Текст книги "Легионеры"

Автор книги: Виктор Сафронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)

Сегодня же маститого пахана, владельца спутниковой и телевизионной сети вещания, а также большой депутатской группы в Думе, трудно было представить в том далеком, лагерном прошлом.

* * *

– В чем дело?

Совершенно спокойно поинтересовался Рысак у Казика, когда они расположились и огляделись. Подумав, извиняющимся тоном произнес, обводя помещение рукой.

– Извини, что так тебя встречаю, без угощения и уважения, но сам видишь, не в «хате». Так в чем дело-то?

– Все в том же… Нам нужна тетрадь.

Настойчиво и капризно, тоном человека, который не привык слушать возражения, произнес носатый Казик.

– Кому нам? Ты что связался с конторой?

С удивлением переспросил Рысак, хотя, все, кто хоть чуть-чуть наблюдал за жизнью страны, знали об этом. Да, Казик и сам этого не скрывал, а даже поддерживал эту информацию.

– Ты стал авторитетом, а ведешь себя как пацан на Привозе (базаре в Одессе). Объясняю, мы – воровское сообщество, крутим большими деньгами в большой политике. А ты думаешь, чтобы такую армию голодных и злых пацанов удержать в узде, а столько же, если не больше сидящей братвы прокормить, достаточно по карманам в электричках шарить? Ладно, об этом после… Главный вопрос, где тетрадь? – было видно, что он начинает выходить из себя.

– Я не знаю… – ответил Рысак, и неуверенно произнес. – …из того, что ты мне накрутил, где правда, а где нет… Ссучился ты? Предал нас? С мусорьём играешь в поддавки? Или ведешь свою, нам неизвестную игру? Одни потемки. Но говорю тебе окончательно, если бы тетрадь пришла ко мне, я бы тебе ее отдал уже давно.

– Ох, Рысак, не играй со огнем. Не думай так много. Пожалей себя, а больше других. Пойми. Вопрос касается больших, ты даже представить себе не можешь, каких больших денег… Большие деньги – большая политика. Если только обманул… Ни шизо, ни воры, никто тебе не поможет. Не знаю поверят ли тебе мусора…

В это время у него в кармане затренькал телефон. Он ответил. Долго недовольно слушал. После послал собеседника к разным родственникам, потом просто матерился и закончил, буркнув что-то хмурое. После обратился к Рысаку.

– Кроме всего прочего сынок родной коников выбрыкивает. Не хочу, говорит, знать тебя, проклятие России и деньги твои мерзкие мне не нужны… Представляешь? В Париже – учился… В Лондоне – четыре года постигал экономику и финансы. Свободно разбирается в том, чего я даже названий не знаю… А тут еще ты с тетрадью… Но я тебе верю…

Последнее утверждение было сказано тоном, не оставляющим сомнений в том, что ни одному сказанному Рысаком слову, он не поверил.

Колю Коломийца отправили назад в камеру.

* * *

Утром, уже для официального допроса его привели в помещение кабинета оперативных мероприятий. Там под протокол, со всеми формальностями, он ответил на ряд интересующих следователя вопросов.

Допрос длился долго. Где был? Где стоял? Кто может подтвердить? На какой интерес играли? Откуда деньги и какие? Кто может подтвердить, что из общего барака ночью не выходил? Почему это может подтвердить весь барак?

После был перерыв на обед, потом опять допрос. Опять перерыв на ужин и сон. С утра опять допрос, но какой-то странный, неестественный. В помещение постоянно входили и выходили какие-то посторонние люди. Следователь попробовал было на них прикрикнуть, что бы не мешали работать и не отвлекали от важных дел. После этого его, через конвоира, вызвали в коридор.

Из-за двери раздался звук щедрых, полновесных оплеух. После там все стихло. Через десять минут, облеченный процессуальной властью «следак» вернулся с заплаканными глазами, тихий и присмиревший. Но вопросы задавать продолжал. Тем более, ему их постоянно подносили. Все опять крутилось вокруг записей покойного Данилы. У Рысака сложилось твердое убеждение, что весь ход допроса направлялся из соседнего кабинета. Он огляделся, похоже, что здесь могли установить и видеоаппаратуру.

* * *

К вечеру устали и задергались все. Задающие одни и те же вопросы, сменялись через каждые полчаса. Ближе к ночи состоялась очередная смен. Из-за тусклого света, уставший Рысак не рассмотрел вновь вошедшего.

– Замучил ты меня, старика. Ну, сколько можно гонять из Москвы, сюда, а потом обратно, – раскладывая бумаги, тяжело ворчал и жаловался прибывший Иван Петрович. – А смена трех часовых поясов, то, другое… Опять же, в сухомятку питаться придется, гастрит свой радовать…

Не сказать, что Рысак был обрадовался рассмотрев гебешного посланца. Но услышав его чуть ироничный говорок, увидев крепкую поджарую фигуру, как-то успокоился и почувствовал себя гораздо увереннее.

С его прибытием, бестолковая беготня посыльных и коридорные возня с запахом дорогих одеколонов, сдобренная вонью обычного перегара, все это прекратилось. Казик Душанбинский со свитой начальника УВД, исчез и больше не появлялся.

Иван Петрович и на этот раз прибыл не в образе скорбящей Богоматери, готовой утешить и обогреть отбившуюся от конвоя овечку. Он прилетел в качестве лица официального, в генеральском кителе с большим количеством орденских планок на нем. Было видно, что форменное обмундирование не являлось его повседневной одеждой. Уж больно он ежился в нем, пытаясь расправить плечи и выпростать руки. Но, раз интересы дела потребовали одевать парадный мундир и брюки с лампасами, пришлось напяливать и двигаться в дальнюю дорогу.

Его появление на территории колонии, с самыми широкими полномочиями, в очередной раз сыграло свою позитивную роль, в жизни отбывающего наказание, а ныне временно подследственного – Николая Коломийца.

Он-то и ввел Рысака в курс дела. Из его рассказов, растерянный Коля Коломиец узнал много невероятного и для себя любознательного.

Самое интересное, вернее неприятное было то, что его, коронованного вора, не сегодня, так завтра, должны были «грохнуть». По времени, это мероприятие не оговаривалось конкретными сроками, так как тот, кто принял данное решение, перепроверялся по разным каналам, на предмет страховки. Не задевает ли он этим, чьих-то более могущественных интересов, но вот… Вот такая интересная подробность.

* * *

В чекистском ведомстве уже давно проверялась и разрабатывалась оперативная информация о том, что Данила вместе с Синонимом, активно занимаются переброской на материк, то есть на большую, коммерческую землю, по своим – уголовным каналам, печорского самородного золота, которое намывают дикие артели и якутских алмазов, добываемых почти легальным способом.

После доставки этого богатства в крупные города, уже другие устойчивые преступные группы переправляли народное достояние за границу. Все это делалось в обход казны. Вместо того, чтобы на вырученные от продажи деньги, увеличивать содержание армии, авиации и флота, для наведения конституционного порядка в разных местах страны необъятной. Разворовывали, сволочи, народное добро.

* * *

В убийстве Данилы, очень серьезного звена, в отлаженной цепочке хищений, был признан Рысак. Виновным даже не в убийстве, а в тех действиях, которые его спровоцировали.

Кто признал?

Крупные милицейские начальники и не только милицейские, но и воровские, и не только местные, но и столично-кремлевского разлива, то есть все те, кто был замешан в этом деле. Таких было достаточно много и каждый из них, был ответственен за конкретный участок работы. Социалистического соревнования не устраивали, но трудились не за совесть, а за страх.

Бояться и торопиться были причины. С приходом времени окончания бесконтрольного бизнеса, возможность заниматься которым, давали напяленные папахи и лампасы, скромные служебные кабинеты и правительственная связь, многие из непоименованных фигурантов, стали очень нервными. Скандалили по пустякам с домочадцами. Плохо спали. Вскакивали от малейшего шума и вообще вели себя как женщины в последней стадии климакса. На службе, больше водку кушали, чем занимались работой.

Они боялись разоблачений и страшились все имеющееся потерять.

* * *

Все нынешние и будущие, беды и несчастья, большого количества чиновников, были повешены на Рысака. Все из-за него, воровской твари… Эпитетов, оскорбляющих честь и достоинство безвинного Коли было много. Красивых и разных. Потом от эпитетов перешли к подготовке его ликвидации.

Причина была проста и незатейлива.

Через стукачей которые крутились вокруг пахана было известно, что Данила в последнее время увлекся игрой в доктора. При чем, играл сам с собой в инъекции. Колол внутривенно не глюкозу или раствор витаминов, нет. Любил запустить по жилам героин.

По причине нового увлечения, он особо своей памяти не доверял. Поэтому (упаси господь, ни для чего другого), в эту самую, искомую тетрадочку, в поисках которой все с ног сбились, укрывшись от всего своего многочисленного окружения, записывал практически все. И вот эта самая драгоценная тетрадочка могла, как основное наследие, попасть в руки самого вероятного кандидата в смотрящие зоны, а им по всем понятиям, был Рысак.

Поэтому предложение, покопаться в выгребной яме загаженного зековского сортира, исходившее не от прокурора Забалова, а от дядьки-чиновника, стоявшего за ним и имеющего право отдавать такие приказы, было направлено на попытку спровоцировать в зоне бунт. Во время подавления которого, Рысак и должен будет отойти в мир иных материальных измерений.

Снайпер, который случайно должен будет попасть ему «шальной пулей» в голову (чтобы уже наверняка) как раз в этот момент, занимался изучением его фотографий и видеосъемок.

В крайнем случае, планировалось убийство, прямо во время проведения допроса, неплохого (если такое вообще возможно в этом мире) «кума». Специально подобранный наркоман уже начал получать усиленные дозы какой-то сверхмощной дури отшибающей разум и на все сто процентов приводящей к зависимости от следующей дозы. В этом случае, после убийства в зону входит спецназ Министерства, который специально создавался и готовился к подобным трюкам. Взрывает – убивает. Заодно проходит хорошая выучка бойцов, перед их отправлением а очередную кавказскую войну, в «чеченскую командировку».

А никто и не обещал, что будет легко.

В утешение выжившим, после претворения подобных фантазий в реальность, предлагалось довольствоваться небесспорной мыслью: «Пройдешь Голгофу – поймешь смыл жизни».

* * *

Однако, прибывшие для суда скорого и неправого, церберы режима, милицейские и правительственные чиновники не знали, что пока они были в дороге, на самом верху преступной пирамиды, организованной в свое время под прикрытием бывшего президента (для гиперхищений, с привлечением специалистов из военной сферы и уголовного мира), было принято не жёсткое, а жестокое решение. Тетрадь ни в коем случае не должна была попасть в руки конкурирующей группировки, то есть, в любые другие. Если приехавшие «генералы» ее не найдут, не дожидаясь их отъезда с места поисково-спасательных работ, произвести короткие, но очень эффективные совместные военные учения.

С целью отработки слаженности взаимодействия во всех боевых линиях, в ходе проведения современного, очень щадящего для противника боя, планировалось привлечь штурмовую авиацию и ракетно-минометные системы залпового огня, с площадью огневого накрытия сорок гектаров. Плюс ко всему, намечалось провести испытание в равнинных условиях, предназначенных для гористой местности, вакуумных авиабомб повышенной мощности.

Военным передали точнейшие координаты объекта и часовую готовность. Ко всем картам прилагались снимки с космических спутников. Операцию готовили и планировали гуманисты. Они заранее просили объяснить летчикам, что если они увидят на своих приборах слежения, элементы каких-нибудь движений или признаки человеческого присутствия, бомбометание не прекращать, так как внизу находились только макеты и списанная военная техника. Движущиеся фигурки, за людей принимать не следует, это визуальные спецэффекты.

* * *

Только вмешательство серьезной и в последнее время значительно окрепшей противоборствующей группировки, спутало антигуманные планы сатаны.

То ли сам Иван Петрович, то ли кто другой из его конторы, на нейтральной полосе споро встретились с заместителем министра внутренних дел и с удовольствием дали ему послушать интересную магнитофонную музыку. В ней… В этой чарующей мелодии, он узнал свой голос, предлагающий провести мероприятия по бомбардировке объекта.

«К е… матери, в мелкие щепки, разе…ть, раздраконить все там в пиз…»

Вдобавок, толково объяснили, что если в свое время не пожалели гипертоника, генерального прокурора. Показав всей стране его молодецкую удаль, прыжки и постельные кульбиты с проститутками. То уж его-то, ментовскую рожу, за милую душу сольют средствам массовой информации (хотя толку от них в серьезной работе мало, но зато вони бывает предостаточно). После всенародной стирки и полоскания милицейского грязного белья, не задумываясь ни минуты, его отдадут на растерзание заранее прирученным следователям из доблестной прокуратуры.

Перспективы были набросаны, только держись.

По поводу тетради с записями Данилы, стоящих за его спиной людей успокоили основательно. На территории колонии ее уже не было. Лежит она надежно в яйце, а яйцо в ларце, а ларец висит на дубе, который в свою очередь находиться за тридевять земель…

Показали этому «неверующему Фоме» даже отдельные копии, снятые на скверной канцелярской технике. Сведения кое-какие там есть, но малозначащие и второстепенные, не стоящие выеденного человеческого яйца. Так как автор этих «Записок современника» был человеком малограмотным. Свои же мысли на бумаге, выражал корявым и только ему понятным языком.

После состоявшегося задушевного разговора между представителями двух ведомств, двенадцать чиновников МВД, включая Минюст, Генпрокуратуру, Минэкономики и что-то еще по мелочам, было арестовано. Заместителю министра внутренних дел и еще трем чиновникам из высших эшелонов власти, исходя из их ранних заслуг перед родиной, было позволено покончить жизнь самоубийством. Тем из них, у кого рука от постоянного пьянства дрожала и пуля рикошетом могла уйти в потолок, помогли это сделать специалисты.

Перед тем, как схваченные за руку жулики, привели приговор виртуального суда в исполнении, их успокоили. Возможно, – сказали им, – то, что вы нахапали за это время, на воровстве и взятках в казну (вернее, в закрытые и никому не подконтрольные фонды) заберут не все. Какую-то часть имущества оставят женам, любовницам и детям.

Было ли им после этого спокойнее ложиться виском на дуло пистолета?

Скорее уверенное – «да», чем беспощадное и бескомпромиссное– «нет». Но это только предположение. Подтвердить или опровергнуть его, нам не представляется возможным.

* * *

Мелкие и крупные расхитители государственных богатств были обескуражены всем произошедшим. Сидящим в камерах чиновникам их бывшие, остающиеся на воле дружки-подельники, даже плевенькой передачи не организовали.

И это называется настоящая мужская дружба?

После таких горестных вопросов, задаваемых самому себе в минуты отчаяния, наступало просветление, результатом которого были радостные, поражающие следователей, правдивые и очень подробные показания.

Казик Душанбинский, видя с какой скоростью разворачиваются события, сломя голову рванул в свою испанскую избушку-развалюшку. Оттуда, из далекой и загадочной Гренады, присмиревшим голосом пригрозил Рысаку, главному гаду из-за которого рухнула хорошо отлаженная система зарабатывания денег. Пообещал ему «смерти мгновенной» и другие неприятные последствия. Но на организацию и претворение в жизнь угроз, пока катастрофически не хватало времени.

Беда одна не ходит. Ни с того, ни с сего, еще Интерпол прицепился стал гонять вокруг хаты. Поэтому ничего другого не оставалось как «он хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде… оставить себе». Приклеил себе на лоб бородавку и перешел на нелегальное положение. Теперь сидит на своей фазенде-гасиенде с инородным папье-маше на челе, и горько рассуждает:

«На черта я полез в эти дебри, с политическим уклоном. Делал бы по мелочам свои миллионы, горя бы не знал. До сих пор продолжал бы оставаться уважаемым человеком страны. А здесь, среди испанцев, кто я? Главный русский бандит и мафиози…»

Милицейские и другие чиновники, основательно присосавшиеся к казавшемуся таким надежным, а в итоге «изгаженному» финансовому роднику, тоже не испытывали большого энтузиазма жить на одно жалованье. Им было обидно от этого. Они злились и чувствовали себя оскорбленными.

«Сидеть на таких постах и не хапнуть? Дети и те, над нами стали уже смеяться.»

«Для чего тогда стоило столько лет карабкаться по трупам верных друзей, предавая и продавая? Это, что же, все усилия были потрачены в пустую?»

Как не крути и в их глазах, главным виновником всего произошедшего, был исключительно Рысак.

В сумме, хотя это было и неприятно осознавать, жить ему оставалось не долго. Даже прикрытие воров не спасало Рысака потому, что и в их среде были те, кто лишился больших денег. А от них зависит и власть, и положение, и уважение в воровской иерархии. А главное – свобода.

Таким, растерявшим непоправимо многое, был дружок покойного Данилы, корешок его по печорским лагеря Синоним.

* * *

Синоним еще на коронации высказывал сомнения по поводу Рысака, а теперь и вовсе взъярился. Он, в стиле дешевого фраера, выкрикивал в его адрес непристойные слова и пожелания.

За спиной и издали, каждый здоров кулаками махать. Но и отмахиваться от этого была нельзя, все таки один из главарей воровского сообщества.

Положение и жизнь Рысака, пока спасало покровительство Байкала вора из старой, послевоенной группы воров, вышедшей из беспризорников. Он и семьи-то не имел никогда, помнил только бесконечные детские дома откуда он постоянно сбегал, из-за голода и побоев. В один из таких побегов и прибился к воровской компании таких же как и сам детей войны. С этого момента, семьей ему стала воровская компания. Там он рос, там и формировался. Именно в компании уркаганов и налетчиков, он был обогрет, накормлен, одет в чистой и уложен спать. Позже его ознакомили и обучили основными воровскими заповедями: с властями ни каких дел не иметь; ссученных давить; у своих не воровать и так далее.

Байкал и принял решение начать организацию побега и ухода за границу своего протеже Рысака. Он понимал, что для привлечения в преступные группы новых членов, следовало поддерживать ореол романтики их воровского ремесла. Для этих целей, как никто лучше подходил именно Рысак – молодой, удачливый, фартовый, всегда веселый и не унывающий. Лучшей, живой, рекламной картинки и придумать было нельзя. А «менты и ссученные воры» на него насели, хотят «посадить на пику».

Надо спасать бродягу.

* * *

Разработчик побега Рысака, точнее идейный вдохновитель, был бы очень удивлен, если бы сподобился узнать, что он старается не в одиночку. В разработке деталей «ухода на волю» принимали самое активное и непосредственное участие представители «конторы глубокого бурения», по старому – КГБ.

– Сам по себе побег может сделать каждый дурак, – рассуждал и делился впечатлениями Иван Петрович. – На чем этот дурак сыплется, когда оказывается по ту сторону колючей проволоки. На том, что он не знает, что ему делать дальше. Ведь раньше, скажем на Колыме или в Заполярье, держали огромный контингент «вохры» или на нынешнем языке внутренних войск, чтобы этих «бегунов» ограждать от неразумных поступков.

– Бежать для зека первое дело, главное чтобы были созданы условия.

Не возражал, а дополнял старого чекиста, умнеющий и мудреющий прямо на глазах Рысак.

Гебешный Петрович не смеялся над его дополнением, а обстоятельно стал рассуждать вслух.

– Там для побегов были созданы все условия. Полярная ночь длится полгода, огромные просторы, беги на все четыре стороны. И если их, как крыс в первые сутки не отлавливали, то все они, как правило, погибали. От голода, холода, волков, медведей. Да мало ли дураку, нужно для смерти? Кстати, местное население, чьи поселки там были разбросаны в хаотичном порядке, официально получало премию за пойманного бегуна. При чем как за мертвого, так и за живого. Живого тащить было накладно. В дороге его поить-кормить надо. Развлекать тоже надо. Проще, как доказательство поимки, предоставить от мертвого тела или отрезанные уши, или отрубленную по локоть правую руку. Целая отрасль была налажена по отлову. Платили им неплохо, примерно столько же, сколько и за шкуру волка. Принес отрубленную руку или, что еще лучше уши, и, будьте любезны. Распишитесь в ведомости. Получили свои законные денежки. Милости прошу в специальный ларек с товаром. Обувку какую-никакую можно было справить для супруги, детям гостинцев купить. Бойко этот выгодный бизнес развивался.

Рысака, только от одной мысли о таком промысле заметно передернуло. За отрубленные уши, убитого несчастного зека покупать конфеты детям или сахар, а потом угощать этим ребятишек… Излишней сентиментальностью он не страдал, но все же….

Дерганье собеседника не ускользнули от зорких глаз гебешного начальника. Он понимающее закивал головой. Но, по видимому неверно истолковал это движение.

– Правильно, Коломиец, дергаешься. Сейчас объясню почему.

Разговор происходил примерно через две недели после смерти Данилы, в каком-то пустом кабинете, но горячий чайник с кружками там был. Он поднялся налил себе чаю и продолжил свои рассуждения.

– Я тебе это рассказываю не для того, чтобы тебя развлечь или по-стариковски побрюзжать на теперешнюю молодежь. Нет. Просто хочу объяснить. Для того, чтобы у нас с тобой все прошло удачно и ты, в первые же часы после ухода отсюда не попался, как кур во щи. Все должно быть тщательно спланировано и обдумано. Главное жесткая дисциплина и ни какой самостоятельной инициативы.

Рысак только устало кивал головой. Напряжение последнего времени сказывалось. У инструктора сложилось впечатление, что его слушают недостаточно внимательно. Он обиженно засопел.

– Если ты хочешь остаться здесь смотрящим и дожидаться, когда кто-нибудь из бывших дружков Данилы, тебя «посадит на перо»? Так ты так и скажи, и мы прекратим головы друг другу морочить.

Он нервно рывком дернул на себя кружку горячего чая, пролив почти половину на стол. Не обращая внимания на стекающую со стола коричневую струйку, стал шумно прихлебывая, пить обжигающую жидкость.

Рысак оказался настолько благоразумным, что и сам от себя не ожидал такой прыти. Он в ужасе, очень достоверно, замахал руками и испугано прохрипел:

– Бля, буду…

И уже совсем ни к месту произнес загадочную фразу, которой он хотел показать полную правоту и превосходство своего собеседника.

– Падлу забодаю…

– Ну, то-то же…

Отставляя кружку в сторону, довольно произнес, недобрый дедушка из ФСБ. Про «падлу» ему понравилось. От души получилось и очень достоверно.

Склонив головы над столом, они продолжили разрабатывать мельчайшие детали побега. Ни малейшего намека на фальшь, не должно было быть. Ни воры, ни охрана лагеря не должны были почувствовать подвоха. Погоня должна была быть настоящая с боевыми пулями и злыми собаками.

* * *

Главное это достоверность, а правду жизни ищи в постановках провинциальных драмтеатров. Их уровень, напоминающий драматургию школьных спектаклей, этому очень даже способствует.