Текст книги "Суперзвезда"
Автор книги: Виктория Готти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
Пока она овладевала эмоциями, мысли ее были прерваны резким звонком. Звук ворвался в ее мозг так неожиданно, что Кэссиди показалось, что ее отбросило к стене. Плечи напряглись, дернулись, поднялись, словно от внезапного пробуждения после ночного кошмара. Она не сомневалась, кто был этот гость.
Они помнили о субординации только в рабочее время. По ночам они были на равных.
– Кэсс, – прозвучал спокойный голос Рудольфо. Она почувствовала, как ее сердце успокоилось, сознание прояснилось. – Позвони мне, Кэсс. Надо поговорить.
«Поговорить – не очень подходящее слово в этой ситуации,» – подумала Кэсс. Ей нравились их тесные отношения, но Рудольфо хотел большего. Он жаждал более серьезной связи, зависимости – весь мир с усмешкой полагал, что эти глупые слова относились только к женщинам. Самым ненавистным словом Рудольфо было «обязательство», оно просто приводило ее в ярость. Сегодня вечером она об этом говорить не станет.
– Вообще-то я собиралась ложиться спать, – солгала она в аппарат. – Теперь не очень подходящее время, возможно, утром – в офисе, перед…
Он не дал ей закончить.
– Позвони мне, Кэсс… Я не отстану. – Его голос дрожал, в нем появились какие-то новые нотки. Горло Кэссиди сдавила холодная рука страха. Она открыла рот, чтобы возразить, но поняла, что это бесполезно. Рудольфо никуда не уйдет.
* * *
Мягкий лунный свет проникал в просторную спальню, освещая силуэт Рудольфо под велюровым одеялом. Стоя у кровати, Кэсс долго смотрела на него. Его тело было расслаблено, он казался таким спокойным, таким умиротворенным. Эта картина так сильно отличалась от той бурной сцены любви, как всегда стремительной и неистовой, что произошла здесь раньше. У нее никогда не было хорошего физического взаимопонимания с мужчиной. Взаимное желание неодолимо тянуло их друг к другу. Затем, как только страсть утихала, Рудольфо начинал задавать вопросы, требовать ответы – но ей нечего было ему сказать.
Это была игра Кэссиди. Она устанавливала правила. Мужчина мог думать, что она контролирует ситуацию, но на самом деле это было не так. Лишь однажды она позволила ему взять верх, но это никогда больше не повторится.
Все еще рассматривая спящего Рудольфо, Кэссиди тихонько накинула плюшевый халат и вышла из комнаты. Осторожно закрыв за собой дверь, она, как призрак, бродила по комнатам своей квартиры. В этот вечер она не любила свой дом, который обычно был для нее убежищем от всех бед. Теперь она ненавидела его холод, его отгороженность от мира – от Лос-Анджелеса. Сегодня Кэссиди тяготила его тишина, которая заполняла пространство и растекалась по трем тысячам квадратных футов[1], такая тишина, что она могла слышать, как стучит кровь в висках.
Она прошла через маленькую кухню и открыла дверь в святая святых. В этой комнате, ее кабинете, висел огромный величественный портрет ее матери, заказанный отцом спустя год после их свадьбы. Кэссиди опустилась на стул с высокой спинкой и проверила автоответчик. Удивительно, но звонков не было, кроме одного пустого звонка, просто сигнала.
Она подумала, пригласили ли ее брата Джонатана к постели отца. Кэссиди знала, что он сумел втереться в дело Роджера. Она видела их снимки вдвоем. Джонатан просто ждал своего часа, чтобы захватить состояние отца. Она очень не хотела думать плохо о своем брате, но правда была в том, что их отношения никогда не были безмятежными. Фактически он не общался с Кэссиди в течение многих лет.
Джонатану исполнилось семь лет, когда родилась Кэссиди. С того момента, как она себя помнит, она знала о его неприязни, даже ненависти к ней. Это чувство было гораздо глубже классической неприязни и ревности, когда отец мальчика разводится с его матерью, чтобы жениться на «более молодой, стройной и красивой». Лана была именно такая, и даже лучше. И для Джонатана Кэссиди олицетворяла окончательный, неопровержимый разрыв между Роджером и его матерью, дамой из высшего общества Бетси Вандерли Турмейн.
Но помимо всего, Кэссиди оказывалась главным препятствием между Джонатаном и состоянием его отца. Конечно, Кэсс не была угрозой до того возраста, пока не осознает, что после смерти Роджера Турмейна его состояние будет составлять миллионы долларов. Большая часть этих денег была получена от тех инвестиций, которые были сделаны при жизни Ланы. Кроме того, Кэссиди догадывалась, что Джонатан завидовал ее успеху, которого она добилась самостоятельно, без помощи отца.
После бурной юности и ранней неудачной женитьбы Джонатан так ничего и не достиг в жизни. Карьера протеже Роджера была непродолжительной, и теперь на «Десмонд Филмз» его авторитет был не выше, чем у охранника.
Через три года после того, как Кэссиди покинула Калифорнию, Джонатан повстречал состоятельную женщину вдвое старше его, влюбился, женился и переехал в Чикаго. Несколько раз Кэссиди пробовала написать ему, но он ни разу не ответил, тогда она попыталась связаться по телефону. Тот разговор до сих пор остался для нее загадкой.
– Не звони больше никогда, Кэссиди, – резко ответил Джонатан.
– Но… – сопротивлялась она.
– Нет, никогда. У меня есть на то причины.
– Какие причины? – настаивала она. Не успел он ответить, как она сказала: – Если ты мне все сейчас не объяснишь, я приеду и устрою тебе скандал. Джонатан, мы же выросли вместе. Что произошло? Скажи, я постараюсь понять.
– Ты не можешь. Хочу сказать, дело не в тебе…
– А в чем же?
– Это папа. – Джонатан тяжело вздохнул. – Он говорит, что мне лучше прекратить с тобой любые отношения.
– Джонатан, почему? Это ненормально. – Вот все, что могла сказать Кэссиди.
– Так будет лучше.
Потрясенная и растерянная, Кэссиди отступила. У нее больше не было сил возмущаться.
Спустя два года Кэссиди, просматривая журнал «Таун энд кантри», увидела на снимке Джонатана. Он стоял рядом с отцом. В те дни она встречала их фотографии чуть ли не в каждом журнале.
Забавно, но, сидя за письменным столом и вспоминая, она поняла, что есть связь между тем, какими они были в детстве и какими стали теперь. И она и Джонатан были напуганы, в детстве они оба испытывали невероятный ужас. Не этот ли страх разрушил семью Турмейнов? Но что же связывало их теперь, несмотря на разлуку во времени и пространстве?
В этот момент сильная боль, постоянно живущая в ее сердце, казалось, ослабла. Решение было принято. Кэсс вышла из кабинета, затем тихонько, чтобы не разбудить Рудольфо, прошла в кухню. Она отыскала в мусоре письмо от Джеймса, расправила его, очистила от листьев брокколи и остатков тофу с чесночным соусом. Она так сильно сжала письмо в руках, что пальцы ее побелели. Вернувшись в кабинет, она была готова позвонить Джеймсу. На побережье было еще раннее утро. Старые воспоминания мучили Кэсс. Она взглянула на мамин портрет, на ее немного упрямые красивые губы. Кэссиди была готова встретиться с отцом, даже если его сердечный приступ был хитрой уловкой. Отец никогда не смог бы восстановить свою карьеру, если бы не был мастером манипуляции. Но Кэссиди была уверена, что он не рискнет совершенно сбросить ее со счетов – никто не смог бы этого сделать.
Да, она поедет к нему, выполнит просьбу отца и в то же время уладит с ним некоторые вопросы. И тогда она будет совершенно свободна.
ГЛАВА 4
«Вонючая обезьяна», модный клуб на Голливуд-Хиллз, по вторникам был переполнен, но столпотворение и привычные звуки музыки были для Челси Хаттон всего лишь бледным шумом. С высокого стула у барной стойки она следила за танцующей толпой – шоу-продюсеры, директора картин, модели, старлетки и скучающие домохозяйки с Беверли-Хиллз. Все как всегда. В слабом свете зала извивающиеся тела казались нереальными – пляшущие тени на темном фоне. Челси казалось, что она застряла между двумя мирами.
Она потягивала мартини с водкой, который официант поставил перед ней, и не могла вспомнить, была это третья порция или четвертая. Как всегда говорил ее последний муж Эдвард Рольф Кинкейд Третий, для женщины она могла выпить немало. Челси знала, что ее таблетки помогали ей пьянеть медленнее, но с Эдвардом она своей тайной не делилась. Он бы ее не понял.
Эдвард понимал лишь то, что он ей нужен. Он был на двадцать лет старше ее, зануда и патологический ревнивец. По логике, она должна была бы испытать облегчение после его смерти, как если бы избавилась от тяжкой обузы, но она действительно тосковала по Эдварду и всегда помнила, что именно он спас ее, вытащил из ниоткуда, избавил от судьбы второсортной модели и актрисы, а также девушки для эскорт-услуг на кругосветном лайнере. Она выбралась из трущоб восточного Лос-Анджелеса, но к моменту встречи с Эдвардом смогла добиться лишь маленькой – как коробка для конфет – квартирки в западной части Голливуда на бульваре Санта-Моника. Кто-то другой, может быть, и был бы доволен такой жизнью. Случайная работа давала Челси кое-какие средства к существованию. Но она хотела большего, гораздо большего. Она искренне верила, что случай поможет ей взойти к сверкающей вершине Голливуда. И она со всем справится сама.
Эдвард стал ее билетом из ниоткуда, дал ей возможность подняться, но он же научил ее жить не по средствам. Они встретились на роскошном лайнере «Снежная королева», который направлялся от Калифорнии до Берингова пролива, сквозь подмышку Аляски, как называл это место Эдвард. Она была в штате обслуживающего персонала, он пассажир, недавно овдовевший, но не особенно скорбящий. Подцепить его было нетрудно. После двух роскошных недель посреди Тихого океана и пылких обещаний любви они вернулись в Лос-Анджелес.
Челси не могла поверить в ту роскошь, к которой привык Эдвард, начиная с его особняка в Бел-Эйр, его «бентли» кремового цвета и заканчивая членством в престижном «Кантри клубе». Челси попала в среду, о которой не могла даже мечтать. Здесь крутились очень большие деньги.
Эдвард ввел ее в общество, осыпал дорогими подарками и открыл ей новый мир. Она приняла его как свой собственный. Одним из его многочисленных владений было крупнейшее в стране модельное агентство. Он сразу же показал ее ведущим фотографам Лос-Анджелеса и Нью-Йорка и создал для нее портфолио. Челси сразу же привлекла к себе камеры – новое лицо, сексуальное и соблазнительное. На съемках и подиумах она была элегантна и грациозна, а каждый снимок становился еще одной ступенькой к большому экрану.
К сожалению, Челси не подозревала, что неприятности бывают и у богатых. Когда Эдвард умер от удара, она узнала, что он владел лишь небольшой частью модельного агентства, а жил на те деньги, которые получил от продажи своей страховки. Наследство он давным-давно потратил. После его смерти, три месяца тому назад, банк заявил о своих правах на особняк, который, оказывается, был заложен под самую крышу. Челси опять осталась одна и без средств к существованию. Единственным конкретным достижением ее десятилетнего союза с Эдвардом была ее дочь Изабелла.
Челси сканировала бар и танцплощадку через полуопущенные ресницы. На нее постоянно глядел какой-то коротышка с тяжелым акцентом, продолжая надеяться, что она изменит свое решение и примет его предложение выпить и потанцевать. Челси делала вид, что не замечает его глубоко посаженных темно-карих глаз, она отчаянно искала Джо, Тома или хотя бы Майка. Подняв стакан, она подержала его с минуту и залпом выпила остаток напитка. Вкус ей не понравился. Весь облик Челси Хаттон говорил, что она принадлежит к высшему обществу: идеально уложенная прическа, дорогой наряд от Армани, изящные туфли от Маноло Бланик стоимостью в тысячу долларов. Посещение «Вонючей обезьяны» совсем не соответствовало ее безупречному имиджу. Но она любила остроту ощущений и разнообразие и могла вписаться в любую обстановку – а к симпатичным мужчинам она испытывала особую слабость.
– Подыскиваешь счастливого кандидата? – Это была Тина, недорогая и к тому же не очень хорошая актриса. Ее можно было встретить везде, где появлялась Челси, а особенно в «Вонючей обезьяне». Тина была надоедливая особа, настоящая приставала, и Челси недоумевала, как эта пресытившаяся блондинка всегда узнавала, где ее можно найти.
«Это не то, что мне нужно», – подумала она, а вслух сказала:
– Не сегодня.
Слезая с высокого стула, она старалась четко произносить слова. Достав из сумочки пятидесятидолларовую купюру, она, как всегда, оставила большие чаевые. Леди всегда выпивает столько, чтобы не потерять своих манер, учил ее Эдвард. Злая, пьяная и расстроенная, Челси вышла из клуба на аллею, где швейцар обычно парковал машины, когда у фасада все было занято.
Именно здесь она столкнулась с ним. Улыбаясь, он облокотился на откидной верх своего «мерседеса» последней модели. Стоило ему взглянуть на нее вот так, и она была готова ради него на все.
В последний год Эдвард был замкнут. Она общалась лишь с Изабеллой. Челси пыталась чем-то заняться, иногда даже перебирала приглашения на просмотры в студиях, где у нее были немногочисленные, но совсем неплохие роли. Она искала чего-то, пока мужчина с удивительными глазами и ошеломляющей улыбкой не встал на ее пути.
Подойдя к его машине, Челси уже чувствовала на своих губах его губы, ощущала, как его нежные руки с ухоженными ногтями охватывают ее тело.
– Садись, – произнес он. Больше ей ничего не было нужно.
– Когда ты приехал в город?
– Утром, – ответил он, открывая дверцу.
– Откуда узнал, что я здесь? – Она говорила чуть слышно, стараясь сдержать голос.
– У тебя постоянные привычки. Нетрудно вычислить. – Он облокотился на автомобиль, следя за тем, как она медленно опускала длинные бронзовые ноги в салон машины. Она улыбнулась: ей всегда казалось, что предвкушение всегда приятнее самого секса.
Опустившись в глубокое переднее сиденье «мерседеса», Челси обратила внимание на «Лос-Анджелес таймс», что лежала на приборной доске. Заголовок гласил: ИЗВЕСТНЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ КИНОСТУДИИ ПЕРЕНЕС СЕРДЕЧНЫЙ ПРИСТУП. Внизу была черно-белая фотография Роджера Турмейна во время его последнего появления на публике всего две недели тому назад.
Ее словно ударило электрическим током.
– В чем дело, Челси? – В голосе мужчины прозвучало беспокойство.
Она не ответила. Ее сердце бешено заколотилось, она стала задыхаться.
ГЛАВА 5
Джонатан Турмейн переключил свое внимание с монотонного голоса диктора Си-эн-эн на автоответчик. Он даже не услышал, как тот прозвонил.
«Джонатан, это Джеймс. Роджер не хочет никого видеть у себя в больнице. Он прислал записку с просьбой связаться с тобой и Кэссиди, чтобы вы оба были у него дома. Приходи в понедельник».
Автоответчик отключился, Джонатан вернулся к телевизору.
Словно по сценарию, Си-эн-эн объявила, что его отец госпитализирован. С экрана звучал голос репортера. Вот витые ворота «Шепота ветров», вот его отец с мачехой, Лана, а это Роджер, выходящий из зала суда с Джеймсом, Роджер на съемках какого-то фильма, получает награду Академии с какой-то рыжей красоткой под ручку, – стандартная подача Великой Знаменитости. «Сегодня вечером весь киномир молится о выздоровлении одного из его величайших лидеров, Роджера Турмейна, который перенес сильный сердечный приступ во вторник утром. Домработница Рей О’Двайер нашла его лежащим возле бассейна. Представитель кинокомпании «Десмонд Филмз», которую возглавляет мистер Турмейн, сообщает, что тот находится в больнице «Кедас синей» в удовлетворительном состоянии.
Джонатан отключил звук. Как он может быть дома в понедельник, если так болен? Конечно, он знал своего отца гораздо лучше, чем самые ученые врачи в «Кедас синей», лучше чем любой хирург. Если Роджер Турмейн желает видеть сына и дочь у себя дома в понедельник, он это сделает.
Джонатан сел на кушетке, следя за изменяющимся изображением на экране телевизора, и предался воспоминаниям.
* * *
Ему было шестнадцать лет, когда их громкие, злые голоса стали регулярно будить его по ночам. Не все безмятежно в волшебном королевстве, которое создал его отец для своей прекрасной невесты. Джонатан забирался на верх лестницы в холле и слушал. Гнев его отца, казалось, не знал границ, он распространялся даже на его обожаемую Лану.
Вот Лана и Роджер получают премию Академии. Лана удостоена награды за лучшую женскую роль в фильме «Дитя милосердия». Роджер держит Лану за талию точно так же, как Лана обхватила свою золотую статуэтку, – крепко, жадно. Джонатан помнит ту ночь очень ясно, ведь он был в зале.
* * *
Си-эн-эн поспела вовремя, показывая Роджера на благотворительном мероприятии сидящим между губернатором и каким-то политиком: «Роджер Турмейн является видным членом Демократической партии, а также другом многих известных политиков страны». Кадры на экране снова замелькали, показывая цепь благотворительных событий, на которых собрались различные знаменитости индустрии развлечений: Роджер и Брюс Уиллис с Деми Мур на акции помощи жертвам СПИДа, Алек Болдуин и Ким Бэссинджер выступают в защиту прав животных, а вот они с Арнольдом Шварценеггером на соревнованиях по гольфу в помощь детям, страдающим диабетом. «Легендарный руководитель киностудии ведет широкую благотворительную деятельность, ходят слухи, что он крупнейший филантроп страны, хотя все пожертвования делает анонимно».
Комментатор продолжал: «В индустрии развлечений все задаются вопросом, кто же займет место главы киностудии “Десмонд”, дочерней компании “Колоссал Студио”. Турмейн иногда работал вместе со своим сыном Джонатаном, который, кажется, с нетерпением ждет своего часа. Но те, кто работает в этом деле, сомневаются, сможет ли он взять на себя ответственность за предприятие, приносящее доходы в миллиард долларов. Раньше Джонатан Турмейн ассоциировался с голливудскими плохими мальчиками, подобно Чарли Шину, Кристиану Слейтеру и Роберту Доуни-младшему, известно, что у него возникали проблемы из-за использования медикаментов не по назначению, поэтому его лидерство в компании вызывает большие сомнения. Дочь Турмейна Кэссиди Инглиш – продюсер тележурнала “Момент истины”, обладатель премии “Эмми”. Хотя Турмейн и его дочь не общались в течение многих лет, она также может претендовать на этот пост. Успеха добьется лишь тот, кто сумеет поладить с главой студии Джеком Кавелли, который отказался комментировать ситуацию. В случае смерти Турмейна над “Десмонд” пронесется ураган. А если он выживет, то возможно все».
Джонатан впился глазами в экран. Место займет Джонатан, другого выбора нет. Связь с Кэссиди порвана давным-давно. Вдруг вспомнились слова Джеймса: «…чтобы вы оба были у него дома».
Неужели она возвращается? Но законный наследник Роджера только Джонатан. Кэсс всегда была аутсайдером. Джонатан знал это наверняка.
* * *
Спустя год после заключения отца, когда Джонатану исполнилось восемнадцать лет, его арестовали за хранение кокаина и использование лекарств не по назначению, выгнали из престижной школы-интерната. Пойманный с поличным, он не мог ничего поделать, только молить о пощаде и, как сказал дядя Джеф, отдаться в руки правосудия. Джонатан не знал, кто хлопотал за него, но, несмотря на количество изъятых наркотиков, его приговорили лишь к принудительному лечению. Смягчающим обстоятельством стало то, что это случилось впервые и что его отец осужден за убийство мачехи. Джонатан воспользовался лояльностью суда и потребовал, чтобы его направили в самую дорогую лечебницу, какую только могли позволить деньги отца. Но когда дядя Джеф сообщил об этом Роджеру, тот сказал: «Он сам устроил себе неприятности, пускай сам и выбирается. Я платить не буду. Я знаю статистику, это пустая трата денег. Парень ни на что не годен».
Ну что же, Роджер был кое в чем прав: всего три процента наркоманов, попадающих на лечение, действительно излечиваются. Несмотря на неприятности, Джонатану удалось заставить студию заплатить столько, сколько ему было надо, и даже пройти программу «Хазельден». Именно тогда он повстречал Барбару, и вскоре они поженились. Наследница фармацевтической фирмы – казалось, они могли составить прекрасную пару. Но как и большинство планов Джонатана, его идеальный брак не состоялся. Барбара развелась с ним спустя два года, когда узнала, что он воровал деньги с ее банковских счетов. Джонатану пришлось вернуться в Лос-Анджелес и молить недавно освободившегося отца о месте в «Десмонд Филмз». Именно тогда он сообщил отцу, что его возлюбленная дочь сменила его фамилию на новую. Джонатан втерся в доверие отца. Он был рядом, когда отец возглавил «Десмонд» и изменил свое завещание. Джонатан делал лишь заметки на совещаниях и доставлял отцу информацию, но он был в деле. И теперь настало время встать у руля, и никто его не остановит.
Фары разрезали туман. В глубине сознания он видел, как она бежит к дому с колоннами, размахивая руками, взбегает на крыльцо, перепрыгивает сразу через две ступеньки. Она кричала, но он не слышал – ветер заглушал ее голос. Тишина, время остановилось.
Постепенно опускалась ночь, все было как в замедленной съемке. В своих снах он видел ее живой каждую ночь – ангела, привидение. Золотые волосы, белые одежды, светлые шелковые волны развиваются вокруг грациозного стройного стана. Вот послышался ее мелодичный смех… Но все это поблекло, и на лице ее появился страх от сознания скорой смерти. Именно это мгновенье доставляло ему особое удовольствие.
Он припал к фляге, сунул ее в карман и ждал. Казалось, что сердце стучит у него в горле.
Он пытался забыть Лану, и порой ему удавалось заснуть на всю ночь, освободиться от этих ночных видений. Но, увы, она была сильнее его. Она всегда побеждала. Граница между любовью и ненавистью почти незаметна. Что он испытывая к ней? Он никогда не мог этого понять. И все же его не оставляла боль и чувство унижения. Теперь, когда Кэссиди должна была вернуться, кошмары снова начали терзать его даже наяву. Он был бессилен – он не мог жить как прежде.
Носовым платком он вытер капли пота со лба и еще отхлебнул из фляги, потом глубоко вдохнул, задержал дыхание и выдохнул с облегчением. Даже теперь он ощущал духи Ланы, казалось, воздух все еще был наполнен ими. Даже ее образ вызывал в нем неодолимое желание и ярость. Он все яснее слышал, как в голове у него громче и громче начинает звучать музыка. И опять смех и снова смятение. Он еще раз глубоко вдохнул, закрыл глаза и, сжав кулаки, прошептал: «Лана, я не дам тебе меня разрушить. Я не собираюсь проигрывать. У меня нет больше выбора».
Но у него ничего не вышло даже после ее смерти, Лана продолжала владеть им.
ГЛАВА 6
Перед тем как подойти к особняку, Кэссиди остановилась и еще раз посмотрела на то место, где рождались мечты и разбилось сердце. Отсюда Голливуд казался лишь декорацией для «Шепота ветров» – именно так, как задумал Роджер.
Скалистая гора поросла пальмами. Белые буквы, поднимающиеся на ее вершине с 1923 года, кричали на весь мир: ГОЛЛИВУД.
Внизу все выглядело идеально: дома, улицы, пальмы. Не обязательно так, как создал Господь, но это не имело никакого значения. Здесь у всех были молодые лица, сияющая кожа, самые модные наряды.
Но Кэссиди хотела знать, что видела эта гора. Лилипутов, населяющих шикарные особняки, спешащих по жутким каменным дорогам, неизбежно ведущим к киностудиям? Под чистым голубым небом люди сидели в ярких автомобилях, улыбались, смеялись, жили беспечной жизнью. Здесь все было тщательно спланировано, отрепетировано. А гора возвышалась в небеса. По вечерам у ее вершины пустое небо кажется почти раем, а у подножия огни освещают жилища людей: молодых и не очень, суетящихся, стремящихся к зыбкой и скоротечной славе. Некоторым из них удается прикоснуться к ней, другие достигают ее, третьи умирают, испепеленные ее огнем. И на все это равнодушно взирает величественная беспристрастная гора.
Равнодушие – вот суть всего, первый Турмейн понял это. «Шепот ветров» расположен в самой глубине Бел-Эйр. Надо было потрудиться, чтобы увидеть все великолепие владений Турмейна, поднимаясь выше и выше, мимо других, более незначительных домов. Особняк Турмейна был окружен аурой скалы, пустыни, пальм и лесов.
Кэссиди поняла уникальность усадьбы. Образы прошлого то возникали, то исчезали в ее сознании, граница реальности и фантазии становилась все более зыбкой. Сидя в машине, она могла видеть свет в окне кабинета отца, почти скрытого густым кустарником, сильно разросшимся за долгие годы после смерти Ланы.
Вечер был теплый, но Кэссиди пронизывал холод. Что должна была почувствовать она? Что бы почувствовал кто-либо другой на ее месте? Кэссиди спрашивала себя, но ощущала только усталость, смешанную с возбуждением, и от этого ей становилось неприятно и неловко.
В спальне зажегся свет, осветив весь второй этаж, и ей захотелось войти в дом. Она сразу потянулась на теплоту горящих окон, словно мотылек на свет огня. Трагедия, разлучившая ее с матерью и круто изменившая ее судьбу, произошла именно там. Сможет ли она преодолеть эти воспоминания? Сможет ли забыть распростертое на светлом ковре окровавленное тело Ланы?
Кэссиди зажмурилась, отгоняя страх, молясь, чтобы страшная картина больше не появилась. Но мучительные образы по-прежнему преследовали ее. Фотографии с места преступления она нашла спустя несколько лет на микрофильме в библиотеке Нью-Йоркского университета. Лана, лежащая голой на залитом кровью ковре; стены, измазанные кровавыми отпечатками рук, когда ее мать пыталась убежать от убийцы; залитая кровью кровать…
Обрывки воспоминаний заволакивали ее сознание, словно дым горящего дома. Долгие годы Кэссиди бредила теми временами, когда она была маленькой девочкой и жила в этом особняке. Ночами она просыпалась от своего крика, страха и глубокого чувства утраты.
Она задрожала, сердце бешено и беспорядочно заколотилось, дышать было все труднее. Кэссиди почувствовала, как тревога вновь охватывает ее. Вдох, выдох. Не открывая глаз, она с усилием прогнала страшные образы, представила себе огромную белую лошадь, вольно скачущую по яркой, волшебной зеленой долине. Еще один глубоких вдох. Все будет хорошо.
* * *
На пороге Кэссиди приветствовала старая знакомая Нэнни Рей – теперь просто Рей. Они с Рей поддерживали связь в течение нескольких лет, но расстояние разлучило их. Расстояние разлучило ее и с Роджером Турмейном. Некогда черные блестящие волосы Рей теперь стали совершенно седыми, стройная фигура расплылась, она совсем не была похожа на ту Рей, которую помнила Кэссиди. Только глаза были прежними, все еще сияя пронзительной голубизной.
– Милое дитя, дай взглянуть на тебя. Ты еще красивее, чем я представляла. – Оттенок ирландского акцента все еще слышался в речи Рей. Пожилая женщина крепко обняла Кэссиди, прижала к своей необъятной груди – движение, которое Кэссиди так хорошо помнила. Разбитое колено, сломанная кукла, ссора с подружкой в школе – Нэнни Рей всегда была рядом, чтобы все уладить, с неизменным домашним шоколадным печеньем, стаканом теплого молока и ласковыми объятиями.
Эта встреча с Рей вселила в нее покой и уверенность, но Кэссиди знала, что это чувство продлится недолго. Она расцелуется с Рей, пройдет через просторный холл и комнаты, в которых осталось так много воспоминаний, в основном плохих, и дрожь и беспокойство обязательно вернутся. Кэсс беспомощно стояла на пороге, пока Рей не затащила ее в дом.
– Но мои чемоданы?
– Не беспокойся о них. Кто-нибудь принесет их потом.
Кэссиди посмотрела через плечо на свою небольшую арендованную машину, припаркованную возле гаража. Темно-серый «лексус» выглядел, как паршивая овца, отбившаяся от стада. В гараже у Роджера, конечно, стоят роскошные автомобили последних моделей, которые он коллекционировал, среди них обязательно есть «такер» и «делореан». Роджер всегда шел до конца в своих увлечениях.
Оказавшись в мраморном фойе, Кэссиди нервно взглянула на лестницу.
– Он… папа?..
Рей сжала ее руку.
– Он спит, дорогая, – мягко сказала она. – Боюсь, вашу встречу придется отложить до утра.
– А Джонатан?
Рей не умела скрывать мысли.
– Он приехал несколько часов тому назад и ушел. Сказал, что вернется поздно.
Кэсс почувствовала облегчение, что пытка откладывается. И в то же время ей хотелось увидеть отца. Появиться снова в этом доме было нелегко, а встреча с братом делала этот визит еще тяжелее. Сможет ли она выдержать все это?
– Хочешь чашечку кофе? Могу приготовить горячий чай из ромашки с двумя ложечками меда? – ласково спросила Рей.
Кэсс улыбнулась в первый раз с момента приезда:
– Ты помнишь.
Рей подбоченилась, склонила голову на бок и закатила глаза:
– Как я могу забыть? Я же делала это для тебя каждый вечер перед сном!
Миновав холл и прихожую, Кэсс прошла следом за Рей в огромную кухню. Она огляделась, словно увидела ее впервые, и поняла, какая она была темная: полочки из вишневого дерева, тот же стол, заваленный газетами, конечно же серьезными – «Уолл-стрит джорнал», «Нью-Йорк таймс», «Лос-Анджелес таймс», вперемешку с журналами о шоу-бизнесе – «Дейли верайти» и «Голливуд репортер». Кэссиди выписывала такие же издания.
Старинный кухонный стол и стулья «Чипендейл», на которых она сидела каждое утро за завтраком, теперь выглядели старыми, изношенными. Вокруг было так темно и мрачно, что ей вдруг захотелось плакать. Кэссиди так и не поняла, почему Рей вернулась к ее отцу. Когда она узнала об этом от Джеймса, она была потрясена, даже разозлилась. Ей казалось, что ее предали. Она хотела даже совсем порвать с Рей. Кэсс была рада, что не погорячилась тогда, потому что Рей была связующим звеном между прошлым и настоящим. Рей была участником трагедии семьи Турмейнов, и эта трагедия продолжалась до сих пор.
Рей, казалось, почувствовала ее настроение, обняла за талию и повела к столу.
– Мы сейчас выпьем по чашечке чая и поговорим. Хочу услышать про Нью-Йорк.
* * *
Ночью Кэсс лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок. Сперва Рей повела Кэссиди в ее детскую, но у Кэсс не хватило мужества остаться там, и она попросила поселить ее в комнате для гостей. Теперь она жалела, что находится так далеко от основной части дома.
В ее мыслях тревога мешалась с гневом. Насколько серьезно был болен Роджер на самом деле? Умрет ли он, так и не повидавшись с ней, чтобы сказать хоть что-то после стольких лет разлуки? Закончится ли когда-нибудь эта мука?
Как в те годы, когда ей было десять лет, она выбралась из комнаты вниз в холл. Дверь ее старой спальни была закрыта, и она осторожно повернула ручку. Нащупав выключатель, зажгла свет. Кэссиди медленно изучала каждый предмет, каждую мелочь. Мебель, роскошные белые драпировки, шелковое муаровое покрывало ручной работы – все осталось таким же. Но она не чувствовала того покоя, что был в детстве, в ее сердце была лишь боль и невыносимое чувство утраты.
