Текст книги "Мигранты"
Автор книги: Виктор Косенков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Она подошла, взяла его под руку, помогла сесть и прислонила к стене. Стала растирать запястья и кисти. Игорь застонал от пульсирующей боли.
–: Ничего-ничего, пройдет. Сейчас пройдет.
– Да черт с ним… Ты как?
Она отвернулась. Пробормотала:
– У женщин в этом мире есть преимущество.
– Какое? – не сразу понял Морозов.
– Женское, – жестко сказала она и посмотрела ему в глаза.
Он промолчал. Да и что тут скажешь.
– К этому привыкаешь, – беспощадно продолжила Лена. – Как в первобытные времена: дал дубиной по голове, сделал дело, пошел дальше. Если не хочешь, чтобы били по голове… делай выводы.
Игорь снова не ответил.
– Осуждаешь?
– Нет. – Он покачал головой. – Не надо было тебе со мной тащиться.
– Какая разница? – криво улыбнулась Лена. Игорь вздрогнул от этой улыбки. – Что там, что тут – везде одинаково. Думаешь, я за тобой пошла? Нет. Я за мечтой пошла. Ты вернулся, и для меня на какой-то миг все будто бы стало по-прежнему. Вот за этой прошлой жизнью я и пошла.
– Разве это мечта? – прошептал Игорь, осторожно прижимая дрожащей рукой голову Лены к своей груди.
– Не знаю, – тихо ответила она. – Раньше мы так всё ругали. Мол, государство – дрянь. Язык дрянь. Денег нет. Давят, жизни не дают. А сейчас… Сейчас все бы отдала, чтобы туда вернуться.
Игорь в очередной раз промолчал.
– Ты обязательно Андрюшку разыщи. Обязательно, – сказала Лена. – Бабам сейчас тяжело, а уж ребенку совсем плохо. Что из него получится, если ты его не найдешь…
– А если найду? – риторически спросил Морозов, чувствуя, как грудь сковывает холодным страхом перед будущим. – Я ведь тоже, наверное, оскотинюсь. Примкну к какой-нибудь банде, стану глотки рвать. За еду, за женщин, за одежду.
– Нет! – Лена затрясла головой. – Не надо! Не будешь! Не должен… Нельзя так. – В ее тоне проскользнула сухая жестокость. – Уходи. Найдешь Андрюшку, и уходи. Беги отсюда.
– Куда? – грустно усмехнулся Игорь.
– Не знаю. Куда-нибудь. Прочь! Не может быть, чтоб везде так было. Уходи отсюда, беги из этого ада, Игорёша… Обещаешь?
– Обещаю. – Он не видел ее лица. – А ты чего так говоришь, будто со мной не собираешься?
Она дернула плечом.
– Не знаю. Что-то вдруг… Будто я уже все свое прожила.
– Хватит чушь городить.
Игорь осторожно отстранил Лену. Встал, покачиваясь. Ноги еще держали неуверенно.
Он прошелся по каморке туда-сюда.
– Где мы?
– Не знаю.
– А кто тут заправляет, как думаешь?
Лена пожала плечами.
– Не знаю. Мясники какие-нибудь. Сейчас везде только один вид бизнеса: мясом торговать. Спрос, сам понимаешь, рождает предложение. А есть все хотят.
– Есть-то да. – Морозов болезненно поморщился. – Но не может быть, чтоб вокруг одни каннибалы…
– Может. Почему нет?
– Да ну, ерунда. Психов полно, конечно, но не все ж поголовно.
– Тогда для чего им это все?
– За территорию дерутся? – предположил Морозов. Сознание до последнего старалось отвергнуть жуткую реальность.
– Да кому сами по себе эти руины сдались? Территория имеет значение, только если с нее кормиться можно. – Лена помолчала. – Неземной ты какой-то все-таки. Наверное, и жив только поэтому.
Морозов махнул рукой: мол, ладно тебе заливать. Но память тут же услужливо подбросила картинки…
Кровавая клякса в коридоре и разводы на полу… Бугай Казачок деловито волочет труп Кости в соседнюю комнату… Руки по локоть в крови…
Снова подступил животный страх.
Людоедство было чем-то из области самых жутких кинематографических фантазий. Об этом можно было рассуждать, щекоча себе нервы, но оказаться в ситуации, когда человек человеку не только, друг, товарищ и брат, но и пища… Поверить в такое до конца Морозов все еще не мог.
– Всякое же случалось, – то ли для Лены, то ли для самого себя сказал он. – В блокадном Ленинграде люди держались, облика не потеряли. Хотя всякое говорят, но все же…
– Во-первых, и в блокаду по-разному случалось. А во-вторых, тогда люди другие были. Они верили во что-то. Уж не знаю точно, во что, в коммунизм, может? Или в то, что их рано или поздно спасут. Потому и держались, назло врагу. А сейчас? Кто нас спасет? Где коммунизм? Кому вообще нужно, чтобы мы людьми остались? У меня бабка в Ленинграде жила тогда. Так она кремень была! Несгибаемая! Мамка уже… с капитаном завертела, дура. Так и завалилось всё… Нет, Игорёшенька, то люди были, а мы… Я даже и не знаю, кто мы такие. Прижало чуть, и посыпалось с нас труха.
Она закрыла лицо ладонями.
– Выбираться надо, – решительно сказал Игорь, пристально глядя на дверь, словно мог прожечь ее взглядом. – Выбираться.
Позже им принесли еду. Бульон. В деревянных плошках.
Лена взяла миски, одну протянула Игорю, из другой начала есть сама. Молча. Морозов был благодарен ей за эту тишину.
После обеда пришел немногословный Казачок, указал на Лену пальцем и мотнул головой. Пошли, мол.
Игорь выбрал момент, одним прыжком оказался рядом с бугаем, но получил ногой в пах и свалился на пол, хватая ртом воздух. Боль взорвалась внутри, как граната, и ничего с ней невозможно было поделать…
Лену увели. Вернули через несколько часов. Молчаливую, с потемневшим лицом. Разорванное платье едва держалось на худых плечах…
Игорь без слов прижал ее к себе. Так и сидели, пока не принесли ужин – все тот же бульон…
Наступила ночь.
Игорь пытался заснуть, но каждый раз, когда закрывал глаза, вздрагивал от наплывающих образов перепачканного кровью Казачка. Под утро сон все же взял свое, но задремавшая Лена проснулась с криком. Игорь тоже вскочил.
Она потерла лицо грязными ладонями и сказала в никуда:
– Я не умру. Не умру.
Обрывки сна… Образы… Громкий стук сердец…
Утром вернулся Казачок. Принес завтрак. Ухмыльнулся, глядя на Лену, ушел.
Игорь, не чувствуя вкуса, проглотил еду. Нужно было сохранять силы. После завтрака он начал лихорадочно обследовать помещение, чтобы хоть чем-то себя занять. Глухие бетонные стены, крепкая дверь, отверстие параши да дыра в потолке. Морозов попробовал было повиснуть на куске арматуры, что торчал из стены, но ни вырвать его, ни раскачать не получилось. Забраться наверх тоже не удалось.
Лена сидела тихо, а Игорь метался по каменному мешку до самого обеда.
Лену снова увели. Игорь с упорством хищника пытался этому воспрепятствовать, но снова был нещадно избит. Потерял сознание…
В себя пришел от грубого похлопывания по плечу.
Открыл глаза. Дернулся. Тело пронзило болью от побоев.
Рядом Буфер.
– Что, плохо? – риторически спросил парень и улыбнулся. – Ты б не рыпался зря. Ребята здесь без фантазии. И убить могут.
Он помог Игорю сесть. Морозов привалился к стене.
– Я вот чего хотел спросить, – продолжил Буфер, шмыгнув носом. – Ты что думаешь обо всем об этом? Ну, не конкретно про свой случай, а в глобальном плане. Думаешь, все эти перемены – к лучшему? Или наоборот?
Игорь посмотрел Буферу в глаза. Серо-голубые, широко раскрытые, они не отражали ничего.
– Не к лучшему перемены, уж точно, – процедил сквозь зубы Игорь. Отвечать не хотелось, но молчать тоже было тошно.
– А почему?
– Как же… – Игорь даже растерялся от такого вопроса. – Ты вокруг-то посмотри. Чего ж тут хорошего?
– А если дать тебе сейчас еду, помочь дом отстроить и технику завести?
– При чем тут я? Сам сказал, в глобальном плане.
– Ну да, ну да, – покивал Буфер. – Только я вот над чем думаю: если каждому человеку и впрямь вернуть, что ему нужно, в обществе что-то наладится?
– Может быть… Но кто ж вернет?
– Я, к примеру – Буфер опять покровительственно заулыбался, будто на полном серьезе возомнил себя богом. – Вот тебе что нужно?
– Лена. И свобода, – ответил Игорь. – Отпусти нас.
– Правда? – Улыбка Буфера потускнела. – А что изменится? Вот отпущу я вас, и что дальше?
– Мы уйдем.
– Куда?
– За сыном моим.
Буфер поднял брови.
– Первый раз такой ответ слышу. Это хорошо, что у тебя есть цель. Но… Чем это поможет остальным? Ты скажи, скажи. Я ж не дурака валяю, я понять хочу. Если это действительно так, то вали на все четыре стороны.
Игорь нахмурился. Пристально посмотрел на Буфера и медленно проговорил:
– Ты нас отпусти. Другие узнают о твоей человечности, и, может быть…
Буфер зацокал языком.
– Нет, брат. Ты как-то идеально рассуждаешь. Страшно тебе, вот и городишь ерунду… Сам-то веришь в то, что говоришь?
Игорь сглотнул. Не ответил. Не было смысла ломать комедию.
– Вот то-то и оно. Получается, что если я вас отпущу, то улучшится только ваша личная жизнь. Ну, пацана, может, еще своего найдешь. Да и то, бабушка надвое сказала. – Буфер сделал жест рукой, видя, что Игорь хочет что-то сказать. – Погоди, погоди. Даже если ты не врешь, и у тебя действительно есть сын, даже если ты его найдешь… Что дальше-то? Примкнешь к какой-нибудь банде. Или терпилой станешь, который только тем и озабочен, чтоб пожрать. Или беспредельщиком. Сам убивать будешь или кто-то другой станет убивать с твоего молчаливого согласия. Где перемены? Где улучшение в глобальном плане?
Морозов запрокинул голову, уперся затылком в холодную стену.
Буфер был психом.
– Думаешь, что я тронутый, – словно прочитав его мысли, спросил Буфер. – Не-а. Это не я, это ты сумасшедший. Сказать, почему?
– Скажи.
– Ты точно знаешь, что тебя ждет. И ничего не делаешь.
– А что я могу?
– Не знаю. Убить себя, например. Это тоже поступок. – Буфер в который раз улыбнулся. – Или убить меня. Ну или подругу свою хотя бы задушить.
Игорь дернулся, как от пощечины. Напрягся, но тело вновь прострелило болью сразу в нескольких местах…
А Буфер продолжил ронять страшные слова.
– Ты ведь знаешь, что будет. Догадываешься. Точно-точно догадываешься, но поверить все никак не можешь. Так я тебе озвучу. Послушай. Сначала мы тебя будем кормить. Хорошо кормить. А подругу твою – по кругу пускать, пока не надоест. Я в целом баб не очень люблю: от них все беды, сколько мужиков погорело, страшно сказать. Но природе не прикажешь… А потом, когда надоест, мы ее зарежем. Потому что это не товар, а так… обуза. Выгодно ее продать вряд ли получится. А тебя мы все равно будем кормить, чтобы ты хорошенько ожирел. И только потом… – Буфер вновь широко улыбнулся, и Морозов вдруг понял, как он ненавидит эту улыбку – Что будет потом, ты знаешь. Да. И вот скажи мне, пожалуйста: ну какой смысл в твоем существовании? Ты же ни на что не способен. Ни на самый грошовый поступок. Ты же баран, животное. И если я тебя отпущу, что произойдет? Ничего. Кончишь жизнь так же, только не здесь, а где-нибудь еще. И ведь самое-то грустное то, что ты поймешь это совсем не сразу, а через месячишко. Если выживешь. Но и это тоже ничего не изменит. И ты все равно будешь надеяться на лучшее. Как баран. Будешь надеяться, потому что так положено животному. А ведь все это, – он покрутил пальцем над головой, – и случилось из-за таких, как ты.
Морозов с усмешкой поинтересовался:
– С чего бы?
– А с того. Животных стало слишком много. Всё б вам жрать да размножаться. И гадить. – Буфер брезгливо кивнул в сторону параши. – Загадили все вокруг, вот и кувыркнулся мир с ног на голову. Ясно тебе?
– Ясно, – кивнул Игорь. Какой смысл спорить с психом?
– Ничего тебе не ясно. – Настроение Буфера изменилось. От напускного дружелюбия и фальшивых улыбок не осталось и следа. Он говорил зло, смотрел с презрением. – Я таких, как ты, повидал. Знаешь, как мы таких зовем? Консервы.
– Завтрак туриста, – пробормотал Игорь.
Эта пугающая мысль, да и ситуация вообще, показалась ему вдруг страшно смешной. Страшной и смешной.
Морозов хихикнул. Потом еще раз. Буфер посмотрел на него с легким удивлением. А через несколько секунд Игоря затрясло от истерического смеха. Он хохотал в голос, не таясь и не сдерживаясь.
Наконец, вместе с ним заржал и Буфер.
Парень посмеялся с минуту вместе с Игорем, а затем резко перестал и без особых церемоний избил Морозова ногами. Просто так. Бил больно, но старался не портить «товар». Он явно умел причинять боль и любил это делать. Каждый удар вызывал настоящую вспышку боли, пронзительную и яркую…
Лену привели к вечеру. Она сползла спиной по стене и застыла. Уставилась в одну точку. Игорь сел рядом, осторожно положил ее голову себе на колени. Лена свернулась калачиком и тихо заплакала. Морозов слышал где-то, что женщина легче переживает стресс, если дает волю слезам. Потому не утешал, а только гладил спутанные волосы. Гладил и гладил, как заведенный.
Ночью, когда стемнело, Морозов аккуратно снял с Лены остатки платья. Она что-то пробормотала во сне. Еле слышно, жалобно. Игорь почувствовал, как каменеет лицо и становится трудно дышать. Сердце будто бы поднялось к горлу и заколотилось там, тяжело прогоняя через себя кровь.
Он медленно, чтобы не будить Лену, начал рвать ее платье на длинные, узкие полоски. Ветхая хэбэшка поддавалась легко и почти бесшумно. Сидя в темноте и вслушиваясь в тишину, Игорь складывал полоски вместе, скручивал их в жгутики и, беря по четыре, переплетал друг с другом в нехитрую косичку. Жгутики кончались. Он снова рвал, наращивал, связывая узелками. Снова переплетал… И так почти всю ночь.
Под утро получилась довольно длинная веревка. Игорь долго сворачивал ее кольцами и петлями. Прикладывал в руку так и эдак. В голове, как в пустой пещере, билось сказанное Буфером: «Ты ведь знаешь, что будет… Знаешь… Убить себя… Задушить свою подругу… Это тоже поступок. Убить…»
До самого рассвета он не спал, накручивая на руку веревку. Петли, кольца, петли, кольца…
«Задушить ее… Убить себя… Это тоже поступок».
В предрассветных сумерках на теле Лены четче проглянула ее худоба. Исцарапанная спина, грудь в синяках, ноги… Игорь стащил с себя майку и укрыл ее. Дотронулся до коленки… От прикосновения Лена проснулась. Приподнялась на локте, посмотрела на него внимательно и настороженно.
– Игорь, почему я голая?
– Видишь ли, какое дело… – вздохнул Морозов, не зная как начать. – Ко мне тут приходил один местный козел, пока тебя… пока тебя не было…
…Когда Казачок вошел в камеру, где сидели заключенные, то первое, что он увидел, это метнувшегося на него Игоря.
Гориллоподобный Казачок и не такое видал, поэтому просто швырнул в сторону миски и шваркнул Игоря кулаком в грудь. Удар был страшный. В груди у Морозова что-то хрустнуло. Он отлетел к стене, где и остался лежать.
– Ты что, – пошел на него Казачок, – козел!
Но потом он увидел Лену, которая лежала на полу в откровенной позе, совершенно нагая. Видно, правду говорят, что у мужчин от возбуждения кровь отливает от мозга. У Казачка, человека близкого к природе и потому очень охочего до податливого женского тела, кровь от мозга точно отлила.
Казачок остановился в нерешительности, а Лена добавила томно:
– Ну что же ты… Давай…
Казачок двинулся к ней.
Морозов, наконец, вздохнул после зверского удара и, собрав волю в кулак, поднялся на ноги.
Прежде чем здоровяк что-то понял, Игорь успел много. Он перекинул веревку через горло Казачка, перекрутил, развернулся к нему спиной и дернул что было сил, сгибаясь в поясе.
Если бы это была струна от рояля или хотя бы прочная капроновая нить, из горла Казачка уже хлестала бы кровь. Но сплетенная из обрезков женского платья веревка только с хрустом врезалась в кадык, причинив страшную боль.
Игорь тянул изо всех сил, буквально ломая хрипящего бугая! И Лена, мигом превратившись из податливой шлюхи в адскую фурию, с визгом вцепилась Казачку в лицо, раздирая щеки, лоб и глаза ногтями.
Ослепший и обезумевший от боли Казачок метался, стараясь разорвать душащую его веревку. Он сипел, вырываясь из тех жутких когтистых лап, в которые превратились нежные женские руки. Огромное его тело не желало умирать. На четвереньках он полз к выходу, волоча на себе убивающих его людей, Лишь на пороге сознание, наконец, оставило его. Казачок рухнул, придавив Лену, и обмяк.
Сообразив, что здоровяк больше не двигается, Игорь ухватил его за руку и перевернул. Жутко изуродованное лицо, разбухший, вывалившийся язык…
Лена с отвращением столкнула с себя обмякшее тело.
Морозов быстро обыскал Казачка. Снял с его пояса самодельную дубинку с выпуклыми шляпками крупных гвоздей. Ножа не обнаружилось.
Осознания того, что он только что убил человека, еще не приходило.
Игорь стянул с Казачка одежду и бросил ее Лене.
– Надевай.
– Да я ж в этом утону.
– Лучше чем голой бегать. Подвяжи там, подверни… – сердито сказал он.
Пока Лена справлялась с видавшей виды одеждой, Игорь выглянул наружу. Вправо и влево уходил длинный коридор. Как он и предполагал, их держали в подвале. Вдоль потолка тянулись ржавые трубы и свисали остатки проводов. На бетонных стенах темнели коричневые потеки. Кишка коридора уходила в темноту.
– Темно, – констатировала Лена, высовываясь из-под руки Игоря. Она уже оделась, подвязалась веревкой, той самой, которой Игорь задушил Казачка.
– Скоро глаза должны привыкнуть, – ответил Морозов. Гибкость женской психики приводила Игоря в замешательство. Его самого от пережитого трясло, а Лена выглядела бодро, как кошка, увидавшая в темном углу мышь. – Готова?
Лена кивнула.
Игорь вышел из каморки.
– Меня туда водили, – показала Лена направо. – Там вроде… кают-компании.
– Тогда туда пока не пойдем. Может, в другой стороне выход?
– Может. – Лена пожала плечами и улыбнулась. Заметив эту улыбку, Игорь почувствовал, что успокаивается и даже набирается уверенности.
Стараясь сильно не шуметь, они пошли вдоль стен. Постепенно стало совсем темно, и двигаться пришлось на ощупь.
Игорь вел рукой по холодной бетонной стене. Он нащупывал старые, рыхлые, с облупившейся краской двери. Запертые. Иногда рука ловила воздух в провалах. Что там? Другие коридоры? Возможно. Но, чтобы не заплутать, нужно было идти по одному коридору.
Так они и шли.
Скоро впереди замаячило светлое пятно. Игорь вытащил дубинку.
Когда подошли поближе, стало ясно: свет проникает внутрь через квадратное окно, закрытое решеткой из арматуры. Дальше по коридору потолочные плиты резко опускались и закрывали проход: видимо, дом просел.
Тупик.
Игорь осторожно приблизился к решетке, выглянул наружу.
Окно выходило во внутренний двор. Это была не гостиница, как он предполагал. Судя по всему, их увели куда-то дальше, в сторону железнодорожного вокзала, где стояли вереницей жилые дома. А если так, то надо было только выбраться наружу, пересечь дорогу и уйти и парк. В парке можно затеряться. Пока их хватятся, пока сообразят, куда побежали…
Вот только – решетка.
Морозов пригляделся к прутьям. Следов сварки на арматуре не было. Кто-то просто скрутил их между собой проволокой и заглубил в землю.
Игорь осторожно подергал железку. Та подалась, но неохотно. Он надавил сильнее. Сверху посыпалась каменная крошка. Морозов прислушался, но ничего подозрительного не услышал.
– Спят они, что ли? – пробормотал он.
– Наверное, – шепотом отозвалась Лена. – Я когда ходила, видела. Многие днем спят. И вообще на свет не ходят.
– Почему? – не понял Игорь.
– Упыри потому что, – еще тише сказала она.
– Тьфу ты! – фыркнул Морозов.
Он стал энергично раскручивать проволоку, соединявшую прутья. С трудом, но ему удалось отогнуть три горизонтальных перемычки. С вертикальными получилось больше возни. Судя по всему, их вбивали в землю кувалдой. Но все же у Игоря получилось немного разогнуть центральные арматурины в стороны.
Он медленно высунул голову на улицу.
Это действительно был внутренний двор. Пустой, залитый солнцем и заросший высоченной травой.
– Кажется, никого, – сказал Морозов. – Помоги-ка…
Он уперся ногой, толкнулся изо всех сил и, обдираясь о ржавое железо, выбрался наружу. Следом за ним через раздвинутые прутья ловкой ящеркой выбралась Лена. Игорь помог ей вылезти, и они осторожно отползли в сторону. В тень.
– Где-то тут должна быть арка. Выход на дорогу, а там парк…
Лена молча ткнула пальцем за спину.
Игорь обернулся и сморщился. Когда-то арка стояла как раз на этом месте. Сейчас она была завалена тоннами бетона, каменной крошки и прочего хлама. Пройти можно было либо через первый этаж, взобравшись по строительному мусору, либо в обход.
Игорь завертел головой, стараясь найти другую дорогу. Внутренний двор был чем-то вроде садика, безопасного места, где собирались те, кто жил в этом квартале. В центре чернел след крупного кострища. Несколько больших вертелов, согнутых из арматуры, лежали на больших треногах. В траве торчали грубые скамейки, сколоченные из бревен. Видимо, вечером тут сидели, готовили еду, обменивались новостями. Обычный двор, где собираются люди… И если не знать, чем они занимаются, чем живут, то можно подумать, что все хорошо и правильно. Если не знать, что днем они спят, а ночью выходят на охоту… Как это было бы хорошо – не знать!
Сердце Морозова застучало чаще, когда он понял, для каких целей можно использовать такие большие вертела. Он поднялся на ноги и, не оборачиваясь, бросился к мусорной куче, которая была своеобразной лестницей к окнам первого этажа.
Лена последовала за ним. Они забрались внутрь, оскальзываясь на битой керамической плитке и вполголоса чертыхаясь. Замерли.
Здесь была небольшая кухня со следами евроремонта. На стенах – покосившиеся шкафы с оторванными дверцами, в углу – плита с проломленной панелью, рядом – грязная раковина. Пахло затхлостью.
Казалось, воздух замер, застыл прозрачным желе, через которое просто так не пройти… Через него надо продавливаться, преодолевать упругое сопротивление вязкой массы. Один раз пропустив это желе себе в легкие, избавиться от него, казалось, будет уже невозможно…
Игорь, пошатываясь, выбрался в коридор, оперся о стену с остатками обоев. Перед глазами все плыло.
– Ты чего?
Ленкина прохладная рука легла на шею. От прикосновения Морозов вздрогнул. И наваждение прошло. Просто еще одна грязная, загаженная квартира. Ничего особенного.
Правда, возвращаться в жутковатую кухню не хотелось.
– Нормально, – пробормотал Игорь. – Все нормально.
От кухни шел длинный коридор, заваленный старыми вещами. По правую сторону виднелась открытая дверь. Игорь осторожно заглянул туда, но ничего особого не увидел. Все то же запустение: стены с облезлыми обоями, мусор на полу. Вторая дверь была закрыта, и Морозов не стал ее трогать.
Коридор упирался в большую комнату. Окно ее выходило на другую сторону здания. Тут было сравнительно чисто. В старом серванте стояли пыльные рюмки и бокалы. На полулежал побитый молью ковер, в дырах темнел паркет, хоть и вздувшийся, но все еще целый. Посреди комнаты стоял диван, развернутый к окну.
Игорь застыл, увидев плешивый затылок сидящего на диване человека.
Соблазн ударить по макушке и убежать был велик. Морозов даже машинально перехватил дубинку поудобней, но… бить не стал.
Человек сидел тихо, никого не трогал.
Спит, что ли?
Морозов, едва дыша, обошел диван сбоку. На потертом, сохранившем остатки красного цвета покрывале сидел старик. Он смотрел в окно слепыми бельмастыми глазами. В руках держал палку.
На мгновение Игорю показалось, что старик мертв. Просто тело пока еще сохранилось, лишь духа больше нет…
Старик моргнул. Игорь вздрогнул. Неловко ступил ногой, и паркет под ногой скрипнул.
– Дима? – спросил старик, подслеповато прищурившись.
– Нет, – обронил Игорь. – Дима… Дима занят. Мы пойдем.
– Да-да… – Старик закивал. – Что-то Димочка все занят и занят. Ох уж работа у него. Все занят и занят…
– Мы пойдем.
Старик не слышал Игоря.
– Закрутила его работа эта, – твердил он. – Не жалеет себя совсем. А я сижу тут, один-одинешенек. Хорошо хоть за город переехали. Тут и воздух свежий, и шума меньше…
Старик кивал и кивал головой, как заведенный.
Игорь поманил к себе Лену, она осторожно обошла диван с другой стороны.
– Димочка-то мой – казачок. Лихой парень-то, только занят вечно. Но не бросает, заходит. Не бросает, не бросает…
Игорь повернул ручку окна. Старик замолчал. Прислушался, щурясь.
– Ты что же это?
– Ничего, все хорошо, – пробормотал Игорь.
– Ты что же это, а? – спросил старик громче. – Дима где? Где Димочка?
Старик попытался встать, но Игорь легонько толкнул его в грудь. Тот плюхнулся обратно на диван и в ужасе вытаращил белесые глаза.
– Дима! – надсадно закричал старик. – Димочка!
– Пошли! – крикнул Игорь, распахивая окно.
Вскочил на подоконник, спрыгнул вниз, протянул руки, подхватывая Лену. Оказавшись на земле, они побежали через дорогу. За спиной продолжал голосить старик.
Возле легковушки, давным-давно боднувшей замерший микроавтобус, Игорь притормозил. Развернулся.
– Ты чего? – взволновалась Лена.
Морозов наклонился, подхватил камень и со всей дури метнул его в окно. Зазвенели стекла. Старик заткнулся.
– Гнида твой Дима! Гнида! Понял? – проорал Игорь в навалившейся тишине. Ярость металась внутри него черным призраком, ища выхода. Морозов шумно выдохнул и ввинтил, срывая голос: – Зверюгой жил твой Димочка, зверюгой и сдох!
Схватил Лену за руку и побежал прочь.
Парк Шнелли действительно сильно разросся без ухода. Огромные каштаны и ивы породили множество молодых побегов. Старые сучья рушились, кое-где образуя завалы. Через трухлявые стволы прорастали новые и новые деревья. Тут не осталось дорожек, а пруды, где раньше жили утки и водились карпы, вышли из берегов: нижняя часть парка превратилась в болото.
Игорь и Лена с трудом миновали по твердым кочкам топь, взобрались на вал, где когда-то проходила пешеходная дорожка. Отсюда через переплетение ветвей можно было разглядеть стены Вышгорода.
– Там должна быть лестница, – выдохнула запыхавшаяся Лена. – Наверх.
– У вокзала?
– Нет, раньше… К ресторану ведет. Помнишь?
Игорь помотал головой.
– Пошли. – Лена решительно двинулась по валу.
Игорь пошел за ней, тревожно прислушиваясь. Ему показалось, что сзади доносятся голоса.
– Давай ускоримся, – поторопил он Лену.
Она не ответила, но пошла заметно быстрее. Несколько раз затравленно обернулась. Игорь отметил, как сильно она осунулась за последние сутки, как посерело ее лицо.
– Уйдем, – подбодрил он. – Обязательно уйдем, не бойся.
Лена ничего не сказала, лишь улыбнулась в ответ одними глазами.
Она шла быстро, почти бежала по узкой гряде насыпного холма. Внизу слева зеленели пруды и болото, справа, на обветшавшем спортивном стадионе, буйно рос кустарник. Прорываться через такое заросшее поле…
Додумать Игорь не успел.
Лена решительно нырнула вниз, к кустарнику. Морозов тихо выругался и поспешил за ней. Споткнулся о корень, прокатился пару метров, но сумел опять вскочить на ноги.
– Жив! – подстегнул он себя.
Лена вырвалась вперед. Она не проламывалась через кусты, а ловко их обходила, лавировала, подныривала под ветки. Получалось это у нее до того ловко, что Игорь с трудом поспевал за ней.
Под ногами чавкала слякоть. Ботинки промокли. Дурно пахло гнилой травой. Скоро Морозов понял, что выдыхается. Он начал отставать, хотел было сбавить темп, но испугался, что потеряет Лену. Собрался с силами. Выложился на полную катушку, но в правом боку остро закололо, и он все-таки остановился. Согнулся пополам, тяжело дыша.
Тут же рядом оказалась Лена. Схватила Игоря за руку.
– Идем, Игорёша! Идем! – Морозов поднял голову и поразился, какими большими были ее глаза. Какими испуганными. – Идем! Идем, а!
– Да, – выдохнул он, стараясь унять гул пульса в ушах. – Да-да. Идем.
Превозмогая боль, Морозов пошел за Леной, которой страх придавал сил.
Серая, обсыпавшаяся в некоторых местах стена была все ближе. Нависала над ними. Улетала ввысь и, казалось, подпирала небо.
Дорога начала круто забирать в гору. Теперь приходилось едва ли не карабкаться, цепляясь за корни и кустарник. Зато кончилось мерзкое болото. Стало суше…
Свистнуло. Коротко и зло.
Кусты дернулись, резко распрямились. И шедшая впереди Лена вдруг осела на землю, неловко завалилась на бок.
Тихо и жутко.
– Ленка! – Игорь подбежал к ней, подхватил.
Из правого бока Лены торчала заточенная палка, перепачканная темной-темной кровью.
– Ленка!!!
Она удивленно посмотрела на свою страшную рану. Потом подняла глаза на него. Игорь поразился тому, каким чистым вдруг стало ее лицо. Прозрачным, светлым, словно и не было только что серым от усталости и грызи.
Лена улыбнулась. Несмело, будто извиняясь.
– Игорёша…
Игорь схватил проклятую палку, напрягся, сломал. Подпружиненная ветка, свистнув, ушла вверх. Закачалась над головой красная тряпка. Сигнал! Продуманная ловушка для зверя.
Или для человека.
Какая разница…
Игорь осторожно положил Лену на землю, взялся за сидевший в ее геле остаток кола, но она громко застонала.
– Не надо! Больно… Игорёша…
Кровь была темной. Почти черной. В сознание стукнуло пугающее слово: «печень». И тут же заметались мелкие мыслишки: «Врача! Перевязать! Жгут!»
Что перевязать, куда наложить жгут, где взять врача в этом людоедском городе? Игорь не знал.
Это были лишь панически мыслишки. Ничего больше.
А кровь все текла.
– Игорёш, ты… – Лена говорила с паузами, глядя на него так, будто умирала не она, а он. С жалостью смотрела. – Ты не плачь, Игорёша. Все хорошо. Так лучше… Не хочу я так жить… Не хочу тут… Ты хороший… Я тебя люблю, Игорёша…
И вдруг в ней словно бы что-то переключили. Медленно текущие слова превратились в поток коротких, резких и отрывистых. Как дыхание мелкого зверька.
Лена заговорила быстро-быстро, сбивчиво, стараясь успеть сказать как можно больше…
– Ты, главное – найди Андрюшку, найди его и увези. Увези отсюда. Нельзя так жить, как они живут. Главное – увези его. И всё. И не плачь, не надо. Увези. Никого нет у тебя. Он маленький. Жалко. Не знала я его толком. Но хороший же. Увези. А меня, меня не бросай, Игорёша! Не бросай. Не хочу, чтоб съели. Не хочу. Обещаешь? Обещай мне, Игорёша! Обещай мне! Обещай, обещай, обещай… Не бросай меня тут! Обещай мне… обещай…
Голос становился все тише и тише.
Внизу отчетливо хрустели кусты. Погоня приближалась.
Морозов закинул слабеющие руки Лены себе на шею, подхватил ставшее вдруг легким, как кукольное, тело, поднялся на ноги.
Лена тихо застонала, но глаз уже не открыла.
– Сейчас… – сипло прошептал Игорь. – Сейчас… Потерпи…
Как он шел вверх и нес Лену, Морозов помнил урывками. Как только не упал? Как не поскользнулся?..
От слез он почти ничего не видел. Сзади кричали, обкладывали с разных сторон.
Игорю повезло. Он не влетел в капкан, не упал и не свернул себе шею. Он нашел лестницу, наполовину просевшую вниз, узкую и неудобную.
Тяжело дыша, Морозов побрел по древним плитам, уходя все выше и выше, отмечая свой путь темными каплями крови. Он был уже на промежуточной площадке, когда снизу закричали:
– Он тут! Тут!
Игорь осторожно положил Лену на камни. Поднялся. Развернулся. Вытащил из-за пояса окованную гвоздями дубинку и спустился на несколько ступеней вниз.
Навстречу уже бежали двуногие существа. Дикари, одетые в лохмотья. Игорь не испытывал к ним ненависти. Лишь невероятное отвращение и брезгливость, какие накатывают на человека, столкнувшегося с клубком опарышей…
