Текст книги "Мигранты"
Автор книги: Виктор Косенков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Хозяева…
А потом все закончилось.
Разом.
В тот день погода испортилась: дул неприятный ветерок, моросил мелкий, будто пыль, дождь. Игорь, натянув на голову капюшон, стоял по колено в воде, с удочкой. Вдалеке привычно жужжало. И вдруг «шмель» словно бы вырос в размерах! Жужжание превратилось в рычание, а затем…
Морозов бросил удочку в кусты, метнулся на берег, упал в камышах, отполз в сторону и только тогда поднял голову.
По полю ехала машина!
Судя по басовитому звуку, тяжелая, дизельная, вроде трактора или тягача. До ноздрей долетела вонь горелой солярки. Вонь ударила воспоминаниями, воскресила картины прошлого…
До этого момента Морозов ни разу не видел в новом мире машин на ходу. В Таллинне и окрестностях дороги были завалены ржавыми коробками на продавленных, потрескавшихся колесах. Без электроники, без масла и бензина…
То, что автомобиль может двигаться, казалось сейчас странным. Даже не верилось.
Но по полю однозначно шла техника.
Морозов лежал в камышах, не смея пошевелиться. Сердце бешено билось в груди, ладони вспотели. Очень хотелось вскочить и бежать куда глаза глядят.
Рычание приблизилось. Стало громким. Игорь почувствовал животом, как подрагивает земля под тяжелой машиной.
Вставать он не решился. Морозов понимал, машины сами по себе не ездят. За рулем должен сидеть человек. А с людьми после пережитого в Таллинне Игорю совершенно не хотелось встречаться.
Рык неожиданно утих. Двигатель покряхтел на холостом ходу, а потом фыркнул и совсем смолк. В навалившейся тишине закрякали перепуганные утки.
Игорь сел на корточки и выглянул из зарослей камыша. Обомлел.
В десятке метров от дальнего края пруда стояла большая носатая бандура зеленого цвета. Бронетранспортер. Острая морда, узкие глазницы окон. Из верхнего люка торчал человек. Второй стоял на броне в полный рост и мочился сверху в траву. Оба были одеты в пятнистый зеленый камуфляж.
Вскоре из броневика выбрался еще один военный в танковом шлеме. Спрыгнул на поле и деловито заглянул за колесо. Пнул покрышку.
О чем говорили военные, Игорь не слышал. Но язык узнал: эстонский…
Увы, как и большинство русскоязычных жителей Эстонии, государственного языка он в должной мере не знал. В этом было что-то исключительно неправильное, изумлявшее всех, кто хоть в какой-то мере касался проблем жития за рубежом. Первое, что следовало сделать эмигранту – выучить язык, а уж потом требовать для себя каких– либо прав. Но большинство тех, кто родился в Эстонской республике в советский период, себя эмигрантами, мигрантами и оккупантам и не считали. А потому в общую для всех переселенцев тенденцию не вписывались. Более того, чем жестче становилась политик правительства в отношении «языкового вопроса», тем сильнее чувствовалось противодействие со стороны русскоязычных. И если кто-то и знал эстонский, пользоваться предпочитал русским. В этом была какая-то фронда. Своеобразное пассивное сопротивление властям, которые упорно пытались провести водораздел между гражданами высшего и всех прочих сортов. Хотите нас отделить? Пожалуйста, давайте выроем яму поглубже! В этом на самом деле не было ничего удивительного или странного: обычная человеческая природа. Люди совершенно не терпят насилия над собой, и в знак протеста часто делают глупости… Точно так же поступали и сами эстонцы, в годы, когда они последовательно пытались то онемечить, то русифицировать, то приучить к шведскому, а местами даже к польскому языкам. Сохранение родного языка стало для эстонцев равнозначно сохранению своей культуры. Но! Этот важный исторический урок был начисто забыт властями, которые с удручающим усердием принялись поголовно обэстонивать население…
Игорь сидел в камыше и ни черта не понимал из того, о чем говорили сейчас эстонские военные на бронетранспортера На короткий миг он даже пожалел, что некогда относился к государственному языку как к тупой и бесполезной обязаловке.
Тем временем военный, что ползал под машиной, выбрался, пожал плечами и вполне понятно выругался:
– Perse! [3]3
Задница! (эст.) (Прим. автора).
[Закрыть]
Командир проигнорировал комментарий, встал на броне и, приложив руку ко лбу, осмотрел окрестности.
Морозов медленно опустился в траву.
«Откуда у них машина? Откуда топливо?» – билось в голове.
Он снова высунулся. Теперь по броне расхаживал только один военный, до этого справлявший малую нужду. Парню было скучно. Он пинал крышку заднего люка. Через некоторое время крышка распахнулась, из люка высунулся мужик в шлеме, нещадно обложил солдатика последними словами и сунул ему ведро. Ткнул пальцем в сторону пруда.
Парень соскочил в траву и пошел по направлению к Игорю. Морозов снова прижался к земле. По спине пробежал холодок. Ему показалось, что он дышит слишком громко, а сердце бьется так, что слышно за километр. От земли пахло сыростью, на щеку заполз муравей, путаясь в отросшей бороде.
Вскоре послышались чавкающие шаги. Зашуршал тростник. Игорь приподнял голову. Солдат был молод. Форма на нем сидела мешковато, но выглядела целой и совсем не ветхой, как большинство одеяний жителей Таллина. Куртка была перетянута армейским ремнем, на котором болтались фляга и нож. Солдатик аккуратно поправил за спиной автомат и зачерпнул ведром воду. Распрямился, неторопливо огляделся.
У Игоря замерло сердце.
Но военный ничего не заметил, поднял ведро и зашагал обратно.
Вскоре бронетранспортер взревел, развернулся, срывая дерн, и укатил прочь…
Морозов еще некоторое время полежал в камыше, поднялся, нашел удочку и потопал домой. В голове было пусто, на душе погано.
Возле крыльца Игорь остановился. Аккуратно вытер ноги о тряпку, которую положила на пороге Аня. Снял плащ, дал девочке себя расчесать.
Вокруг вились мальчишки, каждый хотел рассказать ему что-то, спросить, просто обняться. Морозов терпеливо слушал, кивал, что– то отвечал, а перед глазами все пыхтела большая, на вид неповоротливая, но очень опасная машина.
И солдаты на броне.
Из сумбура вопросов, страхов и предположений постоянно всплывало глупое: «И больше не нужно бояться человека с ружьем…»
Увы, в нынешние времена бояться человека было нужно. А уж с ружьем…
У солдата был автомат. Наверняка – рабочий. Если уж машина сохранилась…
«Пульки подмочило…» – вспомнился дядя Толя.
– Вот тебе и пульки, – брякнул Игорь. – Вот тебе и подмочило.
– Какие пульки, пап? – тут же спросил вертевшийся рядом Андрюшка.
– Никакие. – Морозов натянуто улыбнулся. – Ты вот что… Позови-ка всех.
Через пять минут весь детский сад собрался вокруг Игоря и замер в ожидании.
– Ребят, мне надо будет уйти на денек-другой. Ничего страшного, просто мне надо посмотреть на наших новых соседей.
– Соседей? – удивился Коля.
– Да. Мне надо к ним сходить и посмотреть, можно ли им доверять. Понятно?
– Ты уходишь, – взволнованно констатировал Андрюшка.
– Нет, – твердо ответил Игорь. – Это только на пару дней. Не больше. Может быть, даже раньше вернусь. А пока вы должны слушаться… – Он обвел детей взглядом и указал на девочку: – Ее.
– Да как ее слушаться, если она не говорит ничего? – возмутился Олег.
– Разберетесь, не первый день уже вместе, – отрезал Игорь. Еда у вас есть. Аня готовить умеет. Со двора ни ногой! Узнаю, что не послушались, в крапиву кину!
– А ты когда… – Андрюшка не договорил, шмыгнул носом.
– Сейчас, – решительно сказал Игорь. – Раньше уйду, раньше вернусь.
Он обнял всех разом. Детские ручонки обхватили шею. В ухо беспокойно засопел Андрюшка.
– Всё. – Игорь поднялся. Прихватил с веревки пару соленых рыбешек, сунул в карман. – Чтоб спать легли вовремя. Я скоро.
Голос предательски дрогнул.
Он пошел, опираясь на свое копье, как на посох. «Страннический», – всплыло в памяти слово отца Андрея…
Игорь направился к пруду, обогнул его по изученной уже дорожке и осторожно подошел к ясно видимым на влажной траве следам бронетранспортера. По ним Морозов предполагал дойти до того мест, откуда выдвигались военные. До базы или воинской части. Нужно было разведать обстановку, чтобы понять: стоит бояться новой силы или нет.
Игорь пошел по четким следам. Шел и размышлял.
Армия – это, как правило, порядок. Армия – это техника, цивилизация, чистая и сухая одежда, медикаменты. Все то, чего ему и детям так не хватает.
Но военные должны были с самого начала помогать мирному населению. А они почему-то этого не делали. Морозов не видел никаких бронемашин или другой техники на разрушенных улицах Таллинна. Не видел полевых кухонь, которые, по логике, должны были быть развернуты на площадях. Не видел патрулей…
Государство умерло. А вместе с государством умерла и армия в привычном ее понимании.
Что же тогда от нее осталось?
Игорю нужно было разобраться.
Он шел по колее, проложенной в поле тяжелой техникой, наметанным уже взглядом примечал звериные тропки, пару раз видел вдалеке стройные силуэты косуль, что выходили из небольших рощиц.
А дождь все моросил и моросил. Намокший плащ начал тянуть к земле, давить на плечи, и теперь Игорь уже с силой опирался на древко копья. Морозов снова чувствовал себя странником, человеком, ищущим что-то, может быть самому ему еще и неведомое. Это было как тогда, когда он только-только покинул отца Андрея и его храм, торчащий куполами посреди всеобщего безумия и хаоса. Как там священник? Жив ли? Сколько в городе еще осталось таких? Уцелевших, не ставших жрать других, чтобы жить. Не ступивших на животный путь…
Странно, но Игорь в прошлой жизни никогда не задумывался над подобными вопросами. Его не интересовало, как люди живут, хорошо ли им, плохо ли… Это были другие люди, те, чьи судьба и жизнь совершенно не касались самого Игоря и его близких. Да и с близкими у Морозова не очень складывалось. Жена сбежала. Сын больше видел бабушку, чем отца. Лена…
Лену он любил.
А больше никого и не было.
Нет, были, конечно. Давно. Но в какой-то момент он незаметно для самого себя остался один. Друзья разбежались, приятели и подруги обсыпались, как листья по осени. И не потому, наверное, что были они плохими людьми. Просто дорожки разошлись. Каждый шел по своей, единственно для него верной. И Морозов тоже. Топал по своей тропинке, стремительно отдаляясь даже от родных.
Так было раньше. А теперь все странным образом изменилось. И вместо личной, понятной дороги было поле, по которому нужно было идти. Куда? Игорь не знал. Но теперь вместе с ним шли другие, те, кому он, Морозов, был остро необходим. И платой за все это – была искренняя детская любовь…
Игорь остановился. В груди сжалось. На какой-то миг перехватило дыхание. Он растерянно обернулся. Где-то там за полем и лесом стоял одинокий хуторок.
Как они там?
Что делают?
Все ли в порядке?
Морозов вытер ладонью мелкие капельки со лба.
Прежде чем продолжить путь, он еще долго стоял так – под усилившимся дождем, один посреди поля, пытаясь понять что-то в себе. Что-то тревожное и очень-очень важное…
Игорь приближался к цели. Он понял это по тому, что следы бронетранспортера, уже слабо видимые в подступающих сумерках, влились в изрядно разъезженную колею.
Морозов решил найти место для ночлега, пока совсем не стемнело. Ничего подходящего вокруг не было, поэтому пришлось довольствоваться зарослями ивняка. Он забрался в самую гущу, заботясь о том, чтобы не ломать гибкие ветви за собой и не оставлять след. Нашел в глубине диких кустов относительно чистое место, проверил, чтобы вокруг не было змей, и улегся на мягкую подушку из палой листвы. Поплотнее укутался в мокрый плащ, вытащил из кармана вяленую рыбку.
Грыз и прислушивался к вечерним звукам.
Совсем рядом скрипел вездесущий, но невидимый, коростель, потрескивал одинокий кузнечик, шелестел по листьям нудный дождь.
На запах рыбы приполз, фыркая, настороженный ёж. Игорь кинул ему кусочек. Ёж подхватил и убежал.
А где-то далеко ворчала большая дизельная машина. То ли обещая новую жизнь, то ли сетуя на нынешнюю и горюя о старой…
Игорь проснулся рано – небо на востоке только-только посветлело. Он сильно замерз. Мокрый плащ нисколько не защищал от холода, наоборот.
Вздрагивая и ежась, Игорь выбрался из ивняка, нашел неглубокую канавку с чистой дождевой водой. Умылся, попил. Сделал несколько приседаний, чтобы хоть как-то разогреться. Ёж, всю ночь крутившийся неподалеку, с деловым видом выбрался следом. Фыркнул и утопал в траву.
– И тебе не хворать, – пожелал ему Морозов и двинулся дальше по дороге.
Вскоре прекратился дождь. Но теперь туман укутал все вокруг своим прохладным и зыбким одеялом. Сквозь белесую пелену было видно, как медленно встает солнце. В утренней тишине гулко падали капли с листьев, кусты и редкие деревья выплывали из тумана странными, изломанными фигурами. Иногда страшными, иногда величественными.
Игорь месил ботинками грязь. Шмыгал носом и покашливал, чтобы не першило.
– Не заболеть бы.
В тумане было сложно ориентироваться. Что было вокруг – лес, поля или болота – Морозов не представлял.
Поэтому когда где-то взревел движок, ему показалось, что бронетранспортер совсем рядом. Игорь прыгнул с дороги в сторону. Отбежал на несколько метров, присел в высокой мокрой траве.
Отдышавшись, он понял, что машина работает не рядом, а в стороне. Просто водитель, видимо, желая стартануть, изрядно поддал газу. Скоро рык рассерженного дизеля стих, машина зачихала и заглохла. Послышались голоса. Кто-то с эстонским акцентом звучно послал кого-то по-русски по известному адресу. Затем, словно фоном, Игорь услышал другие голоса. На каком языке они говорили, было не разобрать. Воображение нарисовало группу людей, которые, просыпаясь, с трудом разгибаются, держась за поясницы, растирают затекшие мышцы…
Игорь терпеливо ждал.
Через четверть часа туман осел, рассеялся настолько, что Игорь смог увидеть всю картину.
Перед ним раскинулось поле. Не в смысле плоской поверхности, заросшей травой, а настоящая пашня. Черная, вывороченная ровными бороздами земля. На дальнем конце стоял давешний транспортер. На броне, положив автомат на колени, сидел солдат. У колес вертелся тот, кого Игорь определил как механика. Видимо, с машинкой что-то не ладилось.
Около бронетранспортера лежала на земле большая ржавая конструкция, явно сельскохозяйственного назначения.
У другого края поля угадывались постройки. То ли большой хутор, то ли остатки колхоза. Возле крайнего строения стояли двое, беседовали. Один в телогрейке и сапогах, другой в военной форме. Говори ли тихо, изредка кивая то на машину, то на поле.
Хозяин хутора и офицер?
Возможно.
От хозяйственных построек выходили на поле мужики. Разновозрастная толпа, человек двадцать. Одеты они были кое-как, в руках тащили что-то, напоминающее строительные волокуши. Шли явно неохотно. Их сопровождали пятеро солдат с автоматами наперевес. Или конвоировали?
Криками и толчками солдаты построили мужиков в шеренгу. Пересчитали. Один из солдат громко скомандовал, и мужики побрели по полю, изредка нагибаясь, подбирая что-то и кидая в ведра. То один, то другой, относили свои ведра к волокушам. Впрягались в них и тащили к краю поля, вываливали содержимое в большую кучу.
Камни! Круглые гранитные валуны и плоские блины плитняка.
Морозов припомнил расхожее выражение, что в Эстонии земля родит камни. Они вылезают на поверхность каждый год, будто им нарождаясь где-то там, в черной глубине.
Приглядевшись, он увидел еще троих таких же мужиков, которые укладывали камни в аккуратную линию вдоль дороги по старой, средневековой технологии – без цемента. Морозов видел множество таких сооружений и в Эстонии, и в Финляндии вдоль монастырей или старых родовых хуторов. Каждый камешек держался за счет других, большие подпирались мелкими, мелкие закладывались таким образом, чтобы не выпадать, опирались на большие.
Каторжная работа.
Хозяин хутора и офицер перешли на повышенные тона. Разговор был явно неприятный и прервался только, когда на дороге появилась еще одна машина.
Морозов услышал ее заранее. Забрался глубже в кусты.
Мимо проехал военный джип. Этот выглядел хуже: краска облупилась, местами виднелись ржавые проплешины. Но она тоже была на ходу!
Джип лихо запрыгал по свежевспаханному полю, с разворотом остановился около офицера, чем окончательно вывел из себя хозяина хутора. Тот замахал руками, но военный резко его осадил. Из джипа выбрались двое солдат. Сгрузили под ноги хозяину мешки и ушли к постройкам. Следом за ними пошел офицер. Хуторянин остался на поле. Развязал мешки, сунул руку внутрь. Вынул горсть чего-то наподобие песка и долго пересыпал из ладони в ладонь. Потом завязал мешки, вздохнул и попер их за сарай.
Вскоре вернулись солдаты, они волокли то ли косулю, то ли козу. Из холщового свертка торчали голенастые ноги с острыми копытцами. Еда.
Картина постепенно прояснялась.
Это была жизнь.
Обмен. Торговля. Порядок.
Было понятно, что у армейцев сохранилась некоторая техника. Наверное, та, что стояла в закрытых военных складах, в режиме консервации. Наверняка у них также были стратегические запасы еды, дизельного топлива, машинного масла, медикаментов! Может быть, запасы посевного зерна. А тяжелая техника способна тянуть за собой плуг…
У армии было все.
Цивилизация не потерялась, не кончилась! Все можно восстановить! Засеять поля, поднять дома из руин, наладить… Наладить все!
Морозову захотелось вскочить, познакомиться с этими людьми, вернуться на хутор, привести детей…
Он, может быть, так и поступил бы. Может быть, поднялся бы на ноги, подошел к этим людям, все объяснил…
У одного мешка, который волокли солдатики, разошелся шов, и на поле вывалились серыми комочками зверьки. Зайцы! Штук пять или шесть. Они кинулись врассыпную, испуганно мельтеша между людьми. Солдаты бросились ловить их, мужики побросали работу, засвистели. Кто-то попытался поймать петляющего косого курткой.
А один из работников, самый молодой, вдруг сорвался с места.
Побежал, отчаянно выдирая ноги из рыхлой земли, в сторону Морозова. Игорь заметил, как болтаются у него на носу очки, подвязанные белой веревкой.
В воздух хлестко ударила очередь. Мужики попадали на землю, прикрывая голову руками. Выскочил из-за дома испуганный хуторянин.
Коротко и равнодушно гавкнул пистолет. Словно чихнул.
Парень споткнулся, всплеснул руками, переламываясь в пояснице, и рухнул в черные комья. Очки с белой бельевой веревкой вместо дужек улетели вперед.
Закаркали перепуганные вороны.
Солдаты пинками подняли мужиков, споро прижали их к стене сарая, наставили автоматы…
Игорь уполз подальше в кусты, поднялся на ноги и отбежал в сторону.
Он ошибся.
Не было тут жизни. Все тут было по-старому.
Он еще какое-то время крутился возле дороги. Смотрел, как мужики продолжают таскать камни, как починенная, наконец, усилиями двух механиков бронемашина вспахивает оставшуюся часть поля. Как хуторянин, вздыхая и бормоча, катит на тачке труп беглеца, скидывает его в большую яму и забрасывает свежей землей.
Что еще было в той яме? Или… кто?..
Джип, переваливаясь, покатил по дороге в обратную сторону. Игорь, стараясь не раскрыть себя, поспешил за ним.
Туман окончательно рассеялся, в небе засияло солнце. Игорь старался идти быстро. Он рассчитывал, что база военных, откуда приехал джип, располагалась где-то неподалеку. Морозов шел туда, сам не зная зачем. Ведь он уже узнал, что соседи недружелюбны…
В голове роились дурные мысли. К вечеру стало ясно, что с расстоянием до базы он ошибся, и Морозову опять пришлось искать место для ночлега.
Он завернулся в плащ в небольшом леске, полном лещины. Надрал недозревших, практически безвкусных орехов.
Сон пришел незаметно…
Игорю снилось, что он лезет сквозь узкие решетки, а железные ребра впиваются ему в грудь, сдавливают, душат. Но он все равно ползет, выбрасывает вперед худую грязную руку, цепляется за землю, подтягивается. А мир сужается, обхватывает его со всех сторон, сжимает, осыпается землей. Комочки падают за шиворот, колко скатываются по спине. И хочется дышать, дышать… Но воздуха так мало, что кажется, будто он поступает по тонкой трубочке. А земля все сыпется, давит… И уже невозможно пошевелить ногами… Только худые грязные руки все тянутся к свету, туда где воздух, туда где можно дышать!
Куда? Где это место? Что там?
Игорь не знал. Он понимал только одно – там можно дышать…
Проснулся Морозов от кашля. Вздрогнул, приподнялся и понял: кашлял он сам.
– Все-таки простыл.
Он сел и долго всматривался в темноту, пытаясь отойти от жуткого сна. Что-то мешало двигаться ногам. Игорь потрогал рукой и понял, что на ступни намотались влажные полы плаща. Вот откуда взялась земля, засыпавшая ноги…
Вскоре он снова заснул.
На этот раз без сновидений.
Утром Игорь вернулся на дорогу и пошел дальше. По дороге съел еще одну рыбку. В животе урчало, но пока было еще терпимо. В конце концов, случалось голодать и дольше.
Во второй половине дня погода снова испортилась. Пошел мелкий дождик.
Усилился кашель.
Только ближе к вечеру Игорь вышел туда, куда и хотел.
Издалека запахло дымом, едким и противным. Морозов со шел с дороги и двинулся по траве. Выбрался на холм, с которого хорошо была видна небольшая долина, ограниченная с одной стороны старой грунтовой дорогой, а с другой – лесом.
Игорь долго не мог понять, что же перед ним. Пока, наконец, и памяти не всплыло то самое, виденное только в кино. Колючая проволока на свежих сосновых столбах. Простенькие вышки. Бараки. И люди, как серые тени…
В долине располагался лагерь.
Концентрационный.
Игорь долго смотрел на это, чувствуя, как внутри что-то дрожит, готовое вот-вот лопнуть.
Колючая проволока была совсем новенькая, блестящая, словно не коснулась ее всепроникающая влага и ржавчина. Словно колючка все те десятилетия, пока люди были погружены в странный сои, ждала своего часа. На складах и в хранилищах. Лежала, законсервированная в промасленной бумаге.
И вот дождалась.
Внутри периметра Игорь разглядел только мужчин. Одеты они были кто во что, но вели себя все одинаково: топтались уныло или сидели возле стен барака. Именно отсюда они уезжали на работы. Та екать камни, расчищать хуторянам поля. Строить новые лагеря, бараки, сараи…
Военные на башнях и около казармы были вооружены. Хорошо одеты.
Щелкнуло в голове у Морозова. И картинка, как говорится, сложилась. Он понял, кто совершил нападение на клинику. Понял, у кого «пульки не подмокли».
Отчаяние навалилось тяжелой наковальней.
Надежда на другую жизнь, на то, что все может вернуться, на то, что все можно поднять, восстановить, сделать по-новому, истаяла. Исчезла, оставив после себя только горечь и боль.
Морозов молча смотрел вниз. Долго смотрел. И через некоторое время понял: заключенный, что стоит у ближнего к нему угла колючки, ведет себя странно. Этот человек торчал там не просто так! Он делал осторожные, но ясно видимые знаки…
Ему! Игорю!
Морозова прошиб озноб. Неужели его так хорошо видно?
Игорь медленно отполз назад.
Может, почудилось…
Заключенный заметался вдоль проволоки, завопил:
– Помогите! Помогите! Помогите мне! Помогите мне! Не уходите, пожалуйста! Не уходите! Помогите! Вытащите меня…
С вышки закричали. Бахнул выстрел в воздух. Заключенные разбежались по углам, сели на землю, закинув руки за голову..
И только один все бился в колючку, все тянул через нее руки, исцарапанные стальными жалами.
– Помогите! Помогите мне!
А через зону уже бежали двое молодцов.
Буйный метнулся вдоль забора, но зацепился за колючку, застрял. Его сбили наземь и отходили прикладами. Потом – ногами.
А он все кричал:
– Помогите! Помогите…
Игорь сполз с холма, чувствуя, как подкатывает тошнота. Вскочил на ноги и рванул через лесок сломя голову. Прочь! Прочь. Прочь…
Обратно он двигался как мог быстро, избегая дороги, но всегда держа ее в поле зрения. Иногда останавливался, прислушивался, внимательно оглядывал местность. Игорь снова чувствовал себя как тогда, в городе. Ощущение безопасности, к которому он привык за время обитания на хуторе, бесследно исчезло. Мир снова сделался прежним: страшным и злым.
Игорь шел всю ночь, как заведенный. Страх придавал ему сил, гнал, как зверя.
Утром он обнаружил себя около знакомого пруда. Сюда уже была проложена настоящая колея. Бронетранспортер в отсутствие Игоря ездил сюда не один раз. Зачем?
Сердце подпрыгнуло и забилось.
Дети!
Морозов кинулся в обход пруда. Вломился в подлесок, как танк. Ветви хлестали его по лицу, в голове билось: «Я успею! Успею!»
Он несколько раз спотыкался, падал. Разорвал рукав. Когда добрался до хутора, замер, стараясь выровнять дыхание.
Тут было спокойно. Подрастала выкошенная трава. Стог сена был аккуратно собран. Подновленный колодец закрыт крышкой.
Морозов вытер ладонью пот со лба.
Если все в порядке, то нет нужды лишний раз пугать детей…
Он перешагнул границу скошенной травы. Зашел на крыльцо, тихо открыл двери. Стараясь не греметь ботинками, прошел в спальню.
На кровати было пусто.
Игоря бросило в жар. Он кинулся было назад, но тут сверху донесся голосок:
– Пап, это ты?
Морозов провел рукой по лицу и обнаружил, что ладонь дрожит.
– Да, сын. – Ноги подкосились, Игорь тяжело опустился на стул. Откашлялся. – Вы что же не в кровати?
Андрюшка уже спускался вниз, аккуратно ступая босыми ножками по ступенькам. Сверху, в проеме лестницы, показалась физиономия Ани. Исчезла. Девочка сбежала вниз и вместе с Андрюшкой прижалась к Игорю. Следом спустились остальные.
Игорь осторожно гладил детские головки, стараясь глубже дышать, чтобы унять тяжело бьющееся сердце.
– Напугали вы меня. Напугали… Что ж вы не в кровати-то?
– Это Аня придумала, – сказал Колька. – Мы, как ты ушел, наверху спали.
– Молодец. – Игорь улыбнулся девочке. – Молодец.
– Где ты был?
– Пап, я боялся…
– Ты нам что-нибудь принес?
Игорь нахмурился.
– Не было там ничего хорошего. Знаете… Мы с вами скоро пойдем.
– Куда? – спросил Олег.
– Куда… – Игорь задумался. – Куда…
– В другой город?
– Наверное, в другой город.
А если в других городах все еще хуже, чем здесь?
Куда именно нужно идти, Игорь не представлял. Он понимал только одно: уходить с хутора надо. Рано или поздно солдаты их найдут. По дыму от печи, по тропкам или вообще случайно. И тогда…
Расстрел? Концентрационный лагерь? Колючая проволока и конвоиры на вышках?
Или, может быть, все, что видел Морозов, было вовсе не концлагерем? Может, он чего-то не понял? Что если люди за колючкой – преступники?
Вряд ли.
Не бьются негодяи о проволоку с криком: «Помогите!» И уж очень легко застрелили работника при попытке побега, там, на поле. А еще была уничтоженная клиника, расстрелянные доктора…
У кого еще могли сохраниться патроны и оружие? Только у тех, кто после катастрофы решил наладить новый порядок. Свой порядок. Ведь именно сейчас очень легко можно подчинить людишек: согнать за проволоку неугодных, расстрелять неудобных. И жить, наконец, так, как пожелается. Никто не помешает. Нет больше суда в городе Нюрнберг. Нет больше большой политики. Теперь каждый озабочен личным выживанием.
Удобно.
В этой мутной водичке вполне реально урвать жирный кусок.
Вот и колючая проволока на складах пригодилась… А тем, кто будет мешать или заигрывать с гуманизмом, можно легко напомнить о порядке вещей, высадив в нужное время десант. И главное – много не нужно. Десяток воспитанных в верном духе молодцов – и нет клиники… Зато в перспективе есть сильное государство. То, к которому так долго стремились…
Нужно было уходить.
– Может быть, в другой город, – повторил Игорь. – А может… и в другую страну.
Покидать хутор было жалко.
Игорь собрал все припасы, которые успел сделать за это короткое время. Обошел все ловушки, принес двух зайцев и какого-то вонючего зверька вроде хорька. Дети с интересом его рассмотрели, но решили в пищу не употреблять. Все остальное мясо Игорь густо натер солью и уложил между тарелками. Из тряпок он сделал простейшие вещмешки для себя и детей. На всякий случай, сделал еще одно копьецо. Скатал в тубус большое покрывало из жесткой прочной ткани.
К неудовольствию детей, все это время носившихся по хутору босиком, Морозов заставил их обуться. Кое-что пришлось подремонтировать. У Кольки оторвалась подошва, и Игорь примотал ее куском проволоки, выдранной из проводки.
Ане оказалось очень трудно втолковать необходимость похода. Она хлопала глазами и хмурилась. Максим цеплялся за платье и не отходил от нее ни на шаг. Однако, когда девочка поняла, что на них надвигается опасность, ее будто переключили в другой режим. Она забегала по дому, собирая в свой мешок все, что под руку попадется, попыталась упаковать какие-то вазочки, кружки, старые рамки от картин, вилки и еще кучу ненужных, но очень важных для нее предметов. Игорь пытался ее остановить, но в этом наивном стремлении унести с собой весь дом, Аня была непоколебима. Казалось, она перестала его понимать.
Когда, наконец, девочка поняла, что взять все она физически не сможет, то села посреди комнаты и заплакала. Тихо, горько. Морозов уселся рядом, обнял ее. Так они и сидели: она молча плакала, а он не знал, что делать.
Игорь нашел в куче вещей куклу и протянул ее девочке. Аня схватила Сипсика, прижала к себе и уткнулась Игорю под мышку.
Удивительно, но, кроме этой куклы и запаса еды, который Игорь уложил ей в котомку, Аня не взяла ничего. Она, словно прощаясь с домом, разложила все, что взяла, по своим местам.
Мальчишки уходили легко. Каждому Игорь вырубил по палке, каждого осмотрел, как мог, подлатал обувь и одежду.
Напоследок Игорь устроил детям банный вечер. Нагрел на печке воды и вымыл всех песком и щелоком, настояв воду на золе.
Утром он проснулся с острой болью в горле. Болезнь, прицепившаяся, пока он ночевал под дождем, никак не хотела отпускать. Было больно глотать и временами он душил сухой противный кашель.
Пришло время идти.
Вместе с детьми он переступил условную границу из скошенной травы. Повинуясь какому-то неясному порыву, обернулся, посмотрел на старый хутор. И неожиданно поклонился ему, благодаря за заботу и за то ощущение дома, которое было им даровано, пусть и не надолго.
Больше Игорь не оборачивался. Но Аня, бежавшая рядом, еще много раз останавливалась и подолгу смотрела назад…
Последующие несколько дней запомнились Игорю как череда вырванных из контекста фраз, сцен, диалогов. Все остальное слилось в неопределенную серо-зеленую массу, наполненную движением, солнцем, запахами травы, леса, болот. А еще – беспокойством, страхом, который нельзя было показывать.
Морозов шел в таком темпе, чтобы дети не отставали и не уставали. Часто отдыхал. Старался следить за тем, чтобы дети много пили…
– Дядя Игорь, дядя Игорь… – Рядом семенил Олег, они шли по едва заметной в высокой траве дороге. – А когда нас мама догонит?
