Текст книги "Смерть в осколках вазы мэбен"

Автор книги: Виктория Платова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Глава 25

Похоже, что я зря надеялась на одноклассника моего дружка. Его на месте не оказалось.

Я бессильно сжала кулаки. Найти Ли нужно обязательно. Он ведь может обретаться и в бане, как в прошлый раз, но вот одна, без Герта, я пойти туда ни за что не решусь. Но Юрка появился сам, вынырнув откуда-то из боковой двери. Я замахала ему рукой. Он нехотя подошел, стараясь не смотреть на меня.

– Я ищу Герта, – сразу заявила я. – Где он?

– Не знаю, – ответил кореец. – Он мне не докладывает, куда отправляется.

– Вы не понимаете, – сказала я, – он оставил мне записку, что придет поздно, но не пришел. Я звонила уже всем знакомым, но никто не знает, куда он подевался. Я очень беспокоюсь за него.

– Я тоже, – вырвалось у Ли, но он тут же прикусил язык. – Поймите, я ведь на самом деле не знаю, где он. А если бы знал, то сейчас бы здесь не сидел. Я предупреждал его, чтобы он не лез в то, что его не касается, но он упрямый, как черт. Да не переживайте вы так, ничего страшного. Найдется Герт, ничего с ним не случится.

Но голос у него был тревожный. Он успокаивал меня, а сам старался не проговориться. Я так и не смогла ничего толком из него вытянуть. Но не нравилось мне все это чрезвычайно.

Из корейского ресторана мне пришлось уйти несолоно хлебавши. Ли определенно что-то знал. Знал и скрывал. Возможно, и про то, где находится Герт. А раз так, то мне ничего не остается, как вернуться домой и ждать. Да, хорошо сказать – ждать… Особым терпением я никогда не отличалась, а бессмысленное ожидание способно довести меня до бешенства. Но, похоже, делать нечего…

Я остановилась на перекрестке, пережидая красный. Уже почти стемнело. В это время года темнеет рано. Опять заморосил дождь, а сзади раздался нетерпеливый сигнал. Я нажала на газ и проехала перекресток, затем подумала немного, свернула в боковую улочку и затормозила.

Еще там, возле светофора, меня посетила одна мысль.

Возможно, я зря напрягала корейца. Про Герта ведь можно узнать и не только от него. Это личность известная, поэтому стоит поспрашивать о нем в разных клубах. Идея показалась мне не такой уж глупой, тем более что я находилась совсем недалеко от памятного злачного местечка, а точнее, «Амальгамы». Если и начинать розыски Герта, то именно оттуда. По крайней мере, я ничего не теряю. И, отбросив последние сомнения, я поехала в «Амальгаму».

Не скажу, что я очень уж боялась разных приставаний, у меня всегда найдется что сказать. И, как правило, навязчивые личности тут же испарялись. Поэтому, не думая ни о чем плохом, я вошла в «Амальгаму».

Все как обычно. На сценическом пятачке уже топтались какие-то длинноволосики, настраивая свои инструменты, публика дегустировала алкогольные напитки, негромко переговариваясь. В баре редко бывало особенно шумно, а сейчас было еще и достаточно рано. Основной наплыв посетителей начнется часика через два.

Я уселась за столик, раздумывая о том, взять ли легкого вина или ограничиться минералкой. Но появившийся официант разрешил мои сомнения. С понимающей улыбкой он осведомился, не жду ли я кого, а затем предложил попробовать легкое белое – «Санобу» молдавского разлива. Я всегда очень скептически отношусь к белым винам, они напоминают мне кислую газировку, но официант оказался на высоте, и вино мне понравилось. Я потихоньку прихлебывала его, разглядывая публику.

А молодежи, кстати сказать, не так уж и много. В основном мужчины, которым далеко за сорок-пятьдесят. И не по одному, а парами-тройками. Спокойно о чем-то разговаривают, на вид они явно не рабочего происхождения. Скорее бизнесмены средней руки. И ни одного знакомого лица. А ведь в «Амальгаму» раньше часто наведывалась рокерская братия, но сейчас словно вымерли все, ни одной знакомой рожи.

Нет, постой. Вот этого человека я знаю. К приятелям его никак не отнесешь, и заговорить с ним я бы не рискнула. А Старый рокер ни на кого не обращает внимания. У него такой взгляд, словно он где-то далеко…

Как же они все надоели ему. Надоели до смертной тоски, от которой нет никакого избавления. Как ему надоело смотреть на эти бессмысленные лица, на эти пыжащиеся человеческие особи, которые ничего не могут после себя оставить, кроме огромной кучи дерьма. И каждый мнит себя кем-то, и каждый думает, что он такой значимый, словно пуп Земли, а вся Вселенная вертится вокруг него и его желаний. И рвутся, рвутся, как оглашенные, кто к богатству, кто к власти, кто к славе. Один умник, философ какой-то, заявил даже, что это желание и отличает человека от животного. Мудак… Знал бы он на самом деле, что отличает человека от животного.

А как похожи все эти мерзкие хари на звериные морды. И не просто звериные, а каких-то омерзительных насекомых. Раньше его тошнило, когда он только думал об этом, но теперь ничего – привык. Привык, но не смирился. Как же хотелось давить, крошить, уничтожать всех этих жуков, тараканов, слепней. С каким наслаждением он избавлял бы землю от этой ползучей нечисти.

И у них еще хватает наглости себя кем-то мнить. С их уродливыми лицами, безобразными фигурами, нелепыми конечностями. В своей жизни он ненавидел только одну вещь – зеркала. Они были ему отвратительны, так как всегда лгали.

Но у них был еще один порок – они отражали этих мерзких насекомых, заставляя тех поверить, что выглядят они просто отлично. Если бы он стал всемогущим, то уничтожил бы зеркала во всем мире. В нем вспыхивает радость только тогда, когда он видит осыпающиеся осколки. Но уже много-много дней душа его не знала радости.

А люди? Люди сами стали зеркалами. Они ходят и отражаются друг в друге. А потом еще имеют наглость удивляться: «Почему вокруг так много уродов?» Ему иногда до смертной тоски хотелось взять что-нибудь потяжелее и стукнуть по самодовольной роже какого-нибудь господинчика, чтобы увидеть, как голова его треснет, а лицо осыплют осколки. И тогда вспыхнет радость, вспыхнет и заполнит всю его душу, которой уже невыносимо смотреть на уродство мира и так хочется обрести что-то прекрасное.

Обрести, чтобы обращаться к нему в минуты душевной муки, когда ее, душу, наполняет темень. О, эта темень страшна, она не имеет ничего общего с обычной бессолнечной темнотой. В темноте бывает какой-то просвет, а эта пожирает все, надвигается и затопляет разум. И приходится барахтаться в этой смертной гиблой трясине, из которой нет спасения.

Теперь он научился чувствовать ее приближение. Чувствовать и усилием воли отодвигать подальше. Но он знает, что она рядом и может нахлынуть в любой момент. А после нее он становится другим. Меняется, как бы переходит в иную фазу. И мир тоже меняется, становится еще омерзительнее. Словно из одного грязного, мусорного мира попадаешь в другой, еще более гадкий.

Он помотал головой. Это помогает. Он давно не ширялся, но мозг не забыл эти ощущения. Мозг как бездонный колодец, в котором столько всего хранится. Он знает, что скоро мир начнет меняться, но пока все в норме. И он сможет еще немного посмотреть на тупые, самодовольные лица этой ползучей нечисти. Пусть стрекочут, пусть охорашиваются, расправляя крылышки и почесывая брюшки. Их лица одно омерзительнее другого, и он впитывает эту мерзость, чтобы однажды изрыгнуть ее из себя и очиститься.

А вот человеческое лицо. Странно, что она делает среди этих насекомых? Какие внимательные серые глаза! И какие глубокие! И чистые, как вода карельских озер, куда еще не успели добраться люди. Чистая и глубокая вода, такая холодная, что даст успокоение любой истерзанной душе…

Старый рокер медленно поднялся. Он смотрел прямо на меня, и появилось ощущение, что он заглядывает мне в душу, пытаясь что-то понять. Его взгляд давил своей тяжестью, но я не могла избавиться от мысли, что он сейчас далеко. Он вышел из-за столика и пошел прямо ко мне. Внутри все сжалось, сейчас он заговорит. Но Старый рокер прошел мимо, словно не видя ничего вокруг. Я перевела дыхание, и он обернулся.

– Ты зря появилась здесь, тебе тут не место.

И все. Через минуту его уже не было в баре. А до меня наконец дошло. Старый рокер не был пьян, и его слова не были бессмысленны. Он просто находился в другом мире, видно, доза была большой, и наркотик уже начал действовать. Старый рокер был в состоянии вольного полета. Он понятия не имеет, кто я, и никогда меня не вспомнит. Жаль. Я не рискнула заговорить, но в таком состоянии любой разговор с ним бесполезен.

Молодая команда что-то весело наяривала на своем пятачке, народу прибывало, а я все думала о Старом рокере. Было отчего-то страшно, словно я заглянула в запретную зону. Пожалуй, больше мне здесь делать нечего, пора отправляться домой.

Но домой я не поехала из какого-то странного упрямства.

Вино, что ли, подействовало? Да ведь я и выпила всего ничего. Но я рассудила, что если Герт и появился, то пусть сам теперь подождет. А я отправлюсь прямо к Карчинскому. И ничего он мне не сделает. Вот только пусть попробует поднять на меня руку! Узнает быстро, где раки зимуют! Подумаешь, возомнил себя невесть кем! Художник, тоже мне. Я сама видела в корейском ресторане картины, и они совсем не хуже, чем у него. Только за его мазню отваливают немыслимые бабки, а эти только радуют публику. Понятно, какие из них ценнее.

По мне, то, что приобретают коллекционеры, потеряно для людей навсегда. В музее – другое дело. В музей каждый может прийти, чтобы насладиться искусством. А я тоже хороша! У самой дома висит картина Карчинского. Выходит, я тоже запрятала ее в свой мирок и скрываю от людей. Но ведь я легко могу отнести ее в редакцию, пусть все смотрят. А что? Как еще моим замотанным сверх всякой меры коллегам приобщаться к высокому искусству? Вот и пусть понемногу приобщаются…

Воинственный энтузиазм переполнял меня, когда я выруливала от «Амальгамы», но за время пути немного поутих. Я все же решила наведаться в мастерскую Карчинского, но действовать осмотрительно и осторожно.

Так. Окна темные, и, похоже, там никого нет. Но это может быть и обманчиво. Вдруг он сидит и нарочно не зажигает свет? Или вообще отсутствует. Но ведь он может в любой момент вернуться, поэтому стоит пока посидеть здесь и подождать. Жаль, сигарет осталось маловато, но ничего, потерплю. Я покрутила ручку приемника, нашла «Русское радио», сделала потише, устроилась поудобнее на сиденье и приготовилась ждать.

Дворик жил обычной вечерней жизнью. Подъезжали машины, проходили люди, торопясь по домам. Стайка подростков выпорхнула из подъезда и отправилась на поиски вечерних развлечений. Две женщины остановились совсем недалеко от меня посудачить. Одну из них, остроносенькую дворничиху, я узнала. Она, захлебываясь от восторга, рассказывала своей знакомой последние новости о каком-то Витьке, который спьяну перепутал дома и колотился среди ночи в чужую дверь.

Эпопея незадачливого Витька расписывалась в столь красочных подробностях, что меня это окончательно достало. Я решила покинуть уютную машину и направиться на поиски ближайшего киоска, где продавались сигареты, но тут бабы вспомнили про какой-то сериал и поспешили распрощаться. Я с облегчением вздохнула. Выбираться на холод и сырость из уютной машины не очень-то и хотелось. Я снова покрутила ручку приемника, послушала городские новости, прогноз погоды, вернулась на музыкальную волну и стала ждать дальше.

Очнулась я внезапно, словно кто-то меня толкнул. Вокруг было тихо, лишь едва шелестел мелкий дождик. Все тело затекло. Я попробовала пошевелиться и взглянула на часы. Без пяти два. Не слабо! Окна в мастерской художника по-прежнему были темными. Ладно, он, допустим, там и не появлялся, но, может быть, он прошел незаметно, пока я дремала. Вот так номер! Я сижу его караулю, а сама заснула. Ну теперь-то точно здесь больше делать нечего, пора возвращаться домой.

Я уже хотела включить зажигание, но рука моя замерла в воздухе, потому что за домом остановилась машина. Через пару минут показалась фигура человека. Он осторожно приблизился к двери, огляделся и скрылся внутри здания.

Так, похоже, не одна я интересуюсь художником. Но ведь я уже видела вчера, как к нему кто-то поднимался. Зачем же понадобилось приходить еще раз? А вот тут я могла фантазировать сколько угодно, допуская, что он там вчера забыл свою шляпу или это вообще другой человек.

Всю усталость с меня сразу как рукой сняло. Мне очень хотелось знать, что это за таинственный человек пробирается в мастерскую среди ночи. Я осторожно открыла дверцу машины, выбралась наружу и подошла к дому.

Скорее всего, окна в мастерской были закрыты плотными шторами, но внутри включили свет, и похоже, что это был ночник, потому что слабо засветилось только одно окно. Многое бы я дала, чтобы сейчас там быть. Но как попасть в мастерскую? Не станешь же стучать в дверь после того, как кто-то туда прокрался. Я была абсолютна уверена, что это не художник. Комплекция не та, да и двигался он иначе.

Вероятнее всего, в мастерскую проник молодой человек, достаточно подтянутый и спортивный. Двигался он пружинистой походкой и практически бесшумно. Да и одежда была соответствующая. Такая, чтобы не мешать движениям. И этот спортсмен сейчас находился внутри. Интересно, что он там делает?

Мое любопытство иногда становится совершенно невыносимым. И чаще всего я ему уступаю. Вот и теперь вместо того, чтобы вернуться к машине, я усмотрела удобные уступчики на стене дома. Они помогут мне подняться почти до второго этажа, а там уже и балкончик. Непонятно только, каким образом я буду спускаться, но такая мелочь меня не остановила. Недолго думая, я начала карабкаться вверх. Да, проще было решиться, чем это осуществить, но тем не менее через некоторое время я уже переносила ногу через балконные перила. А оказавшись на балкончике, застыла на месте, потому что из мастерской доносились голоса.

Не мог же пришедший разговаривать сам с собой, значит, там кто-то был. И этот кто-то, скорее всего, Карчинский! Я приникла к балконной двери и прислушалась. Находящиеся в комнате говорили достаточно громко, и мне хорошо их было слышно.

– Не знаю я, – слышался голос художника. – Для меня самого это большой удар.

– Ты не знаешь, а кто, по-твоему, знает? – перебил его молодой голос с сильным акцентом. – За дураков нас держишь? Так я тебе объясню, что этого делать не стоит.

– Меня подставили, неужели это не ясно! – взвизгнул художник. – Я ведь никогда вас не обманывал.

– Все когда-нибудь случается в первый раз, – небрежно ответил молодой. – У хозяев есть предположение, что ты нашел другого покупателя, а их решил кинуть.

– Никого я не собирался кидать. – В голосе Карчинского появилась злоба. – Неужели я не понимаю, как со мной в этом случае поступят. Я же говорил и опять повторяю, что вазу я получил, но ее украли. Сначала здесь был пожар, но поджигали только для вида, самым главным для них была ваза.

– Вот-вот, а откуда знали, что именно эту вазу нужно брать?

– Никто этого не знал. И взяли не одну ее. Но ведь и дело-то не в ней, а в том, что внутри. А ни посмотреть, ни достать это нельзя, пока не разобьешь саму вазу. Поэтому я и прилагаю все силы, чтобы ее вернуть. Самое ведь ценное не в ней самой, а в том, чего никто не видит.

– Допустим, что тебе даже поверят и помогут найти вазу. Но ты получил от нас товар. Или тебе его не передали? В этом случае мы перероем весь город, но найдем ту женщину. Не бойся, у нас заговорит кто угодно.

При этих словах, а особенно от ленивого наглого тона, каким этот молодчик произносил их, меня бросило в жар, а по спине поползла холодная капля пота. Я поежилась. Не хотелось бы мне попасть этому ублюдку в лапы. Но Карчинский на его вопрос ответил:

– Я все получил и все сделал как надо. Осталось только отправить вазу обратно. Начинка надежно упакована, никому и в голову не придет, что скрывается внутри вазы.

– Ты должен был ее отправить, но не отправил. Знаешь почему приходится тебе задавать этот вопрос? После одного прокола ты тут же совершаешь другой. Такое поведение и твоя наглость выведут из терпения даже святого. Поэтому хозяева спрашивают, где алмазы?

– Не знаю! – завопил Карчинский. – Не знаю я! И как я могу это знать, если готовую вазу тоже украли?

– Ах, тоже. – Молодчик засмеялся. – Эти басни даже мне начинают действовать на нервы. Придумал бы что-нибудь пооригинальнее.

– Я что, похож на идиота? – зарычал Карчинский. – Пака еще никто не кидал, а с Чоном только самоубийца станет связываться. Неужели же не понятно, что все специально подстроено? Кто-то узнал о вазе из Кореи и забрал ее, но ему ведь также было известно и о вашем товаре, который должен уйти туда. Вот кто-то и взял себе все. Уверен, что не вазы его интересуют…

– Вот ты и попался! – Торжествующе произнес молодой. – Сам себя выдал. Ты же меня убеждал, что вазы в целости и сохранности. Но если кто-то знает о начинке, то их давно нет и в помине, даже осколков не осталось. Поэтому давай рассказывай всю правду.

– Я уже все рассказал, – устало ответил художник. – Мне больше рассказывать не о чем.

– А если так?

Послышался вскрик и глухой удар.

– Не надо, – теперь художник умолял. – Я действительно рассказал всю правду. Я могу повторить это самому Паку, хотя знаю, что он вряд ли оставит меня в живых.

– Правильно знаешь, – ответил подручный шефа Центра корейской культуры, – но пока с тобой и я могу разобраться.

Снова послышались крики, художник просил о пощаде, но никто не собирался его жалеть. Значит, именно этого человека послали из Москвы. Странно, что он так долго добирался. А я так и не смогла предупредить Карчинского, хотя времени у меня было достаточно. А если мне сейчас позвонить в милицию и сказать, что преступник напал на художника? Пусть приезжают и разбираются. Но для того, чтобы это осуществить, мне сначала нужно спуститься с балкона. Да, подняться было легче, чем спуститься. Я ухватилась за перила, перебросила ноги и постаралась нащупать уступчик, по которому поднималась наверх.

Моя рука задела какой-то предмет, похоже, что кусок глины, он полетел вниз и звучно упал на землю. Голоса в мастерской тут же смолкли, через секунду погас свет. Я лихорадочно болтала ногами, пытаясь удержаться. Второй этаж, в конце концов, не так уж и высоко. Нога соскользнула с уступчика, и я полетела вниз. Приземлилась с шумом, но довольно благополучно. Кажется, ни ушибов, ни переломов нет. Но в мастерской сейчас два человека. Одному приходится плохо, а другой затаился и выжидает. Возможно, он вообще уже покинул мастерскую, не дожидаясь, пока там появится еще кто-то. Скорее всего, так и есть. А Карчинский там один. А если он пострадал? Нужно ведь вызвать «Скорую». А лучше всего позвонить сразу по двум номерам. Пусть и менты, и врачи приедут и на месте разберутся. Я быстро пересекла дворик, зашла за угол, где торчала телефонная будка. Похоже, что аппарат исправен. Я торопливо набрала две цифры, и тут меня сзади обхватили цепкие руки. Я попыталась закричать, но лицо закрыли мягкой тряпкой с каким-то резким кисловатым запахом. Я судорожно вздохнула и стала проваливаться во тьму.

Глава 26

Я пришла в себя и долго не могла понять, где нахожусь. Совершенно незнакомая комната, с незнакомыми вещами и незнакомыми запахами. Удивительное количество старых вещей. Эту лампу делали, похоже, в тридцатые годы, а тот буфет не иначе как из прошлого века. Понятно. Есть такой сорт людей, которые не в силах расстаться с дорогим их сердцу старьем. Вот и хранят шкафы и комоды, столы и стулья. Это может касаться одежды или игрушек. А потом проходит сколько-то лет, и старые вещи начинают представлять историческую ценность. Вот чего никогда не могла понять моя мамуля, стремящаяся окружать себя современными вещами. А эти старые вещицы напоминали мне дом бабушки. Даже запахи были схожие: каких-то трав, нафталина, опилок и еще чего-то неуловимого. Наверное, так пахнет старость.

Вот только непонятно, каким образом я оказалась в этой «лавке древностей» и что тут делаю. Попыталась встать. Слава богу, моему неведомому похитителю не пришло в голову меня связывать. Это одновременно внушало оптимизм и дарило физическое ощущение свободы. Хотя, если вдуматься, что толку с того, что я могу беспрепятственно передвигаться по этой каморке? Отнюдь не чувствую себя от этого комфортнее. Вот так думаешь, что ты Мата Хари, а тебе суют в лицо какую-то тряпку, а когда ты отключаешься, волокут неизвестно куда. А затем ты оказываешься запертой и чувствуешь себя до крайности глупо и унизительно.

И что теперь прикажете делать? Может, позвать на помощь? Было бы здорово, если бы здесь оказался герой-спаситель. Но боюсь, что у нас сейчас страшный дефицит таких людей. Но и выбраться сама я все равно не смогу. Отвратное положение. К тому же мне неизвестно, кто это сделал. А вдруг какой-нибудь маньяк, или извращенец, или и то и другое. Вот только этого мне не хватало. И так уже приключений выше крыши, за последнее время что-то судьба расщедрилась на них, постоянно какие-то недоразумения. Но почему другим удается жить тихо-мирно и не впутываться ни в какие передряги? Как им это удается? И почему я такая везучая на разные гадости?

Ну пусть только этот недоделанный появится, узнает, почем фунт лиха. Однако распаляла я себя, похоже, напрасно, потому что было тихо. А вдруг в этом старинном склепе никого нет и его хозяин явится гораздо позже? Или меня кавказцы украли, чтобы отправить в рабство, или еще кто-нибудь, кто торгует органами людей?

Отличная перспектива, нечего сказать! Ну зачем, спрашивается, я сама себя пугаю? Поменьше надо в телик пялиться да статейки разные читать. А хорошо бы мне вообще сменить место работы и заняться, скажем, выращиванием овощей или разведением аквариумных рыбок, к примеру. Нет, чушь все это. Если и разводить кого-то, то собак, чтобы всегда вокруг была стая волкодавов, вот тогда бы ни один мерзавец не притащил меня сюда.

Я стиснула зубы покрепче. Ну и гад он все-таки!

Подонок! Посмотреть бы на его мерзкую рожу. Так, а ведь похоже, что он здесь. Спиной почувствовала, что кто-то стоит позади меня и смотрит. Я резко обернулась, чтобы взглянуть на своего противника, и чуть не вскрикнула от неожиданности. Опершись на косяк двери, стоял и улыбался, глядя на меня, художник-авангардист Иванов.

Вот так и сбываются мечты. Разве трудно немного подождать, чтобы затем в полной мере насладиться победой. И как это чудесно ощущать, что ты смог выполнить то, что задумал.

Она здесь, совсем рядом, так близко, что можно сделать несколько шагов и коснуться ее рукой. Она совсем рядом, и сердце колотится от радости. Нет, он не стал торопиться, он как следует все обдумал и взвесил. Он стал ее постоянным невидимым спутником. Как и все женщины, она легкомысленна и ничего не заметила. И он верной тенью следовал за ней повсюду, дожидаясь своего часа. И дождался! Он никогда не хотел, да и не мог бы причинить ей зла. Единственное, что он мечтал получить, – ее саму, ее, которая является воплощенным идеалом. Он боготворил ее, но с детства зная, что женщине нельзя давать много свободы, старался держать под контролем. И настал-таки момент, когда благодаря его участию она избежала опасности. Тот хитрый кореец заметил ее, он выбежал из дома, держа одну руку под курткой. Очевидно, там было оружие, и так же очевидно, что он бы использовал его. Поймет ли она, что избежала серьезной опасности?

Но как бы то ни было, чудо свершилось! Теперь она у него в руках. И только от него зависит, будет ли она счастлива или нет. Конечно, сначала ей придется нелегко, но затем она привыкнет. Нет, он не станет ее ломать, глумиться над ее личностью, но она должна с первых минут понять и почувствовать, что у него главное положение, а ей осталось только подчиняться.

Он не сделает ей ничего плохого, этого она может не опасаться. Наверное, сначала ей будет неприятна его близость, но потом она смирится и привыкнет.

Сколько радости они смогут подарить друг другу! Он подарит ей целый мир, который так далек от серой и пошлой обыденности, они вместе перенесутся в волшебную сказку. Да, он не зря ждал все эти годы, чтобы сейчас встретить именно ее. И теперь она у него в руках. И стоит только встать, сделать несколько шагов, как он будет рядом с ней.

Ему нет дела до того, что было с ней раньше, а ей нужно забыть свое прошлое. Теперь для нее есть только настоящее, и он в этом настоящем. Все ее мысли должны быть только о нем, ни о ком другом он не позволит ей думать. Очень скоро она поймет, что он – весь смысл ее жизни. Вдали от него она продолжала бы свою никчемную жизнь, продолжала бы погоню за призраками. Он освободит ее от всего этого. А взамен он просит не так ведь много – отдать себя целиком ему, раствориться в нем без остатка. Он станет ее повелителем, а она его рабыней. Могло бы быть наоборот, но зачем нарушать естественный ход вещей? Мужчине судьбой даровано повелевать, женщине подчиняться. Он ни на йоту не отступит от этого древнего как мир закона. И будет подчинять и властвовать, а она станет покоряться.

Он прекрасно помнил своего деда, который был для него примером для подражания. Этот мудрый человек жил на Кавказе и редко мог видеть своего внука. Однако в моменты их встреч внук пытался подражать этому мудрому старцу, взять его принципы за основу своего мировоззрения. Дед научил его быть настоящим мужчиной-повелителем. Он научил боготворить женщину, но одновременно с этим подчинять ее. И с тех самых пор внук привык жить с мыслью об идеале, о единственной женщине, достойной разделить с ним его существование.

Он верил, что непременно найдет такую. Это произошло. Она действительно совершенна.

Покорность. Сейчас он ждет от нее не столько понимания, сколько покорности. Она станет покорной, он научит ее этому. И постарается не сломать. Он очень бережно будет относиться к ней, словно она хрупкая фарфоровая статуэтка. Он не боится разочароваться в ней. Чаще всего люди разочаровываются в самих себе, а потом спешат обвинить в этом других. Но он-то не таков. Нет, он будет терпелив. Сначала он сделает из нее все то, что захочет, вылепит на свой лад, а затем будет наслаждаться плодами своего труда.

Наслаждаться. Какое это счастье – безраздельно обладать кем-то! Он думает сейчас о ее мягкой податливой плоти, и вожделение захлестывает его мутной волной. Но он будет терпелив, хотя прямо сейчас он мог бы сделать несколько шагов, оказаться рядом и сорвать с нее все до нитки. Она может кричать и сопротивляться, но все будет бесполезно.

Идеал… Его поиски всегда были трудны, но гораздо сложнее для него было отстаивать свое право на обладание этим идеалом. Он буквально зверел, когда кто-то пытался очернить его идеал, сбить его с пьедестала, который воздвиг он сам… На кладбище он чуть было не убил эту гнусную модель, которая вздумала нелестно отзываться о той, которую он боготворил. Для нее, как и для всех подобных личностей, была невыносима мысль о том, что кто-то превосходит ее, кем-то еще восхищаются, поэтому-то она и вызвала его на этот глупый разговор. Вовремя взяв себя в руки, он все же не удержался и дал пощечину этой дешевой кукле.

Удивительно, как. можно возненавидеть малознакомого человека буквально за одну его фразу. Он встал, прошелся по комнате и отправился в соседнее помещение. Она лежала на боку, спиной к нему, но он почувствовал, что она не спит. Какую первую фразу она произнесет? Она медленно повернула к нему голову…

– А, – произнесла я, – это вы.

– Вы разочарованы, Леда? – спросил Иванов.

– Нет, – я покачала головой. – Хотя не скажу, что очень удивлена.

– А почему? – Он перестал улыбаться, подошел ко мне и присел рядом на диван.

– В вас всегда было много затаенного, – ответила я. – Вы – как шкатулка с секретом, в которой за семью печатями может храниться неизвестно что.

– И что же во мне хранится? – Он склонился надо мной.

– Как оказалось, – я старалась говорить небрежно, – скорее всего, маньяк, возможно, извращенец и, без всякого сомнения, насильник.

– Почему вы так думаете? – Он немного напрягся и нахмурился, словно человек, намерения которого были не правильно истолкованы.

– Я никогда не поверю, что один человек похищает другого из добрых побуждений. Вы можете привести мне тысячу доводов, но я вам не поверю.

– Допустим, что вы правы, – он усмехнулся, – но вам нечего бояться. Вам незачем бояться меня.

– Вы полагаете? – Я тоже усмехнулась. – Допустим, я скажу, что не боюсь вас. И вы за это меня отпустите?

– А вы хотите, чтобы я вас отпустил?

– Безусловно. Вы что же, сомневаетесь? Все происходящее очень странно и доставляет мне большой дискомфорт. Или вы считаете это притворством?

– Хорошо, – сказал он. – Но я и не думал удерживать вас.

– Ладно. – Я села поудобнее и принялась растирать болевшие запястья и лодыжки. – Очевидно, вы похитили меня с исключительно добрыми намерениями. – В моем голосе слышался явный сарказм. – Но почему я здесь? Почему вы приволокли меня сюда?

– Потому что это мой дом, – спокойно ответил Иванов, – и он обязательно должен стать и вашим домом.

– Прекрасно, – я начала злиться. – А у меня спрашивать совсем необязательно? Или вы тоже из тех, кто считает женщину низшим существом, лишенным разума, и поэтому обходится с ней как с вещью? Учтите только, что я не вещь и так обходиться с собой не позволю.

– Вам не идет, когда вы злитесь, – спокойно сказал авангардист. – Теперь вам не следует так много думать о себе.

– Значит, я должна думать о вас?

– Конечно. – Он серьезно кивнул. – Вам давно пора перестать самой решать проблемы и предоставить это мужчине, которого сама природа предназначила для этого. Пусть теперь все ваши мысли будут обо мне, все ваши желания будут подчинены мне, все ваши заботы будут обо мне.

– Бред, – устало вздохнула я. – Мысли вы никак не можете контролировать, это вам не удастся. Да и что, кроме ненависти к вам, я могу испытывать в таком положении?

– Поймите, – он слегка улыбнулся, – это только сначала. Пока вы обижены, в вас бурлят чувства, но постепенно это пройдет. Вы перестанете воспринимать меня как ужасного монстра, наоборот, я буду казаться вам именно тем человеком, который вам необходим.

– Конечно, конечно, господин суперчеловек, – я покачала головой. – Поймите… Да ни один человек не способен понять другого. Как вы можете за меня решать, что я буду думать и чувствовать? Ну-ка представьте себе, что вы идете по улице, вас хватает какой-то громила, волочет к себе, а там говорит: «Знаешь, дорогой, ты мне очень понравился. Сейчас тебе будет немного плохо, но потом все уладится, я буду для тебя самым лучшим человеком». Сомневаюсь, что вас это обрадует.