Текст книги "Человек человеку волк или Покорение Америки"

Автор книги: Виктор Тюрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

На улице во всю шел дождь. В кабинете было уютно, а на душе спокойно. За все время, проведенное в прошлом, только сейчас я мог сказать, что в какой-то мере доволен своим положением. Преодолена еще одна ступенька к богатству и власти. К тому же я почувствовал интерес к бизнесу подобного рода. В нем, как оказалось, кроме привычных силовых акций, требовалась еще и работа ума.

"Неплохо сработали. Да и противник… – тут мои плавно текущие мысли были неожиданно прерваны стуком в дверь. Я знал, кто пришел, поэтому сразу крикнул: – Заходи!

Вошел Карл в мокром плаще. Этот парень со временем стал для меня незаменимым помощником. На его плечах лежали все вопросы, связанные с работами в порту, находящиеся под нашим контролем, если только те не касались экономических и финансовых вопросов, также он отвечал за мою охрану и прием посетителей. Он знал в порту всех, и все знали его. Он умел, когда надо расположить к себе человека словом и кружкой пива, а когда надо пустить в ход кулак.

– Я их устроил в старом пакгаузе, за двенадцатым доком. Там две печки и запас угля. Похоже, дождь надолго зарядил. Им будет лучше под нормальной крышей, чем в этом дырявом корпусе баркаса.

– Добро. Скинь дождевик и садись. Виски хочешь?

– Не откажусь, босс. У меня такое ощущение, что я отсырел до самых костей.

Этому разговору предшествовала история, которая началась с первых дней моего вступления в должность смотрящего за портом. Осматривая свои новые владения, мы наткнулись за территорией порта на старую пристань, где когда-то швартовались рыбачьи баркасы. Пакгаузы, где временно хранилась рыба, были давно растащены местными жителями. Сама пристань со временем сгнила и обвалилась. Очевидно, с тех же времен остался остов рыбацкого баркаса. Он лежал, наполовину вытащенный на берег, зияя черными провалами полусгнившей палубы. Рядом с баркасом валялось с два десятка бочек. Увидев их в первый раз, я удивился: как это их не прибрал к рукам местный хозяйственный люд. Но потом забыл о них, а потом, привыкнув к этой картине, и вовсе перестал обращать внимание до того дня, когда мне пришлось задержаться в порту до глубокой ночи. Садясь у ворот порта в наемный кэб, я случайно посмотрел в сторону бывшей пристани и увидел там с десяток костров. Я показал на них Карлу и тут же получил ответ: в обломках шхуны и в бочках живут малолетние беспризорники. Иногда их количество достигает нескольких десятков. Помявшись, добавил, что там видели даже детей пяти – шести лет.

– Пяти лет?! Мой бог! Это сейчас лето – тепло, а как зимой?

– Хорошо, если половина из них переживут ее. Обычно, большая часть детей, на зиму перебирается в город. Подвалы, котельные, канализация. Те, что остаются, не жильцы на белом свете.

Я видел много страшного в жизни, но картинка замерзающих на снегу маленьких детей заставила натурально передернуться, словно меня уже сейчас настиг порыв холодного зимнего ветра.

– Дьявол! Как же так?! А где их родители?!

– В основном это дети иммигрантов, прозябающих в нищете и живущих в трущобах. Родители просто не в состоянии их прокормить.

– Мать вашу! А эти…как их…приюты?!

– А что ты знаешь про приюты, Джон?! Ты жил там?! Они еще в сто раз хуже тюрьмы!

– Ты чего кипятишься?

– Я сам прожил в этом, проклятом богом, месте два года, пока не сбежал, – уже тоном ниже, сказал Карл. – Как только над нами там не измывались, даже вспоминать страшно.

Беды детей – беспризорников тронули меня, поэтому при следующей встрече с Сержантом, я затронул эту тему. Я думал этот холодный и жестокий человек, которого мало трогали беды людей, если только они не касались его или банды, просто пропустит мои слова мимо ушей, но тот неожиданно проявил интерес. Ободренный вниманием, я изложил ему свой план. Тот, немного подумав, дал добро. Идея состояла в наложении на некоторых лавочников и владельцев магазинов небольшой дополнительной дани в виде продуктов. А вот торговцам моя идея совсем не понравилась, но деваться было некуда. Теперь каждый вечер к старой пристани приходила подвода с несколькими ящиками. В них были мясо, хлеб, овощи. Правда, мясо по большей части представляли мясные обрезки и требуха, то же самое и с овощами, большая часть которых была изрядно подпорчена. Но для живущих впроголодь детей, это было вроде манны небесной. Со своей стороны я организовал им дрова. Пару раз я навещал их на старой пристани, но, закрутившись в вихре дел, переложил судьбу детей на Карла. Но если мне удавалось встретиться с кем-нибудь из маленьких оборвышей в районе порта, я обязательно давал тому пару мелких монет. И почти каждый раз при встрече с бездомным ребенком, я вспоминал о Тиме. Жив ли он? Несколько раз я спрашивал у беспризорников о нем, но никто из них так и не мог вспомнить похожего на него мальчика.

"Странно, что в этой жизни меня судьба постоянно сводит с детьми. Сначала Тим, теперь вот Луиза".

Мысли плавно перетекли на девочку. Пока она наслаждалась каникулами за городом, но завтра ее должны были привезти обратно в город. Когда стал вопрос о ее временном устройстве, моя квартирная хозяйка, предложила девочке временно пожить у своей старшей сестры, имевшей собственную ферму. Дети фермерши выросли и разъехались, поэтому та будет только рада маленькой девочке. Единственной, кто остался недоволен подобным решением, была сама Луиза, но когда мы приехали на место и увидели теленка с большими глупыми глазами, то по ее счастливому лицу я понял, что больших слез при нашем расставании не будет. За время ее отсутствия я нашел ей приличное заведение с полным пансионом. "Универсальная школа для леди миссис Кролинг".

– Босс! Эй! – я поднял недоумевающие глаза на Карла. – Очнулся, наконец. Я тебе говорю – говорю, а ты будто не слышишь.

– Теперь слышу. Говори.

– Ты знаешь, что на завтра назначена забастовка докеров?

– Знаю, – равнодушно ответил я.

– Наши докеры, похоже, решили присоединиться к ним.

– Их дело. Пусть не работают.

– Я бы не стал тебя по этому поводу беспокоить, босс, но дело в том, что наши работяги уже сегодня собираются передать тебе бумажку со своими требованиями. Тут еще, у них, похоже, ячейка сформировалась или нечто в этом роде.

Если бы подконтрольные нам бригады докеров решили завтра участвовать во всеобщей забастовке, я бы и слова не сказал. Это головная боль властей и полиции, но не моя. Но то, что среди моих грузчиков появились социалисты…. Да еще ячейка! К чертям! Я не собирался делить с кем-то влияние на грузчиков!

– А ты куда смотрел?! – я кинул злой взгляд на Карла. Тот опустил глаза. Приподнятое настроение начало опускаться стремительными темпами.

"Не было печали, так черти накачали. О чем мне с ними говорить? Черт! Никогда не сталкивался с подобной проблемой!".

– Когда?!

– В обед.

Толпа, около пятидесяти здоровенных мужиков, портовых докеров, стояла напротив меня, обжигая злобными взглядами, а у меня за плечами стояло только четверо моих людей во главе с Карлом. И всем им было не по себе, впрочем, как и мне. Нетрудно было представить, что с нами будет, если эта толпа решит на нас броситься. Чуть поодаль от грузчиков стояло четверо бригадиров с вытянутыми от испуга физиономиями. Я скользнул по ним свирепым взглядом.

"Я вам припомню этот бунт, уроды!".

– Говорите, что вам надо?!

Я знал, что им надо, но просто так стоять и молчать под злыми взглядами полусотни человек, было довольно неуютно. Толпа всколыхнулась, расступилась, пропустив в первый ряд, троих человек. Стоявший посредине, крупный, широкий в кости, парень, с копной пшеничных волос, согласно информации Карла являлся организатором ячейки. По иронии судьбы он был моим соотечественником. Павел был единственным русским среди интернационального состава грузчиков. Без семьи. Иммигрировал в Америку из России около полутора лет назад. Грамотный, довольно быстро овладел английским. Имея хорошо подвешенный язык, быстро стал неформальным лидером среди докеров. Карл, в свое время, предложил ему место бригадира, но тот отказался. Был народовольцем, за пропаганду и сопротивление жандармам при аресте был сослан в Сибирь, под надзор полиции. Бежал, долго скитался, пока не оказался на пароходе, идущим в Америку. Здесь примкнул к местному рабочему движению.

– На завтра назначена всеобщая забастовка докеров! Мы собираемся показать всем силу рабочего класса! Я не сомневаюсь, что настанет день…!

– Хватит болтать языком, Павлик Морозов, – я перешел на русский язык. – Подобного дерьма я наслышался в своей жизни столько, что тебе и не снилось! Так что не трать мое время попусту!

– Ты меня с кем-то путаешь. Я не Морозов, – удивленный и сбитый с толку неожиданно раздавшейся родной речью, он неожиданно сам для себя перешел на русский язык.

– Пусть не Морозов, а Сидоров, какая мне разница! Не сбивай людей с толку! Им детей кормить надо, а ты своим равенством и братством…!

– Ты не собьешь меня с пути борьбы!! Меня не запугали царские жандармы…!! – теперь он снова кричал на английском языке. – Тебе, наемнику капитала…!!

От его речей попахивало партийными съездами, пятилетками и пионерами, салютующими перед мавзолеем на Красной площади. Всем тем, что делало из людей марионеток, тупо шагающих под красным знаменем в «светлое» будущее. Неожиданно возникшее чувство отвращения к этому оракулу человеческого счастья, заставило меня на какой-то миг выйти из себя: – Хорош глотку рвать, дерьмократ!! Хватит, наслушался!! Пошли все на работу!! Или хотите работать вахтовым методом?!

Народ малость опешил от непонятных слов, замерев в недоумении и тревоге. Основная масса находившихся здесь грузчиков были людьми, стоявшими далеко от политики. Все они, в основном, пришли сюда, из чувства мужской солидарности, простого любопытства и из-за того, что все идут, типа "все пошли – пошел и я". И только сейчас, видя, как разворачиваются события, эти люди начали понимать в какое дело они ввязались. У многих на лицах уже сейчас можно было прочитать выражение: "какой я был дурак, что уговорил прийти сюда".

– Вижу, не понимаете?! Ха! Сейчас поймете!! Месяц работаете, а потом вместо вас набираю других!! Новых!! Устраивает?!!

После моих слов на лицах грузчиков появился страх, а в глазах смятение, зато у апологета новой веры глаза запылали огнем фанатизма. Оглянувшись на понурую толпу, он крикнул: – Не бойтесь, друзья!!! Он один, а нас много!! Встаньте плечом к плечу, товарищи!! Мы несокрушимы, когда едины!!

Но, получив в ответ, вместо ожидаемого одобрительного рева толпы, пару нерешительных выкриков из задних рядов, понял, что если сейчас ничего не предпринять, то эти люди отступятся от него, оставив одного. А он столько времени боролся за их сознание! И чтобы вот так, в одно мгновение…. Отбросив растерянность и колебания, расправив плечи, он решительно зашагал ко мне. Подойдя, сначала начал давить на меня взглядом, когда не вышло, крикнул громко и четко, явно работая на публику: – Дилэни!! Ты должен выслушать требования рабочего класса!! – после чего, достав из-за пазухи сложенный вчетверо листок бумаги, начал его разворачивать, но, не успев это сделать, как я оказался рядом с ним. В следующую секунду его рука, с зажатой в ней бумажкой с требованиями, оказалась в тисках болевого приема. Вывернул руку до предела, заставил стать на колени и уже был готов ткнуть его лицом в землю, как он, хрипя и задыхаясь, заорал: – Будущее за нами!! Мы выкосим вас, кровососов, как сорную траву!! Борьба только…!!

Лучше бы он этого не говорил. Я собирался его только унизить, но, услышав пророческие слова, у меня внутри словно все перевернулось. Хруст сломанной кости заглушил вопль боли. Толпа, до этого стоявшая неподвижно, вздрогнула и подалась назад. Только теперь я понял, что сломал народовольцу руку. Со мной уже давно не случалось, чтобы чувства брали вверх над разумом в критической ситуации. А тут… Я был ошеломлен случившимся, наверно, не менее чем народоволец. Все вокруг замерли. Вдруг от толпы оторвался человек, сделал шаг и прыгнул. Солнце сверкнуло на лезвии ножа. Тут же сработали боевые рефлексы. Блок. Захват. Новый крик боли. Как только тот оказался на земле, я с силой опустил каблук на руку с зажатым в ней ножом. Не балуй! Под хруст костей и дикий вопль, шагнул вперед.

– У кого еще есть желание поговорить?!! – для выразительности своих слов я ударил несколько раз кулаком правой руки в открытую ладонь левой. – Как, в мою бытность, говорили некоторые ораторы: открыт для прямого и конструктивного диалога!! Ну!! Есть желающие?!!

Толпа подалась назад, хотя я стоял на месте. Я их понимал, потому что знал: нахожусь на гране срыва. Сейчас я был готов любого рвать на части. Только дай повод. И народ это почувствовал. Прошла секунда, две…минута.

– Нет желающих! Очень хорошо! Значит, будем работать?!

– Да. Будем. Это все Павел. Мы что… – после секундного затишья вразнобой ответили тихие и тусклые голоса из толпы.

– С вами все ясно! Исправились! Теперь вы, господа хорошие!! – я резко обернулся в сторону бригадиров. – Как вы допустили такое?!!

Взгляды всех четверых тут же ушли в землю.

– Смотреть в глаза!! По правде говоря, гнать мне вас надо в шею, всех четверых! Уроды! Бездельники! Но я решил дать вам шанс. Каждый из вас сейчас подойдет к толпе, ткнет пальцем и выберет одного человека, который, по его мнению, является одним из зачинщиков бунта. Это ваш шанс остаться в бригадирах. Начали! Сивый!

Коренастый мужик по кличке Сивый, явно когда-то сидел в тюрьме. Вечно полупьяный, большой любитель подраться и выпить, в то же время умел заставить людей работать. Не раздумывая, сделал несколько шагов к толпе и тут же ткнул грязным пальцем в грудь грузчика по имени Барт, который входил в троицу социалистов. Тот вскинулся, сжав кулаки, но когда до него дошло что случилось, тут же сник. Сивый оглянулся на меня для утверждения приговора. Я кивнул, после чего бригадир отошел на свое место. С двумя другими бригадирами тоже все решилось просто. Они без колебаний решились на предательство, лишь бы их не потерять теплое местечко. Меня беспокоил только Дикки. Тот парень, который приютил меня, а потом привел сюда, в порт. Я не забыл этого и как только стал боссом, назначил его бригадиром вместо прежнего. Правда, в последствии, не раз жалел об этом. При его мягком и уступчивом характере, грузчики бригады просто вили из него веревки, выторговывая для себя всякие поблажки. Я разговаривал с ним на эту тему пару раз, он обещал, но все шло по-прежнему. Это испытание было явно не для его характера. Он понимал это, поэтому шел, словно на казнь. Подойдя, минуту стоял, вглядываясь в лица людей, словно видел впервые. Медленно поднял руку, но тут же резко опустил ее. Я уже знал, что сейчас произойдет. Так оно и случилось. Неожиданно для толпы он повернулся ко мне.

– Слагаю с себя обязанности бригадира, – он сказал это тихо, но твердо, глядя при этом мне в глаза.

В толпе тут же побежали шепотки. Некоторое время мы смотрели друг другу в глаза, затем я сказал: – Свой выбор ты сделал сам. Выбирай бригаду, в которой будешь работать. Свободен!

После чего, повернувшись к толпе, сказал: – Говорю один раз! Еще раз подобное повториться – вышибу вон! Не одного! Всех!

– Теперь вы! – я бросил косой взгляд на троицу бригадиров. Эти единственные из всех, выглядели в какой-то мере счастливыми. – Сегодня будете работать наравне со всеми! В поте лица! Костыль, гони эту толпу бездельников на работу! Карл! Убери этих революционеров с глаз долой! Но что б без рук! Хватит с них!

Толпа, дружно развернувшись, торопливо зашагала к причалам. Некоторые оглядывались, но осторожно, украдкой. Заметив, что я смотрю им в след, тут же отворачивались и прибавляли шаг. Угрызений совести по поводу того, что сделал, не чувствовал, как и особой радости по случаю победы. Наверно потому, что ее не было. Просто сработал один из основных законов этого времени "кто сильный – тот и прав" и толпа подчинилась силе. Зато с бригадирами получилось как нельзя лучше. Я повязал их, пусть не кровью, так подлостью, сделал из них вроде пастушьих псов, верных хозяину, которые не дадут сбиться стаду с пути. Теперь они любому волку горло перегрызут.

Я пришел в пансионат к одиннадцати часам, так как утро воскресенья воспитанницы «Универсальной школы» проводили в церкви, где слушали проповедь, ставили свечи и превозносили свои детские молитвы к Богу. Затем чинно возвращались, переодевались, после чего их отпускали домой, в семью. Прозвенели удары гонга. Один, второй, третий – и большой дом наполнился звонким смехом, визгом, веселыми детскими криками. Луиза выбежала ко мне, в толпе торопящихся воспитанниц, старавшихся не упустить ни одной минуты из их короткого отпуска, и как всегда бросилась мне на грудь, но сегодня в детском порыве было нечто отличающее его от обычного проявления детской радости при моем появлении. Я умел отличать подобные отклонения, как золото от бронзы, но мой опыт касался перепадов настроения взрослых женщин, но не маленьких девочек. Тут она не раз и не два ставила меня в тупик. Нет, не капризами, а своими взглядами на мир, на людей, на меня самого. Ее внутренняя чистота, наивность, искренность нередко ставили меня перед такими вопросами, что я только диву давался, как можно смотреть на давно известные вещи под таким углом зрения. И сейчас я чувствовал, что она расстроена, правда, пыталась скрыть это, но неловко, по-детски. Хотя она жила в пансионе уже почти два месяца, каждый раз мы уходили под градом любопытных взглядов и перешептывания за нашей спиной. Мужчина – опекун и девочка со шрамом на лице – кто эта странная парочка? Чтобы не давать еще больше поводов для досужих домыслов, я не стал ее расспрашивать что случилось, прямо сейчас. Как только мы вышли, я по привычке посмотрел на небо. Расписание наших воскресных прогулок во многом зависело от погоды. Сегодня на голубом небе висело яркое солнце, только пушистые белые облачка висели далеко на горизонте.

"У нас в расписании парк, – подумал я.

При хорошей погоде мы старались проводить время на свежем воздухе, а где это лучше сделать, как не в центральном парке, изобилующими аллеями, фонтанами, статуями и, конечно, игровыми площадками. Покосился на Луизу, но солнышко и свобода, ее, похоже, сегодня не радовали. Подойдя к краю дороги, подозвал кэб, затем спросил ее: – В кафе-кондитерскую?

Это было у нас своего рода традицией. Не поднимая глаз, она кивнула головой. Усевшись в экипаж, только я открыл рот, как глаза Луизы стали наполняться слезами. Она пыталась их сдержать, но это у нее плохо получалось, поэтому она просто закрыла лицо ладошками.

– Мы же друзья, Луиза. Ведь так? – она быстро кивнула, не отрывая рук от лица. – Расскажи, что у тебя случилось. Ты же знаешь, я сделаю для тебя все, что в моих силах.

С трудом, сдерживая слезы, она сказала дрожащим голосом: – Джек, почему люди бывают такими плохими?

– Гм…. Ну, наверно оттого, что их плохо воспитывали… родители. Не привили им… любовь к ближнему.

– Ты прав. Но как говорит мисс Картрайт, это касается бедных людей. Им нужно все дни напролет трудиться и времени на воспитание детей не хватает. Поэтому их дети постоянно на улице, где перенимают плохие привычки взрослых.

Сейчас ее голосок не дрожал. Она четко и звонко произносила фразы, как хорошо заученный урок.

– Скажи мисс Картрайт, что она умная и хорошо тебя учит.

– Ты знаешь, Джек, она очень красивая. Она только вторую неделю у нас работает, а все девочки уже успели в нее влюбиться. У нее такая милая шляпка с букетиком синеньких незабудок! Прямо прелесть! А какая лента…! – я слушал ее в пол уха и тихо радовался мгновенно высохшим слезам, но как оказалось, моя радость оказалась преждевременной, – …но почему богатые девочки бывают такими злыми?

– Э-э…. что за девочки?

– Сестры Моррисон. Агата и Паула. Они со вторника у нас появились. И сразу начали дразнить меня. Теперь и другие девочки меня дразнят.

Ее глаза снова наполнились слезами. Я глубоко вздохнул. Ну, как тут можно помочь?

– Послушай малышка, я обязательно поговорю с миссис Кролинг. Если не сегодня, то завтра обязательно.

– А это не будет выглядеть так, будто я жалуюсь на девочек?

"Черт! Конечно! Но что я еще могу сделать? Хот нет, могу. Поговорить с их отцом".

– Слушай, а давай, я поговорю с их отцом? Как идея?

– Тебя даже на порог не пустят. Он очень богатый. Сестры хвастались, что них два вы?езда, а слуг не сосчитать. И еще у него много магазинов и… что-то еще. Я уже не помню.

Проводив Луизу до парадной двери и поцеловав на прощание, я некоторое время стоял, задумавшись. Фамилию Моррисона я прекрасно знал, как и сеть "Универсальных магазинов Моррисона". Знал также, что он подвизается в политике и очень богатый человек, чье состояние превышает полмиллиона долларов. Девочка права, к такому человеку просто так не попадешь, а если и получиться, то когда узнают, с чем пришел, мне просто укажут на дверь. И никакой моей крутости не хватит, чтобы сладить с таким богатым и влиятельным человеком. Это не Стаксель, "вор в законе", с которым можно было схватиться на равных, но что-то надо было делать, поэтому прямо с утра я поехал в "Универсальную школу" для разговора с миссис Кролинг. Как только услышала, с чем я приехал, она пообещала, что поговорит с девочками, но при этом дала понять, что если ей придется выбирать между мной и Моррисоном, она предпочтет его. Откланявшись, я вышел в коридор. С минуту стоял, думая о том, что мне следует предпринять дальше. Затем пришла мысль повидаться с Луизой, но тут же отпала, так как я вовремя вспомнил, что все утро до самого обеда отводиться под занятия. Только я начал спускаться по широкой лестнице, как неожиданно услышал невнятный разговор, но, судя по резким голосам, он больше напоминал ссору мужчины и женщины. Неожиданно он резко оборвался, после чего послышался звонкий цокот женских каблучков.

"Муж с женой, наверно, поссорились, – подумал я и продолжил спускаться по лестнице.

Не успел я спуститься на несколько ступенек, как впереди затопали тяжелые мужские шаги. Сходя с последнего лестничного пролета, я еще успел зацепить краем глаза мужскую фигуру в проеме открытой двери. Высокий, подтянутый мужчина в отлично сшитом костюме. Я направился вслед за ним к выходу, как неожиданно обратил внимание, что на месте Анабель, женщины – швейцара, сидит другая женщина в обычной униформе служительниц школы – темно-синее платье и белый фартук с оборками. Густые темные волосы с проседью и морщинистое лицо говорили о том, что ей далеко за шестьдесят. Проходя мимо столика, я вежливо кивнул ей, а в ответ раздалось нечто невнятное. Думая, что она обращается ко мне, остановился, но тут же понял, что ошибся. Просто она настолько глубоко погрузилась в себя, что, забывшись, произносила некоторые из своих мыслей вслух.

– Грязный мормон…. Исчадие ада…. Почему Господь так несправедлив? Моя бедная сестра…. Славная девочка…

Поставив мысленно диагноз: – Старушка не дружит с головой, – я собрался уже уходить, как неожиданно наверху зашумели детские голоса. Женщина, очнувшись, неожиданно для себя вдруг обнаружила стоящего перед столиком мужчину. Ее лицо тут же приняло виноватое выражение: – Ради бога, сэр, извините меня. Я… я задумалась и не заметила вас. Вы что-то хотели спросить?

Теперь мне, в свою очередь, стало неловко, и я спросил первое, что пришло в голову: – Кто этот мужчина, который недавно вышел?

По ее лицу скользнула гримаса гадливости: – Моррисон, сэр. Это все, что вы хотели узнать, сэр?

"Моррисон. Это его она мормоном обозвала? Уже интересно. А если напрямую спросить?"

Только я открыл рот, как за моей спиной раздался быстрый топот женских каблуков и звонкий голос: – Это мистер Дилэни, Марта. Он приходил к миссис Кролинг. Спасибо, что заменила меня.

Марта встала и не слова не говоря, скрылась в глубине коридора, а на ее место села дородная миссис Анабель. Пару раз, когда мне приходилось ждать Луизу, я разговаривал с этой женщиной, но после того как обнаружил, что у нее язык, что пропеллер, старался общаться с ней, исключительно только двумя словами: "Здравствуй и прощай". Но сейчас ее болтливость была мне на руку. Хватило одного вопроса, после чего Анабель не нужно было подгонять. Трагедия этой женщины была обычной для этой Америки, но для меня она показалась дикой. Семья Марты жила на Западе в районе Большого Соленого озера, пока там не появились мормоны. Размеренная жизнь фермеров была сломана в одно мгновение, после того, как они отказались присоединиться к секте. Сначала им было приказано убираться с родных мест. Когда отец Марты отказался это сделать, «ангелы-разрушители», так назывались военизированные отряды мормонов, напали на их дом. Ее отец, мать и брат погибли, а ее вместе с сестрой забрали, после чего насильно выдали замуж. Она прожила среди них два года, но после того, как ее первенец умер, решилась на побег со своей младшей сестрой. Когда погоня стала их настигать, они в страхе разбежались в разные стороны. Марте удалось убежать, но что произошло с сестрой, она не знает. Долго бродяжничала, работала прачкой, посудомойкой, кухаркой, пока не попала в Нью-Йорк и не устроилась на работу в школе. Узнав все это, я вежливо попрощался с женщиной.

"Моррисон – мормон. И что из этого? Даже если он убил отца или брата Марты, никакой суд не возьмется его осудить из-за давности лет. А жаль. Судя по всему, та еще сволочь. Даже если суд состоится, он наймет свору адвокатов и выкрутится, а затем смешает меня с дерьмом. Наверно мне будет проще перевести Луизу в другой пансион, чем с ним связываться".

Жизнь, несмотря на досадные мелочи, постепенно налаживалась. Было несколько стычек с ирландской группировкой, но благодаря хорошо поставленной разведке каждый раз они получали достойный отпор, пока до них не дошло, что связываться со мною лучше не стоит. Две группы под руководством Тома Уилкса и Джима Харда, а также портовая команда Томми Паркера были отлично вышколены и хорошо делали свою работу. Все незаконные операции, имевшие место в порту, теперь находились под моим полным контролем. Это были большие деньги, но, к моему сожалению, их нужно было делить с кучей народа. Начиная от начальника порта и капитана полиции, в чьем ведении находился наш район, кончая долей Сержанта. Мои парни тоже обходились недешево. И все же я мог позволить себе трехкомнатную квартиру с ванной в неплохом районе. Спальня, кабинет и гостиная. Обедал в лучших ресторанах. Да, я достиг многого с того момента, когда вышел из тюремных ворот без цента в кармане. А ведь прошло только полгода. Но я не считал, что это мой предел, к тому же меня не прельщала роль мелкого бандитского босса. Пусть даже первого помощника Сержанта. Даже теперь, когда мы упрочили свое положение среди бандитских группировок и сами стали представлять реальную угрозу для своих соседей, я полагал, что не время почивать на лаврах, надо сливать криминал с бизнесом, наподобие будущей итальянской мафии. Несколько раз я пытался говорить с Сэмом на эту тему, но тот и слышать не хотел ни о каких новшествах. Мне же подобное примитивное существование, основанное на тупом вышибании денег, уже стояло поперек горла.

Вместе с легендами о покорителях Запада, в народе ходили чудесные истории о том, как простой человек из низов может стать невероятно богатым. Вся Америка того времени знала такие фамилии, как Астор, Вандербильт, Ротшильд. Как они начинали с нескольких долларов и благодаря своему уму, практичности и сметливости стали мультимиллионерами. Я их не знал лично, так как не знал, сколько правды в этих историях, зато видел, как растут состояния торговцев, имеющих конторы и офисы в кварталах, примыкающих к Южной улице, лежащей недалеко от порта. Мои попытки наладить с некоторыми из них партнерские отношения натыкались каждый раз на завуалированный отказ, как только они узнавали, кто я на самом деле. Первое время мне было обидно и досадно, но человек ко всему привыкает. Несмотря на неудачи, я не прекращал попыток наладить свой бизнес, одновременно приглядываясь и изучая методы ведения торговли местных коммерсантов. Часть из них работала с постоянными партнерами и товаром, другие же работали на так называемом «перехвате». К кораблю, только что пришедшему и ставшему на рейд, тут же неслись лодки с торговцами. Последующий разговор – торговлю на борту корабля можно приблизительно изложить в таком диалоге.

– Сколько у вас стоит этот мешок с дерьмом? – интересовался торговец, едва перебравшись с лодки на борт судна.

– Какое же это дерьмо! – возмущался капитан торгового судна, пунцовея на глазах. – Это же английская шерсть самой пикантной выделки.

– Какой – такой выделки дерьмо? – кривясь в ухмылке, спрашивал торговец.

– А ну, иди отсюда! – угрожал моряк, уже лиловый от злости.

– Возьму за…, – предлагал сухопутный торговец. – Лучшей цены не найдешь. А то тут такие крутые бандиты в порту появились, что – ого – го!

Моряк старался не прислушиваться, но, будучи опытным человеком, знал, что доля правды в словах сухопутного торгаша есть.

– Да, еще и пошлину платить, – продолжал уговаривать торговец. – А тут – раз, два и дело в шляпе.

Нередко были случаи, когда товар со всего судна моряки продавали, не заходя в нью-йоркский порт.

Но в один прекрасный день все изменилось, когда ко мне в офис ввалился Сиплый в компании с одним из капитанов торгового судна. Оба были навеселе, а значит, были довольны собой и жизнью, но как оказалось, спустя некоторое время, в отношении капитана, я поспешил с выводами.

– Джек, позволь тебе представить моего старинного друга, Генри Джеймса! Моряк, таких еще поискать надо! Только вчера стал на рейде. Работает на одну английскую торговую компанию.

Я уже собирался гнать их в шею, но, услышав про торговую компанию, тут же передумал.

– Как насчет того, чтобы продолжить веселье?! – с этими словами я выставил на стол бутылку хорошего виски.

После короткого знакомства и изложения последних новостей, капитан, в достаточной степени подогретый виски, стал сетовать на жадность местных торговцев. Держат цену, не дают купцам из других городов торговать наравне с ними. Ведь торговцу из Чикаго или Филадельфии товар можно было продать чуть дороже, а закупить у них – чуть дешевле. От этих «чуть» в речи капитана меня стал разбирать смех, я то знал, что местные торговцы на каждом долларе имеют от сорока до шестидесяти центов прибыли. А капитан все продолжал жаловаться: – У меня двоюродный брат живет в Чикаго. Очень богатый торговец. Имеет несколько магазинов и складов. Торгует оптом и в розницу. Он был бы рад работать с торговыми компаниями за океаном, но нью-йоркские крысы – торговцы, заявили ему, что торговать он будет только через них и никак иначе. И по их расценкам. Ты скажи мне, Джек, где справедливость?!