Текст книги "Очень страшные Соломоновы острова ( книга вторая)"

Автор книги: Виктор Плешаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– Скажите, а вы давно здесь живете? – ослепительно улыбнулась Хеля, добросовестно пытаясь наладить контакт. Контактер, медленно перевел взгляд на Бруно. Тот заерзал, дежурно озаряясь улыбкой до ушей. Из рукава хозяйского, потрепанного пиджака, вынырнула жилистая ладошка и в требовательном жесте застыла возле лица Беса.

– Тамгу давай. -

В темноте, привычно охнула Наташка. Бруно, не отводя взгляда от лица хозяина, нащупал в кармане требуемое и медленно вложил кругляш в Санькину ладонь. Застывшая было рука, отягощенная нашим трофеем, удовлетворенно втянулась обратно в складки одежды.

– Мы там еще монеты нашли. Тоже взяли. Но надо к катамаранам идти. – внутренне содрогаясь от нестерпимого стыда, ожил я.

– Не надо. Пусть. – аккуратно разливал хозяин чай по пиалушкам.

– Сань, ты белый, или черный? – решил внести я ясность в хозяйское амплуа и одновременно, неуклюже пытаясь дать понять, что мы слегка в теме. Ну и молчать было совсем уж невыносимо.

– Ешьте. Пейте чай. Вкусно. Потом расскажу. – он сбрызнул с пальцев на огонь чаем, отщипнув кусочки от своих разносолов, отправил их туда же и снова пристально уставился на нас, попыхивая сигареткой.

Странно, но голод почему-то отступил и мы, достаточно вяло угощались предложенным ужином, ожидая от хозяина хоть какого-то подобия начала беседы. А вот чай был хорош. Настоянный на неведомых травах и корешках, пряно пахнувший, темный настой великолепно утолял жажду и то и дело очередная пиалка вновь погружалась в бездонный, казалось, котел за новой порцией.

Санька, все так же бесстрастно, молча наблюдал за нами, попыхивая очередной сигареткой. Насытившийся Димыч, выцепив взгляд хозяина, выразительно постучал пальцем по баклаге со спиртом. Тот утвердительно кивнул. Присоединиться к ним для сомнительного удовольствия поглощения неразбавленного продукта, больше никто не рискнул. Две пиалушки приветственно поднялись в воздух и были осушены в полной тишине. Я закурил, прикидывая, как бы вернуться к катамаранам в максимально щадящем для хозяина режиме.

– У тофов не осталось шаманов. – прикрыв и без того узкие щелочки глаз, тихонько, нараспев, заговорил Санька.

– А когда были, не делились на белых и черных. Просто лечили людей, оленей, слушали что говорят духи. Знали, что было и что будет. Мой отец – был последним. -

– Но Сань. Ты, получается, тоже, явно соображаешь кой-чего. Раз встретил нас на берегу и про тамгу знаешь. – набрал пригоршню кедровых орешков Димыч, усаживаясь поудобнее и настраиваясь на долгий, обстоятельный разговор.

– Чему-то научил отец, с чем-то я сразу родился. Тэнгэриин тэмдэг – шаманская метка. – монотонно вещал хозяин, слегка покачиваясь, как в полузабытьи.

– Но он не успел передать мне главного. Шаман должен знать – зачем людям духи, а духам люди. Если он это понимает, его путь прост и ясен. Это – главное знание. У меня его нет. Я умею все, но просто живу для людей и себя. Значит – не шаман. – его голос постепенно набирал силу, обогащаясь горловыми обертонами и насыщая неведомыми вибрациями пространство вокруг себя.

– Мой народ умирает. Молодые, уже давно говорят и думают по-русски и то, что еще помнят и хранят старики, им не нужно. Они знают тайгу, но не чувствуют ее. Не слышат ее голос. Хотят только брать. Им не нужны советы и мудрость старших, а знать будущее – страшно. -

– Саша, извините пожалуйста. – робко вклинилась Наташка. – Я могу вас спросить об одной вещи? -

– Ты хочешь узнать, где костюм шамана, бубен с колотушкой и прочее? – перевел на нее взгляд, мерно колыхающийся в слабом отблеске костерка очага Санька.

– Мне это не нужно. Отец был хорьботой-бее. Очень сильный шаман. Мог говорить с духами и сам становиться духом. Научил меня. Но вы все – он скупым жестом обвел нас, вольготно расположившихся вдоль круглой стены чума. – не этого хотите. Вы думаете, что важно узнать тайны и ответы на свои вопросы. Вы ждете беседу. Но ее не будет. Говорить буду я. А вы просто увидите то, что желаете и что не желаете. Ответы, которые могут погубить вас, вы тоже увидите. Но забудете. -

В его руках, невесть откуда появился варган – родной брат обнаруженного нами под жертвенными камнями, и заунывные, тягучие звуки заполнили голову, все тело. Периодически он снова возвращался к горловому пению, потом опять вступал в дело варган.

Это была песня, несомненно. Она повествовала о временах изначальных, о добрых и смелых людях, о матери-тайге. Слов не было, одни лишь звуки. Но они наполняли мозг необычайно яркими образами и чувствовалось, что управляет их непрерывным движением, этот маленький смуглый человечек, сидящий у камелька напротив нас.

Внезапно я почувствовал руку на своем плече и неохотно открыл глаза. Санька жестом поманил за собой и скользнул вдоль полога на улицу. Стряхивая легкую заторможенность, я последовал за ним. Неяркий свет позднего вечера резанул глаза.

– Твои друзья будут спать и видеть нужное. До утра. А тебе надо идти. – негромко сказал хозяин.

– Там, выше по ручью, стоит зимовье. В нем мужчина и женщина. Они чужие здесь. Отец и дочь. Мужчина смелый и сильный, но совсем глупый. Росомаха к ним в лабаз залезла. Он ее подранил и хотел ножом добить. Совсем глупый. Теперь умрет. Он еще вчера должен был умереть. Но я сказал, что сегодня вас встречу. Теперь не умирает, ждет. Очень больно ему. Плохие раны. Терпит, пока. Сильный, однако. Я у них собаку оставил. Если мужчина умрет, она прибежит. Иди. -

– Погоди Саня. – оторопел я. – А ты почему ему не помог? Ну хотя бы боль снять. -

– Он смотрит сквозь меня. Считает не настоящим человеком. Гордость делает его слепым. Глупый, однако. Иди. -

– Хорошо. – шагнул я по направлению к судам. – Сейчас захвачу обезболивающее и пойду. Далеко идти-то? -

Санька отрицательно качнул головой и нырнул обратно в чум.

Через час, уже в сумерках, меня звонко облаяла некрупная, пестрая лайка и, перешагивая порог ветхой зимовьюшки, я нарочито бодро здоровался с хозяевами.

Глава двенадцатая. Раз шахид, два шахид... (1)

Из темного провала избушки, густо шибануло смрадом разлагающейся плоти. Внутренне охнув, я широко улыбнулся и застыл на пороге.

– Здравствуй дорогой, проходи сюда. – раздался хриплый, приглушенный голос и лежащая на нарах фигура, вяло пошевелилась. Мимо меня юркой змейкой шмыгнула в закуток за печкой, укутанная платком до бровей девушка и зашуршала-задвигала там пакетиками, коробочками. Чуть слышно звякнули пустые кружки.

– Аслан. – протянул мне руку лежащий мужчина и пожимая, я почувствовал ее сухой, горячечный жар.

– Виктор. – отозвался негромко и вложил в ладонь хозяина шприц-тюбик промедола. – Помочь, или сам справишься? -

– Сам. Подожди минуту. – он привычным движением свернул головку шприца и сдернув колпачок, сделал инъекцию. Закрыл глаза. Через несколько секунд, облегченно выдохнув, уставился на меня заблестевшим, чуть затуманенным взором.

– Спасибо, русский. Прости, Витя. Я могу тебя так называть? -

Я нейтрально пожал плечами. Аслан продолжил.

– Как сам? Как семья? Хорошо все? -

Я кивнул и подумал, что спрашивать его о здоровье и делах семьи, было бы нелепостью. Но что-то надо было отвечать.

– Извини Аслан. У тебя про здоровье спрашивать не буду. Санька просветил в общих чертах. Да и так видно. Извини. -

– Да, есть проблемы. Прости Витя, встать не могу, чтобы принять гостя как полагается. Сейчас Марьям стол соберет, поговорим спокойно. Ты не торопишься? -

– Нет. Только я не голоден. Санька только что накормил. Можно просто чаю? -

Аслан помолчал.

– Еще раз спасибо тебе, Витя. За промедол. Теперь говорить могу спокойно. Боль думать мешала. А у нас разговор длинный будет. Не возражаешь? -

– Ты хозяин. Тебе виднее. – я посторонился и привстал, почувствовав легкое движение за спиной. Сзади в ожидании замерла девушка, с чем-то вроде подносика в руках. Оценив диспозицию, я придвинул ближе к изголовью кровати, стоящий рядом с моим, чурбак. Марьям водрузила на него принесенное и вернувшись к печке, захватила оттуда и поставила рядом с нами на пол, закопченный чайник. Чуточку постояла и ,поймав взгляд отца, вышла на улицу, прикрыв за собой дверь.

– Извини, придется тебе самому за собой ухаживать. – неуклюжим движением утер бисеринки пота со лба хозяин. Я, не чинясь, уселся на свое место и сыпанул в кружку заварку. Сверху щедро плеснул кипятка. Вопросительно взглянул на Аслана.

– Мне просто воды, когда попрошу. – не отрывал он от меня испытывающего взгляда. – Расскажи, Витя. Откуда сам, друзья твои? Ты ведь не один? Каким ветром в наши... в эти края занесло? -

Я помолчал, собираясь с мыслями.

– Туристы мы, водники. Сплавляемся от перевала, с Хатаги. Планируем дойти до Нижнеудинска. Шесть человек – трое немцев, трое русских. Я тут бывал раньше, теперь решил друзьям показать. Красиво здесь. -

– Да, красиво. Людей совсем нет. Хорошо. – вежливо отозвался собеседник. – Пей чай, остынет. -

Я аккуратно отпил глоток.

– А ты кто по жизни, Витя? – опять блеснул в полумраке пытливый взгляд.

– Человек. – хмыкнул я.

– Я понял тебя. Давай сделаем так, Витя. У меня есть проблема и я должен ее решить. У нас будет долгий разговор. Я буду задавать вопросы. Так надо. Обещаю, в конце ты все поймешь. Хорошо? -

Я внимательно вгляделся в лежащего напротив. Крепкий бородатый мужик, ближе к полтиннику, когда-то очень жесткий и резкий, сейчас близок к отчаянию. Плотно держит себя в руках, но явно на грани нервного срыва. Аслан молча ждал моей реакции. Я вздохнул.

– Спрашивай. Что смогу, отвечу. -

Аслан прикрыл глаза, подбирая формулировки. Потом медленно заговорил.

– Скажи, ты был у нас... в Чечне? -

– Нет. -

– А твои друзья? -

– Нет. -

– Это хорошо. Значит вы не отравлены нашей войной. – помолчал, поморщился как от боли.

– Мы все, кто там был, и наши, и твои – русские, носим в себе ее яд. Нам трудно найти общий язык. Слишком много горя, крови, обид. Эти раны не скоро зарастут.

А с тобой можно говорить. Слушай, русский. Я буду откровенен. Не потому, что я такой доверчивый. Просто выхода другого нет. Ты взрослый мужчина и дети наверно есть. Да? -

Я согласно кивнул и снова отпил из кружки.

– Совсем хорошо. Ты мужчина и отец. Должен понять. Дай воды. – я поднес к его губам кружку, он осторожно сделал глоток. Передохнул. – Если куришь, кури. И мне дай. -

Закурили. Я молча ждал продолжения.

– Я был на обеих войнах. Убивал ваших. Все было по честному – я стрелял, в меня стреляли. Пленных не резал, рабов не было. Я – воин, понимаешь? -

– Говори дальше. – выдохнул я дым очередной затяжки. Он вновь поднял на меня тяжелый взгляд.

– Ты ненавидишь чеченцев?

– Ненависти нет, Аслан. Но я русский. И ты прав. Эти раны зарастут не скоро.

– Я устал от войны, Витя. Она забрала у меня все. Родителей, жену, двух сыновей. Сначала я воевал за свою землю. Потом просто мстил. Мужчина должен быть готов убивать. За веру, родных, за кровную обиду. Но убийство не может быть работой. Когда начинаешь привыкать к пролитой крови, она разъедает душу.

Я думал, что потерял дочь тоже и стал искать смерти. Но Аллах не дал мне ее. Ты русский и я многого не смогу тебе объяснить. Не поймешь. Просто слушай. Будут вопросы, спрашивай.

– Хорошо. Еще воды? – отозвался я.

– Нет пока. Тебе есть за что нас не любить, я вижу. Не спрашиваю почему. Захочешь, сам расскажешь. Я тоже не люблю сегодняшних русских. Слишком много крови, Витя. Но мы с тобой взрослые мужчины и понимаем, что бывает так, когда и врагам надо договариваться. Бывает, что враги спасают жизнь друг другу, а потом снова идут убивать. Но мы не враги с тобой. Между нами крови нет.

Самое дорогое, это жизнь. Но у настоящего мужчины есть многое, что дороже жизни. Например жизнь своих детей. А еще дороже – честь. А дороже чести – долг своему народу. Бывают такие долги, Витя, которые дороже чести. – Аслан замолчал, скрипнул зубами и обессилено откинул голову на подушку. Изо рта с хрипом вырывалось неровное дыхание. Я пил чай и ждал.

– Эта война, погубила уже не одно поколение. Она жрет жизни молодых. Наше будущее. Кто-то погиб, а из тех, кто пока еще жив, большинство, кроме войны и смерти ничего не видело. Они тоже мертвы, просто пока об этом не знают. Им не найти места в нормальной жизни. Их некому было научить главному – думать. Учили только ненавидеть, стрелять и убивать. Но ненависть не может ничего построить. Она может только разрушать. И этой ненавистью пропитана вся земля Чечни.

У меня было два сына. Они погибли. В бою. Мне больно, но не стыдно за них. Я выдал дочь замуж. Через две недели она стала вдовой. Еще через месяц – "черной вдовой". Я знаю, кто ей "помог". Но отомстить не успел. Теперь не успею никогда. И это мой позор. Ты русский. Тебе не понять, как страшно умирать с таким позором в душе. Дай еще закурить. – я достал сигарету из пачки, чиркнул зажигалкой. Аслан, невидящим взором уставившись в низкий, закопченный потолок, отрешенно курил.

– Ты умеешь слушать, Витя. – наконец продолжил он. – И молчание у тебя хорошее. Слушай дальше. Я ведь не дикий горец, мне и в Питере довелось пожить. Горный институт закончил в свое время. Знаешь? -

Я удивленно моргнул.

– Ха, знаю... Промежду прочим РГ-84. -

– Да ты что?! – радостно встрепенулся Аслан. – Гидрогеолог? А я маркшейдер. В девяностом выпускался. Ну, брат... Эх, угостить тебя нечем, прости. – замычал он, сокрушенно качая головой.

– Да не вопрос. – вытащил я димычеву фляжку, предусмотрительно прихваченную из его спасжилета.

– Спирт будешь? -

Аслан восторженно зацокал языком.

– А у тебя брюхо сдюжит? – обеспокоился я. – Судя по всему, зверюга тебе пузо порвала капитально. -

Аслан, с отчаянной бесшабашностью посмотрел мне в глаза.

– Все порвала – грудь, живот, плечи. Но хуже уже не будет, веришь? И давай не портить праздник. Это же молодость моя. Какое время было... -

Я все-таки разбодяжил спирт пополам с водой и дождавшись, когда уйдет белая муть реакции, разлил нектар по кружкам. Подняли, чокнулись и не давая мне выпить, Аслан, притормозившись, замер на секунду и тихонько сказал.

– А давай, брат, за Советский Союз. -

И мы выпили.

Раз шахид, два шахид... (2)

– Эх, какую вы, русские, страну просрали. Никогда вам этого не прощу. Ведь мы же полмира раком поставили, а остальные спали и боялись. – сокрушенно зажмурился чеченец. – Я же за нее в Афгане, два осколка в плечо получил. С Красной звездочкой домой пришел. Отец плакал от гордости. Я же в Кобальте там, такие дела делал. Слышал про Кобальт? -

– Слышал. – качнул я головой. – От дружка своего, Димыча, что у Саньки в чуме сейчас сны смотрит. Он тоже "каскадер". -

Аслан судорожно сжал мою руку.

– Вас мне Аллах послал, мужики. Клянусь. -

Я аккуратно освободил кисть от горячечного захвата.

– Остынь, Аслан. Что ты Димычу скажешь? Салам бача? Ведь на его руках чеченской крови нет. А на твоих, сколько русской? Остынь. -

Хозяин вновь надолго замолчал.

– Ладно, Витя. Это потом. Слушай дальше. Теперь мне с тобой проще говорить. Завтра я умру. Молчи. – среагировал он на мой протестующий жест. – Я знаю, что говорю. Останется Марьям. Совсем одна. Здесь ей оставаться нельзя. Зимой в тайге одной не выжить. Домой тоже нельзя. Я, когда ее из лагеря забирал, пошумел немного. Двоих положил. В мой аул их люди пришли, говорить много не стали. Меня не нашли и тоже пошумели. В общем, домой дороги нет. А Марьям, тем более. У нас, у одиноких женщин, без защитника, жалкая судьба. А на дочери еще и печать прокаженной. Вдова-шахидка-отказница, это перебор.

Я хотел здесь пересидеть до весны, пока шум уляжется. Подумать, как и где дальше жить. Ты отец, Витя. Ты поймешь. Налей еще спирта. – Я налил. Выпили, закурили.

– Я очень много говорю сейчас. Не привык так. – продолжил Аслан. – Ладно, дальше слушай. У нас, дочь, это отрезанный ломоть. Но у меня больше никого нет, а род мой не должен угаснуть. Мой предок Хаджи-мюрид шейх Чиммирзы не простит. -

– Аслан, извини, если обижу. – аккуратно вклинился я. – Но, если у нее будет мальчик, то это будет пацан своего отца. Не так? -

– Ты плохо знаешь наш народ, Витя. – клекотнуло в его горле напряженно. – Чеченка может родить и вырастить только чеченца. А дальше кровь свое слово скажет и поведет, куда надо. -

– Хорошо. – попытался я резюмировать. – Ты хочешь, чтобы я помог Марьям добраться до какого-нибудь крупного города и передал ее твоему доверенному лицу? -

– Нет, Витя. Мне нужно больше. – снова впился в меня воспаленным взглядом Аслан. – Мне нужен человек, который поможет ей начать новую жизнь. И доверенных, из своих, у меня нет. Даже хуже. Если ее найдут свои, это смерть. Позорная смерть, Витя. А ей нужно жить, чтобы продолжить род и найти того, в чьи руки передать Святыню – "Къоман Тептар". Я не смог этого решить. Времени не хватило. А это тот долг, который дороже чести. -

– Это что еще за зверь? – не удержался я.

– Лучше молчи, русский. – рванулся с подушки хозяин и со стоном упал обратно. – Не заставляй меня жалеть, что я не могу убить гостя. -

– Ну извини. Ляпнул, не подумавши. – сконфузился я. – Тогда может объяснишь, по человечьи? -

– Еще промедол есть? – простонал Аслан. Я молча протянул шприц-тюбик. Хозяин сделал очередной укол.

– Чего ты на росомаху эту с ножом прыгнул? – полюбопытствовал я. – Не наджигитовался еще? -

– Злой был сильно. – скрипнул зубами раненый. – Такая тварь. Весь лабаз разворотила. Чего не сожрала – рассыпала. Три ночи ее караулил. Она бы ушла раненой, если бы я с ножом не успел. Сильная, свирепая, страха совсем нет. Шайтан! -

– Ну и ушла бы. – пожал я плечами. – Сдохла где-нибудь потом под корягой и все дела. А ты целый был бы. -

– Говорю же, злой сильно был. Еда на всю зиму пропала. – поморщился Аслан.

– Ладно, понял. Проехали. Давай дальше рассказывай. – потянул я из пачки очередную сигарету.

– Ты в бога вашего, Иисуса, веришь? Крест носишь? – неожиданно спросил хозяин.

– А тебе что за печаль? – нахмурился я. – Да, верю. И крест ношу. Дальше что? -

– Покажи. – потребовал Аслан.

– Слушай, давай без этого, а? Может тебе еще "Отче наш" прочитать? Сейчас встану и уйду.

– Покажи! -

Я недовольно вытянул за нитку крестик из под свитера и блеснув его серебром в полумраке избушки, скупо освещенной огоньком керосиновой лампы, убрал на место.

– Хорошо. – успокоился Аслан. – Кто без веры, с тем договариваться нельзя. У него совести нет и страха перед Всевышним. А Бог – один. Я знаю, что имя его – Аллах. Ты думаешь по другому. Это неважно. Небо нас рассудит. Главное, что ты веришь. -

Он чего-то забормотал вполголоса заунывной скороговоркой, прикрыв веки. Потом замолчал, затих. Я ждал.

– Слушай дальше, Витя. – наконец продолжил Аслан. – У нас было три святыни. Первая – Къоман Йай. Это большой медный котел с припаянными к нему бронзовыми пластинами, на которых были начертаны имена шестидесяти трех коренных чеченских тайпов. В дни примирения и в другие большие праздники, люди собирались вместе, варили в котле мясо быка, кушали и решали вопросы. Это был символ единства народа и земли. Имам Шамиль приказал разрезать котел двум своим наибам. Аллах ему судья.

Вторая святыня, это Къоман Тептар – книга в свитках, в которых записана вся история моего народа. Она пропала вместе с ее хранителем, при депортации чеченцев в Казахстан. В сорок четвертом. Эта книга – символ неразрывной связи поколений. Я знаю, где она.

И третья – Къоман Мухар. Бронзовая печать. Ей скреплялись самые важные решения моего народа. Она – символ нашей клятвы следовать завету со Всевышним пророка Ноя. От него пошли чеченцы. Печать сохранилась и она у достойного человека. -

Аслан снова надолго замолчал. Можно было потихоньку переваривать услышанное.

– Слушай, это все очень интересно. Но зачем мне это знать? Лично я, ничего твоего искать не собираюсь. Своих забот полон рот, знаешь ли. – понимая уже, к чему клонится разговор, насупился я.

– Что делать, ты решишь сам, когда мы закончим разговор. – опять заговорил Аслан. – Мне важно, чтобы ты понял, какой груз висит на моих плечах. И плечи эти, совсем скоро будут в земле. Я мог бы дать тебе денег. Но ты не возьмешь, вижу. Понимаешь, книга, это не просто святыня. Она символ, знамя. И тот духовный лидер у которого она окажется, сможет сделать очень много. Например, пролить новые реки крови. Чеченской и русской. А может принести мир на нашу землю.

Если книга окажется у тебя, найдется много желающих ее купить. За любые деньги. Но скорее всего, тебя просто обманут и убьют. Ты узнаешь где книга. Так надо. Такую тайну не может знать только один человек, это опасно для дела. Но и больше двух, тоже плохо. Я, уже не в счет. Остаетесь только Марьям и ты.

– Хочешь, приведу Димыча? – предложил я.

– Нет. На пороге вечности у человека открываются глаза. Он видит то, что скрыто от других. Я сделал правильный выбор. И еще. Санька послал тебя. Он странный и непонятный. Но умеет читать людей и их мысли. Потом скажи ему, пусть придет. Прощения буду просить. – Аслан перевел дыхание и знаком попросил еще сигарету. Чиркнула зажигалка.

– Я почти все сказал, Витя. Теперь твоя очередь. – выдохнул он дым очередной затяжки. – Говори, как думаешь поступить. -

Я, внутренне собираясь, уперся в него взглядом.

– Аслан. Прежде чем я приму решение, тебе придется ответить на несколько моих вопросов. Вероятно, это будет очень больно. Но по другому, никак. Тебе ведь нужна откровенность? – Раненый, закаменев лицом, отрывисто бросил.

– Говори.

– Аслан, я задам вопрос. Отвечай, что хочешь. Можешь соврать. Но от того, что я услышу, зависит, помогу я тебе, или просто уйду.

– Говори, Витя. Клянусь, я скажу правду.

– Хорошо. Ты, чеченец, сейчас в России. В стране врага. Ты просишь своего врага, русского, спасти твою дочь и постараться дать ей новую жизнь. В России, а не в Чечне. Чтобы она могла продолжить твой род и вернуть твоему народу святыню. Эта книга стоит очень больших денег. Так? – Аслан согласно опустил веки. По лицу его градом катился пот. Я продолжил.

– Хорошо. Теперь перевернем ситуацию наоборот. Это я, со своей дочерью, оказался у вас в горах. И проблемы у меня те же, что у тебя сейчас. У нас с тобой состоялся такой же разговор. И я прошу тебя устроить ее жизнь в Чечне и помочь найти, а потом вернуть моему народу его святыню. Какая ждет меня судьба? Что сделаешь ты, Аслан? -

На чеченца страшно было смотреть. На лбу вздулись жилы. Перекошенное лицо уставилось в потолок. В глазах стояли слезы.

– Почему я не умер до твоего прихода, русский. – сдавленно прохрипел он.

– Если это твой ответ, то я пошел. – приподнялся я с чурбака.

Раз шахид, два шахид (3)

– Стой! – раздался стон с лежака. – Что я должен ответить, чтобы ты мне помог? -

Я обреченно, вновь присел на место.

– Аслан, ты воин или трус? Я жду ответа. -

Лицо его исказила судорога.

– Дай мне дотянуться до твоего горла, русский. И ты узнаешь, кто я. -

Меня самого начало затягивать мороком безумия. Потянув нож с бедра, я наклонился над раненым и вложил рукоятку клинка в его правую ладонь.

– На! Держи! Перед тобой враг, Аслан. Бей! Это самое простое решение всех твоих проблем. -

В его глазах захлестываемых яростью и жаждой крови, проступила запредельная боль и отчаяние. Мне стало стыдно. Обхватив пальцами лезвие, я медленно вынул нож из обмякшей ладони.

– На улице ночь, хозяин. Твоя дочь наверное замерзла. Может пусть зайдет, погреется? -

– Позови ее. – выдавил из себя чеченец. Я открыл дверь и вышел во двор. От правого угла сруба, навстречу мне подалась девичья фигурка. У ног ее приплясывала лайка.

– Марьям, отец зовет. – облегченно подставил я лоб ночной измороси и сокрушаясь об оставленных в избушке сигаретах, тяжело опустился на мокрый приступок.

Через минуту, девушка вновь выскользнула из зимовья, кутаясь в пуховик.

– Тебе надо идти в дом. – не поднимая взгляда, тихо сказала она и плавно растворилась в темноте. Тявкнула, обрадованная ее возвращением, собака.

Я поднялся и пошатываясь на ватных от навалившейся усталости ногах, шагнул в открытый проем двери. Подцепил с пола чайник, плюхнул на печку, подкормил ее жаркое чрево парочкой полешек. Вернулся к нарам, молча сел на свое место, закурил. Аслан отрешенно разглядывал узор на укрывшем его одеяле.

– Выпьешь? – разлил я остаток спирта по кружкам. Чеченец не отреагировал. Я молча осушил свою порцию.

– Я скажу, какая была бы твоя судьба, Витя. – натужно заговорил Аслан. – Если бы я был один и захотел выслушать тебя, то самое лучшее, что я смог сделать – оставить тебе пистолет с двумя патронами. Но у нас в горах по одному редко ходят. Поэтому, тебе не дали бы умереть, пока не узнали, где хранится твоя святая книга. Потом убили бы. Если бы ты умер до того, как начали... заниматься твоей дочерью – значит, тебе подарили легкую смерть. Идет война, а вы – добыча. Ты это хотел услышать? -

– Я хотел услышать тебя, Аслан. – постепенно затихал звон в ушах и прояснялось в глазах. – Еще вопрос.

– Хватит вопросов, русский. Ты хочешь насладиться моим унижением. Можешь попробовать меня убить. Можешь уйти. Но наш разговор окончен. – сцепил зубы хозяин и затравленно смотрел на меня, готовый ко всему.

– Задета твоя гордость и честь, Аслан?! – вызверился я. – Этот жалкий кафир посмел говорить тебе, гордому нохче, неприятное?! Вах! Надо убить! И плевать на жизнь дочери, продолжение рода и долг своему народу.

– Убей меня, русский. Убей, или я прокляну тебя! – запаленно хватал воздух перекошенным ртом, Аслан. – Человек не должен слушать такое!

– Придется. – слышал я со стороны свой чужой, тяжелый голос. – Потому что ты скоро умрешь и будешь похоронен по обычаям своего народа. И глаза тебе закроет твой боевой брат. А дочь твоя останется в этом мире. Одна. И я смогу ей помочь, только если она сама захочет жить. Жить без ненависти, понял?! И нужные ей слова, должен найти ты. Правильные слова, Аслан. А для этого тебе надо хоть немного проветрить мозги. На, перекури. Я Марьям чай отнесу. – сунув ему в руку сигареты, плеснул в чистую кружку кипятку, поверх горсточки заварки и сахара, и вышел на улицу. Девушка стояла там же, у угла дома.

– Попей чай. Горячий. Тебе еще подождать придется. Мы говорим пока. – буркнул, умащивая кружку на притулившемся к стене валуне. Девушка выпрямившись молчала, глядя в сторону. Потоптавшись минуту и не найдя, что добавить к сказанному, я вернулся в дом.

Мимолетно позавидовав нежащимся в цветных снах друзьям, вновь уселся на чурбак. Искоса взглянул на раненого. Тот лежал вытянувшись, закрыв глаза и, казалось, не дышал.

– Тебя переделывать поздно, Аслан. Да и бесполезно наверное, если честно. – снова потянул я колючую ниточку нашего разговора. – Но тебе необходимо знать, что думает человек, которому ты собираешься доверить дочь. Возможно, это облегчит твой разговор с Марьям. Так вот. Если бы я оказался в Чечне с дочерью, в твоей ситуации, у меня не было бы ни одного шанса. И мы оба это хорошо знаем. Так что весь твой бред про пистолет с двумя патронами – бред и есть.

Но с тобой можно говорить, потому что в жизни твоей было много чего, кроме этой войны. И мозги вроде как на месте. А вот с тем молодняком, что носится сейчас с автоматами по вашим горам, говорить бесполезно. Ненависть вместо мозгов – не лучшая альтернатива. Они – действительно волки. А волков не переубеждают, Аслан. Их просто отстреливают. В любой стране.

Но и у тебя, и у них, есть кое-что общее. Та, пузырящаяся изо всех щелей спесь, которую вы называете гордостью. Лежи, не дергайся. – припечатал я его плечо к постели. – Встать ты все равно не сможешь. Так что лежи и молчи. Я тебя выслушал, теперь слушай ты.

Вам, умные подлецы вбили в голову, что вы лучше других, потому что сильные и не боитесь крови. И вера у вас, самая правильная. Значит имеете право отнять у этих других все, что вам нужно. И вы проглотили эту наживку. Вас развели как лохов, купили за десять копеек. Не вы первые, не вы последние, конечно. Но разве от этого легче? Ты забыл, что ждет любой народ, который возомнил себя лучше других? -

– Это вы пришли еще при царе на нашу землю, а не мы к вам. – мертвым голосом произнес Аслан. – Мы просто хотим свободы и готовы за нее умирать. -

– А что такое ваша свобода? – устало выдохнул я. – У вас она была. Не будем сейчас про царя, но до первой войны девяносто четвертого года, вы четыре года захлебывались этой свободой. И что? Вы стали выращивать укроп и разводить цветочки? Нет. Вы кинулись грабить поезда, убивать и гнать русских из Чечни, и крутить миллиардные аферы в России. Триста тысяч русских жило в Чечне до первой войны. Где они сейчас, Аслан? "Русские, не уезжайте. Нам нужны рабы." Это все до войны было!

Так ведь и здесь вас снова обули. Кровь легла на вас, а наварились совсем другие. В том же Кремле. А потом война. И снова вы убивали и умирали, а на этой крови кто-то бабло шинковал. А вам втирали про джихад. В твой дом, Аслан, пришли чужие люди и сказали – Мы, братья по вере. Но ты веришь чуть-чуть неправильно, брат. Мы научим тебя, как правильно. Сильных неверных нужно убивать, а слабых делать рабами. Их женщины – проститутки и годятся только в наложницы, и еще для того, чтобы делать новых рабов. А еще, русаки, хотят лишить тебя свободы. Если не будешь их убивать – ты не правоверный и не мужчина вообще. – И вы повелись на эту лабуду. А когда полилась кровь, стало совсем просто. Нужно было мстить. -

Я замолчал и потянулся за чаем.

– Дай мне воды. – открыл глаза чеченец. Я поднес кружку к его губам. Он сделал несколько жадных глотков.

– Зачем ты говоришь мне все это, Витя? Я сам разберусь, что сказать своей дочери. – обратил он ко мне мертвенное лицо.

– Хорошо, если так. – прикурил я. – Просто я не знаю, что сейчас у нее в голове. Зато ты знаешь. И если найдешь нужные слова, ей будет легче. Мне тоже. Я помогу Марьям выжить и устроиться в этой жизни. Но если в ней останется вирус ненависти к русским – все будет зря. Слушай дальше. Я не верю в будущее твоего народа. Прости. Россия тоже тяжело больна, но твоя страна больна неизлечимо. Я очень хочу ошибаться, потому что у меня нет к вам ненависти. Но сейчас считаю именно так. -

Я не претендую на истину, но то, что происходит на твоей земле сейчас – очень похоже на агонию. У вас был здравый смысл и свои традиции. Имя им – адаты. Тоже не сахар, на мой взгляд, но именно они сберегли ваш небольшой народ от уничтожения, или растворения в более многочисленных и сильных соседях. Где сейчас эти традиции?

Какое будущее может быть у страны, в которой любой сопляк уверен, что каждый неверный должен либо умереть, либо стать рабом? Что русские, должны ему по жизни, а автомат может решить все проблемы.