Текст книги "Первая Московско-литовская пограничная война: 1486-1494"

Автор книги: Виктор Темушев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

§ 2.3. Литовско-тверская граница

Литовско-тверские политические связи имели глубокие корни и завязывались еще в XIII в.

Под 6793 (1285) г. в Суздальской летописи по Лаврентьевскому списку сообщалось: «Воевали Литва Тферьского владыкы волость Олешню» ^{519} . Объединенное русское войско, состоявшее из ратей городов Твери, Москвы, Волока Ламского, Торжка, Дмитрова, Зубцова и Ржевы, т.е. пограничных городов, выступило против литовцев и разбило их. Каковы же обстоятельства и причины обнаружившейся литовско-тверской конфронтации?

В свое время (1266) только что занявший псковский престол князь Довмонт захватил жену и двоих сыновей (среди них, возможно, был Андрей) князя Герденя (в то время наместника литовского князя Войшелка в Полоцке) и полностью разгромил погнавшегося за ним, а потом пытавшегося переправиться через Двину полоцкого князя ^{520} .

В том же году в Новгород прибыл с полками великий князь владимирский Ярослав Ярославич (первый тверской князь), намеревавшийся «ити на Плесковъ на князя Домонта» ^{521} . Новгородцы не поддержали Ярослава. Однако указанное событие выявило явную союзническую связь между полоцким наместником князем Герденем, а вслед за ним и литовским князем Войшелком (одним из немногих православных в то время литовских князей), с правителями Тверской земли.

Показательно, что первый тверской епископ Симеон прибыл на новую кафедру именно из Полоцка (между 1267 и 1271 гг.), который вынужден был вынужден оставить в связи с распространением там после князя Герденя католического влияния ^{522} . Не случайно нападение 1285 г. князя Довмонта последовало именно на епископские владения Симеона. Поставление же в тверские епископы в 1289 г. сына Герденя Андрея явно говорит в пользу крепких связей между определенными политическими силами в Литве и Тверском княжестве. (Следует заметить, что исследователь истории Твери Эккехард Клюг отрицает возможность литовско-тверских союзнических отношений ^{523} ).

Как бы то ни было, но уже в XIII в. литовско-тверские противоречия вызвали конфликт, затронувший и определивший тверское пограничье. Между тем непосредственной границы между литовскими и тверскими владениями в то время, очевидно, еще не существовало.

Отсутствие общей границы, а, следовательно, и пересечения территориальных интересов стало, возможно, одной из причин политического сближения Литовского и Тверского княжеств в XIV в. Уже зимой 6828 (1320/1321) г. был заключен брак между тверским князем Дмитрием Михайловичем и дочерью великого князя литовского Гедимина Марией («…за князя Дмитриа Михаиловича приведоша княжну Марию изъ Литвы Гедиминову дщьрь») ^{524} .

Дальнейшее укрепление литовско-тверских отношений, как это ни парадоксально, было связано с посредничеством Москвы. Именно к московскому князю (великому князю владимирскому) Семену Ивановичу в 1349 г. прибыли послы от великого князя литовского Ольгерда с просьбой отдать за него дочь тверского князя Александра Михайловича Ульяну («…князь Литовьскыи Олгордъ прислаль свои послы къ князю великому Семену Иванович[ю] бити челомъ и просити за себе свести княжи Семеновы княжны Ульяны княжи дчери Александровы Михаиловича Тферьского») ^{525} . Обращение с такой просьбой к московскому князю не было случайным. Во-первых, Семен Иванович, будучи великим князем владимирским, являлся формальным главой Северо-Восточной Руси; во-вторых, Ульяна была сестрой жены московского князя Марии ^{526} . Брак Ольгерда и тверской княжны, приходившейся московскому князю свояченицей, а также последовавшая чуть позже (в 1350/1351 г.) свадьба сына тверского князя Василия Михайловича Михаила на дочери московского князя Семена Ивановича Василисе ^{527} создали особую систему устойчивых политических связей между Вильно, Тверью и Москвой.

Эта система равновесия очень скоро была нарушена. Вмешательство Орды, передвтавшей в 1352 г. одному из тверских князей ярлык на княжение (Василию Михайловичу), вызвало «неимоверьство и нелюбие» в их среде ^{528} . Между Москвой и Вильно также возникли разногласия из-за влияния на Смоленск и в связи со стремлением Ольгерда создать собственную православную митрополию. Проблемы со Смоленском были урегулированы литовско-московским договором, заключенным на р. Протве в 1352 г., причём тогда литовское господство в Смоленске сменилось московским ^{529} . Однако уже в 1356 г. разгорелась борьба за господство над смоленскими и брянскими землями. Именно к этому году относится, хотя и недолговременное, приближение литовских владений к тверским пределам.

Летом 1356 г. сын Сижского князя (т.е. правителя одной из ржевских волостей) с помощью литовской силы был посажен в Ржеве (см. выше) ^{530} . В том же году, осенью Ольгерд напал на Брянск и Смоленск и даже пленил сына смоленского князя ^{531} . Вскоре после мятежа «отъ лихихъ людей» ^{532} (партии сторонников ВКЛ?) Брянск оказался полностью во власти ВКЛ («и потом нача обладати Брянскомъ князь велики Литовсюй») ^{533} . Впрочем, в Смоленске литовцы не закрепились ^{534} , а из Ржевы совместные силы Волока Ламского (или Твери) и Можайска летом 1358 г. выбили литовского ставленника (в Никоновской летописи читаем: «Тверская рать да Можайская взяша Ржеву, а Литву изгнаша» ^{535} ; в Рогожском летописце содержатся иные данные: «Волотьская рать да Можайская взяли Ржевоу, а Литвоу выслали вонъ» ^{536} ) [84]84
  То, что в названных летописях указываются отряды из разных городов, имеет принципиальное значение: если от Волока Ламского вполне естественно ожидать подчинение московскому или, точнее, великому князю владимирскому, то от Твери, тем более конца 1350-х гг., этого ждать не приходится. Кроме того, Рогожский летописец отражает, по всей видимости, летописный текст, являющийся первичным по отношению к Никоновской летописи.


[Закрыть].

Ржевская земля на юго-востоке непосредственно соприкасалась с тверскими владениями. Находившиеся в этом регионе ржевские волости Рясна и Осечен стали известны в 1335 г., когда собранное из новгородцев войско Ивана Калиты «пожже городке Литовьскыи Осеченъ и Рясну и иных городковъ много» ^{537} . Таким образом, уже довольно давно литовские владения проникли далеко на восток, клином врезавшись в территорию, на которую претендовали Смоленск, Новгород и Тверь. Осечен и Рясна, очевидно, обладали чрезвычайно выгодным стратегическим положением, держа под контролем участок тверской границы и создавая плацдарм для наступления на новоторжские и иные новгородские земли (так, например, в 1335 г. «воеваша Литва Новоторжьскую волость на миру» ^{538} ), а также, непосредственно, на саму Ржеву (до 1356 г. еще не захватывавшуюся литовскими силами). Уже до 1335 г., хоть и временно, верховья Волги оказались под литовской властью. Из двух упомянутых «литовских городков» Осечен находился на левом берегу Волги, а Рясна несколько восточнее реки. Оба городка прикрывали далеко продвинувшиеся на восток литовские владения.

Установление власти литовских князей в верховьях Волги стало возможным благодаря присоединению Торопецкой земли, отстоявшей к северо-востоку между новгородскими и смоленскими владениями. Торопец в свое время испытал опустошительный набег «литвы» ^{539} и приблизительно с 1320 г. уже находился в составе ВКЛ ^{540} . Верховья Ловати, Двины и Волги стали литовскими.

После присоединения Белой (до 1359 г.) территория ВКЛ вышла также и к верховью р. Днепр. Таким образом, верховья трех крупнейших рек Восточной Европы (Двина, Волга и Днепр) в середине XIV в. принадлежали ВКЛ. К тому же Смоленское княжество оказывалось окруженным полукольцом литовских владений, что во многом предопределило его подчинение литовской власти. Смоленск к этому времени лишился почти половины своей территории (Ржева, Белая, Мстиславль). Брянск, с конца XIII в. находившийся в сфере влияния Смоленска и управлявшийся князьями смоленской династии, вскоре после 1356 г. также был включен в состав ВКЛ. Тем самым и течение р. Десны (левый приток Днепра) теперь контролировалось литовской властью.

В 1356-1358 и 1359-1368, 1372-1382 гг. под властью ВКЛ находилась Ржева. Первый, появлявшийся на короткое время, участок литовско-тверской границы (со стороны Ржевы) стал районом конфронтации. В противодействии Литве в верховьях Волги были одинаково заинтересованы Тверь, Москва и Новгород, организовав активное противодействие.

Как верховья Волги, так и город Ржева на ее левом берегу являлись связующим территориальным звеном между Северо-Западной и Северо-Восточной Русью, поэтому мы видим единение сил в борьбе за Ржевскую землю. Впрочем, и ВКЛ настойчиво стремилось сохранить за собой важный стратегический пункт.

Литовская знать, вероятно, осознала превосходство в верхневолжском регионе Москвы, за которой к тому времени стояла почти вся Северо-Восточная Русь, способная противостоять Орде. Поэтому новый великий князь литовский Кейстут в период короткого правления (1381-1382) пошел на компромисс с великим князем московским Дмитрием Ивановичем. Согласно договоренности 1381-1382 гг. ВКЛ уступило ему Ржеву и большую часть ее волостей.

Одна волость – Осуга – осталась за ВКЛ, компенсировав ощутимую территориальную потерю. Занимая течение р. Осуги (левый приток Вазузы), она охватывала южную часть Ржевской земли и тем самым оставляла возможность контролировать ржевскую территорию в целом. В конце XIV в. район волости остался единственным местом соприкосновения владений ВКЛ с тверскими землями, служа своеобразным «мостом» между двумя княжествами.

К короткому времени правления в ВКЛ Кейстута можно отнести начало формирования устойчивого участка литовско-тверской границы, продержавшегося на протяжении почти века с четвертью. Между двумя княжествами появлялись и другие участки общей границы, однако они существовали либо короткий отрезок времени, либо не имели существенного значения.

Буквально на несколько лет устанавливалась литовско-тверская граница между Ржевской землей с тверской стороны и землями Торопца и Белой – с литовской. Дело в том, что Ржева дважды попадала во владение тверских великих князей. Происходило это в 1399 – первых годах XV в. и в 1446 (фактически в 1447) – 1449 гг. В обоих случаях Ржеву уступали великим князьям тверским московские правители, и оба раза город с волостями возвращался к Москве.

Сравнительно более долгий срок сохранялся участок литовско-тверской границы, сформировавшийся после присоединения к ВКЛ территории Вяземского княжества (1403). Таким образом, вместе с периодически зависимым от ВКЛ Фоминско-Березуйским княжеством (низовья р. Осуги и Вазузы, при впадении последней в Волгу) и осколком Ржевской земли (волость Осуга) северо-восточные вяземские пределы составили довольно протяженную линию соприкосновения литовских и тверских владений.

Вяземско-холмская граница (как участок литовско-тверской) имела, вероятно, своеобразный характер, и намечена она может быть лишь условно. Во-первых, между литовскими и тверскими владениями в том регионе существовала полоса незанятых, неосвоенных земель. Это была болотистая местность с островками лиственных лесов (об этом говорит даже название одной из находившихся в окрестностях волости – Ольховец). Археологические данные дают представление о крайней немногочисленности в регионе памятников периода Средневековья ^{541} . Так может быть описана та часть литовско-тверской границы, что шла к востоку от Фоминско-Березуйских земель.

Во-вторых, дальше обнаруживался противоположный по характеру заселения и освоенности район с чересполосными литовско-тверскими владениями. Крайний северо-восток Вяземского княжества с начала XV в. был отдан в вотчину князьям Крошинским. Волости последних (Тешиновичи, Сукромна, Ольховец, Надславль, Отъезд, Лела) выявляются на территории к востоку от р. Гжать (приток Вазузы) в направлении к можайским землям Великого княжества Московского) ^{542} . Наиболее близки к тверским землям были, очевидно, волости Сукромна и Отъездец, так как позже они появились в составе тверских уездов. Из грамоты 1530 г. мы узнаём о существовании Сукроменского стана в составе Старицкого уезда, холмских волостях Старый и Новый Отъезд ^{543} . Позже станы Отвотский и Сукроменский обнаруживаются в Можайском уезде ^{544} . Вероятно, Сукромна была разделена надвое между двумя уездами – Старицким и Можайским. Вполне возможно, территории обозначенных волостей так переплелись между собой, что их трудно было размежевать, поэтому в будущем мы наблюдаем исчезновение Холмского уезда с системой волостей, а на его месте – появление Холмской волости в составе Старицкого уезда. Очевидно, несколько волостей (в прошлом литовских и тверских) были слиты воедино.

О существовании плотного контакта между литовскими и тверскими владениями говорит целый ряд договорных грамот. Впервые упоминается рубеж между ВКЛ (Смоленском) с великим княжеством Тверским и оговариваются условия владения порубежных мест в литовско-тверском договоре 1427 г. ^{545} Впрочем, возможно, указанная статья договорных грамот могла касаться также и другого участка литовско-тверской границы (в районе волости Осуги).

Приведем выдержки из договоров, касающиеся особого статуса литовско-тверского пограничья.

Табл. 4. Литовско-тверская граница в грамотах 1427, 1449 и 1483 гг.

Лист перемирный Бориса Александровича, князя великого тверского, з великим князем Витовтом (1427).

А рубежъ отьчыне моего г(о) с(по)дина, деда, великого кн(я)зя Витовъта, по старыне. А который места порубежный потягли будуть к Литве или к Смоленъску, а подать будуть давали ко Тъферы, ино имъ и нинечы тягнути по-старому. А который места порубежъныи потягли будуть ко Тферы, а подать будуть даивали к Литве или к Смоленъску, ино имъ и нинечи тягнути по-давному, а подать давати по-давному ^{546} .

Лист перемирный того ж кн(я)зя, Борыса Тферског(о), с королем Казимером (1449).

А рубежъ отьчыне моей, великого князя Борысове, по старыне. А места порубежная, котории будуть зъдавна потягли к Литве или к Смоленъску, а подать будуть даивали ко Тферы, ино имъ и нинечы тягнути по-давному, а мне, великому князю, не въступатисе. А который места потягли будуть ко Тьферы, а подат даивали к Литве или к Смоленъску, а то имъ и нинечи тягнути по-давному, а тобе, королю, не въступатисе. А што вчыниться межы вашыми людми и нашыми, и волостели нашы, зъехався, да вчынять исправу без перевода, а про то намъ нелюбовъя не держати ^{547} .

Лист перемирный великого князя Михаила Борысовича Тферского с королем Казимером (1483).

А рубежъ отчыне моей, великого кн(я)зя Михайлове, по старыне. А места порубежная, который будуть потягли зъдавна к Литве или к Смоленску, а подать даивали ко Тферы, ино имъ и нинечы тягнуть по-давному, а мне, великому князю Михаилу, не въступатисе. А который места потягли будуть ко Тферы, а подать будуть даивали зъдавна к Литве или к Смоленску, то имъ и нинечи тягнути по-давному, а подать давати подавному, а тобе, королю, не въступатисе ^{548} .

Из представленных фрагментов видно, что в пограничной зоне между Великими княжествами Литовским и Тверским сформировалась особая система территориально-даннических отношений, при которой владения той и другой стороны, принадлежа одному государству, часть податей платили соседу. Судя по представленным выдержкам из грамот, такая ситуация была характерна не только для участка общей границы, появившейся при Кейстуте, но и для смоленских (вяземских) земель, граничивших с Великим княжеством Тверским (Вяземское княжество было присоединено к ВКЛ в 1403 г.).

Из двух участков литовско-тверской границы дольше просуществовал первый, оставшийся актуальным даже после присоединения Вяземской земли к Москве (что отодвинуло далеко на запад московскую границу). В «листе перемирном великого князя московского Иоанна с королем Казимиром» от 2 мая 1494 г. читаем: «Такъже и Тферы, отчыне нашои (Ивана III. – В. Т.),и всей Тверской земли рубеж с Литвою по старому рубежу» ^{549} . Таким образом, после 1494 г. еще некоторое время (до 1505 г., присоединения к Москве Вельского княжества) продолжал существовать самый древний участок литовско-тверской границы. Правда, Тверь уже была московским владением, вотчиной государя всея Руси Ивана III.

Необходимо также обозначить те территории, которые примыкали к границе с тверской стороны. Пограничными городами на юго-западе Великого княжества Тверского были Опоки (около 2 км восточнее Ржевы на левом берегу Волги) ^{550} , Зубцов (в излучине Волги, напротив устья р. Вазузы), Хорвач (Новый Городок, Погорелое городище у р. Держи, правого притока Волги) ^{551} и Холм (к востоку от Хорвача).

Видимо, непосредственно у границы располагалась волость Олешня, известная еще с 1285 г. Существует несколько версий местонахождения волости Олешни. Поиски похожего названия (метод лингвистического соответствия) привели В.С. Борзаковского к отождествлению центра волости с д. Алешово Зубцовского уезда ^{552} . Такая локализация вызвала критику В.А. Кучкина, который, используя ряд документов, сумел обозначить приблизительное место волости между реками Шешмой (правый приток Вазузы) и Вазузой ^{553} . Однако в системе доказательств своей версии В.А. Кучкин допустил одну принципиальную ошибку (перепутал места населенных пунктов Хлепень и Березуеск) ^{554} , [85]85
  На самом деле ошибка В.А. Кучкина не столь существенна и сродни опечатке: Березуеск и Хлепень были обозначены не выше, а ниже по течению р. Вазузы от Фомина Городка. По другим ориентирам (например, упоминанию р. Городенки, близ устья которой стоял Хлепень) можно понять, что В.А. Кучкин имел правильное представление о месте трех городов.


[Закрыть]что позволило тверскому историку В.В. Лелецкому прийти к совершенно неправдоподобному выводу о месте волости Олешни в районе р. Алешни, правого притока р. Гжать, в верховье последней ^{555} . В.В. Лелецким был использован тот же метод лингвистического соответствия. Однако радиус поиска названия Олешня был значительно расширен, хотя в свое время В.С. Борзаковский корректно стремился искать волость в районе мест, в связи с которыми она упоминалась (например, в духовной грамоте Ивана III, который передавал сыну Андрею «Холмъских вотчину, Холмъ и Новой городок, да волости Олешню, до волость Синюю, и иные волости, и пути, и села, со всеми пошлинами» ^{556} ). На значительном удалении к югу от Холма и р. Синей, вокруг которой располагалась волость Синяя, в районе р. Алешни (правый приток р. Большая Гжать) и была локализована древняя тверская волость Олешня ^{557} . Наблюдение В.В. Лелецкого относительно раннего заселения района р. Алешни (там находилась Ветца, известная еще из уставной грамоты князя Ростислава Смоленского 1136 г.) не вызывает сомнения. Также и принадлежность территории к востоку от р. Гжать Тверской епархии в более позднее время достойна внимания. Дополнительным аргументом может служить замечание С. Герберштейна, который утверждал, будто бы «истоки реки Москвы находятся в Тверской области, приблизительно в семидесяти верстах выше Можайска недалеко от места по имени Олешно» ^{558} . Именно там увидел волость Олешню В.В. Лелецкий. Однако все же вывод исследователя необходимо вновь рассмотреть критически.

Основой системы доказательств В.В. Лелецкого, как и В.А. Кучкина, послужила выдержка из текста жалованной грамоты великого князя Ивана IV игумену Иосифо-Волоколамского монастыря Нифонту от 21 сентября 1539 г. на с. Фаустову Гору в Зубцовском уезде. Крестьяне этого села не должны были платить «мыто» и иные пошлины, «коли повезут те крестьяне монастырские дрова, бревна и всякий лес из Олешни рекою Вазузою мимо Хлепень» ^{559} . В.В. Лелецкий поправил В.А. Кучкина в его неверной локализации Фаустовой горы (село близ р. Шешмы) и Хлепеня (на р. Вазузе, ниже Березуеска) ^{560} и, соответственно, разбил построение историка, где в линии Олешня – Вазуза – Хлепень – Фаустова Гора искомая волость оказывается в районе междуречья Шешмы и Вазузы. Новая система доказательств выстраивается по той же схеме, но с уточненной локализацией. Село Фаустова Гора находилось на правом берегу Волги при впадении в нее р. Вазузы, напротив города Зубцова ^{561} , а город Хлепень не ниже, а выше по течению Вазузы от Березуеска. Тем самым логическая цепочка разворачивается в противоположную сторону, а поиски Олешни, по мнению В.В. Лелецкого, следует вести выше Хлепеня на Вазузе или ее притоках. И вот, значительно южнее всех фигурирующих в системе доказательств топонимов и гидронимов, В.В. Лелецкий обнаружил реку Олешню (настоящее название Алешня), вокруг которой и объявил средоточие искомой волости.

Однако следует заметить, что р. Алешня впадает в р. Гжать, соответственно, в рассматриваемой грамоте должно было быть сказано, что лес везли не только Вазузой, но и Гжатью, протяженность которой от устья Алешни до устья самой Гжати примерно в 10 раз больше, чем от Хлепеня до устья Гжати. Далее, почему было решено, что именно к себе в село крестьяне Фаустовой горы везли дрова и др.? Вероятнее всего они заготавливали лес в волости Олешне, а затем везли (не сплавляли, так как шли против течения) его по Вазузе мимо Хлепеня далее на юг, без намерения в данном случае останавливаться в родном селе. Более того, весьма вероятно, что волость Олешня находилась рядом с селом Фаустова Гора. Из последнего крестьянам удобно было ходить в Олешню, где они и заготавливали древесину. Тем самым, волость Олешню необходимо, всё-таки, искать рядом с волостью Синей, не выходя за рамки уезда Холма и Нового городка (позже вошли в состав Старицкого уезда). Южная граница уезда (между прочим, включившая и часть бывших вотчин литовских князей Крошинских) не доходила даже до р. Гжати и её притока Яузы, не говоря уже о значительно более южной р. Алешне.

И, наконец, необходимо отметить, что в случае принятия локализации В.В. Лелецкого, между волостью Олешней и основным массивом тверских земель оказывался ряд волостей князей Крошинских, входивших в состав ВКЛ, а также некоторые можайские земли Московского княжества, т.е. Олешня непременно была бы тверским эксклавом, окруженным литовскими и московскими владениями.

Нужно согласиться с тем, что крестьяне заготавливали лес недалеко от своего села и, конечно, не приходится сомневаться в том, что везли его по р. Вазузе, минуя Хлепень (возможно, делали это санным путем, зимой). Казалось бы, Олешня непременно должна была оказаться между реками Шешмой и Вазузой, о чем сделал вывод В.А. Кучкин [86]86
  Автор данной работы в свое время поддержал версию В.А. Кучкина (Темушев В.Н.Литовско-тверская граница. С. 95).


[Закрыть]. Однако, зная теперь, где расположено с. Фаустова Гора (о локализации села см. ниже), можно убедиться, что места для целой волости между ним и Вазузой попросту нет. Сообщение грамоты 1539 г. можно интерпретировать иначе. Волость Олешня находилась в стороне от с. Фаустова Гора: крестьяне везли лес сначала в родное село, распиливали, рубили его и лишь оттуда везли по Вазузе далее Хлепеня.

Тут снова нужно вспомнить мнение В.С. Борзаковского, который увидел в Тверской губернии несколько местностей с названиями, созвучными с Олешней, но корректно отобрал только одну из них – д. Алешово у р. Держи, и признал в итоге ее старинной волостью (см. карту). С обеих сторон нижнего течения р. Держи, так что Алешово оказывалось в центре, в XVII в. располагался стан Лепковский ^{562} . Можно осторожно предположить, что его название есть искаженное Лешковский (Олешковский – Олешня).

Данная локализация хорошо согласуется с упоминанием в духовной грамоте Ивана III в одной связке волостей Олешни и Синей, которые придавались (вероятно, из состава зубцовских волостей) к уделу Андрея Ивановича (родоначальника Старицких князей) ^{563} . Волость Синяя лежала юго-восточнее Лепковского стана (Олешни?) вдоль левого притока Держи р. Синей ^{564} . [87]87
  На карте А.И. Менде речка обозначена как Синявка (Межевой атлас, составленный в 1848ę49 гг. под наблюд. ген. Менде. Мас штаб 1 дюйм – 2 версты. Лист S:W:C:1). На карте И.А. Стрелбицкого – Синяя (Специальная десятиверстная карта Европейской России, И.А. Стрельбицкого. 1865-1871. Масштаб: в 1 дюйме 10 верст (1: 420 000). Лист 43).


[Закрыть]Вместе с волостью Синей в грамоте Ивана III были названы дворцовые села Вахново и Раково. Их можно отыскать и на современной карте ^{565} .

Р. Синяя своим истоком касалась территории, относившейся в XVII в. к стану Старый Березуй ^{566} . Таким образом, тверская волость Синяя на северо-востоке соседствовала с Фоминско-Березуйским княжеством. То же можно сказать о волости Олешня или Шешма, в зависимости от того являлась ли последняя частью княжества.

Вывод о распотожении тверских владений в районе Опок и Зубцова и на правом берегу Волги можно сделать лишь гипотетически. Левый берег (к западу почти до Ржевы), несомненно, занимали тверские владения, и если бы Волга служила здесь границей, то это обязательно было бы отмечено в договорных грамотах; однако в них говорится о совместном и чересполосном литовско-тверском владении.

Такая протяженность литовско-тверской границы сохранялась на протяжении почти столетия (с 1403 до 1494 г.) до присоединения к Москве Вяземского княжества. Линия границы была зажата между ржевскими и можайскими (возможно, волоцкими) землями, принадлежащими Москве. Кроме того, этот участок литовско-тверской границы прерывался посредине массивом земель (Хлепень, Рогачев, Березуйск, Фоминское), на которые издавна имели претензии московские великие князья и владетели которых с 1449 г. были признаны им подвластными. (Реально хлепенские и др. земли оставались в составе ВКЛ, Вяземского княжества, а хлепенская волость Рогачев была даже отдана в вотчину сыну пана Ивана (Яна) Ходкевича ^{567} ). В 1494 г. эти земли стали частью Московского княжества, так же как и более восточный от них участок литовско-тверской границы, где находились владения князей Крошинских, входивших в состав Вяземского княжества и ВКЛ.

Однако даже после присоединения Вяземской земли к Москве (что отодвинуло далеко на запад московскую границу) участок литовско-тверского порубежья сохранялся. В «листе перемирном великого князя московского Иоанна с королем Казимиром» от 2 мая 1494 г. читаем: «Такъже и Тферы, отчыне нашои (Ивана III. – В. Т.),и всей Тверской земли рубеж с Литвою по старому рубежу» ^{568} . Таким образом, после 1494 г. еще некоторое время (до 1505 г.– времени присоединения к Москве Вельского удела ВКЛ) продолжал существовать самый древний участок литовско-тверской границы. Правда, Тверь уже была московским владением, вотчиной государя «всея Руси» Ивана III.

В связи с наличием в течение долгого времени литовско-тверской границы следует сделать следующий вывод. Между основным массивом Московского княжества и Ржевской землей до ликвидации государственности Великого Новгорода и Тверского княжества не существовало сухопутной связи. Ржевская земля с середины XIV в. попеременно принадлежала Москве, Вильни или Твери, но примерно с 1381-1382 гг. почти постоянно (кроме коротких периодов 1399 и 1447-1449 гг.) находилась в составе московских владений ^{569} , при этом оставаясь, по сути, эксклавом. Уникальный участок литовско-тверской границы на протяжении столетия перекрывал Москве прямой доступ к ее верхневолжскому владению, имевшему, очевидно, большое стратегическое значение. В свое время стремление обладать землями Фоминско-Березуйского княжества выдавалось историками за желание Москвы наладить сухопутную связь со Ржевой ^{570} . Однако в реальности, даже приобретя территории в низовьях р. Вазузы, московские князья все так же вынуждены были пользоваться транзитным сообщением через тверские или литовские владения. Таким образом, становится очевидным особое значение зоны литовско-тверского пограничья как определенного рычага воздействия на сферу московских интересов.

Итак, начало формирования литовско-тверской границы следует отнести к короткому времени правления Кейстута (1381-1382). Тогда появился очень маленький, но важный в стратегическом плане участок пограничья в районе волости Осуги. Литовско-московский договор о вечном мире 1449 г. специально оговаривал владение Казимиром этой бывшей частью Ржевской земли ^{571} . Очевидно, и после 1494 г. Осуга оставалась в составе ВКЛ.

Значительно протянулась на восток литовско-тверская граница при Витовте, в 1403-1404 гг., когда ВКЛ захватило вяземские и смоленские земли. Очевидно, появившаяся литовская граница заимствовала старый смоленский рубеж. Что характерно, новая власть сохранила в неприкосновенности существовавшую чересполосицу и совместное управление смоленско-тверскими владениями, в связи с чем граница так и осталась без четкого определения.