Текст книги "Когда нам семнадцать…"

Автор книги: Виктор Александровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Токарь остановил станок, быстрым поворотом ключа разжал патрон и крикнул:

– Держи, Петрович!

– Двенадцать минут! – засек Игорь.

Приняв в руки втулку, слесарь несколько секунд недоверчиво смотрел на нее, как бы решая, что же с ней делать, и вдруг протянул ее мне:

– А давай-ка ты, Алексей!

– Что вы, Петрович!

– Ничего, ничего, учись. С приспособлением легче пойдет, бери!

Слесарь почти бросил мне деталь. Подхватив втулку, я вставил ее фланцем в приспособление, набросил на нее накидную гайку и, схватив поданный Игорем ключ, с силой подтянул ее до отказа.

– Добре сидит, – проверил старик. – Пускай станок.

Не помню, как я нажал электрическую кнопку. Загудел мотор, резец двинулся с места, и по черному телу втулки пополз светловатый поясок. С каждым мгновением он становился все шире, и вдруг деталь как бы исчезла, растворилась в воздухе. Ее присутствие выдавала только сияющая дорожка света, вытянувшаяся вдоль оси. По спине у меня пробежал холодок.

– Выключай станок. Так. А теперь замерь, – командовал Петрович. – Смени резец. Растачивай изнутри. Да чего ты? Не теряй времени.

– Семнадцать минут! – объявил Игорь, когда я снял со станка готовую деталь.

Блестящая, принявшая ровные очертания, она казалась совсем не похожей на своих сестер в общей куче литья.

– Ну что, пот прошиб? – весело посмотрел на меня Петрович. – А руки-то, руки-то дрожат… Матушки!

Вытерев платком мокрое лицо, я от усталости присел на ящик у станка.

– Да, конечно, встряска серьезная, – продолжал подшучивать слесарь. – Ты, поди, думаешь, уже токарем стал? Черта с два! Приспособление всему причина. Ну что, сколько времени вкруговую затратили?

– Двадцать девять минут, – подсчитал Игорь.

– Вот… А если бы за станком стоял Павел? Еще меньше! Эх, братцы, какой мы ему подарочек приготовили! – радовался Василий.

С перерыва стали возвращаться рабочие. Они подходили к станку, разглядывали приспособление, задавали вопросы.

– А ну, показывайте, каким «сквознячком» вы решили продуть наше начальство? – спросил кто-то.

– Показать можно, за это деньги не берут, – рассмеялся Петрович и взглянул на меня: – Начнем, что ли, токарь?

Глава двадцать вторая
Борьба продолжается

Подходил февраль. Как-то утром, вбежав в класс, Тоня подсела ко мне. Она вся сияла от радости.

– Лешка, папа разрешил тебе свидание с братом… Приходите вдвоем с Зиной.

– Когда?

– Да хоть сегодня!

Трудно передать словами охватившую меня радость. Письма, записки, которыми мы обменивались, разве могли заменить встречу? Сколько новостей мне нужно рассказать Павлу!

Но настроению моему суждено было вскоре измениться…

– Что это, твой брат в шкурники записался? – пристал на перемене к Ване Лазареву Маклаков. – Ладно, ладно, не юли, весь завод говорит.

– Мой брат не шкурник! – выкрикнул возмущенный Ваня.

– Го-го! Факт! Куда попрешь… Карточки на хлеб отменили, денежки становятся дороже, отчего не подработать?

– А ну, оставь его! Опять, Маклаков, за старое? – подскочил я к Недорослю.

– Нет, за новое! Вот, почитай! – Маклаков вынул из кармана пиджака лист тонкой папиросной бумаги и швырнул листок мне в лицо.

– «20 января, – прочитал я, – токарь третьего разряда Василий Лазарев, получив срочный наряд на изготовление штучных деталей к комплекту „Г“, отказался выполнить работу и покинул цех. Известно, что Лазарев, несмотря на мое категорическое запрещение, скрытно от всех изготовил какое-то приспособление к станку и стал работать один за двоих. Отказ от выполнения ответственного задания вызван исключительно корыстными побуждениями Лазарева.

Приказываю: за проявленную недисциплинированность токарю Лазареву объявить строгий выговор и понизить его в разряде сроком на три месяца. Осудить „сквозной“ способ работы, как рваческий, создающий разногласия среди рабочих и нарушающий нормальный ритм технологического процесса.

Начальник цеха…»

И далее шла неразборчивая подпись.

– Как попал к тебе этот приказ? – спросил я Маклакова.

– А ты что, прокурор? Допрашивать вздумал! – Вырвав у меня листок, Маклаков поспешил из класса.

Эх, нечем, выходит, порадовать Павла…

С замиранием сердца шел я по длинному больничному коридору, путаясь в неудобном халате. Доктор и совсем маленькая рядом с ним Зина шагали немного впереди.

– Леша! Зина!

Брат чуть приподнялся с кровати, благодарно взглянул на доктора.

– Уговор – не волноваться! – шутливо пригрозил Кочкин.

Прикрыв дверь в палату, он отошел к окну. А мы с Зиной придвинули свои табуретки к самому изголовью кровати, точно собирались сказать Павлу что-то необыкновенное. Да так ведь было и на самом деле. Собирались!

– Ну как, Алеха, твои дела? – тихим голосом начал брат. – Ты что-то ничего не писал о чертежах. Помнишь, хотели делать с тобой? А как с пуском электропечи в литейном?

Павел задавал мне такие вопросы, на которые я не мог ему ничего ответить. Об электропечи с момента экскурсии в классе никто даже не вспомнил… С приспособлением… Мог ли я рассказать брату то, что стало мне известно от Маклакова? Не знаю, как расценил Павел мою молчаливость, но он заговорил с Зиной о домашних делах.

Весь урок Чаркина вертелась, шуршала газетой, перешептывалась с подругами, поглядывала в мою сторону. В перемену Ольга на правах старосты класса сделала ей замечание.

– Да я же для всех старалась! – обиженно оправдывалась Мила. – Специально многотиражку выпросила у библиотекарши. Вы почитайте, что тут написано. Статья-то какая! А Рубцов все скрывает от нас!

– Что скрывает? Да тише вы! – раздались голоса. – Чаркина, читай!

Мила подошла к учительскому столику, лукаво посмотрела на меня и, когда все немного успокоились, принялась читать:

– «Шире дорогу новому!» Это заголовок, – объявила она. – А дальше вот что написано: «На днях партийный комитет занимался разбором одного поучительного факта. Известный своей ударной работой токарь механического цеха – член партии Павел Рубцов предложил так называемый „сквозной“ способ обработки деталей, имеющий важное значение для поднятия производительности труда. При участии токаря Василия Лазарева и учеников подшефной школы Алексея Рубцова и Игоря Русанова было изготовлено специальное приспособление, давшее заметный производственный эффект.

Однако этого не захотел понять начальник механического цеха. Под предлогом защиты технологической дисциплины он пошел против новаторов. Если бы не своевременное вмешательство главного конструктора завода товарища Чернышева, „сквозной“ способ мог бы не увидеть света…»

Мила прервала чтение и строго повела бровями.

– Да, да, так и написано: «Алексей Рубцов и Игорь Русанов». Тише, сейчас кончу. – Чаркина продолжала читать: – «Напарнику Павла Рубцова токарю Лазареву, человеку творческому и бескорыстному, было предъявлено обвинение в шкурничестве. Но новый способ нашел себе дорогу, его одобрила рабочая масса…» Ну что, разве я неправильно говорила? – размахивала газетой Мила. – Делали чертежи? Делали! Скрывали от нас? Скрывали!

– Это конечно, – сказал Игорь. – Дело ведь нешуточное. Мы на завод пошли не для того, чтобы свалиться в корыто с глиной, как некоторые!

– Зазнайки вы! – крикнула Милочка.

– Нет, все-таки молодцы! – сказал Филя. – Объявим им от класса благодарность.

– Правильно! Благодарность!

«Эх, почему этот разговор не произошел на день раньше? Как бы обрадовался Павел!..»

– А теперь два слова о Чаркиной, – сказал Филя.

– Что я опять натворила? – всполошилась Милочка.

– Ребята, вы заметили, что Мила теперь постоянно читает газеты?

– Даже многотиражку! – прыснул Вовка.

– Если бы она еще «неуд» по физике ликвиднула! – мечтательно сказал Филя.

– Что ж, я сама не знаю? – вспыхнула Чаркина. – Вот обязательно сразу надо и похвалить и разругать!

– А как же! В том и самокритика. Вот ребята поручили тебе следить за монтажом электропечи, а ты хоть бы что, только Русановым восхищаешься.

– Да что ты! Никем я не восхищаюсь!

– Как! А тем, что он приспособление сделал?

– Ну, это другое дело. И вообще, отстаньте…

Все же спустя три дня в школьной стенгазете была обнаружена свежая вклейка:

«Внимание, внимание!!! Передаем сводку выполнения соцдоговора монтажной бригады литейного цеха на 12 февраля. Работы по электропечи близятся к концу. Вчера произведена футеровка (обкладка огнеупорным кирпичом внутренней части). Среди прибывшей аппаратуры не обнаружен трансформатор. Сделан телеграфный запрос заводу-поставщику. Записано со слов главного конструктора завода товарища Чернышева. Информатор Чаркина».

– Трансформатор-информатор, – смеялись ребята, читая заметку в газете.

Через два дня снова заметка:

«14 февраля. С Уральского завода вернулась бригада литейщиков. Они прошли практику по стальному литью. Скоро можно печь затапливать, но нет трансформатора. Информатор Чаркина».

Эта заметка наделала особенно много шуму.

– Эй, трансформатор-информатор, чем будешь электрическую печь затапливать – дровами или хворостом? – помирали от смеха ребята.

– Керосином! Бензином! Подсолнечным маслом! – неслось со всех сторон.

– Это оттого, что физику плохо учила, – назидательно выговаривала Чаркиной Ольга.

Тогда Мила стала помещать сообщения покороче и без подписи.

«18 февраля. Закончено испытание водяного охлаждения электропечи. Прошло удачно».

«20 февраля. Трансформатор прибыл! Скоро состоится пробный пуск печи (на электрическом накале)».

– «На электрическом накале»!.. Поправилась называется! – возмущалась Ольга. – Что с этой Чаркиной делать? Ведь она же провалит физику на экзаменах!

– А ты, чем ругаться, взяла бы да и помогла ей, – посоветовала Тоня.

– В чем же, интересно?

– Разумеется, в физике. Ну, хотя бы повторила с ней раздел «Электричество».

– Вот еще новости! – фыркнула Ольга. – У меня не хватает времени для музыки и английского языка, а тут извольте: заниматься с этой пустышкой Чаркиной! Не обязана я!

– Это не обязанность, Оля, – убеждала Тоня, – а товарищеская помощь. Миле плохо дается физика.

– Если неспособная, пусть не учится. Десятый класс – не детский сад. Есть известная истина, что в науке нет столбовой дороги, а нужно самому карабкаться по ее каменистым тропам.

– Оля! – сказала Тоня. – Это пережиток индивидуализма. Ведь ты же староста класса, пойми.

– Пожалуйста, переизбирайте, сделайте одолжение!

– Ну что ж, не хочешь – не надо, – резко сказала Тоня.

Тогда встал Игорь:

– Поручите мне… заниматься с Милой.

– На каком основании? – спросил Вовка.

Все рассмеялись, а Игорь покраснел.

– Ладно, поручим! – великодушно согласился Филя.

Назавтра вокруг свежего номера общешкольной стенгазеты собралась шумливая толпа. В газете рассказывалось много интересных новостей. Была заводская хроника. Были заметки о том, как с помощью электросварки изготовили железную клетку для медвежонка, который пытался выскочить из юннатской. Тут же критиковались и пионеры четвертого «Б», которые жалели своего подшефного Мишку и в клетке его держать не хотели. Были и другие интересные заметки. Но внимание большинства ребят привлекал яркий заголовок справа внизу: «Индивидуалистка».

«Ольга Минская думает лишь о себе. Решила жить, как Робинзон на необитаемом острове. А ведь ей товарищи помогли в трудную минуту. Вот и строй с такими коммунизм…»

На уроке я получил от Ольги записку: «Огорчена, редактор, что не имею настоящих друзей».

Когда прозвенел звонок, Ольга быстро вышла из класса, и в школе в этот день ее больше никто не видел.

– Почему нет света? – спросил я, войдя утром в школьную раздевалку.

– Да вот, выключили. Может, неполадки какие, – объяснила сторожиха Матвеевна.

Школа освещалась от заводской электростанции.

«Что же могло случиться на станции?» – подумал я.

– Пуск электропечи сорван! – услышал я чей-то взволнованный голос. – На заводе вредительство…

Я побежал в класс.

– Электропечь должны были включить в одиннадцать часов вечера, – рассказывал Филипп Романюк, побывавший в числе приглашенных гостей в литейном. – Сначала, как обычно, шли приготовления… Потом инженер, руководивший пуском, подал команду. И сразу же погас свет. Позвонили на электростанцию, оттуда ответили, что дизеля стали. Вызвали главного энергетика, того самого Бойко, помнишь? – повернулся ко мне Филипп. – В последние дни он болел и на завод не явился. Пошли к нему на квартиру, а его и дома не оказалось.

– Куда же он девался? – спросила Милочка.

– Кто его знает! Дело серьезное. Стали выяснять причину аварии… Оказалось, что нефтяной бак, из которого в дизеля поступало топливо, наполовину заполнен водой. Но вода же не горит!

– Вот так история!

– Слушайте дальше. Директор завода распорядился дать горючее из запасной цистерны, прямо с нефтяного склада. Открыли там вентиля, а нефть не идет. Пошли проверять, в чем дело, оказывается, цистерна пустая…

– Пустая? – загудели ребята. – Кто же это мог?

– Не та ли это цистерна, к которой те парни однажды подбирались? – насторожился Вовка.

– А куда девалась нефть? А сколько ее было? – раздавались со всех сторон вопросы.

– Говорят, пятьсот тонн, – хмуро ответил Романюк.

Глава двадцать третья
Исполнение желаний

Солнечным весенним днем, когда плакали сосульки на крышах, Павел вернулся домой. Сидя в кресле перед окном и гладя мурлыкающего на коленях котенка, он говорил:

– Ну вот, наконец-то! Спасибо доктору Кочкину. Передохну денька два-три и в цех подамся.

– На работу?

– Да нет, пока еще так, в разведку…

– Куда тебе ходить больному. Сиди дома, – сказала Зина.

– Ладно, ладно вам… – улыбнулся Павел. – Слышите, гудок с обеда зовет.

Брат в самом деле на третий день отправился в цех. Увидел дома я его уже вечером, когда, склонившись под абажуром лампы, он что-то писал за столом.

– Ну вот и сходил… – вздохнула Зина. – Началась карусель.

– Да, а как ты думаешь, зря сходил? – отложил ручку Павел. – Нет, правильно сделал! Нельзя допускать такую беспечность. Вот пишу в партком…

– А что случилось? – встревожился я.

– Песок… в станке, – хмуро повернулся ко мне брат.

– Какой песок?

– Наждачный… Кто-то подсыпал. В десять станков.

– И в твой?

– И в мой! – Павел тяжело вздохнул. – Петровича поранили… В больнице старик.

Потирая ладонью лоб, Павел коротко рассказал о происшествии на заводе.

Вчера в полночь, когда рабочие второй смены ушли домой, Петрович погасил огни и решил, как он часто делает, переночевать в цехе. Есть у него там любимое местечко – у батареи парового отопления. Но в эту ночь что-то не спалось старику. Ворочался он с боку на бок, а потом вдруг открыл глаза и видит, что кто-то, крадучись, ходит возле станков. Старик сначала подумал, что ему померещилось. Да нет! Петрович присмотрелся. Открывая крышки коробок скоростей, человек торопливо бросал туда что-то. Слесарь смекнул, что дело неладно. Кинулся к станкам, чтобы изловить неизвестного, но его опередили – ударили чем-то по голове. Когда старика обнаружили лежащим у дверей цеха, он в бреду шептал о коробках скоростей… Решили проверить и обнаружили в станках наждачный песок.

«Какой подлец мог это сделать?» – ломал я голову над рассказом брата.

Максим Петрович созвал классное собрание по поводу предстоящих экзаменов. «Выпускных!» – подчеркивали ребята. Я пришел в класс раньше всех и стоял у окна, ожидая, когда придут остальные. Вдруг сквозь открытую форточку до меня донеслись встревоженные голоса:

– Медвежонок! Медвежонок!

Уж не выбежал ли из юннатской Мишка? Тоня говорила, что с наступлением весны наш таежник стал скучать. К тому же он вырос за зиму! Я мигом выскочил на улицу. В самом деле, по палисаднику, неуклюже перебирая лапами, мчался наш байкальский Мишка, а вдогонку ему улюлюкали и свистели мальчишки с забора. За медвежонком, шлепая по грязи, бежали сторожиха Матвеевна и какой-то долговязый парень в замасленной куртке.

Я сразу узнал его. Перед глазами мелькнули заснеженные штабеля кирпича у нефтяного склада и двое связанных парней. Один – вертлявый, боевой, другой – долговязый, мрачный. «Антон». Я даже имя вспомнил. Но почему он здесь?

Не добежав нескольких шагов до медведя, Антон провалился ногой в приготовленную под посадку дерева яму, заплывшую весенней жижей. Он упал, перепачкался, но сейчас же вскочил и продолжал погоню, и, когда Мишка хотел перемахнуть через забор, парень ухватил его за ремень ошейника. Скуля и мотая головой, упрямый зверь вынужден был следовать за человеком. Я помог перевалить медвежонка через штакетник и затащить его в комнату юннатов.

– Ведь, что за молодец парень-то! – приговаривала бледная от пережитого Матвеевна. – Не доведись его, убежал бы наш медведь. И как он ухитрился выскочить?

В юннатской стали собираться десятиклассники. Тоня сначала подбежала к медвежонку, погрозила ему пальцем и потом, подойдя к молодому рабочему, пожала ему руку. Выпачканный в грязи, красный от смущения, Антон стоял, опустив голову, и мял в руках кепку.

– Мы, кажется, знакомы, Антон, – заговорил я.

– Ой, верно ведь! – воскликнула Тоня.

Парень приподнял голову:

– Да, вроде знакомы… – И он как-то виновато посмотрел на Тоню. – Иду мимо, вижу – из окна медведь лезет. Школьный, думаю. В деревне-то жил, приходилось медведей ловить.

– А-а, ты, значит, из деревни на завод пришел? – спросила Тоня. По всему было видно, что ей хотелось вызвать Антона на откровенность.

– Батрачили мы с отцом, – угрюмо добавил парень. – Отец потом в колхоз вступил, а я вот сюда…

– А тот, второй, дружок-то твой? Семка, кажется? Он откуда?

У Антона сверкнули глаза. Напялив на голову кепку, он повернулся и пошел прочь. Вопрос остался без ответа. Мне вдруг припомнились штабеля кирпича, контора завода. Да, за всем этим действительно что-то скрывалось…

Зайдя в класс и слушая Максима Петровича, я размышлял о случившемся. «Иду мимо», – сказал Антон. Может, не случайно шел он мимо?

– Думайте о своем будущем! – между тем говорил Максим Петрович. – Большая жизнь впереди у вас, у страны – готовьте себя к этой жизни!

Я знал, что и Игорь и Филипп Романюк получили из вузов ответы на свои запросы. Им сообщали программы вступительных испытаний, описывались лаборатории, кабинеты, общежития… А что же я? Никуда не пишу, никого не запрашиваю.

Перед глазами встал цех. Станок Павла. Сыплющаяся из-под резца стружка. Дымящий махоркой Петрович, его слова: «А у тебя, Алексей, пойдет токарное дело!..» А Василий Лазарев, а инженер Чернышев? Почему же я должен бежать, словно одурелый медвежонок, от этих людей? В Сибирске нет индустриального института. Ну так что же? Павел сумел найти время учиться дома и, если бы не болезнь, уже заканчивал бы седьмой класс. Почему же не смогу работать и учиться я?

– Ты о чем, Лешка, задумался? – потянул меня за рукав Игорь. – Давай сходим после собрания в кино, мне так хочется с тобой поговорить.

– Зачем в кино? На завод пошли! – схватил я руку Игоря. – Пошли!

Я еще сам хорошо не знал, для чего мы должны были идти сейчас на завод, но мы должны быть там. Нет, не зря приходил Антон в школу, – именно приходил, а не очутился возле нее случайно. И, казалось, стоит только появиться нам с Игорем на заводе, как все станет ясным.

На завод нас не хотели пускать. После вредительства охрана строже относилась к пропускам, пришлось искать и просить Чернышева.

Так же, как и в те дни, когда шла наша работа над приспособлением, в цехе монотонно гудели станки, гулко катался над головами подъемный кран.

– Чего пожаловали? – удивился Лазарев.

– Да вот, Лешка затянул, – ткнул меня в бок Игорь.

– А ну, тогда, паря, вставай к станку, – пошутил токарь. – Гляди, сколько втулок подвалило.

Я принял его приглашение всерьез и подошел к станку Павла.

– А я ведь с ним наловчился, – кивнул Василий на работающее приспособление. – Здесь пущу в ход и потом бегу к своему станку обтачивать фланец. Хлопотно одному только.

– Дай-ка резец, – попросил я токаря.

Лазарев с нескрываемым удивлением открыл инструментальный ящик, вынул резцы, помедлил.

– Давай, давай!

Засучив рукава, я взялся за рукоятку суппорта, сказав Игорю, чтобы он держал наготове следующую втулку.

Резец плавно врезался в металл, попыхивала дымком стружка, и я уже не испытывал прежнего страха, что он может сломаться или вырваться из державки. Вспомнился весенний ангарский берег, печеная картошка в костре и рассказ брата о какой-то хитрой детальке… «Это как понять? Не романтика?»

Приближалась полночь, а мы всё не уходили с завода. Работа на многих станках прекратилась, и в цехе то там, то здесь стали гаснуть огни. Пройдясь меж станков, мы осмотрели, нет ли лишнего народа, и уселись возле батареи, где частенько ночевал Петрович. Игорь беспрерывно зевал, жаловался, что у него сосет под ложечкой. Но когда Василий рассказал какую-то смешную историю и вдобавок, сбегав за кипятком, угостил нас ужином, сон у моего друга прошел. Оставив Лазарева отдыхать у батареи, мы стали с Игорем бродить по цеху.

Ночная смена не была полностью загружена. Работали только карусельный и строгальный станки и светилась конторка мастера. Кругом стоял полумрак.

– Лешка, – взял меня под руку Игорь, – я тебе что-то давно хотел сказать.

– Говори.

Игорь смущенно кашлянул.

– Понимаешь, какая со мной история приключилась. Она ведь такая славная…

– Кто – она? – удивленно поглядел я на друга.

– Милочка Чаркина… Только ты, пожалуйста, не смейся, – предупредил Игорь. – Живет она сейчас на другой квартире, и ходить нам с ней почти по пути. И вот иду я как-то с занятий, гляжу – впереди меня шествует Милочка, идет и напевает. Я догоняю ее и спрашиваю: «Поешь, Мила?» – «Пою! – засмеялась она. – Когда идешь и напеваешь, то расстояние от школы до дома кажется совсем коротким…»

– И все?

– Все, Лешка.

Игорь помолчал и сказал совсем тихо:

– А какая она красивая! Ты знаешь, как хорошо, что она теперь с Недорослем не дружит.

Помолчали.

– Ты твердо решил стать инженером? – спросил я.

– Да, Лешка, в один институт с тобой, в Томск, – радостно ответил Игорь. – Погоди, а чего ты остановился?

– Так…

– Не веришь, что из нас инженеры получатся? Получатся! Куда же нам больше? Филя, тот наверняка по астрономии двинет, Тоня – по истории, Вовке из ЦК комсомола вызов пришел: на полярную станцию приглашают.

– Я в Томск не еду, – перебил я Игоря.

– Ты чего, Лешка? Обалдел? Из-за брата?

В этот момент у стены, за которой находилась электрическая будка, раздалось подозрительное бренчание.

– Что такое?

Мы инстинктивно присели за станком. Прошла минута, две… Бренчание повторилось, но осторожней, тише. Походило на то, будто кто-то случайно зашел на лист железа и хотел с него неслышно сойти.

– Смотри! – прошептал Игорь.

В просвете между станками я увидел человеческий силуэт. Он медленно двигался вдоль стены по направлению к электрической будке.

Сердце мое заметалось. Крикнуть Лазареву? Но не успел я собраться с мыслями, как на пути силуэта выросла чья-то длинная тень и тотчас прыгнула на неизвестного.

Мы с Игорем бросились туда же.

– Сволочь! – раздался знакомый голос Антона. – Вот ты меня на какое дело заманивал, златые горы сулил. Не выйдет!.. Не выйдет! – злобно приговаривал он. – Хватит того, что отец на вас всю жизнь батрачил!

Подоспевший Лазарев включил свет. На полу лежал Семка. Его давил коленом Антон. Неподалеку валялся финский нож.

– Берите, пока не придушил кулацкую гадину! Хотел электрические кабеля перерезать.

…Шли дни. Небо стояло в зареве лесных пожаров. В окна врывалась весенняя теплота.

Сидя в воскресный день дома, я раскрыл учебник по химии.

«Среди соединений с замкнутой цепью углеродных атомов, – читал я, – особый интерес представляет углеводород бензол. В молекуле его содержится 6 атомов углерода, соединенных кольцеобразно, и 6 атомов водорода. Формула бензола…»

Отвлек меня от занятий стук в дверь. Открыв ее, я увидел Игоря и Милочку. Облокотившись на велосипеды, раскрасневшиеся и веселые, они держали в руках каждый по огромной охапке багульника.

– Один из букетов – редактору школьной стенгазеты, – протянула мне цветы Мила и тут же начала объяснять: – Сегодня мы с Игорем за физикой сидели, прямо обалдели – и вот решили прокатиться в лес… Погода такая чудесная! А тут – физика!

– И химия! – вздохнул я.

– А вот тебе и физика и химия сразу, – сказал Игорь: – на заводе обнаружено нефтяное месторождение!

– Какое? – опешил я.

– Нефтяное, как в Баку, – серьезно подтвердила Милочка. – Если не веришь, спроси Вовкиного отца. Он и открыл это месторождение.

– Да как же это случилось? Ничего не понимаю!

– А вот слушай… Ты знаешь, что Вовкин отец работает на стройплощадке каменщиком? Это возле нефтяного склада, на пустыре, где мы зимой были. Помнишь? Так вот, недавно он обнаружил там масляное пятно. Пятно появилось как-то вдруг, и это его заинтересовало. На другой день пятно увеличилось. Тогда Вовкин отец принес лопату, выкопал маленькую ямку. И что ты думаешь? В ней скопилась нефть. Вовкин отец собрал ее в бутылку и принес домой.

– Нефть?

– Мы видели эту нефть сегодня у Вовки! – подтвердила Милочка. – Черная такая, маслянистая…

– Может быть, это с нефтяного склада? – допытывался я.

– Как же нефть попадет на пустырь? Трубопроводы ведь туда не проложены! – возразил Игорь.

– Ну и загадка! Да что у нас, в самом деле, Баку? – недоумевал я.

– Баку не Баку, а уж сегодня на том месте копают…

«Нефтяное месторождение на территории Сибирска! Предполагаются большие запасы нефти!» – услышал я наутро по школьному радио. Что за чудеса! Но многие ученики даже не удивлялись этому. «Ведь есть нефть на Байкале, так почему ей не быть в Сибирске? Это же рядом», – рассуждали одни. «Интересно, что теперь будут делать с заводом – переносить на другое место? И когда начнется добыча нефти?» – гадали другие.

После занятий мы всем классом отправились на пустырь, к нефтяному складу.

Там действительно была выкопана широкая яма. Возле нее толпился народ. Черные бока ямы лоснились на солнце. Пахло керосином. По дну ямы, утопая резиновыми сапогами в маслянистой луже, бродили рабочие. Одни из них прилаживали к насосу гофрированный шланг, другие прокладывали трубы по направлению к нефтяному складу.

– Сейчас я приведу своего батьку. Он растолкует, что к чему, – объявил Вовка и скрылся в толпе.

Через несколько минут он вернулся с пожилым мужчиной в брезентовом фартуке.

– Так что же, – сказал отец Вовки, – интересуетесь нефтяным месторождением?

– Очень интересуемся! – воскликнула Милочка.

– Так вот, – Рябинин вытер о фартук руки, – никакого месторождения нет.

– Как же нет? – зашумели ребята.

– А так и нет, – подтвердил каменщик. – Видите вон те дыры, что с обеих сторон ямы? Это срезы подземного кювета, канавы такой, словом. Оттуда и пришла нефть.

– А как же она попала в эту подземную канаву?

– В том и загвоздка. Кювет тянется с нефтяного склада через весь завод к реке, – неторопливо начал рассказывать Вовкин отец. – Когда-то по нему стекали ливневые воды, потом кювет обвалился, его забросили и построили новый, бетонный. Но в одном месте старый кювет пересекается с нефтепроводом от цистерны. Кто-то, как видно, заранее разъединил трубы прямо под кюветом. А потом, зимой, открыл на цистерне вентиль, и нефть потекла под землю. Разлилась она по всему кювету, он же длинный… А весной, когда земля оттаяла, нефть проступила наружу.

– Вот тебе и ответ на вопрос, куда исчезли пятьсот тонн нефти, – нахмурился стоявший рядом со мной Филипп. – Не зря гремела проволока на заборе в ту ночь. Эх, понастойчивей бы нам быть тогда!

– Что же, теперь эту нефть выкачают из кювета? – спросила Тоня.

– Готовят насос, да где уж! Поди, в землю впиталась. Главное и не в нефти. Бойко завод сжечь замахивался.

– Бойко? – раздались встревоженные голоса.

– Ну да, бывший главный наш энергетик, – сердито сплюнул Рябинин-отец. – Хотел он этот кювет подпалить, а тогда сами знаете, куда бы пламя пошагало… Сначала бандитские налеты на склад делали, а потом решили тихой сапой. Арестован Бойко-то, как ни скрывался, нашли. Да и подручных его тоже, которых он обманом к себе завлек, отыскали. Один из них, Антон – может, слышали? – помог разоблачить шайку. Глаза-то у него прозрели.

Я оглянулся, отыскивая глазами Ольгу, и вспомнил: уже второй день, как она снова не ходит в школу.