Текст книги "Алмазная цепь"

Автор книги: Виктор Сафронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 29

Как Алексеев не пытался противостоять судьбе, как не пытался договориться с ней полюбовно, а деньги пришлось отдать.

Уже без помощи родни, он здраво рассудил, деньги-деньгами, а жить, все же хочется больше. Там, на верху (он по ошибке думал, что богатым жуликам, место после смерти, может быть только в раю) деньги уже не пригодятся. Именно поэтому, пока есть такая возможность, с их помощью требуется многое решить. Если повезет, то и по поводу Царствия небесного подсуетиться.

Одно дело, когда плохие мужики-начальники, разными намеками, друг дружке угрожают, да кулачком под столом стучат. И совсем другое – когда эти намеки, нарушая общественный порядок и нравственность, воплощаются в жизнь при помощи всевозможных специалистов.

Страна, как известно у нас всегда была военная, каждый день готовились бить агрессора на его территории, поэтому недостатка в диверсантах и подрывниках никогда не испытывали. Вели столько войн, стольким народам оказывали интернациональную помощь, что только диву даешься, какие чудеса совершали наши спецслужбы в тылу врага.

Где они сейчас? Как где? Все здесь, родимые.

Сидят без плаща и кинжала, недовольно потирают руки и гадко ругают правительство за то, что оно оставило их без любимого дела и полезного, хорошо оплачиваемого времяпрепровождения.

* * *

Алексеев еще раз вернулся к тому неприятному эпизоду, когда прекрасным, туманным утром, к нему прибыл растерянный Азовкин и рассказал, как на самом деле обстоят дела с теми, кто оказывает на них атмосферное давление.

Грубого шантажа не было – это банкир понял из сбивчивой речи своего начальника службы безопасности. Вымогательство носило сдержанный, силовой характер. Как раз им и занимались люди «с пламенным приветом».

Этим, без сдерживающих, аварийных колец в носу, только дай волю, они такого наворотят…

* * *

Короче говоря, встретились два специалиста на нейтральной территории.

От «хороших, но жадных» присутствовал – Азовкин, от «плохих, но справедливых» – Харатьян.

Сперва матом поугрожали один одному.

Потом поупражнялись, в умении выдергивать оружие. Каждый продемонстрировал, как он способен, ловко выхватывать пистоль из наплечной кобуры. До стрельбы, правда, тьфу-тьфу, дело не дошло.

После вспомнили одного общего знакомого, оба с уважением называли его Иваном Петровичем.

Тогда Харатьян вздохнул и сказал, что таких хороших людей, он имел ввиду Азовкина и убивать из-за чужих денег жалко. Азовкин, в свою очередь, посетовал и повздыхал по той же, правда, противоположной причине.

Наступила временная разрядка «местечковой» напряженности. Оба для порядка вздохнули и решили продолжить натянутое общение.

Харатьян, для закрепления доверия между сторонами рассказал юмористическую историю. Оба вместе посмеялись. Коротенько она сводилась к следующему:

«Кому-то, не будем озвучивать, кому конкретно, (Азовкин тогда еще пожал плечами, мол, само собой разумеется), понадобилось расчистить пространство, от не дающих нормально вздохнуть бандитов. Пришлось спровоцировать между ними вооруженный конфликт и «забить стрелку» на одном из пустырей, недалеко от военного полигона.

Когда обе банды, со своими машинами, «быками и буграми» подкатили на точку и стали активно «перетирать непонятки», всех кто там присутствовал накрыли реактивным залпом артиллерийского огня.

(В этом месте раздалось дружное ржание, т. к. оба принимали в той операции участие и воспоминания пока, были достаточно живы, чего не скажешь о бандитах.)

Ушлыми коммерсантами тогда много было сдано искореженного металлолома. По одним подсчетам 60-т, по другим около 120-ти человек, накрыло прицельным бомбометанием.

Ни продажные менты, ни другие прикормленные бандитами чиновники, предупредить их о готовящейся операции не смогли. В тот момент, на игровом поле появилась другая, малоприметная третья команда. Судя по всему, она обладала необходимым волевым началом и была способна провести эффективные действия и совершить нестандартные поступки…»

Азовкин невежливо и завистью переспросил: «Ты, что ли?»

Харатьян скромно пожал плечами.

* * *

Они еще раз вежливо посмеялись над веселым рассказом. А мораль повествования сводилось к одному знаменателю: это было сказание о том, как могущественный хозяин Северного порта, разом избавился от назойливого внимания криминала.

– Я ведь майор, тебе это рассказал для того, чтобы ты понял, меня прислали именно эти, третьи силы, – спокойно и даже дружески сказал Харатьян. – Деньги вам с боссом, отдать так или иначе, а все равно придется. Для устрашения твоего жадного и неумного начальника, никто из снайперской винтовки в него стрелять не будет, он нам нужен живой. Но вот в чем загвоздка, мои пиротехники уже давно бьют копытом, просят допустить их к настоящей работе… Я им обещал, поэтому думай…

– Я не уполномочен, – в очередной раз произнес условную фразу Азовкин. – Вести переговоры по сумме, которую сможет выделить корпорация.

Каждый раз, когда он произносил эту условную фразу, он ждал, что вот сейчас, распахнется дверь, ворвутся настоящие фанаты «Зенита» с шарфиками и…

Но никто бежать не торопился и улыбающегося блондина с белесыми ресницами, в полон не брал. Его отчаяние, заметил Харатьян. Поняв причину постоянных повторов «я, не уполномочен…» ухмыльнувшись, сообщил Азовкину интересную деталь связанную с его беспокойством.

Помещение, где в настоящее время они находились, ранее было обкомовской загородной баней. Люди сюда приезжали солидные. Цель – отдыхать и расслабляться по полной программе малообразованных партаппаратчиков. Поэтому, стараниями тех, кто наблюдал за ними издали, здесь все было тщательно экранировано и находилось вне зоны постоянного чекистского контроля. Бывшие властители жизни, еще больше, чем нынешние хозяева, не любили и главное, не терпели, чтобы их пьяные разговоры, становились доступными конкурирующим коммунистам, поэтому и старались исключить любые утечки…

«Зря только микрофон цепляли на волосатую грудь – с тоской подумал Азовкин. – Отрывать бесполезное устройство, будет очень больно».

* * *

Страдания Азовкина, были сущей ерундой, по сравнению со страданиями Константина Петровича.

Когда Азовкин доложил Алексееву в лицах, результаты встречи с Харатьяном. От себя добавив, что эти люди, для достижения поставленной цели, не остановятся ни перед чем и даже он, майор Азовкин, не сможет спасти жизнь и имущество от испепеляющего действия пластида. Вот тогда, для Алексеева и наступил ступор, именуемый в религиозной литературе, судным днем – «апокалипсисом».

Через трое, бессонных суток, полых тяжелых размышлений и тягостных разочарований в человеке. Когда все ждали от Алексеева принятия окончательного результата, он вызвал начальника службы безопасности и торжественно сообщил: «что ради сохранения жизней, ни в чем не повинных людей, он готов выдать беспринципным вымогателям, беспрецедентную сумму в один миллион рублей».

Азовкин рассказал это, в полученную от Харатьяна рацию.

Тот, скотина, только рассмеялся.

– Он не понял. У него просят не милостыню, – продолжал смеяться злой и неумолимый Харатьян. – Передай своему шефу, что речь идет, как минимум, о сумме в пятьсот тысяч раз больше.

Передал.

* * *

В результате торгов и обоюдных угроз, когда в качестве показательных выступлений, в Карнауховском парке взлетел на воздух, принадлежащий Сельхозбанку валютный обменник, в результате чего погибло девятнадцать человек. Только после этого, Алексеев согласился выдать, прошу заметить – под трехкратное обеспечение, пятьдесят миллионов долларов кредитных денег.

Что вы, о сумме, которую запрашивали вымогатели, даже речи быть не могло. За такие деньги, банкир готов был самолично подорвать и себя, и других. Что вы, кто ж такие бабки, под такие дурные басни выдаёт?

Все честь по чести, деньги сразу переводились в Бельгию, якобы на покупку оборудования для алмазодобывающей промышленности. Дальше шла закупка брюликов и прямой дорогой обратно.

ГЛАВА 30

Когда на электричке я добрался до жемчужины Финского залива, поселка Баженово, и едва выйдя на железнодорожную платформу, вдохнул воздух полной грудью… я не услышал запахов цветущего Залива. Это весьма озадачило, строили дамбу строили, самое время задыхаться от вони, а кроме запаха солярки и нагретого за день асфальта, ничего. Чудеса.

Зато, оглядевшись мне, показалось, что все славные правоохранительные силы местного закала, собрались в единый родительский комитет для моей торжественной встречи. До этого дня, законсервированные в сахарном сиропе дачного поселка, «защитники» горя не знали, будучи ленивой властью и беспринципными вершителями судеб. Сейчас пузатым хлопцам в штатском, показывать свою значимость и скучать времени не было. До рези в глазах, они глазели по сторонам, до конца не понимая, причину своего здесь нахождения.

«Значит, вместо одной вони, будет много другой, – с сожалением подумалось мне.»

Немного поразмыслив, буквально самую малость, понял, что уже с момента покупки билета на Финском вокзале, меня сопровождают разнообразные сексоты и шпики. Да и не одного меня.

Несколько метров по дорожке прошел, тут как тут, гладкий милиционер в форме. Руку поднял и не разжимая брезгливых, начальственных уст, громко скомандовал – «стой». Я остановился. А он, неугомонный, добродушно молвит человеческим голосом, так мол и так, куда, бродяга, путь держишь?

Начал ему плести о том, что у меня здесь загородный дом и меня ждут в гостиной с ужином и тещиным радушием. Однако он не дослушал и повел себя достаточно странно…

Мильтон вдруг скомандовал: «Руки в гору!»… Я испуганно, словно марионетка, вздернул грабки вверх…

Зажимая нос одной рукой, указательным пальцем другой, лейтенант издали, брезгливо и застенчиво, потыкал мне в область карманов. Наколол пальцы, по-бабьи взвизгнул и прекратил процедуру, именуемую в милицейских протоколах – личный досмотр.

Вытирая о сорванный лопух руку и стараясь рядом со мной глубоко воздух не вдыхать, служитель закона и начальника ОВД, понимающе посмеялся над тем, что я рассказал про ужин и тещу, по достоинству оценив мой грубый, английский юмор.

* * *

Причина милицейского заковыристого смеха, была вполне понятна. Стоит заглянуть на пару суток назад и восстановить хронологию событий, как все становиться ясным и понятным.

Мусчина! Задание ответственное?

Так точно!

Экипировка должна быть соответствующая?

А как же… Само собой!

В своей новой квартире, на антресолях громадного коридора, нашел достаточно поношенное пальто из модной когда-то бельевой, болоньевой ткани. Внешним осмотром остался доволен. Судя по всему, пол им не мыли и у входа в квартиру, вместо половой тряпки не укладывали. Умные люди здесь жили, понимали, что материалец химический, воду не впитывает и грязь со штиблет не снимает. Да и для насекомых не лакомый кусок, потому вещица и сохранилось.

Почему не выкинули на помойку? Я так понимаю, что это элемент нашей извечной бережливости. А вдруг пригодиться?

Бережливость, бережливостью, однако вид у вещицы такой жуткий, зажеванный и запыленный, что не только на себя одевать мерзко, смотреть и то противно. Что и требовалось доказать, т. к. мне того и надобно. Готовился большой «бродяга-маскарад», куда уж дальше.

Чем больше отвращения, тем меньше шансов, что кто-то сознательный и отважный, не опасаясь прихватить плодовитую семейку вшей, будет слишком внимательно заниматься дурнопахнущим субъектом.

На всякий случай, в карманы сыпанул вещественных доказательств: гайки, гвозди, пробки и битый кирпич. А под подкладку драного кармана, положил основательный документ: справку из санпропускника о том, что «Гр-н Плоский Руслан Л. помывку и санитарную обработку хлорсодержащими препаратами прошел».

Ни хухры-мухры, а типовой документ, дающий право переночевать в ночлежке и съесть там же, тарелку горячего супа.

Вооруженный по всем правилам оперативного прикрытия, как дисциплинированный человек, пошел выполнять порученное задание.

* * *

Документ был, вот только смелости не хватало им перед носом у власти помахать. Хватало, не хватало, а после встречи с милицией пришлось двигаться дальше.

Кроме пальтеца, наносящего своим «роскошным» видом, урон окружающей среде, на мне были одеты не лишенные элегантности, подпоясанные веревкой ватные штанцы. Судя по их лоску и блеску, этими пережитками социализма весь перрон и прилегающую территорию Финского вокзала – терли и прилежно мыли.

Кроме этого, на мне были подвязанные проволокой солдатские башмаки с теплыми онучами, много разных дырявых свитеров, рубашек и маек… Все это давало другим основание думать, что мне в таком обмундировании, по ночам на парковых лавках Петергофского дворца гораздо комфортнее и теплее спать. Ну, и, кроме внешнего содержания, внутреннее наполнение в виде соответствующего запаха.

Запах, не мудрствуя лукаво, был создан при помощи луковицы, головки чеснока и куска сала. Конечно, сало было баловством, но пришлось его принять в вышеперечисленную компанию, дабы не сжечь свои нежные внутренности. Как минимум, сутки, исходящие от меня зловония будут отпугивать все живое. Дело говорю – в качестве профилактического закусона, данный состав неоднократно был проверен мной и самой жизнью.

Представить меня такого красивого на сцене, с испанской гитарой, даже отмыв и отпарив в бане, было тяжело. Да и делать мне там было нечего. Играю я не для сцены, для себя стараюсь. Так как, по заветам «мхатовских стариков», люблю искусство в себе, а не себя в искусстве. Чистота эксперимента требует жертв. Поэтому – томлюсь, терзаюсь, волосы на себе рву… и терплю.

Глядя на «это», то есть на меня со стороны, без преувеличения можно было сказать перед вами: а) явно деградировавшая личность с утраченными нравственными ориентирами и установками; б) агрессивно настроенный, по отношению к гигиене собственного тела – типус.

Вот такие частности…

Поможет ли все это пробраться в логово заказчика? Смогу ли выполнить ответственное поручение?

* * *

Не доходя до нужного оврага, буквально какой-то сотни метров, начинался бетонный забор. Именно через эту преграду мне и следовало перескочить…

…Опять двадцать пять.

Двое в штатском, моего роста и телосложения. Но, судя по количеству разбросанных вокруг поста окурков, видно, что гораздо моложе меня. Раз здоровье позволяет столько курить, это означает только одно, ребятишки, гораздо сильнее и выносливее меня. А вот насчет мозгов, не знаю, не знаю… Сейчас проверим.

Так, что мы видим?

Оружие у этих стражей порядка не просто выставлено на показ, а снято с предохранителей. Глянул я на них, вроде трезвые. Как-то сразу стало поспокойнее. (Примета такая: увидишь пьяного, вооруженного мента – быть беде.)

Продолжаю обзор. Судя по туповато-сонному выражению лиц, думать они не любят. Это не их это профиль. В настоящий момент они при исполнении… И вообще – выполняют приказ.

Соответствую выбранному мной образу, поэтому, заранее, как бы не видя их, подобрал лежащий в трех метрах от «засады» толстый окурок. Возжег огня и глубоко затянувшись, сделал вид, что получаю неземное удовольствие…

Эти мордатики оказались более въедливые. Несколько раз, прочитали мою справку про то, что я вымыт хлоркой. Правда, понюхав воздух, также издали потыкали в места, где по идее портных, должны были быть карманы.

Их брезгливость была моим основным козырем, а для них нормой поведения. Ни взад, ни вперед – ну, вылитые аристократы!

* * *

Чуть позже я понял, эти ребята искали не камни, о них они ничего не знали. Они терлись о мое хилое тельце, в поисках оружия и взрывчатки. Однако облом и незадача… Не нашли.

Началась беседа, скучающих в засаде сотрудников с задержанным.

– Так говоришь, бомжатка, бутылки собираешь?

Я щелкнул импровизированными каблуками, выпятил вперед живот и хрипло рявкнул:

– Так точно!

От звука моего голоса, который мог быть услышан начальством, сотрудники поморщились. Однако, продолжали строго и скучно вести опрос, пытаясь сбить задержанного с пути, и с панталыку:

– А сюда, зачем пожаловал?

Ребята оттачивали оперативное искусство ведения первичных розыскных мероприятий. Они пытались подавить мою волю и подловить предполагаемого нарушителя на оговорках.

– За бутылками, – держался я прежней версии.

– Врешь, поди…

Им было скучно. Ни про баб, ни про пиво с водкой, я с ними поговорить не мог, а другие темы они обсуждать не умели. Но находчивые и веселые, они нашли чем себя повеселить.

– Погавкай.

Это походило на оскорбление человеческой гордости и, я конечно извиняюсь перед образованной читательской публики – попрание прав человека. В другом обличие, брызгая слюной и краснея от негодования, я бы так и сказал. Но для правильного бомжа, гавкать на оперов, не унижение, а одно удовольствие.

– Гав-гав, – четко и раздельно сказал я и понуро сгорбившись, начал вилять хвостом.

– Ну, ты, сученок. Не сачкуй, давай позаливистей, – оценили они мое старание. – Ты не в цирке…

– Гау-у-ау-у, гау-у-у-ау… – загрустил я во всю ширину легких.

Мне откликнулись местные дворняги. В этот момент, у одного из сотрудников зазумерила рация.

–Тише, дурак, – это грозно мне и подобострастно в рацию. – Так точно, товарищ первый, все в порядке… Бомжа проверяем… Нет… Так точно, есть дела поважнее… Прием…

Отговорившись, опер опять обратил свой пронизывающий взгляд на меня. Я уже подумал, ну все, копец. Не-а, вроде обошлось.

– А сейчас помяукай, – продолжал гнуть свою линию. – Давай, как мартовский кот с начищенными, сверкающими яйцами…

– А на вино дашь? – почти согласился я.

– В морду не получишь и то – счастье, – зло сказал коллега из другого ведомства. Потом, наморщив лобик, подумал и доставая из кармана брюк денежку, подобрел. – Ладно, держи, оборвыш.

Я с благодарностью принял мятую бумажку и начал слаженно выводить: «Мау, мау…»

Служивых можно понять. Им скучно. Бронежилет давит грудь и эмоции… Выхода дурной энергии нет. Необходимый простор, для совершения давно запланированного подвига, под забором начисто отсутствует. Кругозор из под козырька фуражки и так не шибко широк, а здесь еще ссужен неимоверно разросшейся крапивой.

– Потанцуй…

– Слушаюсь…

– Давай минет.

– Давай…

После этого, я ласково и вожделенно улыбнулся, с шумом выдохнув воздух.

Увидев мои наполовину сточенные, черные и страшные зубы, любителю минета, пришлось зажимая нос и морщась, словно от зубной боли, ощущать запах гнойного коктейля из мусорного контейнера…

– Нет, пожалуй не надо, – застегивая ширинку, попятился главный поста, отказываясь от намерения «минетить» вокруг себя территорию. Второй «постовой», сочувственно рассмеялся.

ГЛАВА 31

На этот раз, Шолошонко собрал узкий круг приближенных в охотничьих угодьях «Кобелишки». Не успели люди выйти из машин, поесть, выпить. Не успели они нормально подышать полезным, сосновым воздухом, как он уже с расспросами и вопросами.

В первую очередь добрался до трезвого Стырина.

– Генерал, опять ты все просрал? – говорил мягко, даже непринужденно, без учета того, что беседует с трезвым и здоровым мужиком. – Почему курьер задерживается? Мне звонили из Бельгии, сказали, что деньги поступили, нам подобрали лучший товар… Ты, давай, «мусорская» морда, не будь мудаком, начинай работать. Не думай, что тебе удастся меня обмануть.

Стырин отмахнулся от вопроса, как от назойливой мухи и пошел в домик, где к приезду постояльцев уже был накрыт стол. Все остальные, т. е. Шолошонко и Петька Петух потянулись за ним.

Генерал подойдя к столу, не торопясь рассортировал по ранжиру бутылки, затем закуску. Рюмку, как бесполезную вещь, убрал в сторону. По привычке налил себе пол-фужера коньяку и крякнув, выпил. Подзарядившись, начал парировать обидные речи в свой адрес.

– Ты, Сашка, за языком-то следи, – он явно обиделся на намек, что якобы он пытается дурить подельников. – Тебя, начальника сраного, мы все, не жалея сил и здоровья, создавали, старались. Думали, что ты будешь человеком, а ты гадости в мой адрес пиз…шь. Смотри, бля…га, мы можем и поправить эту ошибку. Начинаешь собачиться с друзьями, подозреваешь нас в чем-то… Последнее дело так к нам относиться.

Ему бы промолчать. Но выпитый еще с прошлого вечера коньяк, говорил вместо него и почему-то изъяснялся во множественном лице.

Шолошонко услышанным был несколько обескуражен. Он и раньше слышал разные грубости он Стырина, но на этот раз тот уж слишком осмелел.

Пришлось резко давать крен и сбавлять обороты.

– Ты на меня, Стырин, не обижаться должен, а понять, – он говорил тише и без оскорблений. – Мы с военными завязались? Завязались. А у них сам знаешь, с понятием об офицерской чести не все в ладу, армия-то по-прежнему, рабоче-крестьянская… Вон бывший их министр, с его помощью пол-Германии разворовали, на миллиарды нагребли, а стоило, всего лишь про его машину, щелкоперу-писаке заикнуться, так они его взорвали вместе с редакцией.

Они опять помолчали. Стырин воспользовался паузой. Выпил и нагнувшись над столом, подцепил здоровой кусок отварной, мочалистой говядины. Намазал его горчицей и стал уплетать со здоровой краюхой хрустящего хлеба.

Шолошонко обратился к Петуху, удобно устроившемуся у стола и кидающего в свою топку все, что рядом стоит и до чего он мог дотянуться:

– А ты чего молчишь, архангела из себя строишь, или только водку жрать мастак?

Тот вскочил и сразу по привычке стал оправдываться.

– Что ты. Это не я, это все Стырин тормозит, – он стал одергивать пиджак и тыкать в сторону генерала. – Он… Он главный саботажник. Надо призвать к ответу распоясавшихся мерзавцев, пусть они знают, что у демократии…

– Еще одно слово, – не давая закончить яркий призыв газетной передовицы, угрюмо пробурчал генерал. – Прям щас, дам в зубы…

Петух притих, затравленно оглядываясь.

Ладно, – примирительно сказал Шолошонко. – Успокойтесь… Меня очень волнуют настроения военных. Мы должны были передать им первую партию камней еще две недели назад. Если так дальше пойдет, они нас или сдадут гебистам, или сами ухлопают. В этом случае, история и наш чумазый народ не простят нам то, что мы, как эти выжившие из ума «гекачеписты», не смогли воспользоваться историческим моментом и взять власть в свои руки.

Стырин пьяно ухмыльнулся.

– Не любишь, ты Сашка свой народ, – он откровенно издевался над своим дружком и когда-то начальником. – Разве так можно на него говорить – «чумазый»?

– Наоборот, очень люблю,

От искренности, Шолошонко даже наморщил свой мощный, двухпальцевый лоб. Но лучше бы он этого не делал, т. к. его роскошная шевелюра, съехала набок и упала под стол. Впрочем, Шолошонко, «обнажив нерв эпохи» – сияющую плешь, не обратил на ее утрату никакого внимания. Он продолжал излагать свою позицию:

– «Чумазый», это только любя. Я его люблю именно таким… Если бы не оно, если бы не это вороватое и спившееся стадо, – он на секунду задумался, вспомнил, что хотел сказать и продолжил. – Если бы вместо него, к примеру, было что-то организованное и сплоченное. Меня бы давно, кстати, вместе с тобой Стырин, на вилы подняли. А так, сам видишь, живу и за его счет радуюсь, хотя и кнут из руки не выпускаю.

Вот, вот, – заржал Стырин. – Я же говорю, не любишь ты нас, народ русский.

Шолошонко казалось не слышал его замечание, а еще активнее продолжал развивать свою мысль, которая быстро закончилась.

– Кнут для вас обязательно нужен. Вас сволочей только выпусти из загона, только перестань хлестать и начни кормить, вы такого нагородите, – он осекся, посмотрел на притихшего от ужаса Петю Петуха, потом на генерала и спокойно произнес. – Стырин, кончай меня дурить. Я все твои хитрики, наизусть знаю. Курьер выехал из Антверпена сегодня. Организуй ему встречу по первому разряду, чтобы не один волос не упал с его головы.

Генерал смешался. Казалось, даже звезды на его кителе и те покраснели, то ли от стыда, то ли от выпитого коньяка. В настоящий момент, это было не столь важно. Генерал набычился и молча вышел. Вслед ему неслось шолошонковское эхо.

– Смотри, Стырюга-ворюга, путем уменьшения звезд на плечах, генерал-лейтенант легко превращается в обычного прапорщика…

По тому, с какой силой хлопнула дверь кабинета, Стырин услышал этот крик.

– А ты, Петя, Петушок, Золотой гребешок, не будь козлом, понаблюдай за нашим «мусорком», чтобы этот скудоумок, не переметнулся в противоположный лагерь, – и для того чтобы окончательно его дожать, добавил. – Смотри, Петрович, на зоне, воры, очень быстро меняют Петуха с большой буквы, на самого обычного «петушка» с продырявленной задницей. На радость всем уркам, загоняют таких как ты под нары и делают из них пассивных педерастов.

Тот замахал руками и стал признаваться в вечной преданности.

Шолошонко, устало махнул рукой.

– Ладно уж, знаю я вашего брата… Иди себе с богом. Там у тебя такой же стол накрыт, закуси чем богаты и вали отсюда. Начинай выполнять поручение, – и добавил, обращаясь к себе уже тише. – Устал я с вами. Не знаешь с какой стороны и кто, нанесет удар в спину…