Текст книги "Гладиатор из будущего. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Виктор Поротников

Мне развязали руки, после чего в окружении четверых легионеров я долго бродил среди множества окровавленных трупов, лежавших на дороге и по сторонам от нее среди деревьев и камней. Я опознал среди павших рабов двух сотников-галлов и шестерых десятников, все они были гладиаторами из школы Лентула Батиата.

Среди легионеров прошел слух, что на поле битвы обнаружено тело Спартака. Какой-то центурион отвел меня в сторону и показал мне убитого гладиатора-гиганта, вокруг которого толпилось не меньше полусотни римлян. Я с первого взгляда узнал Эномая, несмотря на то, что его лицо было обезображено ударом копья между глаз. С убитого Эномая легионеры уже сняли шлем, поножи и панцирь.

Узнав от меня, что Эномай был одним из вождей восставших, центурион приказал своим воинам положить его мертвое тело на древки копий и отнести к шатру претора Глабра.

Затем мне показали пленных мятежников, коих было чуть больше двадцати человек. Спартака среди них не оказалось, как не оказалось и Крикса. Не было среди пленников и других гладиаторов, бежавших из школы Лентула Батиата.

В последующие два дня легионеры сжигали на кострах своих павших. Убитых в сражении рабов римляне тоже сожгли, а обгорелые кости закопали в огромной яме.

Меня поразила разница в потерях. У римлян пало в битве и умерло от ран всего тридцать пять человек, рабов же полегло почти две сотни. Спартак был прав, говоря, что у римлян над восставшими имеется превосходство в вооружении и выучке, думал я. К тому же у претора Глабра – подавляющий численный перевес над войском Спартака.

Клодий Глабр оказался военачальником опытным и осторожным. Пустив вверх по тропе легкую пехоту, он разведал расположение оборонительного вала из камней, за которым восставшие ожидали лобовой атаки легионеров. Понимая, что загнанные в угол рабы будут сражаться отчаянно и без больших потерь римлянам не пробиться на вершину горы, претор Глабр решил одолеть воинство Спартака голодом.

По приказу Клодия Глабра, легионеры воздвигли частокол в том месте, где тропа, ведущая с вершины, выходит к дороге. У частокола днем и ночью несли дозор римские воины, сменяясь через каждые три часа. В полумиле от частокола, у развилки дорог, был разбит основной лагерь римлян, окруженный рвом и валом. Это была ставка Клодия Глабра.

Другой лагерь, поменьше, римляне разбили возле южного склона Везувия, где проходила дорога к городу Помпеи, что на реке Сарн. С этой стороны при известной ловкости и сноровке можно было спуститься с горы на веревках, используя при спуске скалистые уступы, идущие ступенями один над другим. В этом меньшем лагере расположились две когорты под началом военного трибуна Гнея Либеона.

С северной и западной сторон склоны Везувия представляли собой отвесные обрывы высотой не меньше восьмисот локтей. Для спуска здесь у людей Спартака просто-напросто не хватит веревок, решил Клодий Глабр и не оставил у этих склонов римских дозоров.

Отправляясь к своему мужу в Капую, Фабия предложила мне поехать с ней. Прекрасная матрона обещала сделать меня вольноотпущенником, обеспечить мне неплохое будущее. Но меня сильнее волновала судьба Спартака, поэтому я ответил Фабии отказом.

Проведав, что всех угодивших в плен мятежников, и меня вместе с ними, должны отправить в школу Лентула Батиата, я пустился на хитрость. При очередном допросе на вопрос Клодия Глабра, ладят ли между собой вожди мятежников, я наплел претору бредней о том, что полного единства среди восставших нет, мол, гладиаторы-фракийцы и гладиаторы-галлы постоянно грызутся между собой. В случае безысходной ситуации ради сохранения жизни большинство рабов конечно же предпочтут сдаться в плен, выдав своих вожаков римлянам на расправу.

Отряд Клодия Глабра уже пять дней стоял под Везувием, держа восставших в осаде. За это время не произошло ни одной стычки, рабы сидели на горе, не предпринимая никаких попыток вырваться из ловушки.

Я возликовал в душе, когда претор Глабр предложил мне пробраться на гору и от его лица сообщить людям Спартака, что в случае добровольной сдачи им всем будет дарована жизнь. На казнь на кресте будут обречены только зачинщики мятежа. Если я сделаю все, как надо, то в качестве награды Клодий Глабр пообещал мне двести серебряных монет, колпак вольноотпущенника и разрешение на жительство в Капуе.

Изобразив тягостные долгие раздумья, я дал, наконец, свое согласие отправиться в лагерь восставших рабов.

ГЛАВА ВТОРАЯ

НОЧНАЯ РЕЗНЯ

– А, вернулся, изменник! – криво усмехаясь, проговорил Крикс, увидев меня.

Рес, вошедший в шатер вместе со мной, обратился к Спартаку, не беря во внимание реплику Крикса:

– Андреас объявился! Он угодил в плен к римлянам, но сумел сбежать от них.

 
Рес дружески подтолкнул меня вперед.
Спартак поднялся из-за стола и шагнул мне навстречу. В его глазах были удивление и радость.
 

– Здравствуй, Андреас! – сказал он, взяв меня за плечи. – А мы потеряли тебя. Кто-то решил, что ты сбежал к римлянам вместе с Фабией. – При этом Спартак взглянул на хмурого Крикса. – Кто-то подумал, что римляне настигли тебя и убили на тропе в лесу. – Спартак бросил взгляд на сидевшую у стола Эмболарию. – Я же и вовсе не знал, что подумать. Теперь, друг мой, ты сам расскажешь нам, что с тобой приключилось.

 
Меня усадили за стол, налили воды в медную чашу.
 

– Извини, брат, – сказал Рес, – у нас на горе, кроме воды, ничего нет. Остается только жевать кожаные ремни.

Я спокойным голосом изложил свою заранее продуманную версию моего пленения римлянами, не запинаясь и не пряча глаз. Мол, в тот злополучный день была сильная гроза с дождем. Я ожидал на тропе Эмболарию, ушедшую на разведку, когда разыгралась жуткая непогода. Я устремился к лошадям, которых мы с Эмболарией вывели из лагеря на случай бегства с Везувия, но их в сосняке не оказалось. Я принялся рыскать по склону горы в поисках разбежавшихся лошадей и наткнулся на велитов из войска претора Глабра. Велиты взяли меня в плен и привели в римский стан. Римляне сначала держали меня в цепях, но потом цепи с моих рук были сняты. Всех пленных из войска Спартака римляне заставляли носить воду из ручья и собирать хворост в лесу. Отправившись однажды за водой, я сумел затеряться в лесу и добрался до тропы, ведущей на вершину Везувия.

– Как ты проскочил мимо римского дозора на склоне горы? – спросил недоверчивый Крикс. – Почему удалось сбежать лишь тебе одному?

Я сказал на это, что римский частокол с трудом, но возможно обойти, если взобраться выше по склону, там, где сплошные оползни и камни. А то, что сбежать удалось только мне одному, это просто чистое везение и ничего больше.

– Мои люди пытались обойти римский частокол, но не отыскали ни одной обходной лазейки, – проворчал Крикс. – Я не доверяю Андреасу. Скорее всего, он римский лазутчик!

– Довольно, Крикс! – вступилась за меня Эмболария. – Ты злобствуешь, поскольку во время грозы из нашего стана сбежала Фабия. Но Андреас тут ни при чем.

– Это Андреас помог Фабии сбежать! – разъярился Крикс. – Он же у нас самый жалостливый! Сколько раз я замечал, как Андреас лебезил перед Фабией, дарил ей всякие безделушки, называл ее «госпожой». Наверняка у него с Фабией был сговор к побегу.

– Андреас, ты видел Фабию в римском лагере? – обратился ко мне Спартак.

 
Я ответил, что не только видел Фабию, но и разговаривал с ней.
 

– Ничего, скоро я снова завладею Фабией, и тогда я выбью из нее признание в том, кто помогал ей удрать от меня! – с угрозой проговорил Крикс.

Заметив, как после этой реплики Крикса переглянулись между собой Спартак и Рес, я живо сообразил, что запертые на Везувии рабы зря время не теряли. Наверняка они уже соорудили длинную лестницу из виноградных лоз, чтобы по ней спуститься с горы в том месте, где нет римских дозоров.

Желая произвести впечатление на всех присутствующих в шатре, я промолвил:

– Кому из вас пришла в голову мысль смастерить длинную лестницу из лоз дикого винограда? Вы уже опробовали эту лестницу?

 
После этих моих слов Крикс изумленно открыл рот.
Не меньше Крикса были удивлены Спартак и Эмболария.
 

– Откуда тебе известно об этом? – воскликнул Рес, схватив меня за руку. – Неужели ты провидец?

– Да, я провидец! – Я многозначительно поднял кверху указательный палец. – Моя мать зачала меня от связи не со смертным человеком, но с богом. Поэтому я обладаю кое-какими способностями, унаследованными мною от бога-отца.

– Да ты прямо новый Дионис, друг мой! – рассмеялся Спартак, потрепав меня по шее. – С тобой нам не страшны все легионы римлян!

Тут же выяснилось, что это Эмболария и Фотида предложили сплести лестницу из лоз дикого винограда, видя, что веревок для этого явно не хватает. Дикий виноград произрастает повсюду на склонах Везувия. Рабы за полдня нарезали большую кучу из длинных гибких лоз. Плести из лоз веревки поручили женщинам. Когда лестница была готова, то ее прочность восставшие проверили тем, что привязали на конце тяжелый камень и спустили его в пропасть. Лестница не разорвалась, хотя камень по весу был тяжелее двух взрослых мужчин.

– Ты вовремя появился, приятель. – Рес похлопал меня по плечу. – Прошлой ночью мы уже спустили с горы в пропасть восьмерых наших людей во главе с Арезием. Они разведали расположение римских лагерей. Сегодня ночью весь наш отряд спустится с горы, чтобы потревожить крепкий сон претора Глабра.

 
Рес негромко засмеялся, вновь переглянувшись со Спартаком.
Поскольку из провианта у восставших не осталось ни крошки, а впереди их ожидал ночной бой с римлянами, поэтому для подкрепления сил в лагере был объявлен ранний отбой. Все воинство Спартака разошлось по шалашам и палаткам, отойдя ко сну. Только караульные, как всегда, дежурили у вала на тропе и у южного обрыва, ведя наблюдение за римлянами.
День еще не угас, поэтому мне совсем не спалось. Я вышел из шатра и сел у догорающего костра. Здесь же с печально-задумчивым видом сидела Эмболария, глядя на раскаленные уголья, по которым прыгали маленькие язычки пламени. Остро пахло смолистой сосной и сгоревшим можжевельником.
Какое-то время я и Эмболария сидели молча.
Наконец Эмболария негромко спросила:
 

– Ты видел мертвого Эномая? Как он умер?

– Эномай погиб от удара копьем в лицо, – ответил я, стараясь не встречаться взглядом с Эмболарией. – Римляне погребли его в общей могиле вместе с прочими павшими из нашего отряда. Я запомнил это место на лесной опушке.

 
Между нами опять повисла долгая томительная пауза.
Неожиданно Эмболария промолвила:
 

– Андреас, напрасно ты искал лошадей на склонах Везувия. Напуганные грозой кони примчались обратно в свой загон на вершине горы.

– Почему наши люди не забили ни одной лошади на мясо? – спросил я. – Ведь в нашем отряде уже два дня нет никакой еды. Почему же?

– Спартак запретил забивать лошадей, – ответила Эмболария. – Спартак сказал, что кони – это наши соратники. И мулы тоже. К тому же мы быстро нашли выход из этого трудного положения, смастерив лестницу из виноградных лоз. Совсем скоро мы поквитаемся с римлянами за наших погибших братьев, а я жестоко отомщу легионерам за смерть Эномая!

При последних словах Эмболария рывком обнажила меч до половины, затем с лязгом загнала клинок обратно в ножны.

* * *

На землю опустилась ночь, жаркая и душная, на ясном небе высыпали мерцающие звезды.

Подобно рыжим светлячкам, далеко внизу в долине светились огни римского стана.

 
Рес осторожно тронул меня за плечо, прошептав:
 

– Пора, Андреас! В пропасть спускается последняя сотня. Спартак и Крикс уже внизу.

Оторвав взор от далеких лагерных огней римлян, я отошел от края обрыва и двинулся вслед за Ресом к узкой сквозной пещере в скале. Поскольку зажигать факелы было запрещено, нам пришлось продвигаться почти в кромешной темноте, цепляясь руками за неровные выступы на холодных стенах пещеры.

Замыкающую сотню возглавлял Ганник. Он был из галльского племени аллоброгов, как и погибший Эномай. Это был рослый длинноволосый детина, немного развязный и падкий на вино. Из всех гладиаторов-галлов Ганник, как и Брезовир, пользовался особым расположением Крикса.

Подходя к тому месту на горе, где была закреплена длинная лестница из виноградных лоз, спущенная в пропасть, мы с Ресом услышали негромкую перепалку Ганника с Эмболарией. Самнитка напирала на сотника, требуя, чтобы тот позволил ей спуститься с горы вместе с его воинами. Ганник возражал ей, ссылаясь на приказ Спартака.

– Пойми, глупая, тебе незачем участвовать в этой вылазке и рисковать головой, – молвил Ганник. – Спартак приказал всем женщинам оставаться на горе. И это правильно! Ни к чему вам путаться у нас под ногами в ночной схватке с римлянами.

– Не удерживай меня, Ганник, – стояла на своем упрямая Эмболария. – Я должна отомстить римлянам за смерть Эномая! Должна, понимаешь!

Могучая Эмболария схватила Ганника за плечи и встряхнула его так, что тот еле устоял на ногах.

– Уступи ей, Ганник, – сказал Рес. – Уж Эмболария-то под ногами путаться не станет! Ты же знаешь, как она владеет мечом!

– Но Спартак запретил… – начал было Ганник, сердито отпихнув от себя самнитку.

– Э, пустое! – небрежно обронил Рес. – После победы над римлянами Спартак закроет на это глаза.

– Такой боец, как Эмболария, нам явно не помешает, – вставил я, переглянувшись с Ресом.

– Ну, ладно, – проворчал Ганник, легонько подтолкнув Эмболарию к лестнице. – Спускайся, воительница, но только не попадайся на глаза Спартаку.

Спуск с горы осуществлялся следующим образом. Все наши люди спускались по лестнице в пропасть по одному и без оружия. Когда спустились первые сто человек, то последний из этой сотни опустил на дно пропасти с помощью длинной веревки уложенные в мешки щиты, мечи, топоры и дротики. Каждая следующая сотня проделывала такой же маневр: все спускались безоружными налегке, а замыкающий воин спускал на веревке связки с оружием.

 
Замыкающими в сотне Ганника оказались Рес и я.
Перед тем как начать спуск, я придирчиво оглядел и ощупал толстые жерди, вбитые в расселины на скале. К этим жердям был прикреплен верхний конец веревочной лестницы.
 

– Не робей, дружище! – подбодрил меня Рес, сматывая длинную веревку, с помощью которой мы только что опустили в пропасть связки с оружием. – Эта лестница закреплена намертво! Она выдержала восемь сотен человек, спустившихся по ней вниз, выдержит и нас с тобой.

Замирая от страха, я начал спускаться по колеблющейся лестнице, нащупывая дрожащими ногами ступеньки из толстых лоз. С каждым шагом вниз меня охватывал сильнейший ужас от осознания того, что подо мной разверзлась темная бездна свыше трехсот метров глубиной. Я обливался холодным липким потом при каждом порыве ветра, колеблющем легкую лестницу, волнообразные движения которой сильно замедляли мой спуск.

Взглянув вверх, я увидел, что Рес тоже начал спускаться по лестнице, делая это гораздо ловчее меня. От проворных движений Реса лестница стала раскачиваться, едва не ударяясь о каменную стену отвесного обрыва, уходящего вниз в густой мрак.

Три или четыре минуты, потраченные мною на спуск, показались мне вечностью.

Ущелье, в таинственном мраке которого столпились восемь сотен отчаянных людей, спустившихся сюда с высокой кручи, стало местом последнего краткого совещания вождей восставших.

После чего отряд рабов разделился надвое. Пять сотен воинов во главе со Спартаком двинулись по ущелью на северо-запад, туда, где находился лагерь претора Глабра. Три сотни бойцов во главе с Криксом устремились по ущелью к южному склону Везувия, где был раскинут меньший римский лагерь.

Эмболария, Рес и я присоединились к отряду Спартака. Проводником в этом отряде был самнит Арезий, спустившийся с горы в числе группы разведчиков еще прошлой ночью.

Ущелье, заросшее кустарником и молодыми деревьями, увитыми плющом, давило на меня своей мрачностью. Нависающие у нас над головой причудливые скалы напоминали мне застывших в неподвижности великанов. Воздух в ущелье, пропитанный влажными испарениями, оставался недвижен. Здесь было душно, поскольку прохладный ветер гулял на высоте, а сюда, в мрачные теснины, не проникало даже слабое дуновение.

Мне мучительно хотелось присесть на камни, чтобы отдышаться, хотелось сбросить башмак, который жал и тер мою левую ногу. Но остановиться я не мог, рядом со мной шагали Рес и Эмболария, впереди и позади нас шли в полном молчании наши вооруженные соратники. Лишь шорох кустов, бряцанье оружия и тяжелое дыхание растянувшейся людской колонны нарушали душную тишину ночного ущелья.

Брезгливо ощущая липкий пот, источаемый моим усталым телом, запинаясь о камни и торчащие корни низких пиний и акаций, я радовался в душе, что на мне нет шлема и у меня нет щита, как у других. Еще я поражался неутомимости Реса и Эмболарии, которые, в отличие от меня, за прошедшие два дня не съели ни кусочка, довольствуясь лишь водой.

Выбравшись из ущелья, отряд Спартака углубился в лес, где царил мрак еще более густой, чем в горной теснине. Зато в лесу было гораздо прохладнее. Шорох прошлогодней листвы под ногами пяти сотен человек растекался среди деревьев, в кронах которых начинали хлопать крыльями потревоженные птицы.

Выйдя на дорогу, воинство Спартака сделало краткую передышку, чтобы дождаться своих отставших. Затем полсотни воинов во главе с Арезием выдвинулись вперед, чтобы без лишнего шума перебить римский дозор у частокола на тропе. Когда от Арезия прибежал гонец с известием, что римский дозор уничтожен, Спартак сразу же повел свой отряд дальше. Теперь восставшие старались идти как можно тише, так как каждый шаг приближал их к спящему римскому лагерю.

По причине своей хромоты, я тащился в самом хвосте колонны. Рес по-прежнему был рядом со мной, а нетерпеливая Эмболария оторвалась от нас, уйдя в голову отряда.

От усталости я валился с ног, а впереди меня ожидала главная развязка этого ночного приключения – штурм римского лагеря. Картины из моей московской цивилизованной жизни возникали явно некстати в моей памяти, навевая на меня непреодолимую тоску и осознание невозможности изменить что-либо в теперешней моей судьбе. Мне казалось диким абсурдом то, что я – человек из грядущей эпохи! – принимаю участие в противоборстве римлян с восставшими рабами, да к тому же на стороне последних. Вот я иду слитый воедино с безмолвной толпой потных, дурно пахнущих, вооруженных чем попало людей, хотя по своему мировоззрению и воспитанию мне более пристало бы находиться среди римлян. Рок или чья-то злая воля растворила меня в скопище восставших невольников, крадущихся под платанами и дубами этой звездной ночью к чадящим кострам римского стана. И этот злой рок тоже казался мне абсурдным! Я был готов сопереживать Спартаку и его сподвижникам, помогать им по мере сил, однако умирать в этой ночной вылазке мне совсем не хотелось.

Высыпав из темного леса на широкий луг, восставшие с быстрого шага перешли на бег, подчиняясь негромким командам гладиаторов-сотников. До белеющих в темноте палаток римского лагеря оставалось не более ста метров. Я бежал так медленно, припадая на больную ногу, что быстро отстал от основной массы воинов Спартака объятых свирепой решимостью убивать ненавистных римлян. Оставил меня и Рес, стремительно умчавшийся вперед.

Я услышал, как римские часовые на земляном валу закричали во весь голос, поднимая тревогу. Но их крики потонули в боевом кличе наступающих рабов, в едином порыве перемахнувших через ров и вал. В римском стане тут и там тревожно загудели трубы. Из стоявших длинными ровными рядами палаток выбегали легионеры и их командиры босые, в наспех наброшенных туниках; кто-то был в шлеме, но без панциря, кто-то с мечом в руке, но без шлема и без щита… Большинство же римлян метались в проходах между палатками, испуганные и безоружные.

Поднявшись на земляной вал, я какое-то время созерцал избиение рабами застигнутых врасплох легионеров, не решаясь принять в этом участие. Ожесточение, владевшее рабами, было вполне объяснимо. Однако меня одолевала не ненависть к римлянам, но усталость и боль в натертой ноге. Я спустился с вала лишь затем, чтобы поискать в палатках подходящую мне по размеру обувь. Очень скоро я нашел то, что искал. Две пары отличных прочных калиг попались мне на глаза в одной из палаток. Владельцы этих воинских сандалий, судя по всему, куда-то удрали, спасая свою жизнь. В палатке оказалось немало и других брошенных в спешке вещей.

Примерив обе пары калиг, я взял себе ту пару, которая оказалась впору для моих ног.

Довольный своей находкой я принялся шарить в других палатках, прихватив в одной красный военный плащ, в другой – кожаный пояс с коротким мечом, в третьей – кошель с серебряными монетами…

Заглянув в следующую палатку, я неожиданно столкнулся нос к носу с двумя молодыми легионерами, которые, по-видимому, укрывались здесь от мятежников, рассыпавшихся по всему лагерю. Несмотря на молодость, эти двое легионеров совсем не растерялись, увидев меня. Один из них выхватил из ножен меч, другой хотел поразить меня дротиком в сердце. Я успел увернуться от этого смертельного удара, благодаря выучке, полученной мною в школе Лентула Батиата.

Я пулей вылетел из палатки, привычным движением обнажая меч и скинув с себя плащ. Молодцы-легионеры выскочили из палатки следом за мной с явным намерением прикончить меня без лишнего шума. Двое против одного! К счастью, в гладиаторской школе мне преподали навык по противоборству с двумя и тремя противниками сразу. Не знаю, как у меня это получилось, только я с маху отбил мечом два выпада дротиком, направленным мне в лицо. Затем я без колебаний нанес юному легионеру укол мечом в живот из глубокого полуприседа, то была обычная гладиаторская уловка. Отразить такой коварный удар мечом снизу возможно только щитом, но у юного римлянина щита не было. Вскрикнув от боли, юноша рухнул на колени, выронив дротик из рук.

В этот миг на меня набросился товарищ тяжелораненого легионера, довольно умело орудуя мечом. Правда, этот мой противник делал слишком широкие замахи при каждом ударе, совершенно не заботясь о защите. Я применил против него другой прием, отскочив на шаг вправо и нанеся рьяному римлянину укол мечом сверху вниз точно под ключицу. Бедняга умер мгновенно, свалившись мешком к моим ногам.

Видя, что легионер с пропоротым животом вынул меч из ножен и пытается встать на ноги, я подскочил к нему и умертвил его таким же ударом под левую ключицу.

Вытирая свой окровавленный меч какой-то подвернувшейся под руку тряпкой, я с душевной болью взирал на двух юных мертвецов, которым наверняка не было еще и двадцати лет. Я удивлялся самому себе, с какой ловкостью и хладнокровием моя рука лишила жизни двух крепких вооруженных юношей! Выходит, что гладиаторская выучка вполне может мне пригодиться для выживания в этой жестокой эпохе.

Оглядевшись, я обратил внимание, что ночной мрак рассеялся, а бледные небеса озарились радостным светом пробуждающегося на востоке солнца.

Между тем битва среди палаток римского лагеря продолжалась. Несмотря на то что большая часть воинов претора Глабра почти без сопротивления обратилась в бегство, среди римлян нашлись храбрые военачальники и легионеры, не пожелавшие постыдно бежать от плохо вооруженных рабов. Этих храбрецов было немного, не более трех сотен, но и с этой горстью стойких римлян воинам Спартака пришлось изрядно повозиться, окружив их на центральной площади лагеря. Эта площадь называется преторием, на ней находится шатер полководца.

Наблюдая за побоищем на претории, я старался разглядеть среди окруженных гладиаторами римлян Клодия Глабра. Однако претора не было среди сражавшихся легионеров, не было его и среди павших римлян, чьи тела лежали по всему стану.

После двухчасового сражения восставшие перебили всех римлян, окруженных на претории. Пребывая в озлоблении от понесенных потерь, воины Спартака зарезали всех пленных легионеров, числом около ста человек. Кого-то из пленников гладиаторы убивали быстро, красуясь своим умением умерщвлять человека одним ударом меча или копья. Знатных римлян, а также центурионов и оптионов, рабы перед тем, как убить их, подвергали различным истязаниям.

Я всегда был против бессмысленной жестокости, поэтому удалился в шатер претора, чтобы не видеть мучений пленников, которым гладиаторы выкалывали глаза или вспарывали живот, насыпая во внутренности раскаленные уголья.

Сюда же в преторский шатер вскоре пришел Спартак в сопровождении Арезия и Реса. Все трое были забрызганы кровью, а их разговор шел о преторе Глабре, который, судя по всему, сумел каким-то образом улизнуть.

– Андреас, ты видел Клодия Глабра в лицо, – обратился ко мне Спартак. – Осмотри всех убитых римлян, может Глабр нацепил на себя одежду простого воина, поэтому наши люди до сих пор не отыскали его тело.

– Это бесполезно, Спартак, – сказал Рес, устало опустившись в преторское кресло. – Я уже провел по всему лагерю одного римского пленника, он не обнаружил Глабра среди павших римлян.

– Все равно, пусть Андреас оглядит убитых римлян еще раз, – промолвил Спартак. – Надо также заглянуть во все палатки, может, Глабр испустил дух в одной из них, получив смертельную рану. Может, претор где-то прячется буквально у нас под носом!

 
Я не стал возражать и направился к выходу из шатра.
В этот миг в шатер вбежала вспотевшая взлохмаченная Эмболария с сияющим лицом, едва не налетев на меня. В правой руке самнитка сжимала окровавленный меч, в левой руке она держала отрубленную голову. Короткая туника на могучей самнитке была залита кровью, как и бронзовые поножи на ее крепких загорелых ногах.
 

– Радуйтесь! – вскричала Эмболария. – Я убила претора Глабра!

С этими словами храбрая амазонка водрузила мертвую голову на стол, стоявший рядом с преторским креслом.

Спартак, Арезий, Рес и я, окружив стол, несколько мгновений разглядывали отсеченную голову римлянина. В суровых чертах этого неживого лица было что-то стоическое. Плотно сжатые бледные губы, узкий волевой подбородок, прямой нос, высокий лоб с двумя поперечными морщинами, низкие густые брови, короткие волосы с проседью…

Спартак, Арезий и Рес посмотрели на меня, ожидая, что я скажу. С таким же ожиданием взирала на меня и Эмболария, грудь которой тяжело вздымалась после недавних ратных трудов и быстрого бега.

– Ну, Андреас, что скажешь? – нетерпеливо спросил Рес.

Превозмогая отвращение, я шагнул поближе к столу и кончиками пальцев осторожно повернул отрубленную голову так, чтобы рассмотреть ее в фас. Никаких сомнений не оставалось: меч Эмболарии сразил самого Клодия Глабра!

– Да, это претор Глабр, – сказал я и отвернулся, так как к моему горлу вдруг подкатила тошнота.

Спартак и Арезий кинулись обнимать Эмболарию. Рес, потрясая мечом, на радостях издал громкий боевой клич фракийцев.

 
Мне стало дурно. Я выбежал из шатра.
Полной победой завершилось и ночное нападение отряда Крикса на другой римский лагерь у южного склона Везувия. Воины Крикса перебили около двух сотен римлян, всех остальных обратив в бегство.
По приказу Спартака, восставшие перетащили палатки и брошенное римлянами оружие из малого лагеря в большой. Сюда же прибыли наши женщины из стана на Везувии, которые привели с собой всех наших лошадей и мулов. Поскольку доспехов и оружия имелось теперь в достатке, Спартак объявил на военном совете, что он намерен создать из рабов большое войско равное по выучке римскому войску.
 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ