Текст книги "У каждого своя война"

Автор книги: Виктор Тюрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Упоение схваткой полностью захватило меня, подчинив себе тело и сознание, и только когда резко развернулся на крики, раздавшиеся за моей спиной: – Господин! Господин! – в какой-то мере пришел в себя. Вырванный из схватки, я даже сразу не осознал, что это Игнацио; в крови еще кипел адреналин, а глаза искали врага. Некоторое время смотрел на него. Телохранитель был без шлема. На виске и щеке – потеки засохшей крови. Помятый нагрудник и разрубленная в двух местах кольчуга были щедро заляпаны пятнами цвета ржавчины. Лицо бледное, а взгляд…

– Ты ранен?

– Не я, господин, а Джеффри ранен!

– Где он?

– Там, господин!

Я скользнул глазами в указанном мне направлении и на несколько секунд задержал взгляд, глядя, как добивают остатки отряда Джерико. Если одна часть наемников рассыпалась по сторонам, то другая часть сделала попытку укрыться в городе. Они быстро настигла толпу бежавших назад горожан, и долго не думая стали прокладывать себе путь сквозь толпу мечами и копытами своих коней. Некоторые из горожан, в свою очередь, попытались сбросить всадников на землю, чтобы завладеть его лошадью. В это безумное стадо врезались мои латники и кавалеристы графа, сметая и рубя всех на своем пути. Меня словно магнитом тянуло туда, в схватку с врагом. Это было что-то вроде наваждения. Я помотал головой, а затем спросил:

– Джеффри?! Что с ним?!

– Господин, поедемте!

– Конечно, едем!

Русич успел заметить место, где упал с коня Джеффри, поэтому мы сравнительно быстро его обнаружили. Шлем был помят и разрублен, как и его кольчуга. В руке был зажат обломанный меч. Соскочив с лошадей, подбежали к телу. Игнацио осторожно снял с его головы шлем. Когда я увидел, белое, как у мертвеца лицо своего друга и телохранителя, мое сердце словно оборвалось, а горло перехватило с такой силой, что стало трудно дышать. Но стоило мне наклониться к нему, как вдруг Джеффри открыл глаза. Секунду он всматривался в меня, а потом с трудом произнес:

– Какого дьявола… ты так долго, Том. Думал, еще немного… и задохнусь в этом дырявом котелке.

ГЛАВА 11
БИТВЫ И ПРАЗДНИКИ

Моя хитрость завершилась сокрушительным разгромом объединенного отряда горожан и наемников Джерико. Как я потом узнал, помимо добычи у нас в плену оказалось около пятидесяти горожан, которые не успели добежать до городских ворот. Они должны были стать хорошим стимулом для быстрых и успешных переговоров. Да и граф поступил мудро, не став с ходу предъявлять требований городу, а вместо этого дал время городскому совету поразмыслить и понять, в какой паршивой они ситуации оказались. Если горожане сейчас сидели у солдатских костров, то солдатам Джерико не на что было рассчитывать. Их убивали, как бешеных псов, только считанные единицы спаслись бегством, уйдя от верной смерти. Их предводитель Джерико пал в бою. Единственным исключением стал Граво и его люди, но им подарили только жизнь, поэтому перед тем как отпустить, раздели, чуть ли не догола.

Город прислал своих представителей для переговоров уже на следующее утро. В них я не принимал участия, так как почти все время находился рядом с Джеффри. Тот в сражении получил две серьезных раны и потерял много крови, поэтому два лекаря, один из которых был личным врачом графа, каждый раз уходя после очередного осмотра раненого, печально качали головами, таким образом, отвечая на мой вопрос: – Выживет?!

Но утром третьего дня случилось чудо: Джеффри очнулся и попросил пить. Правда, спустя полчаса, он снова провалился в забытье, но личный лекарь графа заверил меня, что раненый будет жить. Несмотря на мое весьма скептическое отношение к средневековой медицине, его заявление меня очень обрадовало. Обрадованный, я вышел из деревенской избы и направился к графу, от которого уже приходил ко мне посыльной.

Граф оказался не только хорошим воином, но и способным дипломатом, сумев выжать из вяло протестующих горожан прямо отличные условия сдачи города. Сегодня должен был состояться окончательный этап переговоров, где в обязательном порядке должен был присутствовать и я. Впрочем, не столько по необходимости, сколько для пышности графской свиты.

Анжело ди Фаретти принял послов в доме, временно, занятом им под штаб. Представителей городской коммуны провели в просторную комнату с побеленными стенами, единственным украшением которой служило грубо раскрашенное деревянное распятие, висевшее над скамьей – ларем с прямой деревянной спинкой. Около скамьи стоял деревянный стол, сколоченный из простых сосновых досок, а четыре деревянных табурета и неглубокое кресло довершали скромную обстановку комнаты. Единственным штрихом, смягчавшим суровость обстановки, был аромат лепестков лимонной вербены и розмарина, которые вместе со свежесрезанными камышами укрывали земляной пол. Граф, эффектно смотревшийся в малиново-голубом камзоле и украшенной самоцветами шапочке с пучком павлиньих перьев, сидел в единственном кресле, а позади него на табуретах сидели мы с Вернером Шиффелем. Сначала граф суровым голосом изложил послам окончательные условия капитуляции города. Горожане только горестно качали головами во время его речи.

– Ваш господин, маркиз Николо д`Эсте устал от вашего постоянного неповиновения, и поэтому в качестве извинения он требует выплаты ста тысяч золотых флоринов, с тем, чтобы покрыть расходы на организацию военной экспедиции и возместить ущерб в казне из-за неуплаты вами налогов за последний месяц.

– Сто тысяч золотых флоринов! – в ужасе вскричал один из послов. – Но это же… Граф резко поднял руку, требуя тишины.

– В таком случае, вы можете считать эти деньги как выкуп за предохранение вашего города от разграбления. Его слова встретило гробовое молчание представителей города.

– Если вы согласны, – продолжил граф, – то должны выдать нам помимо контрибуции, всех зачинщиков мятежа и оставшихся солдат Джерико. Все его военное имущество, оружие и доспехи, хранящиеся в городе, должны быть выданы нам.

– Это чересчур тяжелые условия, – пожаловался один из послов, коренастый, дородный малый с густой, окладистой бородой. – Нельзя ли уменьшить сумму контрибуции хотя бы на двадцать тысяч золотых.

– В таком случае, мои солдаты доберут эту сумму сами, как только вступят в город, – с оттенком иронии произнес граф.

– Хорошо! Мы согласны на ваши условия!

Пять дней понадобилось горожанам чтобы собрать нужную сумму, после чего, оставив лейтенанта с полусотней швейцарцев в качестве временного гарнизона, мы выступили в направлении Феррары. За нами тянулся большой обоз, половина груза которого составляло военное имущество отрядов Граво и Джерико. На обратную дорогу у нас ушло еще пять дней. По прибытии мы увидели пустой лагерь: за двое суток до нашего прихода армия ушла к границам города – государства Мантуи. Граф приказал отряду располагаться на отдых, а сам ускакал в Феррару с докладом. Я ждал его не раньше завтрашнего дня, но он прибыл уже вечером, переполненный свежими новостями. Вместе с ними он привез хорошего вина, с которого и начался наш вечер.

– Маркизу понравилось, как мы решили проблему с городом. Тебе особая благодарность, которую он не замедлит высказать тебе при личной встрече. Помимо слов признательности он передал для тебя, Томас, вот это, – и на стол передо мной лег толсто набитый кошелек. – Маркиз умеет ценить хороших солдат.

– Спасибо, граф.

– Что ты меня благодаришь, Томас, сам потом ему скажешь. А теперь поднимай кубок! За нашу удачу! До дна!

– Хорошее вино. А теперь можно выпить за наш заслуженный отдых. Мы его заслужили!

– Насчет отдыха. Маркиз дает нам три дня на отдых и только потому, что мы должны дождаться швейцарца с его солдатами из Кодигоро. Как только они придут, еще сутки на отдых, после чего мы выступаем.

– Кто его сменит?

– Завтра с утра туда уйдет сотня легкой кавалерии.

– А что с ранеными?!

– Не волнуйся ты так за своего телохранителя. Сам же видишь, что он на поправку идет. Вот слышишь, колокола бьют. Повечерие. Так вот, лекари прибудут задолго до того, как прозвонят полночь. Они выехали сразу за мной. Кстати! Завтра сюда выступят две сотни копейщиков. Лекари останутся в лагере с ранеными, а солдаты поступают под мое начало и отправляются с нами в поход.

– Чего нас так быстро отправляют? Скоро сражение?

– Не знаю! Зато при дворе маркиза мне сказали, что у герцога Гонзага, в его владениях, вспыхнул мятеж. А самое интересное заключается в том, что во главе его стала юная женщина, графиня Беатрис ди Бианелло. По слухам – обворожительная красавица! Кстати, слышал, что ты служил у нее. Она, правда, такая красивая?!

– Даже очень красивая, – я это сказал, и у меня перед глазами встало лицо Беатрис. – Богиня, а не женщина.

– Богиня, говоришь? Хм! Разных красоток в своей постели видел, а вот богинь… не было! Слушай, говорят, что она богатая. Ну, просто до неприличия!

– Мне трудно судить о ее богатствах, но на выручку ее вассалы привели отряд в полторы тысячи человек.

– Ого! Да она действительно богатая невеста. Матерь Божья! Красивая и богатая наследница! А я холостой и красивый мужчина! Чем мы не пара! Эх! А кому-то же повезет, Томас! Предлагаю выпить за то, чтобы и девки нам на шею вешались, и вино всегда на столе стояло!

Я пил с графом вино, улыбался его шуткам, а самого не отпускали мысли о девушке. Зачем она это затеяла? Ну, показала свою силу герцогу, чего еще ей надо?! Впрочем, вспоминая целеустремленный и твердый характер юной графини, не трудно понять, что такие, как она, на половине пути не останавливаются! Или все или ничего!

– Ты чего задумался, капитан? Давай еще по кубку вина выпьем! Вино – отличное лекарство! Оно вылечит твою печаль и отгонит тоску!

На следующий день пришли копейщики, которыми командовал долговязый и рыжий баварец Карл Кенигсхофен. Я познакомился с ним, но общаться с ним было трудно, так как кроме родного языка, он лишь знал около сотни слов на итальянском языке. Вслед за немцами, через сутки, пришли швейцарцы из Кодигоро. После их прибытия в палатке графа состоялся военный совет, на котором граф утвердил маршрут движения и место каждого в колонне. Мы уже собрались уходить, как неожиданно в шатер вошел гонец от маркиза. Из его сообщения мы узнали, что трое суток тому назад после долгих маневров состоялось сражение между нашей армией и войском герцога. Когда опустились сумерки, бой прекратился. А наутро оказалось, что войска Гонзага отступили, а когда после новых маневров армии снова вышли на позиции, то вместо продолжения боя герцог неожиданно выслал парламентеров для переговоров.

После того как гонец отбыл, граф некоторое время молчал, а потом так задумчиво сказал:

– Судя по тому приказу, который, господа, вы слышали, мы никуда не идем. Война для нас откладывается. Переговоры. Интересно, что может предложить такого Гонзага маркизу? Но видно что-то интересное, раз переговоры затягиваются. Думается мне, что в этом заинтересованы… обе стороны. А не выпить ли нам господа, по стаканчику вина, раз мы не едем на войну?

Приказ об отмене похода несколько испортил мне настроение. Я не жаждал крови, просто подумал, что там у меня может появиться шанс увидеть юную графиню, раз она выступила, пусть даже косвенно, на стороне маркиза д`Эсте. Хотя у нее была своя жизнь, а у меня – своя, нас словно что-то связывало. Очень тоненькая ниточка. Или мне так казалось.

Всю последующую неделю я занимался солдатами, ранеными, хозяйством, а вечера проводил у постели Джеффри или в какой-нибудь офицерской палатке за кувшином вина в веселой компании. Этот день обещал быть таким же, но оказался другим – вернулась часть армии. Лагерь заполнился веселым шумом. Приветственные возгласы и грубые шутки сыпались с обеих сторон. У лавок маркитантов становилось все более людно. Я думал узнать новости у Карла Ундервальда, но оказалось, что швейцарцы остались вместе с латной конницей, а назад вернулась часть легкой кавалерии, пехота и половина арбалетчиков. Узнав, чьи отряды вернулись, я понял, что среди прибывших офицеров у меня нет хороших знакомых, поэтому направился к графу, который уже наверняка все узнал. Пришел я, как раз, вовремя. В палатке графа, за столом, напротив хозяина, сидели два офицера и оживленно, перебивая друг друга, рассказывали о войне. С разрешения графа, я присоединился к их компании и стал внимательно слушать.

Как оказалось после целого дня маневров и переходов, уже ближе к вечеру, состоялось сражение. Потом наступила ночь, чем воспользовались войска герцога. Отойдя, они переправились через реку, после чего сожгли мост. Наутро армия Аззо ди Кастелло бросилась вдогонку, но река стала для них непреодолимым препятствием. Пока командующий придумывал способы, как добраться до противника, неожиданно со стороны противника прозвучала труба, после чего на противоположном берегу появился всадник с белой тряпицей на копье. Так начались переговоры. Сначала в них участвовали только командующие армиями вместе со своими штабами, но спустя несколько дней все изменилось. Переговоры стали полностью закрытыми.

– Теперь на встречах присутствовали только одни командующие, но что еще более странное, после каждого такого совещания отправлялись гонцы к правителям. Затем пару дней ждали ответов, после чего переговоры снова возобновлялись. Мы просто недоумевали, что происходит. Дальше пусть Паоло расскажет – и ведущий рассказ офицер легкой кавалерии замолк, предоставив продолжать рассказ Паоло Скруаччо, который как оказалось, стал непосредственным свидетелем следующих событий. Его люди несли дозоры в ту ночь, когда его вызвал командующий. Прибыв, он получил приказ: дождаться на берегу реки человека, которого переправят с той стороны, а затем сопроводить до палатки командующего, где того уже дожидалось доверенное лицо маркиза Николо д`Эсте.

– Так вот стою и жду эту проклятую лодку, от воды сырой прохладой так тянет. Наверно, с час стоял – до самых костей продрог. У меня уже весь запас ругательств кончился, когда эта лодка появилась. Только успел человек стать обеими ногами на землю, как та сразу отчалила от берега. Я еще тогда подумал про солдат, что сидели на веслах: «нет, чтобы вам, сыновья портовых шлюх, так быстро грести веслами сюда, как вы обратно заспешили». Ну, подошел я к нему и говорю: «Ваше имя, мессир?», а он мне в ответ: «А это что, обязательно?». Да еще с таким гонором! Меня тут трясет от холода, как в лихорадке, а он, дьяволова отрыжка, невесть что себе воображает! Я ему снова, с угрозой: «Назовите имя?» и тогда он только сказал: «Чезаре Апреззо!». Ну, думаю,…

– Как?! Какое имя он назвал?!

Все удивленно на меня уставились, но я уже опомнился и прикинулся дурачком:

– Ты сказал: Апреччо? Чезаре Апреччо?

– Я сказал: Чезаре Апреззо!

– Извини! Чезаре Апреччо мой хороший знакомый, вот я и подумал… Еще раз, извини! Продолжай!

Это имя мне сразу напомнило о том, что я не только Томас Фовершэм, но и брат Лука. Правда, по поводу Хранителей я больше не волновался. После того, как я узнал, что Лорд сжег замок и убил людей, которые являлись моей прямой связью с обществом, то решил, что на долгое время получил свободу. Порывать с Хранителями я не думал, к тому же меня грела мысль о спрятанных ими где-то сокровищах тамплиеров, но с другой стороны, предпринимать никаких шагов к восстановлению связей не собирался, так как мое положение меня пока устраивало. За этими, так неожиданно нахлынувшими в голову мыслями, я невольно пропустил часть рассказа.

– … Стою, жду его у палатки командующего. И вдруг как в голову ударит: «лодка ведь обратно уплыла». Тогда думаю, чего меня командующий сразу не отпустил. И в этот самый миг отбрасывается полог, и выходят: этот самый мессир Апреззо и человек герцога. За ними Аззо ди Кастелло. Пока те садятся на лошадей, командующий и говорит: проводи до окраины лагеря и проследи, что бы дозоры пропустили. Ну, я и проводил. А через три дня пришел приказ – идти нам домой. Святыми угодниками клянусь, с ним это связано! Точно, с ним! Неспроста им заинтересовался сам маркиз. Поверьте моему слову – это имя мы еще услышим!

Возвращаясь к себе, я думал о том, насколько извилисты и путаны жизненные судьбы. О человеке и думать забыл, а он раз – и напомнил о себе! «Что же эта змея задумала? Что подлость, ясно. Только какую?»

Но уже на следующий день, за повседневными хлопотами снова забыл о нем. Тем более, что прошли слухи о новом военном походе. Я уже на своем опыте убедился, что подобные разговоры на пустом месте не возникают, и спустя сутки получил этому подтверждение. Рано утром Анжело ди Фаретти был вызван в Феррару к маркизу, по его возвращении мы узнали, что тот получил приказ и нас ждет небольшая война.

Раздробленная в то время Италия не вела ни с кем внешних войн. Ей вполне хватало внутренних, междоусобных разборок между своими городами-государствами. Именно поэтому сюда, на звон золота, стекались наемники и авантюристы из Франции, Германии, Англии, но в Италии хватало и своих кондотьеров, жаждущих власти и богатства. Таким был Анжело Буанаротти, хороший воин и опытный полководец, который в один прекрасный день решил, что корона и мантия правителя ему к лицу. Город Пьяченца, входивший в состав Миланского герцогства, восстал. Во главе мятежа стал Анжело Буанаротти. Для начала он разбил отряд, посланный герцогом Милана для усмирения. После этого показательного урока на город в течение нескольких месяцев никто не посягал. Правитель Феррары решил воспользоваться тем, что город лежит недалеко от границ маркизата и присоединить его к своим владениям.

По словам графа, который в свое время хорошо знал Буанаротти, тот был неплохим полководцем и опытным солдатом, так что война обещала быть нелегкой. Судя по данным полученным от лазутчиков, под рукой правителя города было около пяти сотен солдат, а Анжело ди Фаретти получил под свое начало две тысячи человек, что давало значительный перевес в силах. В придачу он получил двенадцать мощных баллист. Правда, по большему счету они были приданы армии только для устрашения, потому, что основной расчет делался на длительную осаду города и голод, который должен был принудить его сдаться. Мы думали, что месяц-полтора осады и город должен был пасть к нашим ногам, но так не думал Буанаротти, у которого оказались не менее ловкие шпионы.

Узнав о предстоящем походе, он выжал из городского совета деньги, на которые были наняты генуэзские арбалетчики и пятьсот французских кавалеристов из Бургундии под командованием виконта де Кавиньяка. Следующей неожиданностью для нас оказалось то, что он вместо того чтобы отсиживаться за стенами, встретил нас вместе со своей армией за один дневной переход до Пьяченцы, причем выбрал место для сражения, наиболее выгодное для него. Ди Фаретти, учитывая равные силы, естественно не стал принимать бой в невыгодных для него условиях и мы, преодолев гряду невысоких холмов, сместились к югу, угрожая флангу Буанаротти.

Так началась затянувшаяся на целую неделю серия переходов, маршей и контрмаршей, постепенно уводившая наши армии на юг и напоминавшая игру в прятки.

Хотя я много слышал о тактике и стратегии подобных войн, но, теперь столкнувшись с ней воочию, все продолжал недоумевать. Почему военачальники, желавшие поскорее разгромить один другого, с такой настойчивостью избегают сражения? Да, я знал ответ на этот вопрос. Еще в той жизни, на одном из заседаний исторического клуба, как раз обсуждалась эта тема. Суть ее была такова: полководцы рады бы дать сражение, но профессиональным солдатам было выгоднее вести бескровную войну, а они в те времена, составляли львиную долю армий. Она приносила им деньги, к тому не надо было проливать кровь на поле боя. К тому же за пленника всегда можно было получить выкуп, забрать его лошадь и оружие, а с убитого не всегда даже имело смысл снимать изрубленные доспехи. Поэтому наемники требовали от своих офицеров достигать такого стратегического преимущества над противником, которое делало бы всякое сопротивление бессмысленным и вынуждало его сдаться в плен. Единственное исключение из этого повсеместно используемого правила составляли равнодушные к кровопролитию швейцарцы, но их было мало в войсках графа и совсем не было у Буонаротти.

После недели бесконечных маневров, в деревенском доме, ставшем временной штаб-квартирой, граф собрал офицеров на военный совет. На нем присутствовал Франческо Бузонне, командир латной конницы, Кенигсхофен, рыжий командир немецких копейщиков, швейцарец Вернер Шиффель и я. Когда мы все собрались, граф на поверхности стола углем набросал карту, грубую, но достаточно точную. Я уже не раз видел подобное художество, а со временем даже научиться понимать, с соответствующими объяснениями, эти детские каракули. Держа уголек в руках, командующий изложил диспозицию:

– Буонаротти находится вот здесь, а мы вот здесь. Практически, и мы, и он остались на тех же местах, откуда начинали! Может, у кого есть соображения, как действовать дальше?!

– Граф, предлагаю вам напасть на него прямо сейчас, – предложил Бузонне, молодой, дерзкий и уверенный в себе молодой человек. – Он настолько уверен в своей выгодной позиции, что наше нападение станет для него неожиданностью. А неожиданность – это уже половина успеха!

– Но только мы успеем взобраться до середины холмов, на которых он стоит, как его кавалерия ринется вниз и сметет нас, точно лавина, – возразил ему командующий. – Нет, мы сделаем по-другому. Создадим только видимость прямой атаки. Основная часть армии предпримет атаку, которую он ждет, а, тем временем, конница Бузонне обойдет их с фланга и ударит в тыл противнику. Вот смотрите, – и он снова стал рисовать углем на столе. – Тут мы начинаем атаку, а когда Буанаротти двинется на нас, Бузонне должен будет выйти сюда и ударить им в тыл.

– А если Буанаротти не бросит сразу все войска в атаку, а оставит резерв? – спросил я. – Думаю, так он и поступит. И пока наша славная конница будет сражаться с резервом, противник, имея перевес в силах и выгодную позицию, имеет возможность разобраться с нами! Что тогда?

Это был реальный взгляд на ситуацию и Анжело ди Фаретти просто не мог исключить подобный вариант событий, который прямо сам напрашивался. Капитаны перевели взгляды с меня на графа, ожидая его возражений.

– Капитан, я хорошо его знаю! К тому же его армия, как и моя, утомлена длительными переходами. Поэтому ставлю десять золотых монет против одного медяка, что он сделает ставку на один – единственный удар, вложив в него все свои силы. К тому же Анжело решит, что и мы пошли только из-за этого на столь отчаянный шаг. Рискнуть, чтобы выиграть!

Я не верил своим ушам. Графа словно подменили. Я знал, что после победы под Кодигоро граф был в фаворе у маркиза д`Эсте, но неужели желание еще больше возвыситься, а значит получить больше власти и богатства, или дело было во мне… Если говорить честно, то Кодигоро я поставил на колени, не Анджело ди Фаретти. И мы оба это прекрасно знали. Может быть поэтому он решил доказать всем, а мне в первую очередь, что он не только меч в руке держать может, но и полководческим талантом не обделен. Странно, но подобные мысли мне только что пришли в голову.

– Бузонне, тебе время на подготовку до начала сумерек! Так что, иди, готовься!

Кенигсхофен, плохо знающий итальянского языка, обзавелся офицером – итальянцем, который стал ему переводчиком. Только тот закончил ему переводить, как рыжий баварец чуть ли не восторженно высказался, коверкая слова:

– О! Хорош план! Гениально! Браво! Граф, довольный похвалой, торжествующе оглядел нас всех и сказал:

– Теперь, господа, давайте решим, как будем расставлять наши войска на поле боя.

Если остальным офицерам план, вроде понравился, то мне – нет. Но кто я такой? Наемник, который обязался воевать за звонкую монету, там, где ему укажут. Я мог высказать свои сомнения, но как-либо повлиять на решение командующего не мог. «Но я могу хотя бы попытаться изменить! Хуже от этого не будет!».

– Граф, как вы собираетесь поставить моих лучников?

– Точно так же, как вы поставили их в сражении у Кодигоро. Среди швейцарцев.

– Извините, но тогда у Джерико не было возможности проломить оборону швейцарцев. Да и восемьсот тяжеловооруженных всадников – это не полторы сотни разбойников. Да и кто им будет противостоять? Сто пятьдесят швейцарцев, три сотни копейщиков, сто пятьдесят лучников и шестьдесят конных латников. У Буанаротти пятьсот бургунцев и еще триста своих тяжелых кавалеристов. Сотни три-четыре – легкая конница, а остальное – пехота.

– Да, это так. И поэтому он бросит свои войска, чтобы одним ударом смять и уничтожить противника! Как я и говорил! Или ты считаешь по-другому?! – похоже, граф так уверовал в свой «гениальный» план, что любую критику, похоже, считал личным выпадом против себя. – Впрочем, ты уже говорил! Или что-то все-таки хочешь добавить?

– Вы не поняли меня. Я не собирался вам возражать. Просто хочу дополнить ваш план.

– Гм! Дополнить? Ну, хорошо! Слушаю тебя.

После того как я изложил свое дополнение к плану, швейцарец и баварец посмотрели на меня так, словно видели впервые. Граф, зажав бороду и подбородок в кулак, некоторое время молчал, пытаясь понять, что сейчас было предложено. Я уже думал, что сейчас меня поднимут на смех, но неожиданно высказался швейцарец:

– А почему бы и не попробовать?

Рыжий баварец удивленно посмотрел на него, а потом на графа. Тот помолчал еще несколько минут. Было видно, что он никак не может решиться на столь неожиданное предложение, но потом не совсем уверенно сказал:

– Хорошо. Попробуем твою задумку, капитан.

Во вражеском лагере взревели трубы. За ними зазвенело и залязгало железо, и с каждой секундой эти звуки набирали все большую силу. Блестящий железный вал, набирая скорость, покатился с холмов в нашу сторону – тяжелая конница шла в атаку. Вскоре я почувствовал, как задрожала земля.

Удар латной конницы, был настолько силен, что сначала разметал и развеял немецких копейщиков, словно сноп соломы, после чего проломил ряды швейцарцев. Граф рассчитывал, что латная конница, пройдя копейщиков, завязнет в порядках швейцарцев, как это случилось у Кодигордо и тогда две сотни латной конницы, оставленной Франческо Буззоне, вместе с двумя сотнями легкой кавалерии и полусотней моих латников смогут сдержать ее натиск до той минуты, когда в тыл противника ударит наша тяжелая кавалерия. Но он не понял или не захотел понять одного, что сейчас на нас шли в атаку пошли отборные воины, хорошо организованные и отлично вооруженные.

Я видел, как дрогнули, а потом побежали копейщики, а за ними скакали всадники, рубя беглецов. Некоторые из немцев падали на колени и поднимали руки, показывая, что сдаются, но это были простые солдаты, а поэтому их удел был предначертан – смерть. Швейцарцы пытались сомкнуть ряды, но было уже поздно, французский железный кулак пробил швейцарскую броню. Разрезанный на две части отряд стал медленно отступать, теряя людей. В разрыв наших пехотных порядков хлынула легкая кавалерия Буанаротти. Анжело ди Фаретти думал бросить конницу только в том случае, когда враг завязнет, но теперь ему нужно было спасать то, что осталось от нашей пехоты, уже не думая о победе.

Но даже с этим он опоздал, так как в полном смешении порядков, конница не смогла сделать одного мощного удара, который стал бы серьезной угрозой для противника, отвлек его и дал время пехоте перестроиться, а вместо этого внесла еще большую неразбериху в свои ряды. Последний штрих внесли выбежавшие на поле две сотни арбалетчиков, которые принялись отстреливать наших солдат, словно куропаток в поле.

Прорезав ряды швейцарцев, первые ряды французских и итальянских латников увидели впереди себя два десятков возов, но они никак не могли заподозрить, что перед ними подобие крепости, что стало их ошибкой. Они не осознали ее даже тогда, когда за возами появились английские лучники, продолжив свой стремительный бег. Ливень белоперых стрел накрыл железную волну. Раненые лошади пронзительно ржали от боли и страха, сбрасывая всадников. Стрелы настигали и самих всадников, которые, то там, то здесь вылетали из седел; кто – раненый, кто – мертвый. Вот одна из стрел ударила точно в прорезь шлема несущегося на полном скаку тяжеловооруженного кавалериста. Латник конвульсивно дернулся, секунду или две еще удерживался в седле, потом повалился навзничь. Ноги другого мертвеца запутались в стременах, и испуганный конь протащил тело еще некоторое расстояние, и после того как избавился от него, помчался дальше один. Спустя секунду еще два всадника вылетели из седел. Один был мертв, зато другой, получив стрелу в предплечье, просто не смог удержаться в седле. Его участь была более страшна, чем его просто бы убили. Он попал под копыта мчащихся во весь опор коней. Я видел, как его тело пару раз изогнулось от боли под копытами, а затем неподвижно замерло. В пятидесяти ярдах от меня подстреленный конь бился в агонии, его истыканная стрела шкура, была вся залита кровью. Вот еще один всадник зашатался в седле со стрелою в груди и упал назад, лязгая доспехами. Тетивы и стрелы пели песню смерти.

Я посмотрел в сторону графа, но тот стоял и как завороженный смотрел на поле боя. За его плечами стояла сотня легкой кавалерии, его последний резерв.

Поняв, что возы это ловушка, латная конница Буанаротте, растекаясь по обе стороны перед обозами, начала обходить их с флангов. Я плюнул на стратегию графа, птицей взлетев в седло, закричал:

– Руби!! Святой Георгий!!

– Святой Георгий!! – подхватили за моей спиной клич – девиз латники и бросились на врага. Уже вступив в схватку, я успел заметить, как резервная сотня графа, пошла в атаку, но этот отчаянный шаг уже ничего не смог изменить, а только оттянуть поражение.

Бугрунцы, ввязавшись в бой у возов, потеряли все то, что предвещало им победу – напор и стремительность, теперь они просто давили на нас своей массой и если бы не ливень стрел, они бы смели нас за десять минут. Я не мог знать, что в эти минуты, погиб рыжий баварец, после чего его солдаты кинулись врассыпную, тем самым, оставив швейцарцев с врагом один на один. Когда те, оказавшись прижатыми к возам, получили весомую поддержку в виде английских стрел, это заставило их еще ожесточенней обороняться.

Битва была проиграна и все это понимали. Сейчас лишняя минута на поле боя забирала жизни моих солдат, а этого я допустить не мог. Вырвавшись из схватки, нашел глазами лейтенанта швейцарцев, закричал: – Вернер!! Шиффель!! Отходим!! – затем закричал, надеясь, что меня услышат: – Кеннет!! Сэм!! Егерь!! Отходить!!