Текст книги "Алмазная цепь"
Автор книги: Виктор Сафронов
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)
ГЛАВА 52
Вход в курдупелевский подвал был найден на кухне, в достаточно неожиданном месте, под газовой плитой.
Боясь сорвать газовый вентиль и понести незапланированные потери в живой силе, харатьяновские налетчики, аккуратно сдвинули плиту и увидели большой люк. Судя по сбитым деревянным стыкам и неряшливым пятнам бурого цвета им неоднократно пользовались.
Найденной на кухне шваброй, проверили входное отверстие на наличие «сюрпризов». Все было безопасно и опасений не вызывало. Хотя, когда в темноте палкой с привязанной тряпкой шуровали, показалось, что, что-то хлопнуло, очень похоже на выстрел. Но решили, что все-таки показалось.
Харатьян спустился в подземелье, нашел там невысокую металлическую дверь, напоминающую ворота в противоядерное убежище, открыл и удовлетворенно хмыкнул.
То, что когда-то ему говорил отец, предупреждая о Курдупеле, как о страшном человеке, держаться от которого следовало, как можно дальше, подтвердилось в полной мере.
Перед глазами открылась, полковничья пыточная лаборатория и для удовольствия – подземная тюрьма на четыре клетки.
* * *
Злые языки поговаривали, что когда спор со скрытым врагом советской власти или демократических преобразований, заходил совсем уж в тупик, любил старик, входя в полемический раж, угостить «дорогого гостя», чем бог пошлет. Напоить, накормить, спать на мягкой перине уложить. Проявить к нему, непереубежденному, истинное славянское хлебосольство и радушие. Даже тосты произносил «За убеждения» и «За правду»…
Утром гость просыпался в подвале… В специально для этого оборудованном гробике, без доступа воздуха и удобств санитарного характера.
Через несколько суток перековки идеологических противников и несогласных с генеральной линией партии, доставали из занозистого «прокрустова ложа», как правило, седых и чуть подвинутых рассудком.
Назвать вынутое тельце, каким-нибудь красивым именем, типа «гвозди бы делать из этих людей, в мире бы не было крепче гвоздей» язык не поворачивался. Моральный дух у изъятого дурно пахнущего субъекта, опускался ниже нуля и воля подавлялась окончательно. Получался пластилин с запахом мочи и дерьма, из которого начинали лепить все, что угодно скульптору-новатору.
Разное люди говорят. Некоторые, предаваясь воспоминаниям о трудных буднях контрразведки и борьбе с идеологическими диверсантами, всевозможными там художниками и писателями, утверждали, что если человек не ломался, его могли и взаправду закапать? А что? Как известно – «если враг не сдается, его уничтожают». Правильный подход, оттого и принципы в этой сфере приложения человеческого разума, до сих пор не меняются.
Времена Соловков с их грубой «ломкой об колено» умных и несогласных, закончились давно. На уговоры и увещевания упрямых и принципиальных, истощенных разными «перестройками и ускорениями» гебистких сил, сегодня никто тратить не собирался. Работали дешево и сердито, не давая в дальнейшем проследить ушлым журналистам путь сгинувших. Пропал и пропал. Ошибок Катыней и Раулей Валленбергов, никто повторять не собирался.
* * *
Еще раз окинув взглядом неуютный каземат, Харатьян угрюмо что-то себе под нос хмыкнул и невесело ухмыльнулся.
Его подручные, не очень церемонясь с заслуженным человеком, имеющим неоспоримые достижения перед органами госбезопасности и страной советов… Да, что заслуженным? В отцы им всем годящимся. Подняли и, как бревно на субботнике, толкая и пиная, спустили Курдупеля в его собственный «лабиринт Минотавра».
Харатьян показал, куда следует положить «объект исследований».
Место напоминало, одновременно прозекторский стол и рабочее место таксидермиста (изготовителя чучел из животных). Сам прикрутил тело Курдупеля сыромятными ремнями к специальным выступам и нишам…
И уже после всех проделанных манипуляций, не вытирая со лба выступивший пот, стал старика бить. На стенных стеллажах для этого, было приготовленного огромное количество необходимых пыточных инструментов и приспособлений.
Что и говорить? Бил страшно. Старик после первых ударов только что-то нечленораздельное замычал, а потом только носом выл на одной нескончаемой, протяжной ноте.
Когда он терял сознание, Харатьян садился на табурет, закуривал, выпивал водички. Отдыхал, тяжело раскинув ноги и тупо глядя на свои руки.
После требовал ведро студеной, колодезной воды, выливал ее на голову Курдупеля и убедившись, что тот очнулся, снова начинал бить.
Самое жуткое во всем этом садистском действии было то, что он бил без всякой злобы и каких бы то ни было эмоций. Бил, ничего не спрашивая, не издавая никаких звуков. Только меняя орудия пыток, прежде с удивлением их разглядывая.
* * *
Почувствовав, что еще минута и Курдупель может уйти в далекий мир теней, «крестный сын» прекратил «активные мероприятия». Не боясь испачкать в кровавых соплях, сорвал с лица экс-палача липкую ленту и не повышая голоса спросил:
– Ну, что, крестный, готов к разговору, или продолжим?
Беззвучно заплакав, тот закивал головой. Шейные позвонки у него еще не были сломаны, поэтому кивать он ещё мог.
– Ну раз готов, я повторю свой вопрос: «Где камни, переданные тебе курьером?» – при этом, он разглядывал длинные иглы и набор разнообразных напильников. Удивляясь еще больше, спросил: – А это зачем? – и как очнувшись поспешно добавил. – В принципе, можешь не говорить, я сам попытаюсь догадаться, тем более, что «лабораторный материал» под рукой…
Услышав про возможность проверить свои догадки, жестоко избитый Курдупель показал глазами на стеллаж и окровавленным ртом прошамкал: «Там, в сейфе… Код – 52 ЖАК 19…» Говорить ему было трудно, выбитые и раскрошенные зубы, своими заостренными концами, изнутри резали и кромсали распухший язык…
– Молодец! Батька будет тобой доволен, – похвалил его Харатьян и подумав добавил. – Конечно, если я ему расскажу о нашей незабываемой встрече… Но, будь уверен, привет от тебя передам обязательно.
Подойдя к указанному встроенному шкафу, долго рассматривал его стыки и полки, как бы примериваясь, а потом решительно отодвинул в сторону. В глубине открылась дверца сейфа. На его электропанеле тускло поблескивало панно. Он набрал указанный код.
Сейф потрескивая, что-то недовольно побурчал и с мелодичным звонком, мягко открыл путь к сокровищам «злого полковника».
Света вполне хватало, чтобы разглядеть содержимое хитроумного ящика. Сверху лежал свернутый брезентовый пояс. Под ним располагались какие-то папки с документами, деньги в стопках, пакетах, брикетах… коробочки с орденами и медалями героя.
Харатьян не обращая внимания на документы и деньги, достал пояс и держа его перед собой на весу, вопросительно посмотрел на прикрученного к препараторскому столу полковника в отставке.
Тот кивнул головой и сделав над собой усилие, было видно, как ему трудно говорить, сказал непонятный текст:
– Это стразы… – он еще раз сделал над собой усилие, обронил. – Ради этих стекляшек, не стоило меня убивать и мучать.
– Ничего старик, ты еще у меня на свадьбе потанцуешь, – ухмыльнулся Харатьян, но улыбка мгновенно сползла с его лица, так как, лежащий на столе пыток крестный, тяжело и неестественно выдохнул и вытянувшись во весь рост, обмяк и затих…
– Халявченко, – отворив дверь, заорал садист-крестник. – Быстро аптечку…
Давать ему умирать, не узнав, что такое «стразы» было нельзя. Прямой укол в сердце, вернул старика к жизни, а надолго ли? Да, черт его, старого хрыча, знает.
Эх-хе-хе! Много еще было неясного в этом деле?
ГЛАВА 53
Когда вице-премьеру Шолошонку, при помощи слов, выражений и других способов человеческого общения, доложили о том, что он уже ноль без палочки, он даже сперва не поверил…
И в самом деле? А как же этот красавец кабинет? Недавно привезенное из Эрмитажа царское кресло? Телефоны с гербами? Это все кому?
Он засмеялся и замотал головой… «Только не надо таких злых розыгрышей. Не следует всуе, поминать мое имя, даже…»
Ему громко, по складам повторили еще раз. Он и со второго раза не понял, о чем это ему говорят? И даже рученькой своей атласной, аки лебедушка крылом, пытался отмахнуться. Чур меня, чур…
Кстати… Всегда помогало…
Бывалоча, проснется вот так на совещании, махнет дланью наманикюриной… И вместо решеток некованых, и параши нечищеной, наблюдается алый бархат скатёрки президиумной.
Но не помогло заклинание, должно устарело, истерлось, истрепалось.
Тогда он попробовал другой способ избавиться от дьявольского наваждения.
Угрозы в адрес принесших это скверное известие угрожал и кулачком своим пухленьким, по столу стучал. До синяков, до ощутимой физической боли.
Показывал даже указательным пальцем на то место у своих ног, где все они: антидемократы и скрытые антирыночники, будут валяться в слезах и грязи, вымаливая у него прощение.
Короче говоря, видя, что и это не берет нечистую силу… Указ и подпись под ним – не исчезает, он опустился до похабной, площадной брани…
И что?
И ничего.
Не помогло, не подействовало…
Бумага с именным указом, своего содержания не изменила. И это был не сладкий сон в президиуме. Это была жуткая, неотвратимая реальность.
* * *
Оставалась последняя надежда… Тонкая, почти незаметная соломинка из меню вегетарианца…
Ну да… Именно это.
Шолошонко с похолодевшей спиной и выступившей по всему телу сыпью, попытался достучаться до своего благодетеля, до президента любимого. За телефон с любимыи горбиком, т. е. гербиком влажными рученьками хватались и выли в него, выли тоску навевая на пришедших…
Но выстрел прозвучал холостым пуком, так как «отец родной» либо работал с документами – т. е. был зело пьян, либо играл в теннис – что означало на общедоступном, отлеживался от пьянки и никого не принимал, не слушал.
Да и сами президентские домочадцы, стоя на страже мира и добра, блюли тишину и покой страны. Не допускали до грузного, державного тела нежелательных элементов в виде пройдох просителей. Вон, во Франции не досмотрели, так он после тамошнего угощения, вернулся в свою разоренную и разворованную его соратниками страну, с признанием Россией (на огромную сумму), еще царских долгов.
Если бы тогда еще, хоть на один день остался. Если бы чиновное окружение и супруга, его тогда насильно не посадили в самолет, все – японцы свои Курилы получили, что называется на золотом подносе и с извинениями.
Короче говоря, чтобы не повторились события 1993 года с разгоном и расстрелом парламента, никого и близко не подпускали на вельможные глаза, отгоняя всех поганой метлой, включая и начальника личной охраны.
Наконец-то поняли, дошли своим умом, что не надо будить медведя и выгонять его на мороз из берлоги. Иначе он такого наворотит, что «Девяносто третий год», покажется милой забавой В. Гюго на детском утреннике, по сравнению с неожиданными поворотами небритого, недопохмеленного мозга.
* * *
Дюжие добры-молодцы из президентской администрации, под самый нос поднесли вице-премьеру, указ о снятии его со всех государственных постов и наделении почетной приставкой «экс».
Когда все это, поднесли еще и на деревянно-глиняном блюде, как бы с намеком на гроб в глине. Ох, и похолодело у «бывшего небожителя» во всех местах сразу. Ох, и вспучило у него в желудке. Ох, и понесло его по кочкам, да буеракам…
Это ж, как жить дальше, оставшись без копейки в кармане, Без своих законных двухсот или даже трехсот тысяч долларов в месяц. А уважение… А мягкий, такой ласковый язык подхалимов, нежно вылизывающий тебя с ног до головы… А мигалка, со звуком сирены… А длинноногие секретарши с пухлыми референтшами???
Нет, он не скрипел зубами от злобы и досады. Он не кричал, куда-то вверх подняв кулачки, с угрозами «все у меня… на чистой воде попляшете». Он не проклинал до тринадцатого колена и не тыкал булавки в разные места идентичных кукол ву-ду…
Он просто выл. Натурально, по-волчьи, тоскливо и безнадежно.
Прибывшие гонцы, хоть и явились из администрации президента, где сантиментам нет места, но тем не менее, они были в курсе дела, где красное, а где кислое. Эти ребята, заранее догадывались о такой, прямо скажем, предсказуемой реакции на указ.
Умудренные прошлыми событиями, сами понимаете, опыт накоплен богатый. Добры молодцы, захватили с собой бригаду красных девиц – реаниматологов и психиатров.
Работы хватало всем. Вроде человек был один, а танцевать вокруг него пришлось человекам десяти, не меньше. И успокаивающие уколы делать. И лохматую пену, повалившую изо рта трахнутого указом пациента собирать на анализ. И судна, полные зеленого поноса, одно за другим выносить да менять.
Занимались и вспоминали, вспоминали и сравнивали.
Когда снимали, примерно, таким же образом бывшего премьера, никто и в мыслях не держал, что этот тучный дядька способен сигануть в окно. Хорошо, что стекла оказались пуленепробиваемыми, бетоном залитые. Успели тогда, его, отскочившего от стены, как мячик, словить и провести активные противострессовые мероприятия.
Но тот, гармонист и златоуст, хоть нахапал «бабла» на десятки поколений вперед. А этот, бедняга, не успел и очень, очень переживал от внезапно навалившегося на него вселенского горя.
* * *
В соответствии с национальной традицией, все прибывшие стали его жалеть и успокаивать. Делали это уже даже не для улучшения медицинских показателей, а от чистого сердца, хотя знали наверняка, что перед ними хапуга, мерзавец и выжига. Но одно дело, когда берет чужие взятки от таких же как и сам, а другое, когда хлещет себе под ноги, не замечая, что творит и при этом еще воет дурным голосом.
Впрочем, как только он чуть-чуть пришел в себя и стал различать окружающих. Ему, предварительно переодев во все чистое, горькую пилюлю все же подсластили…
При чем, это был не указ о его амнистии и полном помиловании. Нет, о том, чтобы посадить его в холодную, даже речи быть не могло. Ведь не пацан, какой-то… Вице-премьер все-таки, как никак. Какая тюрьма? Смеетесь, что-ли? Да ну вас, ей-богу…
Одного посади, другого засунь в сырую камеру, так завтра работать будет не с кем. Или от разрыва сердца все одноразово гикнутся, наблюдая за бездушным отношениям к кадрам, или сбегут в жаркие страны, тратить наворованное. А трудиться на благо родины, с кем? С Интерполом? Вот то-то же.
То-то! Так-то, вот-то. Когда глаза у экс-начальника сфокусировались в пучок и стали смотреть в одном направлении… Когда голова перестала трястись как цыганский бубен, ему дали почитать протокол планового отчетно-выборного собрания.
В бумаге, черным по-белому было написано, что он Шолошонко, со всеми его почетными званиями и регалиями, единогласно – был избран председателем Независимой центрально-азиатской ассоциации химиков-гудронщиков. С неплохой зарплатой, большой персональной машиной и даже возможностью, по-прежнему бесплатно, пользоваться услугами Центральной клинической больницы.
Тот прочитал и на глазах окружавших его людей ожил.
Медицина дала команду ослабить узлы смирительной рубашки. У всех присутствующих от сердца чуть отлегло. Немного отпустило.
Однако успокаивающие уколы, все-таки продолжали делать. Мало ли что?
* * *
Когда сердечные ритмы приблизились к норме, а глазные зрачки стали реагировать на яркий свет, бывшему зампремьера в последний раз включили персональный телевизор. Он специально попросил.
Должна была выступать его любимая женская группа «Слащавые». Он сам когда-то приложил руку к ее созданию.
В закрытом от простых министров доме отдыха, девчата из номенклатурной самодеятельности, удовлетворили его на все сто десять правительственных процентов. Именно тогда, утомленный их зажигательным темпераментом и неутомимыми фантазиями он им сказал: «Чего просто так заголяться? Вам путанки надо идти в телевизоре выступать. Нам всем, уже давно надоело на этих старых бля…ей смотреть. А на вас, на молодых, одно загляденье. Пусть и другие любуются. Мне вашего сисястого добра, для моего народа не жалко».
Чуток, конечно грубовато. Но у нас таких простых и открытых народу начальников, больше любят, чем тех, кто к месту и не к месту произносит «отнюдь» и «диверсификация»… Как плевок в душу, ей-богу…
Однако, вместо концерта с зажигательными мелодиями и крутящимися в разные стороны грудастыми сексушками, телевизор передавал траурную рамку и грустную мелодию.
Мрачный голос за кадром, сообщал трагическое известие.
«…В неминуемой автокатастрофе, скоропостижно погиб зам. председателя Национального банка…» Основной упор в сообщении делался на то, что погиб думающий товарищ, многознающий и компетентный специалист.
Предупреждали его дурака компетентного, попридержи язык, да думай меньше. Нет, не послушался, проигнорировал. Умнее всех хотел быть. Результат закономерен. Ну что ж, не он первый, не он последний… Теперь на его примере, будут учить других многознающих и компетентных…
Траурное сообщение неоднократно прерывалось коммерческой рекламой с рвущими душу словами: «В нашем крематории «Анютины глазки» получается самый качественный пепел. Обряд кремации, сопровождается исполнением популярных песен рок-группы аналогичного наполнения».
ГЛАВА 54
Нет, други мои разлюбезные, сейчас я должен прямо заявить, что одно дело, в одиночку скакать подкованной блохой по опасным прериям и совсем другое, когда тебя держит за руку, маленькое синеглазое чудо Ксюша, а рядом, смешно наморщив носик, чутко спит второе, совершенно не приспособленное к жизни произведение матери-природы.
Раньше, для меня, уходить от погони, стрелять в ответ из рогатки и плевать из-за угла врагу на спину, было сплошным удовольствием. Теперь же я должен покончить с прошлой жизнью и заботиться, и беречь двух девчонок. Наступил-таки, этот неприятный для каждого адреналинщика момент, когда увлекательная игра превращается в нудную, постылую тягомотину.
Такие мысли приходят ко мне во время движения по оживленной трассе Санкт-Петербург – Москва.
Едем мы не без комфорта. Там где мы встретились с Аллой, т. е. на заправке, обзавелись личным водителем. Судя по его блудливым, вороватым глазам, этот паренек, с простым шоферским именем Жорка, был малый не промах и в совершенствии овладел всеми преимуществами, которые можно получить, крутя баранку. Из-за отсутствия времени, пришлось, без проверки документов и штампа о прописке, нанимать его за сто долларов в сутки (бензин за мой счет) прямо на АЗС.
Шофер постоянно что-то оживленно бубнит себе под нос. Слов не разобрать, но это и не требуется. Главное, чтобы он не заснул во время скоростного движения. Зато меня от этого монотонного зуда клонит в сон.
В салоне хоть и грязно, но тепло. Машину мерно покачивает, шины шуршат… Я посмотрел назад. Обе красавицы, уютно устроились на заднем сидении, обнявшись и укрывшись своими куртками, постоянно спят.
Мне спать нельзя, я должен развлекать водилу, чтобы он не клюнул носом и не заснул. Рассказываю ему про футбол, про выплавку алюминия с уборкой льна-долгунца, старые анекдоты. Хорошо, что Жорка не связан с авиацией. Как-то в свое время мне уже удалось пройти урок экстрима с названием: «Перелет через грозовой фронт, с пьяным летчиком». До сих пор поражаюсь, как мы тогда не разбились?
* * *
Я смотрел на спящих и думал, что пора ускорить развязку событий, чтобы прекратить эту бессмысленную гонку полную опасностей. После этого водила подозрительно замолкал, я толкал его в бок и спрашивал в очередной раз: «Значит, говоришь, выпили вы тогда по литру и пошли на танцы драться с пушкинскими? А дальше то, что было?»
Опять начинался гундеж о нетрезвых подвигах героя-шофера в штатской жизни.
Почему штатской?
Наколка у него была интересная на руке, чуть выше запястья. Такой обычно себя украшают спезназовцы войск стратегического назначения. На ней указывается группа крови, код воинской специальности и кое-что еще.
Клюя носом и борясь с желанием уснуть, я в который раз ловил себя на мысли, что о своих похождениях Жорка рассказывает, как будто повторяет наизусть выученный урок. Ни тебе нормального мужского вранья, ни тебе обычных проговорок и интересных дополнительных деталей. Даже Маринка-буфетчица, с его слов «лярва и прорва» и та у него одним цветом мазана, почему-то отдающим фиалками и конской мочой… Видать, легенду для паренька сочинял «поэт-не разгаданный гений», не сумевший воплотить свой дар в сборнике эпохалок и литературных гонораров.
Но это шутка. Вероятность того, что его мне подставили, была крайне мала. Но сбрасывать со счетов, такой скучный, сюжетный поворот этой истории, было крайне легкомысленно и неразумно.
Что меня серьезно в шофере раздражало, так это его постоянная присказка, «не ходите дети в Африку гулять» выдававшая в нем, человека начитанного и высококультурного. Он постоянно ее повторял, до того момента пока я вежливо культурно не попросил его заткнуться.
Он обиделся, но как-то уж слишком деланно. Больше обрадовался, чем обиделся.
На ближайшей заправке побежал отлить накопившееся.
После «акта облегчения» и чтения надписей на стенке туалета, больше от скуки, чем из-за недоверия к шоферу, последил взглядом за его суетливыми телодвижениями. Очень удивило меня, с каких-таких шишей, кассирша АЗС пустила его в свою будку. Решил подойти поближе, может он грабитель и ему нужна помощь?
Но вязать распоясавшегося бандита не пришлось. Как я и предположил, он знал волшебное слово, видно, поэтому его впустили позвонить. Связь у нас известно какая, чтобы тебя услышали приходиться достаточно выразительно орать и материться. Поэтому, особо не прислушиваясь я услышал:
«С мобилы нет сигнала… Его из себя? Вывел… На двести километров залил… А когда ждать? Ждать говорю, когда? Лады, до следующей связи…»
Он еще что-то орал в трубку, но я не стал слушать. Просто мне стало не по себе, от того, что я только представил, какого олуха мне подсунули.
Сейчас можно было с удовольствием поиграть в исконно русскую забаву – «прятки». Я прячусь, остальные на нескольких тысячах квадратных километрах меня ищут. Победителю приз – он остается живой. Но с игрой пришлось повременить. Из-за девчушек – маленькой и совсем маленькой?
* * *
Когда пришло время следующей заправки, приблизительно через двести километров. Случилось очень неприятная ситуация. Пока Жорка бегал звонить, а я в туалет, Алла с дочерью растворились. Зашли в туалет… И оттуда уже не выходили.
Полчаса, под мои рассказы, об удивительном строении женской мочевой системы, Жорка терпеливо стоял у скошенной, облезлой будки, ожидая их выхода. Затем, не владея клокочущими эмоциями, заскочил под букву «Ж», а там пусто.
Я, взволновано предположил, что они, по ошибке, сели не в ту машину и мы еще сможем их догнать, нам только следует, как можно быстрее проехать вперед.
Мы быстро загрузились и только собирались мчаться на всех парусах вдогонку, а машина не поехала, она вообще не завелась. Возможно, от такого количества мата, который вывалился на головки цилиндра древнего «дредноута» у него просто заклинило двигатель и переплело всю колесную систему.
Ох, Жорка заметался, ох, начал скакать сольную партию гопака.
– Чини, водила, агрегат, – волнуясь за судьбу пропавших, грубо потребовал я. – Аппарату лет тридцать, не меньше, т. е. к починке пригоден, давай, давай…?
– А мне говорили, что не подведет, – в ответ он плаксиво затянул «песню лоха». – А мне говорили, что надежнее машины, вооще нет.
– Кончай ныть, иди двигатель смотри, – я не стал уточнять, кто и что говорил, зато попробовал проявить настойчивость.
– Если их… Как их? Этих… О! Моих самых родных и… это… близких… Украли, и, завтра потребуют выкуп. Все. Я что-нибудь с собой исделаю… О, боги, дайте силы мне… – и дальше шло довольно сносно исполнение трагического текста, раздосадованного проделками Яго генерала Отелло.
Вся моя простодушная трагедия, была сооружена из мыльных пузырей. Сказал и сам не понял, чо ляпнул? Но Жорку, после «о, боги, дайте силы мне, преодолеть коварство…» тряхнуло, как от массивного разряда тока…
* * *
Короче говоря…
Пока Жорка бегал звонить-докладывать, прошу этот факт особо отметить в рапорте, как мою находчивость. Я вручил Алле стопку денежных знаков. Затем, так уж получилось, посадил ее вместе с Ксюшей в проходящий мимо рейсовый автобус, объяснив где следует пересесть в другое транспортное средство. Сам, легким движением, оторвал один из проводков, соединяющих гнездо зажигания и стал дожидаться «засланного казачка».
Пока ждал, предался воспоминаниям. Четко, в покадровой разбивке, разложил момент найма этого водилы к себе в кучера. Никого другого на пустой АЗС я и не мог выбрать, только его.
Воспоминания прервал водила-самоук. Он сбил меня с мысли своим весельем и удалой находчивостью…
Глядя на его акробатические номера и пробежки вдоль машины, я пришел к твердому выводу, что механик из него, как…
Коровий блин на минном поле из него, а не механик.
Высунув от усердия язык, он и по колесу стучал.
Ничего.
И крышкой капота ударял со всей силы.
Ноль.
И пытался, кряхтя и тужась, встряхнуть аппарат, наподобие встряхивания шейкера для коктейлей.
Безрезультатно.
Вытирая пот со лба, он рискнул прибегнуть к последней «по шоферскому замыслу» самой важной процедуре починки забарахлившего агрегата.
Он взял…
Я поразился его смекалке.
Он взял и…
У меня голова от удивления, отвисла в обе стороны одновременно…
Он взял тряпку… И протер ветровое стекло.
Затем, новоявленный Одиссей с видом победителя «троянцев», уселся в агрегат, мало напоминающий коня и повернул ключ зажигания.
Каково же было его удивление, когда машина даже обычного хрипящего пшика не издала. После этого он опять забегал, запричитал, в общем выглядел очень раздосадованным и виноватым.
Пришлось этого смекалистого парня, чтобы попусту не раздражал и зря не маячил перед глазами, послать подальше… Под машину послать… Любоваться видом заднего карданного вала. Перед этим долго объяснял, что это такое и где оно висит. После просил не спутать с передним. В общем, кое-как…








