут, – кому же могло понадобиться задергивать полог вокруг вашей кровати или прятать вашу грелку?

– Именно это мне бы хотелось выяснить.

– Давайте забудем обо всем этом, – вмешался до сих пор молчавший сэр Мэттью. – То, что пропало, нашлось, и слава Богу.

– Да, но кто это сделал и зачем? – не унималась я.

– Дорогая моя, вы слишком разволновались, – прошептала мне на ухо Рут.

– Но я должна получить объяснение странностям, которые происходят в моей комнате.

– Утка остывает, – сказал сэр Мэттью, подходя ко мне и беря меня под руку. – Не переживайте из-за этой грелки, моя милая. В свое время мы обязательно узнаем, кто ее спрятал.

– Да, – отозвался Люк, устремив на меня задумчивый взгляд, – в свое время мы все узнаем.

– Давайте начнем есть, – сказала Рут, и все сели за стол. Мне ничего не оставалось, как последовать их примеру, хотя у меня совершенно пропал аппетит и мне было не до еды, так как меня продолжал мучить вопрос о том, кто и с какой целью разыгрывал вокруг меня все эти странные мизансцены. Я должна была это выяснить во что бы то ни стало, и я дала себе слово это сделать.

* * *

Прошло несколько дней, и нас пригласили в дом викария, чтобы обсудить организацию традиционного благотворительного базара.

– Миссис Картрайт хлебом не корми, дай ей что-нибудь организовать, – прокомментировал это приглашение Люк. – А уже перед летним базаром и костюмированным спектаклем ей вообще удержу нет.

– Миссис Картрайт – очень энергичная леди, обладающая всеми качествами образцовой жены викария, – осадила его Рут.

– Меня тоже пригласили? – спросила я.

– Конечно. Она обидится, если вы не придете. Это совсем недалеко, но если хотите, мы можем поехать в коляске.

– Я прекрасно себя чувствую и с удовольствием пройдусь, – поспешно сказала я.

– Очень хорошо. Это, кстати, для вас прекрасная возможность познакомиться с некоторыми из наших соседей. Сейчас, пока наша семья в трауре, все собираются в доме викария. Раньше такие встречи всегда происходили у нас.

Около половины одиннадцатого мы отправились в путь и через четверть часа уже оказались перед входом в красивый дом из серого камня, стоящий рядом с деревенской церковью. Одновременно с нами к дому подошли еще несколько человек, и Рут меня им представила.

Когда все приглашенные вошли в дом и расположились в гостиной, миссис Картрайт – крупная, розовощекая и решительная на вид дама, с которой я уже, конечно, встречалась, – обратилась к нам с речью, смысл которой был в том, что благотворительный базар должен был состояться как можно скорее.

– Мы должны дать людям возможность купить на нем рождественские подарки, – говорила она своим зычным голосом. – Так что, пожалуйста, поройтесь на своих чердаках и в сундуках, и главное, помните, что любая безделушка, любой пустячок могут пригодиться для нашей цели. Ведь то, что не нужно вам, может понадобиться кому-то другому. И пожалуйста, постарайтесь принести все за день до открытия базара, потому что мы должны успеть оценить каждую вещицу. Ну, а в день открытия… приходите и покупайте! Ведь мы собираем деньги на ремонт церкви – крыша в очень плохом состоянии, ее нужно срочно чинить. Я знаю, леди, что я могу на вас рассчитывать, и без вашей помощи мне не обойтись.

В ответ на этот призыв последовало несколько предложений, которые были очень по-деловому обсуждены, и на этом «официальная» часть встречи закончилась.

Проводив гостей, миссис Картрайт подошла к оконной нише, в которой я сидела, и села рядом со мной.

– Я очень рада, что вы пришли, миссис Рокуэлл, – сказала она. – Вы прекрасно выглядите, и позвольте вам еще раз сказать, что нас всех очень обрадовало известие о том, что в семействе Рокуэллов ожидается прибавление. Я знаю, что сэр Мэттью в восторге, и для него это, конечно, большое утешение в его горе…

Она была одной из тех женщин, которые вступают с кем либо в разговор не для обмена мнениями, а исключительно из любви поговорить. Такие люди, как правило, говорить умеют гораздо лучше, чем слушать, поэтому последнее достается их поневоле немногословным собеседникам.

Следующей темой обращенного ко мне монолога миссис Картрайт был все тот же рождественский базар:

– …Так много нужно сделать. Но, слава Богу, здесь прекрасные люди, и многие рады помочь… но, между нами, некоторые из них довольно тяжелы на подъем – вы меня понимаете? Их все время надо подталкивать, подгонять, чтобы дело сдвинулось с места… Вот этот базар, например – если не провести его задолго до Рождества, то на приличную выручку и рассчитывать нечего! Так что здесь все будет зависеть от организованности и расторопности наших дам. Я, кстати, надеюсь, что вы-то сможете найти для нас какую-нибудь безделушку на продажу… и купить потом что-нибудь тоже, – хоть какую-нибудь мелочь… Вы уж простите мою настырность…

Я заверила ее, что уважаю ее озабоченность общим делом и что обязательно поищу что-нибудь для благотворительного базара.

– У меня есть маленькая брошка с бирюзой и жемчугом, может она подойдет?

– Идеально! Это будет очень щедрый вклад… Огромное спасибо… Я уже чувствую, что в дальнейшем, когда вы… поправитесь, я смогу во всем на вас опираться. Например, летом я очень хочу устроить костюмированное действо в развалинах аббатств а, и я уверена, что вы мне поможете.

– А вы уже когда-нибудь это здесь устраивали?

– Да, пять лет назад. Нас, правда, подвела погода – все время лил дождь. Это было в июле. Я думаю, что в этом году стоит это сделать в июне. Все-таки июль, как правило, очень дождливый месяц.

– А что это было за действо?

– Историческое. С такими изумительными готовыми декорациями, как наши развалины, сам Бог велел разыгрывать исторические спектакли на открытом воздухе.

– А где вы взяли костюмы?

– Часть из них мы одолжили в Киркландском Веселье, а другие смастерили сами. Проще всего было сделать костюмы монахов – черный балахон с капюшоном и все, но получилось очень эффектно. Все говорили, что глядя на наших «монахов», было легко забыть, что от аббатства остались одни руины.

Эта информация значила для меня гораздо больше, чем могла предположить миссис Картрайт, и я так увлеклась этим разговором, что не сразу заметила, что Рут пыталась поймать мой взгляд, чтобы дать мне понять, что нам пора уходить. Мы попрощались с миссис Картрайт и пошли домой.

Мне было трудно разговаривать, потому что я волей-неволей думала о том, что я узнала от миссис Картрайт: у кого-то из тех, кто пять лет назад исполнял роль монаха, сохранился монашеский костюм, который и был использован, чтобы меня напугать.

Оставалось выяснить, кто из обитателей Киркландского Веселья изображал монаха во время костюмированного действа в аббатстве. Похоже, что это могла быть только Рут, так как сэр Мэттью и тетя Сара уже тогда были слишком стары для таких развлечений, а Люк, наоборот, был бы слишком мал для этой роли. С другой стороны… Пять лет назад ему было двенадцать лет, и, судя по его нынешнему росту, он уже в то время мог быть выше большинства своих сверстников. Таким образом, я могла подозревать двоих – Рут и ее сына.

– Миссис Картрайт рассказывала мне сейчас о костюмированном действе в аббатстве пять лет назад. Вы в нем тоже участвовали? – спросила я.

– Вы плохо знаете миссис Картрайт, если думаете, что она могла кого-то оставить в покое.

– А кого же вы играли?

– Жену короля – королеву Генриетту-Марию.

– И все?

– Это была большая роль.

– Да, конечно. Я просто спросила, потому что миссис Картрайт сказала мне, что из-за недостатка исполнителей некоторым пришлось играть по нескольку ролей.

– Она имела в виду тех, у кого были маленькие роли.

– А Люк тоже участвовал?

– Не то слово – ему так все это нравилось, что он по-моему, был готов один играть за всех, но ему пришлось удовольствоваться ролью монаха.

Так, значит, все-таки, это был Люк! Во всяком случае, очень похоже на правду, думала я, потому что в ту злополучную ночь он появился на лестничной площадке только через некоторое время после Рут, таким образом он мог успеть скинуть с себя рясу и надеть халат.

Ну, а полог моей кровати и грелка – тоже он? А почему, собственно, нет? Ему ничего не стоило незаметно побывать в моей комнате, пока я гуляла. Если цель всех этих действий была в том, чтобы испугать меня и таким образом помешать рождению моего ребенка, то Люк был именно тем человеком, кто мог быть больше всех заинтересован в таком повороте событий.

– Вы хорошо себя чувствуете? – вдруг спросила Рут.

– Да, благодарю вас.

– Мне показалось, что вы что-то сейчас сказали, но я не разобрала, что именно.

– Ничего особенного – это я просто задумалась о миссис Картрайт. Она очень разговорчивая дама, не правда ли?

– Да уж.

Впереди уже показался наш дом, и мы обе одновременно посмотрели на него. Я как всегда невольно взглянула на парапет южного балкона, с которого упал Габриэль, и мне сразу показалось, что он выглядел как-то не так, как обычно. Я даже остановилась, пытаясь разглядеть, в чем дело, и заметила, что Рут пристально смотрит туда же, куда и я.

– Что это? – спросила она, ускоряя шаг.

На парапете виднелось что-то темное, как будто через него перегнулся человек.

– Габриэль! – подумала, а вернее, должно быть, воскликнула я, потому что Рут сказала:

– Чепуха! Это невозможно. Но… что это… кто это может быть?

Я побежала к дому, Рут пыталась меня остановить, но я не слушала ее и, задыхаясь, продолжала бежать.

Теперь мне уже было видно, что казавшееся безжизненным тело, повисшее на парапете, было закутано в монашескую рясу, капюшон которой свисал с парапета вниз. Больше ничего разглядеть я не могла.

– Она же упадет! Кто это? Боже мой, что же это такое? – прокричала Рут, обгоняя меня и вбегая в дом. Я не могла за ней угнаться и с трудом переводила дух, но все-таки не остановилась, а побежала за ней. В коридоре вдруг появился Люк, который сначала с удивлением посмотрел на свою мать, промчавшуюся мимо него, потом на меня и спросил:

– Господи, что случилось?

– Там кто-то на парапете, – задыхаясь, крикнула я, – на балконе Габриэля!

– Кто?!

Не дожидаясь ответа, Люк бросился вверх по лестнице, а я из последних сил пыталась за ним поспеть.

В этот момент на верхней площадке появилась Рут. Она улыбалась какой-то странной улыбкой и держала в руках нечто, что я тут же узнала – это была моя синяя накидка, длинная, теплая зимняя накидка с капюшоном.

– Моя накидка… – выдохнула я в изумлении.

– Зачем, скажите на милость, вы ее повесили на парапет? – строго, почти грубо, спросила Рут.

– Я? Но я ничего подобного не делала.

Они с Люком обменялись многозначительным взглядом.

Затем она пробормотала:

– Она так висела, что было похоже, как будто кто-то перегнулся через парапет и вот-вот упадет. Я безумно испугалась, когда ее увидела. Это была очень нехорошая шутка.

– Так кто же это сделал? – воскликнула я. – Кто все это подстраивает – все эти глупые, жестокие шутки?

Вместо ответа они оба посмотрели на меня так, как будто во мне было что-то странное и как будто они получили подтверждение каким-то своим подозрениям на мой счет.

* * *

Я во что бы то ни стало должна была найти объяснение всем этим происшествиям. Из-за них я потеряла покой и все время как бы подспудно ожидала, что случится что-нибудь еще. При этом ведь все, что произошло – кроме, конечно, появления «монаха» в моей спальне – было просто цепью глупых, но в общем-то невинных шуток. С монахом было понятно – если кто-то хотел напугать меня, чтобы вызвать выкидыш, то он был весьма недалек от цели. Но как объяснить все эти мелкие «фокусы»? В чем был их смысл для того, кто их устраивал?

Рут и Люк, похоже, решили для себя, что я, мягко говоря, – человек со странностями. Я постоянно ощущала, что они пристально за мной наблюдают, и это выводило меня из себя.

Я подумала о том, чтобы пойти к Редверсам и все им рассказать, но я стала такой подозрительной, что начала сомневаться даже в Хейгэр. Что касается Саймона, который принял мою сторону в истории с «монахом», то откуда я могла знать, как он воспримет мой рассказ о других загадках – о задвинутом пологе кровати, исчезнувшей грелке и о накидке, кем-то брошенной на парапет?

Во всем этом мне чудилось что-то зловещее, и мне необходимо было разгадать, кто за этим стоит и чего он добивается. Мне хотелось разобраться во всем самой, потому что мое недоверие относилось ко всем, кто так или иначе был связан с Киркландским Весельем.

На следующий день я отправилась с визитом к миссис Картрайт. У меня было чувство, что в ее рассказе о костюмированном действе в аббатстве таилось что-то для меня важное, и мне хотелось попытаться вытянуть из нее что-нибудь еще.

Кроме обещанной ей бирюзовой брошки я взяла с собой еще небольшую эмалевую шкатулку, которая без дела стояла у меня много лет.

Мне повезло, и я застала миссис Картрайт дома. Она приняла меня с преувеличенным радушием и выразила восторг по поводу моего вклада в благотворительный базар.

– Ах, миссис Рокуэлл, это так любезно с вашей стороны! Я уже чувствую, как активно вы будете нам помогать. Это просто замечательно! И я уверена, что эти очаровательные вещицы кто-нибудь обязательно купит за очень хорошую цену. А если вы хотите посмотреть, что еще у нас есть для продажи, я с удовольствием вам все покажу, – Она посмотрела на меня с заговорщицким видом, видимо, думая, что разгадала тайную цель моего визита.

В первый момент я не знала, что ответить, но потом решила не разубеждать ее и сделала вид, что мне правда хочется выбрать себе что-нибудь еще до начала базара, но мне неудобно ее об этом просить.

– Ну конечно же! – воскликнула миссис Картрайт. – Отчего же нет! Вы это заслужили. И это прекрасный способ купить подарки к Рождеству, особенно когда вам не очень-то легко разъезжать по округе из-за вашего состояния. Я уверена, что люди, которые нам помогают, имеют право на некоторые привилегии… Так что, пожалуйста, посмотрите все, что вам нравится, а потом, может, выпьете со мной кофе?

Я ответила, что ни о чем другом и не мечтаю, и она провела меня в небольшую комнату, где лежали и стояли все принесенные для продажи вещи. Я выбрала для себя булавку для шарфа, табакерку и китайскую вазу, чем снова вызвала одобрение миссис Картрайт и, как я надеялась, привела ее в словоохотливое настроение.

Как только мы уселись в гостиной и начали пить кофе, я навела разговор на тему костюмированных спектаклей и шествий.

– Так вы правда собираетесь устроить костюмированное действо в аббатстве этим летом?

– Непременно. И обязательно выберу для вас какую-нибудь заметную роль. Я всегда считала, что члены нашего первого в округе семейства должны получать ведущие роли в спектакле. Вы согласны со мной?

– Конечно, но всегда ли они соглашались принять участие в этих маскарадах? Например, миссис Грентли и Люк – они изображали кого-нибудь? Впрочем, кажется, миссис Грентли говорила мне, что она играла жену Карла I, не так ли?

– Да, у нас был большой эпизод из времен Гражданской войны и это было очень уместно, ведь Киркландское Веселье в те времена было захвачено парламентской армией, и это просто счастье, что они его не разорили и не разрушили до основания. Это ведь были настоящие вандалы! Правда, до их появления успели спрятать все ценности, так что они ничего не нашли…

– Как интересно! Куда же их спрятали?

– Ну уж об этом, моя дорогая миссис Рокуэлл, ваши родственники должны знать гораздо больше, чем я. Хотя, кажется, это так и осталось загадкой.

– Это и был ваш эпизод в спектакле?

– Нет, не совсем… Мы просто изобразили приход Круглоголовых [2]2
  The Roundheads(англ.) – так назывались сторонники Оливера Кромвеля, входившие в парламентскую армию. Прим. перев.


[Закрыть]и захват поместья. Потом была сцена реставрации королевской власти – таким образом мы как бы связали историю семьи Рокуэллов с историей Англии.

– А еще вы, кажется, изображали само аббатство до его роспуска и разорения – это должно было быть очень интересно.

– Так оно и было, и поэтому я хочу поставить похожую сцену будущим летом. Мне кажется, это основа всего действа, а кроме того, эта сцена дает возможность всем, кто хочет, сыграть хотя бы маленькую роль.

– Представляю, как впечатляюще выглядели ваши монахи в черных рясах на фоне развалин. Наш Люк, наверное, был еще слишком мал, чтобы участвовать во всем этом.

– Вовсе нет – он у нас был чуть ли не лучшим монахом! И он так рвался играть! При этом он уже был довольно высокого роста – Рокуэллы ведь все высокие, вы же знаете.

– И сколько же всего у вас было монахов?

– Очень много. Мы почти всех уговорили участвовать, даже доктора Смита пытались завлечь.

– И удалось?

– Нет, все происходило в тот день, когда он обычно посещает… то заведение, а кроме того, он сказал, что не может пренебречь своими обязанностями дежурного доктора и должен быть наготове на случай вызова.

– Ну а его дочка?

– Она, конечно же, участвовала – она изображала юного принца Чарльза и выглядела просто очаровательно – черный бархатный костюм, длинные волосы… Всех очень тронула сцена, где принца спрашивали: «Когда вы в последний раз видели своего отца?»

– Значит, монаха она не играла?

– Нет, но ее принц Чарльз был незабываем. Но вообще все были хороши. Даже мистер Редверс, хотя уж от него-то никто не ожидал, что он примет участие.

– И кого же он изображал?

– Всего-навсего монаха, но мы были рады, что он не остался в стороне.

– Как… интересно.

– Хотите еще кофе?

– Нет, спасибо, это было замечательно, но мне уже пора идти.

– Так мило с вашей стороны, что вы зашли, и я надеюсь, что ваши покупки вас порадуют.

Мы расстались под аккомпанемент взаимных благодарностей, и я направилась домой. Мне казалось, что тайну монашеской рясы я разгадала. Кто-то воспользовался оставшимся от спектакля костюмом, чтобы меня напутать.

Но вот кто? Теперь я знала, что такой костюм в свое время был у Люка и у Саймона. Однако, когда я рассказала ему о своем ночном госте, Саймон ни словом не обмолвился о том, что у него была ряса…

* * *

Сначала я решила обсудить все с Хейгэр, но потом передумала. Ведь о нашем с ней разговоре может услышать Саймон, а мне теперь не хотелось, чтобы он узнал, как много мне уже известно.

Конечно, нелепо было подозревать Саймона, хотя бы потому, что он никак не мог среди ночи оказаться у нас в доме, чтобы изобразить монаха. Тем не менее я не должна была забывать о том, что после Люка наследником Киркландского Веселья был не кто иной, как Саймон.

Мне было очень тяжело сознавать, что я никому не могу доверять, но именно так оно и было. Поэтому, когда на следующий день я пришла навестить Хейгэр, я ничего не сказала ей об эпизоде с моей накидкой, хотя, видит Бог, мне очень хотелось с кем-нибудь поделиться. В тот момент, когда мы с Хейгэр обсуждали рождественские подарки, которые я вызвалась купить по ее списку во время поездки в город с Рут и Люком, в комнату вошел Саймон. Услышав, о чем идет речь, он сказал:

– Если вы хотите поехать в Несборо, я могу вас взять с собой. Я еду туда по делам.

Я не сразу согласилась. Не то чтобы я думала, что мне эта поездка с ним реально может чем-то грозить, но все-таки я не забыла о том, что поначалу он ко мне очень плохо относился, и его неприязнь ко мне прошла только благодаря моей дружбе с его бабкой. Мне вдруг стало необъяснимо грустно оттого, что по логике вещей я не должна была ставить Саймона вне своих подозрений.

Мои колебания его позабавили – ему, конечно, не пришло в голову, что я могу подозревать его в злодействе, и он принял их за боязнь нарушить приличия.

Усмехнувшись, он сказал:

– Пусть с нами поедут Рут или Люк. Если будет кто-то из них, то и вы, возможно, снизойдете до моего предложения.

– Я буду очень рада, – ответила я.

Скоро было условлено, что, когда Саймон поедет в Несборо, он возьмет с собой Люка, Дамарис и меня.

День, когда мы отправились в Несборо, был удивительно теплым для начала декабря. Мы выехали сразу после девяти утра, рассчитывая вернуться засветло, то есть не позднее четырех часов.

И Саймон, и Люк в дороге были очень веселы и разговорчивы, и мне невольно передалось их хорошее настроение. Одна только Дамарис по своему обыкновению молчала.

Мне пришло в голову, что, как только я удалилась от Киркландского Веселья, ко мне вернулся мой здравый смысл и мне показалось, что мне совершенно нечего опасаться. Слушая веселую болтовню Люка, я готова была поверить в то, что он подстроил все эти фокусы исключительно шутки ради – просто, чтобы меня разыграть. Что касается истории с «монахом», возможно, он понял, что немного перестарался, и поэтому теперь развлекался невинными проделками вроде похищения медных грелок. Он ведь с самого начала разговаривал со мной в ироническом тоне, и все эти шутки, которых я по глупости испугалась, были просто проявлением его юношеской фантазии и любви к розыгрышам.

Таковы были мои мысли, когда мы въехали в Несборо. Я немного знала этот городок, и он мне всегда очень нравился.

Мы подъехали к гостинице, где мы немного перекусили с дороги и потом разделились, договорившись встретиться в этой же гостинице спустя два часа. Саймон пошел по делам, ради которых он приехал, а Люк, Дамарис и я отправились по магазинам.

Очень скоро я потеряла из виду Люка и Дамарис, которые, как я подозреваю, нарочно оторвались от меня в каком-то магазине, чтобы остаться наедине.

Тем временем я купила все, что было в списке Хейгэр, а также то, что нужно было мне самой, и, поскольку до условной встречи у меня был еще целый час, я решила просто погулять по городу – благо погода была чудесная, а на улицах совсем не было толчеи. Полюбовавшись на крытые красной черепицей дома, я отправилась к реке Нид, гладь которой приветливо блестела под лучами декабрьского солнца, отражая развалины замка с его некогда грозной старинной башней.

Меня вдруг окликнули по имени, и, обернувшись, я увидела Саймона, шедшего в мою сторону.

– Вы уже сделали все свои покупки?

– Да.

Он достал из кармана часы.

– Почти час до встречи с остальными. Что вы собираетесь делать?

– Я хотела погулять по берегу.

– Если вы не против, я пойду с вами.

Он взял у меня свертки с покупками и зашагал рядом со мной, и в этот момент я вдруг ощутила исходящую от него силу, а также то, что около реки, к берегу которой мы подошли, кроме нас не было ни души.

– Я знаю, что вы хотели сделать, – сказал он. – Вы хотели попытать счастья у колодца.

– У какого колодца?

– Неужели вы не слыхали о знаменитом колодце? Разве вы раньше не бывали в Несборо?

– Бывала – раз или два с отцом.

Он насмешливо прищелкнул языком.

– Миссис Кэтрин, в вашем образовании есть серьезные пробелы.

– Так расскажите мне об этом колодце.

– Давайте пойдем к нему, хорошо? Говорят, что если опустить в него руку и подержать в воде, затем загадать желание и дать руке обсохнуть на воздухе, не вытирая ее, желание обязательно сбудется.

– Не может быть, чтобы вы верили таким сказкам.

– Вы далеко не все обо мне знаете, миссис Кэтрин, хотя этого вы тоже еще пока не осознали.

– Во всяком случае я знаю, что вы самый что ни на есть практичный человек и никогда не будете желать того, что не может стать вашим.

– Вы как-то однажды сказали, что я – надменный и самовлюбленный человек. А раз так, то я должен полагать, что мне все подвластно и что любое мое желание осуществимо. Так вы хотите увидеть наш волшебный колодец?

– Да.

– А загадать желание?

– И загадать желание.

– А вы мне скажете, если оно сбудется, хорошо? Только до того, как сбудется, нельзя говорить, что вы задумали. Ваше желание должно быть известно только вам и силам тьмы… или же света, как вам угодно. Так вот, у нас есть этот волшебный колодец, а еще пещера матушки Шиптон. Ваш отец вам рассказывал ее историю?

– Он мне вообще никаких историй не рассказывал: Он очень мало со мной разговаривал.

– Тогда слушайте. Старая матушка Шиптон была ведьмой и жила в этих краях почти четыреста лет назад. Родилась она как дитя любви – от связи деревенской девушки и незнакомца, который уверил свою возлюбленную в том, что он был духом, обладавшим магической силой. Вскоре он исчез, как будто его и не было, и маленькая Урсула родилась уже без него. Она росла, набираясь неземной мудрости и колдовской силы. Потом она вышла за человека по имени Шиптон, и ее стали звать старой матушкой Шиптон.

– Да, я слышала это имя, но не знала, о ком речь.

– Так вот, она делала всякие пророчества, и некоторые из них сбылись. Например, она якобы предсказала падение кардинала Вулси, поражение Великой Армады и последствия Гражданской войны для наших краев. В детстве я помнил некоторые из ее пророчеств наизусть. В одном из них говорилось, что конец света наступит в тысяча девятьсот девяносто первом году.

– В таком случае у нас есть еще время пожить, правда? – сказала я, и мы оба рассмеялись.

Тем временем мы уже подошли к колодцу.

– Вот это и есть волшебный колодец, – сказал Саймон. – Про него еще говорят, что его вода превращает в камень все, что в него упадет.

– А почему?

– Здесь матушка Шиптон уже не причем, хотя многим хотелось бы приписать это ее чарам. На самом деле все более прозаично – здесь известковая почва, и известь просачивается в воду. Так вот, если хотите загадать желание, нужно намочить ладони в колодце и высушить их. Кто будет первым, вы или я?

– Сначала вы.

Он наклонился над колодцем и опустил в него руку. Потом он обернулся ко мне, подняв мокрую руку.

– Я задумал желание. Теперь ваша очередь.

Я подошла к краю колодца, где стоял Саймон, и сняла перчатку. Вокруг стояла мертвая тишина, и мне снова стало не по себе оттого, что я была наедине с ним в таком пустынном месте. Я наклонилась и подставила руку под воду, которая каплями просачивалась через боковые стенки колодца. Вода была по-настоящему ледяная.

Саймон вдруг оказался за моей спиной, и меня охватил панический страх. На какой-то момент я представила себе его в монашеской рясе с капюшоном, и все мои желания исчезли, оставив только одну мысль, которая заполнила собой все: «Только не Саймон, – повторяла я про себя, – только бы это не был Саймон».