Текст книги "Говорящий ключ"
Автор книги: Виктор Кирюшкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Между тем Виктор и Саня переживали разочарование, наступившее после буйной радости. Золото исчезло неведомо куда, хотя ребята ковыряли во всех углах ямы. Посещение Павла Вавилова пришлось весьма кстати. Он взял несколько лотков пробы и в каждом лотке оказалась щепотка мелкого золотого песка. Но стоило лишь Павлу уйти, так и золото исчезло. Напрасно ребята трудились изо всех сил. Они выбросили из ямы порядочную кучу песков, после чего распределили между собой обязанности. Саня промывал породу в лотке, а Виктор подносил ее от ямы в ведре. Золото шло бедное. На иной лоток попадалось два-три значка, а другой раз даже значков не было, Тогда Саня, вздохнув, опускал лоток глубже в воду и одним движением смывал шлих в ключ.
– Пусто, – разочарованно говорил он.
– В этом ведре обязательно будет, – подбадривал Виктор. – Я в яму залез, новых песков наковырял, с правого угла какие-то зеленые пески пошли с красными прожилками, вроде ржавчины. Помнишь, Антип Титыч говорил – в зеленых песках завсегда золото есть. Подставляй лоток.
Отерев рукавом пот с лица, Саня снова брался за промывку. Опустив лоток в воду, он старался быстрее промыть пески и каждый раз ожидал увидеть самородок, хоть не тот самоисчезающий, может быть, поменьше немного, но все же самородок, хотя бы с таракана. Но на дне лотка оставались одни, камешки.
Солнце уже клонилось к западу. Саня устал. Он сполоснул лоток и поставил его к большому камню на берегу ключа. Подошел Виктор с полным ведром породы. Он тоже утомился и пока донес ведро, раз пять отдыхал, Его лицо раскраснелось, волосы взлохматились. Шутка ли перетаскать ведер двадцать тяжелой породы почти за четверть километра. Да еще какой породы, в которой нет ничего. Но в последнем ведре обязательно должно быть что-нибудь, недаром пески снова переменились и в них пошла голубая жилка. В такой жилке обязательно будет, дедушка Антип Титыч говорил...
– А бабушка ничего не говорила? – перебил его Саня, когда он начал излагать свои мысли.
– Бабушка?.. – Виктор взъерошил рукой и без того лохматые волосы, недоуменно глядя на друга. – Какая бабушка?
– Которая тебе нагадала, что в голубой жилке самородки по пуду, только не золотые, а каменные, – он снова взялся за лоток. – Вот последний раз промою и шабаш. Пойдем домой... нечего здесь делать, пустая яма.
– У Вавилова было, – заикнулся Виктор.
– Чего там было, поманило немного... – Саня осекся. Незаметно подошедший к спорившим ребятам Юферов отстранил его от лотка и сам, присев у ручья, принялся за промывку.
Следом за Юферовым подошли Воробьев, Нина и Муравьев с Вавиловым. Ребят окружили, стали их расспрашивать, хвалить за открытие. Между тем Антип Титыч заканчивал смывку лотка породы. Лоток так и ходил в руках мастера, хотя он держал его за края, казалось бы, совсем слабо. Для того чтобы смыть лоток породы, Юферову потребовалось в несколько раз меньше времени, чем тратил на это Саня. Когда в лотке оставалось совсем немного шлиха, мастер повернул лоток боком к себе и несколькими легкими толчками краем лотка о ногу отбил золотой песок от более легкой примеси. В уголке лотка сбилась щепотка мелкого желтоватого песка. Мастер смыл подряд четыре лотка породы и в каждом был металл.
– Вот как надо промывать, – толкнул Виктор в бок Саню, – а ты все упустил в ключ.
– Сейчас проверим. – Юферов нагреб полный лоток прямо со дна ключа в том месте, где вел промывку Саня. – Если Воробей-охотник золотишко упустил, то тут оно...
В самом деле, золотого песка в лотке оказалось значительно больше, чем в прежних. Виктор укоризненно взглянул на друга, но промолчал. Саня, вздохнув, отвернулся. Он понял, что, мечтая вымыть самородок, упускал в ручей все мелкое золото.
– Повезло ребятам! – откладывая лоток в сторону, произнес Юферов. – Случайно наткнулись на доброе место. Это часто случается, новичок по глупости ударит ямку там, где опытный старатель пройдет мимо. Смотришь – золотишко-то и показалось. Одно меня смущает, Николай Владимирович, – обратился Юферов к геологу, – песочек-то вроде легковесный.
– Да... Он, конечно, значительно легче золотого.
– Но ведь это золото! – воскликнула Нина.
– Нет... к сожалению, это лишь медный колчедан.
– Медный колчедан? – хлопнул себя по лбу Юферов. – А я-то дивлюсь... легковат маленько. Не разглядел.
– Ошибиться очень легко, – успокоил Юферова геолог. – Иногда медный колчедан так походит на золотой песок, что только химический анализ помогает установить истину. В старину было много случаев, когда старатели, принимая колчедан за золото, тратили, зря много труда, добывая этот недорогой металл. Но для нас открытие наших пионеров-разведчиков имеет большое значение. Медный колчедан – верный признак золотоносности района. Теперь можно с уверенностью сказать, что на этом берегу реки имеются месторождения золота. Со временем они, конечно, будут найдены. Ну, поздравляю вас, друзья мои, самовольные разведчики. – Николай Владимирович, как равным пожал руки смущенным ребятам и, улыбаясь, добавил: – Только самородков здесь не ищите, нет их здесь, разве что исчезающий самородок, который никому в руки не дается.
– Да они нашли его! – воскликнул Антип Титыч, лукаво поглядывая на ребят.
– Нет! – в один голос запротестовали Саня и Виктор. – Что вы, Антип Титыч!
– То-то что нашли. Ведь я вам прошлый раз не успел рассказать конец сказки. Старики сказывали, будто тот самый исчезающий самородок потому людям в руки не дается, что каждый мечтает найти его только для себя лично, а не для всех. Если же попадет он в руки человеку, который для всех, для народа старается, ищет значит, с чистой совестью, как вы искали, тогда рассыпается самородок в мелкий-мелкий песок и становится того песка в земле видимо-невидимо. Вот, выходит, и нашли его наши ребята, только не видели, как в песочек он рассыпался. Не беда, если песочек тот колчеданный, он тоже цену имеет. Что ж, придется назвать этот ключ...
– В честь Виктора и Сани, – подсказала Нина.
Ребята повеселели. Шутка ли, если целый ключ назовут в честь их! Саня, подтолкнув Виктора локтем в бок, сказал:
– Во... а ты хотел ямку бросить. Видишь... Камчадал!
– Не камчадал, а колчедан, – поправил Воробьев. – Теперь, раз вы сумели найти, то сумейте и название сами для ключа придумать. Так и на карте пометим.
– Санин ключ, – предложил Виктор. – Это он первый придумал.
– А кепку кто бросал? Ты кидал. Это она нам место показала, – загорячился Саня, —прямо козырьком в землю легла. Здесь мы и ударили ямку. Витькина кепка-то была.
– Выходит, ребята здесь ни при чем... все дело в кепке, – стараясь сохранить серьезный тон, произнес Юферов. – Бери, Нина, карту, пиши название ключа «Витькина кепка».
– Разве так называют – кепка! – не на шутку испугался Виктор. – Давайте лучше назовем...
– Ключом пионеров-разведчиков, – выручил его из затруднения Вавилов.
В тот же день Нина пометила на карте новый ключ и к полному удовольствию ребят вывела вдоль его красивую подпись:
«Ключ пионеров-разведчиков».
Глава седьмая
По следам Марченко и Кандыбы
Поспевали голубица и морошка. Красные кислые ягоды морошки прятались у самой земли, их трудно было искать, зато от голубицы заголубели мари и открытые солнцу поляны. Рядом с лагерем, выше по реке, оказалась обширная заросль кустов этой ягоды. Саня и Виктор ходили измазанные ее темным соком, а на столе около большой палатки постоянно стояла полная миска ягод. Нина затеяла даже варить варенье, но запас сахару оказался небольшим и ради экономии пришлось это прекратить. Буровой мастер Юферов, уничтожив за один присест свою порцию варенья, крякнув от удовольствия, вымазал остаток на хлеб и стукнул пустой кружкой о стол.
– Эх, хороша кашка, да мала чашка!.. А вот в Приморье мы без сахару обходились, да еще лучше получалось... За уши вас всех не оттянул бы.
– Без сахару? Что для этого надо, Антип Титыч? – заинтересовалась Нина.
– Бочонок голубицы да спичечную коробку муки.
– Загадка! – подвинулся к мастеру Павел Вавилов. Прислушались и остальные разведчики, сидевшие за столом.
– Какая там загадка... правду говорю.
– Зачем же тогда дело встало? Бочонок у нас есть, мука тоже!
– Пчел нет, – вздохнул мастер. – Надо в коробочку с мукой пчел посадить. Не живут они в этих местах, а в Приморье их много. И какие пчелы – дикие уссурийские!
– Я говорю – загадка...
– Не перебивай! Наловишь диких пчел в коробочку, они там вывозятся в муке, белыми станут, заметными. Тогда выпустишь одну пчелку и следишь, куда она курс взяла. В том направлении идти надо. Потом еще одну выпустишь, она снова дорогу показывает. Так и пускаем одну за другой, пока они приведут к дуплу. Тут тебе и мед вместо сахара. Заливай бочонок голубицы медом, дай ему постоять, а потом... Эх! – Юферов вкусно причмокнул и обтер рукой усы.
Павел разочарованно отодвинулся. Как ищут мед диких пчел в Приморье, его совсем не интересовало. Вот если бы здесь... тогда другое дело. Но здесь водились медведи, сохатые, горные бараны, козы да другое зверье, а диких пчел и в самом деле не было. Многого не было в этом суровом краю. Павел лишь в книгах читал о душистых персиках, абрикосах, сочных грушах и яблоках. Даже простой дикий виноград, которого много на юге Дальнего Востока, не забирался так далеко на север. Все же, если бы Павлу предстоял выбор, ни Крым, ни Кавказ не заменили бы ему тайги и сопок Охотского побережья. Павел родился и вырос в том же селе, где жили Виктор и Саня. Его родители умерли рано, оставив мальчика на попечении родного дяди. Дядя был членом рыболовецкого колхоза, но море недолюбливал и боялся его. Он постарался спровадить мальчика подальше от моря, устроив его учеником к старому приятелю буровому мастеру Юферову. С той поры прошло уже пять лет. Павел вырос, стал помощником бурового мастера и мечтал о геологоразведочном техникуме. Антип Титыч Юферов всей душой привязался к способному ученику. Он передал ему все, что мог, из накопленных годами знаний, пожалуй, и сам подучился вместе с Павлом, постоянно добывавшим книги по горному делу. Теперь Юферов чувствовал, что ученик начинает его перерастать, во всяком случае теоретически. Мастера это не обижало. Наоборот, он советовался с ним, когда затевал какое-нибудь новое дело, и только после этого шел к Воробьеву для окончательного разговора.
– Золото тоже своих пчелок имеет, которые могут к самому улью привести, – сказал Юферов, дождавшись, когда другие встали из-за стола и он остался наедине с Павлом. Тот снова придвинулся ближе, поняв, что рассказ об уссурийских пчелах лишь прелюдия к серьезному разговору. Юферов, помолчав, стал развивать свою мысль.
– Косовое золото мы нашли выше стана. Выше! Значит, его сверху нанесло. В реку-то оно как попало?.. Из ключей. А сколько мы таких ключей проплыли, когда спускались, по плоту? Много. Вот и думаю – надо идти вверх по реке, построить плот и снова спуститься до лагеря. Только не спеша. Надо проверить устья всех ключей, оба берега осмотреть надо. Золотишко, оно тянется понемногу, с косового начинается, к коренному месторождению приводит, вроде как те пчелки меченые. Там и Говорящий ключ... вверху. Проплыли мы его.
– О чем совет? – подошел Воробьев. Юферов с Вавиловым переглянулись. Павел еле заметно кивнул, показывая этим, что поддержит мастера. Юферов повторил все сказанное Воробьеву. Николай Владимирович задумался. Его уверенность, что Говорящий ключ надо искать вниз по реке, за последние дни поколебалась. Виктор, встретивший в тайге Кандыбу, неверно передал его слова начальнику экспедиции: вместо – «ищите ниже», сказал «ищите выше», а о порогах совсем забыл упомянуть. Выходило, что Говорящий ключ остался где-то позади. Правда, Большаков уверял, будто видел плот, проплывший ночью мимо, и Хакаты в это время лаял. Но старик мог принять за плот какую-нибудь корягу, ночью легко спутать, а Хакаты лает чуть ли не каждую ночь. Попробуй разбери, на кого он гавкает, на людей или на зверей, подходящих близко к стану. Уверениям Большакова, будто он прекрасно разбирается в интонациях голоса собаки и что Хакаты лаял на чужих людей, Воробьев не особенно верил. Николаю Владимировичу это казалось просто невероятным.
– Да... – протянул он, механически вычеркивая прутиком у ног изгиб реки. – Одно неясно, почему Марченко с Кандыбой плот строили и вниз сплывали? Большаков сам видел их следы, где они приставали к берегу, километрах в десяти отсюда, на другом берегу.
– А не видел ли он там устья какого-нибудь ключа? – спросил Павел.
– Сейчас узнаем, – Николай Владимирович окликнул Большакова, вышедшего из палатки. Проводник на секунду закрыл глаза, и местность, где он видел следы, возникла перед его мысленным взором. Он утвердительно кивнул головой.
– Однако, был ключ... маленький только.
– А кто сказал, что Говорящий обязательно должен быть целой речкой? Теперь ясно, – Юферов хлопнул ладонью о стол, – Марченко с Кандыбой там остались, а плот пустили вниз по течению. Вот его и видел Большаков. Хакаты тоже недаром гавкал. Учуял запах чужих людей, плот сохранил этот запах.
– Пожалуй, верно, – согласился Большаков, – так могло быть. Ночь, темно, разве хорошо увидишь! Плот, может, пустой проплыл. Они хитрые: столкнули плот – пускай мимо стана несет, чтобы подумали, будто они ниже уплыли. Так, однако.
– Будем искать! – твердо сказал Воробьев поднимаясь. – Завтра, Кирилл Мефодиевич, поведете нас к тому месту.
Юферов и Вавилов удовлетворенно переглянулись. Они были вполне уверены в правильности своего предположения.
Николай Владимирович никогда еще не видал такой густой заросли кедрового стланика и такого нагромождения обломков скал, как на том ключе, в устье которого Марченко и Кандыба оставили свои следы. В некоторых местах приходилось буквально переползать через стланик, рискуя в клочья изодрать одежду. Хваленые индийские джунгли были ничто в сравнении с этой чащей. Там люди могли расчистить себе путь топорами, а здесь самый острый топор оказывался бесполезным. Прочные, как железо, упругие стволы стелющегося по земле кедрового стланика так перепутались между собой, что ни пройти, ни пролезть между ними было невозможно, а прорубить путь топорами – и тем более. Оставалось только одно – брать этот барьер шириной неведомо в сколько километров по верху, перешагивая со ствола на ствол, цепляясь за ветки, падая и переползая через эту невероятно плотную заросль. Воробьев, храбро возглавивший разведчиков, скоро выдохся, в кровь исцарапал руки, порвал одежду и уступил путь рвущемуся вперед Афанасию Муравьеву. Одолев за полчаса не более сотни метров, Афанасий оказался в настолько растерзанном виде, что беспомощно свалился на тугое переплетение ветвей. Большаков, молчаливо пробиравшийся за Афанасием и Воробьевым, нашел удобное местечко и закурил. Тучи комаров поднялись из самых затаенных дневных пристанищ, бросились в атаку на разведчиков. Николай Владимирович взмолился, обращаясь к Большакову:
– Кирилл Мефодиевич, да ведь ходят же в конце концов по чертовому стланику?
Большаков, молчаливо пробиравшийся сзади за геологом и Муравьевым, опрометчиво рискнувшим на штурм стланиковых джунглей, гуще задымил трубкой.
– Зачем ходят... Совсем напрасно, однако. Сохатый даже стороной обходит, а мы лезем.
Николай Владимирович понял, что проводник нарочно пустил его вперед, чтобы проучить за самонадеянность и теперь посмеивается над его горячностью. Прихлопнув на щеке сразу добрый десяток комаров, каким-то путем проникших под сетку, геолог сказал:
– А я, Кирилл Мефодиевич, думал – раз другого пути нет, то прямо через стланик.
– Прямо только птица летает.
Проводник огляделся. Справа, метрах в ста, стланиковые заросли кончались у самого берега ключа. Сюда и направился Большаков, с завидной ловкостью преодолевая препятствия. Николай Владимирович и Афанасий облегченно вздохнули, когда почувствовали под Ногами твердую почву вместо колеблющегося переплетения стланика. Впрочем, радоваться было нечему. Маленькая полянка, на которую вывел их Большаков, с трех сторон словно стеной была окружена тем же стлаником, а с четвертой стороны кончалась крутым обрывом. Внизу, между размытыми берегами, струился ручей мутной воды шириною в два-три шага.. Рискуя свалиться вместе с нависшим берегом с пятиметровой высоты, Николай Владимирович подошел к краю обрыва. Почва заколебалась под его ногами, и он невольно отступил назад. Геолог понял, что почти вся полянка представляет собой торфяную площадку, скрепленную переплетением корней растений. Весной и во время осенних дождей этот тихий ключ, по-видимому, становился настоящим бурным потоком. Из года в год размывая вечную мерзлоту, ключ промыл здесь целое ущелье, далеко уйдя под берег. Николай Владимирович топнул ногой по сплетению корней давно погибшего дерева, ствол которого догнивал, наполовину погрузясь в торф, почва дрогнула, заколебалась. Большаков поднял руку, привычным жестом предупреждая об осторожности.
– Висим, Кирилл Мефодиевич... Под нами пустота.
– Не может быть! – воскликнул Афанасий поднимаясь.
– Вся поляна колеблется. Она висит на высоте двухэтажного дома.
– Чепуха, Николай Владимирович! – Афанасий встал на ствол даурской лиственницы и высоко подпрыгнул, сильно ударив обеими ногами. В тот же момент вся поляна заколебалась, дрогнула и с мягким шорохом поползла, сильно кренясь.
– Держись! – успел крикнуть Афанасий, теряя равновесие.
* * *
Виктор мечтал, лежа на густой траве возле закинутых в реку удочек. Рядом деловито возился Саня, выстругивая из тальникового развилка жерлицу на щуку. Щук в реке было очень много, но они упрямо не хотели попадаться на обычные удочки, обрывая лески. Кирилл Мефодиевич, уходя на поиски Говорящего ключа, оставил ребятам десяток крупных крючков, прочную леску и показал, как сделать жерлицы. Теперь Виктор ловил мелких рыбок для наживы, а Саня выстругивал последнюю развилку. Вечером они собирались поставить пяток жерлиц под кустами, нависшими над водой у самого стана. Здесь, ранним утром и особенно вечером, сильно били крупные щуки. Виктор следил за маленьким поплавочком, неподвижно застывшим на воде, видел совеем не тихую речку, а синие-синие моря. Поэтому он не обратил внимания на странный круглый предмет, проплывавший мимо. Саня, мельком взглянув на поплавок, удивленно вскрикнул:
– Фуражка плывет!
– Где фуражка? – приподнялся на локтях Виктор.
– Слептырь! А это что? – Саня, взяв из рук Виктора удилище, подогнал его концом к берегу круглый предмет и, зайдя в воду по колена, поднял его. С минуту мальчики разглядывали намокшую военного образца фуражку, а затем, не сговариваясь, бросились бежать к лагерю. Оба узнали фуражку Воробьева, неведомо каким путем попавшую в реку.
Антип Титыч, работавший вместе с Павлом рядом со станом, долго рассматривал фуражку и, наконец, убедившись, что она действительно принадлежит начальнику экспедиции, спокойно повесил ее на сучок дерева. В ответ на бессвязное предположение ребят о том, что с Воробьевым, может быть, случилось несчастье, мастер спокойно возразил:
– С ними Большаков, а фуражку он мог уронить в реку. Не волнуйтесь, ребята, все у них в порядке. Возвратятся скоро.
Павел присоединился к мнению мастера. Оба таежника были уверены в старом проводнике, да и сам Воробьев уже не был новичком в тайге. Зато Нина, узнав о пойманной в реке фуражке, разволновалась. Она упрекнула Юферова в равнодушии и потребовала немедленного похода по следам ушедших на поиски Говорящего ключа. Нина привела основательный довод, говоря, что Воробьев не позволил бы фуражке уплыть. Выловить ее ему могло помешать лишь какое-нибудь несчастье. Юферов заколебался, а Нина добила его окончательно, сказав, что у начальника фуражка одна, заменить ее нечем и, значит, она Воробьеву особенно дорога.
Скоро со стана вышла группа разведчиков, возглавляемая самим Юферовым. Саню и Виктора мастер оставил на стане, несмотря на их горячее желание отправиться в поход.
– Вот это да... проехались! – воскликнул Афанасий Муравьев, поднимаясь и с удивлением оглядываясь вокруг. Вся поляна сохранилась целиком, переместись вниз к самому руслу ключа. Теперь вокруг вместо зарослей стланика высились мрачные обрывы, от которых веяло холодом. Посредине полянки, сослужившей роль лифта, сидели Воробьев с Большаковым, крепко вцепившись руками в торфяной покров. Николай Владимирович был без фуражки. Когда полянка неожиданно поползла вниз, Воробьев держал ее в руке. Инстинктивно взмахнув руками, он выпустил фуражку, которая укатилась неведомо куда. Черную сетку накомарника Николай Владимирович подобрал у самого края полянки, а фуражку так и не удалось разыскать.
Большаков, пожурив Афанасия за неосторожность, сказал, что такие обвалы случаются часто. Эта полянка, состоящая целиком из торфа, переплетенного корнями растений, рано или поздно все равно должна была сползти. На больших северных реках нередко образуются целые плавучие острова с деревьями и кустами. Подобный остров может проплыть сотни километров, пока не сядет на мель, где его постепенно размоет течением.
– Мы и здесь можем поплыть, – заметил Воробьев. – Наша полянка теперь стала плотной. Скоро выше нее накопится целое озеро воды.
В самом деле, оползень целиком перегородил узкое в этом месте русло ключа. Ниже него вода в ключе скоро исчезла, а выше стала быстро скапливаться. Берега были настолько обрывисты, что подняться по ним оказалось совершенно невозможным. Путь вверх по самому руслу ключа также был отрезан прибывающей водой, зато вниз по руслу ключа можно было идти свободно. Здесь остались лишь отдельные лужи, а дно казалось довольно твердым. Правда, этот путь отдалял разведчиков от их цели к вершине ключа, где они предполагали найти Марченко и Кандыбу. Большаков осторожно спустился вниз, попробовал ногой прочность грунта в самой середине русла ключа и спокойно прошел несколько шагов, погружаясь в наносы только по щиколотку. Воробьев и Афанасий последовали за ним. По сравнению со стланиковой зарослью идти было во много раз легче. Афанасий ожил, запел вполголоса:
Нам немало ночей встревоженных
У родного костра проводить,
Нам немало тайгой нехоженой
Караванных дорог проложить.
– Только сейчас летел вверх ногами, а уже поет! – рассмеялся Большаков.
Николай Владимирович шел сзади всех, внимательно осматривая береговые откосы. Такой глубокий размыв он встречал впервые. Вода знатно поработала здесь, прорезав не только верхние слои, но и толстый слой сероватых песков. Ключ проходил по участку вечной мерзлоты. Постепенно вгрызаясь в грунт, оттаивая вековую мерзлоту, вода промыла глубокие щели под обоими берегами. Весной и в дожди ключ несомненно превращается не только в бурный поток, но и в гигантский промывательный аппарат. Вода, размывая породу, уносила с собой легкие частицы, а тяжелые оседали вниз на твердый слой вечной мерзлоты. Если здешние пески золотоносны, то в промоинах под берегами должна слоем лежать обогащенная металлом порода, особенно в тех местах, где на поворотах вода с силой била в берег. Геолог, окликнув спутников, выбрал клочок сухой земли, сбросил на него свой вещевой мешок, поверх которого был привязан лоток с легким скребком.
Пока Большаков раскуривал трубку, геолог наскреб из глубины расщелины полный лоток сероватой грязи. Тем временем Афанасий, действуя обломком сучка, подобранного здесь же, углубил мелкую впадину, наполненную ведой. Получился зунд, вполне пригодный для работы лотком. Николай Владимирович перенес лоток к зунду и взялся за промывку породы. Афанасий с жадным нетерпением ждал, когда на дне лотка зажелтеют золотинки, но этого не случилось. В бороздке лотка осталась лишь пригоршня шлиха вперемешку с мелкими черными камешками.
– Пусто! – разочарованно протянул парень.
– Сдается мне, что этот ключ можно смело сбросить со счета! – поднялся Воробьев. – Марченко и Кандыбе здесь делать нечего.
– Значит, они проплыли ниже, – сказал Большаков. – Мне показалось, люди на плоту были, однако.
– Будем двигаться к устью и по пути брать пробы, – решил Воробьев. – Одно хорошее качество имеет этот ключ – он сам вскрыл пески, нам не надо бурить или бить шурфы.
Начинало темнеть, когда разведчики выбрались из мрачного ущелья ключа на открытое место. Николай Владимирович и Афанасий были с ног до головы измазаны липкой глиной. Они промыли несколько десятков лотков породы, оказавшейся совершенно пустой. Теперь уже не оставалось сомнения, что здесь искать нечего – надо двигаться обратно к стану. Ночь застала разведчиков у костра в закрытом распадке около реки. Кирилл Мефодиевич, поглядывая на закипающий котелок воды, достал плитку черного кирпичного чая, настругал ножом порядочную кучку ароматного крошева и всыпал в котелок.
– Заварим потолще, однако.
– Погуще, – поправил Афанасий.
– Все равно... люблю толстый чай.
– Толстый чай! – Афанасий рассмеялся. – Толстыми бывают люди, деревья, а вы, Кирилл Мефодиевич, чай так называете.
– Толстый чай, густой чай – какая разница? Ты зовешь так, я по-другому, пей, однако! – проводник, сняв котелок, разлил чай по кружкам.
Воробьев с удовольствием потягивал крепкую до горечи жидкость, думал о том, что теперь задача поисков Говорящего ключа значительно облегчается. Он может впадать в реку лишь ниже лагеря. Отсюда до лагеря по обоим берегам реки нет больше ни одного ключа. Оставался неясным вопрос, где он находится: до порогов или за порогами. Кирилл Мефодиевич говорит, что проплыть по порогам невозможно. Но ведь старатели могли бросить плот перед первым порогом и пойти дальше пешком.
Хорошо отдохнув у горевшего всю ночь костра, разведчики вышли в обратный путь, придерживаясь берега реки. День разгорелся ясный, жаркий, над рекой колебалось марево, лениво всплескивала рыба, оставляя расходящиеся круги. Разморенные жарой, Николай Владимирович и Афанасий шли следом за Большаковым, который все время был настороже. Вдруг проводник остановился, сделал шаг в сторону, прячась за кустом.
– Сохатый плывет, – показал он вдаль. – Переправляется на наш берег, однако.
– Где? – Афанасий снял карабин с плеча. Воробьев также приготовил ружье.
– Далеко... не достанете. Видите, у самого поворота.
Только теперь Воробьев заметил какую-то корягу по середине реки, там, где она делала крутой поворот к югу. Приглядевшись, геолог увидел, что коряга плывет не по течению, а пересекает реку наискосок. Он понял, что это вовсе не коряга, а голова лося с лопатообразными рогами. Нетерпеливый Афанасий перебежал к поваленному дереву, положил на него карабин и стал целиться. Неожиданно где-то впереди раздалось подряд три выстрела. Сохатый заметался из стороны в сторону, потом, повернув, поплыл к другому берегу. Вслед ему продолжали сыпаться выстрелы. Было видно, как пули поднимают вокруг зверя фонтанчики брызг. Сзади лося оставался расходящийся двумя лучами след. Афанасий, торопливо передергивая затвор, также открыл стрельбу. Большаков, посмеиваясь, раскуривал трубку, а Воробьев наблюдал за лосем в бинокль. Он видел, что пули Афанасия шлепаются в воду, не долетая до зверя сотню метров. Между тем сохатый уже приблизился к берегу, где тянулась длинная песчаная коса. Взбурлив воду широкой грудью, зверь вышел на песок, отряхнулся и, не оглядываясь, побежал широкой рысью к лесной чащобе. Вслед зверю раздалось несколько запоздалых выстрелов. Когда сохатый уже скрылся в лесу, в поле зрения Воробьева попало другое животное, переплывающее реку в том же направлении. Николай Владимирович не сразу разглядел, что это собака.
– Сохатенок! – крикнул Афанасий, снова стреляя.
– Стой! – Большаков положил руку на карабин Афанасия. – В сохатого промазал, теперь Хакаты хочешь подстрелить! Видишь, собака. Какой у тебя прицел? А, постоянный! Тогда можешь бить, все равно не попадешь.
Собака, достигнув середины реки, повертелась, тщетно выискивая зверя, и поплыла обратно к берегу. Афанасий смущенно смотрел на прицельную рамку карабина. Теперь-то он понял, почему все выпущенные им пули легли с большим недолетом. Второпях он забыл установить прицел. Последнее время ему приводилось стрелять только из дробового ружья, на котором нет прицельной рамки.
Скоро обе группы разведчиков встретились. Сначала из прибрежных кустов стремглав выбежал мокрый, извалявшийся в песке Хакаты. Он с радостным лаем бросился к Большакову, но тот предусмотрительно выставил вперед приклад ружья. Тогда преданный пес умудрился лизнуть в самые губы Афанасия, а затем обеими лапами встал на грудь Воробьева, норовя облизать его. Николай Владимирович оттолкнул Хакаты, но тут же отступил под натиском Юферова, Вавилова и Нины.
– Я говорил!.. – крепко сжимая обе руки геолога, кричал мастер. – Жив, здоров, ничего с ним не случилось.
– А чего со мной могло случиться? Ведь я не один.
– А фуражка ваша где? – спросила Нина.
– Потеряна.
– Ее выловили из реки ребята.
– Значит, уплыла по ключу в реку. – Воробьев коротко рассказал обо всем случившемся на безымянном ключе. Юферов пообещал заставить Виктора вспомнить дословно все слова Кандыбы, как только вернется в лагерь.
– Зачем ждать? – усмехнулся Большаков. – Можно сейчас спросить.
– Ребята в лагере остались.
– В лагере... – Большаков, подняв ружье, прицелился в ближайшие кусты, грозно нахмурил седые брови над веселыми глазами и крикнул суровым голосом: – Руки вверх!.. Выходи, кто там прячется, а то стрелять буду!
– Дедушка Кирилл, это мы! – испуганно прозвучал Санин голос.
Смущенные тем, что их открыли, Саня и Виктор вылезли из кустарника. Оба чувствовали себя виновными в нарушении приказа Юферова оставаться в лагере. К удивлению Сани, мастер даже не упомянул об этом, зато Виктор стал центром общего внимания. Поставив его перед собой, Юферов заставил мальчика рассказать о ночи, проведенной у костра вместе с неизвестным охотником.
– Потом, потом он сказал, – бормотал Виктор. – передай начальнику, чтобы искали Говорящий ключ вверх по реке, там... там... – Виктор растерянно оглянулся на Воробьева, силясь вспомнить последние слова охотника. – Там, где пороги начинаются! – выкрикнул Виктор и облегченно вздохнул. – Потом он еще сказал, что там другие люди работают.
– А где пороги? – спросил Юферов.
– В той стороне... внизу, – махнул Виктор рукой.
– А ты говорил «вверх по реке».
– Нет, вниз по реке, я говорил вниз, – заспорил Виктор, вполне уверенный в своей правоте. – У меня память крепкая.
– Оставьте его в покое, – сказал Воробьев. – Память у тебя действительно хорошая, но на этот раз она сыграла с тобой шутку. Теперь мы знаем, где искать Говорящий ключ, если только ты снова не перепутал.
