Текст книги "Суперзвезда"
Автор книги: Виктория Готти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
От его прикосновения ее словно ударило током, и она инстинктивно отскочила назад. Если он действительно собирался сдержать слово, то она могла бы выторговать у него вместо доли «Колоссал» весь «Десмонд». Кэссиди не часто приходилось участвовать в такой игре.
* * *
Турмейн уже два дня не отвечал на ее звонки, и Патриция Хансон не могла решить, что делать дальше. Чем больше новостей о кинофильме и студии появлялось в средствах массовой информации, тем больше она страдала. Страшная тайна жгла ей душу. Куратор из Общества анонимных алкоголиков сказал ей, что оглашение такой информации может привести к трагедии, и напомнил, что, хотя откровения очень важны в лечении, не следует забывать, что это допустимо, лишь когда не наносит вреда кому-либо. Может, было бы лучше все оставить как есть, но Патриция не унималась. Она никогда не знала меры: алкоголь, секс, покупки в магазинах – она во всем шла до конца.
Поэтому, отыскав в справочнике телефон Челси Хаттон, она оставила ей на автоответчике сообщение, что имеет важную информацию о ее отце.
Спустя некоторое время в ее квартире раздался телефонный звонок.
– Это Челси Хаттон, – сказал женский голос.
Патриция снова представила себе несчастного, больного ребенка с биркой «Турмейн Кэссиди» на запястье крошечной ручки.
– У меня есть информация о вашем прошлом, которая может вас заинтересовать, – сказала она.
К изумлению Патриции, эта женщина не удивилась, словно все знала и даже ждала этого звонка.
– Где мы можем встретиться, мисс Хансон? Это не телефонный разговор.
– Вы можете прийти ко мне. Мне трудно передвигаться, я не совсем здорова.
Челси Хаттон вздохнула, и Патриция услышала, как она затянулась сигаретой.
– Мне это не очень нравится, но я все-таки приду, интересно, что вы скажите.
– Приходите, мисс Хаттон. Я вас чаем угощу.
– В пять часов, и лучше выпьем коктейль.
* * *
Рудольфо смотрел в иллюминатор салона первого класса и мучительно думал о чем-то. Ему хотелось, чтобы судьба была благосклонна к нему, радовала, а не била. Он всегда мечтал делать художественные фильмы, даже закончил киношколу, заплатил тысячи долларов за то, чтобы стать хорошим директором. И вот наконец такая возможность появилась. Использовала ли его Кэссиди, предлагая эту работу? Или это действительно его шанс?
Когда она позвонила, он просто не поверил, потом она дала ему семейного адвоката, чтобы тот помог ему расторгнуть контракт с телестудией. Он не колебался ни секунды. Как он мог отказать? Сейчас он был нужен Кэссиди.
Это предложение было интересным, хотя и не сулило большой выгоды. Кэсс говорила, что ей необходимо снизить расходы, и поэтому она не может предложить ему много. Но ему было это безразлично, он согласился бы работать и задаром.
Вскоре появились слова «пристегните ремни», и самолет пошел на посадку в аэропорту Лос-Анджелеса. Рудольфо глубоко вздохнул, закрыл глаза и представил себе лицо Кэсс. Он вспомнил их последнюю ночь, перед тем как она покинула Нью-Йорк. Они были у нее дома, он вошел к ней в кабинет, и она разозлилась.
– Сюда нельзя.
– Я не нарушаю никаких запретов, верно? – вспомнил он свои слова.
– Вообще-то нарушаешь, вторгаешься в мое личное пространство.
В словах прозвучало знакомое ему раздражение. Почему она всегда так закрыта для него? Должно быть, подумал он, ее отношение к нему изменилось. Иначе зачем она его позвала?
Самолет приземлился на пять минут раньше расписания. Рудольфо первым вышел из самолета – в этом одно из преимуществ первого класса. Он схватил чемодан и поспешил взять машину. Через минуту он уже летел в такси, прислонившись к дверце и схватившись за ее ручку на случай, если шофер-иностранец неопределенной внешности вдруг резко затормозит. Рудольфо, жителю Нью-Йорка, были хорошо известны странности представителей этой профессии. Любые замечания или изменения маршрута всегда вызывают у них негодование. За годы работы на телевидении Рудольфо понял, что нервы надо беречь, и поэтому никогда не обращал внимания на водителей.
Машина направлялась на побережье, в Шаттерс, курорт в Санта-Монике. Конечно же они застряли в пробке. Бульвар Сепулведа был забит. Всегда одно и то же: Манхэттен, Лос-Анджелес – кругом пробки.
Наконец водитель сумел выбраться на свободную дорогу. Вид знойного пейзажа и безоблачного неба успокаивал, и Рудольфо расслабился. Когда он улетал из Нью-Йорка, там было сыро, грязно и мрачно. Лос-Анджелес же казался раем. Они добрались до поворота на Санта-Монику и поехали на запад по бульвару Пико. Рудольфо регулярно бывал в Лос-Анджелесе по делам и всегда останавливался за городом, Санта-Моника казалась ему более уютной, чем Беверли-Хиллз.
Водитель остановился у главного входа отеля. Рудольфо дал ему двадцатидолларовую купюру, вышел из машины и вытащил свои вещи из багажника. Он прошел мимо швейцара в красивое фойе, которое напоминало о старых фильмах двадцатых годов. После регистрации портье проводил его в номер. Дизайн был выдержан в красочном стиле южной Калифорнии двадцатых годов. Из маленькой спальни и гостиной открывался захватывающий вид на знаменитый пирс Санта-Моники. Конечно, это не дворец, но если ему удастся уговорить Кэсс жить вместе…
* * *
Лос-Анджелес был золотой жилой для женщин, и все они были голодные. Все они хотели его. В свои восемнадцать лет он был совершенно самостоятельным. Чего еще желать здоровому мужчине? С работой, конечно, было непросто. Вытирать столы и драить пол ему не нравилось, но находились и другие занятия. Одним из них было болтаться на Тракадеро в надежде, что ему повезет. Всегда найдется какая-нибудь скучающая домохозяйка, или незанятая актриса, или молоденькая девушка с богатеньким папашей, желающая, чтобы он ее утешил. Все они были готовы помочь ему в обмен на маленькие услуги и немного внимания с его стороны.
Он был молод, хорош собой и опытен. Диплом колледжа и гангстерский подход к делам помогли ему найти путь на самый верх социальной лестницы. Он очаровывал и ублажал всякую женщину, которая могла ему помочь. Любовницы одевали его в самые дорогие, сшитые на заказ костюмы, дарили ему шелковые галстуки и сорочки ручной работы. У него был «ягуар» и вилла на побережье.
Он посещал все важные приемы Голливуда, легко находил общий язык с кем угодно. Даже влиятельные мужчины восхищались им.
Он никогда не позволял себе серьезных отношений с женщинами, хотя они часто не на шутку влюблялись в него. Он научился управлять своими чувствами и мастерски вести игру. Ночи он проводил на приемах, а днем спал.
Такая насыщенная жизнь его устраивала. Спустя год он стал лучшим актером Голливуда. Он мог быть бизнесменом, механиком в гараже, магнатом на Уолл-стрит, мастером по ремонту телевизоров, добрым любящим мужем или хладнокровным, расчетливым любовником. Каждую роль он исполнял виртуозно и талантливо.
Вскоре он понял, чего ему хотелось больше всего, и это была не игра. Он хотел стать звездой, хотел, чтобы мир лежал у его ног. Он будет могущественным, как Брандо, успешным, как Иствуд, и красивым, как Рэдфорд.
Это был Голливуд, а в Голливуде все возможно.
* * *
«Мортон» на улице Мелроуз был одним из самых престижных заведений в Голливуде, особенно по вечерам в понедельник, когда знаменитости являлись сюда размять мышцы и помериться своим звездным величием.
Уже второй понедельник Джеймс Рентрю обедал здесь с Джеком. С самого приема у Турмейнов они, казалось, вознамерились следить друг за другом. Когда они уселись за столик и заказали вино, Кавелли сказал:
– Дочь Роджера настроена очень решительно.
Джеймс пожал плечами:
– А ты ожидал чего-то другого? Она из крепкого десятка.
– У меня сегодня была небольшая встреча с ней в моем кабинете. – Джек натянуто улыбнулся.
– И что? – спросил Джеймс, подняв бровь.
– Скажу только, что следующая пара недель будет жаркой, – внезапно засмеялся Кавелли.
Джеймс почти не улыбался.
– Думаю, ты наконец-то встретил свою пару, Джек. Кэссиди очень решительная, настойчивая женщина. И я бы добавил – очень страстно относящаяся к работе.
Джеймс оглядел Кавелли с восхищением. Он знал, что сорокадевятилетний миллионер, сидящий напротив него, заявил «Уолл-стрит джорнал», что путь к успеху состоит в том, чтобы нанять самых лучших сотрудников и отойти в сторону, наблюдая, как они работают. Это был доступный, понимающий и уважаемый лидер. Насколько мог судить Джеймс, без Кавелли студия не выстоит. Но Джеймс также знал, что работа под началом Джека для Кэсс будет нелегкой.
Официант принес мартини. Джек поднял свой бокал и произнес тост:
– За успешное сотрудничество, мир и взаимопонимание на студии «Колоссал». За процветание Кэссиди.
– Я не сомневаюсь, что у нее все получится, но предупреждаю тебя, Джек, полегче с ней. Если не послушаешь меня, то будешь отвечать не только перед Роджером, тебе придется иметь дело со мной.
В этот момент Джеймс услышал знакомый голос, от которого его бросило в жар. Слева за большим круглым столом рядом с баром он увидел группу мужчин и женщин. Их смех и непристойные выкрики становились все громче, и вскоре к ним кинулся метрдотель. Послышался спор и звук разбитого стекла.
– Ты знаешь кого-то из них? – спросил Джек, который сидел к ним спиной.
– Да. Боюсь, это Джонатан Турмейн, – сердито произнес Джеймс. Он швырнул салфетку на стол и направился сквозь толпу к шумящему столу. Джеймс крепко схватил Джонатана за правый локоть. Сквозь стиснутые зубы он прорычал:
– Именно поэтому твой отец передал «Десмонд» Кэссиди. Неужели ты не понимаешь, что твое дурное поведение отражается на его репутации?
– Да пошел он к чертям! К чертям моего хренового папашу! – хрипел Джонатан. – И к чертям эту Кэсс!
Джеймс проигнорировал оскорбления и быстро вывел молодого человека на улицу. Было уже не так жарко. Он взял машину, дал пятидесятидолларовую купюру водителю и сказал:
– Отвезите этого человека к «Шепоту ветров», за Сансет в Беверли-Хиллз. Доставьте в целости и сохранности и нигде не останавливайтесь. Сдачу оставьте себе.
Джеймс наклонился над задним сиденьем и решительно произнес:
– Еще одна публичная выходка, и тебе конец.
– А что ты собираешься делать? Сказать отцу? – нагло спросил Джонатан, но Джеймс заметил в его глазах страх и растерянность.
Джеймс пододвинулся ближе, так близко, что почувствовал запах алкоголя, и, глядя прямо в лицо молодого человека, медленно произнес:
– Теперь слушай меня. С этого момента все будет, как я скажу. Больше никаких вечеринок, никаких наркотиков и лишних трат. Пора стать взрослым, настало время вести себя ответственно.
Голова Джонатана упала на спинку сиденья. Он зажмурился и с трудом пробормотал:
– Как я могу это сделать?
Его слова задели Джеймса. Он понял, что Джонатан чувствует себя аутсайдером, давно уже выброшенным из дел семьи. Джеймс разглядел под его бравадой обиду. Он выпрямился и засунул руки в карманы:
– Поезжай домой, прими холодный душ и отоспись. Когда придешь в себя, поговорим.
На фоне едва опустившихся сумерек заиграли городские огни.
– А если я этого не сделаю… – Джонатан тяжело задышал. Джеймс понял, что еще минута, и он отключится. Ему стало жаль молодого человека, он не мог судить его слишком строго:
– Езжай домой, Джонатан.
Джеймс отвернулся и направился в «Мортон».
ГЛАВА 15
Покидая кабинет, Челси была перевозбуждена. Она не могла успокоиться и бродила по Родео-драйв, заходя в каждый магазин – «Гуччи», «Джорджио Армани», «Шанель», «Кристиан Диор». Она примеряла одежду, снимала ее и снова что-нибудь надевала, в предвкушении денег, которые скоро появятся у нее, и от этого ей становилось очень приятно.
Она шла по тротуару, обсаженному пальмами, не пропуская ни одного шикарного бутика, с наслаждением разглядывая модную одежду из Франции, дорогие украшения и посуду. Все казалось восхитительным, это великолепие пленяло. И скоро все это будет принадлежать ей.
Теперь ей больше не придется думать о том, где взять денег, где переночевать, как жить дальше. С каждым днем она все больше приближалась к тому, о чем всегда мечтала, и это чувство возбуждало ее. Она вернется в отель «Беверли-Хиллз».
Небо разрезали мощные всполохи молний, гремел гром. Вскоре пошел дождь, и тротуары опустели, но улицы по-прежнему были запружены машинами. Непогода только улучшала настроение Челси. Она не любила солнце, ей больше нравились тучи, дождь и сумрак. Приветствуя грозу, Челси сняла свой черный кожаный пиджак, перекинула его через руку. Наслаждаясь прохладным дождем, она дышала глубоко и свободно.
Не в состоянии остановиться, она шла по саду отеля – роскошный гибискус, цветущие кустарники и тропические пальмы. Она обошла все уединенные бунгало, воображая, что это тайные места встреч звезд экрана, таких, как Монро, Габл, Тейлор и Тертон. Она представила, как Монро ждет Кеннеди, спрятавшись за большими темными очками и широкополой соломенной шляпой. Возможно, Тейлор и Тертон проводили здесь время, когда снималась «Клеопатра», до того как мир узнал об их романе.
Челси ускорила шаг, проходя мимо легендарного бассейна и коттеджей, которые до сих пор оставались самыми привлекательными местами в Голливуде. Она представила молодых актрис, в соблазнительных купальниках, со старательно уложенными волосами и накрашенными лицами, обступивших этот бассейн, завлекательно позирующих в надежде, что их заметят. Она направилась к Поло Грилл и Поло Лунж, двум оживленным местам в деловом центре киноиндустрии. Она знала, что у Джека здесь есть свой столик, как и у Роджера Турмейна.
Она вспомнила, как ей хотелось быть приглашенной к какому-нибудь из этих столов. Теперь она будет сидеть за одним из них… если примет приглашение. Челси улыбнулась.
Дождь утих, из-за темных туч проглянуло солнце. Появившиеся на улице люди нарушали покой и тишину. Это разозлило Челси, и ей захотелось убежать, но краем глаза она заметила группу мужчин, игравших в карты под зонтиком у бассейна. Челси увидела посередине стола деньги, и ей сразу стало весело. Ее привлекало все, от чего в крови подскакивал адреналин. Биржа, бега, рулетка, карты, игральные автоматы – любая азартная игра доставляла ей удовольствие и возбуждала. Ее темперамент требовал таких наслаждений. Однажды ей сказали, что страсть к риску является одним из симптомов ее заболевания, но ей было все равно. Челси отказалась бы от выздоровления, если бы это лишило ее экстаза, который давала такая неспокойная жизнь.
Войдя в фойе отеля, она почувствовала, что энергия покидает ее и что скоро может случиться обморок. Поднявшись в лифте на верхний этаж, она прошла по коридору к президентскому люксу, ей было трудно успокоиться, даже приходилось держаться за стену, чтобы сохранить равновесие. Ей надо было отдохнуть.
К счастью, Джек позволил ей остановиться в его номере в отеле. У него всегда был здесь номер для приезжих актеров и других знаменитостей. И теперь он отдал этот номер для Челси до тех пор, пока шли съемки «Опасных желаний». Не утруждаясь поисками пропускной карты, она позвонила в дверь. Мгновенно появился управляющий Чарльз. Этот маленький азиат с резкими чертами лица был хорошим малым. Поэтому, увидев его обеспокоенное лицо, она поняла, что произошло что-то очень неприятное.
– Мисс Хаттон, пожалуйста, поймите, я сделал все возможное, но… – Он повернулся к ней и пригнул голову. – Она… там.
Челси прошла мимо него, кинула пиджак и сумочку на диван и поспешила в спальню. Изабелла сидела на полу в позе лотоса. Перед ней стояла большая чашка попкорна и школьный портфель. Она смотрела какой-то мультфильм. Увидев мать, тоненькая белокурая девочка инстинктивно сжалась.
Челси потянулась к пульту, но Изабелла уже выключила телевизор. Девочка встала и поправила юбочку до колен в сине-зеленую клетку – такую униформу носили в школе «Кантри Дэй». Она была в синих гольфах, один из них спустился, и Изабелла пыталась его поправить.
– Что происходит? Что ты здесь делаешь? Где Джесс? – Челси едва сдерживалась. Вдруг ее захлестнул невероятный прилив энергии, сердце бешено забилось.
– Мама, я не знаю, – испуганно ответила девочка. Выпрямившись и откашлявшись, она добавила: – Джесс сказала, что ей надо уйти. – Изабелла перевела взгляд на столик. – Она тебе оставила записку.
Челси схватила конверт, разорвала его и развернула от руки написанное письмо.
Челси,
у меня семейные проблемы. Не могла с вами связаться, поэтому оставила Беллу с Чарльзом. Извините, что так вышло, у меня не было выбора, не думаю, что я вернусь.
Джесс.
Челси прочла письмо дважды.
– О Боже! – взвизгнула она.
Белла замерла, испуганно глядя на мать. Челси увидела панику в глазах ребенка, но ничего не могла с собой поделать. Она рассвирепела:
– Что, черт побери, я должна теперь с тобой делать?
Девочка повернулась к ней, и Челси заметила, как сильно ребенок напуган. Она мгновенно вспомнила себя в десять лет, одинокую и растерянную, в темной церкви, в бедной квартирке. Но ярость была сильнее жалости к испуганной малышке.
– Я… мама, я не хотела…
Челси не могла ее слушать. У нее появилось странное чувство, она больше не владела собой. Сердце бешено забилось, и она начала сильно потеть. Тело продолжало двигаться, но сознание уже не подчинялось ей. В висках застучало, началась головная боль. Она оглядела девочку, словно видела ее впервые. Нахлынули воспоминания, одно ярче другого. Она вспомнила, как обмочилась в церкви, потому что мать не разрешила ей воспользоваться уборной. Даже теперь ей было стыдно. Или тот день, когда она нечаянно сломала старые мамины часы, и та заперла ее в комнате на трое суток, чтобы Челси молилась, без еды и воды. Мать называла ее дьяволом.
От этих воспоминаний она пришла в такую ярость, что вытащила верхний ящик комода и швырнула его об стену, рассыпав белье и колготки по всей комнате. Она вытаскивала ящик за ящиком, покончив с комодом, она принялась за статуэтки, книги, разбила хрустальную вазу.
Изабелла плакала, замерев и напрасно пытаясь сдерживать рыдания. От этого ярость Челси только возрастала. Истерика все усиливалась, Челси была как одержимая.
Вдруг она остановилась и взглянула на ножницы, который держала в руке. Она не могла вспомнить, как они к ней попали. Отвернувшись от дочери, Челси побежала к шкафу, распахнула дверцы, и набросилась на костюмы, вечерние платья, юбки, блузки. Ножницами она кромсала все, что попадало ей под руку. В ее воображении это была спальня Кэссиди. Она яростно расправилась с вещами. Потом нападению подверглись коробки с обувью, она швыряла туфли, ломала сумочки и чемоданы.
– Мамочка, пожалуйста, перестань! Чарльз! Чарльз, сделайте что-нибудь! Мамочка сходит с ума!
Чарльз вбежал в комнату. Оценив обстановку, он кинулся к телефону.
Челси, уже обессилевшая, теребила в руках кусочки тканей, которые недавно были ее красивыми нарядами.
Изабелла сидела за креслом в углу комнаты, тихонько плача, поджав колени к подбородку.
В таком виде их застал Джек.
* * *
Увидев, сколько ей предстоит сделать, чтобы сдвинуть с мертвой точки «Опасные желания» и приступить к съемкам, Кэсс едва удержалась от того, чтобы все бросить и сбежать подальше. К тому же времени оставалось совсем мало. Однако она не забывала об уговоре с Джеком Кавелли и не собиралась сдаваться.
Все утро Кэсс пыталась привести в порядок то, что оставил ей Роджер. Надо было полностью пересмотреть и переделать бюджет фильма и расписание съемок. Сценарий предстояло доработать и разделить на сцены. Ситуацию осложняло и то, что действие фильма происходило в Венеции восемнадцатого века, в Италии, а Роджер даже не позаботился о подготовке декораций. Для того чтобы запустить фильм в производство, Кэсс предстояло решить, как построить сцену и отснять ее менее чем за неделю. Как только они с дизайнерами разобрались с декорациями площади Сан-Марко, Кэсс приступила к просмотру актеров. Ведущие роли были уже утверждены, и теперь пришло время второстепенных и эпизодических ролей.
Скорее бы Рудольфо приехал и взял на себя часть ее проблем.
* * *
Кэсс направилась к Мэгги Винтерс, директору по актерскому составу, ветерану этого дела, которая сняла немало успешных фильмов для «Десмонд», и ее молодой ассистентке Линде Петерс. Женщины пили кофе в трейлере за маленьким столиком, заваленным фотографиями. Они едва заметили подошедшую к ним Кэсс, их внимание было занято загорелым молодым человеком с крупными белыми зубами и черными курчавыми волосами.
– Вы можете показать нам больше злости? – устало попросила его Мэгги.
– Как дела? – прошептала Кэсс.
– Что вас интересует – моя головная боль или эти прослушивания? – ответила Мэгги.
Кэссиди познакомилась с Мэгги на банкете у Роджера. В свои семьдесят лет эта женщина была именно такой, какой хотела стать Кэссиди. Она напоминала Кэсс Одри Хепберн в ее поздние года, в выцветших джинсах и рабочей рубашке с небрежно заколотыми в пучок седыми волосами, от чего она казалась такой естественной.
– Вы знакомы с Линдой Петерс? – спросила Мэгги, показав на маленькую женщину рядом с ней. – Она – мой третий глаз. – Линде было чуть меньше тридцати. В ее лице больше всего поражали огромные зеленые глаза, а короткая стрижка делала ее похожей на американского морского пехотинца. – Линда знает, какой актер мне нужен, еще до того, как это придет мне в голову, – добавила Мэгги.
Кэссиди поздоровалась за руку с Линдой, затем все они сосредоточились на актере.
Мягкие черты лица молодого человека вдруг будто потемнели и стали резкими, когда он послушно последовал просьбе Мэгги.
– Теперь это то, что нам надо. – Обе женщины работали, как хорошо отлаженная машина. Линда помогала актерам настроиться, в то время как Мэгги следила за каждым их жестом и изменением в лице. Мэгги наклонила голову, делая какие-то пометки об игре актера, и Кэсс тихонько вышла из трейлера.
* * *
Следующей остановкой Кэсс стал отдел маркетинга. Она должна была встретиться там с Эдом Бернбаумом, доверенным лицом Кавелли по маркетингу.
– Кавелли дает двадцать миллионов долларов на рекламу и раскрутку. Кроме того, фильм будет идти в лучших кинотеатрах по всему миру.
Бернбаум сидел ссутулившись в кресле в облаке сигарного дыма. Это был полноватый лысый мужчина средних лет с жирной кожей и черными глазами.
– Вот готовые контракты всех актеров. Только что прислали из адвокатской конторы. Надеюсь, вы не возражаете, я просмотрел их, чтобы знать, нет ли у кого-то пожеланий по рекламе и маркетингу. За небольшим исключением, все, кажется, в порядке. Надеюсь, мисс Хаттон единственная, кто еще не определился?
Кэсс выгнула бровь:
– Чего она хочет?
Бернбаум зачитал с листа: «Проживание в гостинице первого класса по месту съемок, использование самолета, принадлежащего “Колоссал”. В распоряжении Челси Хаттон должен быть трейлер, персональный гардероб, собственный гример, парикмахер и костюмер, а также личный ассистент».
– Все это надо обсудить с господином Кавелли, – раздраженно сказала Кэсс.
Бернбаум кивнул.
– Делайте что хотите, но я хочу видеть у себя на столе подписанный контракт. – Она посмотрела на часы. – Через час, не позже. Ничто не должно задержать съемки.
Кэсс внимательно посмотрела на Бернбаума. Интуитивно она не доверяла ему. Ходили слухи, что он сделал карьеру в «Колоссал» после того, как его подружка, двадцатипятилетняя наркоманка, умерла от передозировки сразу после завершения малобюджетного фильма, который снимался на студии. Он нашел тело в ее квартире, ближе к полуночи. Вместо того чтобы вызвать полицию, он позвонил на студию. Жадные до денег менеджеры успели провернуть миллионное дело с наследством до того, как информация о ее смерти была обнародована. Впоследствии фильм принес доход в три раза больше запланированного, а карьера Бернбаума пошла резко вверх.
– Кстати, репортеры оставили вам три сообщения на моем столе сегодня утром. Они знали, что я с вами сегодня увижусь. Возможно, после того как ваш отец сделал сообщение, они жаждут взять у вас интервью, теперь все газеты, журналы и программы новостей стремятся к этому. – Его черты стали более оживленными. – Какой переворот! Нам никогда не удавалось вызвать такой интерес у средств массовой информации. Постараюсь договориться о нескольких интервью.
– Не делайте этого, – сказала Кэсс, и тень раздражения мелькнула на ее лице. – Меня не интересуют интервью. – Она спросила себя, зачем этот человек принимал сообщения, адресованные ей, и почему подписанные контракты поступали к нему раньше, чем к ней, он ведь не был продюсером, только занимался маркетингом.
– Но это хорошо для фильма. Кавелли будет…
– Этот фильм не обо мне. И я не собираюсь давать никаких интервью. Скажите об этом Кавелли. – Кэсс не интересовали огни рампы, и она предпочитала не выставлять напоказ свою личную жизнь.
Пробежав глазами контракты, она осталась довольна – никаких причуд со стороны агентов актеров. Она повернулась к Бернбауму и произнесла:
– Запомните, контракт Челси Хаттон, уже подписанный, через час должен лежать у меня на столе.
* * *
Перед ленчем Кэсс заехала на одну из студий. Декорации уже устанавливались, и это обрадовало ее. Плотники, сварщики, сборщики, художники работали, стучали, строгали, сваривали, приколачивали и строили. Прямо у нее на глазах возникала Венеция восемнадцатого века – город с величественными лабиринтами аллей и каналов, с церквями, колокольнями и площадями. Скоро по рукотворным каналам поплывут гондолы, вдоль улиц запестрят красивые торговые лавки и роскошные балконы с потемневшими перилами, придающие картине оттенок таинственности.
Кэсс, отыскав Брайана Вилльямса, главного дизайнера, высказала ему свое восхищение. Он подошел к ней с карандашом и рисунками в руках, чтобы показать наброски. Кэсс не могла поверить своим глазам. Перед ней мелькали рисунки небольших вилл, особняков, церковь с витражными окнами, которая должна была стать семейным храмом Офелии, скотный двор и живая ограда в замке суженого Офелии.
На последней странице Кэсс увидела изображение спальни, в которой Офелия наконец решится воспротивиться воле своего властного, жадного до денег отца. Кровать будет из полированного красного дерева, с роскошным балдахином и простынями, украшенными венецианским кружевом. Рядом – резной комод с тяжелыми медными украшениями. Витражные стрельчатые окна завершали образ – здесь была продумана и проработана каждая деталь.
В последней сцене, все еще одетая в платье, в котором она должна венчаться с жестоким дожем, Офелия убегает в потаенную комнату, где встречалась с Кармело. Она находит его убитым, в его груди – усыпанный драгоценными камнями кинжал, вероятно, принадлежащий одному из приближенных ее отца.
– Я потрясена. Как же вам удается делать все это так быстро? – удивилась Кэсс.
– У меня всегда много идей. К тому же я работал всю ночь, – сказал он, артистично пожав мускулистыми плечами.
Кэсс отступила на шаг и внимательно посмотрела на молодого человека. Его можно было бы принять за коррумпированного адвоката из телесериала или, может быть, за ведущего консервативной политической телепередачи.
– Какое счастье, что вы у меня есть, Брайан. Вы просто дар Божий! – улыбнулась она.
* * *
Дальше путь Кэсс вел в костюмерную. Шум швейных машинок сливался с шипением отпаривающих утюгов. Пройдя вдоль рядов примерочных кабин и портних, которых было около пятидесяти, она увидела, что повсюду кипит работа.
Главный дизайнер по костюмам, брюнетка средних лет с теплой, приветливой улыбкой, встретила Кэсс в конце зала:
– О, мисс Инглиш, как приятно наконец-то увидеть вас. Я Хилари Суэйзи. – Они пожали друг другу руку. – Так много слышала о вас хорошего.
Она повела Кэсс в гардеробную, заполненную историческими и современными костюмами.
Люди, собравшиеся для встречи с Кэсс, напомнили ей фотографии с изображением талантливых портних и закройщиков, работавших в модных ателье послевоенного Парижа. Это были двенадцать женщин и двое мужчин, одетых по старой моде в белые накрахмаленные сорочки с длинными рукавами. На мужчинах были галстуки, а один седовласый джентльмен надел подтяжки в тонкую полосочку. Все женщины были латиноамериканки, кроме маленькой старенькой леди с гладко зачесанными волосами, выкрашенными в белый цвет. На ней был черный, мужского покроя костюм и белая хлопчатобумажная кофточка. Остальные женщины были одеты более свободно – в джинсы и футболки.
Все сидели за круглым столом, покрытым кусками тканей, заставленным чашками кофе и банками содовой. Дожидаясь встречи, они весело и непринужденно болтали. Но как только вошла Кэссиди, все затихли.
– Это мои мастера, – произнесла Хилари Суэйзи, представляя каждого из них.
– Не беспокойтесь, – шутливо сказала Кэссиди. – Не смею занимать ваше драгоценное время. – Все засмеялись, и напряжение прошло.
– У нас большой запас исторических костюмов, которые мы сможем использовать для массовки и дополнительных сцен. Это позволит сэкономить средства, – пояснила Хилари Суэйзи, направляясь с Кэссиди в просторную примерочную. – По каждой сцене я подготовила несколько набросков. – Она протянула Кэсс альбом с рисунками. – Они расположены последовательно.
Просмотрев их, Кэсс была поражена красотой и подробностью каждого рисунка. Особенно ей понравился цветной карандашный рисунок подвенечного платья, которое Офелия наденет в конце фильма. Костюм предполагалось выполнить из кружев цвета слоновой кости, и на рисунке были изображены три варианта кружев для этого роскошного наряда. Кэсс показалось, что пышные рукава и высокая стоечка воротника будут смотреться особенно красиво, если их выполнить из прозрачных кружев.
– Под кружевом будет ткань телесного цвета, – объяснила Хилари. – Взгляните на фату, что вы думаете об этом?
Фата оказалась простой мантильей из венецианского кружева, закрывающей часть лица и ниспадающей грациозными фалдами на длинный шлейф. Кэссиди не могла не восхититься артистизмом этого творенья.
– Вам нравится, мисс Инглиш?
– Очень, – сказала Кэсс, в восторге обняв женщину за плечи.
«На следующей неделе начнутся съемки. Я постараюсь выиграть это пари». – Впервые Кэсс осмелилась во что-то поверить.
* * *
Возвращаясь в кабинет, она заметила знакомый профиль в углу возле приемной. Увидев Рудольфо, Кэссиди поняла, что ей не хватало его с того самого момента, как она покинула Нью-Йорк.
Он сидел за длинным стеклянным столиком на сверкающих хромированных ножках, с головой погрузившись в чтение сценария. Кэсс знала, что он уже прочитал его раз сто. Она улыбнулась: он во всем был аккуратист и педант.
Она устало опустилась на диван и глубоко вздохнула.
