Текст книги "Смерть в осколках вазы мэбен"

Автор книги: Виктория Платова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Глава 18

-Перестаньте! – Я отстранилась. – Что за глупости?

– Простите, – Иванов немного смутился. – Просто я очень обрадовался, когда увидел вас здесь. Для меня эта встреча оказалась полной неожиданностью.

– Для меня тоже, – призналась я, – но это совсем не повод, согласитесь, чтобы вот так набрасываться на меня.

– Простите, – повторил он. – Что я могу сделать, чтобы вы перестали сердиться?

– Помогите мне выбраться отсюда, – попросила я, – а то я в три секунды заблужусь в этих пустых коридорах.

– Конечно, – он кивнул, – пойдемте.

И он повел меня по коридору, затем мы спустились по лестнице, миновали холл и снова спустились вниз.

– Здесь, в подвальчике, находится бар, – пояснил Иванов, – давайте немного посидим, отдохнем. Или вы торопитесь?

– Нет, – я посмотрела на часы. – Нет, пока не тороплюсь, а выпить чего-нибудь и в самом деле не помешает.

– Чудесно, – подхватил Иванов. – Это замечательно.

В баре, как во всем здании, было пусто.

– А вы сами-то что здесь делаете? – поинтересовалась я.

– Я приехал в Москву, – спокойно ответил Иванов, отпивая из бокала, – когда начались Дни корейской культуры. Дальний Восток интересует меня давно, и я всегда бываю здесь, если приезжают японцы, китайцы, вьетнамцы, корейцы. В общем, мне нравится, когда Дальний Восток становится чуточку ближе. Кто-то с ума сходит по Америке, подавай ему все западное, кто-то ищет экзотику на Ближнем Востоке, а меня вот интересует Дальний. А что в этом плохого?

– Вообще-то ничего, – призналась я. – Помню, как на выставке вы много интересного мне рассказывали. Дальний Восток, наверное, затягивает?

– Не то слово, – кивнул Станислав. – С каждым разом ты чувствуешь, что он открывает тебе все новые и новые тайны. Становится ближе и понятнее. А знаете, Леда, все люди, по большому счету, делятся на три категории. Одни органически не могут принимать чужую культуру, она кажется им непонятной и безобразной. Такие люди могут существовать только на своей почве, среди своего народа, пользуясь только своим языком. Все остальное для них по-настоящему чужое, и они его решительно отвергают. Другая категория – это те, кто воспринимает чужую культуру как данность. То есть своя культура близка и понятна, а из другой можно взять что-то полезное для себя. Но она все равно остается чужой, и относиться к ней можно только равнодушно. А вот третья категория – это те люди, что готовы принять чужую культуру, они не считают ее неприемлемой для себя, напротив, стараются как можно больше взять из нее, чтобы обогатить свой внутренний мир.

– Вы относитесь именно к третьей категории, – проговорила я. – Можно даже и не сомневаться.

– Вы тоже, – ответил художник, – хотя, возможно, сами еще этого не понимаете. А знаете, как можно легко распознать людей всех этих трех категорий? – Он сделал паузу.

– И как же? – поторопила я его. – Не тяните.

– Легко, – он улыбнулся. – Первые никогда не могут правильно произнести чужое имя или чужое название, обязательно исковеркают. Вторые могут и не ошибиться, но при этом будут смеяться, а вот третьи с легкостью произносят даже самые трудные имена и названия, и смеха у них это не вызывает.

– Ну и теорию вы разработали. – Я смеялась. – Конечно, за отсутствием чего-то лучшего сгодится и эта, но мне кажется, что вы слишком категоричны в своих выводах. Все может оказаться и совсем не так.

– Вероятно, вы правы, – он засмеялся вместе со мной, – но знаете, Леда, я ведь не на пустом месте построил свою теорию. Это результат многих лет наблюдения за людьми.

Давайте еще выпьем? – предложил он и, не дожидаясь моего согласия, отправился к стойке.

– Так вы, значит, еще и за людьми наблюдаете, – этими словами я встретила его, когда он вернулся, – и делаете это, наверное, исподтишка, чтобы они ничего не заметили. Вы, оказывается, вуаерист, мистер.

– Все люди в какой-то степени вуаеристы, – ответил он, забирая мою руку и чуть сжимая пальцы, – а что в этом плохого? Мы смотрим на других, оцениваем их, чтобы лучше понять самих себя.

– Ой, – я притворно сморщилась, – только не надо меня грузить всей этой философией! Давайте поговорим лучше о чем-нибудь приятном. Или интересном. Или смешном. Вы знаете какую-нибудь смешную историю?

– Знаю, и немало, – он кивнул. – А может, мы с вами будем чередоваться? Так, бокалы почти пусты, надо их снова наполнить.

– Я пас, – для верности я прикрыла рукой пустой бокал. – Мне еще ехать, а в пьяном виде, согласитесь, это весьма тяжело. Особенно когда трясет и мотает.

– Ехать? – Художник с удивлением посмотрел на меня.

– Конечно, – я кивнула. – В Москве мне больше делать нечего, поэтому, – я посмотрела на часы, – через пару часиков я отбываю в родной Питер.

– Уже? – огорчился художник. – А вам обязательно нужно уезжать? Может, все-таки задержитесь? Мы бы погуляли вечером по Москве, а потом…

– Что потом? – спросила я. – Бегали бы, высунув язык, в поисках места в гостинице?

– Зачем же? – Он улыбнулся и кончиками пальцев коснулся моей щеки. – Я же говорил вам, что сам коренной москвич и в Петербург переехал всего несколько лет назад. Здесь у меня осталась квартира родителей. Поэтому мы отлично сможем устроиться там.

Вот только этого мне не хватало! Только этого! Ночь в чужой квартире, да еще и с чужим мужиком, который, видимо, не станет разводить церемонии, а прямо и конкретно приступит к делу. То есть к моему телу. Нет уж! Не скажу, что я такая уж святая и всего одного мужчину знала, десятка три наберется за всю мою сознательную половую жизнь, но сейчас меня как-то на других не тянет, тем более что Герт всегда под боком. В последние три года отошла я от всех этих скоропалительных романов. Не нужно мне приключений на свою… Ладно, что он там распинается?

– Вы только не подумайте, Леда, – Иванов завладел обеими моими руками, – что я делаю вам какое-то непристойное предложение. Напротив, я отношусь к вам с уважением. Вы вообще можете остаться там одна, а я переночую у кого-нибудь из родственников.

– Только этого не хватало! – вырвалось у меня.

– Я готов выполнить любое ваше желание. – Иванов слегка сжимал мои руки. – Вы согласны?

– Нет! – Я резко освободилась. – Я обещала Герту, что вернусь сегодня вечером, и менять свои планы мне совершенно не хочется. Простите, если я вас обидела.

– Ничего, ничего, – заверил меня авангардист. – Это вы меня простите.

– Ничего, – сказала я. – Но сейчас я бы хотела покинуть вас, чтобы привести себя в порядок. Носик попудрить, сами понимаете.

– Дамская комната на втором этаже, – подсказал Иванов, – как выйдете в холл, сворачивайте направо и идите по коридору до конца. А я подожду вас в вестибюле.

– Не стоит, до свидания, – быстро произнесла я и, подхватив сумку, поспешила к выходу из бара.

Я точно следовала указаниям Иванова, но, наверное, что-то все же перепутала. Коридор не просто сворачивал вправо, он делал это несколько раз, а в конце никакой дамской комнаты не было, напротив, была лестница, ведущая вверх. Ладно, поднимусь туда, может, там она и должна быть.

Но лестница вывела меня к галерейке, откуда я рассматривала панно. Ну не идти же мне к этому Паку, чтобы он объяснил мне дорогу. Мне и одного разговора с ним вполне хватило. Мое дело вообще маленькое. Карчинский попросил меня передать вазу и письмо, что я и сделала. Стоп! Письмо! Чертово письмо, про которое я и не вспомнила. Нет! Как раз вспомнила. Хорошо еще, что не в поезде, когда он уже подъезжал бы к Питеру. Вот было бы дело! Так, придется извиниться перед этим нахалом и отдать ему письмо. Какое счастье, что меня задержал Иванов, иначе я давно бы отсюда убралась и про письмо точно не вспомнила бы.

Вот и знакомый коридорчик, а за ним приемная. Пустая по-прежнему. И дверь в кабинет приоткрыта. Может, Пак уже ушел куда-нибудь? В этом случае я просто оставлю письмо на столе и сама потихоньку уйду. Отличная мысль, на удивление все хорошо складывается.

Я осторожно приоткрыла дверь и заглянула в кабинет. Никого. Просто чудесно. Все так же осторожно, стараясь не шуметь, я вошла внутрь и приблизилась к столу. Но все мысли тут же вылетели у меня из головы, когда я увидела в углу груду черепков. Разбитая ваза! Та самая ваза, которую меня просил доставить сюда Карчинский и которую я везла с такими предосторожностями. И сомнений у меня никаких не было в том, что это та самая, потому что черепки покоились на мягкой бумаге розовато-кремового оттенка. Именно в нее и была завернута моя ваза.

Моя ваза! А этот придурок ее разбил! Уничтожил такую красоту! И как только рука поднялась?! Зачем, ну зачем он это сделал? Я в растерянности стояла посреди кабинета, глядя на груду черепков, но тут громкий и резкий голос прервал мои размышления.

– Ты всегда так долго возишься? – спросил резкий голос с очень сильным акцентом.

– Сейчас иду, – ответил ему низкий голос, показавшийся мне знакомым.

Конечно, это же голос Пака, с которым я разговаривала здесь какой-то час назад. Вот только уверенности и властности в нем поубавилось, наоборот, появились подобострастные нотки. Как, однако, быстро меняется человек в зависимости от обстоятельств.

Я торопливо обернулась. Сейчас они войдут сюда, а я тут одна в кабинете. И ваза эта разбитая… Я замерла, но из приемной никто не появился.

– Не инде[26]26
  Иди сюда (корейск.).


[Закрыть], – нетерпеливо повторил голос.

Говорили где-то совсем рядом. И тут я заметила дверь, которая вела из кабинета в соседнее помещение. Что же я удивляюсь? Точно такая дверь была в кабинете банкира Ивлева. А соседняя комната, наверное, специально оборудована для отдыха. Не утерпев, наплевав на всякую осторожность, я подошла поближе. Что-то говорят, но что именно – непонятно. Да и на чужом языке, кажется. Жаль, что я не знаю корейского. И друзей у меня таких нет.

Есть! В мозгу что-то щелкнуло. У меня нет, но у Герта есть его приятель Юрка Ли из этого «Сада наслаждений», что ли. Когда мы там были, то его кто-то позвал на своем языке. Значит, он понимает. А мне что делать? Разве что записать это все. Хорошо бы не слишком все исказить. Я торопливо шарила по карманам, но вспомнила, что блокнот убрала в сумку. Теперь надо осторожненько открыть ее и достать незаменимое орудие производства. Я торопливо шарила рукой, но блокнот куда-то завалился. Вместо него я нащупала небольшой пластмассовый предмет. А это еще откуда? Я вытащила неизвестный предмет на свет божий и чуть по лбу себя не хлопнула.

Растяпа! Вот растяпа! Если в таком возрасте у меня склероз начался, то это весьма чревато. В руке я держала диктофончик, с которым отправилась по заданию шефа послушать веселых хохлов. Собиралась еще в редакции продемонстрировать всем украинский юмор, да как-то забыла. А вот теперь диктофончик здесь, и очень кстати!

Вот только слышно ужасно плохо. Я прижалась ухом к двери, но все равно с трудом могла разобрать лишь некоторые слова. Была не была! Я осторожно толкнула дверь. Она даже и не скрипнула, зато до меня стали доноситься отчетливые голоса.

– Я же все объяснил, – произнес Пак, – чего же вы еще хотите?

– Где художник? – закричал первый. – Что мне твои объяснения!

– Ка ай он да[27]27
  Он не придет (корейск.).


[Закрыть], – произнес Пак, стараясь говорить спокойно.

– Кы ге тён мари?[28]28
  Это точно? (корейск.)


[Закрыть] – Голос стал пронзительным.

– Е, – ответил глава Центра корейской культуры. – Кы сара ми тябло ай о гу тарым сарали понесо. Едя. Сиро васо савари мэбен[29]29
  Да. Он прислал вместо себя человека. Женщину. Она привезла вазу мэбен (корейск.).


[Закрыть].

– Кы савар?[30]30
  Та самая ваза? (корейск.)


[Закрыть] – немного спокойнее произнес первый.

– Ай. Тарын до понесо[31]31
  Нет. Он прислал другую (корейск.).


[Закрыть]. – Голос Пака прозвучал с вызовом.

– Хампане?[32]32
  А внутри? (корейск.)


[Закрыть] – Голос снова взвился.

– Ам буту абсо[33]33
  Ничего (корейск.).


[Закрыть], – неторопливо ответил Пак.

– Кы рен отыге комеда[34]34
  Он нарушил наш уговор (корейск.).


[Закрыть], – в голосе собеседника послышалась злость.

– Те он сарами хегенынга сава вата[35]35
  Нашелся лучший покупатель (корейск.).


[Закрыть], – насмешливо проговорил Пак.

– Не шути, – сказал по-русски первый. – Это ему даром не пройдет. Да и тебе тоже, если мы узнаем, что ты в этом как-то замешан.

– Я здесь ни при чем! – Пак теперь начал кричать. – Это не я с ним договаривался. Вы сами как-то на него вышли. А теперь пытаетесь все на меня свалить. Но я здесь совершенно ни при чем. И разбирайтесь с ним сами.

– Нет, – ехидно произнес голос. – Это тебе придется разбираться. Сегодня же пошли к нему человека.

– Сделаю, – ответил Пак.

Я отпрянула от двери и выключила диктофон. Интересно все-таки, о чем они говорили? Так. Некогда обо всем этом думать. Надо выбираться отсюда, и как можно быстрее. Но в дверях кабинета я задержалась. Из соседней комнаты опять стали доноситься голоса. Там о чем-то спорили. Не обращая на это внимания, я обогнула стол и наклонилась над грудой черепков. Возьму хотя бы один. А Карчинского надо будет предупредить о том, как поступили с его сувениром.

Мне повезло. Я почти не думала о том, куда иду, поэтому вышла правильно и очутилась в холле. Там было несколько женщин, и я бросилась к ним.

– Скажите, пожалуйста, – я постаралась, чтобы голос мой прозвучал как можно несчастнее, – где здесь выход. Я, кажется, заблудилась.

Женщины, похожие друг на друга, как две фарфоровые статуэтки, улыбнулись мне и закивали.

– Если вы здесь в первый раз, то трудно бывает сразу найти дорогу, – сказала та, что повыше.

– Ничего, – добавила другая. – Пойдемте, мы вас проводим.

И в сопровождении неторопливых корейских старушек я добралась наконец-то до выхода. Поблагодарив их, я отправилась ловить такси. Лучше на вокзале подождать, чем здесь.

Провалились бы они все! И этот Пак, и тот, другой! И Карчинский с его письмом! Опять письмо… Ну что ты будешь делать, а письмо-то я так и не отдала. Надо его хоть по почте отослать, что ли. Или отвезти назад в Питер и объяснить Карчинскому, что забыла его передать. Не убьет же он меня за это, в самом деле. А Иванов! Тоже хорош гусь. И таким может прикинуться, и другим. А еще в квартиру свою приглашал. Неужели он думал, что я соглашусь?

Наконец-то, кажется, повезло. Хоть один сжалился и притормозил. Как бы то ни было, а я его уломаю, чтобы отвез меня на вокзал. И где только сейчас разъезжает Йосик Ленперг, которого дорогая мамочка научила ко всем вежливо обращаться и который сам по себе знаток человеческих душ? Мне же попался небритый водила, который, даже не взглянув на меня, сразу бросил: «Триста рублей или не еду». Я согласилась и, со вздохом усевшись на сиденье, проговорила:

– На Ленинградский вокзал.

– Ладно, – буркнул дядька и за всю дорогу больше не промолвил ни слова.

Я расплатилась возле вокзала и вздохнула с облегчением. Не мешало бы поесть, но поезд отправляется через каких-то полчаса, поэтому искать буфет с сомнительной едой лучше не стоит. Перекусить я успею и в поезде. А еще лучше поесть дома, не умру же я за несколько часов. А для организма даже полезно немного поголодать. По крайней мере, не надо будет надрываться в спортзале.

Дорога прошла безо всяких приключений. Напротив, подобралась очень милая компания. Довольно бойкая бабуля, молодая девушка и парень-матрос, который ехал в отпуск. Парень сразу положил глаз на девушку, она тоже очень мило ему улыбалась. Бабка попалась веселая, разговорчивая, но не навязчивая. Она сразу принялась потчевать всех домашней снедью, которой, без преувеличения, можно было накормить роту солдат. Так что в дороге я не голодала.

Домой я завалилась уставшая, мечтая только о горячей ванне. Открыла дверь и остановилась на пороге. Герт обещал, что будет дома, но, похоже, его нет и в помине. А обещал-то… Вот гад! Придется самой что-нибудь соображать на ужин. Но это все потом, а пока божественная ванна, из которой меня не заставит выйти даже стихийное бедствие.

Почти час я нежилась и отмокала в горячей воде. Какая все-таки благодать! Памятник бы поставить тому человеку, который это чудо изобрел. Теперь я готова к завершению этого странного дня, осталось только перекусить немного и на боковую. А может, ограничиться стаканом сока? Есть ночью вредно. Еще как вредно! Ладно, только сок. Я запахнулась в халат и отправилась на кухню. Не включая свет, прошла к холодильнику и открыла дверцу. Вот он, мой сок. Как раз апельсиновый я и хотела. В кухне отчего-то пахло спиртным.

Чтобы не разбить в темноте чашки, я решила все-таки зажечь свет. А когда зажгла, то чуть не выронила пакет с соком и сама едва не хлопнулась в обморок.

Прислонившись сбоку к холодильнику, сидел Герт. Глаза закрыты, голова запрокинута. Я бы подумала, что передо мной труп, если бы не жуткий запах алкоголя, который вырывался вместе с его сиплым дыханием. Вот так номер! Не успела я уехать по делам, как он умудрился нажраться. Да еще и сел здесь. А если бы я не включила свет и коснулась его в темноте? Все, инфаркт был бы мне обеспечен. Поставив пачку с соком на стол, я стала думать, будить мне его или воздержаться. Но в это время он сам продрал глаза и уставился на меня мутным взглядом.

– Привет, Герт, – сказала я. – С пробуждением.

– Привет, подруга, – ответил он, еле Ворочая языком. – С возвращением.

– Я-то возвратилась, – проговорила я, – ну а ты с какой радости так нажрался?

– Горе у меня, – сказал Герт, – вернее, у нас.

– У нас? – удивилась я. – А что случилось?

– Нет, – он махнул рукой, едва не спихнув со стола пачку с соком. – У нас, значит, у рокеров. Одного парня убили, хорошего. Вот поэтому и горе.

– Парня? – я, не понимая, смотрела на Герта. – Какого парня? И как его убили?

– Помнишь, мы с тобой на концерт ходили, когда приезжал один бард из глубинки выступать?

– Помню. – Я кивнула. – Так это его, что ли?

– Нет, – Герт покачал головой, – другого. Но Лешка тоже был очень талантливый. Он еще весь вечер тогда крутился с этой стервой-моделью. Ну, помнишь, которая на выставке чуть не на помосте с вазами себя предлагала. Вроде у них даже, роман какой-то закрутился, а теперь вот убили его.

– Так это тот самый Алексей. – Я вспомнила хмурого парня, который на сейшене старался защитить от моих нападок Диану. – А его-то за что?

– Вот и мы все гадаем. Пожалуй, только за одно. Что не знал, как со шлюхами надо обращаться. Вот из-за нее-то все и произошло.

– Так, Герт, – я была настроена очень решительно, – две смерти подряд, и все рядом с Дианой. Сначала банкир, потом этот парень. Ты должен мне все рассказать.

– Поехали, – кивнул он.

– Куда поехали, – я вздохнула. – Ты на себя посмотри. Куда тебе ехать!

– Ты поведешь машину, – отрезал Герт, поднимаясь. – Едем в «Амальгаму».

Глава 19

Я была настолько ошеломлена сообщением Герта, что даже не подумала сопротивляться, когда он потащил меня в «Амальгаму». Что-то нехорошее было вокруг, нехорошее и непонятное. Одна смерть за другой, и все это вертится вокруг Дианы. Но не она же в самом деле убивает своих ухажеров. Понятно, после смерти банкира она могла и не очень расстроиться. Был один, появится и другой, лишь бы исправно платили деньги. Но рокер-то здесь при чем? Он познакомился с ней, предложил сниматься в клипе. А она, разумеется, согласилась. Что здесь такого особенного? Только то, что парня кто-то убил и этот кто-то вертится поблизости от Дианы.

Я вела машину и думала о последних событиях, а Герт угрюмо молчал, уставившись на дорогу. Наконец впереди показалось знакомое строение.

– Приехали, – сказала я, останавливаясь.

– Если еще кого-нибудь убьют, – вдруг сказал Герт каким-то бесцветным и усталым голосом, – я сам придушу эту шлюху. От подобной мрази землю нужно очищать без всякой жалости.

– Успокойся, Герт, – я попробовала образумить своего дружка. – Возможно, что она совсем ни при чем.

– Нет! – Его голос окреп, налился ненавистью. – Это как раз именно она во всем виновата. Это из-за нее убивают. Понимаешь?! Именно из-за нее, а не из-за какой-нибудь тети Моти. Кому-то очень хочется получить эту… шлюху со всеми потрохами, и он убирает всех, кто находится рядом с ней и мешает ему.

– Успокойся, – попросила я, – ты же ничего не можешь сделать. Если она виновата, будь уверен, рано или поздно она будет наказана.

– Это точно, – мстительно прошипел Герт. – И смерть ее не будет легкой. Эта тварь будет мучиться здесь, а потом еще и в аду, если только бог не забыл о нас.

Я почти с испугом смотрела на этого человека. Знала его много лет, видела в разных ситуациях, но таким… Видно, здорово его задела смерть Алексея, если он так говорит о Диане.

Герт, похоже, немного остыл, пришел в себя. Он потрепал меня по щеке и стал выбираться из машины. Я последовала за ним. Герт задрал голову, смотрел на звезды и вдыхал свежий сырой воздух.

– Как отлично вот так просто стоять на земле, дышать, смотреть, и вдруг по чьей-то злой воле лишаешься всего этого, и тебя больше нет на земле. Видишь, как бывает.

– Не надо, Герт, – снова попросила я, – не трави себя. Говорят, что хороших людей бог забирает к себе молодыми, потому что они ему тоже нужны. И они становятся ангелами, а потом живут среди людей и помогают нам, грешным, избежать разных несчастий. Часто же бывает, что человек чудом избежал гибели, и потом говорят: «Ангел-хранитель спас». А это именно такой ангел-хранитель, который был раньше человеком.

– Сама придумала? – спросил Герт спокойно, поворачиваясь ко мне. – Занятная выдумка, так и хочется в нее поверить.

– Не знаю, придумала или слышала от кого-то, но сколько уж лет в это верю. Как-то вдруг поняла, что душа есть, по-другому просто быть не может. Есть, и все! Вот тогда, наверное, и услышала от кого-то про ангелов-хранителей. Что-то запомнила, что-то сама додумала.

– Хочется верить в это, – Герт качнул головой. – По крайней мере не так тяжело о смерти думать.

В «Амальгаме», как обычно, было полно народу, жаждущего развлечений, но свободный столик все же отыскался. Герт быстро принес выпивку, но потом сказал, что перекинется парой слов с каким-то Знакомым, и слинял. А я опять осталась одна, как в тот памятный вечер, когда мы встретились с Гертом и сидели здесь, в «Амальгаме».

– Можно? – раздался рядом со мной хрипловатый голос.

Я обернулась и посмотрела на говорившего. Постарел, поседел, морщин прибавилось, но в общем и целом… А я ведь знала его. Когда-то мы с Мишкой, а потом и с Гертом бывали на его концертах. Он начал играть рок-н-ролл в Питере гораздо раньше Гребенщикова и Майка Науменко. Пожалуй, его можно было бы по праву назвать первым питерским рокером. Ну, или, по крайней мере, одним из первых. Он играл и с группами, выступал и в одиночку. Я знала, что вены на руках у него изрезаны и остались страшные шрамы. Одно время говорили, что он спился, потом говорили, что вовсе и не спился, а попал в психушку, третьи точно знали, что загнулся от какой-то дряни, большим любителем которой был. Четвертые знали уж совсем точно, что он рванул в Америку, женился там на богатой вдове и теперь торчит каждый день, почти не приходя в себя. Пожалуй, несколько лет о нем совсем не было слышно. Он не выступал сам и не появлялся на сейшенах. Хотя нет, кажется, я видела его у клуба «Ракета», когда выходила оттуда вместе с Гертом. Тогда я так и не смогла вспомнить, где встречалась с этим человеком, даже и не подумала, что это и есть Старый рокер. Но вот он стоит сейчас передо мной, живой и невредимый.

– Можно, – повторил он, – или мне лучше уйти? А то вы смотрите на меня, как будто увидели привидение.

– Садитесь, конечно, – я кивнула. – Просто удивилась немного, столько лет вас не встречала.

– Так вы еще и знаете меня. – Он хрипловато засмеялся и уселся за столик. – А вот я к старости стал плохо помнить разные события, и нашего знакомства, хоть убейте, не припомню.

– Мы незнакомы лично, – я улыбнулась, – но раньше я не раз бывала на ваших концертах. У меня и брат был рок-музыкантом, и приятель… В смысле, приятель и сейчас играет рок. Знаете «Серебряный век»?

– «Серебряный век» знаю, – он кивнул. – Они сейчас со всех сторон обласканы. Впрочем, вполне заслуженно. А кто из них ваш приятель?

– Герт, – ответила я, – но вообще-то я их всех знаю. Мой брат когда-то начинал с этой группой.

– Был, начинал… – Старый рокер посмотрел на меня. – Что с ним случилось?

– Ничего особенного, – мне хотелось избавиться от этого пристального взгляда, – Мишка уехал в Америку и сейчас живет там.

– Процветает или так перебивается? – усмехнулся Старый рокер.

– Пока вроде бы все благополучно, – ответила я.

Мне было непонятно, зачем он завел этот странный разговор. И Герт, как обычно, где-то пропадает. Как это все-таки похоже на него! Прийти куда-нибудь и бросить меня одну, мол, как хочешь, так и действуй, а мое дело – сторона. Вот и сейчас на меня свалился этот странный тип. И привычка у него странная – пристально смотреть на человека. Чувствуешь себя как-то неловко, хочется закрыться или спрятаться.

– А ты меня совсем не слушаешь, – Старый рокер легонько толкнул меня в плечо, – витаешь мыслями где-то.

– Нет, – я качнула головой, – я слушала. Но, наверное, и вправду задумалась.

– И о чем же ты думала? – Он все так же бесцеремонно разглядывал меня. – Или это секрет?

Лучше всего мне было бы промолчать, но кто-то словно тянул меня за язык.

– Я думала о жизни, о смерти, о вечном и преходящем, о том, что в мире красиво и что уродливо.

Старый рокер вздрогнул так сильно, что столкнул на пол стакан, который со звоном разлетелся на осколки.

– Интересно, – проговорил он, беря меня жесткими пальцами за подбородок и заглядывая прямо в глаза, – а почему тебя мучают такие мысли? Ведь ты еще очень молода и не отягощена разными преступлениями и грехами.

– Не знаю, – мне хотелось освободиться от жестких пальцев, – но вот почему-то думается об этом. Мне Герт рассказал о смерти молодого парня. Несколько дней назад я видела его на сейшене, а теперь его нет… Странно как-то получается… Любого человека жалко, когда он умирает, но молодого…

– Ты говоришь о себе, – он наконец-то отпустил мой подбородок, – ты молода и тебе самой страшно умирать. Вот поэтому ты и думаешь об этом.

– Нет! – резко возразила я. – Мне хотелось бы знать, за что его убили.

– А кто это сделал, тебе не хотелось бы знать? – Тяжелый взгляд словно придавливал меня к земле.

– Хотелось бы, но это даже меньше. Кому он, спрашивается, мешал? И что он такого сделал, что его нужно было убивать?

– А ты сама что думаешь? – спросил он, наливая себе в бокал коньяк.

– Или не поделил что-то с кем-то. Или, как говорит Герт, во всем виновата Диана. Тот, кому она нужна, и убил его. Но опять же зачем?

– Похоже, что этот вопрос будет мучить очень многих, – задумчиво сказал Старый рокер. – Я в своей жизни навидался достаточно смертей, да и другие рокеры тоже. Сам по глупости и по молодости думал о смерти, вены себе резал, дурак. Но всегда рядом оказывались добрые люди и меня спасали. Знаешь, что раньше с неудачливыми самоубийцами делали, куда их определяли? Правильно, в дурдом. Мол, там быстро приведут в норму. Но рокеры даже там были обузой. Подлечат такого малость, приведут в себя и отпускают на все четыре стороны.

Я четыре раза вены резал, а в дурдом меня только дважды отправляли. Потом уже и это делать перестали. Зачем? Что с меня возьмешь? Были ведь у меня и другие возможности попасть на тот свет, а я вот все еще здесь небо копчу. Видно, не нужен ни на небе, ни в аду. Ни богу свечка, ни черту кочерга. Так вот я тебе скажу, что этот парень в какие-то чужие игры начал играть, иначе бы его не убили. Понимаешь, подруга, в рокерской среде не убивают. Можно дать дуба разным способом, наколоться или накуриться разной дряни, можно опиться и тоже не встать, можно самому наложить на себя руки самыми разными способами. Башкой вниз, или вены полоснуть, или веревку на гвоздь накинуть, это уж как сам решишь. Можно даже в какой-нибудь пьяной драке бутылкой по голове получить и сдохнуть с проломленным черепом, но чтобы кто-то убил вот так целенаправленно… Я же говорю тебе, тут нужно очень сильно во что-то вляпаться, чтобы такой человек нашелся и влез сюда, к рокерам. Мы ведь чужих не принимаем. Сначала докажи, что ты наш, что ты свой, а потом уже тебя будут считать братом. Но в рок-братстве нет таких разборок. Своего убивать не будут. Поняла теперь?

– Я-то давно поняла, – кивнула я, выслушав этот сумбурный монолог, – вот поэтому и странно все это. Но ведь он, Алексей, знаком был с одной моделью, на сейшн ее притащил, хотел, чтобы она в клипе у него снималась. Сначала убили банкира, с которым она крутила роман, теперь вот этого парня.

– Думаешь, из-за девки? – Старый рокер мрачно усмехнулся. – А смысл? Даже если кому-то не нравилось, что она с ним крутится, то ведь это же не постоянно. Модели, что проститутки, сегодня с одним, завтра с другим. Это ей сейчас захотелось молодого и свежего, может, еще позабавило, что он рокер. Но она поигралась бы с ним, поигралась, да бросила. Делов-то на копейку. Но тут все по-другому. Парень стал кому-то серьезно мешать, вот его и убрали. Мораль: не играй в чужие игры, если не знаешь расклада.

Я хотела что-то возразить, слишком уж Циничны были последние слова Старого рокера, но к столику поспешно подвалил Герт.

Как ни странно, он не стал больше пить и заметно протрезвел.

– Ты еще долго собираешься здесь сидеть? – без всякого предисловия спросил он. – А то мне домой охота.

– Я и вообще бы обошлась без этой забегаловки, – ответила я, – но кто, спрашивается, меня сюда притащил?

– Ладно тебе, – миролюбиво произнес Герт. – Так мы собираемся домой или нет?

– Хорошо, поехали домой, – я кивнула.

«Амальгама» надоела мне уже хуже горькой редьки. Тем более с такими разговорами. Пока я препиралась с Гертом, Старый рокер успел незаметно отойти и раствориться в толпе. Я хотела попрощаться с ним, но его уж и след простыл. Интересно, почему он теперь не выступает, неужели думает, что молодых будут слушать гораздо охотнее, чем его?

– С кем это ты сидела? – спросил Герт, когда я вывела машину на дорогу. – Что за тип?

– Это же Старый рокер, – усмехнулась я, – только не говори, что ты его не узнал.

– Иди ты! – не поверил Герт. – Скажешь тоже – Старый рокер! Да он пропал куда-то несколько лет назад. И ни слуху ни духу. С чего бы ему теперь объявиться?

– А я тебе говорю, что это был именно он, а не кто-то другой. Со зрением у меня пока в порядке. Да и, согласись, его трудно перепутать с кем-либо.

– Однако, – Герт почесал подбородок. – А я с ним не успел даже поздороваться. И как быстро он пропал. Я только подошел, и он слинял куда-то.

– В этом ты прав, – я остановила машину, – мне тоже показалось странным, что он так быстро исчез и даже не попрощался. Хотя у людей ведь бывают самые разные странности.

– Ладно, подруга, – Герт выбрался из машины, – не забивай себе голову. Считай, что это еще один нелепый эпизод в твоей биографии. А еще лучше забудь об этой встрече, и все.

– Наверное, я так и сделаю, – согласилась я.

* * *

Тарарам, который творился в нашей редакции, можно было сравнить разве что со стихийным бедствием, причем вселенского масштаба. Орали и возмущались все разом. Вернее, орали несколько человек, а остальные поддерживали их из солидарности.