Текст книги "Тайны смерти русских писателей"

Автор книги: Виктор Еремин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

События, возможно, развивались следующим образом. Выйдя замуж, Наталья Николаевна почувствовала свое значительное нравственное превосходство над старшими сестрами и со временем взяла на себя роль их благодетельницы. В литературе мы то и дело встречаем рассуждения о том, как жена «умолила» Александра Сергеевича принять бедняжек в их доме. На деле поэт, скорее всего, был поставлен перед фактом неизбежного переезда к ним сестер Гончаровых и вынужден был проглотить эту «пилюлю».

Встреча Натальи Николаевны и Екатерины Николаевны с Дантесом и зарождение любовного треугольника усилили старания супруги Пушкина по устройству счастья старших сестер. Вряд ли можно сомневаться в том, что Екатерина одной из первых открылась в своей страсти к французу младшей сестре, ведь Наталья с нею не конкурировала и никаких особых чувств к Дантесу поначалу не испытывала. Если бы дело обстояло иначе, если бы Екатерина не открылась сестрам, то полностью разрушается психологический образ девиц Гончаровых, каковыми мы их знаем из воспоминаний современников, и становятся непонятными причины таких настойчивых хлопот Натальи Николаевны о сестрах.

При такой постановке вопроса поведение Натальи Николаевны получает совершенно иную, отличную от всевозможных трактовок окраску. Флирт с французом, игра с ним на грани дозволенного светскими приличиями первой половины XIX в. оказываются частью интриги, затеянной недалекой дамочкой, возомнившей себя светской львицей, с единственной целью – женить бравого гвардейца на влюбленной в него сестре. Чувства самого Дантеса в расчет не принимались – Наталья была замужем, а Екатерина недурна собой, со временем, глядишь, и полюбит.

Историю от некоторых любителей экстравагантных сюжетов о том, как Дантес якобы подчинил себе Наталью Пушкину чуть ли не посредством гипноза[149]149
  Ссылаются обычно на дневник внучки М. И. Кутузова, графини Дарьи Федоровны Фиксльмон (ур. Тизенгаузен) (1804–1863). Часто цитируемая запись там была сделана 29 я и варя 1837 г., в день смерти поэта, и рассказывает историю дуэли по той схеме, которую нынче активно используют большинство пушкиноведов. Описание поведения женщины, перепуганной неожиданно возникшей постыдной ситуацией после сватовства Дантеса к Екатерине, трактуется как гипнотическое воздействие француза на Наталью Николаевну: «Не смея заговорить со своим будущим зятем, не смея поднять на него глаза, наблюдаемая всем обществом, она постоянно трепетала…» Дальнейшие строки дневника полностью опровергают выдумку о гипнозе. См.: Фикельмон Д. Ф. Из дневника // Пушкин в воспоминаниях современников. В 2-х томах. Т.2. СПб.: Академический проект, 1998.


[Закрыть], можно отнести к категории комических нелепиц, основанных на притянутых за уши, выдранных с мясом из контекста кусках информации.

С Александром Сергеевичем никто считаться тоже не собирался – жена полагала себя тонким дипломатом. Если верить записям все той же Д. Ф. Фикельмон, то Наталья Николаевна мало что скрывала от поэта: «…она давала ему (Пушкину. – В. Е.) во всем отчет и пересказывала слова Дантеса – большая, ужасная неосторожность!»

Согласно письмам самого Дантеса, его влюбленность в Наталью Николаевну лишь к началу сентября 1835 г. переросла в обезумевшую его страсть, которая продолжалась почти полгода. Причем Пушкина сперва распалила, а затем всячески поощряла своего поклонника.

Дело дошло до того, что с января 1836 г. с согласия поэта (или без него?) Дантес стал вхож в дом Пушкиных как друг семьи. Наталья Николаевна рассчитывала на развитие отношений между Дантесом и Екатериной, но события приняли совершенно иной оборот. В феврале 1836 г. Дантес писал пребывавшему в отпуске в Париже барону Геккерену: «Теперь мне кажется, что я люблю ее больше, чем две недели назад! Право, мой дорогой, это idee fixe[150]150
  Навязчивая, сверх ценная идея (фр.).


[Закрыть], она не покидает меня, она со мною во сне и наяву, это страшное мученье: я едва могу собраться с мыслями, чтобы написать тебе несколько банальных строк… У меня более, чем когда-либо, причин для радости, ибо я достиг того, что могу бывать в ее доме, но видеться с нею наедине, думаю, почти невозможно, и все же совершенно необходимо; и нет человеческой силы, способной этому помешать, ибо только так я обрету жизнь и спокойствие. Безусловно, безумие слишком долго бороться со злым роком, но отступать слишком рано – трусость. Словом, мой драгоценный, только ты можешь быть моим советчиком в этих обстоятельствах: как быть, скажи? Я последую твоим советам, ведь ты мой лучший друг, и я хотел бы излечиться к твоему возвращению…»[151]151
  Фридкип В. Дорога на Черную речку // Наука и жизнь. № 2. 1999. Далее письма Дантеса цитируются по указанному изданию. Надо отметить, что эти письма служат одним из самых веских доказательств в версии о бисексуальности Дантеса и возможности его интимной связи с бароном.


[Закрыть]

Опытный дипломат, Геккерен моментально раскусил ситуацию. В те дни он писал своему пасынку: «Твоя безрассудная страсть не перестает тревожить и мучить меня. Кто сумеет тебе раскрыть глаза на это великое заблуждение? Кто покажет тебе в настоящем свете эту бездушную куклу с рыбьей кровью и птичьими мозгами?.. Не унижай же себя новыми признаниями и домогательствами…» Что-то не похожи эти строки на причитания брошенного гомосексуалиста. В них и в самом деле сквозит отеческая любовь и беспокойство за собственного ребенка.

Вместо помощи Екатерине Наталья Николаевна своим кокетством при полном попустительстве Пушкина все более и более возбуждала в Дантесе страсть. Вполне возможно, что одновременно чувства распалялись и в ней самой, но я бы относился к такой версии весьма осторожно. При всем при том нельзя назвать первоначальную страсть Дантеса слепой, она скорее была эгоистичной страстью самовлюбленного нахала, который все сводил к обязательному половому акту, да и чувства эти испытывал не столько к самой женщине, сколько к ее внешности. Уже через два дня после процитированного выше письма Дантес признался Геккерену: «…ты-то останешься навсегда, что же до нее – время окажет свое действие и ее изменит, так что ничто не будет напоминать мне ту, кого я так любил. Ну а к тебе, мой драгоценный, меня привязывает каждый новый день все сильнее, напоминая, что без тебя я был бы ничто».

Как Наталья Николаевна вела игру, великолепно описал сам ничего о том не подозревавший Дантес в письме Геккерену от б марта 1836 г.: «Она же никого не любила больше, чем меня, а в последнее время было предостаточно случаев, когда она могла бы отдать мне все – и что же, мой дорогой друг, – никогда ничего! Никогда в жизни! Она была много сильней меня, больше 20 раз просила она пожалеть ее и детей, ее будущность и была столь прекрасна в эти минуты (а какая женщина не была бы), что, желай она, чтобы от нее отказались, она повела бы себя по-иному, ведь я уже говорил, что она столь прекрасна, что можно принять ее за ангела, сошедшего с небес. В мире не нашлось бы мужчины, который не уступил бы ей в это мгновение, такое огромное уважение она внушала. Итак, она осталась чиста; перед целым светом она может не опускать головы. Нет другой женщины, которая повела бы себя так же. Конечно, есть такие, у кого на устах чаще слова о добродетели и долге, но с большей добродетелью в душе – ни единой. Я говорю об этом не с тем, чтобы ты мог оценить мою жертву, в этом я всегда буду отставать от тебя, но дабы показать, насколько неверно можно порою судить по внешнему виду. Еще одно странное обстоятельство: пока я не получил твоего письма, никто в свете даже имени ее при мне не произносил. Едва твое письмо пришло, словно в подтверждение всем твоим предсказаниям, – в тот же вечер еду на бал при дворе, и Великий Князь-Наследник шутит со мной о ней, отчего я тотчас заключил, что и в свете, должно быть, прохаживались на мой счет. Ее же, убежден, никто никогда не подозревал, и я слишком люблю ее, чтобы хотеть скомпрометировать. Ну, я уже сказал, все позади, так что, надеюсь, по приезде ты найдешь меня совершенно выздоровевшим…»

В том же письме Дантес уверил Геккерена: «На сей раз, слава Богу, я победил себя, и от безудержной страсти, что пожирала меня 6 месяцев, о которой я говорил во всех письмах к тебе, во мне осталось лишь преклонение да спокойное восхищение созданьем, заставившим мое сердце биться столь сильно».

Тем временем Екатерину Николаевну перестала устраивать роль сторонней сводни, которую отвела ей Наталья Николаевна в своей игре, и она втихую повела собственную интригу.

Началось это в первой половине 1836 г., вскоре после кончины матери Александра Сергеевича. В семье Пушкиных был объявлен месячный траур, и супруги перестали выезжать в свет. Затем Наталье Николаевне пришло время рожать, а поэт был занят делами журнала «Современник» в Москве. В его отсутствие Пушкины и Гончаровы переехали на снятую в пригороде Каменный остров дачу, где 23 мая у четы родилась дочь Наталья. Роды были очень тяжелыми, и мать и новорожденная болели более месяца. Александр Сергеевич вернулся как раз в конце мая, но почти сразу погрузился в творчество. И хотя в свете Пушкины тогда не бывали, именно на это время приходится первый отрицательный отзыв поэта о Дантесе, записанный его сестрой Ольгой Сергеевной (по мужу Павлищевой): «…он хорош, но рот у него хотя и красивый, но чрезвычайно неприятный, и его улыбка мне совсем не нравится». Наталья Николаевна впервые после родов вышла в общество 31 июля 1836 г.

Таким образом, старшие сестры Гончаровы получили полную свободу действий в течение четырех месяцев, чем и воспользовались – проводили время на пикниках и в увеселительных поездках в компании молодежи из кружка Карамзиных, куда входил и Дантес. Екатерина Николаевна старалась видеться с ним как можно чаще, причем нередко наедине. Свидетели их встреч в своих письмах отмечали неоправданно оживленное поведение сестры Натальи Николаевны. Когда молодые люди впервые вступили в сексуальную связь, точно неизвестно, но примерно к концу лета 1836 г. Екатерина Николаевна забеременела. В литературе нередко встречаются выражения вроде того, что Дантес «обесчестил» свояченицу поэта, «опорочил», «лишил невинности»… Короче, «страдатели» по Пушкину непременно пытаются выставить его убийцу в самом омерзительном свете. Однако кто кого в том дуэте соблазнил? При непредубежденном подходе, говоря грубо, но фразеологией самого Пушкина, мы вынуждены припомнить недобрую народную присказку: «Пока сучка хвостик не задерет, кобелек на нее не вспрыгнет!» Все указывает на то, что инициатором близости выступала именно Екатерина Николаевна, Дантес же оказался пассивной стороной. Доказательством тому может служить то, что за всю оставшуюся жизнь Гончарова ни разу не пожаловалась на насилие или надругательство со стороны супруга и, наоборот, до последней своей минуты она оставалась искренне преданной Дантесу и горячо любила его. Бытует даже история о том, что, будучи в поместье родителей Дантеса, Екатерина, по местному обычаю, ходила босой за пять километров в соседнее селение Тиренбах молиться чудотворному образу Девы Марии о даровании сына. Она умерла от послеродовой горячки менее чем через месяц после рождения сына Луи-Жозефа (1843–1902).

Следует отметить, что подавляющее большинство пушкиноведов считает, что, связавшись с Екатериной, Дантес пытался посредством этой связи соблазнить Наталью Николаевну. Отметим, сторонники этой версии исходят из того, что Дантес и Геккерен изначально были негодяями и все поступки у них были исключительно негодяйские, преисполненные коварных замыслов против русского гения.

Как бы там ни было, незамужняя фрейлина императрицы, подопечная Александра Сергеевича Пушкина, совершила позорнейшее прелюбодеяние с поручиком Кавалергардского полка. Как долго длилась эта связь, неизвестно, но о беременности своей Екатерина Николаевна сообщила родственникам – сестрам и тетке Е. И. Загряжской осенью, примерно в конце сентября или в самом начале октября. Об этом свидетельствует резкое изменение отношения Натальи Николаевны к Дантесу, что отмечено практически всеми исследователями жизни Пушкина. Когда над тайной такого поведения жены поэта ломают головы не признающие версию беременности Екатерины пушкиноведы[152]152
  Противники версии беременности старшей сестры Гончаровой доказывают свою точку зрения тем, что, во-первых, фрейлины императрицы обязаны были «блюсти себя», иначе их ждало суровое наказание; во-вторых, еще более суровое наказание, вплоть до ссылки на Кавказ, ожидало совратителя фрейлины, чему были уже примеры. Если бы Екатерина была беременна, то Дантес сам бы срочно стал добиваться ее руки.


[Закрыть], их можно понять, но когда на эту тему начинают гадать сторонники такой версии: взревновала ли вдруг Наталья Николаевна Дантеса к своей старшей сестре, или случилось что другое, вся история приобретает фарсовый характер, а Наталья Пушкина оказывается каким-то бесчувственным, бесчеловечным истуканом-эгоистом!

Поэт тем временем окончательно убедился в нежелательности присутствия Дантеса в его доме. Вернувшись с дачи 12 сентября, он отказался принимать француза у себя. Поздно!

С октября 1836 г. в женской половине дома Пушкиных началась тихая, но все возрастающая паника. Никто не решался сообщить о случившемся Александру Сергеевичу. Пресекать беременность Екатерина явно не соглашалась, а рождение незаконного ребенка навечно опозорило бы всю семью и лишило обеих старших сестер Натальи Николаевны возможности выйти впоследствии замуж. Но самое ужасное – Дантес категорически отказался жениться на Екатерине Николаевне! Только представьте себе эту жутковатую картину: Пушкин у себя в кабинете пишет последние страницы «Капитанской дочки», а в соседних комнатах исходят в немой истерике три женщины, жизнь которых вот-вот будет искалечена рождением невинного, но незаконного дитя!

Переговоры о судьбе несчастной девицы и оказались, видимо, центром всей суеты в октябре 1836 г., которая привела в конечном итоге к вызову на дуэль, посланному Пушкиным Дантесу 4 ноября.

Поскольку сами переговорщики ни к какому соглашению прийти не смогли, в дело втянули Геккерена и Загряжскую. Если исходить из женской тяжбы с Дантесом, совершенно в ином свете предстает письмо последнего Геккерену от 17 октября, оно обычно трактуется как заговор, составленный бароном и его приемным сыном с целью совращения Натальи Николаевны.

«Дорогой друг, я хотел говорить с тобой сегодня утром, но у меня было так мало времени, что это оказалось невозможным. Вчера я случайно провел весь вечер наедине с известной тебе дамой, но когда я говорю наедине – это значит, что я был единственным мужчиной у княгини Вяземской почти час. Можешь вообразить мое состояние, я наконец собрался с мужеством и достаточно хорошо исполнил свою роль и даже был довольно весел. В общем я хорошо продержался до 11 часов, но затем силы оставили меня и охватила такая слабость, что я едва успел выйти из гостиной, а оказавшись на улице, принялся плакать, точно глупец, отчего, правда, мне полегчало, ибо я задыхался; после же, когда я вернулся к себе, оказалось, что у меня страшная лихорадка, ночью я глаз не сомкнул и испытывал безумное нравственное страдание.

Вот почему я решился прибегнуть к твоей помощи и умолять выполнить сегодня вечером то, что ты мне обещал. Абсолютно необходимо, чтобы ты переговорил с нею, дабы мне окончательно знать, как быть.

Сегодня вечером она едет к Лерхенфельдам, так что, отказавшись от партии, ты улучишь минутку для разговора с нею.

Вот мое мнение: я полагаю, что ты должен открыто к ней обратиться и сказать, да так, чтоб не слышала сестра, что тебе совершенно необходимо с нею поговорить. Тогда спроси ее, не была ли она случайно вчера у Вяземских; когда же она ответит утвердительно, ты скажешь, что так и полагал и что она может оказать тебе великую услугу; ты расскажешь о том, что со мной вчера произошло по возвращении, словно бы был свидетелем: будто мой слуга перепугался и пришел будить тебя в два часа ночи, ты меня много расспрашивал, но так и не смог ничего добиться от меня […], и что ты убежден, что у меня произошла ссора с ее мужем, а к ней обращаешься, чтобы предотвратить беду (мужа там не было). Это только докажет, что я не рассказал тебе о вечере, а это крайне необходимо, ведь надо, чтобы она думала, будто я таюсь от тебя и ты расспрашиваешь ее как отец, интересующийся делами сына; тогда было бы недурно, чтобы ты намекнул ей, будто полагаешь, что бывают и более интимные отношения, чем существующие, поскольку ты сумеешь дать ей понять, что по крайней мере, судя по ее поведению со мной, такие отношения должны быть.

Словом, самое трудное начать, и мне кажется, что такое начало весьма хорошо, ибо, как я сказал, она ни в коем случае не должна заподозрить, что этот разговор подстроен заранее, пусть она видит в нем лишь вполне естественное чувство тревоги за мое здоровье и судьбу, и ты должен настоятельно попросить хранить это в тайне от всех, особенно от меня. Все-таки было бы осмотрительно, если бы ты не сразу стал просить ее принять меня, ты мог бы это сделать в следующий раз, а еще остерегайся употреблять выражения, которые были в том письме. Еще раз умоляю тебя, мой дорогой, прийти на помощь, я всецело отдаю себя в твои руки, ибо, если эта история будет продолжаться, а я не буду знать, куда она меня заведет, я сойду с ума.

Если бы ты сумел вдобавок припугнуть ее и внушить, что[153]153
  Последующее многоточие означает несколько замаранных Дантесом слов, которые невозможно прочитать даже с помощью современной техники. Специалисты предполагают, что именно в этих словах и кроется тайна Натальи Николаевны и се дальнейшего поведения.


[Закрыть]…

Прости за бессвязность этой записки, но поверь, я потерял голову, она горит, точно в огне, и мне дьявольски скверно, но, если тебе недостаточно сведений, будь милостив, загляни в казарму перед поездкой к Лерхенфельдам, ты найдешь меня у Бетанкура.

^{Целую тебя, Ж. де Геккерен».}

Встреча и беседа барона с женой Пушкина в доме Лерхенфельдов[154]154
  Максимилиан Лерхенфельд (1779–1843) – баварский посланник в России в 1833–1838 гг.


[Закрыть] состоялась 18 октября. Именно рассказ Натальи Николаевны мужу о происшедшем и составляет основное содержание рокового письма поэта, приведшего к неизбежной дуэли. Причем Геккерен, скорее всего, пытался поставить финальную точку в этой истории и помимо уговоров оставить его приемного сына в покое и попыток пристыдить зашедшую слишком далеко дамочку действительно предлагал Пушкиной вступить в интимную связь с Дантесом – лишь бы прекратить весь этот затянувшийся фарс. Последнее стало для Натальи Николаевны зацепкой, из которой она – пушкиноведы полагают, что в день получения пасквиля, то есть 4 ноября, – сотворила грандиозный скандал, наговорив мужу горы самозащитительной клеветы. Далее жена только накручивала Александра Сергеевича, прежде всего против Геккерена как своего главного врага. А поскольку поэт находился в психологической зависимости от Натальи Николаевны, комплексовал в отношении ее, барон постепенно обратился для Пушкина в главного виновника всех его жизненных неурядиц, стал их олицетворением.

9

В часы таких «откровений» не могла Наталья Николаевна не рассказать и о знаменитой встрече ее с Дантесом в доме у Идалии Полетики. Безусловно, в ее собственной интерпретации – единственной известной пушкиноведам, которые постарались обглодать эту историю почище любимой кости в будке сторожевой собаки.

Идалия Григорьевна Полетика (1807 или 1811–1889) – незаконная дочь графа Г. А. Строганова, жена полковника Кавалергардского полка и одновременно крестника Павла I и Марии Федоровны А. М. Полетики. Она была троюродной сестрой Натальи Николаевны, славилась большим умом, энергичностью, красотой и обаянием. Одновременно Идалия Григорьевна была известна как дама остроумная, злая на язычок и в свете получила прозвание Мадам Интрига.

Долгое время Полетика дружила с Пушкиными, но по неизвестной причине где-то около 1834 г. и на всю жизнь вдруг невзлюбила поэта (первоначально без взаимности). Даже в преддверии собственной смерти она называла Пушкина не иначе как «извергом». Один из основоположников пушкинистики, знаменитый историк и литературовед Петр Иванович Бартенев (1829–1912) со ссылкой на друга семьи Пушкиных В. Ф. Вяземскую записал историю о том, будто Полетика влюбилась в Александра Сергеевича, но была им безжалостно и грубо отвергнута во время какой-то совместной поездки. С другой стороны, по уверениям А. В. Трубецкого, в зрелом возрасте дружившего с Полетикой, Александра Николаевна Гончарова заверяла ее, что является любовницей поэта и что он влюблен в нее безмерно[155]155
  Косвенно это подтвердила В. Ф. Вяземская, через которую умиравший Пушкин передал свояченице некую памятную драгоценную цепочку. Реакция Александры Николаевны на дар умирающего возбудила в Вяземской соответствующие подозрения. А. П. Арапова привела более существенное свидетельство своей няни: «Раз как-то Александра Николаевна заметила пропажу шейного креста, которым она очень дорожила. Всю прислугу поставили на ноги, чтобы его отыскать. Тщетно перешарив комнаты, уже отложили надежду, когда камердинер, постилая на ночь кровать Александра Сергеевича, – это совпало с родами его жены, – нечаянно вытряхнул искомый предмет. Этот случай должен был неминуемо породить много толков, и хотя других данных обвинения няня не могла привести, она с убеждением повторяла мне: «Как вы там ни объясняйте, это ваша воля, а по-моему – грешна была тетенька перед вашей мамснькойГ» A.B. Трубецкой вообще утверждал, что дуэль между Пушкиным и Дантесом произошла по причине ревности поэта, но не в отношении жены, а в отношении ее сестры Александры. A.A. Ахматова доказывала, что сплетня о любовных отношениях Пушкина и Александры Гончаровой была запущена в общество Геккерснами с целью стравить Пушкина с братьями сестер Гончаровых.


[Закрыть]. Для Идалии Григорьевны это оказалось чрезвычайно унизительным. Современные пушкиноведы высказывают версию, что ненависть к Пушкину разгорелась у Полетики только в результате скандала в начале ноября 1836 г., когда поэт после разговора с Натальей Николаевной, наслушавшись ее вранья, отправился к недавней приятельнице с выяснением отношений и, если не поколотил ее, то уж в матерных выражениях не постеснялся. При этом слушать вполне справедливые попытки Идалии Григорьевны объяснить, что все было не так, поэт не пожелал. Третьи утверждают, что Полетика была до безумия влюблена в Дантеса и не смогла простить Пушкина, из-за гибели которого вынуждена была навечно расстаться со своею единственною любовью.

Встреча Натальи Николаевны и Дантеса в доме Полетики является одним из запутаннейших эпизодов в судьбе Пушкина и непреодолимым камнем преткновения в пушкиноведении. Более того, именно через этот эпизод мы невольно убеждаемся и в том, что Пушкин был серьезно сбит с толку ложью жены, и в том, что в течение 200 лет пушкиноведение развивалось на основе фальсифицированной информации, полученной от вдовы поэта и его друзей. Пушкиноведы обычно говорят о следующих «совершенно верных» данных: 1) встреча состоялась; 2) Идалия Григорьевна коварно заманила Пушкину к себе, а сама уехала, оставив женщину наедине с Дантесом; 3) во время встречи Дантес выхватил пистолет и грозил покончить с собой; 4) на крики Натальи Николаевны в комнату вбежала ни о чем не подозревавшая маленькая дочка Полетики, и Наталья Николаевна удалилась, воспользовавшись замешательством Дантеса.

Как правило, упускается важнейшая запись дочери Натальи Николаевны от второго брака Александры Петровны Араповой (Ланской) (1845–1919) о том, что вспоминала ее мать: «… сколько лет прошло с тех пор, а я не переставала строго допытывать свою совесть, и единственный поступок, в котором она меня уличает, это согласие на роковое свидание…» То есть все обвинения Полетики в коварстве и в том, что она заманила несчастную жертву, летят в тартарары. Но призналась в этом уже вдова, мужу же Наталья Николаевна лгала не моргнув глазом о том, что ее заманили.

А дальше начинается океан путаницы, домыслов и гаданий. Это при том, что для понимания причин дуэли и гибели Александра Сергеевича именно данный случай является чуть ли не главенствующим.

Во-первых, уже много лет идет спор: сколько было встреч Дантеса и Натальи Николаевны в доме Полетики – одна или две?

Если две, то жену Пушкина на обе встречи Полетика заманила обманом или на вторую она пришла по собственной воле? Сторонники первого варианта выставляют супругу поэта вообще круглой дурой. Если придерживаться второго варианта, то она оказывается явным провокатором гибели мужа, коварной и бессмысленной женщиной.

Если признать, что встреча была одна, то дата этой встречи неизбежно рассыпает в пух и прах целые системы и концепции пушкиноведения.

Первоначально и долгое время бытовала версия Араповой, утверждавшей, что встреча эта состоялась за несколько дней до дуэли, в 20-х числах января 1837 г., и послужила главным поводом для отправления Геккеренам вздорного письма, спровоцировавшего дуэль.

Многолетние исследования позволили пушкиноведам отказаться от этой версии. В 1963 г. Михаил Иванович Яшин, автор знаменитой работы «Хроника преддуэльных дней» и других исследований, неопровержимо доказал ложность целого ряда заявлений Араповой и поставил под сомнение время свидания Дантеса и Пушкиной.

Позднее современная исследователь Стелла Лазаревна Абрамович датировала это свидание 2 ноября 1836 г….

Но все это опять пустые разговоры. И наиболее четко разъяснил такую точку зрения академик РАН, не пушкиновед – экономист Николай Яковлевич Петраков:

«Да, воистину нужно быть очень простодушной женщиной, чтобы наворотить такое и думать, что ей поверят, особенно муж.

Попробуем сначала разобраться в мелочах. Входит Натали в квартиру Полетики. Со своим ключом? Маловероятно, хотя чем черт не шутит. Предположим, открывает ей дверь прислуга или гувернантка. Последняя должна быть в курсе замысла хозяйки и иметь от нее инструкции, ибо надо не только встретить гостью, принять от нее верхнюю одежду, но и проводить в апартаменты, где затаился Дантес. Итак, гувернантка выполнила свою миссию и оставила участников свидания наедине. Откуда же вдруг появляется свободно разгуливающая по квартире дочь Полетики, которой, кстати сказать, в 1836 году исполнилось только три года? А где же гувернантка, обязанная оберегать конспиративную встречу? Что-то слабо верится в эту абракадабру. А пистолет! Смехотворно грозить убить себя в чужой квартире из-за того, что женщина не желает отдаться «здесь и сейчас». Дантес был достаточно опытным ловеласом, чтобы использовать руки и губы, а не размахивать пистолетом»[156]156
  Петраков Н. Я. Последняя игра Александра Пушкина. М.: Экономика, 2003.


[Закрыть].

10

С. Л. Абрамович пришла к выводу, что именно после случившегося в доме Полетики скандала барон Геккерен перешел от просьб к угрозам и состряпал знаменитый пасквиль. Якобы это была злобная месть за болезнь Дантеса. С 20 по 27 октября француз и в самом деле серьезно болел, отчего сильно похудел. Предполагают, что именно тогда посланник заявил, что сын его умирает по причине любви к Наталье Николаевне и умолял ее спасти молодого человека, сбежать с ним за границу. Версия чрезвычайно сомнительная, известная нам из источников, связанных исключительно с женой Пушкина.

Исследователи (российские почти все) подвергают великому сомнению заявление Геккерена на следствии уже после гибели Пушкина: «Она (Пушкина) сама может засвидетельствовать, сколько раз предостерегал я ее от пропасти, в которую она летела; она скажет, что в своих разговорах с нею я доводил свою откровенность до выражений, которые должны были ее оскорбить, но вместе с тем и открыть ей глаза; по крайней мере, я на это надеялся». Почему-то считается, что таким образом посланник, «опытный и коварный дипломат, старался не рисковать и готовил себе на будущее алиби». Отчего-то мало кто пытается взглянуть на эту историю с иной стороны: что, если Геккерен говорил правду, а лгала Наталья Николаевна, дабы представить себя мужу невинной овечкой, а отругавшего же ее посланника – злобным монстром?

О реакции Дантеса на вызов и на откровения Натальи Николаевны с супругом, о чем он узнал из записок Геккерена, известно из его письма посланнику от 6 ноября 1836 г.:

«Мой драгоценный друг, благодарю за две присланные тобою записки. Они меня немного успокоили, я в этом нуждался и пишу эти несколько слов, чтобы повторить, что всецело на тебя полагаюсь, какое бы решение ты ни принял, будучи заранее убежден, что во всем этом деле ты станешь действовать лучше моего.

Бог мой, я не сетую на женщину и счастлив, зная, что она спокойна, но это большая неосторожность либо безумие, чего я к тому же не понимаю, как и того, какова была ее цель. Записку пришли завтра, чтоб знать, не случилось ли чего нового за ночь, кроме того, ты не говоришь, виделся ли с сестрой (Екатериной Гончаровой. – В. Е.) у тетки (Е. И. Загряжской. – В. Е.) и откуда ты знаешь, что она призналась в письмах.

^{Доброго вечера, сердечно обнимаю, Ж. де Геккерен.}

Во всем этом Екатерина – доброе создание, она ведет себя восхитительно».

Некоторые исследователи делают выводы, что примерно с этого времени, немногим раньше, Екатерина Николаевна сознательно стала шпионить за Пушкиными в интересах Дантеса. Зачем это было нужно Геккеренам, понять сложно. Но вот шпионила, и все тут!

Другое дело, что 4 ноября Пушкин узнал сразу три новости, потрясшие и унизившие его до глубины души. Во-первых, Наталья Николаевна призналась мужу, что никогда не изменяла ему телом, но впервые в жизни влюбилась по-настоящему – в Дантеса. Во-вторых, он узнал, что Екатерина Николаевна беременна – тоже от Дантеса. В-третьих, ему стало ясно, что в течение нескольких месяцев родные люди, жившие в одном с ним доме, те, о ком он столько заботился, ради кого метался в поисках денег и чье благополучие ставил превыше собственного, те, кому он доверял, – все они держали поэта за дурака, игнорируя сам факт его существования где-то рядом. Он оказался одураченным теми, кого сам полагал недалекими, ограниченными людьми! Видимо, последнее и стало тем роковым ударом, который и предопределил неизбежность трагической развязки. Пушкин слишком хорошо знал себе цену и цену тем, кто смешал его с грязью ради болтливого красавчика. Ах, как нередко так бывает – ничтожества низводят в ничтожество умного, талантливого человека! С этого времени Пушкин больше не ревновал, он ненавидел, он захлебывался в той духовной грязи, в которую его окунули сестрички Гончаровы.

^{A.H. Радищев. Писатель относился к той редчайшей, маючисленной в истории группе счастливчиков, кому с определенного возраста было дано самим выбирать себе судьбу и иметь возможность осуществлять свой выбор. Портрет работы неизвестного художника}

^{К. Ф. Рылеев. Слабовольный авантюрист, которого апологеты все время стараются представить невинным поэтом-идеалистом. Портрет работы O.A. Кипренского}

^{Памятник декабристам на месте их казни}

^{Амур и Психея. Так часто называли цесаревича Александра и его супругу. Картина работы Ф. Жерара}

^{Императрица Елизавета Алексеевна, супруга Александра I, Портрет работы неизвестного художника}

^{Дуэль A.C. Пушкина с Дантесом 27 января 1837 г. Картина работы A.A. Наумова}

^{Ж.-Ш. Дантес. Портрет работы неизвестного художника}

^{A.C. Пушкин. Портрет работы И. Е. Вивьен де Шатобрена}

^{Пушкин, Натали, Николай I. Картина работы Е. Устинова}

^{Возвращение Пушкина с дуэли. Картина работы П. Бореля}

^{A.C. Пушкин на смертном одре. Картина работы неизвестного художника}

^{Николай I – убежденный сторонник сильной государственной власти – неизбежно опирачся на бюрократию, тем самым принимая на себя всю полноту ответственности за деяния и злодеяния своей челяди. Картина работы В. Голике}

^{М. Ю. Лермонтов. Портрет работы К. А. Горбунова}

^{Н. С. Мартынов. Портрет работы Т. Райта}

^{Место дуэли М. Ю. Лермонтова и Н. С. Мартынова.}

^{Невзирая на личность поэта, на его симпатии и антипатии, на его характер и его слабости, дуэль, в которой он погиб, не соответствовала никаким дуэльным правилам и была проведена столь гнусно (или глупо), что более похожа на преднамеренное убийство}

^{Дом М. Ю. Лермонтова в Пятигорске}

^{М. Ю. Лермонтов на смертном одре. Картина работы Р. К. Шведе}

^{А. К Толстой в юности. Портрет работы К. П. Брюллова}

^{А. К. Толстой, сочинитель целого ряда удивительных по красоте и глубочайших по мысли баллад, былин и притч, среди них особо выделяется одно из величайших духовных произведений русского народа. Портрет работы И. Е. Репина}

^{В. М. Гаршин. Современники уже при жизни воспринимали его не столько реальным живым человеком, сколько аллегорическим явлением, пришедшим в этот мир из горних мест. Портрет работы И. Е. Репина}

Видел и понимал положение поэта Дантес. Недаром в письме Екатерине Гончаровой от 21 ноября 1836 г. он сообщил, что накануне встречался у Е. И. Загряжской с Натальей Николаевной и сказал ей, в частности, что муж ее играет «дурацкую роль во всей этой истории».

Конечно, не следует все так примитизировать. Беда заключается в том, что вышеописанная ситуация наложилась на кризис среднего возраста у Пушкина и вся совокупность проблем, о которых мы уже говорили, дала ту бурную реакцию, которая и завершилась взрывом – дуэлью.

И существенную роль во всей этой истории сыграло то, что Пушкин так и не смог, вернее, не пожелал вырваться из-под башмачка вздорной супруги – всячески оправдывая ее, прислушиваясь к каждой исходящей от нее лжи, средоточием своей ненависти он избрал барона Геккерена, такую же на деле стороннюю фигуру во всей этой сваре, как и сам Пушкин. Жене, по воспоминаниям А. И. Тургенева, поэт сказал: «Будь спокойна, ты ни в чем не виновата…» А вот князь П. А. Вяземский, наоборот, отметил: «Единственное раздражение Пушкина следует видеть не в волокитстве молодого Геккерена (Дантеса. – В. Е.), а в уговаривании стариком бросить мужа. Этот шаг старика и был тем убийственным оскорблением для самолюбия Пушкина, которое должно быть смыто кровью».