Текст книги "Суперзвезда"
Автор книги: Виктория Готти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
Она уставилась на манекен, не в силах отвести от него глаз, запоминая каждую деталь этого кошмарного сооружения. Крик застрял у нее в горле. Пульс участился, тело покрылось потом, ее трясло. Спотыкаясь, она попятилась к выходу.
* * *
– Ради Бога, Рей, послушай меня, – закричала Кэсс пронзительным голосом. – Он был здесь. – Она стояла там, где еще недавно был манекен. Кэсс вытащила сонную Рей из постели и привела ее на чердак.
– Это была мама… Здесь валялся кусок ткани… – Кэсс дышала часто и сбивчиво. – Все платье в крови.
– Ты хочешь сказать в клюквенном соке. – Рей наклонилась, на ней была ночная сорочка и белый длинный халат, который она успела накинуть, выбегая из спальни. Подол халата волочился по полу чердака, поднимая пыль. Она положила на голову Кэсс свои большие мягкие ладони.
– Это всего лишь плохой сон, дорогая. – Глаза Рей осматривали альков. Посмотри вокруг. Ничего здесь нет. Мы выбросили старый манекен много лет тому назад.
– Но я его видела… вот здесь, – плакала Кэсс, переполненная отчаянием и страхом.
– Иногда глаза и сознание играют с нами злые шутки, дорогая. Это стресс, Кэссиди… ты вернулась сюда после стольких лет. Просто нагляделась на все эти фотографии.
Кэсс показала ей дневник:
– Он принадлежит моей маме.
– Где ты его нашла? – быстро спросила Рей, изменившись в лице. – Тебе не надо этого видеть.
Кэсс убрала дневник подальше от Рей:
– Почему нет?
– Это нельзя видеть никому, кроме твоего отца. Он, наверное, вообще не знает, что дневник существует. Скорее всего, те, кого наняли, чтобы убрать неценные вещи твоей мамы, упаковали в коробку и ее дневник. – Рей обняла ее за талию, и на ее лице появилось странное выражение. – Кэссиди, не читай. Ничего хорошего из этого не выйдет.
Рей сразу же поняла, что не надо было говорить этого. Кэссиди быстро села, подол ее жемчужно-розового шелкового халата раскинулся на полу. Она медленно прочла первые несколько строчек. По ее лицу пробежала тень, губы сжались, пальцы перебирали страницы.
Рей протянула руку к дневнику, пытаясь выхватить его у Кэссиди, но та увернулась. Сдавшись, Рей произнесла:
– Ладно, Кэсс, но ты хотя бы поспи немного. Дневник почитаешь завтра.
Кэссиди чувствовала себя ребенком, который прячет запретную конфету.
«Запру его в моем кейсе и буду повсюду носить с собой», – подумала она.
Когда они дошли до спальни Кэссиди, она заметила на лице Рей глубокие морщины, ясно проступившие в розовом свете коридора.
Рей легонько прикоснулась к руке Кэсс:
– Я не могу тебе помешать. В конце концов, по закону дневник принадлежит тебе в той же мере, что и твоему отцу.
– Вот именно. И никому не должно быть никакого дела, что я его нашла.
Кэсс взглядом дала понять Рей, чтобы та молчала о ее находке. Старая женщина поцеловала Кэссиди в щеку:
– Ну ладно, иди спать. – Кэссиди быстро открыла дверь спальни. – И еще, Кэсс, – прошептала Рей. – Если тебе снова приснится этот кошмар…
– Это был не сон. Я еще раз повторяю: я видела манекен с маминой фотографией и окровавленным платьем. Мне безразлично, что ты не веришь.
Рей покачала головой:
– Хотела посоветовать тебе успокоительное.
Кэсс показала ей дневник:
– Собираюсь немного почитать.
Рей вздохнула и пошла по коридору.
* * *
Кэсс просмотрела первые строки записей, относившиеся к 1970 году.
«Что бы я ни делала, как бы ни старалась, никак не могу заснуть, – начиналась одна из записей. – Не ложусь в постель, пока не устану до полного изнеможения. Ничего не помогает – ни спиртное, ни таблетки… ни теплое молоко. Ничто. Моя жизнь настоящий кошмар… мое сердце истерзано. Постоянно думаю, что всем было бы лучше, если бы я однажды вообще не проснулась. А может быть, уйти из дома и никогда не вернуться, бросить все».
Перебирая страницы, Кэсс поняла, что брак ее матери и отца не был счастливым, если не сказать больше. Это был союз любви и ненависти, и Лана всегда чувствовала себя неспособной соответствовать тем высоким требованиям, которые предъявил к ней Роджер. Не случилось ли то же самое с Джонатаном? Впервые Кэссиди подумала, что, возможно, она была так уверена в себе именно потому, что почти не общалась с отцом в течение долгих лет.
Из написанного в дневнике она сделала вывод, что из них двоих Роджер был более властный, умный. Лана писала, что в его присутствии она ощущала себя беззащитной и даже какой-то неполноценной. «Он говорит, что любит меня, и я знаю, что это так, но он любит по-своему. Иногда мне кажется, что я всего лишь одно из его творений, и мне никогда не удастся достичь нужного ему совершенства». Кэсс была потрясена. Ее мать, легендарная красавица, состоявшаяся актриса, все же считала, что «недостаточно хороша, умна и совершенна», чтобы соответствовать Роджеру.
Кэсс стало невмоготу читать дальше, она заложила красную ленточку на странице, обозначенной «17 мая 1971 г.», и закрыла книгу. Выключила свет, но так и не могла избавиться от мучивших ее мыслей. Несколько раз ей удавалось задремать, но и во сне ее преследовали кошмары. Один раз она вскрикнула так громко, что прибежала Рей. Наконец, около двух часов Рей сумела уговорить ее выпить легкое успокоительное, и она погрузилась в беспокойное, наркотическое забытье, прижав к груди дневник матери.
* * *
Проснулась она от телефонного звонка. Голова была тяжелая, в области лба начинала разливаться боль. Где она? Почему она такая разбитая? Она сразу все вспомнила: чердак, манекен, дневник, снотворное. Телефон настойчиво продолжал звонить.
Кэссиди поднялась на кровати, и дневник упал на пол. Она вздрогнула, подняв трубку:
– Кэсс?
– Да, – прохрипела она.
– Думаю, тебе надо срочно приехать в студию, – беспокойно произнес Рудольфо.
Она взглянула на часы на тумбочке у кровати. Было почти четыре утра.
– Что случилось?
– Пожар… Декорации горят. Это все, что я знаю.
Время для нее остановилось.
* * *
На съемочной площадке, забитой пожарной техникой и машинами, гудели сирены, мигали сигнальные огни. Дорога была скользкой от дождя, и Кэсс резко затормозила, остановившись всего в нескольких сантиметрах от припаркованного автомобиля. Она выскочила из машины и, зажав рот носовым платком, промчалась мимо охраны, полицейских, пожарных, репортеров и толпившихся зевак. Она была готова к самому худшему и именно это и увидела.
В ночное небо поднимались клубы дыма. Сквозь пламя и дождь прозвучал взрыв. У нее перед глазами бешено полыхал огонь, подымаясь словно стены ада. Она подошла так близко, что жар обжигал ей лицо. От дыма она закашлялась. Закрыв рот и нос рукавом, она продолжала идти навстречу огню, не обращая внимания на невыносимый жар, протесты полицейских и пожарных.
– Эй, леди! Отойдите! – закричал ей охранник киностудии. – Не приближайтесь – это очень опасно.
– Уходите! – рычал пожарный, подбегая к огню с перекинутым через плечо страховочным канатом.
Кэсс не обращала на них внимания. Она была слишком потрясена и едва соображала, что делает. Сквозь слезы от едкого дыма она увидела Рудольфо. Он стоял рядом с командиром пожарной команды и директором по декорациям. Они направлялись к ней.
– Насколько это серьезно? – услышала она вопрос Рудольфо.
– Полностью уничтожены все декорации. Остался лишь пепел, – ответил командир пожарной команды.
– Сколько потребуется времени на восстановление? – не унимался Рудольфо.
– Не менее трех недель, – отвечал декоратор. – И это только декорации. Но еще нужно время на костюмы и реквизит.
– У нас нет трех недель, – выпалил Рудольфо.
– Есть ли какие-нибудь соображения, кому надо было сорвать съемки, мисс Инглиш? – спросил пожарный.
– Сорвать съемки? – Рудольфо удивленно поднял брови.
– Боюсь, что именно так. Очевидно, что это поджог. Все сделано профессионально. Тот, кто это подстроил, использовал небольшие порции динамита с таймером.
Все трое уставились на Кэсс. Она, словно окаменев, смотрела на них стеклянными глазами.
* * *
Постепенно оцепенение прошло. Кэсс и Рудольфо отошли подальше от огня. Он протянул ей фляжку. Она, не спрашивая, как он додумался прихватить виски, сделала большой глоток, совершенно не почувствовав вкуса. В голове звучал голос отца: «Я хочу, чтобы ты заменила меня. Уверен, ты единственная, кто сможет это сделать так, как надо, Кэсс».
Теперь ее переполняло невыносимое чувство поражения и утраты. Жар был настолько сильный, что казалось, языки пламени лизали ее тело. Но она ничего не ощущала – ни боли, ни сожалений.
Вдруг она услышала Джека: «Вы игрок, мисс Инглиш? Готов поставить половину моей доли “Колоссал”, что вы не сможете сдвинуть дело с мертвой точки».
Рудольфо обнял ее и прижал к себе. Желая успокоить ее, он произнес:
– Ну же, Кэсс. Все кончено. Ты ничем больше не можешь помочь. Иди домой.
Сквозь дождь и дым послышался грохот – это рухнула еще одна величественная декорация, весь тяжкий труд и усилия исчезли в темноте.
В этот момент все надежды на будущее и мечты Кэсс обратились в пепел.
ГЛАВА 17
В мире нет уголка более страстного и красивого, чем Италия. Невозможно не поддаться очарованию ее величественных гор, озер, укутанных легкой дымкой, идиллических островков, чудесных деревушек и изысканных городов.
Венеция выделяется из общего пейзажа страны. Как мираж, который поднимается из вод лагуны, этот живописный город каналов и гондол не похож ни на один другой город мира. Это город Тициана, Вивальди и Марко Поло. Собор Сан-Марко и площадь Сан-Марко, лабиринты улочек и каналов, площади и мосты будто застыли в величественном беге времени.
Не имея декораций и времени для их восстановления, Кэсс ничего не оставалось, кроме как перевести съемки «Опасных желаний» в настоящее место действия – Венецию.
И вот она стояла на площади Сан-Марко, с благоговением наблюдая, как съемочная группа – частично американцы и частично итальянцы – дружно работала, за считанные часы превращая историческое место в декорации к фильму. Не так-то просто это было. Италия знаменита на весь мир своей бюрократической системой, и все же Кэсс удалось прорваться сквозь нее в рекордные сроки, благодаря постоянным звонкам с самолета во время перелета из Штатов. Используя знакомства, приобретенные после выпуска программы о реставрации Венеции, которая сподвигла американских телезрителей пожертвовать миллионы на это дело, Кэсс пользовалась всеми привилегиями, которые ей предоставили власти сначала в Риме, а затем в Венеции. Конечно, эта бескорыстная помощь, выражавшаяся в самом разном – лицензиях, всевозможных разрешениях, уступках со стороны местных театральных и торговых объединений, – будет широко освещена в прессе США.
Наконец камеры были установлены в нужную позицию, освещение подобрано. Даже знаменитые голуби, к удивлению Кэсс, в испуге разлетелись, лишь небольшая стайка все еще кружила над площадью. Съемочной группе удалось очистить площадь от всего современного мусора – окурков, пивных банок, бумажных стаканчиков из-под кофе. Полицейские вывели толпу местных зевак и туристов из зоны охвата камеры. С этой минуты площадь принадлежала «Опасным желаниям», хотя туристы каждую ночь вновь завладевали ею.
По краю площади растянулся караван из трейлеров, компьютерного оборудования, различных установок для света и звука, гардеробных вагончиков, где готовили пищу, укладывали волосы или делали макияж, – еще один знак двадцать первого века. Среди всего этого была даже одна гримерная – конечно же она принадлежала Челси. Посреди этого организованного хаоса в классическом режиссерском кресле сидела Кэсс.
Огромный шар солнца поднялся над каналом. Электрики и плотники постепенно снимали с себя теплую одежду, вытирая пот со лба и обмахиваясь. День оказался не по-зимнему теплым. Ассистент режиссера знаком показал, что можно начинать. Ожидая, когда же прибудет труппа, Кэсс взглянула на часы. Было уже без четверти семь, а ведь она назначила съемки ровно на семь утра. Ассистент режиссера подал ей стаканчик крепкого итальянского кофе. Она откинулась на спинку кресла и приготовилась ждать. Все тело ломило. Несмотря на легкую усталость, она чувствовала, как адреналин заставлял кровь быстрее бежать по венам. С самого прибытия в Венецию двумя неделями раньше вся команда – включая Кэсс – работала без перерыва по четырнадцать часов в сутки. И лишь вечерняя ванна и ужин в постели являлись для нее короткой передышкой, но даже тогда ей приходилось отвечать на телефонные звонки и просматривать сцены, намеченные на следующий съемочный день. Было большой удачей, если ей удавалось поспать пять-шесть часов.
После разрушительного пожара Кэсс была настолько потрясена, что даже решила оставить проект. Она не смогла бы закончить фильм вовремя и уложиться в бюджет, создавая все декорации заново. Было очевидно, что кто-то хотел помешать съемкам «Опасных желаний». Пожарные не исключали вероятность поджога, к тому же Кэсс озадачило то, что в их отчете Джек заявлял, что покинул студию в семь часов вечера. Она была уверена, что, когда уходила, видела свет в его офисе и его припаркованную машину, – а это было уже после восьми часов. Воспоминания о холодном пронизывающем взгляде Джека и его словах: «Я говорил тебе, это невозможно» – вновь ожили в ее памяти.
Тогда Кэсс вернулась в «Шепот ветров» уже после рассвета. Джонатан ждал ее в библиотеке. Он рассказал ей об аварии, сочувствовал ей по поводу сгоревших декораций. Но Кэсс почувствовала фальшь в его словах.
Оказавшись в своей комнате, заперев дверь и задернув шторы, Кэсс вывалила все документы по графику съемок и бюджету на незаправленную постель и тщательно просмотрела их. Через два часа раздумий никакого решения, кроме как построить декорации снова, к ней не пришло. Но она знала, что завершить проект в срок, затратив при этом три недели на восстановление, невозможно.
Погруженная в свои мысли, Кэсс шагала по комнате. Она пыталась взвесить «за» и «против», вспоминала, что из необходимого для работы у нее осталось, а что надо доставать заново. В шестом часу план был готов: если Магомет не идет к горе, то гора идет к Магомету.
Перелет всей съемочной группы и актеров в Венецию стоил дешевле, чем сооружение новых декораций. Кэсс приходилось работать на износ. После бессонной ночи она явилась в офис Джека со всеми необходимыми документами, содержащими различные доводы и расчеты, и объявила всему персоналу о незамедлительном отъезде в Венецию. К безграничному удивлению Кэсс, Джек одобрил все ее предложения. Кэсс всегда удавалось блестяще справляться с делами в последнюю минуту. Рекордные сроки выпуска еженедельных телевизионных передач развивают в человеке такие способности. Полезным оказалось и ее умение не выходить за рамки бюджета. Она справилась с поставленной задачей, и это развеяло все сомнения в том, что она успешно закончит «Опасные желания». Она опять подумала о Джеке, сидящем за столом с выражением тупого удивления на лице. Одно только это уже было победой.
Когда же Кэсс по прибытии в Венецию обнаружила дюжину чайных роз в своем номере, она возликовала. Прилагавшаяся карточка гласила:
Красавица, я восхищаюсь тобой!
Удачи,
Джек.
И удача сопутствовала ей. Город сам по себе являлся великолепными декорациями, которые почти не надо было изменять под сценарий. Ей помогала сама природа – погода была прекрасной, и ни одного съемочного дня не было потеряно. Кэсс чувствовала себя как рыба в воде в новой для нее профессии продюсера художественных фильмов. Однако она немного давила на Рудольфо. Задача продюсера состоит в организации съемочного процесса и наблюдении за работой вообще, в то время как режиссер отвечает за игру актеров. Но Кэсс, как истинный художник, взвалила на себя обе роли.
Неподражаемое очарование, унаследованное ею от родителей, очень помогало в общении с актерами. Она словно гипнотизировала их, волшебным образом добиваясь такой игры, какую хотела видеть. Даже Челси стала более сговорчивой. Каждое утро она приезжала вовремя. Ее поведение стало спокойнее, нервозность исчезла. Она прекрасно справлялась с ролью Офелии, о чем не преминули сообщить все ежедневные издания.
Каждый день Кэссиди видела, как Челси изучала сценарий в перерывах между съемками. Челси выучила каждую реплику, каждый нюанс в характере героини и полностью вжилась в образ Офелии. Истеричка, которую Кэсс знала в Лос-Анджелесе, исчезла. Здесь, в Венеции, Кэсс познакомилась с новой Челси – Челси, обладавшей изящностью и мягкостью. Изменения были поразительными. Не раз Кэсс приходилось напоминать самой себе, что это была только игра. Возможно, Джек и Рудольфо действительно не ошиблись, увидев в Челси способную актрису. По крайней мере сейчас Кэсс готова была принести им извинения за свои былые сомнения.
В то утро Челси, как обычно, прибыла на площадку без пяти семь. Вцепившись в свой черный портфельчик, как если бы он был частью реквизита, она подошла к Кэсс:
– Освещение совсем не подходит.
Не дождавшись ответа, Челси взмахом руки отпустила обслуживающий персонал и швырнула сумочку на пол. Нахмурившись, она заявила:
– Свет слишком яркий. Я буду выглядеть отвратительно.
Она надула губки, но Кэсс понимала причину такого поведения. Челси действительно переживала, как она будет выглядеть на экране.
– Челси, – заверила ее Кэсс, стараясь не показывать раздражения, – ты выглядишь прекрасно, просто потрясающе.
– Ты просто успокаиваешь меня. – Челси только сильнее нахмурилась.
– Нет, я честно так думаю! – И это было истиной правдой. Челси действительно выглядела великолепно в то утро: красивая прическа, идеальный макияж и костюм, эффектно подчеркивающий и без того совершенную фигуру.
Но не только костюм и макияж делали ее столь неотразимой. Что-то сексуальное, обжигающее появилось в Челси. С легкой завистью Кэсс почувствовала, что и Рудольфо не преминул заметить эту «искру» в Челси.
Сразу после того как труппа разместилась в салоне самолета, эти двое ясно дали понять, что между ними что-то было. Кэсс не могла разобраться, ревнует ли она. Несмотря на их встречи в Нью-Йорке, она прекрасно отдавала себе отчет в том, что у нее не было никаких прав на Рудольфо. Были они с Челси любовниками или нет, никто не знал. О чем действительно сожалела Кэсс, так это о том, что интрижка между ведущей актрисой и режиссером может повлиять на съемки.
Иногда Кэсс задумывалась, не на нее ли были направлены их публичные проявления нежности и флирт. Тем не менее Челси действительно изменилась. Почти мгновенно она превратилась из невыносимой спорщицы в спокойную, сговорчивую актрису. Для Кэсс было совершенно очевидно, что в глубине души Челси была очень неуверена в своих силах. Поэтому Кэсс делала все возможное, пытаясь дать Челси чувство собственной значимости, – теперь никто не сомневался в том, что она станет звездой, и все обращались с ней соответственно.
К Челси была приставлена особая горничная, которая заботилась о ее одежде, туалетных принадлежностях и других вещах. Это была довольно молодая мексиканка, она работала в студии уже несколько лет и была известна своей замечательной ловкостью и способностью быстро справляться с работой. Каждый день она бегала вокруг новой звезды – развешивала костюмы Челси, поправляла макияж и беспрерывно подавала стаканчики с крепким дымящимся кофе.
Шли последние приготовления к съемкам. Челси освежали грим, Кэсс сидела рядом с ней, стараясь ее успокоить, и, когда через четверть часа Челси выпорхнула из гримерной, на ее лице светилась улыбка. По-профессиональному терпеливо ожидала она начала обычной суеты съемочного дня. И вот через несколько минут камеры были готовы, а режиссер давал последние инструкции техническому персоналу. Кэсс заняла свое привычное место позади камер.
* * *
– Мотор! – крикнул Рудольфо.
– Камера пошла! – послышался голос первого помощника режиссера.
– Катим… – прокричал в ответ ассистент оператора.
Раздался стук таблички: «Сцена пятьсот тридцать четыре. Дубль первый». Один из помощников, который держал табличку с записью номера сцены, записал на ней мелом цифры с объектива камеры. И деревяшка стукнула еще раз.
Рабочий день начался. Сегодня Челси приходилось ползать по «грязи». Густая смесь сухой глины и воды облепила ее руки и одежду, испачкала лицо. Сцену пришлось снимать в несколько дублей, и каждый раз ей приходилось смывать грязь и переодеваться, менять парик и поправлять макияж для того, чтобы начать все заново.
Ее партнер никак не мог правильно произнести свой текст, и Кэсс видела, как чувство безысходности постепенно овладевало Челси. Только надежда, что этот фильм сделает ее звездой, не давала Челси вспылить и уйти со сцены.
После очередного неудачного дубля Кэсс объявила пятнадцатиминутный перерыв.
– Ничего не получается! – Рудольфо, обхватив голову руками, тяжело вздохнул.
Кэсс пожала плечами и, как бы между прочим, заметила:
– Челси великолепна, но что же нам делать с ним?
Она кивнула в сторону Бенгино, молодого итальянского актера, который играл возлюбленного Офелии. Будучи популярным в Италии, в США он был практически неизвестен.
Джон, ассистент режиссера, был первым, кто нарушил тишину:
– Вчера мне пришлось поговорить с Бенгино насчет его отвратительной игры. Дело в том, что Челси совсем не нравится ему. Он даже не находит ее хоть сколько-нибудь привлекательной. Я напомнил ему, что вообще-то его работа состоит в игре, но при переводе моих слов, вероятно, что-то ускользнуло от его понимания.
В раздражении Рудольфо резко замотал головой:
– Сейчас мы уже не можем заменить его. Дело за тобой, Кэсс. Я думаю, тебе уже пора сотворить один из твоих фокусов над нашим сеньором Бенгино.
На его озорную, почти наглую улыбку Кэсс ответила вопросом:
– Ты думаешь, у меня не получится, правда?
Джон удивленно наблюдал за ними. Вскочив со стула, Кэсс подала Рудольфо свой текст сценария и подошла к Бенгино, занятому раздачей автографов у своего трейлера. Куда бы ни перемещалась труппа, всюду фанаты этого темноволосого молодого человека с экзотическими чертами лица и околдовывающей улыбкой следовали за ним. На этот раз стайка местных девушек, в основном продавщиц близлежащих магазинчиков, толпилась у сцены в надежде увидеть актера и, если повезет, получить автограф или даже поцелуй своего любимчика. Кэсс терпеливо ждала в стороне от толпы, встав так, чтобы Бенгино мог легко ее заметить. Когда он взглянул в ее сторону, она подозвала его рукой. Разочарованные поклонницы проводили его взглядом, полным слепого обожания. Некоторые даже посмотрели с ненавистью на темноволосую американку, укравшую их любимца.
Как только они отошли подальше, Кэсс заглянула в глаза молодой звезде. Ища подходящие слова, она теребила воротничок своей блузки.
– Бенгино, что я могу сделать, чтобы помочь тебе с ролью? – тихо спросила она и, помедлив немного, продолжила: – Ты когда-нибудь любил?
Нагловато усмехнувшись, парень ответил:
– Конечно, да. Я любил больше женщин, чем могу сосчитать.
Кэсс сняла солнечные очки и с сомнением посмотрела на него:
– Нет, я думаю, ты не понял меня…
Она глубоко вздохнула и обеими руками отвела назад спадавшие на лицо пряди волос.
– Я говорю не о сексе, нет. Я говорю о любви, которая полностью подчиняет себе разум и душу. Тебе знакомо это чувство, Бенгино? – Она сделала паузу, давая ему возможность ответить. Но ответа не последовало, и она продолжала: – Ты когда-нибудь был знаком с женщиной, один лишь облик которой заставляет тебя дрожать? Когда ты сходишь с ума от страсти, лишь посмотрев на нее? Когда ты думаешь о ней каждую минуту – мечтаешь дотронуться до нее, погладить ее волосы, поцеловать ее губы?
Глаза молодого итальянца были прикованы к пальчикам Кэсс, небрежно расстегивающим верхнюю пуговку блузки, обнажая ложбинку на груди. Потом взгляд актера переместился на талию. Кэсс отлично понимала, какое впечатление производит на этого мачо. Она продолжала играть в искусительницу, положив руки на бедра, обтянутые узкими белыми джинсами. Кэсс опустила глаза и тихо проговорила:
– Даже если ты закроешь глаза – не важно, где ты находишься, – ты все еще видишь ее, чувствуешь ее запах, чувствуешь ее…
Бенгино придвинулся к Кэсс так близко, что она почувствовала тепло его тела. Она мягко дотронулась до его воротничка, как если бы хотела смахнуть пушинку с плеча. Она дерзко положила руки на его грудь под тонкой рубашкой с короткими рукавами. Он тихо вздохнул, и Кэсс поняла, что он поддался ее чарам.
– Я нравлюсь тебе, Бенгино? – прошептала она.
Мужчина кивнул, и Кэсс продолжила:
– Запомни это чувство, как будто его отпечатали в твоем мозгу. Можешь? – Она легко сжала его руку, чувствуя скрытое внутри пламя.
– Si. То есть да.
Он внезапно перешел на итальянский, и это говорило о том, что его разум полностью оказался во власти охвативших его чувств.
– Можешь оказать мне маленькую услугу? – Она подняла голову, и их глаза встретились.
– В следующей раз, находясь на сцене перед камерами и обнимая Челси, перед тем как произнести текст, вспомни свои ощущения. – Она указательным пальцем дотронулась до его лба, а потом положила ладонь на его сердце. – Тут должна быть я.
По выражению лица актера и горящим черным глазам было понятно, что Кэсс завладела им настолько, что отныне он сделает все, что бы она ни попросила. Ей даже стало немного жаль его – на секунду ей вспомнилась всепоглощающая сила страсти. Только юные все еще верят в чудесную любовь с первого взгляда. Но сейчас больше не было времени на раздумья. Минуты неумолимо пролетали, а ведь ей во что бы то ни стало надо вовремя закончить «Опасные желания». Так что пускай он какое-то время побудет влюбленным.
– Ну, теперь давай вернемся к работе. – Она мягко направила его к освещенной солнцем съемочной площадке.
* * *
Остаток дня прошел отлично. Бенгино играл с такой страстью, что вся команда была поражена. Он превзошел всех актеров, даже Челси, которая была, как никогда, убедительна. В глазах ее светилось выражение полной отрешенности от реальности, она вся погрузилась в мир поэтического вымысла – и игра ее казалась волшебной. Лучи заходившего солнца, легкий вечерний бриз – все это было идеально для съемок.
– Продолжай снимать, – прошептала Кэсс Рудольфо, – лишние кадры мы сможем использовать в рекламе.
Рудольфо кивнул:
– Дух захватывает, правда?
– Это великолепно…
– Солнце почти зашло, – крикнул оператор, – хотите снять еще кассету, до того как свет совсем исчезнет?
– Хватит, – послышался голос Рудольфо.
Гул голосов наполнил съемочную площадку – актеры столпились у лотка с провизией в надежде выпить последний стаканчик кофе, пока не подойдет их очередь сдавать костюмы в гардеробную.
Рудольфо облегченно вздохнул:
– Я думал, этот день никогда не кончится!
Кэсс откинулась на спинку стула и провела руками по волосам:
– Возможно, это лучшее из всего, что мы пока сняли…
– Спасибо тебе, – ответил он. На какую-то долю секунды их глаза встретились.
– Как насчет тихого вечера в моем номере, только ты и я? Бутылочка шампанского, омары и потрясающий массаж? – спросил Рудольфо.
Кэсс улыбнулась, зная, что он просто хотел сказать ей приятное, и ей вдруг захотелось побыть рядом с ним.
– Я лучше откажусь, Рудольфо – сказала она, все еще сомневаясь. Все-таки правильнее будет держать дистанцию. Она не знала, что происходит у него с Челси, но считала, что лучше не воскрешать отношения с человеком, бывшим когда-то ее любовником. Она отлично понимала, что не стоит смешивать работу и чувства. Кэсс встала, собрала свои вещи и направилась к водному такси. Может, на сегодня со съемками и покончено, но еще столько осталось снять завтра и послезавтра и после послезавтра…
– А как насчет отснятого материала? – крикнул ей вдогонку Рудольфо. – Нам стоило бы посмотреть его вместе. Мы же команда, помнишь?
Кэсс остановилась как вкопанная:
– Да.
– Ладно, в семь вечера в твоем номере.
– Нет, Рудольфо. – Кэсс развернулась и ушла, даже не дождавшись его ответа.
* * *
Было уже почти шесть, когда Кэсс вернулась в отель. Она устала и проголодалась. Вечерняя поездка на водном такси немного оживила ее. Роскошные сады и потрясающая архитектура города действовали настолько расслабляюще, что было просто невозможно предаваться грустным мыслям в окружении такой красоты. На секунду великолепный отель «Киприани» приковал ее взгляд. Расположенный на острове Гуидекка в бухте Сан-Марко – самом центре Венеции, отель был местом паломничества всех богатых итальянцев.
Оказавшись наконец в свое номере, она небрежно бросила сумочку и блейзер на стул в гостиной, скинула туфли и включила диск Андреа Боселли. Слушая музыку, она просмотрела сообщения, которые консьержка передала ей в фойе. Четыре из них были от Роджера.
«Я позвоню ему утром», – подумала она, пытаясь высчитать разницу временных поясов Италии и Калифорнии. Кэсс в последнее время нравилось болтать с отцом о работе, но сегодня она была настолько измучена, что не смогла бы скрыть от него своей усталости. Он и так уже хотел прилететь в Венецию и привезти костюмы для актеров массовки, которые забыли в суете отъезда. Она понимала, что у него теперь стало слишком много свободного времени и он не знал, куда себя девать, но, к счастью, ей с Джеймсом удалось убедить его, что пересылка авиапочтой окажется значительно быстрее и экономичнее.
Она положила сообщения на туалетный столик и пошла в ванную, на ходу скидывая одежду. Открыла кран, медленно добавила лавандовое масло в струю воды. Включила джакузи, зажгла ароматические свечи и заколола волосы на затылке. Затем она погрузилась в ванну, позволяя теплой воде и маслу расслабить тело. Вскоре ей удалось полностью отрешиться от событий прошедшего дня.
Кэсс довольно улыбнулась. Она действительно стала настоящим создателем фильмов и больше не нуждалась в одобрении отца. Теперь она работала вместе с ним, а не на него.
* * *
Кэсс было решила прочитать еще одну главу из дневника матери, который теперь хранился в запиравшемся шкафчике в ванной, но глаза у нее слипались, и она не могла сосредоточиться.
Кэсс оказалось сложно увидеть прошлое глазами матери. Болезненные воспоминания и открытия мешали ей читать. Она пообещала себе разбирать по одной записи – отчете об одном дне – каждый вечер перед сном. Она хотела во что бы то ни стало закончить чтение дневника до возращения в Лос-Анджелес, очень уж многое хотелось ей обсудить с отцом.
Вчера вечером она узнала об интрижке Ланы с актером, чье имя названо не было. Кэсс казалось, что ее родители жили в свободном браке еще до того, как это стало считаться допустимым. У обоих были любовники – и чаще всего, что следовало из записей Ланы, ими пользовались как оружием в борьбе друг с другом. Но для Ланы эти отношения стали первой реальной угрозой ее браку. Она боялась, что ей придется выбирать между любовником и мужем. Каждая страница описывала страдания, каждое слово намекало на предательство.
