Текст книги "13 черных кошек и другие истории"

Автор книги: Виктор Астафьев

Соавторы: Лев Давыдычев,Алексей Домнин,Олег Селянкин,Евгений Баранов,Семен Шмерлинг,Александр Граевский,Николай Чикуров,Ирина Фукалова,Владимир Воробьёв,Ю. Серебренников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

13 черных кошек и другие истории

нашим ребятам

сборник рассказов,

очерков,

сказок

и

стихов

для детей

среднего возраста

Редактор-составитель

Г. Н. Солодников

Художник

Е. А. Шуваев

Л. Давыдычев
Вратаренок
Рассказ

Мальчуган был таким смешным, что при его появлении на футбольной площадке раздался дружный хохот. Новенький словно не заметил веселого настроения ребят и с серьезным лицом смотрел на них.

Он был маленького роста, веснушчатый; одет в заплатанные на коленях штанишки и выцветшую зеленую майку.

Явился мальчуган в тот момент, когда вратарю футбольной команды Парковой улицы разбили нос и он с ревом убежал домой.

– Давайте я в гол встану, – предложил новенький.

Ребята еще немного посмеялись, но согласились.

Новенький деловито прошелся между двумя стопками кирпичей, заменявшими штанги, и стал смотреть на поле.

Там в облаке пыли игроки яростно гоняли мяч. Парковцы играли, как всегда, неважно, да тут еще вратарь ростом меньше любой девчонки из соседнего переулка.

И вскоре облако пыли переместилось к воротам парковцев, в которых застыла маленькая фигурка. И когда длинноногий Яшка из переулочной команды ударил прямо на него, тот, казалось, небрежно, но цепко схватил мяч, прижав его к груди.

Парковцы восторженно закричали.

Но Яшка опять вырвался к воротам и ударил с разбегу.

Мальчуган высоко подпрыгнул и с мячом упал на землю.

Ребята от удивления не двигались – это был замечательный бросок!

– Вот вратарь!

– Хорош! Вратаренок!

Авторитет Паши Голубева был признан всеми.

Скоро началась война.

Паша жил один с глухой бабушкой. Перед эвакуацией поселка ребята последний раз собрались вместе. Часть их уезжала вечером, часть – завтра утром.

Проводив первую партию, ребята разошлись по домам. Но больше никто не успел уехать из поселка: на рассвете в него ворвались фашисты.

Очень долго улицы оставались пустынными. Жители боялись выходить из домов.

Паша не выдержал и в первый же день осторожно прошелся до конца квартала, хотя и побоялся выглянуть за угол.

На другой день он набрался храбрости сбегать в переулок, посмотрел, как немецкие солдаты вырубают сад.

А через несколько дней он, захватив с собой мяч, пришел на футбольное поле. Напрасно Паша ждал, что придет кто-нибудь из ребят.

Он лениво пинал мяч и не заметил, как на поле появился офицер. Случайно мяч подкатился к его ногам, и офицер ударом опытного игрока послал его Вратаренку. Тот не испугался свистящего мяча и упал с ним на землю.

– О-о! – удивился офицер и попросил мяч.

Теперь чуть не каждый день Паша ловил мяч от офицера. Тот, увлекшись, не замечал, как зло смотрит на него мальчуган.

Немец угощал его шоколадом, катал на машине.

Придя домой, Паша каждый раз о чем-то думал до ночи. Но на другой день опять приходил к офицерскому домику. Врагам, конечно, и в голову не приходило, что маленький смешной футболист задумал опасное дело.

Несколько раз он собирался стащить пистолет, но каждый раз останавливался, вспомнив, что не умеет стрелять. «Вот достать бы бомбу, – мечтал он, – здорово бы получилось!»

Оставшись после очередной игры у офицера, Паша увидел в соседней комнате на столе несколько гранат. Он быстро спрятал одну из них в карман и убежал.

Подбегая к своему дому, Паша почувствовал недоброе и задержался у дверей, боясь входить.

Вошел… Бабушка лежала на полу. Она была мертва.

Наплакавшись, Вратаренок медленно направился к офицерскому домику, придерживая карман с гранатой.

Часовой возле калитки улыбнулся и пропустил его.

Паша бросился к крыльцу и распахнул двери. Захмелевшие офицеры орали песню. Увидев мальчика, они замолчали: он стоял с гранатой в руке.

Испуганно вскрикнув, Паша швырнул гранату.

Она разбила бутылку с вином и скатилась на пол. Паша похолодел. Он не мог пошевелиться. Не двигались и офицеры.

Первым опомнился Паша. Он бросился назад, выскочил за калитку, перебежал улицу, перемахнул через забор и лишь тогда услышал за спиной выстрелы и крики.

Спасла его случайность. Уже на следующей улице Вратаренку удалось забраться в кузов грузовика, который при повороте замедлил ход. Шофер и не заметил мальчугана, притаившегося в углу кузова.

Паша был еле живой от страха. Слишком много пришлось испытать ему за каких-то полчаса.

Машина мчалась по дороге в лес. Вратаренок цепко держался за борт, на каждой выбоине больно стукаясь о него коленками.

Вдруг машина резко остановилась, немецкий шофер громко выругался, и Паша удивленно вскочил: шофер выругался по-русски!

Он вылез из кабины и, увидев мальчугана, зло спросил:

– А ты откуда взялся?

Паша быстро рассказал ему о том, что с ним случилось сегодня.

– Да-а, – протянул шофер, – в поселок тебе возвращаться нельзя. Поедем со мной.

– Куда?

– Много знать будешь – скоро состаришься.

Переодетый в немецкую военную форму шофер оказался партизаном.

В отряде Вратаренок научился правильно бросать гранаты.

И. Фукалова
Баллада о летчике Сизове

Прочитав слово «баллада», некоторые из вас, ребята, наверное, решат заглянуть в словарь. И, узнав, что такое баллада, может быть, недоуменно пожмут плечами: ведь баллады писали давно, в старину. Теперь другое время.

И все-таки я называю этот очерк балладой.

Старый холст

Шестиклассники осматривали картинную галерею. У одних полотен останавливались надолго, мимо других молчаливо проходили. Когда все направились к выходу, вожатая заметила, что нет Валерки Утникова.

Вскоре он появился на крыльце со счастливым и таинственным видом.

– Я был в зале, где… реставрируют. Ребята, вернемся обратно. Ну, пожалуйста!

В реставрационном зале Валерка провел всех в дальний угол и, раздвинув потемневшие подрамники, показал на старый холст. К нему была прикреплена картонная карточка с надписью: «Подлежит реставрации». Ниже ребята прочитали: «Эта картина появилась в галерее в 1933 году. Она прислана художником А. Любимовым на выставку «Урало-Кузбасс в живописи». Называется: «Пионер Сизов предупреждает крушение поезда на станции Верх-Нейвинск».

– Да это же наша станция! – вскричал кто-то.

Ребята стояли ошеломленные. Они восторженно смотрели на потрескавшийся холст, перечитывали надпись.

– Я знаю одних Сизовых, – вдруг сказала Галя Иванникова. – Путейцы.

И сразу все загалдели.

Решили: они будут искать пионера Сизова, своего земляка, героя, много лет назад прославившего маленькую географическую точку на большой земле – скромный полустанок Верх-Нейвинск.

Поиски

В семье старых путейцев Сизовых, о которых говорила Галя, было три сына. Старик Сизов гордился ими, но честно признался, что поездов они не останавливали. Да и приехали-то Сизовы в Верх-Нейвинск после войны. Но он сказал, что когда работал обходчиком на Северной ветке, ему доводилось слышать о герое мальчике и в газетах он читал об этом.

Вскоре в школе узнали, что шестиклассники ищут героя картины. Посыпались предложения. Их было так много, что совет отряда разделил класс на три поисковых партии. Звену Валерки Утникова поручили просмотреть подшивки газет за тридцатые годы.

Валерка похудел, осунулся, плохо ел, и дома его дразнили книжным червем. Одна мама не подтрунивала над ним. А Валерка был горд. Его теперешний труд был подтверждением давних мыслей, правда вычитанных, что исследовательская работа требует всего человеческого сердца.

И вот однажды Валерке повезло. В маленькой заметочке, набранной мелким шрифтом и заключенной в волнистую рамку, говорилось, что сын железнодорожника С. Сизов остановил поезд, обнаружив лопнувший рельс.

В другой газете Валерка прочитал, что пионер Сизов, раненный, предотвратил крушение поезда.

Однажды вечером мама перемывала посуду на кухне и вдруг обратилась к Валерке:

– Вот послушай-ка, сынок, песню. Тихим голосом она запела:

 
Дальняя дорожка.
Поезд лети, лети…
Тихая сторожка
На краю пути.
 

Мама сидела у окна задумавшись. Она вспоминала песню своего детства.

– Понимаешь, в песне этой говорится, как вредители разобрали путь, а со станции шел пассажирский поезд. И вот я помню, кажется, такие слова:

 
На стыках стальных
Он видит двоих,
Один он к ним бежит…
Пусть жизнь он отдаст,
Но только не даст
Врагу разрушить путь.
 

– Может, и этот мальчик был готов отдать жизнь, – сказала мама.

Для Валерки было несомненным одно: пионер Сизов существовал. Поиски героя картины захватили всех.

Однажды ребята заспорили, сколько ему сейчас лет. Соображали, подсчитывали и пришли ц выводу, что Сизову сейчас сорок три – сорок пять. В отряде его считали уже своим, давно знакомым человеком и поэтому говорили о герое картины очень убежденно, веря в то, что он жив.

– Значит, в сорок первом он ушел на фронт. Добровольцем, – начал Толя Башкиров.

С этим никто не спорил. Но потом Толя сказал, что он непременно поступил в Уральский танковый корпус. С этим некоторые не согласились. Сизов мог быть и летчиком, и моряком, и военным инженером.

Кого-то осенила счастливая мысль: обратиться к самому главному генералу.

После того как было отправлено письмо самому главному генералу, дни для ребят превратились в одно огромное, тревожное ожидание.

И вот оно, наконец, пришло. В голубом, продолговатом конверте со штампом «Архив Советской Армии».

Это было коротенькое письмо. Из архива сообщали, что наверняка поручиться не могут: Сизовых в армии много. Но, по их мнению, герой пионер, которого разыскивают школьники, – Ростислав Сергеевич Сизов, летчик, служащий в одной из воинских частей. А дальше, позабыв про деловой официальный тон, кто-то из служащих от руки приписал: «Какие вы молодцы!»

Тридцать три года назад

За маленьким рабочим поселком был большой пустырь, поросший густым колючим кустарником. Это было любимое место детворы. Сюда собирались и те, кому уже минуло семь, и те, кому еще не перевалило за пятнадцать. Удобнее места для игры в «сыщики-разбойники» не найти во всем поселке.

Сегодня играли в «красных чекистов».

Слава Сизов, разведчик из отряда красных чекистов, разгадал боевой маневр «противника» и мчался доложить об этом командиру. Впереди – железнодорожная насыпь, которую нужно перебежать, а кустарник уже сослужит службу, укроет.

Мальчик с разбегу прыгнул на рельсы и почувствовал под ступней не металл, а мягкую землю. От неожиданности отпрянул.

Темнота не позволяла увидеть, что с рельсом. Стал шарить руками… и вскрикнул. В рельсе был разрыв длиною с руку. «Как же так, ведь в одиннадцать часов здесь проходит пассажирский поезд на Свердловск?»

Слава не заметил косой тени, которая появилась над насыпью и тут же исчезла. Обрубок рельса глухо ударился о шпалы, острая боль пронзила ногу и заставила присесть. Кто-то сбежал с насыпи и исчез в кустах. Слава с трудом поднялся. Он теперь думал только об одном: «Через двадцать минут будет поезд».

Колючий кустарник изодрал рубаху, острые ветки били по плечам и рукам. Вот он уже на крыльце своего дома. Но оцна его темны – никого нет.

Слава бросился к отцовскому фонарю.

Слезы брызнули из глаз, когда он по привычке тряхнул фонарь: керосину было на донышке. Заливать новый нет времени. Он швырнул фонарь и, влетев в комнату, схватил спички и ворох газет.

Обратный путь оказался длиннее и мучительнее. Нестерпимо ныла нога.

Когда Слава взобрался на насыпь, поезд был уже совсем близко. Его нарастающий грохот ломал ночную тишину, такую мирную и спокойную.

Слава зажег сразу несколько газет и поднял над головой. Потом еще раз и еще. Пламя лизало пальцы, перескакивало на рубаху. Кончились спички. Тогда он перестал тушить рубаху и каждый новый факел зажигал от нее.

Он уже терял сознание, когда яркий луч от паровозных фар осветил его. Он сорвал горящую рубаху и последний раз взмахнул ею. Падая, он слышал, как скрежетали тормоза, гремели буфера.

Очнулся Слава на руках человека, от спецовки которого пахло мазутом и гарью. Человек этот, не стесняясь, всхлипывал. Как сквозь туман Слава слышал голоса:

– Паровоз остановился лишь в пятнадцати метрах…

– Да ведь уклон тут. Вон крутизна какая…

Вокруг собрались пассажиры. Женщины судорожно прижимали к себе детей и с ужасом думали о том, что ожидало их всех, если б не этот обгоревший мальчик, которого держит на руках машинист.

Об отважном пионере вскоре узнала вся страна. Нарком путей сообщения объявил сыну путевого обходчика Славе Сизову благодарность, подарил именные часы и фотоаппарат. О подвиге Славы Сизова говорили на собраниях железнодорожников, писали газеты.

Одна из заметок попала на глаза ленинградскому художнику Любимову и послужила темой для его картины.

Как же сложилась судьба мальчика дальше?

В архиве школы, где учился Сизов, сохранилось его личное дело. Там удалось найти пометки учительницы:

«В семье Сизовых горе – умерла мать. Все заботы теперь на старшем из детей – Славе».

«У Сизовых снова огромное горе – умер отец. Маленький брат и сестра – все теперь на Славе…»

«Славка держится бодро. Похудел, осунулся, но держится молодцом».

«Сизова приняли в комсомол, хоть и годами еще не вышел. Ребята из комсомольской ячейки сказали: ничего, что годы не подошли, зато характер подходящий».

«После окончания средней школы Слава Сизов пошел учиться в летное училище…»

Письмо капитана Зюбина

В части, где служил летчик-испытатель Ростислав Сергеевич Сизов, заметили многочисленную почту, приходящую на его имя. Однажды капитан Зюбин спросил:

– Что это за адресаты с детскими почерками?

– Да так… земляки, – ответил Сизов. – Я ведь с Урала.

– А я из Курска, – засмеялся Зюбин. – Однако школьники меня что-то не забрасывают письмами.

Сизов нехотя снял с ноги меховой унт и показал Зюбину старый шрам.

– В некотором роде эта история связана со шрамом.

Обычно малоразговорчивый Сизов стал рассказывать капитану. Зюбин слушал молча. Только один раз перебил он рассказчика: – Послушай-ка, я в детстве читал стихотворение про пионера, предотвратившего крушение. Но убей, ни строчки не помню. Это не про тебя?

– Ну, не думаю.

Зюбин стал читать письма ребят, потом спросил:

– Что же ты собираешься им написать?

– Да я уже все написал, – ответил Сизов.

– Эх ты, скромняга! – Зюбин крепко обнял Сизова. – Давай-ка мне эти письма, я сам ребятам напишу…

Вот что написал Зюбин пионерам о первом бое младшего лейтенанта Ростислава Сизова:

«Экипаж самолета «ПЕ-2», в составе которого Сизов был штурманом, вступил в бой с семью вражескими «мессершмиттами». Один и семь – арифметика не в пользу наших. И командир экипажа, и штурман, и стрелок-радист не могли не знать, чем это грозит, и все-таки они не дрогнули, приняли бой. Неравный воздушный поединок длился долго. Убит стрелок-радист, ранены штурман и командир, но бой продолжался. Сбит уже второй «мессершмитт», но и их самолет, изрешеченный пулями, загорелся…

Через несколько дней раненых летчиков подобрали наши бойцы на одной из безымянных военных дорог».

Маленькое послесловие

Через несколько минут в нашей редакционной комнате зазвонит телефон. Я буду говорить с героем картины Ростиславом Сергеевичем Сизовым.

Звонок. Телефонистка Анечка, которой я рассказала о Сизове, обещает дать наилучшую слышимость.

За сотни километров невидимые провода доносят голос:

– У телефона Сизов. Слушаю вас.

Помню, я от волнения сначала ничего не могла произнести и некоторое время молчала. Потом невпопад сказала:

– Как хорошо, что вы живы…

Там, за сотни километров, мой собеседниц рассмеялся. Смеялся он хорошо и добро, и мое волнение прошло…

Наш разговор по просьбе ребят был записан на магнитофонную пленку. И поэтому я сейчас просто нажму кнопку магнитофона, и вы тоже будете слушателями. От вас потребуется только немного воображения.

Итак, включаю.

Я: Ростислав Сергеевич, знают ли в вашей семье о существовании картины, героем которой вы являетесь?

СИЗОВ: Ну, уж если говорить откровенно, до последнего времени не знали. Когда же стали меня разыскивать, пришлось рассказать.

Я: Как работается, Ростислав Сергеевич? Служба у вас очень нелегкая…

СИЗОВ: Да. Все послевоенные годы испытываю самолеты. Служба нелегкая, но привык. Коллектив у нас дружный, облетанный, товарищи верные. Однажды испытывали новый самолет – отказали оба мотора. Если б растерялись, тогда всё, конец. И я бы сейчас с вами не разговаривал… Но мы не растерялись…

Я: Расскажите, пожалуйста, о своей семье.

СИЗОВ: У нас с женой двое детей. Старший – Сергей, младший – Владимир. Сыновьями доволен. Учатся хорошо, много читают, любят спорт.

Я: Помните ли вы друзей детства, с которыми жили на Урале? СИЗОВ: Я, конечно, всех помню. Мы очень крепко дружили. Когда умерли мои родители, друзья мне сильно помогли. Володя Владимиров, Миша Порошин, Коля Сарафанов. Они погибли в Отечественную войну. Память о них сохраню навсегда.

Я: Ростислав Сергеевич, что вы хотите передать своим землякам-уральцам?

СИЗОВ: На Урале я родился, тут прошло мое детство. Считаю себя человеком уральской закалки. Землякам желаю счастья, крепкого здоровья, а всем ребятам большущий привет.

Я: Собираетесь ли вы приехать на Урал?

СИЗОВ: Это моя мечта. Думаю, что смогу ее осуществить. Хочется побродить по родным местам.

*

Вот и вся история.

Человек, о котором вы узнали, живет, летает. А картина, как ей и подобает, находится в картинной галерее. Иногда я прихожу туда.

Ясноглазый паренек, сверстник Павлика Морозова, смотрит на меня со старого холста. Время затуманило краски на полотне.

Но время бессильно против таких людей. Иначе не стал бы мальчишка, герой тех далеких лет, гордостью и знаменем других мальчишек, живущих в шестьдесят седьмом году.

Г. Кайгородов
Кузовок

 
Деревенский парнишка
Как-то спрашивал мать:
«Есть ли где-нибудь книжка,
Чтоб прочесть – и все знать?»
 
 
Мать сказала сыночку:
«Не ленись, мой дружок,
Собирай по грибочку —
Наберешь кузовок».
 

С. Шмерлинг
Рассказы о маленьком Мусе

Жизнь поэта-героя Мусы Джалиля – пример беззаветного служения Родине. Во время Великой Отечественной войны он был тяжело ранен и попал в плен. Мужественный поэт стойко перенес все пытки. В фашистском застенке он написал много произведений. Их горячо любят советские люди.

У Мусы Джалиля было нелегкое детство. До революции ему пришлось испытать немало лишений и горя.

В 1919 году тринадцатилетний Муса вместе с товарищами создал в родном селе Мустафино организацию «Красная звезда» – что-то наподобие будущей пионерской организации.

Рассказы написаны по воспоминаниям брата и сестер поэта – Ибрагима Мустафовича, Зейнаб Мустафовны и Хафичи Мустафовны Залиловых.

Библиотека

Из дверей медресе (религиозной мусульманской школы) Муса вышел чинно. Он медленно прошел по улице, но как только свернул за угол, сразу закинул за плечо холщовую сумку с тетрадками, сдвинул тюбетейку на затылок и побежал.

Через два квартала Муса остановился и задумался. Чем же заняться? Идти домой, в тесный и душный подвал, не хотелось.

И мальчик зашагал, поминутно оглядываясь по сторонам. Ничего интересного вокруг на улице не было. Вывески давным-давно прочитаны.

Муса остановился перед большой стеклянной витриной, где была выставлена сверкающая на солнце горка сахара. На нее Муса смотрел сколько раз и даже спорил с сестрой Зейнаб, можно ли съесть столько сахара в один день. Муса считал, что вполне возможно.

Но стоять у витрины жарко и бесполезно: сколько на сахар ни смотри – во рту сладко не станет.

Куда бы пойти? В мясной лавке, в будке сапожника, у квасного киоска он бывал не раз.

А вот что это за серый дом с вывеской над входом? На ней крупными буквами написано «Библиотека». Здесь Муса никогда не бывал.

Мальчик потопал ногами, сбивая с ботинок пыль, и шагнул в прохладный подъезд. Темный коридор привел Мусу к высокой белой двери. Она была приоткрыта, и мальчик заглянул.

Какая большая комната! И какая чудная: совсем без стен. Вместо стен – книги. С черными, коричневыми, синими корешками, они стоят плотным строем, лежат на полу, теснятся на столе. Сколько их? Пожалуй, и за неделю не сосчитаешь.

Муса навалился на дверь, и она, скрипнув, широко открылась. Мальчик влетел в комнату и остановился перед столом, заваленным книгами.

За столом сидел человек в синей тужурке, в очках, с густой бородой. Он поднял голову и кольнул Мусу острым взглядом.

– Чем обязан за удовольствие видеть вас, молодой человек?

– Я… я просто зашел… посмотреть.

– Сюда не заходят просто. – Бородатый человек скривил рот в улыбке. – Вы, верно, интересуетесь литературой? Может быть, вы даже библиофил?

– Что? – не понял Муса.

– Библиофил – значит любитель книг. Итак, что вас больше всего интересует? Классическая литература или современная? Проза или поэзия?

– Дяденька, – пробормотал Муса, ошеломленный потоком непонятных слов, – можно мне посмотреть хоть одну книжечку?

– Покажи руки!

Мальчик послушно положил руки на стол ладошками вверх. Бородатый ударил по ним тяжелой книгой. Муса вскрикнул и бросился к двери.

– Прочь отсюда! Ишь, тоже, выискался книголюб! Лезут всякие грязнолапые.

…Муса бежал до самого дома. Запыхавшийся, спустился он в подвал.

Мать укоризненно спросила:

– Где ты пропадал? Зейнаб давно уже вернулась.

Муса не ответил, забился в угол и молчал до тех пор, пока не лег в постель спать.

– Мама, купи мне книг.

– Не до них нам, сынок. Спи.

– Вот еще выдумал! – проворчал отец. – Книг накупить, библиотеку устроить, а на обед вместо супа книги подавать…

Муса увидел сон. Будто он снова пришел в библиотеку. Книги толстые и тонкие, в разноцветных переплетах соскочили с полок и окружили его. Они раскрывали страницы, шелестели ими, а потом стали плясать под веселые звуки гармоники-тальянки с колокольчиками.

На другой день Муса вернулся из школы раньше обычного, выгрузил из сумки и карманов на стол целую кучу бумажек. Здесь были цветные обертки от чайных плиток, серые бумажные обрезки, тетрадные листочки. Вооружившись иголкой и ниткой, мальчик принялся сшивать листки.

– Что ты делаешь? – спросила Зейнаб.

– Дрова рублю.

– Не шути! Я серьезно спрашиваю.

– А ты разве не видишь, что я делаю?

– Вижу. Сшиваешь. А зачем?

– Узнаешь потом.

Когда была готова первая тетрадка, Муса развернул ее и начал что-то писать. Он трудился старательно, высунув язык. Поздно вечером мальчик поставил тетрадку на полку.

Утром, когда брат еще спал, любопытная Зейнаб открыла тетрадку и стала читать. В тетрадке неровным и крупным почерком Мусы была написана сказка о веселом бедняке, который перехитрил двух богачей. Ее когда-то давно рассказывала мать.

– Зачем ты переписал сказку, Муса? – спросила Зейнаб.

– Как зачем? Это книга. Я напишу ее, и у меня будет целая библиотека.

– Но ведь сказку ты не сам придумал. Разве так делают книги?

– Конечно, не так, – подумав, ответил Муса. – Но это первая книга. Потом я буду придумывать сам.

– Только правду пиши.

Шли дни. Вечерами Мусу нельзя было выманить на улицу. Он, как прикованный, сидел за столом над своими самодельными тетрадками и писал.

Через неделю Зейнаб увидела на полке еще две маленькие книжечки и прочитала их. В первой рассказывалось о школе, о товарищах по классу, во второй – о том, что Муса видел на улице. Все это было известно Зейнаб – и мясная лавка, и сапожник, и сахарная горка в витрине, но, написанное на бумаге, все это казалось необычным.

– Ну как? – спросил Муса. – Все тут правда?

– Да, – ответила Зейнаб. – Пиши еще.

– Нет, больше не буду. Знаешь, напиши лучше сама.

– Я? – изумилась сестра. – Ты умеешь, ты и сочиняй.

– Так не годится, Зейнаб, все я да я. Скажут, какой Муса хвастун, вся библиотека из его книг. Напиши что-нибудь и ты.

– Сказала, не буду! Отстань.

Однако Муса не отставал. Несколько дней он просил сестру написать книгу. Зейнаб не поддавалась ни на какие уговоры. Не помогло даже обещание отдать ей воскресную порцию сахара.

Как-то Муса поймал сестру во дворе и сказал:

– Ладно, не можешь, не пиши. Сделаем по-другому. Ты мне расскажешь о чем-нибудь. Хорошо?

– Ну и что?

– Я это запишу в книжку, а имя на ней твое поставлю. Идет?

– И сахар отдашь?

– Возьми, не жалко.

– Ладно. Только что же тебе рассказать? Вот как я куклу на улице нашла?

– Давай.

Вскоре на полке появилась еще одна тоненькая тетрадка в цветной обложке, на которой крупными буквами было написано: «Зейнаб».

– Теперь у меня своя библиотека, – гордо сказал Муса. – Пусть все приходят читать. Пусть берут книги, мне не жалко.

…Так вышли в свет первые книжки Мусы Джалиля, будущего замечательного советского поэта.