355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Сафронов » Пляски демонов » Текст книги (страница 17)
Пляски демонов
  • Текст добавлен: 8 сентября 2016, 21:13

Текст книги "Пляски демонов"


Автор книги: Виктор Сафронов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 51 Жоржер. Кулинария

«Дорогу осилит идущий – сейчас мне пора определиться в какую сторону двигаться, а может махнуть на всё рукой: ордена медали заработаны, пенсионный возраст достигнут, чего тебе служивый ещё надобно? Постой на месте, так гораздо спокойнее, а то неизвестно куда эта мутная волна вынесет, к каким Авгиевым конюшням приведёт нить Ариадны?» – рассуждал я затягиваясь табачным дымком, внутри пространства маленькой кухни над событиями суточной давности. Впрочем, думать об этом совсем не хотелось. Хотелось, выспаться, отдохнуть подлечить организм. Казалось, что в правом боку бомба замедленного действия. Сказывалось смена семи часовых поясов, огромное количество выпитого спирта, а с ним и нервное истощение… Чертовски устал, надо бы в храм сходить, отмолить грехи раба божьего – Георгия.

Все мы находимся на обочине желудочно-кишечного тракта – для меня это максима. Отсюда и вполне конкретные рекомендации. Лечить хандру и печаль следует длительным приготовлением чего-нибудь вкусного. И время идёт и мыслям отдых и простор. Как потопаешь – так и полопаешь, по-моему, так говорится в народе.

Всё эти чудеса актуальной молекулярной кухни оставим зажравшимся забугорным и совковым буржуям.

Малосъедобные прихоти-мутанты с негодованием сдвигаю в сторону.

Не понял, кто-то хочет попробовать? Пожалуйста. Выбирайте. Пюре из сырных личинок с отбивной из медуз… Сок выжатый из мучных червей и калифорнийских пескарей… Прости господи, мороженое из горчицы и свёклы… И всё это покрыть лепестками и розочками из сухих речных водорослей и натуральных собственных соплей подогретых организмом… Забыли про десерт? Здесь он – кекс с навозными мухами и тараканами. А декор? Он прежний – ожерелье из муравьиных яиц, живых опарышей и чуть разогретых фекалий дикого кабана. Главное во всей этой мерзости – не отделять мух от котлет.

Что, уже тошнит?

Зря! Зато без консервантов и химических красителей.

Всё равно не убеждает? Правильно. Этих зарубежных любителей блом-марже, консоме – а ля тужур и другой гадости, также все это не греет, поэтому и порции у них с мизинец, чтобы после еды не рвало на родину, а с перепугу и не поносило.

Поэтому для меня, как и для большинства вменяемых соотечественников – только борщ. Наш воспетый в виршах, непревзойденный и великолепный борщ.

Как полководец перед битвой окинул поле будущего ристалища влажным взглядом и умилился увиденному. Все ингредиенты, включая мощную сахарную косточку с добрым куском мяса на ней, лежали наготове и только ждали прикосновения руки мастера.

Ну, что ж, Паганини финальных аккордов, вперед. Начинаем упражнение: стрельба на поражение по живым мишеням.


* * *

Руки заняты, голова работает над кулинарией, а не над тем, как провести вербовку, подрыв железной дороги или произвести закладку тайника, чёрт бы их всех побрал.

Если что-то готовить, то «что-то» и получится. Если хочешь, чтобы из этого получилось «что-то» хорошее и стоящее, то и усилия следует прикладывать гораздо более серьёзные. Поэтому, если борщ готовить менее четырех часов, то это и не борщ вовсе, а резиновые калоши на красной подкладке.

Преодолеваю самим же возведённый порог дозволенного. Не ленюсь. Наливаю чистейшей воды в кастрюльку, туда промытую косточку с мяском и на огонь. Раздобыл у добрых людей на рынке темно-бордовую аккуратненькую свёклушечку, морковочку ровненькую, лучок гладенький, спелых помидорок, красный и желтый перчик, сухой боровичок, пару зубочков чесночка – всё это нашинковал, порезал и в известной последовательности начинаю тушить в глубокой сковороде до состояния пюреобразной размягчённой массы. Не забываю шумовкой снимать пену с поверхности мясного бульона. Почистил штук пять картофелин-фрейлин, вилок капустки. Ночью, когда приехал, не поленился замочить стакан белой отборной фасольки… И все это томится на маленьком огне, и нежно перемешивается и небольшими порциями добавляется в бульон.

А главное, в момент шипяще-шкворчащего священнодействия, напоённый и насквозь пропахший ароматами лета, солнца и счастья, ни в коем случае не употребляй слова типа: честные выборы; слуги народа – единогласно избранные депутаты; влияние гламура на здоровье; фамилии выстроившихся у кормила власти, другую лабуду… Потому что стоит тебе отвлечься и все насмарку. Детям такое варево, созданное под гнусные словеса лучше и вовсе не давать. Ну, уж если сподобишься, угостишь отроков и отроковиц – не обижайся на судьбу. Рядом с тобой вырастет злобный мутант с космическим гламуром в заднице, поедающий нашу плодородную землю в прямом смысле или выражаясь на французском «шу ше ра».


* * *

Завершающий аккорд – знаменующий собой процесс сжатия времени и пространства.

Боже, где взять силы, чтобы удержать эти фонтаны слюна, беспрерывно сочащейся из отверстия в голове.

Срочно следует чем-то отвлечь голову.

Теорий не нажил, не придумал, поэтому говорю только об ощущениях.

Достал свеженькой зеленушки, куда входят укроп, петрушка, еще три или четыре травки, перебрал, промыл, на полотенце просушил и мелко нарубил с добрую жменю. Остальное, чтобы организм зря не простаивал, а выделяемый желудочный сок не растворил его до костей, начал жевать, аки конь в стойле.

Когда до готовности борща осталось минут тридцать, прочел вслух «Отче наш» и вспомнил заповедь про чревоугодие. Однако же, не поленился, достал глубокую утятницу, туда влил припасенный литр растительного масла. Пока оно накалялось, быстренько на кефире замесил тесто, как на блины и начал готовить пампушки. Гора росла, и… Каюсь, православные, спаси и помилуй, штук пять, давясь и обжигаясь в отверстие закинул, просто не смог обуздать мятежную плоть.

Достал из варева кость. Обжигая руки, срезал тонкими ломтиками дымящейся говядинки. Кость долой, а мяско в кастрюлю, вслед за ним мелко нарубленный чеснок и половинку стручка жгучего перчика. Ложка в кастрюле проворачивается с трудом, это моя любимая консистенция. Из холодильника не забыл достать баночку густой домашней сметанки. Оттуда же покрытый инеем графинчик очищенной на березовых углях водки.

Расстелил скатерку с павлинами. На неё пампушки… Графинчик… В полуторалитровую обливную миску налил дымящегося борща, добавил сметаны, сыпанул добрую горсть зеленухи и, не читая молитвы, истину говорю, исключительно во здравие, приготовился влить в себя сто граммов холодного алкоголя…

В этот самый момент, раздался самый противный и ненавидимый мной звук – звонок в дверь. В стоящий на кухне видеомонитор глянул и чуть не рухнул в обморок. За дверью стоял офицер по особым поручениям нашей конторы… Пришла беда – отворяй ворота. Пришлось открывать…


* * *

– Подполковник Муранов?

– Да.

– Предъявите, подтверждающие документы.

Хотел ему показать все свое разочарование его приходом, да снять трусы, да помахать у него перед лицом. Однако он старше меня по званию и по должности, да и с трусами незадача… Пришлось доставать удостоверение и зло совать ему в лицо, он успел чуть отклониться, поэтому нос я ему не разбил.

– Полковник, мы с вами неоднократно встречались, зачем эти формальности, – срываясь на нервный хрип, начал возмущаться я, однако закончить он мне не дал, мужик оказался крепкий, его из-за погон и занимаемой должности видно и прислали ко мне.

– Подполковник Муранов, – сухо ответил он, – на аэродроме вас ждёт спецборт, все подробности узнаете в воздухе. Вылет через час, на сборы три минуты, нам еще туда надо добраться.

Я, разве что не плакал. Слезы, горючие, мужские слезы туманили мозг и создавали условия для смертоубийства. Он делал вид, что запахов в этом мире вообще не существует. Однако, смягчив и обуздав казенщину лица, учуяв ароматы кулинарного искусства, подобрев сказал:

– Хорошо, на сборы семь минут. С сиренами должны будем успеть.

Как говорила одна глупая, огламуренная девочка, чьим главным преимуществом был возраст – не более сорока двух годков: быстро кончать преимущество и достоинство оратора, а не мужчины… Исходя из этого мудрого совета, кончаю быстро и с удовольствием.

То, как я хлебал своё варево, давясь, кусая язык и щеки, захлёбываясь и разбрызгивая вокруг себя красные пятна моей невыплаканной от горя души, не суждено никому понять, не родился еще такой художник способный изобразить эти страдания… Как сами понимаете, от водки пришлось отказаться. В момент поглощения всей философии моего горестного существования (глупая выспренность стиля диктуется особыми обстоятельствами) я, чтобы не терять времени, с успехом одевался в штатское, так как в момент приготовления борща был одет в голое.

Чему нас хорошо обучили и приспособили – это ходить строем, отбивать идеологические атаки, пресекать такие же диверсии и производить хорошее впечатление на начальство.

Через пять минут, я был готов к выполнению задания командования.

Весь в цветных, жирных проплешинах от борща, через семь минут пьяный от сытости, в разных носках и кедах, с полной авоськой хрустящих, тающих во рту пампушек я садился в машину, которая завывая сиренами и разбрызгивая все лужи, рванула с места, увозя меня в неизвестность.

Будьте вы все, вместе со мной и моей службой прокляты до третьего колена.


ПЕРСОНАЖ ХАОСА Эпизод № 21

Фашисты с блокнотом, фотоаппаратом и диктофоном, именуемые иногда журналистами, в тяжёлые времена под музыку финансовых воротил, создают определённые настроения в обществе – именуемые выжженными свалками.

Молодой, дурной, переполненный тестостероном, готов ко всему, что и приносит удовольствия, кроме одного – работать мозгом.

Прозреют слепые, заговорят и услышат глухонемые, а мы из племени алкоголиков, займём созерцательную позицию и со стороны, потягивая хлебное вино, будем наблюдать это вырождение инвалидов.

Заранее, чтобы не быть застигнутым врасплох, работал над некрологом Харона, тайно в душе надеясь, что он покончит с собой и своим самоубийством облегчит миру мирное существование планеты Земля в пределах всех колец МКАДа.

ГЛАВА 52 Жоржер. Возвращение на Голомятный

Подогнали машину, чуть ли не под работающие винты готового к взлету Ан-12, а мне было известно, что для прицельного бомбометания и сброса десантируемых грузов в кабине штурмана этого монстра, установлен прицел НКПБ-7. Мне не понравились мои лирические воспоминания о тактико-технических характеристиках военно-транспортной авиации Родины. Получается, что меня могут прицельно метнуть. И метнуть с большой высоты, и попасть мною в цель…

Когда я попросил у полковника подогнать для полёта Ан-124 «Руслан», имеющий две палубы, где гораздо удобнее располагаться, он только хмыкнул, похлопал на прощанье по плечу и буркнул: «Давай, служивый, сполняй функцию. Кхе-кхе, юморист-говнист». Пришлось подчиняться.

Перед посадкой он же выдал мне конвертик с пятью сургучными печатями. Скучный такой пакет под сургучом. Так и хотелось спросить, а почему, собственно говоря я, потрудитесь объяснить. Однако, подумал, загорюнился и грубо сказал себе, пошли они все в жопу.

После набора высоты в транспортнике, забитым кроме меня и другим барахлом, стало холодно. Пришлось прибегать к помощи выданного мне тюка изношенной ветоши. Снимать кеды, обляпанные борщецом брючата и куртку в дюралевом помещеньице тот еще кайф. Однако хочешь не хочешь, а давай стриптизер, разоблачайся. Подобрал себе достойный фасончик, натянул унты, термобельё, штанишки на вате, и после вскрыл конверт…

Мог бы сейчас сказать, что лучше бы и не вскрывать. Однако прости меня, достойного сына, мама дорогая, жена на конспиративной квартире и дети, распиханные по детским домам? Хотя, вроде с последним утверждением вышел перебор. Взрослые они у меня. Замужние девчата. Ладно, к детям, будем живы, вернёмся позже.

Текст послания подписанный вторым лицом конторы, с грифом «Перед прочтением сжечь» удовлетворения мятежной буре, т. е. мне – не принес… Как будто в буре есть покой? Пришлось вернуться к авоське с вкусными пампушками. Изглодал десятка полтора, отнес водителям воздушного лайнера. Сам улегся на какие-то мешки, ноги согревались собачьими унтами и под звук хохота военных пилотов и мерное гудение двигателей, трошки прикимарил. И уже там, во сне я и водки выпил и с толком и расстановкой закусил всё это своим любимым наваристым борщом.


* * *

Когда, часа через два раскрыл ясны очи, долго вспоминал, куда это меня черти лохматые занесли? Вспомнил. Плюнул от досада на обшивку. Еще раз перечитал вскрытую бумагу. Хотел поджечь, да не стал.

Из любопытства покопался в тюке с сэконд хэндом (second hand), его мне прицепили в довесок к конверту. Мать честная, песня моя не спетая – так это же все то барахло, которое я сдавал вместе с ящиком. Мы с ребятами уперли его из под носа вражеской резидентуры. От удовольствия и понимания, что жизнь удалась, не поверите, даже заржал не доеным жеребцом.

Посильнее ткнул ноженькой одетой в унты и возрадовался, точно, все на месте – непочатая канистра спирта, о пяти литрах, стоит родимая меня дожидается. Эх, жисть, прощай воспоминания о борще, простите меня пампушата, опять в образе тролля придётся бросаться в пучину неразумного. Ну, здравствуй тушенка из говядины и омлет из яичного порошка с сухарями.

Сходил к простым парням в лётчицком обмундировании, поинтересовался всего то тремя вопросами: где можно отлить; сколько до места моего десантирования с помощью прицела НКПБ-7 и есть ли у них вода? Получил исчерпывающие ответы и пол литра воды в пластиковой бутылке. Видя моё неуверенное лицо, ребята меня обнадёжили, сообщив, что назад без меня не улетят.

Эх, жисть! Вскрыл десантным ножом продовольственное довольствие, обрадовался розовому мясу, вспомнил, как Гусаров восторгался моим умением разворачивать банку. Развел спиртяги, хряпнул, закусил. Оставшиеся до дозаправки в Норильска шесть часов проспал словно младенец в колыбели, разве, что палец не сосал.


* * *

Я, хоть и спецборт, но ноги размять в Норильске вышел. Мать честная, хорошо то как. Ни тебе начальства, ни тебе жены, с её набившим оскомину ответом «в пи…де», на мой законный вопрос: «Мои носки и трусы, где?» Полярная ночь. Всполохи на небе Северного сияния, хотя нет, это гудел как улей, украденный у народа родной Норильский комбинат. И если бы не удары сотен молотов, и не скрип железных ковшей из под земли, по полной мере черпающих из недр Родины, редкоземельные металлы. Мог. Ей-богу, мог бы сказать – тихо-то как, господи. Тихо…

Зажмурил глаза от всего этого счастья, морозного воздуха и ощущения полной жизни. Но безмятежное существование закончилось как-то уж совсем быстро и неожиданно.

Только отошел к сугробу, только расстегнул ширинку, чтобы хоть как-то отметить своё существование на этой грешной и прекрасной земле, как меня сзади обхватили и обмотали чьи-то руки. Обдало тысячами алкогольно-никотиновых перегаров и знакомый демонический голос, явно принадлежащий Гусарову восторженно завопил: «Держи его Федюня, счас этот предатель и фашист получит таких знатных пиз…лей, что и псам-рыцарям не снилось».

«Гусаров со своим ассистентом, пьяные в дугу и…, судя по обхвату, получалось, собираются меня бить» – совершенно неожиданная разгадка этих объятий посетила мой утративший чувство опасности мозг.

Пришлось мне, академику по вскрытию банок, подполковнику из чеки сперва вставать в боевую позу, а потом упрашивать двух пьяных уродов не прибегать к насилию. Ибо великий писатель человечества, гуманист и человеколюб – эл эн Толстый, будучи сторонником и яростным апологетом непротивления злу насилием, призывал всех избегать решения конфликтов при помощи побивания камнями несогласных.

Говорил я долго, прикладывал руки к груди, указывал ими же на небо, читал на распев, любимые молитвы Ивана Калиты и монахов Донского монастыря (когда меня туда внедряли послушником, кое-что пришлось подучить, хотя до сих пор ни бельмеса не понимаю). В финале своего горячечного плача-выступления, сообщил этим раскачивающимся из стороны в стороны алкашам, что лечу назад на Голомятный, для подготовки и дальнейшей передачи дел и «куклы-пустышки»… Закончить мысль мне не дал пьяный Леха. Расставив пошире ноги и приготовившись к насилию надо мной он противным голосом начал допрос бывшего коммуниста.

– А где? Где ты был, мерзкопакостный человек? В это же время, не снимая с предохранителя взведённой ноги, Гусаров старался наподдать мне пендаля.

– Как это, где? – Пытаясь увернуться от его ноги, пришло время искренне удивляться мне. – Грузы оформлял, а вы, сукины дети, где были, я обыскался вас, думал, что бросили меня и улетели.

Ну не буду же я им рассказывать про борщ и пампушки, и про то, что я успел побывать в стольном граде и переночевать на конспиративной квартире.

Мертвая хватка с удивлением для неё ослабла.

– Предлагаю, парни и вам, вместе со мной вернуться на Голомятный и… – Гусаров во второй раз не дал мне окончить очередную красивую байку.

С криком всех трёхсот спартанцев, как при битве за Фермопилы, он завопил: «Мы должны этому ублюдку хоть что-то, от имени патриотов России привезти», – и они начали громко обсуждать дальнейшие планы, выставления нашего заслона террористам.


* * *

Эти ребята оказались умнее меня. А ведь про Борзого-то я и позабыл. Как рассказал источник в его окружении, он уже и оплату за ампулы получил. Надо будет ему прихватить чего-нибудь из тех ящиков, которые стояли в штольне у Егора. Если Борзой ничего им не передаст, бандиты, имея неплохую идею, будут искать её решение в другом, более доступном месте.

Как не хотелось, однако пришлось вместе с близнецами идти в ресторан. Что удивляло, так это то, что обслуга знала их уже даже по именам. А уж когда началась гусаровская вакханалия по поводу заказа: «Эльза, лапушка, давай быстренько, нас самолёт дожидается». Я окончательно утвердился в мысли, что ребята, время проведенной в норильских степях и солончаках потратили недаром.



Покушали, что там Эльза Рабле принесла, выпили тёплой водки, Гусаров этим фактом особенно гордился, помянули Егора Кронштейна, для меня новость о его героической смерти оказалась неожиданной, ну, и побрели по взлётно-посадочному первопутку в сторону стоящей самолетной тушки.

Я на свои выпитые в самолёте витамины, Лёха с Федей на прошлые, как они говорили, с обеда замешенные дрожжи, приняли всего-то по 350 граммчиков настойки «Проблеск сознания», однако торкнуло нас прилично и уверенно. Бодрячком, с неведома, откуда появившимся блеском и азартом в глазах, постоянно срыгивая остатки салата «Цветы Заполярья» в состоянии близком к «в полное говно» наша троица смотрелась очень колоритно.

Хоть и спецборт, т.с. литер, а под свою нетрезвую ответственность, находясь между двух братьев близнецов, загружали пьяный груз в трехзвенном варианте во чрево самолета с шутками прибаутками и другими песнями. Пришлось летунам, чтобы сильно не удивлялись и не болтали лишнего спиртяжки-то отлить. Нате, пейте, не жалко.

ГЛАВА 53 Работа на Голомятном

Приземлившись в нашей гавани, удивились тому, что вертолет уже был готов к принятию трио ложкарей-балалаечников для дальнейшего перелёта на Голомятный. Однако, холодно. Пришлось факт убытия на обитаемый остров отметить традиционным способом.

Прибыли и туда.

Вдумчивые вы мои! Что удивило. Безмерно обрадовал факт выхода к самолету не голомятных коммунаров, их-то как раз и не было видно, а вот выход белого медведя, старого знакомого с ошейником-радиомаяком – это порадовало.

Гусаров, обращаясь к пытающемуся спрятаться Феде говорит, иди мол, поздоровкайся да поручкайся со спасителе нашим. Тот отказался.

Отыскали в цубике приёмов и диспетчеров, пьяного до бессознания человечка. Испытанным способом привели в чувство – налили ему спирта, он выпил и от удовольствия и кашля чуть от радости богу душу навсегда не отдал. Когда нечленораздельное мычание переросло в очертания узнаваемых слов, выяснили события последних трёх суток после нашего отлета.

Сходили к скорбному месту, туда, где в двух бочках были останки двух сожженных. Подивились тому, что никто этих ребят оттуда даже не потрудился выковорить, говорят, что ждали следователей с Диксона и вдову Кронштейна. Нам тоже было не досуг, пусть дожидаются прокурорских.

В медсанчасти, приспособленной для проведения операций и восстановительной терапии обнаружили семь теней. Дочери гор и высокогорий выглядели очень скверно.

Всю жизнь хотел быть доктором и лечащим врачом, однако страсть к наживе и жажда получения больших звезд на погоны завела меня в другую сторону, получалось, что завела она меня к смертницам-шахидкам.

Быстренько надев белый халат, вкатил им побелевшим от боли, по обезболивающему на основе героина уколу, осмотрел. Оказывается, у всех семерых были трансплантированы, вмонтированы под кожу устройства.

Покормили этих несчастных. Напоили горячим чаем. После героина, взгляд так и не разморозился. Пришлось самим одевать их в тёплое и под конвоем Феди отправлять на посадку.

Быстренько с Гусаровым метнулись к кронштейновскому складу, набрали несколько мешков ампул с просроченной аскорбиновой кислотой, в просторечии витамин С или аскорбинка. Мешки закинули за спину и на взлёт.

Не задерживаясь, переправили всех к вертолету и на Диксон.

Вертолетчики, когда мы загружались поинтересовались будем ли мы ждать своих коллег, так как в сторону острова направляется три вертушки спецназа со следователями, прокурорами, представителями ФСБ и большого количества офицеров войск противохимической обороны.

Зачем они нам. Суеты много, а лишних вопросов ещё больше. Дал команду на взлет.

Когда взлетали, опять начал читать полюбившиеся молитвы. Читал истово, бил поклоны и всуе поминал господа. Ни Гусарову, ни Войтылову о том, что мы транзитом вывозим, решил ничего не говорить. Так спокойнее. Если бы они знали, какой опасности подвергаются жизни стольких людей, прибили бы меня точно.


* * *

После приземления к своему сожалению вывели только пятерых шахидок. Две скончались. Возможно, с героином я несколько переборщил. Не выдержали дозы. Зато перед смертью ничего не болело, не разламывалось. Предупредил местных ребятишек в форме, чтобы к ним никто не прикасался.

Оставили трупы на Диксоне сами в самолет. Одели женщин в костюмы применяемые минерами при разминировании особо опасных грузов, разделили по секторам. Каждой свое особое место. И самолет взял курс на большую землю. Мои лихие действия попутчики ни как не комментировали, раз делает – значит так надо.

С дозаправкой справились.

Прилетев на Кавказ, куда именно сказать не могу, сдали местным специалистам из конторы свой груз.

Оттерли со лба пот. Продышались. Прокурились. Сняли оставшимся спиртовым запасом стресс.

Уже без особых почестей отправились в Москву. Оттуда к Борзому трио массовиков затейников добирались без особой помпы. Зато не пили, было чем заняться по прибытии. Сутки драили ампулы и ставили на них клейма, которые Борзов видел на той, которую передал Пердоватору.


ПЕРСОНАЖ ХАОСА Эпизод № 22

Представляй. Мерзкое существо – жёнушка твоего лучшего друга, свалила к месту прописки. За окном мокрый в жёлтых и оранжевых колдовских промоинах осенний город-призрак, известный с раннего детства. Ты после обеда весёлый заводной, хорошо взъерошенный алкоголем, шлёпаешь босыми ножками в биологически правильно выбранном направлении… Пузырь – пузырится и давит не бёдра своей прямолинейной переполненностью. Прямая кишка готова стать идеально прямой, надо ей только помочь с этим справиться… Изысканная подтянутость и спущенные штаны говорят о многом…

Ты садишься, расслабляешься и, не глядя на извержения организма, вместе с ними тут же подскакиваешь, как ужаленный… Чья-то преступная рука подняла седло и ты голой жопой, плюхнулся на холодное…

Весь в собственных испражнениях, не выбирая выражений, желаешь живущим поколениям: «Выдержки вам, люди доброй воли! Умеренности в еде и питье, а иначе сидеть вам граждане загорюнившись на холодном, в собственной неприятной субстанции и противной вони».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю