Текст книги "Алмазная цепь"

Автор книги: Виктор Сафронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 36

Поискал глазами того, с кем было предложено побыть в песочнице. Поискал, поискал, да и нашел.

Хозяин великолепного, загородного дома был выделен и узнан, по таким бросающимся в глаза признакам, как наличие линялой майки, одетой, почему-то на голое тело, домашним тапочкам без шнурков и отсутствие в руках оружия.

Еще в глаза бросались и другие признаки. Впалая грудь, дряблая кожа, широкий таз и узкие плечи. Ясно, банкир или чиновник. Но судя по всему – не боец. С таким, активного сопротивления грубой и беспощадной вооруженной силе не окажешь…

Захватив из дома покрывала (забота врагов о том, чтобы мы не простудились перед смертью на студеном ветру, меня умилила и несколько сбила с толку) нас вывели на свежий воздух и сквозь «тьму веков» повели в «детский городок».

Песочницу я не только узнал, я ее, еще и ощутил своим телом. Непосредственно в ней, можно было увидеть следы моего нефотогеничного тела. Глядя на них, подумалось с осуждением: какой же я все-таки неуклюжий и неловкий.

Трое охранников, как что-то привычное и вполне обыденное, расстелили вокруг песочницы принесенные покрывала.

Выдали нам с мужичком по лопате, найденные у него же в гараже. Мол, давайте, ребята, начинайте свое пыльное дело.

Сперва, нам было сказано песок из песочницы перебросать на покрывала. Затем выкопать траншею, примерно два, два с половиной метра глубиной и два с половиной в длину… И уже потом посмотрим, что «старшой» прикажет с вами сделать…

Глубина ямы говорила сама за себя, чтобы ни собаки, ни приборы тел обнаружить не могли.

* * *

Копать мы начали весело и с огоньком. Молодой человек (каждый, кто был младше меня по возрасту, уже являлся молодым), бросал песок и все приговаривал, обращаясь ко мне: «Они же нас не убьют? Вы же им все отдали? Ведь, правда? Они же нас не убьют..?»

«Конечно, нет, – зло отвечал я ему, продолжая ритмично махать лопатой и беседовать с ним на отвлеченные темы. – Они, в выкопанной яме… Эх-хе… Мечтают сложить, свои окурки… Эх-хе, армейская шутка… Только не понятно, эх-хе… чем они будут их прикрывать? "

Злой я и бесчувственный. Охранники, они же – конвойно-расстрельная команда, даже не прикрикивали на нас. И правильно. Зачем беспокоить и нервировать покойников?

«Они же нас не убьют? Ведь правда? Вы же им все отдали? Они же нас не будут убивать? – продолжал тоскливо курлыкать, прощальную лебединую песню мой разнорабочий-напарник. – Вы же им все отдали? Нас ведь не за что убивать..?»

А песочек-то, давно не поливали водой. Пересох неимоверно. Бросать его штыковой лопатой тяжело. Вроде бросишь, а только облако пыли остается, да и осыпается она с лопаты. Но помогать бандитам, предлагая выдать другую лопату, совковую, например, я не собираюсь. Что и говорить, если бы удалось оттянуть смертный час, то я готов и ломом копать эту сыпучую массу. Все дальше от рокового выстрела в затылок… В то, что он грянет в тишине, я ни сколечко не сомневался.

Да, а песок, тем не менее, сух и сыпуч.

Один раз, чуть повыше подбросил песчаную смесь.

Посмотрел.

Красиво получилось.

Второй раз, еще выше.

Серое облако в ночном воздухе держалось долго.

И так плохо видно, тускло и сизо, а здесь еще и пыль.

Но мою тягу к высокому и воздушному пресек окрик.

– Эй, ты, – я сразу понял, что так бесцеремонно обращаться к незнакомому человеку, могли только в мой адрес. – Кончай балдеть. И так пыли много. После тебя, нам её что-ли собирать?

– Ой, бомж, – другой голос и на этот раз наверняка ко мне. – Давай, потише швыряй.

«Ага! Щас! – подумалось мне, но усилия пришлось убавить. – Зачем этих сволочей злить?»

– Ты поосторожней с этим бомжем, забыл, что о нем старшой рассказывал? – раздался тревожный голос, который опять обратился ко мне, вернее в мою согнутую спину. – Слышь, чумазый, какое у тебя звание?

– Подполковник, – зло рыкнул я разгибаясь. – Может, хлопцы, отпустите? В самом деле…»

– Вы, товарищ подполковник, лучше нас знаете, что это невозможно, – он даже носом шмыгнул. – Прям, такой непонятливый, как мой сынишка. Говорю ему, не ковыряйся, а он пальцы из носу не достает. Что он там все время ищет и в рот себе сует, не знаю? Даже интересно.

Я пытался в его словах уловить нотки сочувствия.

Уловил.

И что после этого?

Ни-че-го…

* * *

Выпускать группу свидетелей? Возможно, даже коллегу по службе из соседнего ведомства? Эти предположения исходили из области сказок про неконтролируемые эмоции. А, как известно, эмоциям на службе – места нет. Есть приказ, который необходимо выполнить. Иногда ценой собственной, бездарной жизни. Как ее не жалко, но – плюнь, разотри, но все, что приказано – исполни.

– Они же нас не убьют? А, товарищ подполковник? Они же нас не убьют, ведь правда? – опять заныл беспринципный подручный олигархов. Тот, кто хотел иметь: все, сразу, много и при минимуме затрат. Но про то, что готов отдать полцарства, в обмен на жизнь, даже не заикается.

Странные люди эти начальники, подумал я о нем. Каждый день читают в газетах и смотрят по телевизору: то там взорвали губернатора, то здесь пристрелили чиновника администрации, а то, бывало, что и банкирчика, вкладчики банка на вилы поднимут… Знают ведь, что «служить» Отечеству опасное и неблагодарное занятие. А все равно – прут… И не просто прут, а давятся, толкаются, затаптывают слабых и менее наглых. Напирают сплошным потоком. Со стороны создается такое ощущение, что их невозможно остановить или просто согнать с должности. А все потому, что возможность, на их взгляд, «безнаказанно» хапнуть, оказывается сильнее инстинкта самосохранения.

Все они знают. Все.

Сейчас, стоит, слизняк, стоит и нестерпимо ноет. Заунывный, раздражающий фактор бытия. Не дает скотина сосредоточиться. Еще раз вякнет, придется пиз…нуть… Пардон. Огреть его лопатой по горбу.

ГЛАВА 37

Бросая земельку, пытался думать о чем-то приятном и радостном, при помощи этого вводил себя в позитивное мышление.

* * *

Когда мы в последний раз отдыхали в загородном доме у Курдупеля, зашел к нему сосед по даче и до того момента, пока от выпитого не сковырнулся навзничь, успел душевно рассказать, то ли притчу, то ли историю из собственного богатого прошлого – добрым молодцам (т. е. мне) намек.

Но рассказывать сосед стал не сразу, повода не было, чего зря языком молоть? Понесло его по извилинам и колдобинам памяти, после того, как мы не ответили на его вопрос, чего, такого празднуем? С каких таких чертей, выпиваем, закусываем?

Говорил тогда сосед Федорчук долго, нудно и заунывно. Сейчас, размахивая лопатой и возвращаясь в великолепие того вечера, только и остается мечтать о таком неспешном повествовании, хоть какое-то изменение сегодняшней действительности.

Со слов приснопамятного Федорчука, его рассказец, со дня на день, обещали внести на скрижали Священного писания внешней разведки «Протоколы кремлевских близнецов». Впрочем, к чему излишние рефлексии, махая лопатой, приятно еще раз вернуться к услышанному. Сами посудите, вот оно, само повествование.

«Было время когда шифровкам доверяли мало, поэтому наиболее ценные сведения пересылали из зарубежных резидентур специальными курьерами, – издали начал акын СВР свою песнь.

Вызвали как-то оперативного сотрудника забугорной резидентуры, дали ему незапечатанный конверт и говорят: «Давай, – говорят – «ехай» и передай сей, особой важности документ, как быть должно, прямо в руки, но сам, дурья башка, читать невздумай…

Он после услышанного заартачился, мол, не мой профиль, я не курьер, я – оперативник, и вообще, работы по ноздри, дышать и то некогда. Ему и говорят, кончай саботаж разводить, это приказ, а приказы, как ты, есть – боевая единица, обязан исполнять беспрекословно, иначе расстрел.

Делать нечего, взял он конверт, одел специальную сбрую курьера и отправился выполнять поручение.

Приехал он по расписанию. Встретили его в Центре хорошо. Что говорить? Приветливо встретили. Накормили, напоили. Почистил он после еды зубы, пожевал корень хрена, чтобы чесноком сильно не воняло. Потом руку к козырьку приложил и передал конверт по принадлежности.

Адресат прочитал, удивленно посмотрел на него… и как треснет ему в зубы… Наш парень от неожиданности – навзничь.

Тот, который читал цидулку, из-за стола выполз, плечи расправил и давай его болезного, ногами месить. Как в этих органах полагается, отбил ему часть внутренних органов, вложил конверт с посланием в руки. Поднатужился и с помощью порученца, выбросил из кабинета, как надоедливую жабу.

Избитый сотрудник побежал жаловаться к начальнику, а тот и говорит: – Раз ты мне казенные ковры своей пролетарской кровью измазал, выкладывай все начистоту.

Рассказал курьер, про то, как его послали передать пакет, он передал, после чего и был избит.

– Давай – говорит высший начальник. – Давай, теперь я прочитаю, хуже не будет…

Прочитал вышестоящий. Задрожал нервной дрожью. Гневно закусил губу и сам бросился лупцевать парнишку. Бил основательно. Окончательно отбил ему оставшиеся до этого целыми органы. После вложил конверт с посланием в руки и собственноручно выбросил прочь из кабинета.

Совсем загорюнился избитый. Ползет по ковровой дорожке, оставляя за собой глубокий, кровавый след.

Нежданно-негаданно, ему навстречу Берия…

– Ты, пачэму, тут, такой-сякой, портишь народное имущество, – и сквозь пенсне подозрительно смотрит. – Отвэчай, мать-перемать…

Опять начал бывший здоровый сотрудник рассказывать…

– Давай – говорит Берия, его перебивая. – Давай, теперь я прочитаю, хуже не будет…

Прочитал, изменился в лице, отдал бумагу назад. После того, как руку освободил, достал пистолет и несмотря на то, что дело происходит в коридоре учреждения, где следовает соблюдать чистоту, застрелил письмоносца до смерти…»

Тут Курдупель не выдержал и перебивая своего дружка Аркадьича, говорит: «Так, стоп! Хорош, врать! Быть такого не может, чтобы прямиком в коридоре.»

Аркадьич сощурился, пальцами этак в воздухе покрутил… Ноздрями воздух понюхал. Подправил оптический фокус, им нащупал стакан и жахнул еще самогонного нектара. Неторопясь закусил, сальным продуктом, его надо сказать, стояло на столе богато и говорит: «Погоди, полковник, это еще не конец истории.»

И рассказывает дальше.

«После убийства попал наш бедолага пред врата рая.

Как издавна повелось, на распределительном пункте встречает его Святой Петр и интересуется, мол, по какому, такому делу, вас товарищ, к нам сюда, прибило-занесло?

Снова расповел бывший заграничный опер, свою заунывную песню о неудавшейся судьбине, короче, исполнил, гусляр чужой воли, попурри на тему «Бродяга к Байкалу подходит…»

– Давай – говорит Святой Петр. – Давай, теперь я прочитаю, хуже не будет.

Прочитал. Отдал бумагу. И как даст дубиной ему в лоб. Тот прямо в ад и свалился.

Что и говорить, с сатаной-шайтаном, та же история, только тот, гад гладкоутюженный, поухмылялся, поскалился, да и говорит: «Забирай, дурья твоя башка, свои бумаги и мотай отседа. У меня, говорит, даже на сковородке для малопочетных грешников и то места для тебя, такого противного нет. Мотай, к морскому царю Нептуну, пусть он попытается отмыть тебя, черного кобеля добела…

Экс-курьер и не помнит, как оказался в воде, посредине моря-окияна… Плывет мужик, грабками по воде шлепает и думает, «за что мне эта злая и неудавшаяся стезя..?»

* * *

Мы сидим раскрыв рот, ждем чем история закончиться, а Федорчук, на последних словах, от ранее выпитого местечкового бренди, берет и натурально засыпает, да еще и храпит, совсем уж безобразно.

Злой Курдупель, аж подпрыгнул от неожиданного поворота линии. Достаточно бесцеремонно, подзатыльниками и щипками, растолкал дружка и нетерпеливо задает свой финальный вопрос:

– Ты, Аркадьич, давай, не сачкуй, – а сам у него перед носом бутылкой машет, заинтересовывает, не дает уснуть. – Чем дело закончилось, что в записке-то было написано?

Федорчук глаза протер и интересуется: «В какой записке?»

Я от внутреннего хохота и выпитого самогона, начинаю корчиться в конвульсиях. Но и самому интересно, что там случилось. Вместо невыдержанного Курдупеля, сам при помощи языка глухонемых, постукиваний по плечу и громких однокоренных матерных выражений, объясняю про записку.

– Ах, в записке, – начинает ориентироваться в пространстве Аркадьич. После того, как мы отмассировали ему уши, просыпается, вернее, ненадолго приходит в себя и завершает былину СВР:

– Стало курьеру интересно самому поинтересоваться, что там такое написано, из-за чего он понес столько страданий. Перестал он плыть баттерфляем, остановился посреди окияна. Откашлялся, открыл конверт, достал лист…

– Ну, ну, – подпрыгнул я от нетерпения. – Что там такое было?

– Прочитать не может, – грустно сказал тот. – Текст, напрочь, водой смыло…

Тьфу, ты, старый дурак, – скривило Курдупеля. – Столько времени украл у душевного застолья. Смысл-то, хоть в чем?

– Смысл в том, – совершенно трезвым голосом говорит Федорчук. – Что если есть возможность узнать, что у тебя за секретные задания, так узнай, хуже не будет.

После сказанного, глянул он тогда на меня совершенно ясным осмысленным взором. И только после этого, кулем повалился на палати и уже окончательно уснул.

Хозяин застолья, долго не мог тогда успокоиться, все ворчал себе под нос: «Что там могло быть такого написано, не понимаю? Вот ведь, старый мудак, загадал загадку, теперь мучайся…»

ГЛАВА 38

Шло время. Да, не просто шло. Неслось, как сумасшедшее. Выкопали мы в песочнице достаточно большую яму. Края неровные, обсыпаются. А я по-прежнему продолжаю ковырять землю и бросаю, бросаю, как заведенный…

Отвлек меня от копки собственной могилы «Полонез Огинского» одноименного автора. На чьей-то мобиле, эта мелодия заменяла звонок. Абонент четко и коротко перетер понятия: «Да… Да… Хорошо. Так точно, будет исполнено.»

После этого достаточно короткого монолога, я услышал тот же тихий голос:

– Пока мы здесь управляемся…

Один из охранников-надзирателей, начал тихо шептать другому. Говорят, что перед смертью, все чувства неимоверно обостряются, именно поэтому, я смог отчетливо услышать странный шопот-диалог и его продолжение.

– Давай, тащи из дома, дите и бабу этого дохляка, – он мотнул потной щетиной в сторону моего люто тосковавшего напарника по земляным работам. – Баба у него видная… Ты, тока, долго с ней не балуй. Оставишь, как в прошлый раз, следы спермяные, нам всем из-за тебя, ёбаря-шалуна, влетит. Однако, в хате напоследок пошуруй. Основательно проверь все… Да… Как их? Это… В комодах посмотри, не стесняйся. Может, что интересное сыщешь. Сам видишь, богато люди жили.

Один из охранников, радостно суетясь и горбясь, направился в дом.

Рассказ про то, «как люди жили», поверг меня в уныние. Не само безграмотное повествование, а то, что шло оно, почему-то в прошедшем времени.

Чувствую, настал неприятный момент: стрелять землекопам в затылок. Пришлось уже мне, исключать из сознания вселенскую любовь к людям, и, действовать автоматически, как обучали инструкторы и сама жизнь.

* * *

Пыльный песок, по-прежнему, тоненькими струйками, медленно стекал с бруствера назад в яму. Подручные средства спасения были предоставлены мне самой природой. Поудобней подставив лопату, как можно больше, набрал на нее сыпучей субстанции и играючи подбросил вверх…

Получилось неплохо. Эффект был такой, как будто неряшливая хозяйка, задернула пыльную штору, создавая хитрую завесу от взглядов завистливых соседок. Ей-богу, жалко было этим моментом не воспользоваться. Слишком долго я его готовил и приучал к нему сонных служивых.

Пока пыль не осела, саму лопату, в возвратном движении, метнул в сторону того охранника, который был ближе ко мне и в четкой зоне видимости.

По резкому хрусту ломаемых костей, понял – шанцевый инструмент, попал точно в цель.

Скоренько, выдернул лопату из рук, уже ни на что не реагирующего «чиновника» и с криком «держитесь, гады», бросил в другого.

По тому, как буквально через мгновение, по рукотворной могиле весело защелкали пули, понял, что не попал. Жаль… Очень даже неприятно в этом сознаваться… Попасть в объект, был просто обязан, хотя лопата не моя, к руке не привычная. Но оправдания сейчас не принимаются. Нужны действия.

Стрельба с противоположной стороны усиливалась.

Скоренько выкатился из ямы. Подхватил пистолет, лежащий рядом с пареньком, из которого торчала тупая лопата (не дай бог, никому такой смерти, уж лучше смерти, но мгновенной или раны – небольшой) и на звук, пульнул в сторону стрелка… Перекатился, раз, другой, и, еще раз пульнул.

С той стороны куда я запулил пол обоймы, раздался стон. Значит попал. Так. Итоги подведем позже.

* * *

Стрельба разгорелась не на шутку, как на передовой линии «невидимого фронта». От грандиозного шума спасало то, что все оружие было с наверченными на стволы «глушаками». Слышались легкие хлопки и злые проклятья. При чем, проклятия звучали гораздо громче, но, как и пули, носили вполне конкретный характер…

В ожидаемый мной момент, вполне возникла секундная пауза. Я вычленил его, по количеству хлопков со стороны моего противника-дуэлянта. (Интересно, далеко ли отсюда Черная речка?)

Пока мой визави-Дантес, пытался прыгающими от волнения руками, сменить обойму, метнул в его сторону свое разогретое перекапыванием песочницы тело и ударом рукояткой пистолета по шее, обездвижил и обезоружил несмышленыша.

Присмотрелся, вот это да… А в нем два ранения. Одно в бедро, а вот другое в живот. Терпеливый солдатик. Долго же он оказывал сопротивление с испачканными землей и вывернутыми наружу кишками. Да, неприятное зрелище.

Впрочем, с моей стороны, также были потери в живой силе. «Чиновник», (я даже не знал его имени), ставший для меня за это короткое время, почти однополчанином, лежал на дне ямы.

Как говорят французы: не надо быть курицей, чтобы представить, как она чувствует себя в кастрюле. Так и здесь… Поза у соратника-землекопа была неестественная, очень вывернутой и для живого человека ненормальная.

Нырнул в яму, схватил его руку, пульса нет. Сонная артерия, также молчит, не пульсирует. Мертв. Неприятный сюрприз. А я разные глупости про французских курей вспоминаю. Нехорошо это, не по-божески…

Парнишку, из которого торчала рукоятка лопаты, скатил в яму. Его раненного, разговорчивого сослуживца – туда же. Предварительно обыскал. Забрал оружие, телефоны, документы… Все забрал.

Бросился ко входу в дом. Затаился на террасе, за деревом в кадке.

* * *

Буквально через несколько минут, показавшимися мне очень долгими, из дома пошатываясь вышла молодая женщина с ребенком на руках. Следом чудак-охранник. Он даже оружие не доставал, такую чувствовал свободу в своих преступных действиях. Но мне было недосуг, разбираться в хитросплетениях его внутреннего мира.

Ударом по затылку, отключил его на время. Его же собственными наручниками, сковал сзади руки.

Даму попросил вернуться в дом и обождать там, буквально пару минут.

Она соображала плохо. Стресс, наркотики, или алкоголь? Также нет времени, вместе с Юнгом и стариком Фрейдом покопаться в этом странном и неизведанном для меня мире. Впрочем… Хотя… Да нет, больше склоняюсь к стрессу.

Пришлось аккуратно, чтобы не разбудить спящего у нее на руках ребенка, взять ее за плечи, и, развернув на сто восемьдесят градусов, отправить назад в дом.

* * *

Нашатырного спирта под рукой не оказалось, поэтому испытанным приемом: пару оплеух и один подзатыльник натруженной с водяными мозолями рукой, привел в чувство отключенного. Поговорил с ним несколько минут, вижу паренек неплохой, правда, после удара по голове соображает туго. Зато, к моему удивлению, прекратилось хамское «тыканье», ей-богу коробило…

– Да, мы вам не собирались ничего плохого делать… – он тяжело вздохнул. – Хотели только попугать и все…

– Какие вы добрые. Что же раньше не сказали? – похлопал я его по плечу. – Только, в отличие от вас, я не такой ласковый. С «толстовством» покончено навсегда. Тем более, сам посуди, хозяина дома успели угрохать. А наши, партизанские принципы помнишь? Те, которые мы всосали с молоком матери-Родины – кровь за кровь, смерть за смерть… Поэтому, придется тебя закопать живым, за компанию, с теми кто там лежит. Будем, так сказать, бить врага его же оружием и на его территории…

Ох, после сказанного и повело в сторону служивого. Ох и зазнобило, закуролесило… Я себе думаю. Сперва, его тяжелой рукояткой пистолета по голове огрели так, что искры из глаз до сих пор сыплются. А сейчас, как в народной сказке «Бой на Калиновом мосту», грозятся по самую макушку в землю втоптать. Земля хоть и кормилица, но все же, хочется по ней сверху походить, а не снизу полежать…

Я ему не мешаю. Даю несколько мгновений, детально разобраться со своим мыслям и сомнениями.

«Давай, думай, присягообязанный, а не то тебе, как тому Змею-Горынычу, окончательно присниться полный трындец…»

* * *

Изжить все колебания души и сомнения тела, ему помогла обзорная экскурсия к бывшей песочнице. Без натуги, подтянул его к краю обжитой мной, рукотворной ямы-могилы. Реквизированным фонариком подсветил подробности.

Н-да, та еще картинка открылась взору…

Говорю откровенно: вид очень неприятный. Скрюченные, по большей части мертвые тела… Кровь в темноте видна плохо, но ее приторный, сладковато-тяжелый запах, ощущался очень явно и ноздри щекотал до рвоты.

А вокруг-то – грязно… Много лишнего песка разбросано по всюду. А тут еще и паренька, стало люто рвать на родную землю. Смотреть на это без сожаления было и тяжело, и больно. А уж запах…

Короче говоря, в наступивших рыночных отношениях, выторговал я у новоявленного экскурсанта, служебную тайну в обмен на жизнь.

* * *

Чтобы все, было по-честному. Зашли мы в избушку, где куковала молодая вдовица с дитем. Судя по тому, что всюду валялись разбросанные части телефонных аппаратов и сами телефоны мобильной связи, позвонить, вызвать боевую дружину на помощь, ей не удалось.

Я более внимательно поводил по сторонам глазами… Задал даме пару наводящих вопросов. Она еще не знает, что кормилец убит и лежит рядом со своими убийцами. Поэтому, глядя на того, кто собирался ее сексуально эксплуатировать, хоть и запинается в ответах, но говорит пока без надрыва и истерики. Уже хорошо.

Как и ожидалось, видеокамера в таких избушках, предмет обычный, бытовой. Быстренько организовал источники света и, как заправский фронтовой оператор, заснял на видеомашинку всю, без исключения правду.

Пока я не начал развлекать себе и пленного, игрой в документальное кино и киносъемку, попросил молодую даму собраться в стиле – срочной эвакуации, что включало в себя, документы, денежные и иные ценности… Не помешает и кое-какую одежонку, для себе и ребенка.

Она, по-прежнему плохо соображает… Причину, по которой ей необходимо покидать собственный дом не уточняла, а послушно пошла собираться…

* * *

Что касается правдивых показаний молодого человека…

Вся правда включала в себя фамилии руководства, номер части и конкретное задание, полученное от врага, срезавшего у меня «пояс сокровищ». Очень коротенько, интервьюированный доложил основные вехи автобиографии. Кое-что из его слов, я подсматривал и перепроверял в бумажках, которые изъял у него… Вроде, не врет…

Показал свидетелю часть видеозаписи, он согласно закивал головой, подтверждая сказанное… Мол, всё, как на духу, мамой клянусь!

Обратно привел его к яме.

Пока он туда неловко спрыгивал и тихо ойкая подворачивал на трупе ногу, весь потом изошел, так бедолага испереживался. Ждал выстрела в затылок. Не последовало, хотя, по правде сказать и не должно было.

Приковал его оставшимися наручниками к раненому. «Давай, – говорю, – оказывай своему подельнику первую помощь.» После началась политинформация, в виде воскресной проповеди с амвона.

– Здесь два трупа, – указал на лежащего рядом с ним. – Этот, с пулевым ранением в живот, также может скоро предстать пред ясны очи всевышнего. Подумай о перспективах дальнейшем прохождении этой неприятной службы.

Говорил я строго, но уверенно. Пережитый стресс, очень мне в этом помогал. На нервной почве и на тощий желудок, красноречие лупило в ночную тьму длинными, беспрерывными очередями. Вылитый Цицерон в фуражке.

Вспомнив матерный запас, прочитал ему лекцию о том, что жизнь дается человеку только один раз и не следует ее, так глупо терять, нарвавшись на такого престарелого и немощного специалиста по защите прав человека, как я.

Он молчал, тупо уставившись в одну точку. Вряд ли, окружение в котором ему сейчас придётся находиться, будет способствовать тому, чтобы он глубоко проникся в мои душевные переживания и отеческие увещевания. Но когда, в качестве проверки рефлексов, я сделал в его сторону неловкое движение пистолетом, он испуганно отшатнулся. Незадача. Паренька опять стало рвать на все, что лежало и находилось рядом с ним, и под ним. Вид и особенно запах – весьма не эстетичный… Особенно запах…

– Скоро вас начнут искать, – присев на корточки, я продолжил прощальную речь на краю ямы. – За вами придут. Найдут здесь. В твоих интересах много не болтать. Бывай здоров.

Оглянулся на прощание, посмотрел на него. Кроме крупной, нервной дрожи, его могучие плечи сотрясали мощные рыдания. Что и требовалось доказать. А то, понимаешь, привыкли всякую интеллигентскую шелупонь, журналистов, да правозащитников в заплёванных подъезда, бить кастетом по голове… А здесь неожиданно получился облом и незадача.

Вишь ты… С непривычки-то, как служивого до слез проняло…

Ну, да ладно. Оклемается, глядишь – умнее станет и в следующий раз, будет думать головой – какой Отчизне служить, а какой прислуживать. Тщу себя надеждой на его правильный, а главное безошибочный выбор.