Текст книги "Обреченная на корону"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Эту новость решили объявить людям в ближайшее воскресенье. У мэра, сэра Эдмунда, был брат Ральф, монах, хорошо известный лондонцам, так как часто читал у креста святого Павла очень красноречивые проповеди, и люди стекались послушать его. Мэр сам предложил, чтобы это объявление сделал брат Ральф.
Ричард вместе с Бэкингемом в сопровождении всех дворян и сановников города поехал в процессии к кресту святого Павла. На нем было не обычное черное одеяние, а пурпурный бархат, как подобало королю.
На улицах толпился народ, а у креста говорил брат Ральф. Он прочел проповедь на тему «Прелюбодейные поросли не дадут корней в глубину». Потом объявил людям, что брак короля Эдуарда Четвертого с Елизаветой Вудвилл был недействительным, так как король еще раньше связал себя брачными узами с другой женщиной, Элеонорой Батлер, дочерью графа Шрусбери. Эта женщина была еще жива – хоть и находилась в монастыре – когда Эдуард венчался с Елизаветой. Следовательно, тот брак был недействительным, и дети от этого союза – незаконнорожденные. Это означает, что мальчик, которого называли королем, и его брат, известный как герцог Йоркский, права на корону не имеют. А Ричард, герцог Глостер, поскольку его брат не оставил законных детей, является наследником трона.
Блестящие достоинства Ричарда известны всем. Он проявил себя серьезным человеком, замечательным правителем, он истинный англичанин. Из сыновей покойного герцога Йоркского он единственный родился в Англии. Хотят люди английского короля? Так вот, они имеют его в Ричарде Третьем.
Как я жалела, что меня там не было! Ричард нуждался во мне. Я догадывалась о его чувствах, потому что люди были глубоко потрясены этим разоблачением. Они любили своего красавца-Эдуарда и готовы были полюбить маленького короля.
Все тихо разошлись, несомненно, собираясь обсудить взгляды на новое правление в укромности своих домов.
Такое поведение людей очень расстроило Ричарда.
– Они молчали, – рассказывал он мне. – Никто не проявил одобрения или недовольства, все казались потрясенными. В высшей степени странная реакция.
– Их, должно быть, ошеломила эта весть, как и всех нас.
– Возможно. Но меня волнует, чего ждать дальше.
– Ричард, если это правда... ты должен быть королем.
– Найти бы доказательства... документы...
– Эдуард наверняка постарался бы их уничтожить.
– Эдуард кое к чему относился в высшей степени беззаботно. Считал, люди так любят его, что не предадут. Смотри, он был спокоен за Стиллингтона, пока тот не выдал эту тайну Кларенсу; и очень изумился, когда твой отец восстал против него.
– Ричард, если б только Эдуард не женился на Елизавете Вудвилл!
– Была б та же самая история. Элеонора Батлер не захотела уступать ему без брачных уз, Елизавета Вудвилл тоже. А Эдуард, когда желал какую-то женщину, забывал обо всем остальном. Вот эта его черта и принесла столько бед.
– Какие у тебя планы, Ричард?
– Бэкингем хочет немедленных действий. Считает, что после объявления, сделанного братом Ральфом, промедления не должно быть.
Бэкингем твердо поддерживал Ричарда. Своей неудержимой порывистостью он напоминал мне Кларенса, а я научилась остерегаться таких людей.
Он предпринял немедленные действия. Первым делом явился к Ричарду, и тот вскоре рассказал мне о его намерениях.
– Бэкингем, объяснив своим людям, что от них требуется, направляется с ними в ратушу.
По улицам проехали герольды, объявляя, что герцог Бэкингем прибудет туда с важным сообщением. Народ набился в ратушу, где люди Бэкингема собрались в большом количестве... и смешались с остальными.
Бэкингем рассказал о разоблачениях Стиллингтона и дал ясно понять, кто истинный король. Заявил, что лучшего и быть не может. Эдуард избрал его для управления королевством и заботы о своем сыне. Но теперь известно, что этот мальчик не имеет права на престол и не является законным наследником дома Йорков. Зато в стране есть король, зрелый мужчина, доказавший, что достоин носить корону... имеющий на нее права... истинный англичанин: король Ричард.
Затем он громко выкрикнул:
– Признаете вы герцога Глостера своим королем Ричардом Третьим?
Я радовалась, что не была там. Что там не было Ричарда. Безмолвие зала оказалось бы непереносимым.
Видимо, люди были захвачены врасплох и не сразу откликнулись. Они тосковали по рослому красавцу-Эдуарду, и раз не могли иметь его королем, то хотели видеть на троне его красавчика-сына.
Тут люди Бэкингема подняли крик: «Да здравствует Ричард Третий, законный английский король!»
На другой день собрался парламент, притязания Ричарда на трон были изложены палатам лордов и общин, заседавшим совместно по такому особому случаю. Говорилось о незаконности брака Эдуарда и Елизаветы Вудвилл, заострялось внимание на поведении Вудвиллов и бедах, которые они причинили стране. То была Божья кара за отвратительный для Него, не являющийся истинным браком союз, и, следовательно, законный король – Ричард Глостер, бесспорный сын герцога Йоркского.
«Мы будем смиренно просить и умолять его благородную светлость принять корону и королевский титул».
Так говорилось в обращении. Одобрено оно было единодушно.
В результате достигнутого соглашения к Бейнардскому замку приехала большая толпа, состоящая из дворян и архиереев; герцог Бэкингем прочел одобренное парламентом обращение.
Очевидно, то была впечатляющая сцена. Ричард стоял на зубчатой стене замка, глядя на собравшихся внизу.
Когда Бэкингем окончил чтение, Ричард сказал, что примет корону. Спустился и поехал во главе кавалькады в Вестминстер-Холл. Там он сел в предназначенное королю мраморное кресло и поклялся беспристрастно отправлять правосудие и всеми силами служить стране как король и властелин.
Началось новое царствование. Эдуард Пятый больше не являлся признанным королем. Народ признал Ричарда Третьего.
КОРОЛЕВА АНГЛИИ
Итак, я стала английской королевой. Думаю, никто не принимал корону столь неохотно. Мне больше всего хотелось вернуться в Миддлхем. Хотелось, чтобы Эдуард каким-то чудом воскрес, и мы больше не находились в центре внимания. Хотелось вернуться к сыну и своим уходом поправить ему здоровье. Я постоянно беспокоилась о нем; сама же измучилась и физически, и душевно.
Шли спешные приготовления к коронации, поскольку король не признается истинным монархом, пока не помазан и не коронован.
Платье мне шили с большой торопливостью, швеи трудились денно и нощно, чтобы закончить работу к сроку. Из пурпурного бархата и золотой парчи, оно было великолепным, но интереса к нему я почти не проявляла, так как сердце мое переполняли дурные предчувствия.
Я определенно изнервничалась, расстраивалась по пустякам и в самых заурядных происшествиях видела зловещие предзнаменования.
Нам предстояло ехать из Бейнардского замка в Тауэр и провести там по обычаю ночь, поэтому обоих принцев, занимавших парадные покои,
спешно переселили. Это казалось символическим.
Им отвели башню неподалеку от ведущих к Темзе ворот. Мне было любопытно, каково у них на душе, особенно у Эдуарда, воспитанного в сознании, что он наследник престола. После смерти отца к нему относились с особым почтением, мальчику это наверняка было приятно. У меня мелькнула мысль – как с ним обращаются теперь? Переход из королей в незаконнорожденные, должно быть, сильно потряс его детскую душу.
Я решила, что не должна об этом думать. Должна помнить, что я королева. На меня будут устремлены все глаза. Эта мысль пробудила беспокойство о собственной внешности. Не слишком ли я бледна? Я чересчур исхудала и продолжаю худеть. Стать бы здоровой, крепкой, как Елизавета Вудвилл, мать многих детей. Вот она наслаждалась своей ролью!
Ричард постоянно спрашивал меня о самочувствии. Иногда мне казалось, что он задается вопросом, будет ли у меня еще ребенок. Затем мои мысли переходили на то, что меня больше всего беспокоило: здоровье моего сына.
Вряд ли наша коронация получилась такой пышной, если б не велись приготовления к обряду над другим королем – Эдуардом Пятым.
Лондон пребывал в веселом настроении. Коронации неизменно желанны. Это освобождение от работы, любопытные зрелища, бесплатное вино, танцы, песни, разгул – повод весело развеять скуку однообразной жизни.
Поскольку Ричард был лордом Севера, оттуда приехало несколько тысяч самых преданных его приверженцев, чтобы разделить с ним его торжество. Ржавыми доспехами и потрепанными боевыми одеждами они привлекли всеобщее внимание; южане воспринимали их грубые манеры с насмешливым презрением. Приехавшие разбили лагерь на Мур Филдс, и туда стали стекаться зеваки.
Ричард обрадовался северянам. Он поехал приветствовать их, сказал, что очень доволен приездом друзей на его коронацию. Потом привел всех за собой в город, и они разместились вокруг Бейнардского замка.
– Это мои друзья, – сказал Ричард. – Они наверняка будут служить мне до конца верой и правдой. Пусть им недостает элегантной одежды и утонченных манер, однако их честность и верность вне всяких сомнений.
Думаю, Ричард был в восторге от происходящего с ним. Честолюбием он не уступал братьям. Конечно, ни за что не стал бы пытаться, подобно Кларенсу, захватывать трон, но раз королевский титул достался ему по праву, принял его радостно. Он был рожден править и теперь мог полностью использовать свои способности. Я замечала, как у него все усиливалось возбуждение. И твердила себе, что должна подавить свои страхи, стать ему достойной супругой. Каждый вечер я молилась, чтобы у меня родились крепкие мальчики. «Поскорее, Господи, – просила я. – Мне самое время рожать детей, и я очень боюсь за Эдуарда».
Когда мы поехали в Тауэр накануне коронации, Ричард выглядел великолепно. Я привыкла видеть его в черном; теперь на нем был костюм из голубой парчи и отороченный мехом горностая пурпурный бархатный плащ. К сожалению, я была вынуждена ехать в паланкине.
Мы встали у главного престола. Оба были голыми до пояса, пока над нами совершали Помазание священным елеем. Это была торжественная минута. В памяти у меня проносились эпизоды прошлого. Изабелла, радостно взволнованная, так как надеялась выйти за Кларенса и считала, что может стать королевой; незабываемые похороны младенца в море; я на кухне пекарни; весть о смерти отца; гибель принца Уэльского... горе его матери. Пока меня провозглашали королевой, мне пришло на ум немало трагичного.
Потом нас облачили в парчовые одеяния и возложили нам на головы короны; затрубили трубы, и под клики приверженцев я перенеслась мыслями от прошлого к ослепительному настоящему.
Перед началом пира мы с Ричардом немного
отдохнули у себя в комнате.
Я видела, что Ричард торжествует. – Мне это кажется сном, – сказала я.
– Это явь,– ответил он. – Временами я думаю, что так было предопределено с моего рождения.
– Тебе... стать королем?
– Эдуард понял бы, – сказал Ричард. – Он знал, что его сын не имеет права на трон. Кто мог знать это лучше его?
– Но он надеялся, что никто не подвергнет сомнению это право.
– Да, конечно. Однако правда должна была выйти наружу.
– Не стоит думать о брате в такой день, – сказала я.
– Я думаю о нем ежедневно.
– Ричард, ты будешь хорошим королем.– Постараюсь в меру своих сил. Анна, как ты себя чувствуешь? Вид у тебя очень усталый.
До чего огорчили меня эти слова! Я силилась не выказывать усталости, а заботливость, с какой они были сказаны, только усилила боль.
Я заговорила о Бэкингеме, который постоянно был на виду.
– Можно было подумать – это его коронация.
– Ему очень бы этого хотелось!
– Разодет он был ярче всех присутствующих.
– Бэкингем есть Бэкингем.
– Как сверкали его золотые украшения на голубом бархате!
– Что ж, он красивый мужчина и любит это подчеркнуть.
– Определенно.
– Он хороший друг.
– Поэтому, – сказала я; – чрезмерную пышность в одежде простить ему можно.
– Тысячу раз, – подтвердил Ричард. Потом мы поехали в Вестминстер-Холл, где были накрыты столы. Ричард и я заняли свои места за тем, что стоял на возвышении, обслуживать нас должны были самые знатные дворяне.
Мне было приятно, что Ричард ел из золотой и серебряной посуды, подаренной ему людьми, которых я знала, но не видела много лет. Одним был Френсис Ловелл, другим Роберт Перси. Мальчиками они учились искусству войны и изящным манерам в Миддлхеме вместе с Ричардом.
Все пришли в восторг, когда сэр Роберт Даймок въехал на коне, изображая Королевского Заступника. В белых доспехах он выглядел замечательно, конь его был украшен красным и белым.
Когда он бросил вызов, по лицу Ричарда пробежала тень, и я догадалась, что он вспомнил об Эдуарде и подумал, не смотрит ли брат с небес и видит его на том месте, которое считал принадлежащим своему сыну.
Но это было оправдано. Брак Эдуарда с матерью мальчика был недействительным, и Ричард являлся законным королем.
Мне, как никогда, еще захотелось в спокойный Миддлхем.
На вызов Королевского Заступника никто не ответил, и весь зал огласился выкриком: «Король Ричард!» Слушая приветственные клики, я успокоилась снова.
И увидела на лице Ричарда удовольствие. Его признали королем Англии.
Новый король должен показаться подданным во всех концах королевства, и как только Лондон успокоился после коронации, мы отправились в путешествие по стране.
Самым приятным был приезд в Йоркшир, оплот дома Йорков, где, как Ричард знал, можно было ожидать самых сердечных приветствий.
Я радовалась, потому что туда должен был приехать мой сын и вместе с нами присутствовать на приеме. Ричард сказал, что людям захочется увидеть принца Уэльского вместе с королем и королевой.
Я не могла дождаться встречи с ним.
Мы приехали в Понтефрэкт, где Эдуарду предстояло встретиться с нами.
Он еще не появился, но гонцы дожидались нас и сообщили, что принц Уэльский уже поблизости. С какой радостью я увидела его! Но радость омрачал страх, потому что Эдуард приехал не верхом, как я ожидала, а в коляске. Врач сказал, что поездка в седле подорвет его силы.
Моему измученному воображению он представился более хрупким и бледным, чем при нашем расставании.
После формальных приветствий я уединилась с ним в приготовленной для него комнате. У мальчика была легкая одышка.
.– Замечательно, миледи, – сказал он. – Мой отец король, мать королева, а я принц Уэльский.
– Эдуард, полагаю, тебе следует отдохнуть. День был утомительным.
– Я чувствую себя хорошо, миледи матушка, – сказал он, силясь подавить одышку.
Обняв его, я сказала:
– Эдуард, дорогой сынок, скажи, как ты себя чувствуешь? Болит что-нибудь? Мне ты можешь сказать.
Он замялся, потом ответил:
– Нет, миледи. Я здоров. Правда, здоров. Просто слегка устал.
– Дорогой мой Эдуард, – сказала я, – тут нечего стыдиться. Хорошее здоровье дается от Бога. Это Его воля, и нам не нужно искать оправданий своей слабости.
С этими словами я прижала его к себе, и он обнял меня.
– Я хочу быть большим и сильным, – сказал он. – Этого хочется отцу.
– В твоем возрасте отец уставал... так же, как и ты. А теперь, видишь, он большой и сильный... король.
Мальчик кивнул и нежно, трогательно улыбнулся, что меня умилило и опечалило.
– Завтра, – сказала я, – мы поедем в Йорк. Это любимый город твоего отца.
– Потому что мы из дома Йорков?
– Да, конечно. Эдуард, как там Миддлхем?
– Как всегда, миледи.
– Думаешь ты там обо мне?
– Постоянно. Заслышав конский топот, всякий раз думаю, что едете вы... или гонец с вестью о вашем возвращении.
– Мне хочется, чтобы я могла бывать побольше с тобой... или ты мог быть с нами.
Мальчик улыбнулся с легкой грустью, и я догадалась, что он думает о трудностях путешествия и требованиях, которые будут предъявляться принцу Уэльскому при дворе.
«Эдуард слишком серьезен для своего возраста», – подумала я, и мне очень захотелось, чтобы он стал беззаботным, как его сверстники.
– В Йорке мы встретим старых друзей. К нам присоединится твой двоюродный братишка.
– Это какой, миледи?
– Эдуард. Сколько сейчас Эдуардов! Их всех назвали так в честь короля. Его очень любили. Может, мне следовало сказать – твой двоюродный брат Уорик.
– Он мне дважды двоюродный, – сказал мальчик.
Я кивнула.
– Да – сын моей сестры и отцовского брата. Мы должны тепло принять его, потому что он теперь сирота.
– Он поедет в Миддлхем?
– Это пока не решено, однако твой отец проявит о нем заботу. Эдуард, может, полежишь часок? Я подниму тебя заблаговременно.
Сын признательно взглянул на меня, и я вышла. На душе у меня было тяжело. Больше всего мне хотелось уехать с ним в Миддлхем. Мальчик нуждался в материнском присмотре.
Приехал Эдуард, нынешний граф Уорик. Мне очень хотелось увидеть сына моей сестры. Ему было восемь лет – на два года меньше, чем моему Эдуарду. Он всколыхнул во мне воспоминания об Изабелле; матери мальчик не помнил, так что поговорить с ним о ней я не могла. Когда. его отец лишился жизни, ему было всего три годика. Бедный сиротка!
Я думала, он станет сотоварищем Эдуарду, однако Ричард сомневался, разумно ли везти его в Миддлхем. У него из головы не шло, что это сын Кларенса.
– Дети не отвечают за грехи отцов, – сказала я.
Ричард решил повременить, посмотреть, что представляет собой юный Уорик, прежде чем сближать его с нашим сыном. Тем временем мальчик мог обитать в Шерифф Хаттоне. Там жил племянник Ричарда, граф Линкольн; Ричарду казалось, что для Уорика то будет хороший дом, во всяком случае, на время.
В Йорке нас встретили горячо. Такого бурного восторга лондонцы нам не выражали.
Конечно же, Ричард принес Северу мир, здесь были признаны его достоинства. Он неразрывно связан с Севером, и северяне показывали, что сознают это.
Горожане давно ждали его приезда и в течение нескольких недель готовились к нему, не скупясь. Улицы были увешаны флагами, на всех перекрестках шли представления, мэр, члены муниципалитета, именитые граждане собрались в красочных костюмах для выражения преданности.
Ричард был тронут. Приветствия не являлись платой за выходной день и бесплатное вино, а шли от сердца. Мэр от имени горожан преподнес Ричарду золотую чашу, наполненную золотыми монетами, а мне золотую тарелку с тем же содержимым.
Я редко видела мужа таким довольным.
– Эти люди не притворяются, – сказал он. – Преданность йоркцев не вызывает сомнений: Их чувства искренни. Мы поживем здесь, и, думаю, присвоение титула Эдуарду вполне может состояться в этом городе.
Я облегченно вздохнула. Это означало, что мальчику какое-то время не придется совершать далеких поездок. И поддержала его намерение.
– Надо послать людей в Лондон за необходимыми одеяниями и всем прочим.
– Будет сделано, – ответил Ричард. Горожане обрадовались этой перспективе.
Она сулила еще несколько дней веселья и зрелищ. Мэр устроил пир, на пиру нас развлекали актеры.
Присвоение титула представляло собой пышную церемонию, но мне ее омрачало беспокойство. Я знала, до чего эти церемонии утомительны, и не сводила глаз с Эдуарда. Держался он очень мужественно. К сожалению, я не сумела внушить ему, что винить себя за свою слабость не следует. Что отец любит его так же крепко, как я, но не умеет выразить свою любовь. Нелегко объяснить это десятилетнему мальчику.
Я почувствовала облегчение, когда церемония завершилась. Эдуард не выказывал признаков сильной усталости. Мы вышли из кафедрального собора с коронами на головах, с нами шел сын, уже принц Уэльский. Толпа разразилась оглушительными криками.
Мне хотелось бы задержаться в Йорке, но из Лондона шли депеши. В столице чувствовалось определенное недовольство. Люди задавались вопросом, что делает Ричард на Севере. Он уже не лорд Севера, он король Англии. Ходили слухи, будто из любви к Йоркширу он устроил там повторную коронацию.
– С людьми надо быть осмотрительным, – сказал мой муж. – Придется ехать на Юг. Сын поедет с нами.
– Ричард, – спросила я, – ты заметил, как утомляют его эти церемонии?
Он печально кивнул.
– Прекрасно вижу, Анна. Пройдет ли у него когда-нибудь эта слабость?
– В детстве ты был не очень силен, – напомнила я. – А теперь не уступишь в силе никому из мужчин.
– Может, это какая-то внутренняя немощь?
Ричард поглядел на меня, и я впервые уловила тень... не то чтобы осуждения... может, упрека? Слабость свою Эдуард получил от меня. Имел он это в виду? Возможно, я была слишком мнительна. Воображала себе то, чего нет. Но мне казалось, что я читаю мысли, проносящиеся в его мозгу. Как мог великий Уорик произвести на свет такое хилое существо? Изабелла умерла. Никто не верил, будто ее отравили. Она скончалась от собственной слабости, но, хотя двое ее детей тоже умерли, все же смогла родить двух здоровых. А я оказалась неспособной даже на это. Мой единственный ребенок, принц Уэльский, слаб здоровьем. И в течение стольких лет я не могу забеременеть. Я не нужна ему... как королева... как жена.
Разумеется, это было несправедливо. Ричард всегда был нежным и понимающим... верным супругом. Однако семя было посеяно, и это ужасное сомнение не покидало меня. Вина лежит на мне. Я смогла родить лишь одного хилого ребенка и поэтому не гожусь в жены королю. Ричард страстно желает детей... сыновей. Елизавета Вудвилл, несмотря на все причиненное ею зло, исполнила долг королевы: подарила Эдуарду здоровое потомство.
Я чувствовала себя очень несчастной.
Ричард, уловив это, обнял меня.
– Анна, мы будем заботиться о нем. Укрепим его здоровье. Конечно, в детстве я был слабым. С трудом носил доспехи. И скрывал свою слабость, как теперь Эдуард. От нас ему скрывать ее не нужно. Мы понимаем. И должны облегчать ему жизнь. Да... став постарше, он избавится от слабости, как в свое время я.
Я отогнала дурные предчувствия. И решила молиться, как никогда, о том, чтобы Бог дал мне детей.
– Ричард, – сказала я. – Эдуарду нельзя ехать в Лондон.
– Мы должны быть вместе. Люди ждут этого.
– Но после такой усталости ему нужен долгий отдых. Нужны забота. Покой. Нежность.
– Значит, он должен вернуться в Миддлхем?
– Да, и я должна ехать с ним.
– Нет... тебе надо быть со мной. Тебя недавно короновали.
– Ричард, я бы с радостью осталась при тебе.
– Кажется, тебя тоже утомляют церемонии?
– Нет... нет. Я просто слегка устала. Как, наверно, и все. Но думаю, что никто не сможет заботиться о нем так, как мать.
Ричард понуро уставился в одну точку.
«Я не могу пойти на это, – мелькнула у меня мысль. А потом другая: – Но должна. Сын нуждается во мне больше, чем Ричард».
– Значит, полагаешь, что должна ехать с Эдуардом? – неторопливо спросил меня муж.
– Да.
– Не можешь оставить его на чужое попечение?
– Я знаю, что мне положено находиться с тобой. Люди ждут этого. Пойдут слухи.
– Слухи? Я сумею с ними покончить.
– Мне тяжело. Я хочу быть с тобой. Хочу быть для тебя всем, чем ты хочешь. Я люблю тебя, Ричард. Еще с тех времен в Миддлхеме. Но это наш сын.
– Понимаю, – сказал муж. – Он нуждается в тебе больше, чем я. И если поедешь со мной, то будешь терзаться мыслями о нем.
– А если буду с ним, стану думать о тебе... стремиться к тебе.
– Из этого положения нет полностью удовлетворительного выхода. В жизни часто так, Анна.
– Пойми, Ричард, мое сердце будет с тобой.
– А если поедешь в Лондон, оно будет с Эдуардом. Я понимаю твои чувства и думаю, ты права. Эдуард нуждается в тебе больше.
Я подошла к мужу и обняла его. Он поцеловал мои волосы.
– Вскоре, – сказал он, – видимо, послезавтра, я выеду в Лондон, а ты вернешься в Миддлхем вместе с нашим сыном.
Мы с Эдуардом покинули Йорк. Я настояла, чтобы он ехал в коляске, и поехала вместе с ним, сказав, что хочу спокойной езды, так как устала от всех церемоний. Он воспринял это с довольным видом, и я подумала, что всем людям приятно, когда другие страдают от тех же слабостей, что и они.
С тех пор я заставляла сына отдыхать, жалуясь на сильную усталость.
С нами ехал двоюродный брат Эдуарда, юный Уорик. Глядя на него, я мечтала, чтобы мой сын был таким же здоровым. Однако в Уорике я находила не все, что хотела бы видеть в сыне. Мой Эдуард был определенно умнее.
Думаю, сыну Изабеллы хотелось бы поехать с нами в Миддлхем, мы с ним крепко подружились, ему нравились мои рассказы о детстве, проведенном вместе с его матерью.
«Как печально, – думала я, – что ребенок совершенно не помнит матери и хранит очень смутные воспоминания об отце».
И рассказывала ему, какой красивой была Изабелла, какой веселой, как она волновалась, когда предстояло появиться на свет ему и его сестре Маргарите. Где тогда находилась Маргарита, я не знала. Думала, что воспитывается в каком-нибудь дворянском семействе, жалела, что брат с сестрой разлучены и не могут расти вместе, как мы с Изабеллой.
Мне стало грустно, когда пришлось оставить Уорика в Шерифф Хаттоне. Там жил Джон, граф Линкольн, сын герцогини Елизаветы Суффолкской, сестры Ричарда, и Уорика оставили на его попечение. Нас там приняли хорошо, и я с облегчением поняла, что в этом доме мальчик будет счастлив. «Мы сможем навещать друг друга», – сказала я ему, и он как будто обрадовался.
Затем сын и я поехали в уже недалекий Миддлхем.... Несмотря на разлуку с Ричардом, я испытала радость от возвращения в любимый дом. Как только мы приехали, я отвела сына в спальню и сказала, чтобы он немедленно лег.
Сын радостно повиновался.
Я легла вместе с ним, и мы лежали обнявшись. Эдуард понял, что церемоний между нами быть не должно. Надо забыть, что я королева, а он принц Уэльский. Просто-напросто я его мать, а он мой маленький мальчик.
Последующие недели я целиком посвящала ему. Проводила с ним дни. Наблюдала, как он ест, и, если думала, что Он слегка устал, велела нести еду в спальню. Там мы ели вместе.
Я с удовольствием вспоминаю, что в те дни мой сын был счастливее, чем когда бы то ни было.
И меня очень радовало, что здоровье его улучшается.
Если б Ричард находился с нами, думаю, мы были бы полностью довольны жизнью. Я была лучшим лечебным средством для Эдуарда. Моя любовная забота помогала ему больше, чем любой врач.
Иногда мы вместе совершали верховые прогулки, но я не позволяла Эдуарду долго находиться в седле, хотя временами ему этого хотелось.
Так жили мы все долгие золотые дни сентября, и в конце каждого дня я благодарила Бога за улучшение здоровья сына. Даже, уверила себя, что он вырастет крепким.
Очевидно, было безрассудством считать, что хорошая жизнь может длиться долго. Беда пришла с неожиданной стороны.
Смута, видимо, долго вызревала, прежде чем я услышала о ней. Какого-то разлада следовало ожидать. Ричард взошел на трон не совсем обычным образом. Сыновья Эдуарда все еще находились в Тауэре, а дети неизменно трогают людские сердца. Ричарда окружали недруги. Он прекрасно сознавал, что лишен обаяния своего брата. Люди прощали Эдуарду его грехи за обходительность и красоту. Ричард оказался не таким. Серьезный, трудолюбивый, стремящийся исполнить свой долг, вести страну к благу, он не был красавцем и улыбался редко.
Люди не могли его любить, как Эдуарда, – только северяне хранили ему верность, потому что считали своим.
Можно было не сомневаться, что маркиз Дорсет поднимет смуту, если сумеет. Как-никак, сын Елизаветы Вудвилл. Он устраивал заговор вместе с Гастингсом и Джейн Шор. Гастингс лишился головы, Джейн Шор Владений, но коварный маркиз остался в живых и готовил новый удар.
Естественно, он ухватился за первую же такую возможность. Но меня потрясло и возмутило, что его сообщником стал герцог Бэкингем.
Мне была понятна тревога Ричарда, и, узнав о случившемся – по прошествии некоторого времени, я упрекнула себя за то, что находилась не с ним.
Однако в глубине души я сознавала, что поступила правильно, возвратясь в Миддлхем выхаживать Эдуарда.
Произошедшее казалось невероятным, когда я вспоминала, как горячо Бэкингем поддерживал притязания Ричарда на трон. Сделал то объявление, привел своих людей в ратушу подать за него голос. Я помнила, что на коронации он всех превосходил великолепием – перед глазами у меня вставали значок горящего колеса на попоне его лошади, его громадная свита, напоминающая людям о выездах моего отца – только теперь вместо зазубренного жезла на флагах был стаффордский холм.
Это было необъяснимо. Что могло заставить его так внезапно перейти на сторону противника?
Я могла подумать только о каком-то личном притязании. У него имелось хрупкое право на трон. Матерью его была Маргарита Бофорт, дочь Эдмунда, второго герцога Соммерсетского. Генрих Четвертый хотел отстранить потомков Джона Гентского и Екатерины Суинфорд от престолонаследия, но существовало мнение, что это неправомочно, так как дети их были узаконены.
Однако если б эта линия и имела право на престол, то претендовать на него имел бы право не Бэкингем, а Генрих Тюдор, граф Ричмонд. Матерью его была другая Маргарита Бофорт, дочь первого герцога Соммерсетского. Она вышла замуж за Эдмунда Тюдора, и Генрих был единственным ее сыном. Теперь она была замужем за лордом Стенли, так как Эдмунд Тюдор умер рано, и Генриха воспитывал Джаспер Тюдор, сын вдовы Генриха Пятого, Екатерины, и Оуэна Тюдора.
Леди Стенли, могущественная, грозная женщина, вынашивала весьма честолюбивые планы для своего сына, бежавшего в Бретань и наверняка очень пристально следившего за событиями в Англии.
Возможно, Бэкингем склонился к предательству после случайной встречи с леди Стенли по пути из Вустера в Бридгнорт. Он был очень порывистым, безрассудным; в этом отношении я
могла сравнить с ним только Кларенса. И тот, и другой были легкомысленными, готовыми действовать, почти не думая о возможных последствиях. Я не сомневалась, что с Бэкингемом дело обстояло именно так.
Он был слегка недоволен тем, что еще не получил владений в Бохане, которые обещал ему Ричард, и потому охотно выслушал леди Стенли.
К тому же Бэкингем находился в очень хороших отношениях с Мортоном, так называемым узником в его замке. Епископ, умный, проницательный человек, должен был знать, как воздействовать на Бэкингема. Сторонник Ланкастеров, он был бы рад видеть, как вновь расцветет красная роза. Ричард совершенно не понял характеров этих людей. Свести их вместе было громадной ошибкой. Оба они были интриганами, но в то время, как Мортон являлся твердым ланкастерцем, Бэкингем колебался в зависимости от настроения в данную минуту. А в то время он решил отвернуться от Ричарда.
Герцог с епископом составили план.
Они решили, что следует объединить дома Йорков и Ланкастеров. Для этого требовался брак Генриха Тюдора с Елизаветой Йоркской, старшей дочерью короля Эдуарда. Дорсет поддержал этот замысел, осуществление его снова возвысило бы Вудвиллов и устранило человека, стоящего у них на пути, – Ричарда Третьего.
Заговорщики призвали Тюдора в Англию с теми войсками, какие он мог выставить; мятеж был намечен на восемнадцатое октября; и, когда Бэкингем поднял свое знамя в Брекноке, Ричард непременно должен был узнать о готовящемся против него выступлении.