Текст книги "Повседневная жизнь Петра Великого и его сподвижников"

Автор книги: Виктор Наумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

В половине одиннадцатого вечера принцессы захотели посмотреть русские пляски и попросили позвать пришедших с царем музыкантов, но Петр потребовал, чтобы София Шарлотта с матерью прежде показали ему, как танцуют они сами. Курфюрстины охотно согласились и открыли бал со своими придворными. После нескольких танцев настала очередь Петра и его друзей. Великолепный танцор Лефорт терпеливо объяснил немкам, какие нужно принимать позы и делать движения при русской пляске. Всё это очень понравилось принцессам, и бал с чередованием немецких танцев и русских плясок продолжался до четырех часов утра. Царь и его спутники ощущали под руками жесткие корсеты партнерш. Позже Петр в одном из писем удивлялся: «У этих немок необыкновенно жесткие спины». Чтобы развлечь принцесс, русский государь позвал из коридора своего шута-карлика, однако увлеченная танцами публика не обращала внимания на кривляния маленького человечка. Тогда царь взял метлу и выгнал его из зала ⁽³¹⁾. Петр был очень весел и любезен. Он проявил внимание к детям Софии Шарлотты: потаскал за уши и поцеловал десятилетнюю принцессу Софию Доротею, которой суждено было стать матерью прусского короля Фридриха Великого, и ее маленького брата Георга, впоследствии английского короля.

Петр I выехал из Коппенбрюгге вместе с великими послами, но у реки Липпе отделился от основной группы русских путешественников и с восемнадцатью волонтерами поплыл на лодке к Рейну, а по нему добрался до Голландии. Там он по каналам и по рукаву Рейна отправился к Саардаму – маленькому городу на побережье, к северо-западу от Амстердама. Саардам в то время являлся центром (конечно, не самым крупным) кораблестроения. На его верфях ежемесячно спускалось на воду несколько судов различного водоизмещения. Этот городок был известен Петру по рассказам саар-дамских голландцев, живших в московской Немецкой слободе.

Царь отправил большую часть своих спутников-волонтеров в Амстердам, взяв с собой только шестерых, в том числе царевича Александра Имеретинского, Александра и Гавриила Меншиковых, вместе с которыми поплыл к Саардаму на лодке. На рассвете 8 августа он достиг одного из предместий городка, где вдруг заметил на встречной лодке своего старого знакомого, саардамского кузнеца Геррита Киста, несколькими годами ранее работавшего по контракту с русским правительством в Москве и Воронеже, а в этот воскресный день ловившего рыбу на реке. Петр окликнул его. Кист остолбенел от удивления, увидев перед собой московского царя в одежде голландского плотника: красной фризовой куртке, белых холщовых шароварах и с круглой клеенчатой шляпой на голове.

– Ну, товарищ Кист, – сказал Петр, – прошу тебя дать мне у себя в доме квартиру!

– Царь, я беден, жить тебе в моей лачуге не пристало, да и свободной комнаты у меня нет.

– Всё равно, отдай мне чулан какой-нибудь. Неужели ты один занимаешь весь дом?

– Что у меня за дом? Просто хижина: в одной половине я сам живу с женой, а в задней половине живет у меня вдова поденщика.

Однако царь не отставал; он настаивал на том, чтобы Кист выселил жиличку и отдал занимаемое ею помещение ему со спутниками, причем немедленно заплатил довольно большой задаток. Кузнец бросился домой и за семь гульденов уговорил вдову очистить квартиру.

У Киста был простой деревянный дом в два окна, разделенный перегородкой на две половины при входе в сени, где хранились рабочие инструменты. В каморке Петра I находились печь, двустворчатый шкаф и матрас, лежащий в стенном алькове. Слуг не было, царь должен был самостоятельно застилать постель и готовить себе еду. Дом Киста находился в самой уединенной части Саардама, что очень нравилось Петру, озабоченному сохранением своего инкогнито.

В понедельник государь с первыми лучами солнца отправился в лавку, где купил себе одежду местного лодочника: красную рубашку, камзол без воротника с большими пуговицами, широкие штаны и фетровую шляпу конической формы. Затем он приобрел плотницкие инструменты и в то же утро записался под именем Петра Михайлова плотником на корабельную верфь Линста Рогге. Ежедневно на рассвете он отправлялся на работу и трудился без отдыха до полудня, затем обедал в какой-нибудь гостинице или харчевне, а иногда ходил в гости к семье какого-нибудь саардамского корабельного плотника, работавшего в то время в России. Легенды о визитах русского государя в эти бедные дома до сих пор сохраняются в Саардаме. У одной старухи он выпил стакан вина, у другой пообедал. Еще одна женщина сама пришла к нему, чтобы расспросить о своем муже.

– Он хороший и прилежный мастер, – рассказывал Петр, – я хорошо его знаю, потому что рядом с ним строил корабль.

– Разве ты тоже плотник? – недоверчиво спросила голландка.

– Да, я плотник, – ответил царь.

Петр часто заходил к вдове умершего в Москве искусного корабельного мастера Клааса Муша. Незадолго до приезда в Саардам удивительного русского плотника она получила от московского царя подарок в 500 гульденов, поэтому попросила гостя при случае поблагодарить его за оказанную помощь. Петр пообещал слово в слово передать государю благодарность вдовы и охотно остался у нее обедать ⁽³²⁾.

В свободное от работы время державный плотник осматривал саардамские мануфактуры и мастерские. Он старался вникать в мельчайшие детали производства и приставал к мастерам с вопросами, на которые они не всегда могли ответить. Тогда они грубо выгоняли навязчивого и любопытного русского. Нередко Петр просил разрешения выполнить какую-нибудь операцию и с ходу улавливал все тонкости производственного процесса. Однажды на бумажном предприятии Коха он долго приглядывался к приемам мастера-черпальщика и наконец захотел проделать то же самое. Он взял форму, зачерпнул из чана необходимое количество бумажной массы, вытряхнул ее с черпака и выдал превосходный лист без малейшего изъяна. Мастер похвалил его за ловкость, а Петр в ответ подарил ему талер ^[8]на водку. Столь же внимательно царь осматривал лесопильни, маслобойни, сукновальни и другие маленькие предприятия, разбросанные повсюду в деревнях. А по вечерам у него оставалось время для самого любимого занятия – катания по морю на буере, который он купил за 40 гульденов на другой день по приезде в Саардам. Иногда эти плавания были особенно приятны. Современник сообщает в письме: «Царь встретил в Заандаме поселянку, пришедшуюся ему по вкусу, и к ней он отправился один на своем судне, чтобы предаться любви в дни отдыха, по примеру Геркулеса» ⁽³³⁾.

Голландский купец Ноомен рассказал в своих записках о происшествии, случившемся 9 или 10 августа 1697 года. По дороге домой с верфи Петр I купил себе сливы, положил их в шляпу и ел на ходу. На плотине к нему пристала толпа мальчишек, которых он угостил сливами. Всем, конечно, не хватило, и обделенные принялись бросаться гнилыми яблоками, грушами и камнями; булыжник угодил царю в спину, а комок земли с пучком травы – в голову. Петр, оторвавшись от преследования, спрятался в гостинице «Три Лебедя»; он был очень рассержен и приказал тотчас позвать бургомистра, которому пожаловался на нападение. На другой день члены саардамской управы обнародовали распоряжение: «Бургомистры, к своему сожалению, узнали, что дерзкие мальчишки осмелились бросать грязью и каменьями в знатных чужестранцев, которые у нас гостят и хотят быть неизвестными; мы строжайше запрещаем такого рода своевольство под опасением жестокого наказания». Тогда же на мосту по пути следования Петра от верфи до дома поставили караул с приказанием не позволять народу толпиться и надоедать русскому путешественнику ⁽³⁴⁾. Так инкогнито русского царя было, по сути, раскрыто.

Несмотря на одежду и жилище мастерового, Петру не удалось затеряться среди городского люда. Верный данному слову Кист хранил тайну и на расспросы соседей твердо отвечал, что в его доме живет простой плотник. Однако его жена с досадой воскликнула: «Терпеть не могу, когда ты говоришь неправду!» Пребывание в Саардаме становилось для Петра невыносимым; из-за небывалого скопления людей он даже вынужден был отказаться от приглашения присутствовать при спуске на воду построенного корабля.

Пятнадцатого августа Петр I собрался в Амстердам, куда на другой день должно было вступить Великое посольство. Государь хотел отправиться в путь на буере, но добраться до него оказалось нелегко: на улицах города, по свидетельству очевидца, «было многолюднее, чем на ярмарке» ⁽³⁵⁾. Судно удалось немного приблизить к дому Киста, после чего царь рискнул покинуть свое жилище и с большим трудом, расталкивая толпу, пробрался к буеру. Несмотря на сильный ветер, он поднял паруса и через три часа был в Амстердаме, где остановился в гостинице «Геррен-Ложенмен», отведенной властями города посольству в качестве резиденции.

На следующий день великие послы с многочисленной свитой въехали в главный город провинции Северная Голландия, приветствуемые огромной толпой. Петр участвовал в торжественном шествии в группе волонтеров. Яркую картину посольского въезда нарисовал на основании голландских источников Анри Труайя: «Шумная толпа теснилась по ходу кортежа, восхищаясь послами, одетыми в шикарные одежды, расшитые золотом, жемчугами и бриллиантами, проезжающими в пышных каретах. Двадцать четыре гайдука несли серебряные топорики и кривые турецкие сабли, придворные лакеи в ярко-красных ливреях, и в последней карете ехал нелюдимый гигант, одетый в военное платье, о котором все говорили, что это царь. Городские власти отдавали ему почести» ⁽³⁶⁾. Правительство Соединенных провинций не поскупилось на расходы по приему и содержанию огромного русского посольства, выделив сверх обычной суммы 100 тысяч гульденов. В тот же день царь познакомился с бургомистром Амстердама Николаем Витсеном – большим знатоком российской географии и истории (при царе Алексее Михайловиче он около года пробыл в России в составе голландского посольства), а также специалистом в области судостроения. Петр I прежде был заочно знаком с Витсеном, поскольку у них имелись общие друзья – Виниус и Лефорт. Бургомистр, прекрасно владевший русским языком, получил от своего правительства задание опекать российское посольство.

Весь день 17 августа царь и послы были заняты осмотром многочисленных достопримечательностей Амстердама. Они посетили ратушу, благотворительные и исправительные учреждения, а вечером в роскошных каретах отправились в театр в сопровождении высших чиновников, конной гвардии и пажей. В отчете посольства отмечено, что на театральной сцене русским путешественникам были «показаны многие бои, и устрашения адския, и дивные танцы, и иные утешные вещи и перспективы». Во время представления и в антракте гостей «потчевали прилежно» фруктами и сладостями ⁽³⁷⁾. На следующий день Петр и послы осматривали склады и верфи Ост-Индской компании. А 19 августа городские власти давали в честь посольства торжественный обед с последующим фейерверком, начавшимся около девяти часов вечера и продолжавшимся 40 минут. Зрелище привлекло огромное количество местной публики; в некоторых местах ограждения каналов и мостов не выдержали напора толпы, из-за чего многие попадали в воду.

Как только погасли последние огни, Петр заявил о своем намерении немедленно вернуться в Саардам, чтобы забрать свои вещи и инструменты. Дело в том, что наутро царь твердо решил продолжить свои плотницкие занятия на верфи Ост-Индской компании в Амстердаме. Ни Витсен, ни послы не смогли отговорить его от ночной поездки. Пришлось посылать в ратушу за ключами, чтобы открыть запираемые на ночь шлюзы.

В 11 часов Петр вышел на своем буере в залив, а в час пополуночи был уже в Саардаме. Подняв с постели своего хозяина, царь довольно скупо с ним расплатился, а затем уложил вещи, отдохнул несколько минут и отправился в обратный путь. Рано утром Петр был уже на верфи, где ему предстояло и работать более четырех месяцев. На другой день его посетили великие послы, по случаю новоселья была устроена дружеская пирушка. А затем начался ежедневный упорный труд царя и его друзей на ниве судостроения.

Между тем русского государя ждала большая радость: в воскресенье 22 августа власти Амстердама организовали в заливе «примерное сражение» двух эскадр, состоявших из сорока легких судов. Петр вступил в командование одним из буеров и оказался на высоте в этом «потешном» морском бою.

Почти через три недели после начала работы Петра I на верфи в Амстердаме, 9 сентября, произошла закладка фрегата «Петр и Павел». Под руководством корабельного мастера Клааса Поля вместе с царем трудились десять русских волонтеров, в том числе Александр Меншиков и Александр Кикин. Остальные волонтеры занимались мачтовым, блочным и другими делами. В процессе возведения фрегата Петр с топором в руках усвоил все необходимые навыки корабельного плотника, а также изучил «корабельную архитектуру и черчение планов».

В свободное от плотницкой работы время он успевал осматривать коллекции минералов, монет, оружия, археологических находок, встречался с выдающимися голландскими учеными, инженерами, коллекционерами. А по вечерам он отправлялся в какой-нибудь герберг ^[9], где заказывал себе кружку пива или стакан джина, закуривал глиняную трубку и на хорошо знакомом ему голландском языке заводил беседы с корабельными плотниками, кузнецами и матросами. Иногда он заходил в гости к кому-либо из товарищей по работе и просиживал за пивом по два-три часа ⁽³⁸⁾.

В числе местных достопримечательностей, осмотренных царем и волонтерами во время пребывания в Амстердаме, были и живые люди. Неизвестный участник Великого посольства отметил в своем дневнике поразившее его зрелище: «Видел мужика безрукого, который в карты играл, из пищали стрелял и набивал, сам у себя бороду брил; поставит на столе на самой край стул и под стул поставит рюмку; станет на стул ногами и нагняся достанет зубами рюмку, со шпагами танцовал, в стену бросал шпагою зело прытко, ногою писал» ⁽³⁹⁾. Тот же русский путешественник описал свое посещение ратуши, синагоги, квакерской церкви, сумасшедшего дома и зверинца, где «видел ворона, тремя языками говорит». Особое впечатление на него произвели визиты в бордели: «В Амстердаме устроены дома, где собираются всякой вечер девицы изрядные, по 20 и по 15 в числе, есть красавицы. И музыка непрестанно играет. Кто охотник, танцует, а кто девицу любит, взяв за руку, идет в особую камеру или к ней в дом и ночует с нею без всякого опасения, потому что нарочно устроено, и пошлину платят в ратушу» ⁽⁴⁰⁾.

Вскоре посольству пришлось на время оставить Амстердам, чтобы отправиться в Гаагу, где оно должно было получить аудиенцию. По дороге царь раз двадцать приказывал остановить повозку, чтобы измерить мост, посетить ветряную мельницу, поговорить с рабочими на лесопильном заводе. Тот же участник посольства отметил детали поездки: «Из Амстердама приехали в Гагу сентября 15-го числа. Встреча была за две версты до города, два человека, под нас 50 карет о 6 конях, а сидели по два человека. Я сидел с кн. Алексеем Голицыным. А как приехали в город, на посольской двор, 2 человека… поздравляли посольское величество с приездом» ⁽⁴¹⁾.

В Гааге Петр I отказался жить в приготовленной для него роскошной комнате, а вместо этого отправился в бедную гостиницу «Старый Делен», где один из его слуг уже спал в углу на медвежьей шкуре. Государь разбудил его пинком ноги: «Пусти меня на свое место!» Присутствовавшие при этом уполномоченные Генеральных штатов обменялись удрученными взглядами ⁽⁴²⁾.

Переговоры Великого посольства с голландским правительством об оказании помощи России в войне с Турцией завершились безрезультатно: Нидерланды боялись испортить отношения с Францией, с которой только недавно заключили мир. 8 октября после трех конференций Лефорт известил Петра о тщетности всех дипломатических усилий российской стороны. Исковерканные русские слова написаны в письме латинскими буквами: «Конференци, можно быть, еще одна на тум недели будет, и отпуск нашу. Будет ли добра, Бог знат: ани не хотят ничаво дать» ⁽⁴³⁾.

Тем временем Петр Алексеевич бродил по Гааге, пытаясь узнать как можно больше, но без какого-либо плана. Он посещал стройки, смотрел на вернувшихся из Гренландии китобоев, немного поучился книгопечатанию, посетил курсы анатомии профессора Рюйша. Именно в Гааге царь заразился своей знаменитой страстью к удалению зубов. Он очень быстро получил от местных дантистов элементарные познания в этой области и купил себе все необходимые инструменты, а затем тщательно осмотрел рты всех 250 членов посольской свиты, немилосердно вырывая зубы, которые в меру своих поверхностных знаний считал нездоровыми. Рев несчастных его не останавливал, зато прошедшим эту экзекуцию можно было надеяться на повышение по службе и даже на дружбу с царем ⁽⁴⁴⁾.

После завершения своей официальной миссии, 21 октября 1697 года, посольство вернулось в Амстердам. С этого времени оно утратило статус дипломатического представительства, и Генеральные штаты перестали ассигновывать деньги на его содержание. Теперь расходы на стол, жилье, отопление и освещение, содержание конюшни и экипажей русские должны были оплачивать из собственных средств. Впрочем, про Петра I местные власти всё же не забывали: под конец пребывания в Голландии он был приглашен на еще одну церемонию – казнь преступников. В те времена это считалось увлекательным зрелищем, и для представителей высшего круга сооружались специальные трибуны ⁽⁴⁵⁾.

Великие послы после завершения переговоров с голландским правительством получили возможность сменить московское платье на иноземные костюмы. Второй посол Ф. А. Головин обрядился в камзол и кафтан из парчи, отделанные кружевами, надел тонкое белье, шею украсил кружевным галстуком, на плечи накинул плащ из красного дорогого сукна. На голове – длинный «кавалерский» парик и широкополая фетровая шляпа с перьями, на ногах – изящные туфли с пряжками, отделанными изумрудами. К позолоченному поясу была привешена шпага – необходимая принадлежность дворянского костюма того времени. В Голландии Головин успел пристраститься к европейской кухне, поэтому отправил из Амстердама в Архангельск «запасов и питий» на 391 ефимок (иоахимсталеры тогда шли по курсу 50 копеек). Известно, что им было припасено восемь бочек питья. Кроме того, он отослал на родину восемь сундуков и 25 ящиков с одеждой и различными предметами, в числе которых были карманные и «столовые» (очевидно, напольные) часы, фарфоровый сервиз, два серебряных ковчежца для образов ⁽⁴⁶⁾. Петр I тоже приобрел новые для России товары: расписную посуду из Делфта, французские шпалеры, китайские фарфоровые сосуды и экзотические фрукты; купленную мартышку он повсюду носил на плече ⁽⁴⁷⁾.

Пребывание посольства в Голландии заканчивалось, пора было ехать в Англию. Петр I заранее послал туда своего друга Адама Вейде, который должен был подготовить всё необходимое. 26 декабря 1697 года тот вернулся в Амстердам с кораблями «под волонтеров». Для отбывавших в английскую землю шестнадцати добровольцев и одиннадцати человек слуг и охраны срочно шилась новая одежда и закупались шляпы, шпаги, парики, галстуки, трости, а также, ввиду наступивших холодов, шубы.

После прощального обеда у Лефорта царь со спутниками 7 января 1698 года отбыл к британским берегам. В числе прочих с ним были Александр Меншиков и Яков Брюс, только что прибывший из Москвы в Амстердам с изуродованным лицом – за время отсутствия государя в России он успел побывать в застенках князя Ф. Ю. Ромодановского. «Зверь, – негодовал Петр в письме князю-кесарю, – долго ль тебе людей жечь? И сюды раненные от вас приехали». В ответном послании Ромодановский неуклюже пытался оправдаться: «А что Яков Брюс донес, будто от меня руку обжег, и то зделалось пьянством его, а не от меня» ⁽⁴⁸⁾. В личную свиту царя для путешествия в Англию вошли имеретинский царевич Александр, первый русский доктор медицины Петр Постников, будущий вице-канцлер Петр Шафиров, корабельный юнга, уроженец Португалии Антон Девиер – будущий генерал-полицеймейстер Санкт-Петербурга, пять корабелов, придворный шут Шанский, лекари и повара. Яхты русских путешественников плыли по каналам через Лейден и Делфт; обсаженные липами берега радовали глаз. В одном месте царь даже сошел с яхты и зашагал пешком по берегу – так были «дороги водяные и другие проспекты… красивы и веселы» ⁽⁴⁹⁾. Во время плавания Петр, одетый на манер голландских матросов, с интересом обследовал корабль и даже лазил на мачту. Пояснения любознательному путешественнику давал английский вице-адмирал Митчел.

Яхты вошли в Темзу 11 января и встали на якорь ниже Тауэра. При пересадке на гребные суда царь отказался сесть в специально присланную королевскую лодку и воспользовался баркой, предназначенной для перевозки багажа. По прибытии на место он, никем не замеченный, быстро прошел в один из трех домиков, арендованных Вейде для русских постояльцев. Уступая чудачествам гостя, король Вильгельм III через три дня посетил его запросто, в сопровождении всего нескольких лиц. Он едва не задохнулся от спертого воздуха и, несмотря на холод, любезно попросил открыть окно. Несколько дней спустя Петр нанес ответный визит в Кенсингтонский дворец. Затем он осмотрел Академию наук, Оксфордский университет, Виндзорский замок, арсенал Вулвича, Монетный двор, которым в то время управлял Исаак Ньютон, обсерваторию, мануфактуру по производству гробов, оружейные мастерские, верфи и доки. Он также тайно присутствовал на заседании палаты лордов британского парламента, следя из соседней комнаты через слуховое окно за дебатами, смысл которых ему излагал переводчик ⁽⁵⁰⁾.

Среди достопримечательностей, вызвавших немалое удивление царя и волонтеров, была женщина-великан, с которой они познакомились 9 марта. Запись в «Походном журнале 1698 года» гласит: «Была у нас великая женщина после обеда, которая протянула руку, и, не наклоняясь, десятник под руку прошел». Рост гостьи составлял четыре аршина, то есть 2,84 метра ⁽⁵¹⁾.

В Лондоне царю удалось заключить выгодный для России торговый договор на поставку табака. Эту казенную монополию он продал контр-адмиралу Перегрину Осборну маркизу Кармартену. Петр подсчитал, что договор обеспечит России 200 тысяч рублей чистого дохода в год. Извещая об этом великих послов, он приказал до распечатывания письма с проектом договора выпить каждому по три кубка вина. Повеление было в точности исполнено. Ф. А. Головин известил царя: «…выпили три кубка гораздо немалы, от которых были гораздо пьяны, однако ж, выразумев, истинно радовались и Бога благодарили» ⁽⁵²⁾. Впрочем, Кармартен немного сомневался в успехе торговли табаком в России, говоря, что русские, особенно духовные лица, питают отвращение к этому зелью и считают его употребление грехом. «Я их переделаю на свой лад, когда вернусь домой», – заявил государь ⁽⁵³⁾.

Чаще всего Петр проводил вечера в гостях у Кармартена; как отмечалось в «Походном журнале», «у него кушали, вернулись веселы». Лучшего собеседника царю трудно было пожелать: маркиз являлся опытным моряком, большим знатоком корабельного дела, храбрецом, авантюристом, занимательным рассказчиком и большим любителем выпить. В его компании русский государь пристрастился к любимому напитку английских моряков – бренди, настоянному на перце ⁽⁵⁴⁾.

Познакомившись с английской столицей, Петр 9 февраля перебрался в небольшой городок Дептфорд, расположенный на Темзе ниже Лондона (теперь это один из его кварталов). Там находились королевские верфи, на которых царь мог заняться изучением основ конструирования судов. Главное внимание он уделил геометрическим пропорциям кораблей всех размеров. Для высокого гостя и его свиты был арендован дом одного из основателей Королевского научного общества Джона Эвелина, окруженный обширным садом, непосредственно примыкавшим к территории верфей. В ограде сада для царя проделали дверь, через которую он в любое время беспрепятственно попадал на верфи, избегая взглядов любопытствующих. В Дептфорде Петр уже не брался за топор, уделяя основное внимание изучению теоретических основ кораблестроения, однако его спутникам приходилось по воле царя заниматься тяжелым физическим трудом.

По вечерам Петр и его друзья-волонтеры отдыхали весьма своеобразным способом. Анри Труайя на основании английских источников живописал яркие детали их повседневной жизни: «Вечерами русские, которые весь день работали, пускались во все тяжкие, так что соседи слушали с ужасом вопли и хохот этой банды. Дом, где они жили, был разгромлен. Спали неизвестно где, ели непонятно что и в любое время, не пощадили ни мебель, ни картины. Когда Джон Эвелин приехал в свой дом после трехмесячного пребывания в нем царя и его свиты, он был сражен: окна и двери были выбиты и сожжены, обои ободраны или испачканы, дорогие паркетные доски выломаны, художественные полотна пробиты пулями: каждый нарисованный персонаж служил мишенью; грядки в саду были вытоптаны, будто здесь был расквартирован целый полк. Эвелин заставил полицейских составить протокол. Ущерб составил 350 фунтов стерлингов. Эта сумма была возвращена владельцу из царской казны без малейших замечаний знаменитому путешественнику» ⁽⁵⁵⁾.

Любимым занятием Петра I в дневное время являлись прогулки на яхте вниз по Темзе. Чаще всего судно останавливалось в Вулвиче, где находились интересовавшие царя морской арсенал, литейный и артиллерийский заводы. 2 марта адмирал Митчел передал высокому гостю замечательный подарок Вильгельма III – яхту «Королевский транспорт». Петр не остался в долгу и попросил адмирала вручить королю ответный подарок – огромный необработанный алмаз, завернутый в обрывок грязной бумаги ⁽⁵⁶⁾.

Тем временем в Англию из Амстердама прибыл великий посол Головин, который привез царю приятное известие: ему удалось пригласить на службу многих морских офицеров, в том числе одного из лучших капитанов Корнелиуса Крюйса, норвежца на голландской службе. Он сразу получил от Петра I чин вице-адмирала. В общей сложности из Голландии на русскую службу согласилось перейти более ста человек. А в Англии царь пригласил на работу в Россию кораблестроителя Джозефа Ная, мастера шлюзного дела Джона Перри и еще четыре десятка других специалистов.

Настало время покидать Великобританию, от которой у Петра I остались самые лучшие впечатления. В «Походном журнале» отмечено: «…часто его величество изволил говорить, что оной Английской остров лучший, красивейший и счастливейший есть из всего света».

Петр I нанес английскому королю 18 апреля 1698 года прощальный визит, поблагодарил его за радушный прием, еще раз осмотрел монетный двор и через шесть дней на своей яхте отплыл обратно в Голландию. Свита вместе с багажом следовала за ним на другой яхте. По пути царь в последний раз остановился в Вулвиче, пострелял там из пушек, осмотрел военные корабли в Чаттаме (Чатеме) и дал прощальный пир английским капитанам и адмиралам, после чего вышел в Ла-Манш. Бури затруднили морское путешествие, однако через два дня яхты русских вояжеров благополучно прибыли в Амстердам. Там они провели еще три недели до отъезда в Вену. В это время посольство было озабочено погрузкой на корабли закупленного оружия и снаряжения, размещением по каютам нанятых в Голландии и Англии специалистов. Четыре корабля направлялись в Архангельск, пять – в Нарву. Среди закупленных редкостей были попугаи, мартышки, заспиртованные крокодил и меч-рыба, гербарии ⁽⁵⁷⁾.

Пятнадцатого мая посольство сухим путем выехало в Вену через Лейпциг, Дрезден и Прагу. По дороге Петр осмотрел полотняную мануфактуру в городке Билефельде и замок Шаумбург, воздвигнутый в XI веке. В Лейпциге задержались на один день, «веселились довольно, из пушек стреляли» ⁽⁵⁸⁾. 1 июня около одиннадцати часов ночи путешественники прибыли в столицу Саксонии – Дрезден. Петр, одетый в модный испанский камзол и удобные голландские башмаки, соблюдая инкогнито, скрывался в карете, заранее отказавшись от каких-либо церемоний. После непродолжительного ужина в замке курфюрста царь изъявил желание немедленно осмотреть тамошнюю кунсткамеру, где оставался до рассвета, подолгу задерживаясь у математических и ремесленных инструментов и механизмов. В последующие дни он еще дважды посетил этот музей, а также побывал на литейном дворе, осмотрел арсенал. Саксонский курфюрст и польский король Август II находился в то время в Польше, но прислал оттуда письменное распоряжение доставить коронованному гостю всевозможные удовольствия. К их числу относились застолья с музыкой и дамами, среди которых блистала своей красотой фаворитка короля графиня Мария Аврора Кёнигсмарк. Петр I был вполне доволен приемом, выражая хорошее расположение духа со свойственным ему темпераментом: по свидетельству наместника курфюрста, князя Антона Эгона Фюрстенберга, его величество во время ужина 2 июня «взял барабан и в присутствии дам стал бить с таким совершенством, что далеко превзошел барабанщиков». За следующим ужином ему «опять доставило удовольствие бить в барабан» ⁽⁵⁹⁾.

С рассветом 4 июня прямо после бала Петр улегся в карете, где ему была приготовлена постель, и отправился в Вену. На пути находилась крепость Кёнигштейн, расположенная в 35 километрах от Дрездена на скалистом берегу Эльбы. Петр подробно осмотрел крепость и наблюдал за полетом ракет, выпущенных по случаю его приезда из крепостных орудий. Особенно заинтересовал путешественника винный погреб, где имелась бочка колоссальных размеров, вмещавшая 3300 ведер ⁽⁶⁰⁾.

Не останавливаясь в Праге, государь 11 июня прибыл в Штоккерау, местечко в 28 верстах от Вены, где вынужден был прождать несколько дней, пока в столице не закончились приготовления к торжественной встрече русского посольства. Российская сторона хотела, чтобы цесарь повелел «великих и полномочных послов со многою шляхтою и рейторы встретить, а не с одними драгуны». Кроме того, послы просили предоставить им резиденцию за пределами города, «потому что ныне настоит время летнее». Венский двор удовлетворил все эти просьбы и решил выделять на содержание посольства по три тысячи гульденов еженедельно. Въезд посольства состоялся вечером 10 июня. Относительно пышности приема нет единого мнения: одни наблюдатели утверждали, что императорские кони, экипажи и ливреи по красоте и богатству значительно превосходили бранденбургские; другие, наоборот, говорили об ослепительном блеске бранденбургского двора и неожиданной скромности венского ⁽⁶¹⁾. Петр, по обыкновению, опередил послов и приехал в Вену инкогнито, на почтовых лошадях ⁽⁶²⁾.