355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Коклюшкин » Избранное » Текст книги (страница 10)
Избранное
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 00:39

Текст книги "Избранное"


Автор книги: Виктор Коклюшкин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Я там был

– Жизнь – сложная штука, – говорил Мелоедов, шагая по камере предварительного заключения.

Нас там было четверо: я, обругавший сам себя и сидящий теперь за оскорбление личности, Петр Патрикеев, укравший молодость своей жены, алкоголик-рецидивист Бобцов и Мелоедов, убивший в себе человека двадцать лет назад.

Казалось бы, все быльем поросло, но его случайно узнал на улице бывший одноклассник, и теперь Мелоедов целыми днями шагал по камере, жаловался на жизнь и пытался укусить себя за локоть.

Никто из нас не обращал на него внимания. Петр Патрикеев все свободное время сочинял свое последнее слово на суде. Писал он так быстро, что буквы из-под его пера, не помещаясь на бумаге, сыпались на пол. Я незаметно подбирал их, складывал, у меня получалось: "Она сама...", "Я сто раз говорил!..", "Кастрюля" и разные другие. Когда Петр Петрович оказался среди нас, он представился так: "Справедливый человек", молча пожал каждому руку, после чего тщательно пересчитал свои пальцы – все ли на месте? Субъект он был скрытный и даже в "деле" вместо обычных двух фотографий: фас и профиль, у него была только одна – затылком вперед.

Я по обыкновению с утра до ужина стоял в углу, думая так искупить свою вину. А Вениамин Бобцов выискивал в "Крокодиле" картинки про алкоголиков – он тогда чувствовал себя не таким одиноким. По вечерам он иногда рассказывал нам, в каких странах и городах он бывал, когда был в белой горячке.

Изредка, когда в камеру заглядывало солнце, на глазах Вениамина можно было заметить две маленькие слезинки. Но если стоять к нему спиной, то можно было и не замечать.

Дни наши проходили без особых развлечений, разве что когда к Мелоедову приходил адвокат, нам было любопытно слушать, как он допытывался, за что и почему Мелоедов убил в себе человека. После ухода адвоката Мелоедов обычно ложился спать рано, вздыхал, ворочался, а дважды – даже лаял. Тогда Патрикеев кричал: "На место!", как привык кричать на жену, и он затихал, сжавшись в комочек и подрагивая всем телом.

Всех нас объединяло одно – чувство неминуемого наказания. У Патрикеева это выражалось в том, что он поминутно оглядывался, на все вопросы отвечал: "Не знаю!" и ни с кем не разговаривал, кроме себя. Особенно жутко становилось каждому из нас по вечерам: ведь ничего хорошего из минувшего дня вспомнить было нельзя и ничего хорошего от завтрашнего дня ждать не приходилось тоже.

От того, что я всегда стоял в углу, у меня была в камере кличка Уголовник. Чтобы как-то скоротать время, я читал выцарапанные на стене надписи и исправлял в них грамматические ошибки. Больше всего надписей было однообразных, вроде: "Никаноров П. Ф. здесь будет 13.02". Но попадались и оригинальные с описанием жизни, например: "Ивашук, 1938-1983 гг."

Стоя в углу, я все поджидал, что сейчас ко мне подойдет кто-то большой и сильный, погладит меня по головке, скажет: "Чтоб больше этого не было!" – и даст шоколадку. Но вот уже десять лет никто не подходил.

– Неужели от судьбы никуда не уйдешь? – говорил Мелоедов, вышагивая по камере и отирая со лба пот.

Он очень хотел изменить свою судьбу и один раз даже решился и начертил авторучкой на своей левой ладони какие-то линии, а потом две недели не мылся и все ждал. Мы тоже ждали. В конце концов, новые линии потерялись среди грязи, и руки пришлось вымыть.

День суда над Мелоедовым был назначен на понедельник. Накануне он весь вечер чистил ботинки и причесывался, глядя в маленькую фотографическую карточку, на которой он был запечатлен пятилетним мальчуганом с курчавыми волосами и ясными глазенками на плутоватой мордашке. И еще часто вспоминал мать, но не свою.

Утром за ним пришли... Мы знали, что ему грозит, отводили глаза в сторону и очень жалели каждый себя.

Следующим должен был покинуть камеру Патрикеев. Последнее слово было написано, вещи уложены. Сидя на койке и крепко сжимая руки, он говорил себе:

– Ничего, все будет нормально!

И сам же себе отвечал:

– Уж будь спокоен – за все, паразит, ответишь!

Мы с Бобцовым старались не слушать его и играли в подкидного дурака, причем дураками оставались сразу оба. Это лишало игру остроты и интереса. Мы пробовали играть в шашки в поддавки, но Бобцов тогда сразу поднимал руки и быстро говорил: "Сдаюсь!"

За Патрикеевым долго не приходили. Он слонялся у двери, прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам. Но даже я из угла ничего не мог расслышать, так громко и часто стучало у Петра Петровича сердце.

Когда мы остались с Бобцовым вдвоем, Вениамин по секрету признался мне, что раньше думал, что для того, чтобы жить хорошо, нужно жить плохо, а теперь – сомневается. На суде он решил чистосердечно во всем сознаться и просить закрыть все винные магазины. Я не нашелся, что на это сказать, и пожелал ему удачи.

Оставшись в камере один, я уже не покидал своего угла. Спать стоя было неудобно, но страх помогал мне, вдавливая в стену. Дни проходили в изматывающем ожидании. И вдруг однажды, глянув на пустые койки, я подумал: "Как же я могу отвечать за оскорбление личности, если я совсем не личость? Как же я раньше-то не догадался?!" – обрадовался я, собрал вещи и пошел домой.

Инструктаж

Итак, наша рота участвует в учениях...

Иванов, что ты сказал? Это у тебя в животе бурчит? Встань на левый фланг, ты меня заглушаешь! И не надо мне про борщ... Как он может быть опасным, если в нем, кроме воды, ничего нет?!

Еще раз напоминаю про снайперов: если будете прикуривать ночью, огонек заслоняйте рукой, а то рядовой Козлов дал троим прикурить, и троих убило! Хорошо, они не из нашей роты и убило их условно.

Теперь о самом главном: о продаже оружия. Рядовой Забубенов, поставленный часовым у танка, продал танк! Причем вместе с механиком-водителем! Который, едренть, узнав, в чем дело, отказался возвращаться в свой батальон и требовал за себя выкуп! Сто тысяч долларов или пачку сигарет. Согласился на коробок спичек, но это проблему не снимает.

Теперь о минах и наркоманах. Ефрейтор Иголкин расставил вчера мины, а перед этим нанюхался портянок и сейчас не помнит, где эти мины стоят! А я, едренть, не помню: учебные они или боевые! Вся надежда, что к нам придет проверяющий и, если он не взорвется, мы узнаем, как отсюда выйти!

Теперь о внешнем виде. Рядовой Хабибуллин соорудил себе такой дембельский мундир, что наш генерал испугался – думал, маршал идет! Ну, я понимаю, что на груди аксельбанты, но на спине-то зачем?!

А рядовой Опохмелкин, наоборот, ходит в разных сапогах... один сорок первого размера, другой – сорок шестого! Один резиновый, другой – валенок! Вертолетчик Сиволобов, едренть, с высоты сто метров принял его за крокодила! За что и был комиссован из армии как психически ненормальный!

Мне об этом сообщили по рации, пока она была. Сегодня утром рация исчезла. Судя по тому, что исчез рядовой Огуреев, а из леса вот уже два часа доносится какой-то дикий вой, он сделал из нее усилитель и играет там на гитаре! Какая, едренть, самодеятельность, если его волки боятся. Вышли из леса и вернулись обратно, только когда увидели меня!

Теперь о Самсонове... Что такое: пошел в разведку за языком, а вернулся с бутылкой! И доказывал, что на этикетке вражеский код, который он может разгадать, только если выпьет!

И запомните: солдат обязан дорожить жизнью командира. А то, едренть, я вчера в реку упал, а когда кричал: "Спасите!" – кто-то вместо спасательного средства бросил гранату!

Хорошо, меня взрывной волной выбросило на берег! А потом меня уверяли, что этот "кто-то" рыбу глушил. Я что – похож на судака? Кто сказал: на му... ?!

И еще: тех двух путан, которых вы прячете в пищеблоке, завтра же отправить вертолетом! А то в прошлый раз бронетранспортер трое суток плутал и вернулся опять с ними! А сержант Мазуриков, посланный сопровождающим, доложил, что нарвались на засаду, что он ранен и ему срочно требуется врач-венеролог!

И не надо, едренть, меня обманывать! А то переодели их в солдатскую форму, а когда на медосмотре я увидел у них груди, стали уверять, что это мышцы! И я, едренть, поверил, пока не увидел ягодицы!

В заключение хочу сказать, что учения проходят успешно и если не победить, то запугать наша рота может любого врага! Едренть!

Переворот

Сосед прибегает с улицы, говорит: «В стране переворот! К власти пришли военные!»

Я говорю: "Военные – это хорошо! Военные порядок наведут!"

Сосед говорит: "Переловят всех, кто в перестройке участвовал!.."

Я говорю: "А разве кто-нибудь участвовал?"

Сосед говорит: "И всех, кто по национальности..."

Я говорю: "А я русский!"

Сосед говорит: "И всех, кто по национальности русский!"

А я говорю: "А... я русский только по паспорту... У меня бабушка татарка была!"

Сосед говорит: "Этих в первую очередь!"

Я говорю: "Бабушка татарка исключительно в кулинарном отношении – она не любила, когда ей говорили: "Свинья!" А так-то она из поволжских..."

"Немцев?" – спрашивает сосед.

Я говорю: "Кто сказал?"

Он говорит: "Ты!"

Я говорю: "При чем здесь немцы?! У нас дома вообще всегда на идиш говорили!.."

Сосед говорит: "Ты с ума сошел!.."

Я говорю: "Говорили: идишь ты на..!"

Сосед говорит: "А кому говорили?"

Я говорю: "Как – кому? Себе! Подойдешь к зеркалу, скажещь: идишь ты на...! И – идишь!"

Сосед говорит: "Кстати, где ты родился?"

Я говорю: "В самолете! И пока рожался, мы пять республик пролетели!"

Он говорит: "Почему у тебя нос такой длинный?"

Я говорю: "Оттянул, когда сморкался!"

"А уши?" – говорит сосед.

Я говорю: "Чистые!.."

Он говорит: "Почему у них конфигурация какая-то восточная?"

Я говорю: "Никогда!"

Он говорит: "А вот это плохо!"

Я говорю: "Никогда у меня уши не были западной конфигурации! Бывало, еще в школе все спрашивают: почему у тебя уши какие-то... восточные? А я говорю: наверное, от бабушки – она у меня была восточка по национальности. Тюрка".

Сосед говорит: "А что – есть такая страна?"

Я говорю: "А как же – Тюркестан! Бывало, бабушка на стол накрывает и так ласково говорит по-тюркестански: у-тю-тю!"

"А что это значит?" – спрашивает сосед.

Я говорю: "Это значит: кушайте на здоровье, гости дорогие!"

Сосед говорит: "Так к вам гости ходили?!"

Я говорю: "Какие гости?! Она говорила: Кушайте на здоровье... кости дорогие!"

Сосед говорит: "Значит, недовольство выражала!"

Я говорю: "Так она ж собак кормила!"

"А... вот ты и попался! – говорит сосед. – Потому что те, кто к власти пришел, кошек любят!"

Я говорю: "Мяу!"

А он говорит: "Дурак! Сегодня первое апреля!"

А я говорю: "Я не дурак! Потому что кроме первого апреля в году еще триста шестьдесят четыре дня есть!"

Мозги

Слышали новость: человеку пересадили мозги от коровы. Трансплантировали впервые в мире!

Почему от коровы? Не смогли найти... подходящих. Ну, представьте такую картину: лежит человек, черепная коробка открыта, все нервничают. Привозят одного... Алкоголик!

Жена этого, который с коробкой... говорит: "Ни за что! Лучше так зашивайте!"

Ей говорят: "Так нельзя. Не для того мы время теряли!"

Привозят следующего... Самоубийца! Сами посудите – какой смысл?! Пересадишь мозги, а он повесится! Ждут, а время идет! Людям обедать пора! Наконец привозят... Гомосексуалист!

Ну там, откуда привозят, не знают. А тут анализы сделали – гомосексуалист-индивидуалист. То есть любит только себя!

Жена, понятно, в крик! Кричит: "Пусть лучше без мозгов будет!"

А время обеденное – люди нервничают. И тут привозят одного... Весь в наколках. Жене говорят: "Берете? Или у нас терпение уже лопается!"

Она говорит: "Страшно!" Ей говорят: "Чего страшного? Он всю жизнь по тюрьмам, вы его и не увидите!"

Она говорит: "Тогда какой смысл? Посылки ему в зону посылать?"

Ну, день кончается, а трансплантировать нечего! Народ нервничает. И тут привозят одного – депутат, скончался от радости, что был кворум!

Жена в слезы. Кричит: "Он меня заговорит!"

Ей говорят: "Не волнуйтесь, он уже не соображает ничего! И потом, вы же видите, какой контингент среди покойной массы! А остальные – или еще живы пока или уже за границу рванули!"

Она говорит: "А из-за границы?" "А валюта у вас есть," – говорят ей. Она и заткнулась!

Вот тут фельдшер Иванюк и придумал: абсолютно чистый, не пораженный социальными язвами мозг коровы!

Жена кричит: "Делайте, что хотите! Чтоб только он не пил, не ругался, не дрался и с работы домой приходил! Может, – кричит, – даже молока не давать!"

Ну, они и пересадили. А когда больной выздоровел, посмотрел он вокруг и сказал: "Му-у... му-у... вы все!"

На дорогах

Здравствуйте! В эфире передача «Автоколесо»!

Пей, да дело разумей! Но не все следуют этому правилу, так в городе Кудинове двое подвыпивших молодых людей решили покататься, остановили машину, влезли в нее и только потом обнаружили, что это машина – милицейская!

Баба с воза – кобыле легче! – вероятно, так думали грабители, высаживая гражданку Горохову в Сызрани. Однако они не учли, что Горохова мало внимания уделяла техническому обслуживанию, в результате чего у автомобиля отказали тормоза, и грабители попали в больницу, где дежурным врачом в тот день как раз работала гражданка Горохова. Надо ли говорить, что выпишутся они теперь не скоро!

Тише едешь – дальше будешь! Эту истину недавно опроверг водитель "Жигулей" Забродин. Выйдя из дома, он сел в машину, включил мотор, выжал предельную скорость, но не тронулся с места. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что автомобиль "разут" и стоит на кирпичах!

Хочется обратить внимание пешеходов на соблюдение правил. Так в городе Зарайске старушка Пронькина переходила улицу на красный сигнал светофора, когда на пешеходную полосу вылетел "КамАЗ". Водитель успел свернуть и сейчас лежит в больнице, а старушка все еще идет.

И еще раз о вежливости на дорогах: в городе Чреватове водители "Москвича" и "Жигулей" так долго уступали друг другу дорогу, что скопилась огромная пробка и их поколотили.

Вниманию автолюбителей! С первого числа ВАЗ вновь повысил цены на "Жигули". И теперь инженеру со средней заработной платой для покупки автомобиля нужно работать не как прежде семьдесят лет, а ровно сто!

И о ценах на бензин: в Воронеже – 15, в Нижнем Тагиле – 20, в Нижнем Новгороде вчера трое молодых людей, угрожая оружием, потребовали закачать им полный бак бесплатно и прямо из бензовоза. Каково же было их удивление, когда после закачки выяснилось, что это не бензовоз, а ассенизаторская машина!

Сейчас послушайте прогноз погоды, а я прощаюсь с вами. Удачи на дорогах!

Поход

В прошлое воскресенье Иван Сергеевич отправился в гости к Николаю Петровичу. Идти было недалеко – через коридор, то есть два шага.

Иван Сергеевич нажал звонок и стал ждать, когда Николай Петрович откроет. А Николай Петрович стал ждать, когда Ивану Сергеевичу надоест ждать и он уйдет.

Так они простояли у двери минут пять, после чего Николай Петрович не выдержал, распахнул дверь и сказал:

– Ну что ты так долго звонишь, может быть, меня и дома-то нет!

– А... а где ж ты можешь быть?! – удивился Иван Сергеевич.

– Где, где! Ну... на лыжах, может быть, я ушел кататься! Ты посмотри, погода-то какая великолепная!

– Погода-то великолепная, – согласился Иван Сергеевич. – Только снегу-то... растаял весь почти.

– Ну... не на лыжах, просто так мог пойти! В поход!

– Ты?!

– Я!

– В поход?!

– Да, да! В поход!

– Как же так, у тебя и походного ничего нет. Ты шутишь, что ли?

– Кто шутит?! Как это – ничего нет?!

Николай Петрович прошел в комнату и стал выдвигать и задвигать ящики, выуживая оттуда предметы верхней одежды. Затем полез на антресоли, достал большой ком пыли, встряхнул его и оказался с рюкзаком в руках.

– Ну?! – победно спросил он.

– Ну и ну! – отозвался Иван Сергеевич.

– А теперь смотри... выхожу.

Николай Петрович надел рюкзак и направился к двери. Минута была столь торжественная, что хотелось считать: три, два, один... пуск! Николай Петрович открыл дверь и вышел на лестничную площадку.

– Подожди! – вскричал Иван Сергеевич. – Я сейчас фотоаппарат вынесу, чтоб на всю жизнь!

– Ладно, давай, – согласился Николай Петрович, – только быстрее, в походе каждая секунда на счету.

Иван Сергеевич убежал за фотоаппаратом, а Николай Петрович вызвал лифт и поехал вниз. Во дворе его окружила ребятня.

– Самая высокая гора в мире Джомолунгма, – объяснил им Николай Петрович. – Протяженность железных дорог в нашей стране – около ста сорока тысяч километров.

А тут и Иван Сергеевич выбежал с фотоаппаратом. Он сфотографировал Николая Петровича с детьми, потом попросил соседку Марию Федоровну, возвращавшуюся из магазина, сфотографировать его и Николая Петровича вместе, потом только себя, а потом Николай Петрович сказал:

– Жаль, темнеть уже начинает. Эх, если б завтра не на работу!

И пошел обратно в подъезд. На пороге все же обернулся и крикнул детям:

– Самое глубоководное озеро в мире – Байкал!

"Вот люди в поход ходят, а я сижу как пень дома!" – с горечью подумал Иван Сергеевич, глядя вслед Николаю Петровичу, и пошел домой проявлять пленку, чтобы остались на память об этом необычном дне хотя бы фотографии.

Мой друг

По утрам он любил разговаривать с первой программой Всесоюзного радио.

– Доброе утро, товарищи! – говорило радио.

– Доброе утро! – отвечал он.

– Приготовьтесь к утренней физзарядке, – говорило радио.

– С удовольствием! – отвечал он.

На работу он всегда опаздывал, потому что у входа в метро пропускал всех вперед. Но начальник его не ругал, потому что еще с порога он спрашивал, что нужно сделать.

Он очень любил свое рабочее место и, прежде чем приступить к работе, доставал из портфеля фланелевую тряпочку и тщательно перетирал все скрепки, карандаши и поверхность стола.

Стол его стоял у окна, за которым мелькали туда-сюда прохожие, и, если из них кто-нибудь что-нибудь ронял, он выскакивал на улицу, чтобы поднять.

А прежде чем выскочить на улицу, он тщательно одевался, чтобы не простудиться и никого не заразить. На "вы" он называл даже собак и кошек.

О его отношениях с женщинами ходили невероятные слухи. Так, например, говорили, будто бы он... Нет, вы не поверите!

А еще говорили, что он часто проводит вечера у памятника Пушкину, где встречаются влюбленные, и если какая-нибудь девушка остается одна, он дарит ей цветы и поспешно уходит, чтобы она не подумала ничего плохого.

Я с ним познакомился случайно. Я шел по улице Горького и чихнул, и вдруг услышал, как с противоположной стороны кто-то крикнул: "Будьте здоровы!" Я глянул туда и увидел его.

Он был в самодельной вязаной шапочке, темном ватном пальто и в ботинках с галошами. Он всегда покупал в магазинах самые плохие вещи, чтобы другим остались получше.

Он стоял на тротуаре под огромной сосулькой, чтобы она никого не убила.

Я ему сказал, что у Белорусского вокзала на доме, где "Молоко", сосулька еще больше, и мы пошли туда.

По дороге он рассказал мне анекдот: "Приходит муж домой, а жена – обед готовит!". А я ему в свою очередь рассказал, какая вчера была погода.

Он слушал с большим вниманием, удивленно качал головой и приговаривал: "Ну надо же!"

Мы сразу понравились друг другу и подружились. А когда он узнал, что я родился 27-го числа, то пришел в неописуемый восторг. Потому что, как он объяснил, из 2 и 7 складывается цифра 9, а все цифры до тысячи он считал счастливыми.

Но окончательно он удивил меня, когда выяснилось, что некоторых слов он вообще не знает. Оказывается, еще в детстве он взял словарь Даля, вычеркнул из него все плохие слова и забыл их напрочь.

Гулять с ним по улицам было одно удовольствие: мы постоянно таскали тяжелые сумки за незнакомыми женщинами, переводили через дорогу старушек, а по субботам с утра стояли на площади Свердлова и объясняли приезжим, как пройти в "Детский мир".

Хорошее то было время! Никогда в жизни мне не было так спокойно и легко на душе.

Но однажды (да, это было!) мы поспорили. Вернее, спорил я, а он только улыбался и поддерживал меня под руку, чтобы я не поскользнулся и не упал.

О чем я спорил, уже не помню. Я к тому времени стал очень хорошо относиться к себе, и все, что ни делал, казалось мне единственно правильным.

Помню лишь, что распалился я не на шутку, выдернул свою руку и пошел в обратную сторону.

На перекрестке я все же обернулся – он шел, поскальзываясь и взмахивая руками. Он ведь всегда покупал самые плохие вещи, и ботинки у него были скользкие, как лыжи.

Я хотел было вернуться и помочь ему, но самолюбие остановило меня. "А, ничего с ним не случится!" – подумал я и пошел дальше.

С того дня я его больше не видел. Я долго разыскивал его: звонил в институт Склифосовского, в милицию. В институте Склифосовского мне сказали, что таких нет, но, возможно, еще будут. А в милиции сообщили, что им все известно, за исключением того, что интересует меня.

Теперь я живу так же, как до того дня, когда чихнул на улице Горького, и вроде бы все нормально, только иногда, особенно зимними вечерами, меня тянет, как бывало, встать под сосулькой или помочь кому-то донести тяжелый чемодан.

Но без него, моего друга, я почему-то стесняюсь...


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю