Текст книги "Суперзвезда"
Автор книги: Виктория Готти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
Мама была повсюду – в кресле-качалке, где любила сидеть, бесконечно любуясь детскими альбомами Кэссиди, на стуле у антикварного туалетного столика, где учила Кэссиди красить губы, у изголовья ее белой кровати, где они шушукались по вечерам.
Кэсс медленно и глубоко вздохнула.
«Мне только бы выдержать завтрашнюю встречу. Мы с папой поговорим, и я уеду домой. Меня ничто не держит, кроме желания попрощаться. Нечего мне здесь делать», – подумала она и, повернувшись к двери, выключила свет.
Еле слышно проходя через пустой холл, Кэсс снова почувствовала озноб. Она слышала, как деревья шуршат о стены дома, где-то вдали таяли звуки Лос-Анджелеса.
В холле было слышно, как отец ходит в своей спальне. Ну что же, он хотя бы может передвигаться, и нет никаких признаков присутствия сиделки или медсестры. Это значит, что Роджер, по крайней мере, пока не умер. Наверное, у него действительно был приступ, из-за которого Джеймс послал ей письмо, или… это какой-то план. Роджер всегда был непредсказуем, Кэсс не должна об этом забывать.
Вернувшись в гостевую часть дома, она забралась в постель и натянула одеяло до самого подбородка. Она пыталась согреться, долго ворочалась, пока наконец не забылась тяжелым сном.
* * *
Она сидит в смотровом кабинете. Глаза у нее заплаканы, она наблюдает, как медсестра готовится к внутривенному вливанию.
Вырываются слова:
– Я… совсем одна… мой ребенок… Я ждала… Он обещал.
– Да ты же шлюха, как еще это могло случиться? – Беверли Турмейн сердито уставилась на Кэссиди. – Вся в мать, такая же проститутка, ее повадки. Ты за это заплатишь!
– Пожалуйста, тетя Бев, я не хотела…
Спустя некоторое время Кэсс чувствует, как врач забирается в нее руками. Сжимает, скребет и вытягивает. В комнате звучат голоса, но лиц она не различает. Все кружится, уплывает в туман. Над головой яркий свет, и вдруг рядом появляется Том. Потом его образ исчезает. Она остается совершенно одна.
* * *
Она проснулась, или это все еще сон? Голова будто приросла к подушке. Снова в коридоре чьи-то шаги, звук усилился, они все ближе. Кэсс поднялась на одном локте, ожидая стука в дверь. Шаги остановились и начали удаляться.
Потом она услышала, как сильно хлопнула дверь внизу, а через секунду послышалась музыка. Такая знакомая, такая жуткая. Она мысленно пропела слова: «Давным-давно, в стране далекой…»
* * *
Он высадил ее под утро напротив «Беверли Уилшайр», где она остановилась. «Это временно», – напомнила себе Челси. Скоро ей придется отсюда съехать, потому что менеджер попросит уплатить за проживание. Но сейчас ей надо сделать несколько звонков.
Как только Челси увидела заголовок в газете, она так разволновалась, что решила отменить встречу с режиссером, которую запланировал ее агент, и вместо этого сделать один важный звонок. Мысли ее путались, психофармаколог предупреждал, что она не должна пугаться. Ей придется, наряду с депакотом, принимать транквилизаторы в течение нескольких дней. Этот новый антидепрессант меньше действовал на внутренние органы, но хуже справлялся с перепадами настроения, чем те лекарства, которые она принимала раньше.
В состоянии возбуждения в ней просыпались сверхчеловеческие способности. Она могла рисовать картины, сочинять песни, создавать романы и работать в студии без устали сутки напролет. Она забывала поесть. Сон был совершенно не нужен. Чем сильнее одолевала ее болезнь, тем лучше работало тело и мозг, требуя новой дозы лекарства. Во время обострения она могла накупить драгоценностей, одежды, туфель и всякой ерунды. Когда болезнь отступала, ей приходилось возвращать все обратно в магазин, чтобы получить потраченные деньги. Удивительно, почему продавцы до сих пор ничего не заметили, наверное, даже в самом тяжелом состоянии Челси удавалось манипулировать людьми. Во время приступов она могла делать все так, как было нужно ей. В основном она подчиняла своей воле мужчин. В такие периоды она не могла насытиться сексом, и тогда она встречалась сразу с двумя или с тремя мужчинами в день. Иногда ей слышался голос матери, пронзительно вопившей, что она дитя дьявола, что она проклята, в нее вселился злой дух. Но Челси не обращала на него внимание и даже вела список мужчин, с которыми встречалась. Мужчины всегда были моложе ее, и в каждом из них было что-то особенное. Ее не интересовало, откуда они взялись, это был просто секс, потому что мужчин надо использовать.
Были дни, когда эти ощущения обострялись, превышая то, что она считала своим обычным состоянием. Она начинала грезить, ее галлюцинации складывались в целые сценарии, в которых участвовали воображаемые люди. Иногда эти сцены содержали пытки и убийства, и она съеживалась под одеялом, парализованная своим собственным воображением. Время от времени она приходила в бешенство – могла поранить себя или пугала прохожих, если это случалось на улице. Когда Челси впадала в такой психоз, она уже не могла без помощи врача и лекарств вернуться в реальность.
Случалось, что она попадала в травмпункт, не добравшись до своего врача в «Кедас синей». Когда такое случалось, на помощь ей приходил психиатр. Он всегда начинал с традиционных слов: «Вы должны начать принимать литонат или халдол. Эти психотропные препараты нового поколения были менее токсичны. Но Челси не хотела принимать лекарств. Состояние возбуждения обычно сменялось апатией: ей ничего не хотелось делать, жизнь становилась серой, она больше не ощущала себя необыкновенной женщиной, ее сексуальность угасала, наступала тоска.
Сегодня она была возбуждена как никогда. Известие о болезни Турмейна сильно подействовало на нее – теперь она могла вернуться к разговору, который состоялся несколько месяцев тому назад в его офисе в «Десмонд». Она только ждала сигнала, чтобы осуществить свой план, а это был самый подходящий случай: он собирался умереть. Время снимать сливки. Больше никаких малобюджетных фильмов. Особенно теперь, когда Эдвард не оставил ей ничего, кроме долгов.
Голливуд, страна грез и надежд, стал для нее адом. Челси припомнила все унижения, которые ей пришлось пережить с тех пор, как она покинула восточный Лос-Анджелес. Какие грандиозные планы строила та маленькая девочка, как высоко парили ее мечты. Она так хотела быть замеченной, добиться чего-нибудь в этом фантастическом городе, это желание разъедало ее изнутри, словно ржавчина. Но случилось, что она стала шлюхой – нет, поправляла она себя, куртизанкой. Она хорошо знала разницу. Шлюхам редко удавалось пробиться. Они тратили деньги на наркотики и жадных сутенеров. Куртизанки спали только с богатыми, преуспевающими, влиятельными мужчинами, использовали их деньги разумно и жили, играя по своим правилам. Куртизанок не унижали и не оскорбляли, и со временем некоторые из них даже вошли в историю.
Челси не сомневалась, что ее судьба изменилась в тот день, когда она родилась и кто-то подменил ее, дочь голливудских аристократов, на незаконнорожденного ребенка Марии Хаттон. Тогда у нее не было выбора. Она была обречена на годы унижений, но теперь этому пришел конец.
Челси знала о своей врожденной психической болезни, которая управляла ею, но она сопротивлялась – не признавая, скрывая ее, живя от приступа к приступу, ожидая того, кто бы подтвердил ее уверенность, что психическое нарушение лишь питает ее талант. Ей надо было добиться успеха. Она верила, что хаос, готовый спуститься на династию Роджера Турмейна, был отличным шансом. Она не знала, что именно произойдет, но в «Десмонд Филмз», королевстве Турмейна, появилась трещина, и она была готова проскользнуть туда во что бы то ни стало.
Челси, пройдя в спальню и заперев за собой дверь, достала газету и разложила ее на постели. Она хорошо помнила день, когда все выяснилось, всего несколько месяцев тому назад, сразу после того, как ее мать наконец-то умерла. До чего же долго она умирала, это тянулось месяцами, годами, не то что бедный Эдвард. Нет, Мария предпочла мучить Челси до последнего мгновения ее несчастной, жалкой жизни, прокашляв почти всю жизнь и умерев медленной смертью от эмфиземы.
Отец Том отслужил мессу по Марии и присутствовал на погребении, которое никто не посетил. Челси сперва хотела просто сжечь все, что осталось после матери, но передумала, надеясь, что Мария припрятала среди бумаг в спальне свою страховку.
Страховки Челси не нашла, но отыскала кое-что получше.
18 февраля 1987 г.
Лоренсу Хиббелю, эсквайру.
Касательно Марии Хаттон, Ливанский госпиталь.
Тщательное изучение записей рождаемости за апрель 1966 года показало, что существует лишь одно лицо, которое может быть биологическим родственником Челси Хаттон. Ее биологическая мать – миссис Лана Турмейн, к настоящему времени скончавшаяся.
Ее адвокат хотел бы уладить вопрос, не обращаясь в суд.
Пожалуйста, свяжитесь со мной как можно скорее.
Искренне ваш,
Чарльз Каплан,
поверенный Ливанского госпиталя.
Челси просмотрела всю переписку и документы, что лежали в той же коробке. Она нашла другое письмо из больницы с предложением уладить вопрос за 750 тысяч долларов. Еще Челси нашла около двадцати необналиченных чеков, сопровождаемых письмами от адвоката Турмейна, и в каждом письме говорилось, что деньги «предназначены для ребенка».
Челси содрогнулась, вспомнив свое ужасное детство – одежда с чужого плеча, пожертвованные кем-то игрушки, свирепые проклятия матери. Когда в газетах появились фотографии празднования шестого дня рожденья Кэссиди Турмейн, Челси была поражена каруселью у их дома. Мария безжалостно съехидничала: «Стало быть, мисс, вы полагаете, что вас могли бы пригласить туда лишь потому, что вы родились в тот же день. Неужели ты на самом деле думаешь, что сказочная принцесса Голливуда имеет с тобой что-нибудь общее?»
Эти три четверти миллиона долларов облегчили бы жизнь Челси. Челси изучила письмо из госпиталя, и в голове у нее начала складываться ясная картина. Ха! Чеки должны были заткнуть матери рот. Но эти люди не учли Бога, которому поклонялась Мария Хаттон, а также ее невероятную склонность к отрицанию.
Челси почувствовала, как у нее внутри все закипает, она знала, что сейчас ей станет плохо, несмотря на литий. Она села на корточки посреди разбросанных на кровати бумаг и оценила свои возможности. У нее появилось несколько идей. Разве Лана Турмейн не была замужем за Роджером Турмейном, знаменитым режиссером? Очевидно, он не хотел бы, чтобы его маленький секрет был раскрыт. И пока он не умер, надо действовать.
Челси вспомнила мечты юности, как она хотела избавиться от нищеты и той мерзости, что ее окружала, как она воображала себя маленькой богатой девочкой. И только подумать, она была настоящей дочерью Ланы Турмейн!
Через несколько часов Челси заснула на ветхой кровати Марии Хаттон прямо на куче бумаг и чеков. На следующий вечер она уже имела четкий план.
В восемь часов вечера лос-анджелесские Сенчури сити тауэрс уже почти опустели. Горело лишь несколько окон, так что Челси могла проследить, где работали уборщики. Адрес офиса Роджера Турмейна был всем известен. Она вошла в фойе и сказала охраннику, что у нее назначена встреча с Роджером Турмейном. «Я его дочь», – сообщила она, не называя своего имени. Охранник быстро сказал что-то в телефонную трубку, и Челси услышала возглас Турмейна. Весь Голливуд знал, что Турмейн не общается со своей дочерью. Охранник попытался ее остановить, но Челси быстро прыгнула в кабину лифта.
Дело было сделано. Халдон, который она приняла накануне, начал действовать. Челси вернулась к таблеткам, решив сохранить равновесие и на какое-то время подавить маниакальные настроения.
На тяжелых стеклянных дверях был золотом изображен логотип «Десмонд Филмз». Как только Челси приблизилась, прозвучал сигнал и замок открылся. Она вошла в дверь и прошла по коридору в северо-западную часть этажа.
– Кэссиди! – сурово произнес Турмейн из своего офиса перед тем, как она дошла до него. – Какая…
Челси услышала, как тихонько зашумели колеса кресла. Она почувствовала, что Турмейн приближается к двери. Замерев, Челси закрыла глаза и на минуту представила себе, что все складывается именно так, как она хотела.
– Какого черта!
Челси открыла глаза и увидела мужчину со страниц газет и журналов. Он был без пиджака, в бледно-розовой накрахмаленной сорочке, серых брюках и черных мокасинах с кисточками. Изучать дальше наряд мужчины не было времени, потому что взгляд его черных глаз заставил ее посмотреть ему в лицо. Она подумала, что очень похожа на него, но сказать ничего не успела.
– Кто вы? – прорычал он, сделав шаг в ее сторону. Она инстинктивно отступила.
– Я ваша дочь. – Челси попыталась достать документы из сумочки от «Шанель», но застежка не поддавалась. Руки не слушались и вспотели.
– Убирайтесь отсюда, юная леди. Я прикажу вас арестовать, немедленно, – произнес Турмейн уже за столом в приемной. Он явно собирался вызвать охрану. Челси собрала всю свою храбрость, силу и наглость.
– Пожалуйста, выслушайте меня. – Локоны ее медово-светлых, длинных волос прилипли к вспотевшему лицу.
Турмейн колебался. Затем более спокойно произнес:
– Пожалуйста, садитесь, я должен сделать один звонок.
Челси наблюдала, как этот всесильный человек садится за стол и что-то тихо говорит в телефонную трубку. Она не слышала слов, хотя находилась совсем рядом.
– Боюсь, что не знаю вашего имени, – сказал он, положив трубку.
– Меня зовут Челси Хаттон. – Она протянула руку для приветствия, и он ответил ей. Челси сидела в красном кожаном кресле с медной отделкой. Мягкая кожа нежно зашуршала о ее чулки, когда она положила ногу на ногу.
– Мисс Хаттон, – голос Турмейна был спокойный, тихий, – мой поверенный уже едет сюда. Но я хотел бы выяснить этот вопрос без свидетелей. – Он сделал паузу.
Челси подумала, какой он был мягкий, какой убедительный, даже обаятельный. Неудивительно, что Лана влюбилась в него. Лана Турмейн, ее мать. Сердце Челси замирало от одной только мысли об этом.
Роджер облокотился на массивный стол из красного дерева, и тут зазвонили сразу два телефона. Факс выбросил лист бумаги.
– Я хочу, мисс Хаттон, чтобы вы просто сказали мне, что вам нужно, а я постараюсь сделать то, что в моих силах, чтобы разрешить… – Он запнулся, подыскивая нужное слово. – Чтобы уладить это неприятное дело. Вы готовы ответить на мой вопрос?
Челси кивнула в сторону телефона, который все еще звонил. От этого звука у нее застучало в висках. Пора было принимать новую дозу транквилизатора и, наверное, последние на сегодня три капсулы литоната. Сперва она хотела отлучиться на минуту, но потом решила остаться с Турмейном.
– Нет, они сами замолчат. Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос, – сказал он.
Челси заставила себя не обращать внимания на раздражение, поднимающееся у нее в груди.
– Полагаю, что я здесь, чтобы прежде всего повидаться с вами, а затем… – Челси заметила, что волосы Турмейна были седые и у корней – в его красивых чертах не было ничего фальшивого. Он был по-настоящему красив. Челси почувствовала гордость. Она всегда мечтала, чтобы у нее был именно такой отец – богатый, преуспевающий, красивый, знаменитый, наконец-то ее мечта сбылась, это просто чудо. Внезапно слова Роджера прервали поток ее мыслей.
– Вы не моя дочь. Если вы будете продолжать эту шараду, эту наглую игру, я приму меры.
– Но вы не понимаете, – сказала Челси, вынимая бумаги из сумочки. Теперь она развернула папку, но он встал, ударил кулаком по столу и замахал рукой перед ее лицом.
– Кто научил вас этому?
Она поняла, что Роджер, как и все преуспевающие люди, имел немало врагов. Вполне возможно, что кто-то пытался ему навредить, вымогать у него что-то, задумал скандал – все, что угодно.
– Вы не понимаете. – Она хотела добавить «папа», но передумала. Нет, он пока не был готов признать ее. Она поможет ему постепенно принять правду.
По серому ковру коридора кто-то шел. В комнату вошел мужчина в возрасте Роджера.
– Что здесь происходит? – спросил он, откидывая со лба каштановые с проседью волосы.
– Спасибо, что быстро приехал. Мисс Хаттон, это мой адвокат, Джеймс Рентрю. Джеймс, может быть, ты уладишь эту… беду.
– Не принимай близко к сердцу, Роджер, – прервал его адвокат. – Возьми бутылку воды из холодильника. А я займусь мисс Хаттон.
Челси узнала его имя: так были подписаны все чеки, что она нашла. От того, как он произнес ее имя, она вся сжалась. От его слов ей стало больно, будто когти впились ей в плечо. Адвокат был высоким, симпатичным мужчиной, похожим на итальянца. Но, в отличие от Роджера, он казался более мягким и доступным.
Пока Челси пыталась сосредоточиться, Рентрю достал из портфеля чековую книжку, подписал чек и бросил его Челси. Чек был на сто тысяч долларов. Еще он протянул ей написанное от руки письмо, похожее на какой-то договор, – официальная бумага, чтобы избавиться от нее.
Челси понимала, что таким путем она ничего не добьется. Порвав чек и письмо, она наклонилась над столом, думая о том, как эффектно выглядит в декольте ее загорелая грудь.
– Оставьте себе, господин адвокат. Меня вы не купите, – сказала она и добавила про себя: «Никуда я не уйду». – Мне было просто любопытно, – старательно произнесла она, набросив на плечо ремешок от сумки. Движение это должно было сказать о решимости, которой она на самом деле не испытывала. – Если Роджеру Турмейну нечего скрывать, зачем вы пытаетесь откупиться от меня ста тысячами долларов? И почему он… вы… посылали по семь с половиной тысяч моей матери? – В глубине души она знала, что Турмейн не собирался выслушивать, что она никогда не знала своего отца. Не дожидаясь ответа, Челси повернулась, замерев ровно на столько, чтобы адвокат успел хорошенько разглядеть ее зад.
– Знайте, что она никогда не обналичила их, – бросила она, закрывая за собой тяжелую стеклянную дверь с золотым логотипом.
* * *
Челси вышла из ванной, накинула черную ночную рубашку от Валентино, затем прошла босиком к зеркалу и внимательно себя оглядела. В этот момент раздался стук в дверь. Она посмотрела на часы «Ролекс», подарок Эдварда. «Хотя бы это было настоящим», – вздохнула Челси.
Открыв дверь, она столкнулась нос к носу со своей десятилетней дочерью Изабеллой и ее гувернанткой Джесс, тридцатилетней польской иммигранткой, которую Челси наняла накануне родов.
Белла начала что-то говорить, она называла Джесс мамой, но Челси даже обрадовалась, что ее ребенок кого-то любил и был любим. Она была уверена, что рядом с Джесс ее дочери будет намного лучше, по крайней мере у нее будет шанс вырасти нормальным человеком. Изабелла воплощала все хорошее, что было в Челси. Когда Эдвард умер, Челси потребовалось время, чтобы разобраться с финансовыми проблемами, которые он им оставил, и ребенок ей сильно мешал. Она уговорила Джесс забрать Изабеллу к себе, и девочка до сих пор жила с Джесс в уютном домике на окраине Лос-Анджелеса.
– Челси… – заговорила Джесс, но Изабелла перебила ее:
– Не переживай, мамочка. Это была не ее идея. Я сама захотела прийти к тебе.
Белла была высокой для своего возраста и выглядела старше своих лет. Пышные золотые кудри спускались ниже пояса, выразительные зеленые глаза были широко открыты от возбуждения. Она, подумала Челси, была очень похожа на свою бабушку, великую Лану Турмейн. Она была такая же красивая.
– Прежде всего надо было мне позвонить, – резко произнесла Челси, даже не пытаясь скрыть гнев. Присутствие Беллы могло разрушить ее тщательно просчитанные планы долгожданной встречи с Кэссиди Инглиш. Теперь единственной надеждой Челси оставалась Кэссиди, и их встречу никак нельзя было откладывать.
ГЛАВА 7
Смятение, возникшее на Шато-Мармон, было вызвано не его дорогим костюмом за три тысячи долларов и не его исключительным обаянием; красивые точеные черты лица, черные волосы, выразительные изумрудно-зеленые глаза – все это было здесь ни при чем. Волнение было результатом его безграничной власти.
Он так же хорошо смотрелся и без дорогого костюма, что был на нем. У него не было ни громкого титула, ни политического положения, и тем не менее в его руках была власть, позволяющая влиять на президентов и генеральных директоров по всему миру. Для него не существовало недосягаемых персон, включая деятелей Уолл-стрит и вашингтонских политических титанов.
Джек Кавелли мог пить вино, обедать и блистать в самом аристократичном обществе. Он воспитал себя на литературе и искусстве, стал известным коллекционером современной живописи, покупал работы Ротко, Поллока и де Кунинга задолго до того, как мир признал их абстрактными экспрессионистами. Он бегло говорил на шести языках, включая французский, испанский, иврит, немецкий и арабский. Он играл в гольф только с профессионалами и в прошлом году победил на одном из крупнейших чемпионатов среди любителей в «Кантри клубе» в Беверли-Хиллз. Перечислять его достоинства можно до бесконечности. Как генеральный директор и основной держатель акций – у него было семьдесят процентов от всех акций «Колоссал Студио», – Кавелли мог позволить себе содержать несколько частных самолетов и дома по всей стране, включая Аспен, Ньюпорт, Сауф-Бич, Манхэттен и, конечно, Малибу. Кондоминиумом в Центр-Сити владела студия. Были еще местечко в Санта-Барта, вилла и коллекция старинных автомобилей. Его можно было охарактеризовать тремя словами: Всезнающий, Вездесущий, Всесильный.
В Голливуде он был самым опасным, влиятельным, безжалостным, умным и амбициозным человеком. В свои сорок девять лет он был закоренелым холостяком, но страстно верил в святость брака – это был единственный его недостаток. Джек был сложным человеком. Многие женщины положили свои сердца, судьбы, даже души на алтарь любви Джека Кавелли.
Так же как многие преуспевающие голливудские бизнесмены, Кавелли впервые прибыл на Западный берег с надеждой стать вторым Марлоном Брандо. Двадцать лет тому назад он был актером – хорошенький парнишка, поклонник Харрисона Форда, Джеймса Каана и Роберта Редфорда. Замеченный предприимчивыми дельцами, он снялся в тринадцати фильмах, получил за них двадцать миллионов долларов, и к двадцати девяти годам у него были уже два «Оскара».
Но Кавелли был достаточно умен, чтобы вовремя уйти. Он искал большего, его манили деньги.
В 1989 году «Десмонд Филмз», некогда часть тройственного союза самых доходных студий Голливуда, выпустила несколько дорогостоящих неудачных фильмов. За кратчайшее время акции компании упали с пяти с половиной долларов за акцию до доллара. Роджеру Турмейну нужны были деньги, и притом срочно. Когда Джек Кавелли позвонил ему и сказал, что готов помочь, Турмейн не колебался ни секунды.
Менее чем за три года «Десмонд Филмз» снова встала на ноги и оказалась рядом с «Мирамакс» и «Нью-Лайн Синема». Сейчас она была лидером, и Джек Кавелли намеревался сохранить ее положение. «Десмонд» была творческой студией, здесь, как только не станет Роджера, Джек мог творчески развернуться, мог проследить, чтобы талантливые люди создавали кинофильмы с бюджетами, которые недоступны независимым продюсерам. Об этих фильмах заговорят все. Ради этого можно списать несколько неудач «Десмонд».
Ничто не могло сбросить «Десмонд» или «Колоссал» с Олимпа киноиндустрии, и конечно же это не под силу курносому наследнику стареющего, заносчивого Роджера Турмейна, чья звезда уже катится к закату. Джонатана Турмейна надо держать на таком коротком поводке, чтобы он мог укусить лишь самого себя.
* * *
Прежде чем сесть за большой круглый стол, пятеро мужчин ждали, пока Джек займет свое место. Они двигались, как марионетки, – казалось, что стоит потянуть за веревочку, – и их ноги и руки зашевелятся. Эти пятеро были самыми могущественными адвокатами «Колоссал». На самом деле они вовсе не боялись Кавелли. Джек был достаточно уверен в себе и не нуждался в окружении льстецов и подхалимов. Субординация, которую они соблюдали, была результатом уважения, восхищения, инстинктивного преклонения перед силой – так стая ведет себя по отношению к вожаку. Если кто-то, от начальника до рассыльного, боялся Кавелли, это происходило оттого, что сотрудник не отдавал все свои силы «Колоссал», – это было все, что требовал Джек.
Он открывал каждое корпоративное собрание, даже ежегодные собрания акционеров, одними и теми словами: работа в Колоссал – образ жизни. В компании нет места бездельникам, симулянтам, притворщикам, льстецам или второсортным талантам. Окружавшие Джека люди молчали, они знали, что сейчас перед ними будут поставлены новые цели и задачи. Глава каждого подразделения старался слушать внимательно, чтобы быть уверенным, что он на все сто процентов готов отдаться решению следующей проблемы. Эти могущественные бизнесмены смотрели на своего умного, талантливого лидера, как на икону. Они обращались к Джеку Кавелли за советами и в профессиональных, и в личных вопросах, несмотря на то что он предъявлял к каждому самые высокие требования. Он не выносил двуличности и никогда не прощал неуважения.
Джек Кавелли сформировался в системе, которая использовала любые методы для создания магии Голливуда. Интуитивно он обратился к тому, что срабатывало в старой системе, и полностью освоил это. В начале его руководства «Колоссал» одна из ведущих актрис Холли Хейс, рыжеволосая красавица, которая справлялась с драматическими ролями так же легко, как с комическими, сумела расторгнуть контракт на три фильма по техническим причинам. Последующее судебное разбирательство, включая иск профсоюзов, члены которых потеряли работу из-за закрытия комедии, которая была уже в производстве, дорого обошлось студии.
Джек не мог оставить это без внимания. Он терпеливо ждал расплаты, которая пришла в облике дочери Холли Дэрил. Юная мисс Хейс снималась с другими представителями второго и третьего поколения звезд Голливуда – Бриджит Фонда, Дрю Берримор и братьями Шин. Такая же красивая и талантливая, как и мать, Дэрил подписала контракт на съемки в 13-недельном телесериале «Колоссал», который должен был стать второй «Бухтой Доусона». Но она даже не успела сделать пробный вариант. Спустя месяцы рекламы Джек приказал отстранить Дэрил – по техническим причинам. Она принимала наркотики, но это никогда не мешало ее работе. Однажды, когда предварительный вариант был готов и уже вышел первый эпизод шоу, Дэрил пришлось сдать анализ мочи – стандартный контракт предполагал такую процедуру. Анализ Дэрил показал, что она принимала наркотики. Все знали, что накануне вечером состоялось венчание рок-звезды Оскара Гранта с актрисой и топ-моделью Сьюзан Стар. На банкете были наркотики, немного кокаина, немного марихуаны – в общем, как всегда. Так звездная карьера Дэрил Хейз оборвалась, не успев начаться. В этом состояла месть Джека Кавелли, он не забывал старых обид.
* * *
Как только все пятеро уселись, метрдотель подал меню, предоставив лишь Джеку вариант с указанными ценами. Были заказаны напитки – минеральная вода всем, кроме Джека, который пил горячую воду с лимоном.
– Джентльмены, мы все знаем, зачем собрались здесь. Нет нужды ходить вокруг да около. – Джек, как всегда, говорил очень тихо, заставляя каждого наклониться к нему и сосредоточить свое внимание только на нем. Когда один из присутствующих с шумом пододвинул стул поближе к столу, все оглянулись на него. Джек продолжал:
– Роджер сходит со сцены. Он может поправиться, но никогда не сможет работать. Если уходит такой великий человек, это тяжелая утрата для всего мира кино, в том числе и для меня. Но надо учитывать интересы компании. Мы не можем позволить сыну Роджера Джонатану захватить «Десмонд». Слишком большой риск для «Колоссал». Кроме того, бюджет фильма «Опасные желания» сильно превышен. Нам нужен быстрый, безопасный план спасения фильма и последующего слияния «Десмонд» с корпорацией. Без Роджера надобность в «Десмонд Фильмз» отпадает. Я уверен – мы все уверены, – на карту поставлено слишком много.
Все закивали в знак согласия.
– Вы совершенно правы! – поспешил согласиться финансовый директор Фил Брофи.
– Я намерен собрать совещание директоров, – продолжал Джек. – Мы узнаем мнение каждого. В итоге кандидатура Джонатана Турмейна как преемника его отца будет отвергнута. Уверен, Роджер сможет предложить немало известных имен, хотя сроки очень ограничены…
Джек замолчал, оставляя вопрос открытым, словно сделал медленную подачу мяча. Кто из сидящих за столом поймает этот мяч и поведет его? Проницательные глаза скользили по лицам.
– В таких делах силен Спилберг, – произнес Джо Е. Лавин, новичок в этом совете. – Вспомните «Последнего императора». Возможно, у него есть протеже.
– Неплохо, Джо, – сказал Джек, – Мэнни, запиши.
Эммануэль Естевез, глава творческого отдела, сделал заметку в большом блокноте.
Джек отхлебнул из белой фарфоровой чашки:
– Я знаю одно. «Опасные желания» делает профессиональная команда, там каждый знает свое дело.
– Не говоря об Оскаре, – отозвался Мэнни.
– Верно. Поэтому давайте перейдем к делу.
Официант стоял всего в нескольких шагах от стола. Джек кивнул ему.
– Джонатан Турмейн – это большая проблема. Предлагаю держать его подальше от съемочной площадки.
Затем его взгляд обратился к официанту.
– Попотчуете нас? Умираю с голоду.
* * *
Она отвергла его… Убийство ее доставило ему неповторимое сексуальное наслаждение. Это было ни с чем не сравнимое ощущение. Мысли о том, что скоро он сможет вновь пережить это удовольствие, сильно возбуждали его.
Женщины всегда были его силой и слабостью. С самого начала он почувствовал восторг и необычайный прилив сил, который никогда не испытывал прежде.
Его, двенадцатилетнего сироту, совратила в приюте в Бруклине Лайза. В ней текла кровь латиноамериканцев и индейцев, ей было всего пятнадцать. Она затащила его в кладовку на кухне сиротского приюта и спросила, хочет ли он потрогать ее. Вконец перепуганный, он дотронулся до груди, и она оказалась на удивление большой. Потом Лайза направила его руку вниз, к талии, а потом под юбку. Он улыбался. Они оба улыбались. Он весь напрягся, подчиняясь воле Лайзы. Вот так все и началось, а закончилось, когда их поймала воспитательница.
Потом он остался один. Сестра Мария Елизавета приказала ему собрать пожитки и… убираться, сказав при этом, что его не примет ни одно другое заведение. Он был слишком аморальный, слишком порочный.
Когда он уходил из приюта, Кэрри, черная повариха, дала ему два бутерброда с арахисовым маслом и жесткое яблоко. «Не говори сестре», – предупредила она. Потом она протянула ему два жетона на метро и пятьдесят центов.
В первую ночь на свободе он спал в вагоне, прячась от дорожной полиции.
