Текст книги "Случайный многоженец ч.2"
Автор книги: Виктор Зайцев
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Последний скандал совпал с победой уральцев у Баймака, в которую Ива буквально ткнула носом своих родичей.
– Если сойки не присоединятся к уральцам этой зимой, весной я уйду в Бражинск, не одна, – заявила Ива старейшине соек, – со мной уйдёт половина селения, уральцы принимают всех. А вы живите, как жили.
Больше разговоров девушка не вела, демонстративно собирала вещи и готовилась к весне. Вместе с ней к переезду в Бражинск стали готовиться больше двадцати молодых семей только в Липовке, старейшины соек не смогли такого выдержать и решились на присоединение к уральцам. Но, даже здесь они хотели добиться для себя исключительной выгоды.
– Мы прибыли в Бражинск, – начал разговор старый знакомый старейшина Липовки, – чтобы заключить союзный договор с уральцами. На правах старых соседей мы предлагаем наши селения для уральских торговцев, обещаем продавать им все добытые меха, и рассчитываем на самые лучшие товары, которые будут привозить уральские торговцы в наши селения.
Старейшины значительно улыбались и смотрели на Белова, ожидая его благодарности. Они помнили, как пять лет назад он уговаривал соек присоединиться к уральцам, и считали, что уралец будет неимоверно рад союзу с тремя селениями соек. Для сыщика не были секретом их предложения, о которых он узнал больше месяца назад. Старый опер не выпускал из внимания ни одно из соседних селений, особенно больших, регулярно получал подробные отчёты от торговцев и жителей каждого селения об истинном положении дел. Да и сам он не ленился навещать соседние селения, в которых завёл обширные знакомства, чтобы получить информацию, так сказать, из первых рук. Предложения соек он знал и был готов к ним, но не так, как они предполагали. Сойки не знали, что Белов застал распад огромной империи, созданной именно на союзных обязательствах, что для него само слово 'союз' ничего не значит без подкрепления жёсткими экономическими условиями. Для него было очевидно, что никакие благонравные 'союзы' невозможны при создании крепкого уральского государства, на которое он рассчитывал. Изначально он решил, что уральцы будут жить с одинаковыми правами и обязанностями, и только в унитарном государстве, никаких союзных республик и автономий.
– Нет, друзья мои, – улыбнулся Белов старейшинам, – не нужен мне такой союз, живите отдельно, как жили испокон века. Такой союз я вам предлагал пять лет назад, вы, как я помню, отказались. Не будем ворошить прошлое.
Глядя на растерянных старейшин, уралец не удержался от издёвки, показал на штабеля брёвен и досок недалеко от своего дома.
– С весной будем ещё дома строить для новых поселенцев, – подмигнул он сойкам, – летом семей сорок переедут в город, готовимся.
На лицах старейшин отразилась еще более унылая гримаса, Белов демонстративно вперился взглядом в главу делегации, намекая, что ждёт ответа.
– Эээ, – начал старейшина, – если ты отказываешься от союза, что нам делать?
– У вас два пути, – сыщик поочерёдно посмотрел каждому старейшине в глаза, – вернуться домой или войти в состав уральцев без всяких условий, как это делали все соседние роды. Вы направите в Бражинск своих детей или внуков, не старше восемнадцати лет, по одному подростку от двух семей, за каждого я заплачу стандартную цену, котелок за девушку и нож за парня. Других условий я предложить не могу, у нас все равны.
Старейшины попросили время для обсуждения и вернулись в гостевой дом, как по привычке называли гостиницу, организованную главой Бражинска для многочисленных приезжих. В двухэтажном здании были восемь двухместных номеров и два люкса, из двух комнат с санузлом. В рекламных целях Белов устроил во всех номерах водопровод, воду в бак заливали пока вручную, в перспективе это должны были делать насосы. К сожалению, некому было работать над насосами, выточенные цилиндры и поршни лежали, ожидая своего мастера. Недалеко от гостиницы стояла общественная баня на десять мест, которая топилась каждый день. После строительства храма, да проведённого снятия проклятий, всю зиму паломники не переставали прибывать в Бражинск. Зима, как известно, самое свободное время у сельского жителя в средней полосе, только охотники работают зимой более напряжённо, стремясь запастись пушниной для обмена на железо и ткани.
Раньше у окрестных племён и родов любимой зимней забавой были кражи лошадей и другого скота у соседей. Белову, с его драконовскими методами, всего за пять лет удалось избавить соседей от зимних набегов, к тому же, он забрал из всех соседних селений большую часть активной молодёжи. Поэтому любимым зимним развлечением стало паломничество в Бражинск, для посещения храма и других развлечений, которые привлекали окрестную молодёжь. Кроме танцев, привлекали лыжные трассы, самодельные коньки напрокат, а карусели и качели выстроили в каждом селении. Чтобы выгуливать лошадей, скотники организовали катание в санях, с горок на санках катались тоже, хоккей с мячом и шайбой, зимний футбол прочно пустили корни в городе, две трети населения которого были моложе двадцати лет. Да и покупки в торговых лавках Бражинска оставались достаточным стимулом для посещения города. По провинциальной привычке, практически все паломники останавливались на ночлег у родни, поэтому в гостинице проживали исключительно купцы, немногочисленные в зимнее время.
Совещались старейшины соек недолго, на следующий день они с утра пришли к Белову и заявили, что просят принять соек уральцами на обычных условиях. После того, как договаривающиеся стороны обсудили все вопросы по доставке и расселению подростков, старейшина Липовки остался со старостой Бражинска наедине.
– Она знает, что у меня две жены, которых я не брошу, – напрямую спросил его сыщик, – знает, что мне больше сорока лет. Чего хочет твоя племянница?
– Эээ, – смутился старейшина, не ожидавший прямого вопроса, – она хочет стать твоей женой, пусть третьей. Это, без твоего согласия мне лучше не возвращаться.
– Я вышел из того возраста, когда мне подбирали жён, – грустно улыбнулся Белов, – да и ты опоздал со своим сватовством, лет на пять раньше надо было. Жениться сейчас я на Иве не буду. Если захочет, пусть переезжает в Бражинск, работает здесь, будем каждый день встречаться, а там видно будет.
– Но она любит тебя, – попытался что-то изменить старейшина, – больше пяти лет она хочет выйти за тебя замуж. Ты погубишь девицу.
– Думать о её замужестве должен не я, а её родители, – резонно возразил уралец, – чем они занимались пять лет? Иве я ничего не обещал, да и не было ничего между нами. Это моё последнее слово, поживём, увидим.
Ничего не ответил старейшина, только качал головой, уходя из дома Белова. Любил свою племянницу староста Липовки, потому и не настоял на сговорном замужестве, как было принято в большинстве семей, где добрые соседи или друзья обговаривали женитьбу своих детей задолго до брачного возраста. Как успел убедиться сыщик, такие браки были достаточно ровными и долговечными. Вечно занятым домашним хозяйством и детьми женщинам не оставалось времени на любовные терзания, да и старели они быстро. У тридцатипятилетней женщины были взрослые дети, внуки, хлопоты по устройству дочерей и сыновей не способствовали любовным переживаниям. Похожая судьба была у их мужей, проводивших большую часть жизни в лесу или на реке, возвращавшихся в родную избу не каждую ночь. Люди не терзались вопросом, в чём смысл жизни, правильно ли живут. Они жили для общества, для рода, и положение рода, его благосостояние и развитие считали главной целью существования.
– Почти как в далёкие семидесятые годы, – вспомнил Белов поведение своих родных, – чтобы всё было, как у людей. Надо или не надо, тогда никого не интересовало, главное, чтобы не было стыдно перед родственниками и соседями, чтобы всё было, как у всех. Купили соседи гарнитур, нам надо такой же. Поступил племянник в московский вуз, значит, своего сына туда надо готовить. Причём тут любовь, если дом – полная чаша? Какие любовные терзания, когда надо картошку убирать, капусту солить, зимой снег огребать и так далее.
От этих воспоминаний защемило сердце, он вышел на улицу городка, сравнивая наезженные санями дороги с разбитым асфальтом своего мира, аккуратно прогребённые дорожки вдоль домов с полузанесёнными снегом и грязью тротуарами родного города, у администрации которого хронически не хватало денег на пешеходов, как, впрочем, и на проезжую часть дороги, тоже. Белову вспомнились жалобы своего приятеля, работавшего в мэрии, который говорил, что из города забирают 89% собранных налогов, что характерно, даже в советские времена оставалось на городские нужды 40% собранных в городе налогов. С каждым годом часть налогов, остающаяся в городе, уменьшается на пару процентов.
– Интересно, – отстранённо подумал он, – как там в России? Стала Москва вторым Косово или нет? Вся провинция вымерла или только её русская часть? Кем заселяется Урал, китайцами или чеченцами?
– Нет, в этом мире не будет России, с её пренебрежением к собственным гражданам, как и многих других стран, – ещё раз убедился в правильности своего пути Белов, – я буду работать прогрессором, чтобы паровозы и самолёты появились на тысячу лет раньше, пока население Земли не вырастет до вызывающего ненависть друг к другу количества. Пусть люди не распахивают целинных земель, пуская на ветер плодородную почву, пусть изначально человек бережёт планету, глядишь, и к себе подобным будет относиться по-человечески.
Зайдя к Сурону, сыщик долго беседовал с ним о пути развития человечества и уральцев в частности. Тот с осени готовил два десятка священников-миссионеров для уральских селений, обсудили материальные проблемы, и перешли на духовные тонкости.
– Мне представляется, наши священники должны воспитывать в людях не столько любовь к богам, сколько любовь к своему, уральскому, роду и своей земле, – за кружкой отвара из лесных трав, рассуждал сыщик, встретив в лице Сурона родственную душу, – если мы не приучим людей любить природу, не пройдёт и полсотни лет, все леса вырубят, и в реках вместо рыбы будет одно дерьмо плавать.
– Не может такого случиться,– задумывался собеседник, – сколько поколений наших предков живут здесь и ничего.
– Откуда, по-твоему, пустыни в Египте и Ливии, – поражал его старейшина, – почему наши горы, сплошь поросли лесом, а в Армении и Ромее дерево в горах не найдёшь. Дрова там большая ценность, я не говорю о горах Парфии и Персии. Всё потому, что людей там живёт много, а нас, пока, мало. Но, за пять лет вокруг Бражинска распахали столько полей, что без заботы об их сохранности и сохранении лесов, пустыня будет и здесь.
– Как же ты предлагаешь поступать, – задумывался Сурон, – священник не может и не должен запрещать мирские дела.
– Он должен в каждом уральце воспитать любовь к своему краю, где каждая веточка и рыба суть творенье божье, младшие братья наши.
Глава пятая.
Казары проявили себя настоящими мужчинами, никто от работ не отлынивал, полученные железные топоры, кирки и лопаты мелькали в руках пленников. Отсутствие опыта у некоторых компенсировалось желанием тёплого жилья, первые дома на десять человек строили казары для себя с перспективой перепрофилирования. Два десятка рабочих отправились на кирпичный завод, остановленный на зиму. Сейчас пришлось ломами и кирками добывать мёрзлую глину, срочно нарабатывая запас кирпича для новых строений. Держать пленных в домах с очагами уральцы не собирались, для Белова появилась очередная возможность продвижения цивилизации. Все временные рабочие разъедутся, рассказывая о достижениях уральцев, что поднимет интерес не только к ограблению, но и сотрудничеству с бражинцами.
Вместе со строительством домов, недалеко от будущей крепости в устье Сивы, начали строить кирпичную мастерскую, выходы глины Белов нашёл ещё лет пять назад, за эти годы он спланировал будущий город в мелких деталях. Сейчас осталось перенести план на бумагу и придерживаться его исполнения. Кроме чисто технических вопросов при строительстве новой крепости уральцы получили огромный психологический эффект. Оказывается, казары слыли непобедимыми воинами по всем окрестным лесам, тем больший отклик вызвала победа бражинцев над пугавшими всех казарами, да ещё факт работы пленников на уральцев. Буквально за неделю строительства, под различными предлогами, в устье Сивы побывали представители всех окрестных селений и родов. Спустя месяц к бражинцам добрались даже старатели из Соли Камской, якобы обменять намытое золотишко и найденные самоцветы.
– Однако, – только и выговорили Кокора с Егозой, глядя на казар, бодро поднимавших венцы своего будущего жилья.
Полсотни казар, присягнувших на военную службу уральцам, разместились в Бражинске, усиленно тренировались держать строй и слитному копейному удару. Кузнецы начали подковывать казарских лошадей и готовить для них комплекты вооружения. Десяток казар уральцы собирались отправить после открытия навигации в Прииск, для охраны нового города, строительство которого назрело давно. Кроме добычи золота, в Прииске Третьяк собирался построить домну и выплавлять самый дешёвый чугун, город планировался металлургическим центром уральцев. Железо и сталь в этих краях, как успел убедиться Белов, были не намного дешевле золота, но значительно популярнее и востребованней. Хоть Прииск и находился в таёжном углу, в предгорьях Урала, оставлять литейщиков без охраны уральцы не собирались.
Зима и весна седьмого года прошли в подготовке строительства Прииска и напряжённых работах в устье Сивы. За зиму казары отстроили не только два десятка домов, оборудованных печным отоплением, но и запустили недалеко от новой крепости кирпичную мастерскую, где сами же работали. За неделю мастерская выдавала 'на гора' до тысячи штук кирпича, после наступления тепла уральцы собирались добавить к нему производство черепицы. Все уральцы, побывавшие зимой в Баймаке, понимали необходимость замены камышовых крыш на черепичные, такие дома труднее будет поджечь стрелами, а в предстоящих сражениях никто не сомневался.
И жизнь показала, что эти сражения гораздо ближе, чем думалось. В начале марта до Бражинска добрались женщина, чудом спасшаяся из сожженного Прииска. На зимовке в домиках оставались две семьи уральцев, присматривать за хозяйством. Со слов женщины, в феврале три десятка воинов напали на зимовье, жителей убили, дома сожгли. Сама беглянка с утра отправилась проверять силки вниз по реке, тем и спаслась. Когда нападавшие подожгли зимовье, она издали заметила дым и скрытно вернулась к домам. С её слов напали северные угры, вооружённые копьями, в кухлянках. Все железные инструменты и оружие нападавшие собрали во вьюки, подобрали на пепелище выгоревшие скобы и крепежи, нагрузили это на оленей. Судя по оленям, злодеи пришли издалека.
Ждан отправился с двумя десятками казар и десятком дружинников преследовать неизвестных врагов, все парни были на конях, в белых маскировочных накидках. С собой взяли натасканную овчарку для обнаружения засад и поиска замаскированных следов. Проводив парней до Выселков, Белов оставил там коня и пошёл прогуляться до рощи, где обитал Снежок. Он каждый месяц навещал ирбиса, и уверенно шёл к обычному месту встречи, недалеко от его логова. На этот раз по мере приближения к большому дубу в душе уральца нарастала непонятная тревога, он привык доверять своим чувствам и насторожился, осматривая лес глазами и подсознанием. Полчаса он простоял недалеко от дуба, настороженно вслушиваясь в зимний лес и проверяя своим энергетическим чутьём окрестности. Ближайшие лесные заросли были необычно пусты, только неунывающие мыши мелькали искорками в его сознании, ползая под сугробами.
Все попытки найти Снежка ни к чему не привели, сыщик забрался на дуб, осмотрел лёжку зверя и нашёл там тёмные пятна на снегу, явно от крови. Сомнений в том, что это кровь барса, не возникло, наверняка кто-то напал на большую кошку. Других следов, однако, не было, Белов направился по едва заметным следам раненого барса. Чем дальше он продвигался по следу, тем отчётливей он становился. Сначала ирбис передвигался осторожно, перепрыгивая с ветки на веку, большого труда стоило разглядеть капли крови и упавший снег по пути его движения. Уже через километр Снежок не смог перепрыгивать и пошёл по насту, сначала короткими прыжками, затем шагом, покрывая снег каплями крови.
Идя по следу, Белов не забывал прислушиваться к лесу, чтобы не стать второй жертвой, в душе крепла уверенность, что ранил барса человек, и не случайно. Была вероятность, что этот человек ждёт в засаде и старосту уральцев. Проверяя ближайшие заросли, за два часа сыщик добрался до своего четвероногого приятеля. След уводил в густой ельник и обрывался там. Белов обошёл ельник по кругу, другого следа не было, он рискнул забраться внутрь зарослей. На эмоциональном фоне Снежок никак не чувствовался, сыщик испугался его гибели, но по мере приближения в самую чащу, ирбис откликнулся на мысленный призыв человека. Белов посылал ему успокаивающие чувства, поглаживая невидимой рукой по голове, напомнил, что всё будет хорошо, вместе они справятся с любым врагом. Продолжая мысленное общение со зверем, старейшина добрался до него и осмотрел рану.
У барса была рассечена голова, стрела, выпущенная в упор, скользнула под кожей по черепу, разорвав шкуру от глаза до уха, и обломок древка стрелы торчал за левым ухом. Сыщик осторожно дотронулся до обломка, ирбис напрягся и вздрогнул от боли, но не вырывался, доверяя человеку. Тогда, Белов послал самый сильный импульс спокойствия барсу и осторожно вытянул обломок стрелы, стараясь не обломить наконечник, который, конечно же, оказался железным. Снежок забил хвостом по снегу, напрягая всё тело, но остался лежать на лапнике. Из открытой раны потекли ручейки крови, которые Белов прижал платком, одновременно прощупывая, не остались ли в ране другие обломки стрелы. Через ткань ничего не прощупывалось, кровь постепенно затихала, барс устало закрыл глаза, доверяя своему другу.
Белов сидел в ельнике и размышлял, что выгодней сделать в таком положении. Заметно темнело, до жилья идти не меньше двух часов, с барсом на руках он будет лёгкой мишенью для того, кто охотился на Снежка. Сыщик не сомневался, что неизвестный целенаправленно напал на ирбиса, намереваясь того убить, явно не из-за шкуры. Ещё после поимки шамана Белов объявил всем жителям Выселков и Бражинска, что запрещает всякую охоту на снежных барсов, которых берёт под личную защиту. Эти же слова он повторил уграм-охотникам, хотя они на правом берегу Камы не охотились. Чтобы аборигены поняли основание запрета, пришлось объяснить, что снежный барс помог захватить шамана врасплох, отвлекая того от уральца.
– Сам Род помог нам покарать преступника, – объяснил старшина уральцев, – он послал мне ирбиса, понимающего меня, как собака понимает охотника. С этого дня все ирбисы на правом берегу Камы под моей защитой, поднявший на них руку станет моим врагом.
Логично размышляя, ранить барса мог угр-охотник из мести за убитого шамана, а железный наконечник взял для верности, чтобы пробить шкуру наверняка. Эта очевидная версия и была принята сыщиком, как основная для розыска первого уральского браконьера. Были сомнения у него и по части нескольких выселковцев, приятелей бывшего старосты, которые наверняка указывали убитому шаману, кого обокрасть. Обдумав оба предположения, сыщик признался себе, что вторая версия даже реальнее, вряд ли угр-охотник промахнётся, тем более, невероятно, что он бросит раненого хищника. Как было известно старейшине уральцев, в отношении убитых зверей, особенно крупных хищников, угры строго придерживались определенного ритуала извинения перед убитым зверем, чтобы дух его не мстил охотнику.
Бросить раненого зверя недобитым, особенно хищника, не могло прийти в голову никому из охотников, как угров, так и булгар или славян. Такие размышления навели сыщика на два предположения, завтра неизвестный стрелок может пойти по следам подранка и обнаружить следы Белова. Либо барс был ранен самострелом, насторожённым на другого зверя, поэтому его никто не преследовал. Хотя, самострел, по здравому размышлению, можно было отбросить. Железные наконечники были достаточно дорогими, никто не будет рисковать такой стрелой, устанавливая её на самострел.
Думай не думай, сто рублей не деньги, Белов взвалил раненого барса на плечи и пошёл обратно на Выселки. Самец весил больше семидесяти килограммов, несмотря на свои возросшие физические способности, уралец отдыхал через каждую версту. Он тщательно осматривал ближайшие заросли, опасаясь засады. Собственно, отдыхал он больше из опасения потерять осторожность, а не от усталости. На дорогу домой ушло больше трёх часов, на Выселках сыщик отправился к старосте Дюбе, отцу Влады. Он был одним из немногих, лично заинтересованных в поддержке уральцев, с их исчезновением старосту могли не только сместить, но и убить. Тем более, что он не обзавёлся, в отличие от Окорока, новой лошадью, стайка пустовала, как раз место для лечения Снежка.
Белов устроил барса в сарае, накормил зверя мясом из запасов старосты Выселков, и устроился ночевать рядом, на охапках сена. Погода стояла не морозная, градусов пятнадцать холода, не больше. Укрывшись полушубком, сыщик спокойно провёл остаток ночи, которого вполне хватило, чтобы выспаться. Утром он попытался установить контакт со Снежком, выглядевшим достаточно бодрым. Полчаса ушло на то, чтобы зверь пустил его в свои воспоминания, на которые сыщик так надеялся. К сожалению, молодой самец так увлёкся охотой, что не заметил стрелявшего в него человека, а после удара стрелы растерялся и бросился бежать. Единственное, что успел разглядеть сыщик в воспоминаниях ирбиса, два человеческих силуэта с луками в руках, да место ранения, опушку леса у Камы.
Утром, наказав Дюбе, старосте Выселков, никому о спасении барса не говорить, Белов прошёлся по Выселкам, поговорил с нужными людьми, настроил многих на собирание слухов о приезжих и приходящих уграх, на разговоры об ирбисе, помогшем справиться с шаманом. Сам он вызвал по рации из Бражинска пару опытных следопытов, с ними пошёл на берег Камы, где сутки назад был ранен барс. Снег за это время не шёл, следы двух человек отлично сохранились, более того, Белову удалось сделать слепок с двух разных следов глиняным раствором с добавлением фиксирующих веществ, в ожидании замерзания раствора, он ждал возвращения следопытов.
Оба вернулись уже в сумерках, подтвердив предположения о жителе Выселков и его приятеле угре. Оба следа дружно вели на дорогу к Выселкам, где расходились. Один шёл на Выселки, где терялся на утоптанном снегу у ворот, другой доходил до Камы, дальше терялся, заметённый сильными ветрами. Следопыты высказали предположение, что оба человека невысокого роста, этим тут никого не удивишь, Белов редко встречал аборигена выше своих ста восьмидесяти сантиметров. Но, по словам следопытов, они были не молодыми, ближе к сорока годам, что называется, дедушки. Внуки здесь появлялись у тридцатилетних, после сорока лет у многих были уже правнуки. К сожалению, никаких дополнительных примет следопыты не обнаружили.
– Эх, где бы Шерлока Холмса взять, – помечтал сыщик, – чтобы тот рассказал, у кого из злодеев злая тёща, а кто раньше работал плотником или болеет трахомой.
– Какой такой Шерлок, – удивился Ойдо, по старой памяти помогавший Белову, – его я не знаю, но угр, который ушёл на Каму, бывал раньше в Бражинске. Один раз он привозил тушу лося, я запомнил его походку.
– А сапоги он не поменяет? – задумался уралец, обставляя предстоящее доказывание вины угра для Топора.
– Нет, эти сапоги он недавно стал носить, совсем не разношенные, – равнодушно ответил давний приятель, – не будет менять.
Вернувшись к Дюбе, сыщик занялся составлением списка подозреваемых выселковцев, куда включили всех близких родичей бывшего старосты и его трёх закадычных дружков, одного из которых, очень некстати ранил в ногу при захвате Выселков несколько лет назад.
С рассветом, взяв в помощники Окорока и его приятеля Елагу, Белов направился по домам подозреваемых. Пока все трое проходил в гости и официально расспрашивали о ранении барса, о посещении подозреваемым леса два дня назад, Ойдо проверял следы хозяйских сапог на дворе. Приходилось на каждого проверяемого тратить не менее получаса, после третьего двора за кампанией сыщиков уже вовсю бежала детвора, громогласно интересуясь, что дяденьки делают и кого ищут. Белов охотно рассказывал, что ищут человека, ранившего его любимого барса позавчера у Камы. Слухи ввиду зимнего безделья разлетелись моментально, уже третий проверяемый сразу начал объяснять, где был и что делал позавчера. При таких обстоятельствах, проверка обуви ничего не дала, на неё сыщик особо и не рассчитывал.
После обеда, уже в наступающих сумерках, он отправился по Выселкам, разговаривая не только со своими знакомыми, но и со всеми встречными ребятами. К наступлению полной темноты были известны два выселковца, посещавших два дня назад лес возле Камы. Один из них действительно оказался бывшим другом Слада, другим неожиданно для Окорока стал его приятель Будила. Но, только к одному из них приходил несколько раз угр-охотник, в том числе и третьего дня, как ни странно, к Будиле. Пока Белов шёл к дому браконьера, Окорок вспомнил, что Будила племянник Слада, доказательств было предостаточно. А обнаруженные на сеновале старые сапоги, с характерными швами на подошве, совпали со слепком. При виде слепка своего следа и сравнения его с сапогом, Будила, так испугался колдовства, которым ему представился слепок со следа, что упал на колени и умолял не заколдовывать его.
Весь вечер он не переставал рассказывать о своём грехопадении, подробно и обстоятельно, чисто по-деревенски, каялся в грехах. Рассказал о мелких пакостях, о своём дяде, втором брате Слада, стоявшем за всеми неприятностями последнего года. Именно он, Плавуня, мечтал расквитаться с Беловым и выселковцами, предавшими Слада. Полгода назад он встретился с шаманом угров, о чём Будила узнал совершенно случайно, заметив дядю в лесу, с обоими уграми за день до пропажи скота. Даже неискушенному хитростями парню после смерти обоих угров хватило ума догадаться о роли своего дяди. В силу родственных отношений, Будила скрыл участие Плавуни в кражах скота, чем тот не преминул воспользоваться. Он так обставил дело, что через месяц парень был у него на посылках, а напуганный расправой с шаманом Плавуня не делал ничего своими руками. Он же велел Будиле найти среди угров-охотников брата погибшего шамана и привести его на встречу, на берегу Камы.
Там Плавуня разговаривал с угром наедине, отправив племянника караулить от посторонних. Два дня назад дядька отправил Будилу в лес, наказав встретиться с угром у реки и убить выслеженного зверя. Угр действительно ждал парня и повёл на поляну, где указал на охотившегося барса. Будила, от неожиданности промахнулся, и чуть не убежал, ожидая нападения раненого зверя. На прямой вопрос, почему не стали добивать барса, парень ничего внятного не ответил. Белов по опыту знал, что в преступлениях всегда остаются непонятные эпизоды, которые не поддаются логическому объяснению и не помнят сами преступники. Это в книгах и фильмах каждый шаг преступника логичен и каждое действие имеет своё объяснение. В жизни подавляющее большинство преступлений алогичны и совершаются без всякого смысла, даже вор, вдруг берёт из чужой квартиры абсолютно ненужные ему предметы, которые не пытается продать, хранит их у себя, словно поставив цель помочь своему розыску.
Убийца, выбросив нож, забирает с собой окровавленные тряпки, которые бросает дома и забывает об этом до приезда милиции. Грабитель, отобрав вещи у прохожего, оставляет себе его оригинальные часы, и носит их, словно подсказывая милиции, вот он я, даже доказательства грабежа при мне. Многие преступники, в силу патологической глупости, просто не могут думать о будущем, живут одним днём, не представляя себе, что их могут найти. Белов на своём веку встречал городских парней, умственно нормальных, не слыхавших об отпечатках пальцев, это в конце двадцатого века, да при двух судимостях! Практически во всех преступлениях остаются загадки, к этому сыщик привык, не искал логических цепочек, любимых детективными авторами. Не доискиваясь до обстоятельств стрельбы по Снежку, уралец собрался в гости к Топору, за третьим браконьером.
С собой к уграм-охотникам Белов взял обоих браконьеров, Ойдо и Окорока, никого из дружинников он брать не стал, чтобы не показывать уграм, будто их боится. Для психологического эффекта взял с собой потерпевшего ирбиса, погрузил его на сани, в которых ехал сам. В двух других санях были браконьеры и его помощники, до угров добирались неспешно двое суток, за которые барс быстро поправлялся, пугая своего обидчика рыком у вечернего костра. Больших трудов стоило объяснить зверю, что Будила глупый и стрелял по чужой воле, сыщику пришлось показать в мыслях парня несмышлёным щёнком, тогда Снежок пообещал не трогать его, признав право человека наказать своих сородичей. C лошадьми пришлось повозиться, за два дня пути несколько раз те пытались убегать и брыкались на запах зверя, но, совместными усилиями их привели к покорности.
У селения угров, к счастью, браконьер уральцам не попался, пока добирались до вождя. Топор сразу понял, что не праздное любопытство привело уральцев, но, не показывая вида, подробно выспросил все новости, угощая Белова отваром из трав и жареным мясом. Рассказу старейшины уральцев о выстреле в барса поверил безоговорочно, отношения сыщика с ирбисом были известны всем окрестным племенам, да и Топор убедился в честности Белова давно. Отправив доверенных воинов приглядывать за своим соплеменником, Топор долго разговаривал со старшиной уральцев, интересуясь возможностью послать своих ребят для учёбы в Бражинск. Вождь не скрывал своего желания выучить парней на кузнецов, чтобы изготавливать оружие самим. Заведи он такой разговор ещё два года назад, Белов повис бы у него на шее от радости.
Нынче старшина уральцев изменился и не страдал альтруизмом, он долго объяснял угру, что обучение кузнецов не даст особой выгоды, если нет своего железа, поскольку не собирался торговать слитками металла, только готовыми изделиями.
– Представь, что ты выучил ребят, и они вернулись в стойбище, – несколько раз объяснял уралец перспективу, – они умеют делать ножи и наконечники для стрел, котелки и топоры. Очень хорошо, но где они возьмут железо?