Текст книги "Смерть в осколках вазы мэбен"

Автор книги: Виктория Платова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

И, кажется, первый раз в жизни меня это не раздражало, напротив, я была очень рада.

– Рассказывай, – мать поставила передо мной чашку с чаем, в котором плавал ломтик лимона, – что происходит? Почему ты закрываешься средь бела дня? Или поругалась со своим суженым и не хочешь его пускать?

– Вовсе нет. – Я отодвинула чашку. – Почему у тебя сразу такие мысли?

– Потому что я жизнь прожила, – парировала маман, поправляя безукоризненную прическу, – и многое повидала. Но учти, это ему даром не пройдет.

– Конечно. – Я нервно засмеялась. – Как бы мне хотелось, чтобы ты ему задала хорошую трепку, – но после этого всхлипнула, и слезы одна за другой закапали прямо на клеенку.

Мать отреагировала побыстрее боксера в среднем весе. Она моментально вскочила с места, подбежала ко мне, прижала голову к своей груди и принялась гладить по волосам, утешая и приговаривая, как утешала меня, когда я была маленькой. От материнской кофточки исходил знакомый запах духов, и я снова почувствовала себя маленькой девочкой. Раз мама рядом, она сможет отогнать все страхи, решить все проблемы. Я быстро успокоилась и перестала хлюпать носом.

– Иди умойся, – посоветовала мать, и я отправилась в ванную. – Теперь-то ты можешь сказать, что все-таки случилось? – встретила она меня.

Да, моя мама с годами совершенно не меняется. Никогда не успокоится, пока не выяснит все досконально. Поэтому я уселась за стол, придвинула себе чашку с остывшим чаем и сделала глоток.

– Не знаю, что это такое, – сразу предупредила я мать. – Я была дома, собиралась звонить на работу, а Герт только что ушел. Минут пять прошло, не больше. Потом, слышу, дверь открывается. Я подумала сначала, что это он вернулся. Позвала несколько раз, но никто не ответил. Я пошла в коридор, и кто-то выскочил из квартиры и убежал.

– И кто же это был? – Мать напряженно смотрела на меня.

– Я же говорю, что не знаю. Мужик какой-то влез в квартиру, но потом услышал мой голос и сбежал. – Я снова отхлебнула чай, но он показался мне каким-то безвкусным, снова замутило.

– Боже мой! – выдохнула мать. – Иди приляг, ты опять такая бледная. А я сама разберусь. В квартиру влезли… Влезли один раз, могут и в другой раз влезть. Сколько тебе говорила, чтобы поставила железную дверь, твою-то только ленивый не откроет. Все как об стенку горох. Но теперь-то убедилась?

– Железные тоже открывают, – резонно заметила я, но мать только отмахнулась.

– Так, – она решительно встала, – все замки сегодня же поменять на более надежные. Нет, прямо сейчас. А дверь поставим завтра, в крайнем случае, послезавтра. И даже не спорь со мной! – она повысила голос.

– Я и не спорю, – я вяло махнула рукой, потому что спорить с моей маман совершенно бесполезное занятие, ну, все равно что кактусы в Мексике голой рукой дергать – эффект тот же самый. – Не спорю. Замки, конечно, можно поменять, а дверь, наверное, все-таки лишнее…

– Это тебе кажется, что лишнее, а я говорю, что нет. Поэтому никуда сейчас не уходи, а замки я быстро поменяю.

Я прошла в спальню и плюхнулась на кровать. Когда это заявил бы кто-то другой, я бы сильно засомневалась, но если энергию моей дорогой мамочки применить в мирных целях, то можно легко построить гидроэлектростанцию где-нибудь в Сибири. Наверное, именно такие люди строили БАМ, Днепрогэс или поднимали целину. Упертые до последней степени и такие же целеустремленные. Наше поколение уже совершенно другое, и таких энергичных, как моя мамочка, считай, и не встретишь. Нет, наглых, конечно, всегда хватало. И сейчас их с избытком, но вот именно таких – целеустремленных, уверенных в своей правоте… Мы, пожалуй, более инертные стали, что ли? Или более равнодушные. Нет такой цели, что заставляла бы нас идти напролом и добиваться своего. Лучше полежать дома, лучше заняться чем-то приятным, чем необходимым. Как сказал один мой приятель-философ: «Благополучие здорово портит людей. Они становятся беззубыми». А ведь прав он, что и говорить.

Хлопнувшая дверь и раздавшиеся голоса возвестили, что маман уже вернулась, причем не одна. Это для других было бы трудно заманить к себе слесарей, у которых, как всегда, найдется какая-нибудь срочная работа. И пока им не пообещаешь на бутылку, и с места не сдвинутся. Но мама всегда умела с такими обращаться, и теперь они деловито ковыряли дверь, меняя замки. Мать заглянула ко мне в комнату, но, увидев, что я лежу с закрытыми глазами, тихонько затворила дверь. Мужики тоже стали шуметь меньше. Через полчаса они сообщили, что сделали все как надо, «в лучшем виде» и «хозяйка может принимать работу». Мать посмотрела, что они сделали, видимо, осталась довольна, потому что я услышала, как один из них прогудел:

– Спасибо, хозяйка. Ежели что понадобится, то сразу к нам. Все сделаем в лучшем виде.

– Хорошо, – благосклонно ответила мать.

Мужики попрощались и ушли. Мама тихонько заглянула в комнату, но я снова сделала вид, что сплю. Она не стала меня тревожить, закрыла дверь, еще немного повозилась в коридоре. Я услышала, как входная дверь осторожно захлопнулась. Все. Теперь можно окончательно успокоиться. Даже если неизвестный придет, то войти все равно не сможет – замки-то новые. Но вот интересно, а от старых замков у него откуда ключи? Насколько я помню, я никому их не давала. Одни у меня, еще одни у матери, а запасной комплект всегда лежал в ящичке трюмо. Герт нашел его и забрал. Признаюсь, что встречалась с разными мужчинами, но они как-то не рылись в моих вещах, ключами не пользовались. Тогда что же это получается? Не случайно же он подобрал ключи от моей двери?

Голову легче сломать, чем понять все происшедшее. Но какая-то мысль все время не давала мне покоя, какое-то смутное воспоминание. Ключи я не теряла… А вот и нет. Было один раз, лет пять назад, когда мы здорово перебрали в кафе «Сигурд». У меня еще тогда сумочка на пол свалилась, и все из нее высыпалось. Так несколько совершенно пьяных личностей помогали мне вещички собирать. В итоге нескольких своих мелочей, вроде помады, зажигалки, календарика, ручки, я так и не нашла, зато какой-то олух умудрился запихнуть мне туда пепельницу со стола, причем с окурками, и пачку неиспользованных салфеток с фирменным клеймом. Но вот ключей я тоже тогда не обнаружила, и мне пришлось на перекладных ночью добираться к матери.

Видя мое состояние, она воздержалась от комментариев, но утром устроила мне грандиозную выволочку, после которой я поклялась себе, что если еще раз потеряю ключи, то лучше буду ночевать на лестнице, а к ней не пойду. Ночевать на лестнице мне не пришлось, потому что я взяла комплект ключей у матери, поехала на работу, а там дядя Сережа Воронцов за каких-то пять минут изготовил мне дубликат.

Дядя Сережа, который пропал совершенно неожиданно несколько дней назад после нашего с ним разговора. Дядя Сережа, умелец – золотые руки, с легкостью мог бы изготовить не один комплект ключей, а сразу два. Но только зачем? Зачем ему это делать? Если я и встречала в жизни по-настоящему порядочных людей, то дядя Сережа как раз и был одним из них. Нет, он здесь ни при чем. И все-таки кто же это мог быть и что ему здесь понадобилось? Какая-то странная жизнь у меня стала. Загадка на загадке. И никак не могу понять, что к чему. Словно собираю головоломку, а она все время не выходит.

Я задумчиво уставилась на свои руки, будто их созерцание могло помочь мне ответить на главный вопрос. И, как это часто бывает, меня вдруг осенило, и, вскочив с кровати, я бросилась в коридор. Ну конечно, как же я сразу не вспомнила! Утром я оставила свое кольцо на маленьком столике в коридоре, камень на нем предательски шатался, и я опасалась его потерять. Кольца не было. Удивительно, но, помимо естественного в этом случае огорчения, я испытала сейчас еще и облегчение. По крайней мере, теперь можно не опасаться неведомой опасности, неизвестный посетитель был всего лишь вором.

Но ключи… Откуда же он взял ключи? Мог ли он найти их и каким-то образом вычислить мою квартиру? Невозможно. Но, собственно говоря, с чего я взяла, что он открыл дверь ключами? Ведь у профессиональных воров для этого имеется множество специальных приспособлений. Всяческие отмычки, например.

Я так задумалась, что до меня даже не сразу дошло, что в дверь кто-то настойчиво стучит. Ну вот, звонок точно приказал долго жить. Придется пойти и открыть, потому что новый визитер, похоже, не собирается оставлять меня в покое. Ну и денек сегодня выдался! А до вечера еще далеко…

Глава 21

-Ты что, милочка моя, совсем охренела? – набросился на меня Герт прямо с порога. – Просил же тебя, чтобы была готова к моему приходу. Или ты ничего не помнишь?

– Готова… к приходу… – Я ошарашенно смотрела на Герта, мучительно пытаясь сообразить, о чем это он толкует.

Наконец меня осенило. Он же перед уходом просил меня собраться, но за всеми этими событиями его просьба совершенно вылетела у меня из головы.

– Извини, – пробормотала я. – Сейчас оденусь. Тут такое было…

Я торопливо напяливала на себя одежду, так же торопливо объясняя Герту, что произошло. Он молча меня слушал, время от времени переспрашивая и вертя головой.

– Не нравится мне все это, – заявил он, когда я закончила свое повествование и была готова к выходу. – Не нравится, хоть тресни. Ладно, разберемся. А пока давай на выход, а то мы и так опаздываем.

– Куда опаздываем, Герт? – Я все еще не могла сосредоточиться.

– На кладбище, – отрезал он, возясь с новыми замками, – куда же еще!

– На кладбище… – Я обалдело уставилась на него. – Как на кладбище? Герт, что происходит?

Мой дружок хотел уже конкретно объяснить, что к чему, но, посмотрев на меня, передумал, сдержался и только махнул рукой.

– Ничего, малышка, – утешил меня он, – бывает, что разные подонки забираются в квартиры, считай, что тебе еще повезло. Попался бы какой-нибудь наркоман, который от дури своего имени не помнит, тебе бы пришлось гораздо хуже. Хорошо, что хоть он сбежал… Пошли, пошли, я тебе по дороге все объясню. И про кладбище тоже.

Герт не соврал. Признаться, смерть Алексея совсем вылетела у меня из головы, но теперь, сидя рядом с Гертом в машине, я жалела парня. Молодых всегда жаль. И умер он не по своей воле, а кто-то захотел его смерти. Молодой, талантливый, наверное, но какая-то мразь решила, что в этом мире ему больше нет места. Сейчас вообще такое время, что совершенно не знаешь, с какой стороны на тебя может обрушиться несчастье. А люди утратили всякую жалость. Что значит жизнь какого-то человека, да ничего… И с каждым годом становится все хуже. Найдется ли в городе хоть один здравомыслящий человек, который скажет, что он живет спокойно и не опасается за свою жизнь? Вряд ли. Может, где-то в глубинке такой человек и найдется… Хотя очень в этом сомневаюсь. Сейчас все на редкость перепуганы. Просто стараются как-то не думать о неприятном.

– Чего такая грустная? – Герт повернул ко мне голову. – Понятно, конечно, что не на вечеринку едем, но все-таки… Или переживаешь из-за сегодняшнего случая?

– Сразу обо всем думается, – призналась я.

– Вот что, подруга, – сказал Герт, останавливая машину недалеко от массивных чугунных ворот, – если не хочешь, то не ходи. Посиди здесь, а я побыстрее постараюсь уйти.

– Нет, – я покачала головой. – Не хочу одна оставаться. Ты иди быстрее, а я потихоньку за тобой. Здесь у нас бабушка похоронена, зайду к ней, а потом назад.

– Смотри не потеряйся, – напутствовал меня Герт и заспешил по дорожке.

Я медленно поплелась за ним следом. Какое-то странное ощущение. Что-то не припомню, чтобы я когда-нибудь была такой. Какая, странная неуверенность, словно и не я это вовсе. Подумать только, чтобы я когда-то в чем-то сомневалась или ощущала такой вот липкий страх! Напротив, моя драгоценная мамочка всегда ругала меня за излишнюю самоуверенность и прямоту. Уж чем-чем, а робостью я никогда не отличалась, всегда бросалась очертя голову вперед. Бывало, что и попадало мне за это, бывало, доставалось так, что искры из глаз сыпались и приходилось уползать в свою норку, поджавши хвост, чтобы восстановить силы. Но затем, гордая и самоуверенная по-прежнему, я снова бросалась в очередную авантюру. Если бы не это, моя жизнь стала бы совсем пресной, как у многих моих соседок-клушек, которые только и знают, что поджидать с работы пьяненького мужа да воспитывать сопливых горластых детишек. Бр-р! Я всего этого как-то умудрилась избежать. Можно сказать даже, что жила в некотором роде в другом мире. И неплохо, кстати сказать, жила…

Так. Я остановилась и бросила самокопание.

Навстречу мне плелись две бабки в черных платках. Понятия не имею, куда пропал Герт, но искать его не собираюсь. На меня всегда угнетающе действовали черные ямины, в которые мужики опускали гроб, люди, стоящие вокруг, надгробные речи. Больше всего давят на психику заплаканные и бледные лица родных. Остальные потом расходятся, а эти остаются со своим горем. Лучше уж прийти потом, когда время потихоньку залечит боль утраты.

Да, сначала это боль, тоска, а потом остаются воспоминания.

И чаще всего светлые. Как будто смотришь на старые фотографии.

И сейчас мне не хотелось идти за Гертом. Я видела этого Алексея всего один раз в жизни, и разговор наш был не слишком приятным. Зачем сейчас об этом вспоминать? Об этом и в таком месте, в такой день. Лучше пойду потихоньку, зайду к своей бабушке. Вот человек, о котором я всегда думаю с какой-то светлой грустью. Замечательный она была человек.

Самое странное, что моя мама, ее дочь, совсем на нее не похожа. С детства помню бабушку маленькой, худощавой, морщинистой, а моя маман – вся подтянутая, в строгих платьях и с высокой прической. Совершенно ничего общего. Но мама бабушку, такую простую и добрую, все же побаивалась. Бывало, начнет бабуля о том, о другом ее спрашивать и смотрит сердито, а мамуля теряется, смотрит, как провинившаяся школьница. Как нас с Мишкой это забавляло! Понятно, что при таких разговорах мы присутствовать не могли, но Мишка всегда пробирался к дверям гостиной, приоткрывал дверь и звал меня с собой. Однажды ему за такое художество и влетело по первое число, сначала от мамы, а затем и от бабушки. Меня, правда, карающая десница миновала, потому что я лежала в тот день с больным горлом в постели.

Мишка еще с неделю почесывался и на мои насмешки отвечал: «Подумаешь». Но бабушку он тоже любил и, пока она была жива, слал ей всякие гостинцы из Америки, звал к себе посмотреть на правнуков, приезжал на ее похороны. Да, бабушка у нас была мировая, что и говорить!

Но если я хочу навестить ее могилку, значит, мне сейчас нужно свернуть, чтобы пройти той аллеей с высокими рябинами, а там останется совсем немного. Не скажу, что мне так часто приходится здесь бывать, но маман у меня непреклонная. Хочешь не хочешь, а два раза в год, причем в любую погоду, мы сюда наведываемся. В день рождения бабули и в день ее смерти.

Сейчас многие ходят к умершим на Пасху, но мамочка не придерживается этого модного поветрия. Приходит за неделю, все убирает, а потом появляется на Родительскую.

В такие дни она меня с собой не зовет, да, честно сказать, я и сама не рвусь. Мать прекрасно справляется и без моей помощи. А вон, кажется, и бабушкина могилка. Я уселась на скамеечку возле памятника и призадумалась.

Теперь, конечно, возле могилок никаких столиков и скамеечек ставить не разрешают. Даже деревце люди посадить не имеют права. Только небольшой камень, даже без оградки, и все. Но здесь, в этом старом уголке, можно увидеть и оградки, и скамейки, и столики. А деревья какие вымахали! На некоторых полно перевернутых черных шапок – вороньи гнезда. Пробовали птиц стрелять, пробовали травить, бесполезно. Воронье тут было и будет до скончания века.

Я сидела на скамейке, смотрела на раскачивающиеся ветви деревьев, на осыпающуюся листву и думала о своем. Незаметно моя жизнь изменилась. Вроде бы все осталось по-прежнему, но, с другой стороны, я чувствую себя так, словно вошла в незнакомый пустой дом. Пустой, еще не обжитый, неуютный, который только дожидается своих хозяев. Похоже, что это как раз моя новая жизнь и есть. А может, старую бросать в этом случае не стоит, если новая такова? Да и шла я к этой новой жизни, прямо скажем, не слишком хорошим путем. То одно случится, то другое. И отнюдь не распрекрасные события. Наоборот. Из всего мрачного ряда выпадает только встреча с Гертом, хотя как знать…

Ведь, откровенно говоря, именно с него все и началось. Но я ведь могла отказаться, упереться тогда и не поехать с ним. Или вообще не попасть на ту остановку. Ведь предлагал же мне дядя Сережа переждать в редакции. Посидела бы часок, кофе попивая, в потолок поплевывая, глядишь, Пошехонцев с Лилькой прервали бы свою диванную любовь и ко мне бы присоединились. Так нет же, словно черт меня под руку толкал. Вот и оказалась я в нужном месте в нужное время, хотя, как глубокомысленно изрекает Лилька, это судьба, и никуда от нее не денешься, против нее и не попрешь.

Если уж суждено было нам с Гертом встретиться, то мы все равно встретились бы, раньше или позже, но это бы произошло. Так что нечего себя терзать, гадая, было бы – не было бы, и как говорила моя бабушка: «Если бы да кабы, да во рту росли бобы, и был бы тогда не рот, а целый огород».

Ладно, посидела здесь, успокоилась, страх этот противный прошел.

Я встала, попрощалась с бабушкой, как мать учила, посмотрела еще на деревья, на небо в рваных серых облаках и пошла потихоньку к аллейке. Но потом передумала и направилась короткой дорогой мимо памятников. Я шла и поглядывала на фотографии, на надписи, говорящие о двух вехах человеческой жизни. Вот человек родился, вот умер, а между этими двумя цифрами вся его жизнь уместилась. Что в ней было? Сколько горя, сколько радости?

Бывает, что на одном памятнике можно увидеть две фотографии. Он и она. Вот, пожалуйста. Чудно, но у них даже фотография общая. Суровый старичок, а рядом сухонькая старушка в платочке. Дата смерти. Ничего себе, они даже в один день умерли. Бывает же так. Не верится даже. Я наклонилась поближе к фотографии, чтобы получше рассмотреть их лица, но вздрогнула, потому что совсем рядом послышались раздраженные голоса.

Я пригнулась еще ниже, не хватало, чтобы меня заметили. А эти… Тоже хороши, нашли, где выяснять отношения. Но мужчина и женщина, похоже, не замечали ничего вокруг. Они прошли недалеко от меня, голоса стали удаляться.

Все мое спокойствие как-то разом улетучилось. Навалилась какая-то смутная тревога. Почему они так здесь разговаривали? Не нашли, что ли, другого места? Понятно, что это совершенно не мое дело, но мне до жути захотелось на них взглянуть.

Просто посмотреть на этих людей, которым наплевать на то, где они находятся. И я отправилась за ними следом.

Шла я тихонько, ориентируясь по голосам и стараясь, чтобы меня не заметили. Но впереди показался небольшой просвет, пришлось остановиться. Нужно было обойти говоривших немного сбоку, что я и сделала. Теперь, если выгляну из-за памятника, то смогу увидеть тех двоих. Я выглянула. Но тут же опустилась прямо на землю, потому что ноги перестали меня слушаться.

Диана, вся в черном, разговаривала с художником-авангардистом Ивановым и яростно что-то ему втолковывала. Эти двое здесь, они все время были рядом с этими убийствами. «И в Москве он был», – обожгла меня резкая мысль. Но о чем, о чем, спрашивается, они могут разговаривать? Что они выясняют? И не похоже, что эти люди только что познакомились, напротив, так могут выяснять отношения только те, кто хорошо и давно знает друг друга.

Я сидела возле памятника, стараясь рассмотреть их сквозь заросли травы и напряженно прислушиваясь. Нет, слишком далеко, ничего нельзя разобрать. Если бы они подошли поближе, или мне удалось бы к ним подобраться… Вот, опять если бы да кабы… Невозможно ни то, ни другое. Ладно, ничего с этим не сделать. Но вот интересно, откуда Иванов знает диву, и почему он об этом ни разу не обмолвился? Хотя, с другой стороны, он совершенно не обязан был об этом говорить. С какой стати? Видно мне было чертовски плохо, и я решила привстать. Так. Уже лучше. Но что это? Художник сгреб Диану в охапку и трясет ее как грушу. Вот так дела!

Что такое она умудрилась ему сказать? Но Диана тоже не оставалась равнодушной, она вырвалась и отступила на пару шагов, а потом начала смеяться. Ненормальная, не иначе! А у художника был жалкий вид, своим смехом она полосовала его как плетью. И что-то добавила при этом совсем тихо. Он вздрогнул и вскинулся, а потом залепил ей такую пощечину, что модель еле на ногах устояла. Вот те на! Договорились, называется. Многое бы я отдала, чтобы услышать их разговор. Ну что мне мешало подползти потихоньку поближе? А теперь хоть по голове бей себя от досады.

Диана замолчала. Она отступала от художника все дальше, затем повернулась и бросилась прочь. Но он не кинулся ее догонять, напротив, двинулся прямо на меня. Что же мне делать? Я растерянно заметалась, попыталась отползти и скрыться за соседними памятниками. Сзади послышались шаги, я хотела обернуться, но резкий удар по голове опрокинул меня в темноту.

Сколько времени я так пролежала, не знаю. Очнувшись, посмотрела вокруг. Никого поблизости не было. Ни посторонних голосов, ни шорохов. Я с трудом встала, потрогала болевший затылок. Похоже, что удалось отделаться только шишкой. Я небрежно отряхнулась и побрела к дорожке. Вот так денек! Кто бы мог подумать, что на кладбище можно увидеть такие сцены, а кроме того, получить по голове. И неизвестно, между прочим, от кого. Странно все это, странно и непонятно. Денег у меня с собой нет, сумочка осталась в машине, меня злодей тоже вроде бы не тронул. Тогда зачем по голове треснул? Или у него хобби такое странное? А может, я ему как женщина не понравилась? Когда подкрадывался, то думал – подойду, а как шарахнул меня да поближе посмотрел, так желание и пропало.

Я, спотыкаясь, добрела до ворот и остановилась. Все, не могу больше. Только теперь до меня стало доходить, что произошло. Ноги не держали, я вцепилась в ограду. Издалека накатывал гул, от которого закладывало уши, в глазах замелькали черные точки, а все звуки стали исчезать.

Снова я очнулась от того, что кто-то усаживал меня на сиденье.

– Отойдите, – услышала я голос Герта, – не видите, ей плохо?

– Пьяная, – предположил сварливый женский голос. – Налакаются вечно и прутся…

– Не пьяная, – возразил кто-то другой, – просто плохо стало. С кем не бывает…

– Да отойдите вы! – рявкнул Герт. – Друга мы сегодня хоронили, понятно? Но из нас никто капли не брал. Так что давайте отходите.

– Тогда понятно, – сказал сварливый голос. – Тогда все ясно.

Я приоткрыла глаз и попыталась приподняться и сесть поудобнее.

– Очнулась, подруга? – произнес Герт с явным облегчением. – Эх, не нужно тебе было ехать, это я виноват.

– Мне уже лучше, – выдавила я. – Ничего страшного.

– Оно и видно. – Он захлопнул дверцу и, обойдя машину, плюхнулся на водительское сиденье. – В зеркало на себя посмотри, бледная, аж зеленая.

– Мне бы сигаретку, – попросила я, – сразу все пройдет.

– Ага, сигаретку, – Герт мотнул космами, – и тебя тут же стошнит прямо в машине. Хотя, может, ты и права, вдруг полегчает. Держи. – Он перегнулся назад, пошарил на сиденье и бросил мне на колени мою сумочку. – Хрен с тобой, кури.

Я затянулась, но Герт оказался прав. Не прошло и минуты, а мне уже потребовалось открыть дверцу. Какое счастье, что мы не успели отъехать. Но мне и в самом деле стало получше. А Герт терпеливо ждал.

– Помогла тебе сигаретка? – спросил он. – Что-то с тобой не так.

– Все в порядке, – попробовала возразить я. – Все объясню, водички бы сейчас.

– Водички – это хорошо. Так чего же мы стоим? Давай закрывайся, сейчас в ближайшем ларьке минералки возьмем.

То ли от свежего ветра, то ли еще от чего, но мне значительно полегчало, а когда я выпила немного минералки, вообще все прошло. Герт не приставал ко мне с расспросами, и я была ему за это благодарна. Но когда подъехали к дому, то настроение у меня снова резко ухудшилось. Это надо же, сколько всего произошло за один день. Герт уже подошел к дверям, а я все еще плелась следом.

– Что за черт! – Он пытался открыть дверь. – Утром звонил, звонил, сейчас стою тыркаюсь. Что с замком случилось?

Я достала из сумочки ключи и открыла дверь.

– Я же тебе говорила перед уходом, что пришлось поменять замки, – сказала я, бросая сумочку на трюмо и отправляясь в ванную. – Или ты забыл?

Герт растерянно вертел в руках ключи и смотрел на дверь.

Пока я плескалась в ванне, приводя себя в порядок, он все же закрыл дверь, протопал на кухню и поставил чайник. Я застала его сидящим за столом. Он подпирал голову руками и мрачно смотрел в чашку.

– Садись, – сказал он, не поднимая глаз, – нам есть о чем поговорить.

– Конечно. – Я присела. – Герт, я давно хотела тебе все объяснить…

– А объяснить тебе придется, – он протянул руку через стол и больно сжал мое запястье, – потому что мне надоели эти чертовы недомолвки. Ты меня поняла?

Герт говорил тихо, но бешенство в его глазах не сулило мне ничего хорошего. Я кивнула.