Текст книги "Первая Московско-литовская пограничная война: 1486-1494"
Автор книги: Виктор Темушев
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Нападение в район Поугорья велось не только с севера, но и с юга. Постоянным нападениям и грабежу подвергалась волость Недоходов (ее центр – на р. Тече недалеко от правого берега Угры), принадлежавшая смоленскому наместнику князю Тимофею Владимировичу Мосальскому {923} . До конца 1488 г. волости Недоходово, а также Меск, Бышковичи и Лычино (князей Воротынских, восточнее Недоходова, также на притоках р. Бол. Березуй, впадающей справа в Угру) были заняты людьми, пришедшими, вероятно, со стороны Медыни, так как в ответ князья Воротынские осуществили нападение именно на медынские волости {924} . В декабре 1489 г. на московскую службу перешел один из Воротынских – князь Дмитрий Федорович {925} . Кроме прочего, князь Дмитрий оставил своих наместников в городах Серенск и Бышковичи, волостях Лычино и Недоходов {926} . Значительная часть Поугорья, таким образом, оказалась в руках нового московского подданного.
Севернее захваченной территории находился Опаков, который подвергся нападению и грабежу московскими людьми во главе с Хотетовским до конца апреля 1490 г. {927} После перехода на московскую сторону в 1492 г. Опаковом завладел князь Семен Федорович Воротынский, но от великого князя Ивана III он получил только территорию до р. Угры («городъ Опаковъ съ волостьми по Угру») {928} , а левобережье напротив Опакова было уже до этого закреплено за Москвой (отнесено к Медыни). В итоге в руках князя С.Ф. Воротынского сконцентрировалось все течение Угры (в основном правобережье) с городами Мосальск, Сер-пейск, Бышковичи, Залидов, Опаков, Городечна и Лучин. На левую сторону Угры выходили г. Лучин и ряд вяземских волостей, захваченных князем Семеном {929} . Часть территории левобережья, относившуюся к городам Опаков, Бышковичи и Залидов, князь Семен не получил. Среди пунктов, расположенных в непосредственной близости от Угры, во владении Воротынского оказались Лучин, Великое Поле, Волста Нижняя [179]179
Местоположение неизвестно, но связано, очевидно, с низовьем р. Волосты, впадающей слева в Угру в районе Великого Поля.
[Закрыть], Ощитов, Дмитров, Пустой Мощин [180]180
Место Пустого Мощина определено по материалам Генерального межевания конца XVIII в. и картам XIX в. (Геометрической планъ Юхновскага целаго уезда со всеми внутри онаго лежащими грацкими, казенными, и въладельческими землями с показаниемъ въ немъ каждаго селения со отъделениемъ грацкими и спецыальными отъ другихъ межами, сочиненъ въ смоленской межевой конторе землемеромъ прапорщикомъ Григорьевымъ Накоскинымъ въ 1780 году, генваря 10 дня. В 1 дюйме – 500 сажень). Городища в районе Пустого Мощина не найде но. Но его удобное расположение возле устья р. Рессы и брода через Угру заставляет предполагать наличие оборонительных сооружений. Вполне вероятно, что городище на месте Мощина было уничтожено в ходе активных боевых действий времени Второй мировой войны, проходивших как раз в районе р. Рессы (Московская битва в хронике фактов и событий. М., 2004. С. 386).
[Закрыть], Опаков и Залидов. Вся система укрепленных пунктов вдоль Угры была для ВКЛ потеряна. Однако по условиям «вечного» мира 1494 г. владения князя Семена в Поугорье, включая даже те, что были даны ему или его отцу королем Казимиром (Лучин и Мощин), были возвращены в состав ВКЛ {930} . При этом территории с левой стороны Угры, прочно интегрировавшиеся в состав московских административно-территориальных единиц (можайская часть удела князя Андрея Васильевича, Боровский и Медынский уезды), остались нетронутыми. Представители князя С.Ф. Воротынского, расставленные по городам и волостным центрам Поугорья, не стали той серьезной опорой, на которую можно было опереться в отстаивании территорий. В то же время землевладельцы и даже значительная часть населения левобережья Угры уже были московскими.
На переговорах 1494 г. литовские послы вынуждены были смириться с навязанным московскими боярами новым административно-территориальным делением, включавшим исконные смоленские волости в состав Можайска, Боровска и Медыни.
Характерно в этой связи сохранение в составе ВКЛ не только самого городка Дмитровца, но также и территории, относящейся к его волости, в левобережье реки. Находившийся посредине между двух направлений московского наступления в Поугорье Дмитровец выстоял сам, не будучи ни разу захваченным, и защитил всю свою территорию.
Средоточием власти ВКЛ в Верхнеокском регионе являлось Мценско-Любутское господарское наместничество, его часть – Мценское наместничество образовалось уже до 1422 (1423) г. {931} , но потом некоторое время единый наместник управлял Смоленском, Любутском и Мценском. Только после 1469 г. было сформировано отдельное Мценско-Любутское наместничество [181]181
С 1467 по 1469 г. Смоленск, Любутск и Мценск оставались в подчинении Миколая Немировича (Urzędnicy Wielkiego Księstwa Litewskiego: spisy. Т. 4. S. 50). Поэтому, вероятно, только после 1469 г. отдельное Мценско-Любутское наместничество могло быть организационно оформлено. Во всяком случае у следующих смоленских наместников ни Любутск, ни Мценск не упоминался.
[Закрыть]. С уверенностью первого любутского и мценского наместника можно видеть в князе Дмитрии Ивановиче Путятиче Друцком, весной 1486 г. информировавшего литовского господаря о московском нападении на Мценск {932} . Выделяемый между 1477 и 1486 гг. Р. Петраускасом мценский и любутский наместник Васко Любич сомнителен {933} . [182]182
В перечне смоленских урядников со ссылкой на Р. Петраускаса Васка Любич назван с отчеством Павлович (Urzędnicy Wielkiego Księstwa Litewskiego: spisy. Т. 4. S. 56). В данном случае искусственно объединены два разных человека – Васка Любич и Василий Павлович (Груша А. I.Канцылярыя Вялiкага княства Лiтоўскага. Мн., 2004. С. 143). Представление о неизвестном любутско-мценском наместнике, несомненно, восходит к письму виленского воеводы Олехны Судимунтовича к королевскому писарю и державце любецкому Васке Любичу. Письмо адресовано «namestniku Ljubetckomu», что и ввело в заблуждение ряд исследователей (Kodeks dyplomatyczny katedry i diecezji wileriskiej. T. 1. (1387-1507) / Wydali ks. J. Fijalek I W. Semkowicz. Kraków, 1932. № 372. S. 435-436). Речь в тексте, конечно же, идет о Любече на Днепре, что и отмечено в комментарии составителей сборника документов (Там же). Кроме того, в тексте упомянуты кроме р. Днепр, Стрешин и Горволь, стоящие на этой реке выше Любеча.
[Закрыть]Резиденция наместника была в Мценске и для того, чтобы управлять довольно отдаленной второй частью наместничества, им назначался свой наместник. У князя Ивана Юрьевича Трубецкого в Любутске был наместник Васка (Василий) Иванович Протасьев {934} .
Непосредственное соседство (за Окой) с территорией Великого княжества Московского, расположение в среде ненадежных постоянно конфликтующих между собой Новосильских князей побуждало власти ВКЛ к выработке особой линии поведения для любучан. Город находился в постоянной боевой готовности. Он имел мощные оборонительные сооружения, должен был обладать значительными людскими и материальными ресурсами для выполнения довольно сложных задач в окружении враждебно настроенного населения. Любутск на протяжении долгого времени являлся главным стабилизирующим фактором в неустойчивой пограничной зоне с неопределенной владельческой принадлежностью окрестных территорий.
Любутск вел постоянную борьбу за сохранение и поддержание власти ВКЛ в регионе Верхней Оки. Его роль была замечена московской стороной. Оказывая давление на Любуцк и отдаленный Мценск, можно было воздействовать на позицию местных князей и решать вопрос господства на значительной территории.
Ликвидация центра власти ВКЛ в Верхней Оке – Мценско-Любутского наместничества фактически означала устранение из региона литовских рычагов воздействия. Активное и целенаправленное стремление московской стороны к этому проявилось в конце XV в. Еще до начала пограничной войны, осенью 1474 г., московское войско во главе с воеводой Семеном Беклемишевым было послано великим князем Иваном III к Любутску. Тогда любутские волости были опустошены, но сам город выстоял {935} . В ответ «любучане» внезапно пришли во владения князя Семена Одоевского (служил Москве и, видимо, участвовал в походе). Последний успел собрать лишь немногих своих людей, и в бою был убит {936} .
С весны 1486 г. началась череда взаимных нападений, различного рода диверсий, грабежей и опустошений с обеих конфликтующих сторон {937} . Боевые действия велись по нарастающей – от мелких погромов жителей близлежащей от Любутска территории до масштабных походов великокняжеских войск к городу или глубоких рейдов людей из Любутска по московским землям.
В конце марта – начале апреля 1488 г. любучане, очевидно, во главе со своим наместником («воеводкой») отважились на поход вдоль Серпуховской дороги с Серпухова до р. Лопасны (левый приток Оки). В «неделю в четвертую поста» были разбиты великокняжеские люди Федки Ордынца {938} . Это и другие наступательные действия с территории Мценско-Любутского наместничества свидетельствовали о довольно значительных военных ресурсах великокняжеской власти ВКЛ на Верхней Оке.
В начале 1489 г. «воеводка любутской» князя И.Ю. Трубецкого Васка Протасьев в «наезде» на калужские волости попал в плен {939} . В 1492 г. действовал уже другой мценский и любутский наместник -Борис Семенович Александров {940} . К прежней тактике грабежа калужских и алексинских волостей добавилось уничтожение московских сторожей на границе с Полем {941} . Тем самым преследовалась цель ослабления оборонительных возможностей Великого княжества Московского перед лицом Крымского ханства и Большой орды.
Наконец, в августе 1492 г. был осуществлен большой поход московского войска во главе с князем Федором Васильевичем Телепней-Оболенским «со многими людми войною безвестно». Любутск и Мценск были захвачены и сожжены, наместник Бориса Семеновича Александрова уведен в плен, так же как и 1500 жителей городов {942} . Это был последний аккорд по уничтожению системы обороны ВКЛ в регионе. Больше опоры власти ВКЛ тут не существовало. Непосредственным итогом похода явился переход на московскую сторону ряда князей, которые держались почти до конца: Семена Федоровича Воротынского, Андрея и Василия Васильевичей Белевских, Михаила Романовича Мезецкого {943} .
Любутск и Мценск были заняты и оставались под московской властью до заключения мира в феврале 1494 г. {944} , [183]183
В самом договоре обозначена дата – «А писанъ на Москве, лета 7002, февраля въ пятый день», однако настоящей датой заключения «вечного» мира нужно считать 7 февраля.
[Закрыть]Согласно замечанию Разрядной книги по условиям договора «взяли назад город Мценеск литва» {945} . Московская сторона посчитала целесообразным возвратить его в состав ВКЛ. Благодаря твердой позиции литовских послов на переговорах в Москве за ВКЛ был закреплен также и Любутск {946} . В то же время все Новосильские князья были признаны в московской стороне, так что Любутск со своей небольшой округой оказался окружен владениями соседнего государства, стал анклавом. В таком положении он не мог долго держаться. Связь города с основной территорией ВКЛ, очевидно, осуществлялась по судоходным рекам Оке и Угре, так что проблемы с обеспечением могли быть решены. Но исчезал смысл борьбы за отдаленный клочок литовской земли, не дававший никаких перспектив в контроле над Верхнеокским регионом или какие-либо иные существенные стратегические выгоды. Участок границы по Оке сохранялся, но рубежом обороны территории ВКЛ он уже не служил.
На короткое время (1494-1503) часть Угры действительно стала границей, причем не только от Опакова до Залидова в своем нижнем течении, но и в местах выхода к ее берегу Вяземского княжества, которое целиком было присоединено к Москве {947} . Былая вяземская волость Турье, располагавшаяся по сторонам р. Туреи, очевидно, имела выход у устья и к Угре. Даже часть правого берега р. Угры, где находился Козельск (городище Ивановское) {948} , [184]184
Городище не было идентифицировано как Козельск. Такое название известно по картографическим материалам XVIII в. Рядом (за р. Угрой) начинался массив владений князей Козловских (Клин, Молота, Козлов) (LM. Кн. 3. Р. 45). В XVII в. Козельск – центр Козельского стана Вяземского уезда.
[Закрыть]если считать его принадлежащим князьям Козловским (из Вяземских), возможно, стала относиться к московской территории. Находящийся ниже по течению от Козельска Ощитов (городище Федотково) оставался после 1494 г. литовским [185]185
Между 1440-1447 гг. село Ощитеск было дано великим князем Казимиром Мосальскому князю Володку (Владимиру) Юрьевичу, «дяди его кн(я)зя Михайлова делница» (LM. Кн. 3. Р. 46). Следовательно, можно сделать вывод о былой принадлежности Ощитова не Смоленску, а Мосальску и даже Карачеву.
[Закрыть].
Сложен вопрос о принадлежности волости Великое Поле (ее одноименный центр стоял у левого берега Угры) [186]186
Археологические данные, подтверждающие древность современной дерев ни Великополье, отсутствуют. Возможно, центр волости находился не на современном месте, а, например, там, где расположены два городища с характерным названием Городище (АКР: Смоленская область. Ч. 2. № 1382-1383. С. 161-162). Великое Поле – центр Великопольского стана Вяземского уезда XVII в., но отошел он к Вязьме, возможно, после утраты в 1618 г. Дорогобужа.
[Закрыть]. Волость наряду с другими, названными отчиной вяземских князей, держал князь С.Ф. Воротынский {949} . И всех их «князь великий не отступился, а послы их отступилися», то есть в том числе и Великое Поле было закреплено за Москвой. Тем не менее известно, что этой волостью владел когда-то Ян Гаштольд, и относилась она к Дорогобужу {950} . Также и в перемирной грамоте 1503 г. среди присоединяемых к Москве была перечислена дорогобужская волость Великое Поле {951} . Таким образом, однозначное решение о принадлежности Великого Поля между 1494 и 1503 гг. выработать сложно. Как бы то ни было, Угра в межвоенный период в нескольких местах служила границей. Вероятно, об этом времени и писал С. Герберштейн.
Совокупность источников, в целом как будто неоспоримо свидетельствующая о пограничном характере Угры на протяжении всего XV в., должна быть разбита на отдельные сообщения и подвергнута анализу Сведения о Поугорье укладываются в три временных среза. Обозначение литовско-московской границы вдоль Угры в начале XV в. могло быть связано с различными причинами. Тут возможна и ненадежность источника информации, использованного составителем хроники Быховца, и отголоски действительного желания установить границу по естественному природному рубежу в регионе, из-за своей обособленности не поддающемуся точному размежеванию. Данные С. Герберштейна (первая четверть XVI в.) фиксировали ситуацию после московских завоеваний первой пограничной войны 1486-1494 гг. и отражали реальное состояние литовско-московского пограничья. Наконец, пределы административно-территориальных единиц конца XVI в. (прежде всего Медынского уезда), частично оправдывающие проведение границы по р. Угре, не могут быть перенесены на более раннее время из-за произошедших существенных изменений.
Представление о литовско-московской границе, опиравшейся на Утру, к XVIII в. стало стереотипом, который нашел отражение на ряде европейских карт. Рядом Угрой, причем в разных ее местах, помещались подписи с идентичным смыслом и, например, таким содержанием: «Ugra, Riviere bourbeuse qui servoit autrefois de limites entre la Lithuanee et la Moscovie» {952} или «Ugra il lutosus qui limites inter Lithuaniam et Moscoviam» {953} . Во время создания карт литовско-московская граница (вернее, граница России и Речи Посполитой) уже далеко отодвинулась от региона Поугорья, однако их составители посчитали необходимым акцентировать внимание на якобы имевший место факт столь далеко простиравшихся на восток владений ВКЛ. Несомненно, растиражированное известие о былой границе было почерпнуто из «Записок о Московии» С. Герберштейна. Об отсутствии четких представлений о том, где же все-таки по Угре проходила литовско-московская граница, свидетельствует то, что подпись и обозначение границы на старых картах помещались то в верховье реки {954} , то в ее нижнем течении (но не захватывая устья, которое оставлялось Москве) {955} .
Итак, наблюдение за московско-литовским конфликтами XIV-XV вв. показало, что большинство из них происходило в непосредственной близости или прямо в регионе Поугорья или вокруг короткого отрезка Оки от устья Угры до г. Любутска. Достаточно серьезные причины возникновения такой ситуации нужно видеть во-первых, уязвимости указанных участков литовско-московского пограничья и во-вторых, удобстве передвижения войск по дорогам, бродам и переправам. Характер местности с одной стороны позволял обеспечить внезапность нападения, а с другой – значительно усложнял организацию обороны границ. Этим активно пользовались обе конфликтующие стороны. Московские и литовские власти не смогли добиться точного определения общей линии границы. Возможно, в начале XV в., когда владения ВКЛ приблизились к территории Великого княжества Московского, она была условно проведена вдоль течения Угры. Но, как выяснилось к концу века, владения ВКЛ перешагнули далеко на восток за этот природный рубеж. Тем не менее именно Угра стала тем барьером, опираясь на который стала строиться система обороны восточной границы ВКЛ. Также и московская сторона, используя определенное удобство природных объектов, укреплялась не в контактной пограничной зоне, а далеко от нее, у рек Протвы и Лужи. Только у Оки, «Берега» сложились противостоящие друг другу системы со своими крепостями, сторожами, наблюдательными пунктами.
Граница по «вечному» миру 1494 г. сформировалась таким образом, что основной рубеж обороны ВКЛ, опиравшийся на Утру, остался нетронутым. Почти весь комплекс городов-крепостей вдоль Угры (Ощитов, Дмитровец, Опаков, Пустой Мощин, Бышковичи, Залидов) был возвращен литовскому господарю. К Москве, вероятно, перешел только один пункт в правобережье реки – Козельск (его не следует путать с городом с таким же названием на р. Жиздре), вместе с территорией Вяземского княжества, которое в полном составе было отобрано у ВКЛ. Также стоявшее у устья Угры Крайшино и расположенный восточнее Людимеск достались Москве. Московские владения только в конце XV в. в нескольких местах непосредственно приблизились к левому берегу Угры. Однако весь военный потенциал ВКЛ был сохранен. Все те же крепости возвышались на правом берегу р. Угры, на правую сторону р. Оки. Во владения Верховских князей, теперь, правда, служивших другому правителю, вклинивались господарские города Любутск и Мценск. В Поугорье и Верхней Оке ВКЛ потеряло лишь буфер, который оберегал внутреннюю территорию от прямой военной опасности. Утрачены были Вяземское княжество, часть земель слабо освоенного левобережья Угры и массивы владений Верховских князей (Новосильское княжество).
Опасно было то, что московская территория распространилась южнее устья р. Угры и на левый берег Оки. Это ставило под удар с тыла оборонительную систему Поугорья и грозило отторжением от ВКЛ значительной территории. Рубеж обороны по Угре был ориентирован на восток, в то время как с юга его охватывали московские земли (особенно если учесть и совместные литовско-московские владения в среде Мезецких князей). К северу от Поугорья вяземские земли простирались еще дальше и достигали Днепра. Выдвинутые на запад массивы Вяземского княжества и верхнеокских земель зажимали в тиски с севера и юга остававшиеся за ВКЛ территории. Любутск оказался со всех сторон окружен неприятелем. Стратегически регионы Поугорья и Верхней Оки были обречены на захват со стороны Москвы.
Шаги властей ВКЛ, активная деятельность представителей рода Сапег свидетельствуют о стремлении стабилизировать пограничную ситуацию в регионе. Следует заметить, что именно Сапеги взяли там в свои руки поддержание обороноспособности.
10 ноября 1495 г. в держание «до живота» писарь Ивашка Сопежич (Иван Семенович Сапега) получил Дмитровец {956} . Примерно в то же время (к началу 1495 г.) он выменял у брата Василия часть принадлежавшего тому Опакова [187]187
«Ему всю спустилъ свою дельницу Опаковскую своею доброю волею» (АЛМ. Т. 1. Вып. 1. № 152. С. 59; Литовская метрика. Отдел 1. Ч. 1. Книги записей // РИБ. Т. 27. СПб., 1910. № 58. Стб. 567-569).
[Закрыть]и, вместе с Дмитровцом, сформировал на границе с Великим княжеством Московским значительное владение.
20 декабря 1497 г. все имения Ивашки Сопежича (без Дмитровца) были подтверждены великим князем Александром {957} .
Брат писаря, дворянин Васка Сопежич (Василий Семенович Сапега) также не оставил без внимания регион Поугорья. Он развил активную деятельность по соседству с Дмитровцом и Опаковом, в находившейся между ними волости Мощин. Сначала он получил там во владение сельцо Дубровки {958} , а к 1497 г. скупил и выпросил у господаря в отчину вместо потерянных за Угрой опаковских земель большое количество сел и других имений в этой волости (села Щербиново, Свирково, Почернино, Местово, селище Безменовское) {959} . Все указанные пункты волости Мощин располагались в районе р. Рессы (правый приток Угры) и ее притоков. Почти все они дожили до нашего времени.
В 1494 г. в Мценске и Любутске наместником стал Богдан Семенович Сопежич {960} . В итоге «Сопежины дети» стали обладателями самого края ВКЛ, клином вдававшегося в территорию Великого княжества Московского. (В то же время неизвестно кому принадлежали города Мосальск, Бышковичи и Залидов, волости Недоходово, Лычино и др.) Таким образом, устойчивость всей линии юго-восточной литовско-московской границы теперь зависела от активности и энергии трех братьев.
Иван Сапега курировал внешнюю политику ВКЛ в отношениях с Москвой, являлся канцлером великой княгини Елены Ивановны – дочери Ивана III и жены литовского господаря, так что, вероятно, рассчитывал и на дипломатическом уровне поддержать статус-кво в близком регионе.
Положение владений Сапег позволяло взять под контроль передвижения по Поугорью. Теперь, когда Вязьма отошла к Москве, наиболее важной становилась прямая дорога на Дорогобуж. Она связывала Поугорье (а дальше по рекам Угре и Оке – Любутский анклав) с основной территорией ВКЛ. Через Мосальск и совместно управлявшийся Мезецк можно было направиться на Смоленщину и Северщину. Достаточно было захватить Дорогобуж (а он стоял у самой границы), отторгнуть у ВКЛ Северщину, и Поугорье вместе с Мценско-Любутским наместничеством оказывалось в изоляции. Так и произошло в 1500 г., когда Дорогобуж был захвачен московским войском Юриея Захарьича Кошкина, а правившие на Северщине князья Семен Иванович Можайский и Василий Иванович Шемячич перешли на московскую сторону вместе со Стародубским и Новгород-Северским княжествами. Регионы Поугорья и Верхней Оки и укреплявшие их оборонительные рубежи не смогли снова проявить себя в борьбе с нарождавшимся единым Российским государством.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Между владениями Великих княжеств Литовского и Московского долгое время существовали только места соприкосновения (в районах Ржевской земли и так называемых Верховских княжеств). С самого начала там развертывались конфликты, которые, однако, были сглажены благодаря стремлению к компромиссу с обеих сторон. Одновременно шла постоянная борьба за влияние на ряд княжеств, разделявших ВКЛ и Великое княжество Московское. Смоленское, Черниговское (Брянское) и Верховские княжества попеременно попадали в зависимость от Москвы или Вильно, однако сначала над Черниговским (в середине XIV в.), а потом Смоленским и Верховскими (в начала XV в.) княжествами закрепилась власть ВКЛ.
С присоединением к ВКЛ значительных территорий с восточной стороны наконец сформировалась литовско-московская граница, которая позднее практически без перемен просуществовала почти столетие. Причина такой устойчивости не в добрососедских отношениях (конфликты и даже войны по-прежнему происходили), а в своеобразном характере границы, которая во многих местах представляла собой полосу незанятых и неосвоенных земель. Природная обособленность берегла спокойствие литовско-московского пограничья. Исключением стал один из «глухих» участков границы в районе Поугорья – наиболее удобный для вторжений противника, арена московско-литовского военного противостояния. Создание системы защиты вдоль р. Угры, как естественного барьера на пути армий противника, стало одной из важных задач правительства ВКЛ. В первой московско-литовской пограничной войне 1486-1494 гг. оборонный рубеж вдоль р. Угры показал свою эффективность.
На восточной границе ВКЛ была сформирована сильная система защиты, которая до определенного времени успешно выдерживала московское давление. После первой пограничной войны конца XV в., несмотря на территориальные потери и захваты ключевых пунктов, почти вся линия защиты была восстановлена. Только последующие события, происходившие уже вне пограничной зоны (Северщина) сделали прикрытие значительной части восточных земель ВКЛ просто ненужным. Постепенно роль охраны границы была переведена на другие оборонительные структуры, которые были развернуты уже на территории современной Беларуси (вдоль Двины и Днепра).
Реконструкция литовско-московской границы, наблюдение за территориальными изменениями между ВКЛ и Великим княжеством Московским невозможно без анализа военно-политических событий. С другой стороны, именно внимание к историко-географическим обстоятельствам дает возможность с большей точностью понять характер, особенности и даже сам ход военных действий. В итоге представление о московско-литовских конфликтах второй половины XIV – первой половины XV в. и первой московско-литовской пограничной войне 1486-1494 гг. приобретает особое звучание, во многом конкретизирующее и даже отвергающее традиционные мнения и взгляды.