Текст книги "Обреченная на корону"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

Ричард оказался на высоте. Он быстро двинул вперед свои войска. Ему сопутствовала удача. На Уэльской границе прошли сильные ливни, Северн и Уай разлились, переправиться через них стало невозможно. И Бэкингем оказался отрезанным от своих союзников, которые должны были приплыть на кораблях, предоставленных герцогом Бретонским.

К счастью, вся эта операция провалилась. Шторм рассеял флот из пятнадцати кораблей, Тюдор с Дорсетом не смогли высадиться и поневоле вернулись в Бретань.

Низложить Ричарда Бэкингему не удалось.

Ричард пришел в ярость. Его девиз гласит: «Верность – мой оплот», и он ни разу не изменял ему. Предательство мой муж ненавидит больше всего.

Бэкингема он обличил как «самого вероломного из людей» и назначил за его голову награду в тысячу фунтов. На пощаду Бэкингему рассчитывать не приходилось. Другой изменник – Гастингс – лишился головы в тот же день, когда был

разоблачен.

Мне было любопытно, что испытывал Бэкингем – франтоватый дворянин, считающий себя отпрыском королевского рода, спасаясь бегством от смерти.

Он направился на северо-запад, в Шропшир, к одному из своих старых вассалов, некоему Ральфу Бэннистеру. Тот принял его и поселил в лесном домике, неподалеку от своего жилища в Лэконе.

Бедный, глупый Бэкингем! Оказалось, не только он был способен совершить предательство ради выгоды. Бэннистер не устоял перед соблазном получить тысячу фунтов, и однажды утром мятежный герцог проснулся в окружении стражников.

Его повезли в Солсбери, чтобы судить, как изменника. Бэкингем не терял надежды. Он просил свидания с королем. Заявлял, что может объяснить очень многое.

Ричард держался непреклонно. Бэкингем его предал. От их былой дружбы не осталось и следа. За измену полагается смертная казнь, и гордый Бэкингем, обладавший большим богатством и еще большим могуществом, лелеявший дерзновенные мечты, был с позором обезглавлен на Рыночной площади.

Мысли мои в то время занимал главным образом муж. Я считала, что не должна расставаться с сыном. Состояние его слегка улучшилось, однако не настолько, чтобы можно было отправляться в далекий путь. И я не хотела, чтобы он подчинялся строгим правилам придворной жизни. Мне казалось, в Миддлхеме, на вольном, свежем воздухе, в непринужденной обстановке, его здоровье окрепнет.

От Ричарда пришло письмо с настоятельной просьбой приехать к нему.

Я постаралась объяснить Эдуарду. Сказала, что скоро вернусь, и если он будет исполнять все предписанное, не переутомляться и сытно есть, то вскоре окрепнет настолько, что сможет приехать ко мне и к отцу. Но в любом случае мы расстаемся ненадолго.

Муж очень обрадовался мне, и я поняла, что, приехав, поступила правильно. Предательство Бэкингема еще сильно тяготило его.

– Я ни с кем не могу разговаривать, как с тобой, Анна, – сказал он. – Не знаю, кому еще могу доверять.– Вот бы не подумала такого о Бэкингеме, – ответила я.

– Надо было б относиться к нему с меньшим доверием. Он всегда был неустойчив. Иногда меня удивляет...

Ричард сделал паузу, и я вопросительно посмотрела на него. Но он продолжал:

– Бэкингем больше всех старался, чтобы я занял трон. Верил Стиллингтону полностью... потом вдруг ни с того ни с сего переметнулся к моему врагу! К Генриху Тюдору!

– Я почти ничего не знаю об этом Тюдоре.

– Это выскочка, считающий, что имеет право на престол.

– Как он может так считать?

– Ты же знаешь Бофортов. Они очень сильны и честолюбивы. Это внебрачная ветвь семейства, и никем другим признавать их не следовало бы. Предки их родились до того, как Джон Гонтский женился на Екатерине Суинфорд. Но, поскольку они были узаконены... вообразили себя значительными. Бэкингем разделял этот взгляд, потому что мать его из Бофортов. А Генрих Тюдор считает, что получил право на престол от Екатерины, французской принцессы, вышедшей замуж за Генриха Пятого, когда он завоевал значительную часть Франции.

– Он сейчас в Бретани?

– Да, герцог Френсис предоставляет ему убежище и помощь. У меня есть враги, Анна.

– Есть и те, кто любит тебя.

– Да, Эдуард и ты. Анна, как мальчик?

– Ему немного лучше, – ответила я.

– А что он подумал, когда я позвал тебя сюда?

– Все понял. Я пообещала, что когда он слегка окрепнет, то приедет к нам.

– Хоть бы это стало возможно. Людям надо увидеть его. Они хотят знать своего будущего короля.

– До восшествия на престол ему еще столько лет.

– Это все в Божьих руках. Но люди хотели б видеть его.

– Боюсь, приехать сейчас ему не позволит здоровье.

– Значит, надо молиться, чтобы поскорее позволило. Как там Уорик в Шерифф Хаттоне?

– По-моему, хорошо. Прекрасно ездит верхом и бегает. Вот ученье дается ему трудно.

– Жаль.

– Мальчик он приятный, добрый. Только соображает медленно. Читать до сих пор не научился. До нашего Эдуарда ему далеко.

– Да, голова у нашего сына светлая. Если б он мог соединить в себе здоровье Уорика и собственный ум, какой бы это был мальчик!

– У нас самый замечательный мальчик на свете, и своей заботой я укреплю его здоровье. Через несколько лет мы посмеемся над своими страхами.

– Дай Бог, чтобы ты оказалась права, – с жаром сказал Ричард.

Я заставила себя поверить в это и обратилась мыслями к делам мужа. Вероломство Бэкингема ранило его гораздо сильнее, чем я думала поначалу.

– Знаешь, Анна, – сказал мне как-то Ричард, – он даже распустил обо мне недобрые слухи.

– Верят ли им?

– Они вредоносны. Люди запоминают клевету, и со временем она кое-кому начинает казаться правдой. Бэкингем выставил меня чудовищем... вероломным, беспринципным человеком, не имеющим права на трон Англии.

– Но ведь он сам настаивал, чтобы ты занял его!

– Он не мог сказать, что я принудил Стиллингтона ко лжи, хотя ему наверняка этого хотелось.

– Тут уж ему пришлось бы вести спор со Стиллингтоном.

– Бэкингем явно потому и воздержался от этого. Но распустил очень неприятный слух... меня он весьма тревожит.

– Какой?

– Не хочется повторять. Будто я велел убить в Тауэре принцев – Эдуарда и Ричарда.

– Эдуардовых сыновей! Своих племянников! Люди ни за что не поверят.

– Кое-кто поверит чему угодно, особенно дурному.

– Но ведь принцев видели стреляющими в цель на лужайке Тауэра... значит, они живы! Стоит людям увидеть их, и они убедятся, что слух этот ложен.

– Да, только я думаю, что им теперь нужно поменьше появляться на людях. Такой человек, как Бэкингем, становясь изменником, подает пример другим.

– Пример? Лишиться головы на ближайшей рыночной площади?

– Я имел в виду – восставать. Люди постоянно думают, что преуспеют там, где потерпели неудачу другие. В нынешней атмосфере вокруг этих мальчишек легко может подняться буря. А я меньше всего хочу неприятностей, связанных с ними. Мне и без того тяжело. Мятеж Бэкингема потряс Англию. Страну надо успокоить. Бэкингем должен быть забыт вместе с клеветническими слухами. Я собрался совершить поездку по стране. Повидать людей, поговорить с ними. Анна, ты должна поехать со мной. Я не могу передать, как мне хорошо, когда ты рядом.

Пришлось подавить тревогу за сына и целиком отдаться делам Ричарда.

Наступил март. Нам пора было отправляться. Ричард хотел заручиться поддержкой всей Англии на тот случай, если с приходом весны Генрих Тюдор сделает еще одну попытку высадиться.

Мы ездили по городам и деревням, приехали в Кембридж, где решили провести несколько дней. Ричард проявлял большой интерес к университету и часто жаловал ему различные дары. Нас приняли очень тепло. Ричарду понравилась та атмосфера, мне тоже. Те несколько дней я спокойно жила в монастыре и с удовольствием слушала беседы между королем и церковниками.

В Ноттингем я уезжала оттуда с грустью.

Ноттингемский замок мне никогда не забыть. Когда мы подъезжали к нему, я представить себе не могла, с какой трагедией столкнусь в его стенах. Стоящий на почти отвесной скале, он выглядит неприступным. С особым интересом я разглядывала замысловатую кладку северной стороны, потому что строить ее начал король Эдуард, а завершил уже Ричард.

В Ноттингемском замке кишат призраки, так как там страдало много людей. Супруга Эдуарда Второго приезжала сюда со своим любовником Мортимером. Я слышала, что она каждую ночь клала ключ от крепостных ворот под подушку, значит, пребывала в постоянном страхе. Генрих Второй, Ричард Первый... все они побывали в этих стенах.

Произошло это в середине апреля – в ясный солнечный день, с предвестием весны в воздухе. Но для нас то была не весна. То был конец надежды.

Дело шло к полудню, когда из Миддлхема приехал гонец. Мы с Ричардом радостно приняли этого человека, но при виде его лица нас обоих охватил жуткий испуг.

Я услышала шепот Ричарда:

– Что... принц Уэльский...

Гонец молчал, он боялся – как все гонцы, везущие дурные вести.

– Говори, – хрипло велел Ричард.

Почему этот человек молчит? Почему держит нас в тревоге? Мысленно я призывала его говорить и умоляла молчать. Я знала заранее, что он скажет. Случилось то, чего мы страшились многие месяцы.

– Ваше Величество, принц умер.

Ричард не смог подавить мучительного вскрика. Я подошла к нему и взяла его за руку.

Мы стояли, ошеломленные вестью, которой так долго опасались.

Ричард взмахом руки отпустил гонца, так как не мог его видеть. Впоследствии мы узнаем, как умер наш сын. Тогда нам знать этого было не нужно. Мы представляли это себе до того ясно, словно видели все собственными глазами. Ведь так боялись... так долго жили в страхе, с нетерпением ждали гонцов. И вот эта весть пришла.

Мало кого из детей могли оплакивать так горько, как мы своего маленького сына. То была

не просто смерть ребенка; то был конец надежды, конец образа жизни; а для меня и начало кошмаров, которые мучают меня по ночам.

В последующие дни мы с Ричардом почти не расставались. Однажды он разразился восклицаниями:

– Почему это случилось со мной? У Эдуарда было столько детей, а какую жизнь он вел? Постоянно изменял жене; имел бесчисленных любовниц; тешил свою плоть... и однако же оставил двух сыновей и множество дочерей. Не кара ли это небесная? – Он с ужасом взглянул на меня. – Правду ли говорил Стиллингтон? Не лишился ли я сына потому, что лишил венца сына Эдуарда?

Я попыталась утешить его. Напомнила, что он никогда не шел против правды. Сыновья Эдуарда незаконнорожденные. Права на трон они не имели.

– Я не могу избавиться от чувства жуткой вины, – сказал Ричард. – Эдуард был больше чем нашим сыном... был залогом того, что после меня будет кому править. Анна, я обучил бы его государственной мудрости. Он был хорошим мальчиком. И стал бы хорошим человеком. Был умным. Возьми юного Уорика. Он здоров... развлекается в Шерифф Хаттоне, а наш Эдуард... Что это означает, Анна? Мы прокляты?

Я сказала:

– Возможно, у нас родится другой ребенок.

Я сама в это не верила. Если не могла зачать, когда была моложе и здоровее, на что можно было надеяться теперь?

Горький смех Ричарда глубоко ранил меня, и память о нем не проходит.

Нет, у меня больше не будет детей. Единственный сын, которого я смогла родить Ричарду, оказался слабым и с трудом прожил одиннадцать лет.

Я не гожусь в королевы. Мне тридцать, я бесплодна... а королям нужны сыновья.

Мы скорбели вместе, однако что-то произошло. Возможно, только у меня в воображении. Но я невольно ощущала разочарование Ричарда.

– Давай уедем из Ноттингема, – сказал он. – Я не хочу больше никогда его видеть. Он будет постоянно напоминать мне о гонце, приехавшем в самый черный из дней с самой трагичной вестью, какую мы могли получить. Ненавижу Ноттингем. Этот замок я назову замком моей тревоги.

Ричард, казалось, ушел в себя, и я чувствовала, что мы уже не так близки, как раньше.

Он был постоянно занят. Близилось лето, государственные дела требовали внимания. Они не стояли на месте оттого, что король и королева переживали страшнейшую в жизни трагедию.

Ричард знал, что страну надо готовить к обороне. Постоянные стычки с шотландцами обычно начинались летом, но английские лорды Севера, вынужденные защищать свои владения, должны были наверняка отразить врагов.

Большую озабоченность вызывал Генрих Тюдор. Что он замышлял в Бретани? Его попытке высадиться по милости Божией помешал шторм. Можно ли ждать подобного везенья, если Тюдор предпримет очередную попытку?

У Ричарда было много дел. Я не предлагала вернуться в Миддлхем. Теперь для меня он мог быть только местом траура.

Покой навсегда ушел из моей жизни. Теперь я не могла верить ни во что – даже в любовь Ричарда. В душе у меня появилась какая-то язва, и все, на что я смотрела, казалось нечистым.

Себя я видела уже немолодой, слабой, никчемной – бесплодной королевой. Мне казалось, Ричард изменил отношение ко мне. Я была уже не помощницей, не утешительницей. Я стала

бременем.

Ричард сделал неразумный выбор. Я была дочерью Уорика и вместе с Изабеллой являлась богатейшей наследницей в Англии. Да, в детские годы мы были привязаны друг к другу, и наш брак был приемлем для него благодаря наследству. Я мечтала о великой любви. Но разве истинная любовь уходит, когда случается несчастье?

Иногда я сознавала, что в голову мне лезут глупости. Смерть сына не могла изменить отношение Ричарда ко мне. Разве я за нее в ответе? Разве виновата, что не смогла родить здорового ребенка?

И пыталась спорить с собой. Ричард – король. Ему нужен наследник. Он должен думать о будущем. Прежде всего ему необходим сын, чтобы наставлять его, учить, как править страной, когда отец умрет или состарится. Отчаянно необходим.

Говорить с ним о своих тайных страхах я не могла. Зачастую и сама сомневалась в их обоснованности. Ричард никогда не выказывал своих чувств. «Оттого, – твердила я себе, – что они глубоки. Не то, что у его братьев, Эдуарда и Георга. Те умели сказать приятные слова, но в них не хватало искренности».

Так я и жила, раздираемая сомнениями, лелеющая мучительные подозрения, потому что считала себя неполноценной.

Ричард делал вид, что справляется с горем, однако в глазах его я видела жгучее страдание.

Однажды он мне сказал:

– Екатерину уже пора выдавать замуж.

Она все еще жила вместе с братом Джоном в Миддлхеме, ей было около шестнадцати лет.

– Я хочу видеть ее устроенной, – продолжал Ричард. – И Джона тоже, хотя, пожалуй, он еще маловат.

– А кого ты прочишь в мужья Екатерине? – спросила я.

– Уильяма Херберта, графа Хантингдона.

– По-моему, он ей вполне подходящая пара.

– А Джону я хотел бы отдать Кале.

– Сделать его градоначальником? Это очень ответственная должность.

– Он мой сын, – ответил Ричард, как мне показалось, холодно.

«Да, – подумала я, – поистине твой сын, сильный, здоровый мальчик». В том душевном состоянии мне казалось, что он думает: «Я могу иметь здорового сына, но не от королевы, а от другой женщины».

– Он еще слишком мал для Кале, – услышала я свой голос.

– Я хотел назначить его в будущем году. Мне нужны люди, на которых можно положиться, а это мой сын. Однако начнем... с брака Екатерины. Думаю, время для этого пришло.

Екатерина приехала к нам. Умная, хорошенькая девушка, она очень радовалась близкому замужеству, а Херберты, разумеется, приходили в восторг от такого союза: невеста – королевская дочь, хоть и внебрачная, и король позаботится о ней.

Дочь Ричарда вышла замуж, я заметила, что глаза его, останавливаясь на ней, наполнялись гордостью... и, казалось мне, чем-то еще. Обидой? Почему есть у него здоровые дети от другой женщины, а от королевы нет?

У меня это становилось манией. Я в чем угодно видела его недовольство моим бесплодием.

Однажды он сказал мне:

– Я подумывал о том, чтобы объявить Уорика наследником трона.

– Уорика? Но...

– Анна, давай взглянем правде в глаза. Детей у нас с тобой не будет. Уже поздно, я страшился бы за тебя. Однако наследник необходим.

– Ричард, ты еще молод. Прошу, не говори о срочной необходимости наследника.

– Жизнь королей часто коротка.

– Жизнь любого из нас может оказаться короткой.

Я имела в виду Бэкингема и Гастингса. Ричард, видимо, это понял.

– Отец Уорика запятнан изменой. Это не является препятствием?

– На это можно закрыть глаза. Он ближайший мой родственник.

– Ричард, Уорик не способен править. Он слабоумный. Все будет опять, как при Генрихе Шестом.

Ричард задумался.

– Есть еще сын моей сестры Елизаветы, граф Линкольн...

Я печально взглянула на него, и он мягко продолжал:

– О таких делах нужно думать. Иногда это мучительно. Мало ли что...

Ричард отвернулся, потом вышел. Я пошла к себе в комнату и заперлась.

Если б только я могла родить сына! Если б могла стать здоровой! Любил ли тогда меня Ричард? Тут было очень много «если» – а если любовь зависит от таких соображений, то любовь ли это?

Любил ли он меня когда-нибудь по-настоящему?

Я молилась. Просила о помощи Бога и Пресвятую Деву. Но что толку молиться о невозможном?

Пошли разговоры о том, что Генрих Тюдор может попытаться свергнуть Ричарда и занять престол. Его сторонники выдвинули предложение, которое люди могли счесть привлекательным.

Казалось, что, когда Генрих Шестой умер – вернее, был убит, а Маргариту Анжуйскую изгнали из Англии, война Роз прекратилась. Однако смута могла вспыхнуть вновь, и мысль объединить дома Йорков и Ланкастеров казалась превосходной, поскольку в таком случае соперничество между ними прекратилось бы навсегда. Достичь этого можно было женитьбой Генриха Тюдора, родственника Ланкастеров, на Елизавете Йоркской.

Елизавета Вудвилл все еще оставалась вместе с дочерьми в убежище, жизнь там явно была лишена той пышности, которая окружала ее в недавнем прошлом.

Это предложение о браке изменило отношение людей к вдовствующей королеве. Ричард забеспокоился. Честолюбивая Елизавета Вудвилл, решив, что ее дочь может выйти замуж за короля, примется плести интриги.

– Пусть сейчас она беспомощна, – сказал Ричард, – однако за женщиной, которая заставила короля жениться на себе и столько лет оставалась королевой, необходим пристальный надзор.

Мой муж обсудил эту проблему с доверенными людьми. В преданности Рэтклиффа, Кэтсби и Френсиса Ловелла он не сомневался. Считал их искренними друзьями и часто с ними советовался. В итоге Ричард пообещал Елизавете Вудвилл, что если она покинет вместе с дочерьми убежище, то все они будут находиться в полной безопасности, никаких претензий им не предъявят; он возьмет их под свое покровительство и позаботится о том, чтобы ее дочери вступили в хороший брак, и каждая из них получит собственность стоимостью в двести марок.

Когда король торжественно поклялся в этом перед членами палаты лордов, а также лордом-мэром Лондона и членами муниципалитета, Елизавета Вудвилл могла не сомневаться в твердости его слов.

С точки зрения Ричарда, это был разумный ход. Елизавета Вудвилл не питала преданности ни к кому, кроме своих родственников, и ради них сражалась бы изо всех сил. Должно быть, она задавалась вопросом, долго ли ее дочерям находиться в убежище; их было необходимо хорошо выдать замуж, пока они в юном возрасте; а если она могла получить расположение правящего короля, то зачем пытаться заменить его другим?

Со времени смерти нашего сына я не видела Ричарда таким веселым. И понимала причину его хорошего настроения.

– Шпики доносят, что Елизавета Вудвилл рвет связи с Тюдором и побуждает Дорсета вернуться, искать покровительства здесь. Видишь, как удачно я поступил, выманив их из убежища?

Внимание всех было сосредоточено на Елизавете Йоркской, что вполне естественно, так как главная роль принадлежала ей.

Ее пригласили ко двору – это предложение она приняла с готовностью.

Ричард сказал, что это блестящий ход. Я не была в этом уверена, так как едва увидела ее, мои дурные предчувствия усилились.

Она была высокой, у нее были длинные белокурые волосы, голубые глаза и ослепительно белая кожа; была очень красивой, чего следовало ожидать при таких отце и матери. Была подлинной дочерью Эдуарда. Обладала не только красотой, но и обаянием. Двигалась грациозно, лучилась здоровьем и живостью. Определенно должна была стать заметной фигурой при дворе.

Ко мне Елизавета Йоркская отнеслась очень внимательно, почтительно. Я догадалась, что мать велела ей быть любезной с королем, очаровать его, а она явно знала, как это делается.

Положение изменилось. Вудвиллы вернулись, теперь уже как наши друзья.

Едва Елизавета появилась при дворе, я почувствовала себя более усталой, более слабой. Острее стала ощущать свои немощи, кашель донимал меня в неподходящие минуты. Возможно, из-за сравнения себя с Елизаветой.

Я поймала себя на том, что думаю о ней постоянно. С верховых прогулок она возвращалась красиво раскрасневшейся, в окружении поклонников. Танцуя, привлекала всеобщее внимание; одевалась блестяще и со вкусом. Явно радовалась выходу из скучного затворничества и была полна решимости наслаждаться новым окружением.

На улицах люди ее шумно приветствовали. Она напоминала им о своем великолепном отце. Говорили, что дни его правления были веселыми. Никто не боялся войны, не боялся вторжений, когда на троне сидел добрый, улыбчивый, имеющий наследника король.

Вскоре поползли слухи. Не задумал ли король жениться на Елизавете Йоркской? Королеве, судя по ее виду, недолго осталось жить. И разве можно ждать от нее наследника? Но Елизавета его племянница. Допустим ли подобный брак? Даже если папа даст разрешение. Племянница! Папы при умелом подходе становятся очень послушными. Имейте это в виду. Наследник – вот что необходимо! Король, идущий на смену правящему. Ричард еще молод. Он проживет много лет. Но ему нужен наследник.

У Елизаветы родились бы прекрасные, здоровые дети. Вспомните, кто ее родители.

Не выдумывала ли я эти слухи? Может, несколько преувеличивала, но они существовали.

Чувства мои обострились. Мне казалось, я слышу обрывки сплетен. Ловлю пристальные взгляды. Я видела, как Елизавета улыбалась Ричарду, и знала, что он находит ее очаровательной. Что тут можно было поделать? «Возможно, она напоминает ему Эдуарда, которого он любил очень сильно – больше всех на свете, – думала я. – Притом Елизавета расточает на него все свое обаяние. Он ведь король. И так наверняка велела ей мать».

Но захочет ли Елизавета Вудвилл выдать дочь за ее дядю? Я считала, что ради короны она пойдет на все.

Странно, как коварный шепоток, торопливый взгляд, даже случайный жест могут зародить в душе сомнение.

За Ричардом наблюдали. За Елизаветой наблюдали. За мной тоже. Мы стали главными персонажами разворачивающейся драмы. Я была женой, превратившейся в обузу, – женой, которая должна умереть до наступления счастливой развязки.

Близилось Рождество. С того дня, как я узнала о смерти сына, прошло восемь месяцев, но горе мое ничуть не ослабло. Ричард пытался утешать меня, но я внутренне отдалялась от него. Он не мог скрыть своей жуткой озабоченности вопросом престолонаследия. Думаю, эта проблема беспокоила его не меньше, чем исходящая от Тюдора угроза.

Лондон веселился. Лавки сверкали товарами, люди толпились на улицах. То было время всеобщей доброжелательности.

Ричарду пришлось скрывать свое беспокойство, чтобы не портить праздничного веселья. Думаю, он хотел устроить все так, как бывало при его брате. Несмотря на все великолепие, это было невозможно, я знала, что люди станут только делать вид, будто веселятся.

В рождественский день я надела приготовленное великолепное платье из камчатной ткани и золотой парчи, усеянное жемчужинами. И твердила себе, что дурные предчувствия надо отогнать. Ричард очень нежен со мной, очень заботлив. Надо отбросить свои ужасные подозрения. Они вызваны сплетнями злобных людей и не имеют под собой почвы в действительности.

Мне казалось, я выгляжу немного лучше. На моих щеках появился легкий румянец. И я сказала себе, что вечером буду веселиться, постараюсь поверить, что способна поправиться и родить красавца-мальчика.

В довольно хорошем настроении я стала спускаться к холлу, где меня поджидал Ричард. Мне показалось, он доволен улучшением моей внешности.

Он сказал:

– Анна, ты выглядеть немного получше.

Я улыбнулась, он тоже улыбнулся мне, и мы вместе вошли в холл.

Последовала обычная церемония приветствия короля и королевы. Ричард взял меня за руку и повел к столу на возвышении.

И тут я увидела ее. Поразилась, а затем ощутила глубокое негодование. Платье Елизаветы Йоркской представляло собой точную копию моего.

Мы поглядели друг на друга. Она казалась такой же удивленной, недоумевающей, как и я.

Я сказала:

– Вы надели мое платье, а я ваше.

– Ваше Величество... не знаю, как это случилось. Представления не имею. Можно сказать, что вам оно очень идет?

– Вам тоже, миледи Елизавета, – ответила я. И отошла. В том состоянии духа ко мне вновь

вернулись демоны и принялись меня мучить.

Это сделано умышленно. Кто-то постарался. Очень жестокая шутка. Намекающая, что королев две. Та, что должна уйти, и та, что займет ее место. Потом я спросила у Ричарда:

– Обратил ты внимание на платье Елизаветы? Он недоуменно посмотрел на меня.

– Нет, а что?

– Оно было точно таким же, как мое. Ричард, кажется, не придал этому большое

значения. Но откуда я могла знать, что у него в уме?

После Рождества здоровье мое ухудшилось еще больше. Зиму я пережила тяжело. Мой кашель не унимался. Ричард обнаруживал признаки раздраженности.

Все шло неладно. Существовала постоянная угроза вторжения. Люди с тоской вспоминали Эдуарда. Ходили злобные сплетни. Кто-то приколотил на стену собора Святого Павла бумагу с надписью:

Крыса, Кот и Ловелл наш, собака, Правят Англией под властью хряка.

Это был намек на Рэтклиффа, Кэтсби [2]2
  «Рэт» по-английски крыса, «кэт» – кот.


[Закрыть]и Френсиса Ловелла – Ловеллом часто называют собак; эти люди являются ближайшими советниками Ричарда. Под хряком, разумеется, имелся в виду сам Ричард, поскольку на гербе его изображен вепрь.

То было не просто насмешливое двустишие; то было выражение нарастающего людского недовольства и неприязни.

Вскоре его стали распевать на улицах. Я больше, чем когда-либо, тосковала по прежним временам в Миддлхеме. С тех пор, как Ричард надел корону, мы почти не знали радости. Как я жалела, что епископ Батский и Уэльский сделал свое разоблачение! Как жалела, что королем не является Эдуард Пятый!

По всему побережью постоянно наблюдали, не покажутся ли корабли, потому что вторжение теперь казалось неизбежным. Находящийся на континенте Генрих Тюдор готовился отнять у Ричарда то, что не принесло ему и крупицы счастья.

Ощущалась жгучая потребность в наследнике. Я готова была отдать Ричарду все, что имею. Но по иронии судьбы не могла дать того, в чем он больше всего нуждался.

«Я зажилась на свете. Не будь меня, – напоминала я себе, – он мог бы жениться снова. Мог бы произвести на свет сына, и у страны появилась бы новая надежда».

Смерть идет ко мне слишком долго. Появились новые слухи. О Ричарде стали говорить самое дурное, что только можно выдумать.

Я знала об этом по взглядам на мою еду, которую большей частью подавали мне в комнату из-за моей слабости. Догадывалась, что на уме у моих фрейлин. До моих ушей долетали обрывки произносимых шепотом фраз.

Королю надоела больная, бесплодная жена. Она стала для него бременем, он не может больше с ним носиться. Ему надо думать о собственной безопасности. И он велит подсыпать королеве в пищу яд, чтобы побыстрее от нее избавиться.

Прошло три месяца с Рождества, когда Елизавета Йоркская появилась в таком же платье, как и я, показывая, до чего мы непохожи – одинаковая одежда лишь подчеркивала контраст между нами. Она была такой искрящейся, цветущей, блестящей рядом с этим несчастным существом, тощим, бледным, болезненным.

Кто-то предсказал мою смерть, и на улицах стали говорить, что я уже умерла.

Узнала я об этом, когда одна из служанок при встрече со мной чуть не упала в обморок. Она закричала:

– Я видела призрак королевы! Бедняжка, она явилась тревожить нас. Неудивительно...

Меня это расстроило. Я почувствовала себя заживо похороненной. Убитой... ядом, подсыпаемым по велению мужа!

Я сидела в кресле, с распущенными волосами, в халате, потрясенная, ошеломленная.

Ричард застал меня такой.

– Почему у меня такая слабость? – спросила я его. – Ты не знаешь, Ричард? Чем я заслужила смерть?

Он взял мое лицо в ладони и поцеловал меня.

– Почему ты так говоришь? Анна... моя Анна... ты заслуживаешь жизни и будешь жить.

Я покачала головой.

– Нет. Моя смерть близка. Я это чувствую. И жалею, что всегда была такой слабой,

– Анна, дорогая, – сказал Ричард, – не говори так. Ты всегда была очень дорога мне. Приносила громадное утешение во всех моих несчастьях. Помнишь, как жалела меня в Миддлхеме? Я очень уставал... а ты хранила мою тайну.

– Ричард, это было давно.

– Анна, приободрись. У тебя нет причин унывать.

На миг я ему поверила. И устыдилась того, что, пусть ненадолго, позволила себе дурно думать о нем.

Однако ночью эти сомнения вернулись. Ричард очень добр со мной, очень мягок. Так откуда у меня эти мрачные мысли? Почему я позволяю себе сомневаться в нем? Он не может жениться на своей племяннице. И хочет, чтобы я оставалась с ним, чтобы утешала его, как всегда.

Наступил март, с ним приходит предвестие весны. Но я не увижу ее.

Говорят, сейчас затмение солнца. Это символично. Земля погружается во тьму. Однако свет на землю вернется. Но ко мне уже нет. Вокруг меня сплошной мрак. Я очень многого не увижу, очень многого не узнаю.